Семь кило баксов

Владимир Гриньков

Семь кило баксов

Глава 1

– Яркое солнце. Пляж. Пальмы. Шумит прибой, так нежно-нежно. И хочется лежать на берегу, чтобы тебя все время лизали волны. А небо синее-синее, а по небу облака – как маленькие клочки ваты, я очень люблю, чтобы как вата, тогда красиво. Я прямо сейчас вижу эту картину, – сказала Полина. – А ты?

– А я нет, – ответил Хеджи.

Их машина застряла в нескончаемой пробке, среди скопища заляпанных дорожной грязью чадящих железных коробок на колесах. Свинцового цвета небо нависало над землей, редкие деревья с черными отсыревшими стволами и без листвы казались декорацией из невеселого спектакля о жизни тех, кто уцелел после ядерной войны, а снег вдоль дороги лежал темными мусорными кучами. Московский март. Пока еще даже не верится, что на Земле бывает тепло и уютно.

– Никакой фантазии! – попеняла своему спутнику Полина.

– Ди-джеям фантазия ни к чему.

– Гнусная ложь! – засмеялась Полина.

Ей ничто не могло испортить настроения. Ни эта пробка, ни невеселая погода.

– Почему же ложь?

– Потому что ты по характеру фантазер.

– Я?

– Ты! Имя себе придумал – Хеджи…

– Это из сугубо прагматических соображений. Потому что ди-джей Хеджи – это звучит. А ди-джей Вениамин – не звучит.

– Ди-джей Витамин! – сказала Полина. – Вот звучит!

– Витамин, – пробормотал Хеджи, – каротин, гардемарин, аквамарин…

– Аспирин!

– Ди-джей Аспирин. Хм! Круто! – покачал головой Хеджи. – Почему я так поздно тебя встретил? Почти наверняка у меня сейчас был бы другой псевдоним. Круче нынешнего.

Им все-таки пришлось, маневрируя, выбраться из пробки и дальше пробираться переулками.

– Скоро у меня эфир, – бормотал Хеджи. – Будь проклята эта работа, которая нас с тобой разлучает!

– Брось ее, – беспечно предложила Полина. – И мы с тобой уедем.

– Куда?

– Туда, где море, пальмы и горячий песок.

– Хочу! – признался Хеджи с обреченностью больного, который уже знает, что излечение невозможно, как ни мечтай.

– Нет, правда! Я сдам экзамены – и уедем. Месяца на три. На все лето. Снимем домик…

– Под пальмами?

– Да!

– На три месяца?

– Да!

– Ты получила большое наследство?

– У меня есть папа! – засмеялась Полина. – Это лучше всякого наследства!

– Это точно.

– Я его попрошу, он до июня подберет дом… В какой стране, кстати?

– Где-нибудь на островах, – отозвался Хеджи, увлекаясь игрой.

– На Карибах?

– Карибы, Сейшелы, Канары…

– Нет, Канары – это слишком просто. Можно остров Маврикий. Или Реюньон.

– Это где?

– Это в океане, – со смехом ответила Полина.

– Я согласен. В океане – это круто. С работы меня после трехмесячного отсутствия, конечно, вышвырнут, но, если разобраться, – захочу ли я сам возвращаться туда после трехмесячного пребывания в раю?

Подъехали к дому Полины. У подъезда стоял отцовский «БМВ».

– Что-то рано он сегодня, – удивилась Полина и посмотрела на Хеджи. – Поднимешься к нам?

– Не готов я к встрече с твоим папиком, – признался Хеджи. – Он всегда смотрит на меня так, будто я ему давно и много задолжал.

– Это ревность.

– Ты так думаешь?

– Посмотрим, как ты сам будешь относиться к избраннику своей единственной дочери.

– Если единственный ребенок – так уж лучше сын. Хотя я думаю, детей будет двое.

– А у меня ты спросил, скольких я хочу родить?

– Считай, что вот сейчас как раз и спросил.

– Четверых!

– Да ну! – не поверил Хеджи.

– Двоих мальчиков и двух девочек. Но если ты против…

– Конечно, против!

– В таком случае – пятеро. Или шестеро. Но не меньше четырех.

Хеджи закатил глаза.

– Я подумаю, – пообещал он. – Ладно, что мы сегодня слушаем?

– Ну, например «Queen».

Полина поцеловала своего спутника и вышла из машины.

Глава 2

Отец действительно был дома. Его выдал запах табака, которым тянуло из-за двери кабинета. Всегда открывал окно, когда курил, и все равно чувствовалось.

– Па, я дома, – пропела Полина, направляясь на кухню. – Кофе будешь?

– Да, – голос из-за двери.

Кофе на двоих. Кофе, немного сахара и толику красного перца, получается нечто изумительное. Когда бодрящий аромат поплыл по квартире, появился отец. Быстрого взгляда было достаточно, чтобы понять – он сегодня не в духе.

– Ты не заболел? – заботливо спросила Полина.

Отмахнулся, показывая, что расспросы ни к чему. Такой человек. Предпочитает самостоятельно разбираться со своими проблемами. Полина уже привыкла.

– Как учеба? – спросил отец.

– Нас учат, мы в меру сил сопротивляемся.

– Сессия когда?

– В мае.

Отец хмуро смотрел в кофейную чашку. У него был такой вид, будто май его совсем не устраивал.

– А твой Ходжа Насреддин?

– Он не Ходжа, па. Он Хеджи.

– Ну что за имя такое? – поморщился отец. – Как кличка у собаки.

– Это модно, па. К тому же Хеджи – это круто. А вот если бы его звали Аспирин?

– Какой еще аспирин? – с нескрываемой досадой отозвался отец.

– Это я так, просто шучу.

– Что у тебя с ним?

– Па-а-а… – с укоризной протянула Полина. – Ты такие вопросы задаешь!

– Я знаю, какие вопросы задаю.

Вот такой у человека характер. Ему лишь бы командовать, чтобы все ему подчинялись. И чтобы все было по его. И чтобы никакого сопротивления.

– У меня с ним любовь, – с деланной серьезностью сообщила Полина, таким образом отгораживаясь от подавляющей бестактности ожидаемых вопросов.

– А у него с тобой?

Не понять было, всерьез это произнесено или в шутку.

– И у него со мной – то же самое.

– Так замуж выходи.

Полина вскинула голову и наткнулась на отцовский взгляд. Он смотрел на нее не мигая, и в глазах не угадывалось шутки. Нисколечко. Полина растерялась, не зная, что на это ответить.

– Ты не очень-то его привечаешь, – напомнила она, пытаясь одновременно справиться с растерянностью.

– Но ты не очень прислушиваешься к моему мнению, – парировал отец. – Так что какой мне смысл настаивать на своем?

Это совсем не было на него похоже. Настоять на своем он всегда умел, сколько Полина себя помнила.

– Хорошо, я выйду за него замуж, – с деланной кротостью сказала Полина, только чтобы закончить этот тягостный для нее разговор.

Вроде бы отшутилась.

– Сегодня!

– Что – сегодня? – не поняла Полина.

– Сегодня пригласи его к нам.

– Он на работе, па.

– До которого часа?

– У него эфир до полуночи.

– Вот после эфира пускай и приходит. Познакомлюсь поближе с зятем.

– Ты шутишь, па?

– Так ты пригласишь? Или мне самому ему позвонить? Какой у него телефон?

Значит, это не шутки.

Полина посмотрела на часы. Как раз сейчас Хеджи должен был выходить в эфир. Она включила радио. И услышала голос Хеджи:

– Я ди-джей Хеджи, и я буду сегодня с вами до полуночи. Привет всем, кто меня слушает, а особый привет – клевой девочке Полине. Используя свое служебное положение, не корысти ради, а радости для, я ставлю для Полины неумирающий «Queen», композицию на тему о том, что, как ни крути, а шоу все-таки должно продолжаться, дорогие вы мои, любимые…

– В общем, позвони ему, пускай приедет, – сказал отец.

Поднялся и вышел из кухни. Невыпитый кофе остался на столе.

Глава 3

Полина дозвонилась до Хеджи в первом часу ночи, сообщила о странном приглашении отца.

– Я скажу ему, что не дозвонилась до тебя, – сказала в трубку шепотом, боясь, что отец ее услышит.

– Еще чего! – ответил Хеджи. – Если папик изъявил готовность познакомиться, я не буду лишать его этого удовольствия. Еду!

И он действительно приехал. В распахнутой курточке, под которой виднелась футболка с чьим-то живописным задом и нехорошей надписью на английском, хорошо еще, что отец английского не знал, но вот что делать с этой вызывающе розовой голой задницей?

– Ты сошел с ума! – прыснула Полина. – Хочешь, чтобы отца хватил кондрашка? Немедленно снимай, я дам тебе другую!

Втолкнула Хеджи в свою комнату, нашла, порывшись в шкафу, белоснежную футболку.

– Снимай, снимай!

– Еще чего! – заупрямился Хеджи.

Полине пришлось действовать самостоятельно. Едва она стянула с Хеджи футболку, как в комнату, привлеченный шумом, заглянул отец.

– Добрый вечер! – поприветствовал его Хеджи.

Полина спрятала злополучную футболку за спину.

– Оденься, – сказал отец, обращаясь к Хеджи. – И после этого зайди ко мне в кабинет. А ты, Полина, останься здесь.

Вышел.

– Строгий папик, – оценил Хеджи.

Через минуту он вошел в кабинет. Горела настольная лампа. Отец Полины сидел в глубоком кресле и курил трубку. Показал рукой на диван – присаживайся. Хеджи сел, закинул ногу на ногу. Может быть, он и чувствовал себя неловко в эту минуту, но по нему этого нельзя было сказать.

– Как твое имя?

– Хеджи.

– Я про имя спрашиваю.

– Хеджи.

– Это тебя папа с мамой так назвали?

– Плевать я хотел на то, как они меня назвали. Мало ли что им там в головы взбрело двадцать лет назад. Сейчас другие времена, другая мода и имена тоже другие.

Хеджи говорил без явно выраженного вызова, даже спокойно. Отец посмотрел внимательно.

– Ну, допустим, ты – Хеджи, – произнес он после паузы. – Работаешь, как я слышал…

– Вроде того.

– Пластинки крутишь?

Хеджи не удостоил собеседника ответом.

– А дальше что? – поинтересовался отец.

– Вы о чем?

– О твоем будущем. Ведь всю жизнь этим не будешь заниматься.

– Это точно.

– И какие планы?

– Выгодно жениться.

Отец забыл про свою трубку. Сидел и смотрел на Хеджи. А Хеджи смотрел на Полининого отца и, кажется, чувствовал себя увереннее, чем его собеседник.

– Не боишься так говорить? – осведомился отец после продолжительной паузы. – Я все-таки отец Полины.

– Вы отец, вы за дочь и бойтесь. А мне бояться нечего.

– Наглец.

Не оскорбление, а всего лишь констатация факта. Хеджи даже не ответил. Повел скучающим взглядом по сторонам. В этом кабинете он был впервые. Добротные книжные шкафы, золотые корешки книг, фальшивый камин, в котором никогда не разводят огня, а на каминной полке – антикварные часы. Еще роскошный стол, компьютер на столе, письменный прибор, выточенный из красивого – зеленого, с золотистыми прожилками – камня. Набор трубок, некоторым из них место в музее, настолько хороши. Хеджи отметил про себя, что папик неплохо тут устроился. Уютненько у него. Даже завидно.

– С Полиной у тебя серьезно?

– Не понял, – сказал Хеджи и склонил голову набок, внимательно разглядывая собеседника.

– Что ж тут непонятного.

– Вас интересует, сплю ли я с ней?

По лицу Полининого отца пробежала тень. Хеджи даже показалось, что еще мгновение – и этот мужик бросится на него. Но обошлось.

– Нет, я про планы на будущее, – сказал отец.

– Ах это! – беспечно отозвался Хеджи. – О будущем я пока не задумываюсь. Рано!

Отец посмотрел на него внимательно, потом затянулся табачным дымом. Так и сидели. Отец курил. Хеджи без стеснения рассматривал убранство кабинета.

– Живешь с родителями? – спросил наконец отец.

– Нет.

– А где?

– Снимаю квартиру.

– Какой район?

– Текстильщики.

Отец оторвался от своей трубки.

– Я хочу, чтобы ты увез Полину к себе.

Вот теперь Хеджи проняло. Он воззрился на своего собеседника так, словно только что услышал от него нечто невероятное.

– Причем сегодня же, – добавил отец.

– А Полина знает?

– О чем?

– Вот о том, что вы мне только что сказали.

– Нет. И я хочу, чтобы ты не посвящал ее в подробности нашего разговора.

Хеджи быстро оправился от изумления.

– Мне-то что, – сказал, пожав плечами. – Я запросто. Это она вас боялась, а так – какие проблемы?

Отец слушал его с непроницаемым выражением лица. Трубка в его руке дымилась. Хеджи посмотрел вопросительно – это все, мол?

– Поживет пока у тебя, – сказал отец. – А там видно будет.

Что именно там будет видно, Хеджи не понял, но уточнять не стал.

– И еще, – сказал отец. – Ты когда-нибудь водил Полину в ресторан?

– Полину – нет.

Отец вздохнул, извлек из бумажника стодолларовую купюру, протянул ее Хеджи.

– Возьми! Своди ее в хороший ресторан…

– На хороший этого не хватит.

Из бумажника была извлечена вторая сотенная. Хеджи с невозмутимым видом спрятал деньги в карман своих джинсов.

– Все? – осведомился он.

– Все!

Хеджи поднялся.

– Приятно было познакомиться, – сообщил он. – Вы обращайтесь, если что.

– Если ты создашь для Полины хоть какие-то проблемы, – сказал вдруг спокойно отец, – я тебя, ублюдок, по стене размажу.

Он при этом даже и не смотрел на Хеджи, как раз выбивал погасшую трубку. Но Хеджи проникся. Все так и будет, как этот старый хрыч сказал. Бабок у него немерено. Заплатит кому надо, и пиши пропало. Только сейчас Хеджи впервые понял, почему Полина так боялась своего отца. Мужик, который не бросает слов на ветер и не считается ни с кем. Суровый дядька. А Хеджи тут фраерился перед ним.

Глава 4

У Олега Игоревича Звонарева, отца Полины, был собственный бизнес. Не большой и не маленький. Несколько лет назад Звонарев обнаружил интересную особенность. Когда-то существовали как явление так называемые «колбасные электрички». В этих электричках провинциальная Россия по выходным въезжала в Москву, чтобы запастись колбасой, сливочным маслом и шоколадными конфетами – всем тем, чего днем с огнем нельзя было отыскать в своем родном городе, где из всех вкусностей в продуктовых магазинах присутствовали только кильки в томате да малосъедобная карамель. Когда времена изменились и многое из того, что прежде можно было купить только в столице, появилось и в провинции, о «колбасных электричках» подзабыли, но тут-то и проявилась одна особенность, на которую обратил внимание Звонарев. Провинция все равно продолжала ездить в Москву, потому что через столичные таможенные склады проходила большая часть импорта, завозимого в Россию, и получалось, что, как и прежде, товар надо покупать здесь и только здесь. Каждый день тысячи юрких грузовичков «Газель» устремлялись по направлению к Москве, торговцы из провинции ехали за товаром, и каждый при этом терял деньги: бензин, амортизация автомобиля, взятки гаишникам. Заботу о доставке товара в провинцию Звонарев решил взять на себя. Он заключил договоры с десятками мелких провинциальных фирм в городах, расположенных на расстоянии до полутысячи километров от Москвы, наметил несколько маршрутов, и по этим маршрутам из Москвы регулярно отправлялись большегрузные фуры, доставлявшие заказанный торговцами товар к месту назначения. Получалось, что Звонарев был полномочным представителем в Москве десятков фирм, зарегистрированных где-то далеко за пределами Московской кольцевой автодороги.

У него был свой офис и собственный автопарк, те самые фуры. Уже неделю фуры стояли на приколе. Водители по утрам приходили на работу, узнавали, что и сегодня на маршрут никто не выезжает, после чего отправлялись по домам, унося с собой толику тревоги, разлитой в воздухе.

Звонарев приезжал в офис в семь. В это время здесь еще не было никого из персонала, кроме охраны, и до девяти, до начала работы, он успевал сделать многое из того, что оставалось со вчерашнего дня.

Сегодня он тоже приехал в семь. Прошел в кабинет, сел за стол, закурил трубку, но к делам не приступал. Сидел, курил.

Без четверти девять пришла секретарь. Звонарев попросил ее приготовить кофе. И еще попросил пригласить к нему коммерческого директора – сразу, как только тот появится.

Коммерческий прибыл без двух девять. Без минуты девять он уже входил в звонаревский кабинет.

Звонарев попыхивал трубкой. По кабинету плавал пахучий табачный дым.

– Надо подготовить бумаги, Боря, – сказал заместителю Звонарев. – По передаче наших грузовиков.

– Передаче – кому?

Звонарев двинул по столу лист бумаги с кратким текстом.

– Фирма «Экспансив», – сказал он. – Оформишь не как продажу, а как передачу в счет погашения долга.

– А мы? – осмелился поинтересоваться коммерческий директор.

Прежде никогда не осмеливался. Звонарев приучил его к тому, что только он, Звонарев, принимает здесь решения, а коммерческий директор, пусть даже он и называется директором, нужен только для того, чтобы воплощать в жизнь звонаревские задумки. Довоплощались. Фирма идет ко дну, долги нарастают как снежный ком, просвета не видно, а если еще отдать грузовики, без которых работа просто немыслима, – фирму можно сразу закрывать.

– Так надо! – сказал Звонарев.

– Олег Игоревич! – еще раз набрался храбрости коммерческий директор. – Это же на нас крест сразу можно ставить! Без грузовиков мы ничто! Их в последнюю очередь надо отдавать! Уже когда совсем ничего не останется…

Он осекся, поняв, что сейчас грянет буря. Хорошо знал шефа. Но оказалось, что ошибался. Вместо того чтобы напомнить о том, кто тут хозяин, Звонарев сказал негромко:

– Я продаю свою квартиру.

И эти простые слова прозвучали страшнее самого страшного крика.

– Иди! – сказал Звонарев потерявшему дар речи коммерческому директору.

Когда тот ушел, Звонарев позвонил Полине, спросил, как дела.

– Нормально, – ответила дочь.

Вчера они не очень хорошо расстались. Когда Звонарев сказал Полине, что она должна ехать с Хеджи, Полина не сразу поверила. Пришлось поведать ей на ходу придуманную историю о каких-то мифических компаньонах, которые вот-вот сюда приедут и с которыми у Звонарева должен произойти очень важный и совершенно конфиденциальный разговор. Выглядело неправдоподобно, Полина встревожилась. Чтобы пресечь расспросы, Звонареву пришлось ее выпроваживать едва ли не силой. В общем, не очень красиво все выглядело.

– Поживи пока у Хеджи, – сказал Звонарев.

По кабинету плавали клубы табачного дыма.

– У тебя все в порядке? – спросила Полина.

– Вполне. А почему ты спрашиваешь?

Он и сам чувствовал, как фальшиво звучат его слова. И Полина наверняка догадывается. Не маленькая ведь.

– Я испугалась вчера.

– Чего ты испугалась? – спросил Звонарев.

У него был недовольный и высокомерный голос.

– Так, вообще, – ответила Полина.

У них не принято было открыто проявлять свои чувства.

В кабинет зашел коммерческий директор. Прошел к столу, положил перед Звонаревым лист бумаги. Звонареву бросилось в глаза крупно выведенное слово «Заявление». Продолжая разговор с Полиной, придвинул лист поближе, пробежал взглядом по строчкам. Это было заявление об уходе. Звонарев поднял глаза на своего подчиненного. Тот имел вид бледный, но решительный. Все понятно, крысы бегут с корабля. Знает, стервец, что возникли проблемы. А когда услышал, что придется продать грузовики и дела, следовательно, очень и очень плохи, тотчас же стал смазывать лыжи.

Не говоря ни слова, Звонарев подмахнул заявление. Борис топтался в нерешительности и не уходил.

– Я, наверное, должен объяснить…

Вместо ответа Звонарев молча указал на дверь.

– Мы сегодня увидимся? – спросила на том конце провода Полина.

Это она таким образом поинтересовалась, может ли вернуться домой.

– Нет! – ответил Звонарев.

– А когда?

– Я тебе позвоню.

Звонарев положил трубку на рычаг. Ни «здрасьте», ни «до свидания». Он всегда так разговаривал с Полиной.

Ближе к полудню приехали люди из «Экспансива». Бумаги о передаче им трейлеров были готовы. На них уже даже стояла звонаревская подпись.

– Но этого мало, – напомнили Звонареву.

– В течение ближайшего месяца я отдам остальное.

– Отдадите – чем?

Они знали о его теперешних финансовых возможностях и потому проявили недоверие.

– Продам квартиру, – ответил Звонарев.

– Хорошая квартира?

– Центр. Сто пятьдесят квадратных метров, – сказал Звонарев, хмурясь. – Этого должно хватить. С вами я, по крайней мере, рассчитаюсь.

Получалось, что не им одним он должен.

Во второй половине дня Звонарев отправился пообедать в ресторан. Здесь все ему было знакомо и все привычно. И даже заказал он себе все то же, что и всегда. Трапезничал, и тут вдруг до него дошло: это же он сам для себя иллюзию создает. Знакомый ресторан, знакомые официанты, привычные блюда – будто все идет по-прежнему, как всегда, и ничего в его жизни не изменилось. И даже расплатиться за обед он все еще мог. И сегодня, и завтра, и послезавтра. Пока в его бумажнике не закончатся деньги. О том, что будет потом, он старался не думать.

Расплатился с официантом и даже дал на чай. Все как всегда. Преуспевающий человек, успешно ведущий свои дела. Хотя бы перед официантом он еще мог играть эту роль.

Из ресторана он вышел расслабленной походкой никуда не спешащего человека. Его машина стояла у тротуара. Он подумал о том, что вот с машиной ему будет жалко расставаться. А все-таки придется.

Поехал домой. Машину поставил у подъезда, вошел в дом, поднялся на свой этаж. Открывая квартиру, долго возился с ключами. Уже когда распахнул дверь, сверху, с площадки между этажами, стремительно спустился парень в легкой куртке и вязаной шапочке, надвинутой на глаза. Звонарев еще успел обернуться на звук шагов, и поэтому первая пуля попала ему в лицо. Звонарев упал. Убийца выстрелил еще раз, для пущей надежности, после чего спустился вниз, сел в поджидавший его автомобиль и уехал.

Глава 5

Они договорились встретиться возле университета, но на встречу с Полиной Хеджи опоздал на двадцать минут. Судя по разбитому бамперу его машины, на то у него были веские причины.

– Представляешь, – сказал он, – налетел на какого-то «чайника». Вторую неделю водит машину. Новенький «жигуль». Чтобы он не очень задавался, я ему немного подрихтовал дверцу.

– Это серьезно?

– Пострадавший жив, – буркнул Хеджи. – Но сто пятьдесят баксов я ему отдал. Из тех, что твой папик нам пожертвовал. Извини, у меня не было других денег.

Мимо них проходили люди. Кому-то Полина кивала, с кем-то перебрасывалась парой-тройкой фраз. И вдруг встала спиной к потоку. Лицо было хмурое, Хеджи заметил, поинтересовался:

– Что такое?

– Препод. Ужасно противный.

Хеджи посмотрел вслед удалявшемуся человеку. Высок и молод. Короткая стрижка. И торчащие уши, со спины это особенно бросалось в глаза.

– Ты с ним в контрах? – спросил Хеджи.

– Меня от него тошнит.

По дороге домой они заехали в «Макдоналдс».

– Это нам вместо ресторана, о котором говорил твой папик. Все равно денег уже почти нет.

Взяли по биг-маку, еще картофель и пару порций кофе.

– Он звонил мне сегодня, – сказала Полина. – Что-то с ним происходит.

– Это он тебе так сказал?

– Нет, я сама поняла. Позвонил на мобильник, прямо на лекции. Никогда раньше не делал так, если знал, что я на занятиях.

– Чего хотел?

– Ничего. Просто спросил, как у меня дела.

– И как у тебя дела?

– Мерзко.

– А мне понравилось, – сказал беспечно Хеджи.

– Что понравилось?

– Наша вчерашняя ночь.

Полина нахмурилась.

– Не нагоняй тучи, – попросил Хеджи.

– Ты меня вчера просто изнасиловал, – с досадой сказала Полина. – Я ничего этого не хотела.

– Я же не виноват, что у тебя было плохое настроение.

– Зато у тебя был сплошной ништяк.

– Да, моя девочка. Чувствовал я себя просто превосходно. Хорошо, что папик твой оттаял.

– Ты о чем?

– Ну, в смысле – перестал тебя подавлять. Отпустил на вольные хлеба.

– У тебя настроение сегодня какое-то недоброе, – определила Полина.

– Я все никак успокоиться не могу. Полторы сотни баксов подарил чужому дяде. Хорошо, что не свои.

– И деньги эти, – вспомнилось Полине. – С какой стати отец дал тебе эти доллары?

– Я разве не достоин? – хмыкнул Хеджи.

– Нет, просто на него это не похоже.

– Прижимистый старикан?

Полина резко вскинула голову.

– Не смей так говорить о нем!

Хеджи пожал плечами.

В это время в сумочке у Полины запиликал сотовый телефон. Хеджи отвернулся.

– Алло!

– Это Полина Звонарева? – незнакомый мужской голос.

– Да.

– Где вы сейчас находитесь?

– А с кем я разговариваю?

– Моя фамилия Маркелов, я сотрудник Московского уголовного розыска. Вы можете подъехать?

– Куда?

– К себе домой.

Дом. Отец. Утренний звонок отца. И сотрудник Московского уголовного розыска Маркелов. Все это выстроилось в пугающую цепочку.

– Что с ним?! – выкрикнула Полина.

Сидевший рядом Хеджи даже вздрогнул.

– Ничего, – сказал Маркелов. – То есть не то чтобы совсем ничего… Вы только успокойтесь…

– Что?! – крикнула Полина.

– Ваш отец погиб.

Глава 6

У двери квартиры стоял милицейский сержант. Вид у него был хмурый, такими бывают люди, которым приходится сталкиваться с неприятностями, пусть даже и чужими.

– Вы к кому? – спросил он у Полины.

– Я здесь живу.

Сержант еще больше посмурнел лицом и посторонился:

– Пройдите.

Из отцовского кабинета вышел неприметного вида мужичок: короткая стрижка, черная куртка и серые брюки. Такие обычно по окончании рабочего дня стоят где-нибудь на автобусной остановке с непременной откупоренной бутылкой пива в руке.

– Вы Полина? Это я вам звонил. Моя фамилия Маркелов.

Быстрый взгляд на Хеджи:

– А вы кто?

– Я… друг…

– Вот что, милый друг, в этой комнате подождите.

Здесь еще были люди, в форме и без.

– Вы извините, – сказал Маркелов Полине, увлекая ее в отцовский кабинет. – Мы в ваше отсутствие, второпях. Хотели по горячим следам, так сказать. Вы как себя чувствуете? Может, врача?

– Нет, – сказала Полина. – Не надо.

Она никогда не слышала о существовании врачей, которые могли бы помочь в такой ситуации.

– Что с ним? – спросила Полина. – Как?..

«Как он погиб?» – этого она произнести не могла, у нее не было сил.

– Заказное убийство. Он пообедал в ресторане… Ваш отец, кстати, всегда в одном и том же ресторане обедал, вы не в курсе?

– В «Людвиге».

– В «Людвиге», да, – кивнул Маркелов.

Что-то он уже успел разузнать, похоже.

– Когда вы видели отца в последний раз?

– Вчера.

– Он не ночевал дома? – приподнял бровь Маркелов.

– Это я не ночевала дома.

– Почему? – с бесцеремонностью лечащего врача спросил собеседник.

– Отец меня выпроводил.

– То есть?

– Сказал, что я должна поехать к Хеджи.

Должна… поехать… к Хеджи… Он же все знал, получается!

– Он знал! – разрыдалась Полина. – Знал! Знал!

– Что он знал? – быстро спросил Маркелов.

– Он специально! Он знал, что это случится!

– Он что-то говорил вам?

– Говорил, что к нему должны приехать люди.

– Кто?

– Его компаньоны.

– Он назвал фамилии?

– Нет.

– А должности этих компаньонов? Из какой они фирмы?

– Ну какая фирма! – сквозь слезы сказала Полина. – Это же все чушь! Такого никогда раньше не было!

– Чего не было?

– Чтобы он меня выпроваживал из квартиры. Я очень удивилась вчера. Но ничего не поняла. И только теперь…

Она уже дала волю чувствам, и Маркелову пришлось принести для нее стакан с водой. Полина пила, стакан плясал у нее в руках. Маркелов терпеливо ждал.

– Вы жили вдвоем? – спросил Маркелов.

– Да.

– А ваша мать…

– Она погибла. Два года назад.

– Извините.

Короткая пауза. Только для приличия, потому что Маркелов не отступился:

– А мама ваша… Что с ней произошло?

– Погибла.

– Это я понял. Как?

– Самоубийство.

Самоубийство – это было Маркелову неинтересно. Вот если бы что-то такое, что связано с бизнесом Полининого отца… Все-таки он спросил на всякий случай:

– Причина самоубийства известна?

– Мама была больна. Неизлечимо.

Маркелов вздохнул.

– Когда вы почувствовали, что с вашим отцом что-то происходит?

– Я ничего не почувствовала.

– Совершенно?

– Да.

– И ничего не заподозрили?

– Нет.

– Даже вчера?

– А что было вчера?

– Отец отправил вас.

– Ах да! Нет, я ничего не заподозрила. Это было странно, конечно.

– Где вы провели ночь?

– У Хеджи.

– Это кто?

– Мой друг.

– Вот этот, который приехал сюда вместе с вами?

– Да.

– Вы давно знакомы?

– Несколько месяцев.

– Несколько – это сколько?

– Первого сентября мы с ним познакомились.

– Прошлого года?

– Да. Был первый день учебы. Я учусь в университете…

– В каком?

– Гуманитарном. Первого сентября мы пошли отметить начало учебного года. В кафе. Там я его увидела.

– Он был знаком с вашим отцом?

– Да.

– Вы его познакомили?

– Да.

– Как ваш отец к нему относился?

– При чем тут это?

– При том, – ответил Маркелов.

– Нормально он к нему относился.

– И спокойно вас отправлял к этому… как вы его назвали…

– Хеджи.

– Да, к Хеджи.

– Ни к кому он меня не отправлял.

– А почему?

– Ну с какой стати! – почти простонала Полина.

– Значит, отношения были не очень-то?

– Почему?

– Потому что только вчера, в силу каких-то причин, отец впервые отправил вас к вашему другу, – проявил способность выстраивать логические цепочки Маркелов.

– У них были нормальные отношения! – с детским упрямством сообщила Полина.

– Я понял, – совершил временное тактическое отступление Маркелов. – Но давайте вернемся во вчерашний день. Вы сможете восстановить его по часам? Час за часом.

– Я не хочу! – Полина заплакала. – Я ничего не хочу вспоминать!

Единственное, чего ей сейчас хотелось, – это чтобы ее оставили в покое.

– Хорошо, – не стал противиться Маркелов. – Давайте о чем-нибудь другом поговорим. Например, о родителях вашего отца. Они живы?

– Нет.

– Давно умерли?

– Я еще была маленькая.

– А другая семья у него была?

– Это вы о чем? – оскорбилась Полина.

– Брак с вашей мамой – это был первый брак вашего отца?

– Да.

– И у него нет других детей, кроме вас?

– Нет.

– Братья? Сестры?

– У него никого нет.

– Я понял, спасибо. Так вы успокоились? Я бы хотел вернуться во вчерашний день.

– Не хочу я! Не хочу! – почти выкрикнула Полина.

Во вчерашний день – это было страшно. Там еще жив отец. Он уже что-то знает, а Полина даже не догадывается. Он выпроваживает ее, пытаясь уберечь. А на следующий день погибает.

– Хорошо, – сказал Маркелов. – Давайте отдохнем немного. Вы здесь побудете несколько минут, а потом я вернусь и мы продолжим. Договорились?

Полина не ответила. Маркелов вышел в коридор, плотно прикрыв за собой дверь. В коридоре был грузный человек в светлом плаще.

– Интересная штука получается, – вполголоса сказал этому человеку Маркелов. – Дочка убитого вроде как единственная наследница.

Глава 7

– Паспорт ваш, пожалуйста, – попросил Маркелов.

Тщательно изучил документ, от первой до последней страницы.

– А Полина сказала, что вас зовут Хеджи.

– Это мой псевдоним.

– Вы писатель? – проявил интерес Маркелов.

– Я ди-джей.

– Это что такое?

– На радиостанции работаю.

– А-а, понятно. Пластинки крутите?

– Ну, пускай будет так, – не стал перечить Хеджи.

– Вы Звонарева знали?

– Так, видел несколько раз.

– Как он вам?

– Ничего. Крутой такой мужик.

– Почему он вас недолюбливал?

– Почему же недолюбливал? – растерялся Хеджи.

Не оттого растерялся, что это было неправдой – про то, что недолюбливал, – а как раз потому, что так и было, и это откуда-то уже знал Маркелов. От Полины знал?

– Вам повторить вопрос?

– Зачем же повторять? – пробормотал Хеджи. – Я не глухой. Ну, в общем, я не в его вкусе был. А он мужик крутой, я говорил вам. С колом женихов от дочурки готов был отгонять.

– А вы жених?

– Ну, не то чтобы жених…

– Так что ему в вас не понравилось?

– Откуда мне знать? Может, серьга в ухе. Может, хвост, – Хеджи тронул рукой перехваченные резинкой волосы. – Ну, то, что я ди-джей…

– Это-то ему чем мешало? – вроде бы искренне удивился Маркелов.

– В том-то и дело!

– В общем, у вас была взаимная нелюбовь.

– Э-э, вот этого только не надо! – всполошился Хеджи.

– Почему?

– Взаимная нелюбовь… На почве взаимной неприязни… Знаю я эти штучки!

– Ну что вы! – попенял ему Маркелов. – Никто из вас виноватого делать не собирается.

Потер подбородок, раздумывая.

– Давно вы его видели в последний раз?

– Вчера.

– Где?

– Здесь. В этом самом кабинете.

– О чем говорили?

– Ни о чем.

– Так не бывает, – усомнился Маркелов.

– Он спросил у меня, где я живу. В смысле – с родителями или без. Я сказал, что живу один. Он попросил, чтобы я забрал Полину к себе.

– Почему?

– Не знаю.

– Неужели вы даже не поинтересовались?

– А зачем?

– И вы даже не догадывались ни о чем?

– О чем я должен был догадываться?

– Вы ведь знаете, что его сегодня убили?

– Знаю. Но вчера я не заметил ничего подозрительного. Правда, он денег дал.

– А это подозрительно?

– А что – каждый день вам в руки суют двести баксов?

– Он дал вам двести долларов?

– Да.

– Как объяснил?

– Посоветовал сводить Полину в ресторан.

– Ну и как? Сводили?

– Вчера уже было поздно. А сегодня деньги – фью-ю-ють!

– То есть?

– Я машину ударил. На Калужской. Сто пятьдесят пришлось отдать. На полтинник в ресторан не разгуляешься. Так что все отменяется.

– А если на свои сводить?

– Их еще надо заработать, – сказал Хеджи. – Что, как вы понимаете, не так-то просто.

– Звонарев вас, следовательно, недолюбливал, – вернулся к интересующей его теме Маркелов. – Так?

– Вы несколько преувеличиваете.

– А вы бы как охарактеризовали ваши отношения?

– Вооруженный нейтралитет.

– Ну, допустим. И все-таки, когда запахло жареным, Звонарев обратился именно к вам.

– Обратился – с чем?

– Попросил приютить его дочь.

– И что же?

– Значит, при всей его к вам нелюбви он не видел альтернативы. У нее нет большего друга, чем вы. Значит, у вас со Звонаревой все серьезно?

– Серьезно – это как? – осведомился Хеджи, склонив голову набок.

Он уже начал заводиться.

– Серьезно – это значит, что вы что-то планировали на перспективу.

– Угу, – подтвердил Хеджи. – Семья, дети. Ну, все как положено. Мы даже хотели вместе провести лето.

Он говорил с иронией, но Маркелова это не проняло, тот даже проявил интерес:

– Где?

– На островах.

– На каких?

– Еще не решили. Может быть, Сейшельские. Уехали бы месяца на три.

– Есть такая возможность?

– Будущий тесть платит за все, – буркнул Хеджи.

– Это он сам вам сказал?

– Это Полина сказала.

– Она сказала, что есть возможность уехать на три месяца за границу и что все это оплатит ее отец? – заинтересовался Маркеров.

– Приблизительно так.

– Мне не надо «приблизительно», – сказал Маркелов.

– Я спросил у нее, не наследство ли она получила. А она ответила, что у нее есть отец и это лучше всякого наследства.

– Ага, – кивнул Маркелов. – Вот теперь понятно.

«Наследство» – это хорошее было слово. Слово-ключ. Слово-разгадка. От него уже можно было отталкиваться и идти в нужном направлении.

Глава 8

На похоронах Звонарева было совсем мало людей. Полина, Хеджи, несколько звонаревских соседей, два или три человека из тех, кто вел со Звонаревым совместный бизнес, и еще люди из его фирмы, простая шоферня, из руководства не пришел никто.

Звонарев с восстановленным после выстрела лицом лежал в гробу прилизанный и картинно красивый, каким он никогда не был при жизни, и эта непохожесть на самого себя еще больше ужасала Полину, которая и без того была очень плоха. Она опиралась на руку Хеджи и в своих черных одеяниях, с бледным неподвижным лицом, более похожим на маску, походила на саму Смерть, пришедшую к гробу полюбоваться на дело рук своих.

Речей не говорили, потому что никто ничего не организовывал и инициативы никто не проявлял. Торопливо пронесли гроб от въездных ворот к свежевыдолбленной в промерзшей за зиму земле могиле, постояли недолго безмолвно, тут вдруг с неба посыпалась белесая крупа, последний привет от ушедшей зимы, и кладбищенские работники поспешно, ни у кого не спрося, заколотили крышку гроба. А перед тем все видели, и Полина тоже, как белесая крупа падала на лицо мертвого Звонарева и не таяла, это было ужасно.

Комья мерзлой земли гулко стучали о крышку гроба. Полина недвижно стояла над могилой и не тронулась с места даже тогда, когда все было кончено. Присутствующие, видя это, еще потоптались немного в нерешительности, потом стали расходиться, в неловкости пряча глаза. Кто-то подошел к Полине со словами соболезнования. Она ничего не слышала. Очнулась, только когда Хеджи ее затормошил. Полина повела взглядом вокруг, обнаружила частокол могильных памятников, редкие удаляющиеся прочь силуэты и черные стволы деревьев. Только теперь она осознала, что осталась совсем одна в этом холодном и некрасивом мире. Лицо ее перекосилось, вот только слез уже не было, выплакала все. Вцепилась в рукав куртки Хеджи и не сказала, а проплакала:

– Только не бросай меня, Венька! Умоляю, не бросай меня одну!

Глава 9

Фамилия у преподавателя была Лопотухин, но за глаза все звали его Лопоухин, опуская букву «т», потому как он действительно был лопоух, уши торчали, придавая их обладателю несколько комичный вид. Лопотухин-Лопоухин знал про этот свой недостаток и, кажется, оттого был зол на весь белый свет. По крайней мере, собственную неуверенность в справедливости мироустройства он скрывал за надменным видом и демонстративной нелюбовью к своим студентам. Не то чтобы он так уж зверствовал на экзаменах, награждая всех незаслуженными двойками, нет, он просто всячески демонстрировал свое превосходство, как бы давая понять, что вот он, лопоухий, выбился в люди, а его подопечным еще предстоит доказать собственную пригодность к этой нелегкой жизни, и каждый раз, когда он это доказывал, выглядело это очень некрасиво. Особенно некрасиво, если он что-то подобное доказывал девушкам.

Полина появилась в университете после некоторого перерыва. Ни малейшего желания приходить сюда у нее не было, но и дома оставаться невозможно, вот Хеджи ее и привез.

На нее смотрели с сочувствием, которое ранило не меньше, чем недавние события, и Полина чувствовала, что между нею и ее однокурсниками будто возникла какая-то преграда, а разрушить эту преграду у нее не было ни сил, ни желания.

До близкой уже сессии оставалось всего ничего, но к сессии ее могли допустить только после сдачи зачетов, а до зачетов еще необходимо было написать два реферата, и эта цепочка последовательных действий сейчас казалась Полине неосуществимой. То, что она не напишет эти рефераты, она знала, и это ее нисколько не трогало; бывают моменты в жизни, когда ничто не представляется важным, даже собственная смерть, что уж говорить о каких-то там рефератах-зачетах, и Полина не думала ни о чем таком.

Один реферат она «задолжала» Лопотухину. Задолжала и задолжала, сама она сейчас совершенно о том не беспокоилась, но Лопотухин проявил инициативу и после своей лекции подозвал Полину, усадил рядом с собой и спросил голосом негромким и участливым:

– Как ваш реферат, Полина?

Он всегда обращался к студентам исключительно по фамилии, держа дистанцию, и то, что сейчас он сказал «Полина», демонстрировало его сочувствие и понимание непросто сложившейся ситуации. Полина сидела рядом с ним, вся в черном, спина прямая, на лице аристократическая бледность, и еще печальная бездонность во взгляде – она была красива той особенной красотой, которая присуща только людям исстрадавшимся.

– Никак, – тихим бесцветным голосом ответила на вопрос Полина.

– Вы уже не успеете, к сожалению, – сказал Лопотухин почти печально. – И к зачету подойдете без реферата.

Его душа стремительно наполнялась благородством.

– Поэтому я решил поставить вам зачет досрочно и безо всякого реферата, – сообщил он с едва сдерживаевым торжеством человека, который только что облагодетельствовал род людской. – Зачетка у вас с собой?

– Да.

Полина выложила зачетку на стол. Она не испытывала ни благодарности, ни волнения. Ей, по правде говоря, сейчас было все равно. Лопотухин, не замечая ее состояния, с торжественным и значительным видом медленно и плавно выводил в зачетке свои каракули. Те студенты, которые еще не успели покинуть аудиторию, издали наблюдали за происходящим.

Поставив свою подпись, Лопотухин закрыл книжицу и сказал, сочувственно-покровительственно глядя на Полину:

– А реферат вы напишете в следующем семестре.

При этом он похлопывал ее по ноге. Осторожно, едва касаясь. Это выглядело так, будто он хотел приободрить студентку, и вот он все ее ободрял и ободрял, и это длилось долго, и уже совсем не было похоже на желание приободрить, а было похоже на что-то другое, а потом Полина посмотрела Лопотухину в глаза, увидела там что-то такое, что заставило ее очнуться и наконец-то правильно оценить происходящее, понять, что такое это «другое» означает, и она, встав в полный рост, не раздумывая, на глазах у студентов ударила Лопотухина ладонью по лицу.

Получилось очень звонко.

После этого Полина собрала вещи и вышла из аудитории.

Глава 10

У декана было лицо человека, который готов огнем и мечом наводить порядок на вверенной ему территории. У него в кармане лежал билет на авиарейс до Кельна, где на следующей неделе намечался симпозиум, и ко дню отлета предстояло разобраться со всеми вопросами, чтобы не оставлять ничего на потом. Чрезвычайное происшествие, случившееся на факультете, было первоочередным и самым главным.

Лопотухин сидел на стуле у стены. Ногу закинул на ногу, руки скрестил на груди – по его внешнему виду и не скажешь, что очень уж волнуется, только пунцовеющие уши его выдавали.

А Полина стояла посреди деканского кабинета – как вошла, так и встала, – а присесть ей никто не предложил, и со стороны это смотрелось символично, потому что получалось, что ей быть главной ответчицей за случившееся.

– Я просил вас написать объяснительную, Звонарева, – сказал декан и посмотрел на Полину поверх очков. – Вы написали?

– Нет.

– Почему?

Полина неопределенно пожала плечами. Просто ей было все равно, как было безразлично многое из того, что происходило с ней в последнее время. Да и что писать в той объяснительной? Что преподаватель лапал тебя потными руками?

– Хорошо, – сказал декан. – В таком случае будем опираться на объяснительную, написанную доцентом Лопотухиным Александром Евгеньевичем.

Придвинул лист бумаги, написанный нервным торопливым почерком, повел пальцем по строчкам, вычитывая то, что, по его мнению, было наиболее значительным:

– Двадцать восьмого марта… после лекции… поинтересовался у студентки Звонаревой Полины, на какой стадии находится подготовка реферата… реферат не готов… я напомнил, что отсутствие реферата означает несдачу зачета, но тут студентка Звонарева обратилась ко мне с просьбой поставить ей зачет…

Лопотухин на своем стульчике совсем обездвижел и превратился в памятник самому себе, а декан продолжал читать монотонным бездушным голосом:

– Ссылаясь на трагические событии, случившиеся в ее семье… невозможность написания реферата… идя навстречу ее просьбе и одновременно сознавая, что нарушаю существующие инструкции, предписывающие… поставил зачет, но одновременно предупредил о том, что реферат все равно необходимо написать и представить его в следующем семестре… студентка Звонарева, по неизвестным причинам полагая, что предъявляемые к ней требования необоснованны, заявила, что делать этого не собирается, а когда я упрекнул ее в неадекватной реакции, совершенно неожиданно, без какого-либо повода с моей стороны, ударила меня по лицу в присутствии многочисленных свидетелей… список свидетелей прилагается…

Декан, хотя и читал текст ровным, ничего не выражающим голосом, тем не менее все больше и больше мрачнел и под конец уже был чернее тучи. Он вообще не любил неприятности, а такое вот, чтобы прилюдно преподавателю по лицу, – это случилось впервые на его памяти.

– Что вы можете сказать, Звонарева, по поводу написанного?

– Ничего, – равнодушным голосом ответила Полина.

Лопотухин сидел истуканом. Для него сейчас решалось все. Знал, что кто-то из них двоих ответит за случившееся – или он, или Звонарева.

– То есть все так и было, как здесь написано? – осведомился декан.

Сухостью в голосе он демонстрировал, что никакие эмоции не будут приниматься в расчет, значение имеет только то, что написано. И пускай Полина на лопотухинскую бумагу ответит своей, более весомой.

Полина только пожала плечами в ответ.

– Того, что дали волю рукам, я думаю, вы не отрицаете, – сказал декан. – Весь вопрос только в мотивации.

Как будто он хотел дать Полине шанс.

– Я ничего писать не буду, – сказала она.

Единственное желание – быстрее бы все это закончилось.

– Вас отчислят, Звонарева.

Декан посмотрел без сочувствия, но и без недоброжелательства.

– Я могу идти? – спросила Полина.

– Вас отчислят! – повторил декан.

– Да, я поняла. Так я могу идти?

– Идите! – пожал плечами декан, наконец-то оскорбившись и всем своим видом давая понять, что кто-то должен быть виноватым во всей этой истории, и если незавидную роль виновницы готова принять на себя Полина, то он ей не судья и так тому и быть.

Глава 11

Тетя Галя позвонила утром. Запиликал в сумке сотовый телефон, Полина вскинулась и села в кровати, никак не могла понять, что происходит. Хеджи заворочался рядом, буркнул:

– Мобильник!

Только теперь до Полины дошло.

– Полинка! – Голос тети Гали был где-то близко. – Я звоню тебе на домашний телефон, а там никто не отвечает…

– Я там не живу.

– Что случилось?

– Папа умер.

– Как?!

И пауза. Долгая, как сама печаль. Полина недвижно сидела в кровати, прижав трубку сотового телефона к уху. Она уже привыкла к тому, что бывает больно.

– Когда это случилось?

– Шестнадцатого.

– Что с ним?.. Как это было?

– Убили.

– Кто?!

– Не знаю. Ищут, – сказала Полина бесцветным голосом.

– А ты теперь как? Где?

– В Москве.

– Я понимаю. Полина, я скоро прилечу!

– Вы где?

– На Кипре.

– Надо же, – сказала Полина. – А я слышу, что будто какие-то паузы между словами. Непривычно, когда такая связь.

Она была готова говорить о чем угодно, только не о том, что случилось с ее отцом. И тетя Галя поняла, кажется.

– Я приеду, Полинка.

– Когда?

– На следующей неделе, наверное.

– Я могу вас встретить.

– Не надо, у тебя университет.

– Да, университет, – эхом отозвалась Полина.

О том, что ее отчислили, она не сказала. Какое это имеет значение для тети Гали, если даже ей самой безразлично?

– Вы звоните мне на сотовый, – сказала Полина. – Когда прилетите.

– Да-да, конечно. Ты держись, Полинка.

Они распрощались. Полина отключила телефон, но по-прежнему сжимала трубку в руке.

– Родственники? – спросил Хеджи.

– Мамина родственница. Очень дальняя.

– Из-за границы звонок?

– С Кипра. Она там работает.

Полина отвечала голосом усталого человека, будто позади была не заполненная сном ночь, а тяжелый день. Легла на спину, невидяще смотрела в потолок.

Часы показывали девять. Впереди долгий-долгий день. Невыносимо долгий.

– Что сегодня делаешь? – спросил Хеджи.

– Ничего.

Это было правдой. Ничего. Жизнь остановилась.

На экране сотового телефона замигал символ – «конвертик». Полина посмотрела на экран равнодушным взглядом, спросила:

– Хеджи, у тебя есть деньги?

– Сколько?

– Долларов двадцать. Мне из сотовой компании сигналят – пора вносить абонплату. Иначе отключат мобильник.

– Я на нулях, – сказал Хеджи. – Есть какие-то копейки на бензин, вот и все. А ты что – без денег?

– Без денег. Совсем.

– Плохо, – оценил Хеджи. – На работе мне заплатят на следующей неделе.

– Какое странное состояние, – сказала Полина бесцветным голосом. – У меня нет денег, и им неоткуда взяться. Я такого никогда не испытывала раньше.

Она не удивлялась случившейся метаморфозе, а просто констатировала факт. Надо же было, мол, такой нелепице приключиться.

– Разве у тебя нет кредитной карты? – спросил Хеджи.

Помнил, что видел когда-то кредитку в руках у Полины.

– Там нули, Хеджи.

Все потратила на похороны, понял он.

– А сбережения?

– Сбережений тоже нет, – задумчиво произнесла Полина, мыслями уносясь в свое недавнее прошлое. – Наличных денег у бизнесмена быть не может, все должно быть в деле. Это не я, это папа так говорил.

– Я понял.

– Знаешь, как у нас было с деньгами? Папа время от времени приносил деньги, много…

– Много – это сколько?

– Я не считала, Хеджи. Видела только – такие толстые пачки. То рубли, то доллары. Он спрашивал у меня, есть ли у нас крупные траты в ближайший месяц. Какие-то серьезные покупки. Если нет – он деньги уносил. В дело пускал, что-то там такое покупал, потом это купленное продавал, в общем – бизнес. А дома оставлял тысячу или две, когда как.

– Тысячу – рублей?

– Долларов, – равнодушным голосом ответила Полина.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.