За Святую Веру

Владимир Кевхишвили

За Святую Веру

Историческая драма

Ранят тело Твоё пресвятое,

Мечут жребий о ризах Твоих.

А.Ахматова

Действующие лица

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ – Государь Всея Руси.

Окружение царя:

ДЕМЕНТИЙ – дьяк Тайного Приказа.

ПАИСИЙ – Паисий Лигарид, учёный грек, митрополит Гаазский, приглашённый в Москву для участия в церковных делах.

МАТВЕЕВ – близкий друг государя, стрелецкий голова, впоследствии боярин.

СЕМЁН – царский ловчий.

ЯШКА, ГРИШКА – сокольничие.

Духовенство:

НИКОН, ИОАСАФ, ИОАКИМ – Патриархи Московские и Всея Руси.

МАКАРИЙ – Патриарх Александрийский.

о. СЕРГИЙ – настоятель Ярославского Спасского монастыря.

Миряне:

АФАНАСИЙ – поморский рыбак Сумского острога.

Его дети:

МАРФА – девица, 19 лет.

ДУНЯ – девица, 16 лет,

НИКИТА – отрок 14 лет

Соловецкий монастырь:

НИКАНОР – архимандрит «на покое»,

ГЕРОНТИЙ – писарь,

ЗАХАРЬЕВ – подьячий.

АЛЕКСАНДР, ПРОТАСИЙ – соборные старцы.

НИЛ, ФЕОКТИСТ, ИГНАТИЙ – старцы.

МАРК, САВВА, ВЕНИАМИН, ГЕРМАН, ВАРФОЛОМЕЙ – монахи.

ИСАЧКО, САМОЙЛА – сотники.

ИВАШКА – юродивый,

УЛЬЯН, СПИРИДОН, ПЁТР, ГРИГОРИЙ – люди Стеньки Разина.

Служилые люди:

ВОЛОХОВ – стряпчий.

CТРЕЛЕЦКИЙ СОТНИК.

МЕЩЕРИНОВ – воевода,

КЕЛЕН – майор,

БУШ – военный специалист

ПОТАПОВ – ротмистр

Придворные, духовенство, народ

Основанная на подлинных исторических документах, драма «За Святую Веру» посвящена великой национальной трагедии, имевшей место в русской истории – расколу Русской Православной Церкви, произшедшему в период патриаршества Никона (1652–1666 г.).

В центре повествования – противостояние царя Алексея Михайловича и Соловецкого монастыря, взаимоотношения Власти и Церкви, а также судьба простых людей, вовлечённых в водоворот бурных исторических событий.

Часть первая

Надежды

Ноябрь 1666 г. В Москву, по приглашению царя, на церковный Собор прибыли иноземные православные архиереи, в т. ч. патриархи МАКАРИЙ АНТИОХИЙСКИЙ и ПАИСИЙ АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ. Собор должен рассмотреть и вынести решение по делу патриарха Московского и Всея Руси НИКОНА[1]. Кроме того, на Соборе царь хочет заучиться поддержкой иностранных архиереев при проведении им церковной реформы, заключающейся в исправлении («справе») русских богослужебных книг и церковных обрядов, согласно греческим образцам.

Картина первая

Москва, Теремной дворец, кабинет царя. АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ, ПАИСИЙ.

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Как непонятлив сей народ!

Меняется лишь форма…

Двенадцать лет уже идёт

Церковная реформа,

А толку что-то не видать —

Раздоры, слухи, сплетни,

Вот Аввакум[2] твердит опять,

Что дни грядут последни.

Как на Соборе он дерзил!

На пол улёгся смело,

Архиереям нагрубил,

Неслыханное дело!

И Никон взаперти хорош:

Ругает нас прилюдно!

Не ценит милости ни в грош!

Да, наше время чудно…

Расколы, споры без числа,

Болезни, глад, напасти,

Повсюду смуты и хула

Самодержавной власти.

Бунтарства тлеют угольки

И на Дону и в Клине,

Увы, ведь даже Соловки[3]

Царю перечат ныне!

Стоят все за Святую Русь,

За древние законы,

Но я о том же ведь пекусь!

Должны быть только оны

К единой норме сведены,

Иначе нет порядка…

Паисий!

(Паисий делает поклон)

Как со стороны,

Скажи, но только кратко,

Что патриархи говорят

О нашем балагане?

ПАИСИЙ:

Великий государь, скорбят

Они, что христиане

Прискорбно так себя ведут,

Перечат власти гордо.

И всё же патриархи ждут,

Что как и прежде твердо

Ты будешь справу продолжать…

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

А кто не подчинится?

ПАИСИЙ:

Еретиков искоренять!

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Но может кровь пролиться…

ПАИСИЙ:

Не нужно грешников жалеть,

Иуд исправит плаха!

Борьба с раскольниками есть

Обязанность монарха.

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Об этом нужно мне, как встарь

Решение Собора.

ПАИСИЙ:

Его, великий государь

Иметь ты будешь скоро.

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Что делать с Никоном? Совсем

Он стал неуправляем.

ПАИСИЙ:

Владыки думали над тем…

Другого мы поставим,

Его же в монастырь сошлём,

Подальше…

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Это верно.

Пускай помыслит обо всём,

Покается примерно.

Ещё проблема – Аввакум,

Он был уже в Сибири,

Но непокорный этот ум

Не думает о мире.

Всё учит ереси своей —

Двуперстию, Иисусу[4],

Уже немало есть людей,

Поддавшихся искусу.

ПАИСИЙ:

Анафему ему и им

Мы утвердим Собором.

Потом, что хочешь делай с ним,

Еретиком и вором.

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

На том и порешим сейчас,

Поклон отцам-владыкам…

Иди же с Богом! В добрый час!

ПАИСИЙ:

(поклонившись)

В смирении великом.

Уходит, пятясь задом.

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ

(один):

Взвалил я ношу на себя,

Но нет пути обратно…

Святая Русь! Твой дух любя,

Я думал многократно,

Что ты под небом голубым?

Какое твоё место?

Ты – горний край, Ерусалим,

Ты – Божия невеста!

Царьград под турками живёт,

Рим – Папами захвачен,

Лишь ты одна Христа оплот,

Тебе путь предназначен

Святым Вселенским царством быть,

Все сокрушить невзгоды

И вере истинной учить

Заблудшие народы.

Они уже стучатся к нам —

Дон, Полоцк, Украина…

И Русь их не отдаст врагам —

Судьба у нас едина!

Текут границы наши вширь

Могучею волною,

Преображается Сибирь

Под русскою рукою.

Израиль новый восстаёт

Из пепла, словно чудо,

И православие несёт

Язычникам повсюду…

Ах, Русь, кружится голова

От твоего величья!

Одно лишь надо нам, сперва —

Все устранить различья,

Что накопились за века

В богослужебных нормах.

Я для того издалека

Призвал на Русь учёных.

Как славно начинали мы:

Над сводами писаний

Трудились лучшие умы —

Арсений, Епифаний[5].

Под Вонифатьева[6] крылом

Вся молодёжь собралась,

О деле думали одном,

Пока не передрались…

Встал Аввакум за старину,

За ним другой и третий,

В раскол направили страну

Борцы за правду эти!

Потом и Никон стал чудить,

Вдруг стал неблагодарным,

Хотел как Римский Папа быть,

Писался государем[7].

Крестьянский сын…Откуда в нём

Такое самолюбье?

Поставить Церковь над царём —

Латинское безумье!

Есть на Руси один лишь царь,

Помазанник Господний,

Так на Сионе было встарь,

Так на Руси сегодня.

А церковь – правильно блюди

Устав богослуженья…

Дверь приоткрывается, в неё просовывается голова ДЕМЕНТИЯ

ДЕМЕНТИЙ:

Великий государь!

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Войди!

ДЕМЕНТИЙ заходит и падает на колени, государь делает знак подняться.

ДЕМЕНТИЙ:

С Коврова донесенье.

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Что там у них стряслось?

ДЕМЕНТИЙ:

Бегут

Крестьяне к капитонам[8]

Там объявился новый плут —

Друг нищим и голодным,

Вавила-старец. Он твердит,

(перекрестившись)

Что Церковь не от Бога,

И Крест и Таинства хулит,

И лается премного.

Люд толпами к нему идёт,

Скиты повсюду ставят…

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Сыскать разбойника! В тюрьму!

Пусть там его заставят

Назвать сообщников своих,

Покаяться всем сердцем.

ДЕМЕНТИЙ:

С крестьянами что делать?

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Их

Назад вернуть владельцам.

ДЕМЕНТИЙ:

Они наслушались про ад

И про земли кончину…

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Работать просто не хотят,

Но ищут лишь причину,

Чтоб убежать подальше в лес

И жить там, словно тати.

Пусть каются, целуют крест…

Скажи, Дементий, кстати,

Как монастырь на Соловках?

Мне говорили, будто

Монахи там забыли страх,

И назревает смута…

ДЕМЕНТИЙ:

Приплыл от них архимандрит,

Ждёт встречи с государем.

Монахи служат, говорит,

В церквях по книгам старым.

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Послать комиссию туда,

Священников учёных.

Пусть разъяснят им навсегда

О вреде книжек оных.

ДЕМЕНТИЙ:

Всё будет сделано.

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Иди…

Меня купцы заждались.

За патриархами следи,

Ни в чём чтоб не нуждались.

ДЕМЕНТИЙ уходит.

Картина вторая

Несколько месяцев назад. Белое море. На небольшом рыбацком баркасе АФАНАСИЙ, МАРФА, ДУНЯ, НИКИТА плывут на богомолье в Соловецкий монастырь.

ДУНЯ:

(поёт, глядя вдаль):

Принесу жемчужину я

В Руки Вечного Владыки,

Разольются солнца блики —

Чистая душа моя.

Принесу жемчужину я,

Ту, которая дороже,

Всех богатств земных и всё же,

Господи, помилуй мя!

Принесу жемчужину я,

Положу пред Ним, склонившись,

На колени опустившись —

Господи, раба Твоя.

Принесу жемчужину я,

Разорвутся вражьи сети,

Ведь сильней всего на свете

Чистая любовь моя…

МАРФА:

Что, Дуня, снова о любви

Поёшь с утра пораньше?

Ты лучше Бога не гневи…

ДУНЯ:

А что быть может краше?

МАРФА:

Уж скоро будет монастырь —

Святых людей обитель.

Вот, лучше полистай псалтирь

(Даёт ей небольшую книгу),

Покайся…

ДУНЯ:

Рек Спаситель,

Тому, кто много возлюбит,

Грехов проститься много.

НИКИТА:

Она о Лёшке всё грустит…

МАРФА:

Побойся, Дуня, Бога!

В монастыре он третий год,

Когда его забудешь?

Он для Христа теперь живёт,

Неужто ещё любишь?

НИКИТА:

Земля! Земля!

АФАНАСИЙ:

Благой Творец

Сподобил нас добраться

К святому месту, наконец!

МАРФА:

Должны мы постараться,

Со страхом Божьим здесь ходить

И плачем безутешным

Спасителя благодарить

За милость к нам прегрешным.

Паломники осеняют себя крестным знамением и благодарят Бога.

МАРФА:

Прославим Бога, споём же:

ВСЕ:

Слава Тебе, Христе, Боже!

МАРФА:

Приидите, поклонимся Богу!

ВСЕ:

Приидите, поклонимся Христу!

Приидите к славному Его чертогу,

Припадите к честному Его Кресту!

Спаси нас, Божий Сыне,

Тебе поющих ныне:

Аллилуйя, Аллилуйя! (2 р.)

Картина третья

Большой Соловецкий остров. Семейство АФАНАСИЯ сходит на берег и идёт в сторону монастыря.

ДУНЯ:

Красиво как…

МАРФА:

Святым молись

Савватию, Зосиме[9],

Поклоны сотворяй, крестись —

Душою будешь с ними.

ДУНЯ и все остальные усердно крестятся и делают поклоны. Затем семейство подходит к воротам, возле которых стоят два монаха, и сидит юродивый, поющий заунывную песню.

ЮРОДИВЫЙ:

Древней вере на Руси

Больше не бывати,

Иноземцы приплывут

Монастырь разоряти.

О, горе! Горе! Горе!

Кровь вытекает в море!

Секиры, копья, пики,

Пожары, стоны, крики!

Афанасий с детьми со страхом смотрят на юродивого.

1-й МОНАХ

(показывая на юродивого):

Ивашка, Божий человек,

Лет пять уж нас тревожит,

Сидит здесь, в холод, дождь и снег,

Поёт одно и то же.

Семейство АФАНАСИЯ проходит ворота и вступает на территорию монастыря. Взору паломников открывается храм Благовещения Пресвятой Богородицы.

ДУНЯ

(МАРФЕ шёпотом):

Сестра, смотри, вот это да!

Какая церковь дивна!

Давай зайдём скорей туда…

МАРФА:

Там служба, ещё, видно,

Не кончилась…

ДУНЯ:

Пойдём, пойдём!

АФАНАСИЙ:

Сходи сама, Дуняша,

На паперти мы подождём…

МАРФА:

Когда сестрица наша

Уж повзрослеет, наконец…

АФАНАСИЙ:

По мне, так никогда бы!

МАРФА:

Ты слишком добрый с ней, отец —

Не вышло чего как бы.

ДУНЯ заходит в церковь, протискивается через толпу молящихся, разглядывает иконы и всматривается в лица монахов. АФАНАСИЙ с детьми ходит вокруг церкви. Внезапно из соседнего храма выбегает священник, за ним бежит толпа монахов и мирян, возглавляемая старцем:

ТОЛПА:

Иуда! Бей его! Держи!

АФАНАСИЙ:

Что сделал он худого?

СТАРЕЦ:

По новым книгам он служил…

Беглеца ловят и подводят к старцу.

СТАРЕЦ:

В тюрьму его! В оковы!

Священника уводят под улюлюканье толпы.

СТАРЕЦ

(АФАНАСИЮ):

Проникла, други, даже к нам

Латинская зараза,

Враги уже и тут и там,

От Никона указа

Пришло безумие на Русь —

Святых книг исправленье,

Вместо Исуса – Иисус,

Трёхперстное крещенье…

МАРФА:

А как же царь не уследил

За мерзостьми такими?

СТАРЕЦ:

Его антихрист окружил

Людьми везде своими.

Писали, били мы челом,

Но занят царь делами,

Ответа до сих пор мы ждём

И боремся с врагами.

Ну ничего, Бог сохранит

Державу от глумленья…

АФАНАСИЙ:

Очнётся царь и посрамит

Все ложные ученья!

СТАРЕЦ:

Аминь! Аминь! Да будет так!

Идите с миром, други!

Но помните, не дремлет враг,

Молитесь на досуге!

СТАРЕЦ уходит в сопровождении монахов.

АФАНАСИЙ:

(одному из мирян):

Скажите, кто сей старец был,

Муж крепкий и достойный?

1-й МИРЯНИН:

Сей старец – преподобный Нил,

Молитвенник Христовый.

ДУНЯ выходит из церкви, семейство АФАНАСИЯ отправляется искать ночлег в сторону рыбацких келий.

Картина четвёртая

На следующий день. Окрестности Соловецкого монастыря. АФАНАСИЙ с детьми идут вдоль берега моря. ДУНЯ задумчиво всматривается в небо.

ДУНЯ:

Смотрите, чайка высоко!

Летит свободно, вольно…

АФАНАСИЙ:

Тебе здесь нравится?

ДУНЯ:

Легко

Душе здесь и спокойно.

АФАНАСИЙ:

А ты как, Марфа?

МАРФА:

Я сильней

Ещё Дуняши рада!

АФАНАСИЙ:

Ещё побудем пару дней

И возвращаться надо.

ДУНЯ:

Так скоро? Как же? Почему?

АФАНАСИЙ:

Работы дома много.

ДУНЯ:

Но нужно мне ещё…

НИКИТА:

К нему!

ДУНЯ:

Никита, ради Бога!

АФАНАСИЙ:

Мы приплывём сюда опять

На следующее лето.

ДУНЯ:

Но это ведь так долго ждать!

Внезапно ДУНЯ останавливается как вкопанная и смотрит на идущего навстречу монаха. Остальные тоже всматриваются в него.

МАРФА:

Уж не Алёшка это?

Монах проходит мимо них, глядя под ноги, и идёт в сторону монастыря. ДУНЯ, спотыкаясь, бежит за ним.

ДУНЯ:

Постой, Алёшка, подожди!

НИКИТА:

Хмельна любовна чаша…

ДУНЯ:

Алёшка, стой, не уходи!

Монах крестится и прибавляет ход, не оглядываясь по сторонам.

МАРФА:

Вернись назад, Дуняша!

ДУНЯ догоняет монаха и идёт рядом с ним.

ДУНЯ:

Постой, Алёша, как же так!

Ведь это я! Я! Дуся!

Монах останавливается и со страхом смотрит на ДУНЮ.

МОНАХ:

Я не Алёша. Инок Марк

Теперь я здесь зовуся.

Зачем ты тут?

ДУНЯ:

Со всей семьёй

Святыни посещаю.

МАРК:

А, это славно.

ДУНЯ:

Мы с тобой

Увидимся?

МАРК:

Не знаю.

ДУНЯ:

Мы каждым летом будем тут,

А может и весною…

МАРК:

Пора мне, Дуня, братья ждут,

Прощай, Господь с тобою.

(Быстро уходит).

Картина пятая

Декабрь 1666 г. Москва, Теремной дворец, кабинет царя. АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ, ПАИСИЙ, ДЕМЕНТИЙ.

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Скажи, Паисий, напрямик,

В Собора заседаньи

Возьмём мы верх?

ПАИСИЙ:

Отцов-владык

Волнует содержанье:

Расходы всякие растут —

Питание, быт, слуги…

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

По двести тысяч им дадут,

Мы ценим их заслуги.

ПАИСИЙ:

Пресветлый царь, ещё другим

Должны мы будем тоже…

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Заплатим всем друзьям своим,

Скажи, Паисий, всё же,

Удастся ль Никона нам снять,

Отпор дать староверам?

ПАИСИЙ:

Раскольникам не устоять,

А вот с вопросом первым

Не так всё просто, много тут

Препятствий богословских…

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Пусть их владыки обойдут,

Ходов есть много ловких.

ПАИСИЙ:

Не ляпнет Никон ли чего

В Собора заседаньи?

ДЕМЕНТИЙ:

Читаем письма мы его

С повышенным вниманьем.

Царя винит он через край…

ПАИСИЙ:

Всемилостивый Боже!

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ

(ДЕМЕНТИЮ):

Владыкам письма передай —

Пусть почитают тоже…

Весёлые нас ждут деньки,

Но этот бой последний!

(Делает знак Паисию, тот уходит).

Отплыл ли кто на Соловки?

ДЕМЕНТИЙ:

Вчера. Священник Сергий.

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Как во Владимирских лесах?

Поймали того вора?

ДЕМЕНТИЙ:

Отряд послали мы на днях,

Поймаем очень скоро.

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Поторопись, Дементий, с ним,

Христово это дело!

Бог будет щедр к трудам твоим,

Коль справишься умело.

ДЕМЕНТИЙ кланяется, затем, по государеву знаку уходит.

Часть вторая

Триумф

Картина первая

Соловецкий монастырь. Трапезная палата Спасо-Преображенского собора, МОНАХИ и МИРЯНЕ собрались на большой Черный Собор в связи с прибытием из Москвы ОТЦА СЕРГИЯ. Заседание Собора ведет соборный старец АЛЕКСАНДР, на почетном месте восседает архимандрит НИКАНОР.

АЛЕКСАНДР:

Во славу Господа Христа

Собор мы сей созвали.

Очистим души и сердца,

Помолимся вначале!

Монахи встают и читают молитвы.

АЛЕКСАНДР:

Собор открыт. Всем можно сесть.

Итак, прошу вниманья!

Сегодня мы собрались здесь,

Чтоб обсудить посланье

От государя. К нам сюда

Приплыл гонец. Готовы

Его заслушать, братья?

МОНАХИ:

Да!

АЛЕКСАНДР:

Отец Сергий, вам слово.

о. СЕРГИЙ

(поднимаясь со скамьи):

Да укрепит нас всех Христос,

Даст разум и смиренье!

Я, братия, до вас привёз

Царёво повеленье.

Пора конец уж положить

Расколам и интригам,

Вам государь велит служить

Согласно новым книгам.

В зале раздаются крики, шум, брань.

КРИКИ ИЗ ЗАЛА:

В нём бес! Клобук с него сорвать!

о. СЕРГИЙ:

Дослушайте спокойно…

КРИКИ ИЗ ЗАЛА:

Иуда!

Ересь!

В шею гнать!

Наслушались, довольно!

АЛЕКСАНДР:

Потише, братья, здесь Собор,

А не базар крестьянский!

Назначим, коль возник тут спор,

Мы диспут христианский.

От нас кто будет говорить?

Кто лучше знает веру?

МОНАХИ:

Геронтия!

АЛЕКСАНДР:

Геронтий выйдь!

Со скамьи поднимается ГЕРОНТИЙ и выходит на середину палаты

АЛЕКСАНДР:

Начните же, к примеру,

С перстосложения…

ГЕРОНТИЙ

(поднимая вверх два пальца правой руки):

Вот так

Наши отцы крестились.

И этим победили мрак,

И Богу так молились!

(Бурные овации в зале).

о. СЕРГИЙ:

Трёхперстье – это знак святой,

Он Троицу слагает.

ГЕРОНТИЙ:

Кто крестит так своей рукой,

Тот Троицу распяет.

(Зал охает).

ГЕРОНТИЙ

(снова подняв два пальца правой руки):

Так окрестили нашу Русь

Владимир-князь и Ольга,

Так на иконах Спас Исус

Подъемлет длань…

о. СЕРГИЙ:

Не только!

Другой у христиан закон

Сложился за столетья:

Ерусалим, Царьград, Афон

Крестятся троеперстьем.

ГЕРОНТИЙ:

И где теперь Ерусалим?

Под игом басурманским!

(Одобрительный смех в зале).

Царьград давно уж лёг под Рим

В союзе униатском![10]

(Громкий хохот и аплодисменты)

Русь православие блюдёт,

И потому доныне

Два Рима пали, Русь живёт

И делается сильне.

Пенять не нужно на других,

И греки – не указ нам!

о. СЕРГИЙ:

Мы веру приняли от них!

ГЕРОНТИЙ замирает и растерянно смотрит по сторонам. Со своего места поднимается НИКАНОР.

НИКАНОР:

Вот это ложь ужасна!

Сначала Русь крестил Андрей[11],

А греки были позже…

о. СЕРГИЙ:

Так вера русская старей?

НИКАНОР:

И истиннее тоже!

Не нужно нам её менять,

Пусть с нас берут примеры!

(Под бурные овации НИКАНОР садится).

ГЕРОНТИЙ:

Как можно было исправлять,

Старинный Символ Веры?

о. СЕРГИЙ:

Убрали только те слова,

Что устарели сильно.

ГЕРОНТИЙ:

А слово «истинный»[12]? Едва

Была та фраза длинна…

о. СЕРГИЙ:

Так Никон сделать повелел.

ГЕРОНТИЙ:

А вы куда глядели?

о. СЕРГИЙ:

Речами он на нас гремел,

Мы спорить не хотели.

ГЕРОНТИЙ:

А крестный ход? По солнцу мы

Во все века ходили[13]!

о. СЕРГИЙ:

Христос выводит нас из тьмы,

А не светило…

ГЕРОНТИЙ снова задумывается. Со своего места опять поднимается НИКАНОР.

НИКАНОР:

Вы ли

Здесь вспоминаете Христа,

Когда Его же Имя

Ваши коверкают уста?

о. СЕРГИЙ:

У греков так ведь…

НИКАНОР:

С ними

Умом вы тронулись совсем

Иль продались за злато!

Мы знаем, кто стоит за всем,

Кто книги вам печатал.

(Берёт и перелистывает одну из новопечатных книг).

Вот штамп – Венеция, Париж,

Вот зло идёт откуда!

(Ропот возмущения в зале)

Вместо креста – латинский крыж[14],

То езуитов блюдо!

(В зале раздаются негодующие крики, призывы к расправе с О. СЕРГИЕМ.)

НИКАНОР:

Русь будет до тех пор стоять,

Покуда будет строго

Обряды веры соблюдать —

Закон Живого Бога!

(Бурные овации в зале)

АЛЕКСАНДР:

Нет смысла продолжать наш спор,

Теперь нам всё понятно.

Мы закрываем наш Собор

(о. СЕРГИЮ)

Плывите же обратно!

о. СЕРГИЙ:

Так что же, вы указ царёв

Исполнить не хотите?

НИКАНОР:

С царём поспорить я готов!

Что, братия, пустите

Всю нашу правду рассказать,

Открыть всю душу смело,

А коли надо, пострадать

За Божеское дело!

МОНАХИ:

Святой! Спаситель!

АЛЕКСАНДР

(НИКАНОРУ):

Вы храбрец!

(Монахам)

Что, братия, отпустим?

МОНАХИ:

Да! Да!

АЛЕКСАНДР

(НИКАНОРУ):

Пусть вас хранит Творец!

За вас молиться будем!

Картина вторая

Москва, Благовещенский собор Кремля. Государь участвует в богослужении. Рядом с ним молится ПАИСИЙ. Священник, совершающий литургию, во время пения Символа веры, по ошибке произносит одно из предложений по-старому.

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Ты как поёшь здесь, разгильдяй?

Ты что за староверье?

СВЯЩЕННИК:

О, Господи, я невзначай…

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Начни сначала пенье!

Священник начинает молитву заново.

ПАИСИЙ:

Пресветлый царь, я восхищён,

Признаюсь, и немало:

От Константиновых времён

Земля ещё не знала

Монарха, грамотнее вас

В обрядах литургии…

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Спаситель вразумляет нас.

ПАИСИЙ:

В погибшей Византии

Преданье древнее живёт

О том, что через годы

Царь с северной страны придёт

И принесёт свободу.

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ

(перекрестившись):

Когда то будет?

ПАИСИЙ:

Иисус

Один об этом знает.

Но ждут народы, когда Русь

На басурман ударит.

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Даст Бог, покажем мы врагам,

Всех посрамим неверных!

Пока же помощь нужна нам

В заботах многодневных

О церкви, пастырях её,

Что служат здесь безбожно!

Сам видишь наше бытиё…

ПАИСИЙ:

Всё сделаем, что можно.

Служба продолжается, затем все расходятся.

Картина третья

Москва, Теремной дворец, кабинет царя. АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧработает с документами. Раздаётся стук в дверь, затем в кабинет заходит ДЕМЕНТИЙ, падает ниц и по знаку царя встаёт.

ДЕМЕНТИЙ:

Вавила пойман, государь!

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Покаялся?

ДЕМЕНТИЙ:

Куда там!

Шипит, как в преисподней тварь,

Всех кроет благим матом.

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Крест подносили вы ему?

ДЕМЕНТИЙ:

На Крест Святой плюётся.

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Что ж…Пытку применить к нему,

Покуда не уймётся!

ДЕМЕНТИЙ:

А коли не уймётся, гад?

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Сжечь в срубе без пощады!

В огне еретики горят,

В Геенне вечной ада!

(после паузы)

Как Соловки?

ДЕМЕНТИЙ:

Вернулся к нам

Отец Сергий.

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Сумел ли

Порядок навести он там?

ДЕМЕНТИЙ:

Унёс он ноги еле.

Монахи учинили бунт,

Наш пастырь растерялся…

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Нож в спину! Скопище иуд!