Чтобы не мешать Клоду в приготовлении ужина, мы с Эвелин все же отправились побродить.
- Это всё из-за игры, - сказала моя подруга.
- Что? - ее слова вырвали меня из задумчивости.
- Вы с Марго вошли в неустойчивое психическое состояние, - пояснила девушка медленно, словно собираясь с мыслями. - Тебя к этому подталкивали, чтобы ослабить рациональный контроль и раскрыть парапсихологические способности. А она тебе просто сопереживала. Вы бы не поссорились, если б не были взвинчены. Но Клод прав: всё будет хорошо.
- Спасибо, - произнес я, хотя уверенности мне по-прежнему недоставало.
- Правда! - лицо Эвелин снова озарилось улыбкой, и она нежно прикоснулась к моей шее. - Марго замечательная. Клод говорил, что вообще никогда не видел ее сердитой. Даже в шутку.
Тут я вдруг вспомнил, что давно хотел узнать одну вещь. Почему бы не спросить прямо сейчас?
- А сколько ей лет?
Эвелин даже остановилась. Мне показалось, что вопрос вызовет у нее какие-то отрицательные чувства, однако в глазах моей спутницы по-прежнему были только тепло и нежность.
- Ах, Лекси, ты никак не примешь, что время - лишь абстракция! Есть настоящее. Остальное не имеет значения.
- С этим далеко не всегда можно согласиться, - возразил я. - Были те, кто руководствовался принципом: "После нас хоть потоп!" Вряд ли их можно назвать личностями, достойными подражания. И еще. Давным-давно замечено следующее: у народа, который не знает своей истории, нет ни прошлого, ни будущего.
- Мой милый, всё это справедливо, но о другом, - ответила девушка, не вдаваясь в подробности. Впрочем, я ведь и так понимал ее мысль.
Пришлось отступиться от философии.
- Ну хорошо. Только неужели это такая большая тайна, чтобы скрывать ее от меня любой ценой?
Эвелин отрицательно мотнула головой:
- Вовсе нет. И чего ты по этому поводу так переживаешь? Марго всего триста одиннадцать лет. Думаю, она не обидится, что я тебе сказала…
Собственно, чего-то подобного я и ожидал, но в голове всё равно зазвенело. Ничего себе возраст! Даже при хорошем уходе бабульки редко доживают до двухсот - и выглядят при этом развалинами. А Марго, моя Марго - старше?!
- Ну ты же знаешь, - продолжала Эвелин, - что гораздо важнее физиологическое состояние организма. А в этом отношении Маргарет моложе тебя. И вы прекрасно подходите друг другу.
По поводу "физиологического состояния" когда-то было сломано много копий. Но потом человечество нашло способ продлить жизнь до ста шестидесяти (а то и больше) лет, и все споры улеглись сами собой. Просто стало очевидным: спокойная мудрость стариков по большей части обусловлена лишь наличием в их организме большого количества токсинов, которые ингибируют
*все процессы, в том числе высшую нервную деятельность. Иными словами, старики не спешат принимать что-то новое не оттого, что предпочитают всё тщательно взвесить, а из-за вполне "приземленных" причин: новое попросту трудно им дается. Ну еще плюс гормональный баланс и всё такое прочее.
Когда эта тема стала популярной, вокруг нее вращались многие забавные сюжеты. Мне особенно запомнилось, как на какой-то заброшенной колонии седой старик давал наставления молодому капитану корабля-исследователя, упрекал его в легкомысленной горячности и незрелости, а потом оказалось, что капитан является его родным дедом по отцовской линии. Открытие поразило обоих: капитан-то знал о возможности подобного, однако никак не ожидал влюбиться в собственную праправнучку.
Теперь, вспоминая всё это, я понимал: Эвелин права. Для возрастного снобизма у меня не было ни малейших рациональных оснований. А вот предрассудки - имелись. И сколь странным это ни казалось бы, я просто усложнял себе жизнь.
Но попробуй же всё это отбросить вот так, сразу!
***
Наверное, барон гордился своим замком. Неприступная твердыня, сияющая на солнце, не могла не вызывать восхищение. Она прекрасно сочетала в себе красоту форм и оборонную функциональность. Ведь чаще всего замки строились именно как укрепления, а здесь - настоящее произведение архитектурного искусства. Да еще доставшееся в наследство от отца!
Однако, как бы там ни обстояло с гордостью, а сидеть внутри этого шедевра Этвик явно не любил. Когда мы вышли к воротам, нас уже ждала баронская свита и оседланные кони. Мой компаньон сходу прыгнул в седло, резко осадил горячего жеребца, тут же взвившегося на дыбы, и заявил:
- Здесь неподалеку есть хорошее место. Поедем туда?
- Тебе лучше знать эти земли, - ответил я, приторачивая ножны с мечом к седлу. - Охотно доверюсь твоему выбору.
- Ну тогда решено, - сказал барон.
Он подождал, пока я закончу свои приготовления и взберусь на коня, а затем пустил своего жеребца шагом. Я без лишней спешки догнал его, и мы поехали обок. Остальные люди (их сегодня было всего семеро) немного отстали, давая нам возможность спокойно беседовать.
Пока мы съезжали с холма, я успел хорошенько осмотреться. Вчера-то мои взгляды больше привлекал замок: во-первых, своей красотой, во-вторых, мне еще не приходилось наведываться в настоящие рыцарские замки, а в-третьих, потому что ехать с повернутой назад головой было бы весьма неудобно. Но теперь я наверстал упущенное.
Местность вокруг была умеренно-холмистая. Возможно, тот холм, на котором стоял замок, дополнительно наращивали до желаемой высоты, поскольку он заметно выделялся на фоне остальных и давал прекрасный обзор. Кое-где вдали виднелись леса, но в ближайшем окружении деревья росли только поодиночке или небольшими группками. Вырубили их здесь, что ли?
Буквально в двух километрах от нас протекала речка (я отследил взглядом ее направление и решил, что именно на ее берегу мы встретили Этвика). Дорога, по которой мы сейчас ехали, пересекала ее, и в том месте находился широкий деревянный мост. Дальше была еще одна деревня - в дополнение к замеченной мною вчера. Никаких других замков или богатых усадеб я рассмотреть не мог.
- Эти все земли принадлежат тебе? - спросил я у Этвика.
Барон ехал, рассеянно глядя по сторонам. Видимо, он что-то обдумывал.
- Земли? Да, мои. Но ты не увидишь все владения Этвиков отсюда, знахарь Азар. Они велики, а в последнее время еще увеличились за счет того, что некоторые города решили идти под мою защиту.
Он сказал это просто, без всякого хвастовства, чем меня и пронял. Если мой собеседник не врет, то его территории по местным меркам значительны. Да еще как! "Некоторые города"! К мелкому сеньору не станут проситься в вассалы. Может, Этвик действительно обладает реальной силой против возможного вторжения короля с армией? Что же он за персона такая?
Пока я размышлял, с кем меня столкнула судьба, мы спустились на ровный участок, и барон пришпорил жеребца. Чтобы не отстать, я последовал его примеру.
Минут через пять езды рысью мы свернули с дороги куда-то вбок, взобрались на небольшой холмик, поросший высокой травой, малинником и какими-то деревьями, спустились по противоположному склону - и очутились у реки.
Здесь была широкая естественная площадка, абсолютно ровная. Речушка омывала ее с трех сторон, а в дождливые периоды, наверное, затапливала. Тем не менее, сейчас площадка представляла собой идеальное место для дружеского поединка. Равномерный травяной покров, как на хорошем футбольном поле, отсутствие всяких камней, пеньков и прочих неприятностей, достаточно большие размеры. В общем, что надо!
Мы спешились - подъехавшая свита тоже - и начали готовиться. Этвик разделся до пояса, поиграл мышцами, сделал разминку для кистей. Потом взялся за меч. Меня он не торопил.
Я, в свою очередь, тоже скинул рубаху, чтобы не мешала, однако разминаться не стал. У меня были свои секреты. Пусть барон думает, что я фехтую не в полную силу! На всякий случай пригодится.
Обнажив клинки, мы встали друг против друга. Я отметил, что солнце прячется за кронами деревьев. Таким образом, задача несколько облегчалась: опытный боец всегда может вынудить дилетанта повернуться так, чтобы тому мешали солнечные лучи. А опытным бойцом из нас двоих очевидно был Этвик. Вчерашний поединок, точнее, его почти мгновенное завершение впечатляло.
Люди из свиты - наши зрители - молча ждали.
Барон вопросительно посмотрел на меня:
- Начали?
- Да, - ответил я без колебаний.
А что толку колебаться, если это всё равно ничего не изменит? Если бы колебания добавляли мастерства, то я, наверное, не скоро бы дал согласие…
И мы начали.
Этвик взялся пробовать мою защиту осторожно. Быть может, на него подействовал мой выбор "правильного меча", и он решил, будто имеет дело с искушенным фехтовальщиком? В течение нескольких первых секунд я без труда отбивал его атаки, даже не прибегая к особого рода фокусам. Наше оружие звенело от соприкосновения, однако звон был редким, настороженным.
Затем атаку предпринял я. Серия молниеносных движений - всё, на что я годился. Меч противника засверкал, отражая мои выпады. Один миг мне казалось, что сейчас получится удачная комбинация, и Этвик останется без оружия, но барон держал свой клинок умело. Атака захлебнулась.
После этого мне оставалось уйти в глухую оборону. Этвик осмелел, стал прибегать к изощренным приемам. Его мастерство говорило о себе во весь голос. Да это и понятно: барон наверняка с подростковых лет ежедневно уделяет упражнениям по несколько часов. Это его ремесло и развлечение. Я с моим годовым опытом фехтования смотрюсь на подобном фоне жалким любителем.
И всё же я продержался долго. Отчасти из-за того, что использовал не совсем джентльменские трюки: я специальным образом подстроился и реагировал не на движения, а на мысли противника. Это не было телепатией, поскольку барон не размышлял, какой прием сделать следующим. Его мозг просто посылал мышцам запрограммированные годами тренировок импульсы, а я воспринимал их и расшифровывал для своих целей - тоже без прямого участия сознания. Получалось довольно эффективно, и со стороны всё это наверняка производило впечатление поединка профессионалов.
Но потом неизбежное случилось.
Парируя удар, я отвел мой меч слишком далеко в сторону, и барон мне этого не простил. Его клинок повернулся, уходя из соприкосновения с моим, нырнул вниз… а дальше всё было понятно. Если бы Этвик завершил движение, в моем животе образовалась бы большая и абсолютно ненужная мне дырка.
Мы кивнули друг другу и опустили оружие.
- Твое умение воистину достойно рыцаря! - сказал барон, вытирая испарину со лба. Его волосы растрепались, но на глаза не падали. Теперь у Этвика был такой же вид, в каком он впервые предстал перед нами.
- Оно уступает твоему, - произнес я. - Мне бы доставило огромное удовольствие взять у тебя несколько уроков.
Барон выглядел польщенным. Пожалуй, подумал я, это очень хорошо, что в конце концов он победил. Как бы там ни было, а чувство превосходства и тщеславие у рыцарей все равно не отнять. Он убедился, что я умею махать мечом, и значит моя принадлежность к рыцарскому сословию больше под сомнение не ставится. Остальное для меня значения не имеет, а вот Этвик мог бы обидеться, проиграв. Так что всё произошло наилучшим образом.
- Я буду рад, если смогу быть чем-то полезен для тебя, - учтиво откликнулся мой временный противник. Кажется, в этот момент Этвик не размышлял о моей непоследовательности. Он воспринимал желание совершенствоваться во владении оружием как естественное для любого мужчины. А ведь буквально вчера я говорил, что путь рыцаря - не для меня. Знахари же в здешнем обществе держатся от всяких мечей подальше, такая у них профессиональная этика.
Короче говоря, из желания подружиться я намотал несколько противоречий, но получилось неплохо. Барон признал меня за "своего", взаимное уважение у нас возникло еще раньше, и до доверия оставался один маленький шаг. Тогда, может быть, мне удастся выяснить, почему Этвику так не нравится король, и какова вообще будет моя роль во всей этой игре.
А то, что игра уже началась, - несомненно. Иначе к чему бы это события посыпались на меня, как горох из дырявого мешка?
5 глава.
Даже днем здесь было сумрачно. Шторы из плотной ткани гасили дневной свет, а открывали их только изредка. Застоявшийся воздух имел какой-то приторный запашок. Проветривать спальню запретили придворные доктора.
Посреди обширного помещения, в нескольких шагах от окна, располагалась большая кровать. На ней, укрытая одеялом, лежала девочка тринадцати лет от роду, неправдоподобно худая и выглядящая младше своего возраста. Сейчас девочка плакала.
Только что от нее вышел еще один врач из тех, которых отец собирал по всей стране. Врач говорил добрые слова и утверждал, что все будет хорошо, но девочка видела по глазам: лжет. Внутренне он был растерян и совершенно не представлял, как можно излечить маленькую принцессу, загадочно заболевшую два года назад. Он не знал подобных болезней.
Надежда уже умерла. Два года юная Луиза провела в этой постели. Девочка хорошо помнила то злополучное утро, когда она проснулась и поняла, что не может встать с кровати. Нижняя часть тела просто утратила всякую чувствительность. Ноги словно перестали существовать вовсе. Их можно было нащупать руками - теплые, как обычно, но совершенно чужие. Они больше не подчинялись ее воле.
Сперва Луиза сильно испугалась. На ее крик прибежали слуги, а потом и родители. Узнав о несчастии, все становились растерянными и подавленными.
Потом отец заявил, что найдет лучших докторов в мире, и они обязательно излечат странное недомогание. Справившись с первым потрясением, он говорил уверенно, и на смену испугу пришло ожидание. Целыми днями пролеживая в своей кровати, девочка мечтала о том часе, когда снова сможет ходить. В момент таких мечтаний ее часто одолевало нетерпение, однако Луиза знала: нужно лишь подождать. Доктора умеют всё, и непременно найдется тот, кто поставит ее на ноги.
Но проходили дни, недели, месяцы. В спальню принцессы без конца наведывались всё новые люди. Одни были умелыми врачами, другие - обычными шарлатанами. И первые, и вторые бесцеремонно осматривали девочку, задумчиво бормотали что-то непонятное, прописывали какие-то средства. Всё тщетно. Луиза с каждым днем лишь больше чувствовала отвращение к этим осмотрам, которые ничего не приносили, и к рукам, что по-хозяйски трогали ее тело.
Со временем она поняла: болезнь ее очень серьезна и до сих пор не была известна докторам. Медицина расписалась в своем бессилии. Теперь девочку могло спасти только чудо… но ведь чудес в мире не бывает. Так всегда говорил отец, и Луиза убедилась в правдивости его слов. Чудес не бывает. Ждать бессмысленно.
Загляни какой-нибудь взрослый в мысли этой тринадцатилетней девчушки с красивыми голубыми глазами, и он поразился бы беспросветному и не по-детски глубокому пессимизму. Маленькая принцесса многое обдумала за эти долгие месяцы. По сути, у нее ведь не было другого занятия. Доктора требовали покоя, а родители цеплялись за малейшую надежду, выполняли любые рекомендации. Этот смрадный воздух, пропитанный потом всех заходивших сюда и запахом всевозможных травяных припарок, этот надоевший полумрак… Почему такое произошло? Почему она не играет со сверстницами на зеленых лужайках под веселым солнышком? Отчего ее жизнь так внезапно закончилась, еще не успев начаться?
Так на смену ожиданию пришла безнадежность. И теперь каждый визит нового лекаря казался насмешкой. Девочка желала, чтобы ее оставили в покое, избавили от своих процедур… не мешали умирать. Она пожаловалась было матери, но та ужасно расстроилась, а позже отец очень категорично приказал, чтобы Луиза выбросила всякие глупости из головы. Ее просто обязаны вылечить.
Вот только сама она уже знала: это невозможно. Болезнь лишь прогрессировала, с каждым днем забирая силы и уничтожая еще капельку стремления жить. Плоть ребенка постепенно истаяла, а кожа стала сухой, как пергамент. Луиза уже находила трудным даже просто подвигать руками, и по большей части пребывала в состоянии апатии. Только иногда в юной принцессе просыпалась былая надежда - это когда она замечала, что очередной доктор действительно умеет лечить и желает приложить все силы для ее выздоровления. Чаще у ее кровати появлялись шарлатаны, позарившиеся на обещанную отцом награду (этих тонкостей государственной политики девочка не знала, но шарлатанов чувствовала). А сегодня пришел настоящий доктор. Он принес с собой вспышку веры. И неизбежное разочарование.
Сейчас, пока они там, за дверью, будут обсуждать выводы нового лекаря, можно тихонько поплакать. Потом, когда зайдут родители, девочка вытрет слезы. Она очень не хочет расстраивать их лишний раз. Ведь ее родители такие замечательные! Они тоже ужасно страдают из-за ее болезни, зачем давать им повод мучиться еще больше…
***
Мне предоставили несколько дней "отпуска", который я использовал для знакомства с "Аркадией" и ее обитателями. Яхта поразила мое воображение с самого начала, но и обитатели были ей под стать. К примеру, я встретился с приятным молодым человеком, в облике которого просвечивало что-то мальчишеское, однако совсем не ожидал услышать от Эвелин, что это Ларри с Менигуэна. Тот самый Ларри, о котором Марго рассказывала легенду! Вольный игрок, исчезнувший более пятисот лет назад! Вот уж воистину "молодой человек"! На вид ему никак не дашь больше двадцати.
В ответ на мой вопрос Ларри с удовольствием рассказал, как всё происходившее смотрелось с его стороны. Тогдашний игрок, стоя на эшафоте, до последнего момента верил, что его не могут просто взять и казнить у всех на глазах. Однако это была вполне нормальная реакция человека, который ни разу не умирал и намеревался жить еще долго. Только его вера вполне могла оказаться фантомом… если бы не затерявшийся в толпе зрителей Клод.
Здесь сработало исключительное совпадение. Наш вездесущий бог не знал, кого там и за что судят, да и вообще "заскочил" на Менигуэн по совсем другому поводу. (В этом месте рассказа я подумал о том, сколько полезного можно было бы сделать для колоний в ту пору. Ведь отсутствие межпланетного сообщения отбросило некоторые миры к полудикому состоянию - и Менигуэн относился к их числу. А Клод, как ни в чем ни бывало, посещал эти миры и отправлялся дальше без малейших угрызений совести, не делая ни малейших попыток просветить людей.) Суд его заинтересовал, однако поначалу Клод вмешиваться не планировал: спасать всех, кого общество приговорило к смерти, - занятие неблагодарное. Тем не менее, слушая речи "обвинителей", наш бог пришел к выводу, что парень просто кому-то не угодил, и обвинение - сплошная комедия. Театральная постановка для публики даже без намека на реализм. Толпе скармливались пустые и громкие слова, за которыми ничего не стояло.
Потом один из "обвинителей" сказал: "…И это так же верно, как то, что в Дерево Правосудия никогда не ударит молния!" Тут-то маленький чертенок в душе Клода и не выдержал. Словно по мановению волшебной палочки, всегда ясное небо над Калго потемнело, и люди увидели первую за всю историю поселка грозу. С единственной молнией, которая подожгла всеми почитаемое Дерево Правосудия.
Ларри не растерялся. Потрясающий игрок, он моментально чувствовал выгоду и умел извлекать пользу из непредвиденных ситуаций. Случилось что-то непонятное, однако оно давало шанс уйти из ловушки шерифа. Сейчас, пока все остальные еще не опомнились…
Растолкав окружавших его полицейских, он вышел на середину помоста и поинтересовался:
- Ну, если у вас больше нет вопросов, то могу ли я считать себя свободным?
Он протянул руки, и полицейский дрожащими руками снял наручники. Ларри сошёл с помоста и направился домой, а люди перед ним расступались с благоговением. Но пройдя несколько шагов, он обернулся и крикнул, обращаясь к людям на помосте:
- Вам придётся поискать себе новое Дерево Правосудия. Это теперь такое же негодное, как и ваш шериф.
Его самообладание вызвало у Клода уважение, и бог решил задержаться на Менигуэне еще чуточку дольше. Он дождался, пока парень выберется из толпы, а затем просто подошел и завел разговор. Ларри по жизни был человеком общительным и дружелюбным, так что он легко откликнулся на приглашение незнакомца к беседе. Никто из них и не предполагал, какие сокровища найдет в другом.
Внутри Ларри дремали всё те же парапсихологические способности, которые Клод так тщательно выискивал среди человечества. Возможно, именно это обеспечивало парню постоянные выигрыши в казино. Как бы там ни было, после нескольких минут общения наш знакомец-бог понял, что судьба вывела его на очередной клад. По чистой случайности он спас человека, который впоследствии стал ближайшим его помощником. И позже Клод ни разу не пожалел о том горючем (во времена событий невероятно дорогом), которое сожгла его яхта, чтобы забрать с отдаленной колонии одного-единственного парня.
Эта история заставила меня кое о чем задуматься. Сколько же на самом деле людей, способности которых дремлют? Клод случайно столкнулся с Ларри, вполне мог пройти мимо Эвелин, не узнал бы обо мне. Сколько же шансов упущено?
На этот вопрос Клод ответил сам. После "отпуска" он пригласил меня в парк. Мы взяли любимые кресла-качалки, выбрались на одну уютную полянку и, расположившись поудобнее, начали долгожданную беседу (мне уже давно не терпелось узнать всякие подробности).
Здесь наступила "ночь". Небо погасло, и сквозь него обозначился реальный вид, который должен был открываться с "Аркадии". Миллионы звезд, ярких и тусклых. Галактика. Млечный Путь. Яхта продолжала дрейфовать в реальном космосе.
- Если не возражаешь, - заговорил Клод после нескольких минут молчания и вдумчивого созерцания созвездий, - я выскажу сперва общие положения. У нас раньше толком не было возможности обсудить это, а твои догадки не во всем верны.
- Ну что ж, давай! - согласился я. Всегда любил сказочки на ночь. Откинувшись на спинку кресла, я покачивался и смотрел в небо, пытаясь найти знакомые звезды. Ну и, конечно, внимательно слушал.
- Тебя одолевают сомнения по поводу того, имеем ли мы право вмешиваться в судьбы цивилизаций. А имеют ли родители право воспитывать своих детей?
- Я не чувствую себя родителем по отношению к цивилизации.
- Хорошо, как насчет учителей и прочих воспитателей? Они совершают что-то плохое?
Вопрос был риторическим, так что я и не подумал отвечать. А Клод продолжил:
- Мы понимаем, что нет. Их деятельность не всегда бывает успешной, но в идеале именно благодаря их стараниям ребенок становится человеком. Они больше знают, больше умеют, и это уже серьезное основание для воспитания.
Одно всеобщее заблуждение заключается в том, что если ребенок достиг определенного возраста, воспитывать его уже никто не имеет права, ибо это будет нарушением личной свободы и права на собственную точку зрения. Довольно странный принцип. Сплошь и рядом попадаются люди, так и не выросшие из детства, совершенно неразвитые и не умеющие делать ничего толкового. Да, им попались плохие воспитатели, но почему нельзя вмешаться теперь? Только на том основании, что они перевалили за некий возрастной рубеж?
Если принять, что, обладая соответствующими знаниями, можно и нужно помогать взрослому человеку становиться лучше и счастливее, то многие вопросы насчет цивилизаций отпадут сами собой. Широко пропагандируемый принцип "невмешательства" есть не что иное как защита от дураков - от неумелых "воспитателей", у которых полно энтузиазма, но не хватает мозгов. Наше любимое правительство, зорко следящее за соблюдением названного принципа, в то же самое время финансирует некий очень любопытный комитет. Занимается сей комитет исключительно тем, что готовит специальных агентов для засылки на отсталые планеты. В задачу же агентов входит подготовка мира к включению в Содружество, то есть, по существу, прямое вмешательство. Каково?
Однако не все обитаемые миры нашей галактики открыты и исследованы. Многие цивилизации предоставлены сами себе. И некоторые из них нуждаются в помощи.
- Здесь нужно выяснить еще один вопрос: зачем помогать? - неторопливо рассуждал Клод. - Цивилизация идет своим путем, и если это путь в никуда, то, может быть, так и надо? Вдруг ее выживание принесет много страданий и войн? Неужели мы мудрее, чем жизнь?
Возможно, и мудрее. Суть в другом.
Человечество изменяет саму ткань мира. Мы растем, становясь лучше, и мир вокруг нас тоже хорошеет, приобретает глубину. Классический пример: тысячу лет назад межзвездные путешествия были невозможны. Их не открыли, обнаружив доселе неизвестные законы. Их просто создали.
- То есть как это "создали"? - остановил я собеседника. - Раньше таких законов не было, что ли?
Клод кивнул:
- Именно так.
- Гм. А что человечество еще создало?
- Думаю, углубившись в этот вопрос, мы впадем в полный солипсизм. Какая-то мера должна быть, но признаюсь честно: я ее не знаю.
Общеизвестно, что наша галактика населена исключительно людьми. В общей сложности встречаются пять рас, однако различия несущественны. Мы являемся одним биологическим видом и можем скрещиваться между собой. Многие ученые до сих пор ломают голову над этой проблемой: как на огромном количестве разных планет могли возникнуть одинаковые жизненные формы? Объяснить подобное действительно сложно. А если предположить, что человечество есть нечто большее, чем сумма составляющих его индивидов? Что оно формирует в некоторой степени не только себя, но и окружающий мир? И что, наконец, оно является одним целым с окружающим миром?
- Эту простую мысль почему-то понять труднее всего, - даже в темноте было видно, что мой собеседник улыбается. - Мы являемся частью мира, а мир - частью нас. Становимся лучше мы - улучшается мир. Вроде бы доступно и ясно, правда? А вот сейчас послушай об открытии, которое заставило меня снова пересмотреть этот древнейший тезис.
Я скептически хмыкнул: ну-ну!
- Ты уже знаешь о нашей экспедиции к Андромеде, - теперь голос Клода звучал без намека на улыбку, серьезно. - И я сказал, что есть все основания предполагать наличие разумной расы. Но это не будут люди.
- Почему же? - не смог удержаться от вопроса я.
- В галактике Андромеды попросту действуют другие физические законы, - снова-таки абсолютно серьезно ответил "бог". - К примеру, скорость света в вакууме, принятая у нас за константу, там почти в полтора раза выше.
Это утверждение заставило меня поперхнуться. Как выше? А единые физические законы для Вселенной?
- Но если во Вселенной такой бардак, то мы не сможем по ней путешествовать. Во-первых, наши корабли прыгают в пространстве согласно вполне определенным законам. Если законы другие, то прыжок будет невозможен. Во-вторых, наши тела просто не выдержат совершенно чуждого окружения, потому что тоже подчиняются физике… нашей физике. Этого просто не может быть!
На ладони правой руки Клода вдруг зажегся маленький огонек. Затем он слетел на землю, поднялся в воздух и, разгоревшись ярче, повис в метре над нашими головами. Теперь я отчетливо видел лицо своего собеседника. Он улыбался:
- Этого тоже не может быть. Однако признай, что путешествовать по Вселенной мы и так не в состоянии. Скорости наших кораблей слишком малы. Беспокоиться не о чем: до сих пор мы ничего не теряем.
- Угу, - согласился я нехотя. - Но наши наблюдения всегда подтверждали, что во Вселенной единые законы. Возьмем первое попавшееся. Например, эффект гравитационного отклонения световых волн - то, о чем говорил еще Эйнштейн, и что подтвердилось практическими исследованиями в его же времена
*. Световые лучи отклоняются при прохождении через гравитационные поля, и это справедливо как для звезд, так и для целых галактик. Иначе почему мы видим два квазара
**там, где он один? Или четыре?
Собеседник остановил меня поднятой рукой:
- Я не готов ответить на вопросы, касающиеся астрофизики. За время космической экспансии ученым многое пришлось пересмотреть, но и сейчас в этой науке гораздо больше противоречий, чем согласия. Возможно, чуть позже они соберут побольше данных и как-то увяжут современные теории с тем, о чем я тебе сказал. Однако пока что ни у них, ни у меня этих данных нет. Есть у меня только факты, которые немного изменяют наши представления о мире. Я не в состоянии согласовать их с результатами научных исследований.
Отступил он изящно. Но и в самом деле, если им удалось лишь на самую малость приподнять завесу неизвестности, общей картины и не получится. Только отдельные факты - порой шокирующие, или пугающие.
- Помнишь, однажды в средствах массовой информации мелькала некая религиозная секта, - продолжал Клод, - постулаты которой гласили, что галактики - это органы Бога? Вполне физические и вполне реальные?
Помню, конечно. Как раз недавно вспоминалось.
- Глупая и ограниченная религия, - мой собеседник то ли вздохнул, то ли хмыкнул. - Но в каждой глупости есть доля истины. Последнее время я часто думаю, что в
этойглупости есть
изряднаядоля истины. Если, конечно, отвлечься от примитивизма.
***
Мы с бароном еще немного позанимались, затем окунулись в речке и отправились назад, в замок. Расслабленные тренировкой и лучами полуденного солнца, мы стали очень благодушными. И, пользуясь ситуацией, я все-таки разговорил Этвика.
- Похоже, ты знаком с королевскими делами лучше моего. Прости мое любопытство, знаю, что ты не любишь упоминаний о Его Величестве, но я очень смутно представляю себе государственные взаимоотношения. Слишком долго я прожил вдали от этих дел.
- Это простительно, - махнул рукой барон. Теперь у него не возникло приступа "королевской аллергии", и я искренне порадовался такому спокойствию. - Ладно. Почему мне не нравится король.
Дав теме название, Этвик начал рассказывать.
