С такими мыслями я подъезжал к дворцу.
      Здание дворца высилось на небольшом естественном холме. Вероятно, рельеф продиктовал и форму: здание состояло из трех частей. Одна часть располагалась позади и немного сбоку от другой, а третья их соединяла. В целом дворец смотрелся красиво. Всякие лепные штуки в изобилии украшали колонны, отделанные мрамором. На фронтоне примостились симпатичные скульптуры каких-то людей - возможно, из здешней мифологии. К входу поднималась белоснежная лестница. Само здание, правда, было скорее не белым, а серым, однако это его не портило.
      Поодаль виднелись другие постройки. Весь дворцовый комплекс занимал внушительную территорию. Где-то там, должно быть, находились королевские конюшни, кухня, казармы для королевской охраны. Но всё это было убрано на второй план, чтобы не заглушать эффектность главного здания.
      - Где король? - окликнул Жерар одного из стражников, когда мы уже добрались до входа.
      - Его величество у себя, - немедленно ответил тот. - Доложить о вашем приезде, граф?
      Де Льен махнул рукой:
      - Не нужно. Лучше распорядись насчет гостей, - он кивнул в сторону баронской свиты. - И позаботься о лошадях.
      - Слушаю, сир!
      Почти моментально откуда-то возникли слуги. Мы спешились и отдали им поводья. К королю было решено идти вшестером: граф, барон де Лири, я, Этвик и двое людей последнего. Еще напрашивался мой юный "оруженосец", но тут уж мы не могли его побаловать. Возможно, нам предстоял серьезный разговор.
      И вот мы вошли во дворец.
      Все слуги, завидев Жерара, пропускали нас без разговоров. А граф уверенно вел нас через этот огромный лабиринт, где без проводника можно было запросто потеряться.
      Вообще-то раньше я уже посещал дворцы. На некоторых планетах, вошедших в содружество, сохранились вполне приличные королевские *резиденции. Их хорошенько отреставрировали и превратили в "исторические памятники". То есть в средство увеличить планетарный доход за счет поступлений от туристического бизнеса.
      Но в большинстве виденных мною дворцов всё было просто. Анфилада залов, ведущая из одного конца длинного здания в другой. Хочешь, не хочешь - не заблудишься.
      Здесь же архитекторы постарались на славу. Залов хватало, вот только соединялись они между собой не так просто. Некоторые действительно были смежными, однако двери прочих открывались в длинные и замысловатые коридоры. Последние мало того, что петляли, - они еще периодически меняли свою ширину. И во многих местах постоянно царил полумрак: окна попадались не так уж часто (только когда очередной поворот вдруг выводил к внешней стене), а свечи здесь то ли экономили, то ли зажигали исключительно в темное время суток. Мягкий ковер под ногами и гобелены на стенах почти полностью скрадывали звук: мы шли неслышно, как привидения. В наименее освещенных местах нам то и дело попадались застывшие стражники - или слуги, - и я начал опасаться, что кто-нибудь из них, увидев спросонок нашу бесшумную процессию, подумает чего-то не то. Общественное мнение меня, конечно, не слишком волновало, а вот если какой-нибудь горе-нинзя выпрыгнет из тени и пойдет рубить всех в капусту…
      Нам повезло. Стражники оказались мирными, а Жерар знал дорогу. Вскоре мы остановились перед одной из дверей. Слуга, узнав нашего проводника, кивнул.
      - Король у себя? - буднично спросил Жерар.
      - Да, ваша светлость. Я доложу…
      - Не нужно. Мы войдем так.
      - Но…
      Граф пропустил это "но" мимо ушей и открыл дверь. Слуга не посмел ему мешать.
      Король сидел за столом у окна и рассматривал какие-то бумаги. Помещение было небольшим. Вдоль одной из стен тянулись стеллажи со свитками, другую украшал симпатичный камин. По бокам окна висели шторы из какого-то легкого материала - они казались воздушными. Во всей обстановке просматривался своеобразный шик: просто и изящно. Без золота и блеска, но красиво. И даже по-домашнему уютно.
      - Что там? - спросил Виктор, не оглядываясь на дверь.
      Голос у него был низким, чуть грубоватым.
      - Мы, - ответил Жерар, входя. - Мой король, я пришел сообщить, что император согласен подождать еще месяц.
      - А, Жерар! - Виктор немедленно принял дружественный вид, поднялся из-за стола. Повернулся, чтобы поприветствовать своего приближенного. И застыл, обнаружив у входа толпящихся нас. Вероятно, его также остановило выражение лица графа де Льена.
      - Я принес еще одну добрую весть, - продолжил граф нейтрально. - По дороге к нам присоединился известный знахарь Азар, узнавший о болезни принцессы и ехавший в столицу, чтобы предложить свою помощь. Знахарь Азар.
      Он отступил в сторону и кивком указал на меня. Не зная, что от меня требуется, я в качестве приветствия просто склонил голову.
      - Я очень рад… - король, кажется, был несколько обескуражен. Еще бы: такая делегация, и без всякого предупреждения! - Я…
      Однако Жерар не дал правителю шанса перехватить инициативу.
      - Мой король, - сказал он тихо, но внятно, - я прошу у тебя личных гарантий безопасности для знахаря Азара, барона д'Этвика с его людьми, и для себя.
      После этой фразы наступило молчание. Вопреки тому, что я ожидал, Виктор не стал отпираться. Он просто переводил взгляд с начальника гвардии на де Лири и назад, задумчиво прищурясь. Вероятно, кое о чем догадался.
      Чисто внешне правитель произвел на меня хорошее впечатление. По рассказам Этвика я представлял Виктора не таким. Впрочем, это всегда так бывает с рассказами - закон человеческой фантазии, что ли?
      Росту король был невысокого. Пониже нас с Жераром и бароном Этвиком. Светло-русые волосы он носил зачесанными назад, но прическа сама собой рассыпалась на две половинки, образуя посредине головы пробор и частично закрывая уши. Черты лица вполне обычны, пропорциональны. Телосложение тоже нельзя назвать выдающимся: Виктор был щупл, и даже королевские харчи, вероятно, не добавили ему веса.
      Однако в чем-то чувствовалась недюжинная энергия, сделавшая правителя из этого в общем-то простого человека. Может, особое впечатление производил взгляд серовато-синих глаз. Или царственная осанка. Перед нами стоял настоящий лидер, способный принимать решения в одиночку и увлекать за собой других. Люди с подобной харизмой встречались мне нечасто - уж в этом я был уверен.
      - Хорошо, Жерар, - произнес наконец Виктор. - Я гарантирую вашу неприкосновенность.
      Граф покачал головой:
      - Этого мало. Нам нужен подписанный тобою указ с королевской печатью.
      Виктор согласился и на это. Вызвали писаря, который быстро набросал продиктованные королем слова. Своей рукой Виктор дописал еще что-то, посыпал чернила песком, встряхнул лист, передал Жерару. Тот просмотрел грамотку, кивнул. Затем на лист приделали печать - всё с соблюдением правил, - и готовый указ граф де Льен спрятал куда-то в складки своей одежды.
      - Жерар, я попрошу тебя о разговоре наедине, - сказал Виктор, когда всё было сделано.
      - Разумеется, - граф держался по-прежнему прохладно. - Я тоже хотел бы кое-что прояснить.
      Барон Этвик, до этого стоявший тихо, без лишних церемоний поинтересовался:
      - Нам уже уходить?
      Жерар повернулся к нам:
      - Друзья мои, подождите меня во дворе. Слуга вас проводит.
      - Кхэ, - барон выразительно указал глазами туда, где граф спрятал грамоту. - Без этой бумаги я никуда не пойду. Учитывая наши давние разногласия…
      - Конечно, - Жерар вытащил лист и отдал его Этвику.
      Тот пробежал глазами текст, удовлетворенно кивнул.
      Виктор хлопнул в ладоши. Тут же появился слуга.
      - Проводи гостей к выходу, - распорядился король.
      У меня, однако, была другая программа. Раз уж я приехал сюда в качестве знахаря, то следует заниматься делом. До чего там договорятся граф с королем, еще неизвестно, а на принцессу взглянуть не помешает. Пока мы ехали в столицу, Жерар несколько раз обмолвился, что девочка в очень тяжелом состоянии, и никакие доктора ей не помогли, даже самые лучшие. Поневоле заинтересуешься, что за болезнь такая.
      - А можно ли осмотреть принцессу немедля? - спросил я, когда мои спутники уже вышли за дверь.
      Король, уже настроившийся для разговора с Жераром, уставился на меня. Взгляд серовато-синих глаз, казалось, пронизал насквозь. Я внутренне поежился. Представляю, каково общаться с Виктором тем людям, у кого нервы не такие крепкие. Таким взглядом не только любое свободное мнение - гвозди можно забивать. Этому человеку на роду было написано командовать.
      - Значит, вы и есть известный знахарь Азар? - для чего-то уточнил Виктор. Обращался он вроде бы вежливо, на "вы", но все же как-то свысока. Что ж, тоже полезное качество для правителя - умение держать дистанцию.
      Я махнул рукой вышедшим товарищам, и дверь закрылась.
      - Да, - мой голос прозвучал безобидно. Скромность подобает лекарям. - Я - тот самый Азар, которого по вашему приказу объявили колдуном, связали и собирались переправить сюда для непонятных мне целей.
      Виктор удивленно поднял брови:
      - Мне об этом ничего не известно. Я приношу свои глубочайшие извинения, знахарь Азар, и обещаю разобраться в произошедшем.
      Он соврал. Неотрывно глядя в его глаза, я это увидел. Он знал об авантюре Бенедикта де Пассо и, более того, сам ее организовал.
      В этот краткий миг, когда моя прямая атака застала его врасплох и на доли секунды смяла ментальную защиту, я понял также кое-что большее. Король был психически нездоров. Паранойя давным-давно пустила корни в его душе. Возможно, Виктор всё ещё проводил весьма разумную политику, однако для приближенных он становился опасным человеком. Не знаю, когда и что его так надломило. Мне было ясно одно: нож в спину можно ожидать в любое время дня и ночи. Король плюнет на все свои обещания, если решит, что мы представляем какую-нибудь угрозу для него или его политики. А параноик способен найти угрозу и там, где ее нет вовсе.
      Теперь вся история с Бенедиктом (так же, впрочем, как история с Жераром) стала на свое место. Мне больше не требовалось дополнительных разъяснений. Здесь Виктор действовал уже за гранью нормальной логики. Меня, например, можно было просто попросить о помощи, а не посылать "группу захвата", усложняя всё сказками о колдунах. А убирать бесконечно преданного служаку де Льена - и вовсе дурость.
      Интересно. Подходящее время мы выбрали для приезда в столицу, ничего не скажешь.
      - Благодарю, ваше величество, - сказал я вслух, незаметно сменив тон на более почтительный. - Благо, недоразумение уже разрешилось, и я вновь свободен. Но весть о болезни вашей дочери не оставила меня равнодушным. Если позволите, я бы хотел взглянуть на принцессу.
      Король не поспешил дать добро. Он снова прищурился, размышляя. Затем произнес:
      - Сейчас мою дочь лечит известный доктор Викониус. Он - лучший знахарь при императорском дворе. Думаете ли вы, что он менее искусен, чем вы?
      Он считает, что я добирался сюда интервью давать? "Думаете ли вы…"
      Впрочем, здесь недоверие Виктора как раз понятно. Он споткнулся о мой биологический возраст, как раньше Этвик. Ну и то, что я приехал в компании мятежников (фактических или вероятных), выглядело подозрительным.
      - Ни в коем случае! - ответил я убежденно. - Познания славного Викониуса (это имя я слышал впервые) поистине велики. Однако же существует древняя пословица о том, что две головы лучше одной. Есть множество разных болезней и недугов. Я осмелюсь утверждать, что ни один из знахарей не лечит одинаково хорошо их все. Для меня будет величайшим счастьем, если я сумею чем-то помочь маленькой принцессе.
      В этот момент я отчетливо уловил мысль Виктора: попробовать стоит, всё равно терять уже нечего.
      - Хорошо, - сказал король. - Вас проводят.
      Он вызвал еще одного слугу и отдал нужные распоряжения. Засим я оставил Жерара наедине с правителем. Пусть решают свои вопросы, а у нас есть другие дела.
      Проделав еще одно путешествие по лабиринту полутемных коридоров, мы поднялись на второй этаж. Здесь планировка была попроще. Некоторые залы не отгораживались стенами, и получались большие светлые холлы. Везде мягкие ковры, больше драгоценных штучек. Изящные статуи.
      - Здесь, - сообщил слуга, когда мы подошли к одной из дверей. - Прошу подождать.
      Он скрылся за дверью. До меня донеслись обрывки слов. Что-то там про короля и нового доктора. Затем слуга вернулся и пригласил:
      - Прошу.
      Я шагнул внутрь.
      Достаточно просторная комната была затемнена. Массивные шторы пропускали совсем мало света. В воздухе чувствовался неприятный запах трав и болезни. Спальню принцессы явно не любили проветривать.
      Посреди комнаты стояла широкая кровать. И на этой кровати лежала, укрытая многочисленными одеялами, девочка.
      Потом я заметил еще няньку, приосанившуюся на стуле рядом с кроватью и бросающую на меня враждебные взгляды. Старушка, видимо, уже насмотрелась на всяких докторов и желала лишь, чтобы и ее, и принцессу, оставили в покое. Но нянька меня не интересовала.
      Состояние принцессы действительно было ужасным. Если бы я заранее не знал ее пол, то вполне мог ошибиться. Редкие волосы почти не скрывали кожу головы. Из-за впалых щек скулы неимоверно выдавались, делая лицо похожим на череп. Непропорционально большие - на общем фоне - глаза смотрели с безразличием.
      Когда я вошел в поле зрения этих глаз, лицо девочки изменилось. Возникло странное для меня выражение. Юная принцесса словно узнала меня - но только на миг. Губы начали двигаться, изображая улыбку, и тут же прекратили движение. К девочке вернулась неподвижная маска прежнего безразличия.
      - Добрый день! - произнес я. Нужно же было что-то сказать для начала, а приветствие "здравствуй" могло настроить принцессу на пессимистический лад, напомнив о состоянии ее здоровья.
      - Добрый, - еле слышно ответила она.
      Хм. Не ожидал от нее учтивости. Когда человек смертельно болен, ему становится всё равно, что там подумают окружающие. Ее готовность общаться была для меня хорошим знаком.
      Тогда попробуем дальше.
      - Ты не будешь возражать, если я открою окно? - я обращался только к ней.
      Но тут же вмешалась нянька.
      - Открывать окна запретили доктора, - проскрипела она категорично.
      - Это какие доктора? - вежливо поинтересовался я у старушки. - Те самые, которые довели ребенка до такого состояния?
      Разговаривал я неторопливо. Нянька совсем уж приготовилась отвечать на первый вопрос, однако второй, очевидно, лишил ее слов. Старушка лишь нахохлилась и зафыркала, как чем-то подавившаяся ворона.
      Я вернулся к принцессе.
      - Мне неудобно за собственную неловкость, но я так и не узнал твоего имени. Мы только-только приехали в столицу. На мне вон еще дорожная пыль осталась.
      - Ишь, доктор… - презрительно хмыкнула нянька. - В грязищи весь.
      Куда бы ее засунуть, чтобы не надоедала? С такими комментариями мы далеко не уедем.
      Девочка, однако, проигнорировала замечание своей сиделки.
      - Луиза, - выговорила она так же тихо.
      - Луиза, - повторил я. - Красивое имя. Ну а меня звать Азар. Я живу далеко на юге.
      В глазах принцессы зажглись слабые искорки.
      - У моря? - почти шепотом спросила она.
      Я улыбнулся:
      - Нет, не так далеко… Но ты не возражаешь, если я открою окно?
      - Да, пожалуйста. Вам виднее.
      Собравшись было идти к окну, я вновь остановился:
      - Ну, мне в темноте действительно видно хуже, чем на свету, только сейчас давай-ка решишь ты. Это твоя комната, а не моя.
      И снова лицо Луизы чуть заметно изменилось. На нем проступило слабое удивление.
      Это хорошо. Если мне нужно будет попрыгать на голове, чтобы еще хотя бы на волосок вернуть девочку к жизни, то я это сделаю. А такое настроение, как у нее теперь, только для умирания и подходит.
      - Что ты ребенка мучаешь, - опять вмешалась нянька. - Делай уж, как надо.
      Мысленно я обозвал ее старой каргой. И где берутся столь заботливые сиделки? Везде им нужно сунуть свой нос.
      Понимая, что дальше не станет лучше, я обратился к няньке:
      - Попрошу оставить нас с принцессой наедине.
      - Чего? - возмутилась старушка.
      - Я прошу вас выйти из комнаты.
      Она сложила руки на груди:
      - Не велено. Всякие тут доктора ходят. Мало ли, что с ребенком учинить могут.
      У нее был очень решительный вид. Эдакую не сдвинешь с места самым современным бульдозером. Однако лучше уж разобраться с этой проблемой сразу, чем идти на полумеры.
      - Вы мешаете работать, - терпеливо сообщил я.
      - Это ты-то работаешь? - фыркнула сиделка. - Ходишь, чего-то болтаешь. На ребенка даже не посмотрел.
      Не знаю, что бы я еще сказал или предпринял, но тут заговорила Луиза.
      - Пожалуйста, - прошептала она няньке. - Этот доктор хороший.
      Старушка не сдавалась:
      - Пусть смотрит при мне. Какая я помеха? Тебя что ли собой закрываю?
      - Вы, наверное, забываете, - сказал я спокойно, - что Луиза является не только ребенком, но еще и принцессой. И она имеет право вам приказывать. Или вы тоже королевского рода?
      Конечно нет. Нянька была обычной служанкой, которая слишком долго находилась при дворе и в результате слишком много о себе возомнила.
      - Король сказал… - начала она.
      - Король пригласил меня из огромной дали с просьбой, чтобы я осмотрел юную принцессу. А мне для этого нужно, чтобы вы покинули комнату. Или мне следует спуститься вниз и сообщить его величеству, что вы не реагируете ни на мои просьбы, ни на требования принцессы?
      Кажется, это наконец-то подействовало. Кряхтя, старушка поднялась, потопталась в нерешительности возле кровати и зашаркала к выходу.
      Когда дверь за ней закрылась, я почувствовал себя гораздо лучше. Не знаю, как принцесса…
      Повернувшись к кровати, я заметил, что девочка улыбается.
      - Вам это удалось, - говорила она всё так же тихо, и я прислушивался, чтобы понимать слова. - Больше никто… не смог…
      Нетрудно было догадаться: речь идет о няньке. Хм, в моей жизни попадались случаи и посложнее. Куда сложнее. Здесь мы легко отделались: старушка только с виду стояла насмерть, а стоило вежливо надавить - и все преграды рухнули.
      - Может, это потому что ты мне помогла? - улыбнулся я в ответ. - А другим не помогала?
      - Так получилось. Вы… совсем не такой… Но если бы вы… не заставили ее… она бы… всё равно осталась…
      - Как бы там ни было, вместе мы сделали это, - подытожил я. - Она, наверное, хорошая нянька?
      Луиза промолчала.
      - Но без нее мы сможем разговаривать свободнее, правда?… Давай решим с этим окном: открывать его или не нужно? Как ты хочешь?
      - Откройте, пожалуйста.
      Я прикрепил шторы специальными ремешками по бокам от окна. В комнату хлынули потоки света. Девочка зажмурилась.
      - Слишком ярко? Больно глазам? - спросил я.
      - Ничего, - донеслось от кровати. - Это… только сначала…
      Окно служило и дверью на балкон. После непродолжительных поисков я разобрался с системой задвижек и рычажков. Чуть скрипнув, дверь подалась. С удовольствием я вдохнул свежий воздух, который после запаха комнаты казался еще лучше.
      Через некоторое время Луиза вновь открыла глаза и посмотрела на меня.
      - Я как будто… видела вас… раньше, - призналась она. - Не могу… вспомнить…
      - Бывает, - я вернулся к ней и, подвинув нянькин стул поближе, сел у кровати. - Мне тут недавно пришлось использовать рецепт одной старой микстуры - два дня голову ломал, пока вспомнил. А ведь вроде не жалуюсь на память.
      - Это правда… если захотеть… всё можно вспомнить?
      - Наверное. Только всё - это слишком много. Люди забывают не зря: носить с собой каждое пережитое событие очень трудно. У любого человека случается в жизни что-то такое, что потом не хочется помнить.
      Девочка отвела взгляд и тихо подтвердила:
      - Да.
      Поддерживая беседу, я всматривался в ее лицо и пытался представить, какого рода болезнь могла довести юную принцессу до подобного состояния. Если я все правильно понял, она находится в постели уже около двух лет. Достаточно долгий срок.
      Но с чего всё началось?
      - Ты не могла бы рассказать мне о самом начале болезни? - спросил я мягко. - О своем состоянии, ощущениях, какие события запомнились - о чем хочешь.
      - А вы не будете меня осматривать? - удивилась Луиза.
      От моего внимания не ускользнуло, что она стала говорить чуть громче и отчетливее. Вероятно, с девочкой просто давно не общались как с нормальным человеком, вот она и разучилась использовать речь. Я мог себе это представить: ежедневные осмотры, вопросы типа "как ты себя чувствуешь теперь?" и прочее в том же духе. С кем тут поговоришь? С нянькой? Да у той, по-моему, единственная забота: чтоб ребенок поменьше беспокоился.
      - Видишь ли, - сказал я, отвечая на вопрос принцессы, - врачу не всегда требуется осматривать того, кто болен. Я знаю, к тебе приходили многие доктора. Никто из них не обнаружил каких-нибудь особых признаков, которые позволили бы догадаться о причинах недуга, и как с ним справиться. Правда? Какой же смысл повторять то, что было сделано уже много раз?
      Взгляд красивых голубых глаз потускнел.
      - Значит, вы тоже не сможете вылечить…
      Я улыбнулся:
      - Настоящее призвание знахаря - не лечить, а помогать излечиться. Это я твердил всем людям, которые приходили ко мне с просьбой избавить их от болезней. Представляешь: разные там тетеньки и дяденьки приходят, ложатся и говорят: лечи нас. Я им говорю: что же, я должен вместо вас разбираться с вашими недугами? А они в ответ: ну, ты же лекарь.
      Мой рассказ позабавил принцессу. К ней вернулась слабая улыбка.
      - И что вы делали? - спросила Луиза.
      - Перевоспитывал всех этих дяденек и тетенек. Я вообще-то строгий. Некоторые сразу вылечивались, как только узнавали, что лентяйничать не выйдет.
      Затем я оставил шутливый тон и заговорил серьезно:
      - Сам по себе доктор никогда не способен излечить чужой недуг. Для выздоровления нужно, как минимум, еще желание больного. Бывали случаи, когда самые искусные доктора пытались лечить человека, не желающего выздоравливать. И что ты думаешь? Всё их искусство оказывалось бессильным.
      Девочка слушала очень внимательно, но пока не делала никаких замечаний. Ее глаза пробудились от первоначальной апатии, и это меня радовало.
      - По большому счету выясняется, - продолжал я, - что доктор только помогает в лечении. Внутренняя сила самого человека - вот что обеспечивает здоровье и возвращение к здоровью. А доктор лишь может подсказать, как эту силу лучше использовать, на какие мелочи следует обратить внимание. Только и всего.
      - Внутренняя сила, - задумчиво повторила Луиза. - Я себя совсем не чувствую сильной.
      - Это совсем необязательно. Чувствовать себя сильным и быть сильным - разные вещи. Один мой знакомый, крупный парень, как-то наткнулся на крепкий добротный забор. Ну, бывает. Знаешь, люди не всегда хорошо держатся на ногах, когда выпьют много вина? Так вот, забор упал, а парень этого даже не заметил. Потом ему показали, что он наделал, а парень говорит: врете вы всё, я вам что, буйвол, - такой забор снести?
      После этой истории я впервые услышал, как принцесса смеется. Смех прозвучал тихо, почти неслышно, но для меня он значил очень много. Девочка с готовностью шла на общение - следовательно, ее апатия была неустойчивой, или временной. Дай Бог, чтобы не оправдались мои худшие опасения! Впрочем, кажется, я начинаю кое-что понимать - кое-что, вселяющее надежду.
      - И еще, - сказал я, возвращаясь к теме. - Ты же видела, как вместе мы прогнали твою няньку за дверь. Это еще никому не удавалось, правда? Почему же не допустить, что вместе мы способны и на другие невозможные дела?
      Луиза задумалась, вновь став серьезной. Затем произнесла:
      - Невозможное - это то, что никто не может делать.
      Я покачал головой:
      - Так должно быть. Однако на самом деле люди не знают, кто на что способен. Я могу считать, будто это невозможно, а другой человек возьмет да и сделает. Прогнали мы няньку, или нет?
      Губ принцессы коснулась улыбка.
      - Тогда давай поговорим, как всё произошло, - предложил я. - Мне очень мало известно, что за обстоятельства сопровождали твой недуг. Было бы здорово, если бы ты помогла мне узнать как можно больше деталей. То, что ты думала или чувствовала, не менее важно, чем какие-то события.
      Это поставило девочку в тупик.
      - Так о чем я должна рассказать?
      Я пожал плечами:
      - О чем хочешь. Что запомнилось. Понимаешь, какая-нибудь подробность в твоей истории может навести нас с тобой на нужный след. Я не знаю, что это будет, и потому не могу задать правильного вопроса.
      Некоторое время мы помолчали, а потом Луиза начала рассказывать.
      Она вспомнила свой первый день болезни в малейших деталях - наверное, доктора часто спрашивали об этом. Самым странным здесь была полная внезапность. Ноги у девочки отнялись без всякого предупреждения, сразу. Еще вчера юная принцесса бегала наравне с остальными сверстницами, а сегодня не смогла встать с кровати. Не обнаружив никаких других признаков болезни, лекари в недоумении разводили руками. Мать-королева плакала, придворные суетились, Виктор метал громы и молнии. Ничего не помогало.
      Я вставлял замечания, помогая девочке четче сформулировать мысли и выразить чувства, но избегал задавать вопросы. У меня возникла идея, которую стоило проверить, - и потому надо было дать принцессе выговориться.
      Сперва рассказ Луизы напоминал хорошо заученную песню, которая настолько знакома, что ее поют без души: привычно играя голосом, привычно перебирая аккорды. Но потом девочка оживилась и заговорила свободнее. Я ее не сдерживал, не возвращал к теме, когда она вдруг перескакивала на другое, - и это, наверное, сыграло свою роль. Она вспоминала всё больше и больше деталей. Иногда в ее глазах появлялись слезы, а голос начинал дрожать, однако я не останавливал принцессу. И она рассказывала дальше.
      В один из таких моментов в комнату заглянули. Девочка тут же закрылась одеялом - не ожидал от нее такой прыткости, - но няня всё заметила.
      - До чего ребенка довел, изверг! - заголосила она. - Измывается над дитятей.
      Могу ручаться, что я не перемещался в пространстве, подобно Клоду. Но возле нее очутился практически мгновенно. Сгреб старушку, как сноп сена, и выставил за дверь.
      - Не пускать! - прошипел я на слугу.
      Тот вытянулся. Почти беззвучно я добавил:
      - Отправь кого-нибудь к его величеству. Скажи передать: я смогувылечить его дочь, если всякие болваны перестанут врываться в комнату без предупреждения. А сам - ни шагу от двери! И никого не пускать! Здоровье принцессы - в твоих руках. Понял?
      Слуга кивнул. Закрыв дверь, я вернулся к Луизе. Пришлось срочно гасить все негативные чувства и заново перестраиваться на добродушный лад.
      - Столько шума, - сказал я, посмеиваясь (злость послушно осела на дно, а затем и вовсе растворилась). - Беспокоятся о тебе.
      Принцесса вынырнула из-под одеяла, вытирая слезы.
      - Они мне надоели, - призналась она. Сейчас ее голос окреп, и мне уже не приходилось прислушиваться. - Они ничего не разрешают. Им я не могу даже ничего рассказать. Только и слышишь: так надо, а так не надо. Не волнуйся, не переживай, не страдай. Покушай фруктов, так велел доктор. Не надо плакать.
      На ее щеках вновь наметились две мокрые дорожки. Она шмыгнула носом и заявила:
      - Никому не интересно, чего хочу я. Вокруг одни "надо".
      - Ты чувствуешь, что тебя огородили запретами, множество из которых бесполезны.
      - Да, - девочка сглотнула. - Мне всегда становилось только хуже. Зачем нужны запреты, если всё равно…
      Она еще раз вытерла слезы своими худыми ручонками. Я молчал. Сейчас, после весьма долгого разговора, между нами установилось особого рода доверие. Длинные паузы уже не вызывали чувства неловкости, и можно было просто подождать.
      Когда же Луиза заговорила снова, ее слова, внешне никак не связанные с предыдущими признаниями, явились для меня неожиданностью:
      - Я до сих пор помню его лицо.
      "Чье лицо?" "Почему ты его помнишь?" "Какое это имеет отношение к тому, о чем мы говорили?" Все эти вопросы немедленно возникли в моей голове, однако я не дал им ходу. В данном случае спешка была явно лишней. Кажется, девочка впервые за многие месяцы выражала то, что чувствует. А чувства не поторопишь.
      - Он видел, что я на него смотрю. Он хотел показать, что ему не страшно. Но он боялся. Он не хотел умирать.
      Отрывистые фразы вырывались как бы сами по себе. Каждая следующая звучала отдельно от предыдущей. Слова казались тяжелыми, будто камни (я даже вообразил, что они затем с грохотом падают на пол).
      - Мне было тяжело. Отец хотел, чтобы я смотрела… Его привязали. К столбу.
      Она продолжала в том же духе, иногда начиная плакать, но не останавливаясь. Постепенно у меня в голове возникла более или менее стройная картина того, о чем силилась поведать Луиза.
      Юную принцессу водили смотреть на казнь. В одном месте я не удержался от прямого вопроса. Выяснилось, что это было меньше чем за неделю до болезни! И девочка до сих пор невероятно переживала по поводу увиденного.
      Психическая травма? Возможно. Но почему ее результатом стал такой страшный недуг? Со временем должно было бы наступить улучшение, однако девочка чувствовала себя лишь хуже. Необратимое нарушение соматических процессов? Тогда почему это не отразилось на психике, поведении? Луиза казалась совершенно нормальным ребенком - за исключением того, что она не чувствовала ног.
      Можно было задать себе еще тысячу вопросов, только я ведь не являлся профессиональным психиатром. Влияние реактивных состояний на психосоматику оставалось для меня тайной за семью печатями. Исходить я мог лишь из собственного опыта: услышанное, увиденное, прочитанное.
      И я надеялся на лучшее. Дело в том, что примеры психической блокировки определенных функций известны человечеству уже не одно столетие. Бывает, после какого-то сильного переживания человек начинает заикаться, а спустя многие годы опытный врач снимает блокировку, и речь вновь становится ровной. Также, если мне не изменяет память, описывались реальные случаи, когда люди в результате психической травмы переставали ходить, проводили долгое время в инвалидном кресле, а потом снова-таки излечивались.