Алексей Витковский
      Выбор воина
      (Витязь-2)
      Продолжение романа "Витязь". X век. Герой Великой Отечественной, летчик-истребитель Александр Савинов, а ныне вождь русов Олекса снова творит историю. Сражения на суше и на море, дальние походы. Любовь и слава, храбрость и мужская дружба.
      Савинов побеждает в этой войне, но та, первая война, для него еще не закончилась... Судьба ставит его перед выбором.
      ТЕБЕ...
      ВЕЛЕСОВЫЙ МЕД
      Врат-листодер1 плеснул листвой,
      выказывая власть.
      В стремнину света существо
      планета понеслась!
      Коловоротами страстей,
      где птица Жар поет,
      а стража славна даже тем,
      что сквашивает мед,
      рождая солнце за дождем,
      размытым на лице...
      Спроси себя: чего мы ждем,
      пока имеем цель?!
      Стезею Прави прояви
      переворот босой...
      Какая пресна без любви,
      когда мы любим соль!
      На уродившуюся рожь
      щепоткою простой
      сажать в языческий балдеж
      за хлебосольный стол.
      Пускай растет ветвями - в дом,
      корнями - в небеса,
      пока, видением ведом,
      раскручиваешь Сам
      Тугой светящийся клубок,
      Тропинку через лес...
      Брось мысли в небо. Там - не бог,
      и, сказано, - не бес,
      вращая триединство дня,
      дал голос всем, кто гол,
      и диким трением поднял
      из дерева огонь!
      И доля идолов его
      огнища вещий зов,
      да кладенец над головой
      узорами азов!
      Звеня у крепостной черты,
      на знамени воздев,
      Мечты, а значит - Меч и Ты в
      Перуновой грозе!
      Дмитрий Горячев.
      ПРОЛОГ
      Сурова земля Скандии. Путнику, идущему на северо-запад, преграждают путь быстрые холодные реки, текущие сквозь густые леса, населенные дикими зверями. Непроходимые мрачные болота заступают ему дорогу. Но если путник упорен и его стремление к цели велико, то он преодолеет все эти преграды... Чтобы столкнуться с самой сложной из них. Вдоль побережья Скандии тянется огромный горный хребет. Его заснеженные вершины купаются в тучах, его склоны круты, а перевалы опасны. Отроги хребта спускаются прямо к морю, обрываясь в холодную воду скальными уступами чудовищной высоты. Волны беснуются под ними, стараясь прогрызть основание скал, но скалы растут и с каждым столетием берега Скандии все выше возносят над седыми волнами свои несокрушимые утесы. Очертания берегов здесь прихотливо изрезаны морем и льдами...
      Трудно путнику выйти к побережью. Перевалы почти непроходимы даже летом, а зимой... Зимой они смертельно опасны. И редкий удалец рискнет совершить такую попытку...
      Сурова земля Скандии. Но еще суровее - люди, населяющие эту землю. Не вдруг и ответишь - чего больше приходится опасаться путнику. Слепого буйства стихий или людской ненависти и коварства...
      Путников было двое. Они легко бежали на широких лыжах, отталкиваясь от плотного наста короткими копьями. Снежная пыль вихрилась за ними, засыпая и без того едва заметную лыжню. За спинами людей были приторочены объемистые мешки, ножны с мечами, а у одного из путников еще и лук со стрелами. Бороды и усы лыжников покрывал иней, но теплые меховые куртки и шапки берегли людей от холода...
      Они бежали так уже давно. Бежали ровно и неутомимо. Им нужно было до весны успеть перебраться через горы, обойти стороной владения свирепых халогаландских ярлов и доставить Эорвис, жене хевдинга Стурлауга Трудолюбивого, срочное сообщение. По дороге вестники охотились, благо в лесах, несмотря на зиму, было много зверей и птиц. Иногда путники заходили в селения феннов, попадавшиеся на пути, чтобы купить хлеба и узнать новости. Угрюмые фенны неплохо принимали чужеземцев, ведь те были норманны, а не свей2 - извечные враги феннов. Один раз вестников все же попытались ограбить, польстившись на серебро, которым они расплачивались. Но путники отбились и ушли в леса. Оба они были опытными воинами, а тот, что с луком, Гюльви Сорвиголова, даже командовал десятком в хирде Стурлауга. Второго звали Видбьёрн Косматый. Он славился своим умением читать следы и прокрадываться незамеченным в стан врага...
      Воины бежали все дальше и дальше. Горы вставали им навстречу исполинской крепостной стеной, выставив перед собой ополчение укрытых снегом темных лесов. Воины спешили - время утекало, как вино из опрокинутой чаши. Их товарищи, оставшиеся зимовать в далекой земле, были в опасности. И чем ближе весна, тем больше становилась опасность.
      - Как думаешь, Гюльви, почему Стурлауг считает, что этот рус Ольбард опаснее халогаландцев?
      Костер трещит, швыряя в ночное небо пригоршни искр.
      - Разве ты малое дитя, Косматый? Халогаландцы даже не знают о том, что мы вернемся весной. Они не знают, как мало у хевдинга воинов и как много добычи. А Ольбард знает. Его хирд велик, а люди жаждут мести... Он видел, какая с нами добыча! А большой хирд - это много золота для хирдманов... Не удивлюсь, если узнаю: не случайно проснулся тогда славянин, что поднял сполох. Может, русы с самого начала хотели нас ограбить...
      Оба воина хорошо помнили крик, разорвавший сонную темноту на дальнем зимовье, где спали вповалку хмельные после совместного пира норманны и русы. Как вспыхнул очаг и багровые сполохи отразились в кровавых лужах. Как дико выли умирающие, а холодная сталь выпивала души друзей и врагов. Как вцеплялись друг другу в глотки те, кто вчера поднимал чаши за здоровье и удачу. Как тесно было в воздухе от мечей...
      Видбьёрн покачал головой:
      - Не хочу я в это верить, Гюльви. Что-то должно быть святое в человеке... Что, если не дружба? Ведь они были друзьями - наш Ингольвсон и этот Ольбард! Неужели...
      - Что значит для этих русов дружба по сравнению с богатой добычей?! Ты хороший человек и храбрый воин, но твоя вера делает тебя наивным. Твой Бог говорит, что все люди по своей природе добры, но их смущает дьявол. Но это не так! Мир жесток, а люди свирепы и алчны. И если у них есть возможность предать - они предадут. Верить можно только своим, побратимам. И больше никому в целом свете...
      И снова вестники бежали навстречу горным вершинам. Те становились все ближе и ближе. Уже начинали редеть леса. Черные скалы выпирали из-под снега своими обветренными лбами. И близился перевал...
      Часть первая
      ЯСЕНЬ БИТВЫ3
      Глава 1
      Корабли
      "Что ты видишь во взоре моем,
      В этом бледно-мерцающем взоре?"
      - "Я в нем вижу глубокое море
      С потонувшим большим кораблем.
      Тот корабль... величавей, смелее
      Не видали над бездной морской.
      Колыхались высокие реи,
      Трепетала вода за кормой.
      И летучие странные рыбы
      Покидали подводный предел
      И бросали на воздух изгибы
      Изумрудно блистающих тел..."
      Николай Гумилев
      - Эге-е-ей!
      Крик летит над водой, цепляясь за гребни волн. Волны качают корабли. Широкие паруса наполнены ветром.
      - Эге-ге-е-е-ей! На "Пардусе"! Как вы там!
      - Хорошо-о!!! - Ветер относит слова в сторону, и они, как птицы, несутся над морем, чтобы исчезнуть вдали. Корабли выходят в Баренцево море, которое здесь называют Студеным. Семь парусов крыльями огромных чаек распростерлись над седыми волнами. Одна чайка - цвета зари. Это "Пардус", на нем главным Василько. Другая - с солнечным знаком на крыле - "Змиулан". Там Ольбард и Диармайд. Третья - с полосатым парусом - "Волк". Там Буривой, сын Ольбарда...
      Сашка Савинов стоит на корме своей лодьи и смотрит назад. Туда, где пляшут на волнах еще три паруса. Пестрый - "Кречета", белый с синим "Велета", и красный с желтым узором - "Тура". На последнем - побратим Храбр. Его, Сашки, лодья зовется "Медведем". Она тяжелее остальных, а в носу и корме ее установлены метательные машины. Пороки, как здесь говорят.
      - Эге-ей! На "Медведе"! Олекса! Как у вас!
      Сашка складывает ладони "рупором".
      - Хорошо-о! - кричит он. Здесь Савинова зовут Олексой Медведковичем. Его голова выбрита, оставлен только длинный чуб посередине, и его треплет холодный ветер. Ольбард собственноручно сбрил Сашкину шевелюру, посвящая его в вожди. Князь Ольбард...
      Год назад где-то в этих местах бесчувственное тело Савинова рухнуло в воду рядом с бортом "Змиулана". Варяги-русь спасли его и приняли в свою дружину. Спасли человека, неведомо как покинувшего свое время, летчика, погибшего в Великой Войне. И он, Герой Советского Союза Александр Савинов, стал одним из них, Олексой Медведковичем. Сначала воином, а потом и вождем. Сейчас на его лодье семь десятков бойцов. Из них пять десятков - его личная дружина. Здесь, в прошлом, которое стало для Сашки настоящим, он нашел свою любовь и дом. Но нет-нет и всплывают в памяти рев мотора и содрогание машины в миг, когда пальцы давят на гашетки и пушки изрыгают пламя. Вспыхивает круговерть воздушного боя и черные кресты на угловатых консолях "Мессершмитта". И лица друзей, которых он больше никогда не увидит... Чем кончилась та война?
      Волна ударила в борт. Соленые брызги коснулись щеки. "Теперь у тебя другая война, Сашка".
      Они шли требовать ответа за кровь погибших побратимов. Почти пять сотен мечей в дружине Ольбарда. Жди нас, Стурлауг Ингольвсон! Мы идем!
      ...Из-под бортов с треском вылетели подпорки. Заскрипели катки, принимая на себя вес могучего тела "Рыси". Хирдманы дружно заорали, упираясь плечами в нос корабля. Тот медленно двинулся, величаво выплыл из ворот корабельного сарая и, уже быстрее, заскользил вниз по пологому склону к воде. Волны вспенились, приняв на свои спины грозный шнеккер4. Борта цвета подсохшей крови, гордо изогнутый нос, увенчанный вырезанной из твердого дуба головой лесной кошки. Не корабль - творение человека, а хищный зверь, живой и прекрасный...
      Стурлауг смотрел, как воины готовят "Рысь" к походу. Как ставят мачту, поднимают рей с парусом, вывешивают на борта щиты. Как таскают из зимовья заготовленные за зиму припасы, укладывают добычу, оружие, доспехи. Вот понесли мехи с пресной водой...
      Скоро хевдинг5 взойдет на борт и отправится домой, навстречу судьбе. О том, какой она будет, Руны молчат. Их предсказания туманны. Слишком много Сил скопилось вокруг, слишком много неупокоенных душ вопиет о мести. Слишком много... А у Стурлауга так мало воинов - чуть больше двух десятков. Когда они пришли сюда, в этот маленький, забытый богами фиорд, людей было больше. Но трое умерли этой зимой, а двоих хевдинг отправил домой, за помощью. Если они дошли, то есть надежда вернуться и возродить свою силу... Если они дошли.
      Стурлауг думал о Хагене, своем единственном сыне. О нем Руны отвечали ясно - Хаген Молниеносный Меч возвратился под родимый кров живым и здоровым вместе со своей молодой женой. Ингольвсон больше не называл Сигурни ведьмой, ведь она принесла его сыну удачу. И теперь именно Хаген должен выручить своего отца из беды.
      Хевдинг направился к берегу. Галька заскрипела под его могучей поступью. "Я иду, сын мой! Я иду..."
      Вдоль побережья Халогаланда на всех парусах спешили три драккара. Их путь лежал на северо-восток. Покрытые искусной резьбой черные борта кораблей отблескивали соленой влагой. Крылья парусов были темнее ночи. Луч солнца, на миг прорвавшийся сквозь пелену клубящихся туч, сверкнул на шлеме воина, стоявшего на носу головного драккара. Исполинские водяные горы, "морские кони", как их называют скальды, несли черные корабли на своих могучих спинах все дальше и дальше. Побережье Халогаланда с врубившимся в него клином Вестфьорда осталось позади. По правую руку возникли темные очертания множества островов и мелких скал, торчащих из воды. Грохот прибоя, как рев голодного зверя, летел далеко, и сквозь туманную пелену дождя виднелась белая пена на каменных клыках. Острова Вестеролен... потом остров Сенья, потом Рингвассей... Драккары спешили. Скоро, очень скоро им нужно быть там, где берега Скандии поворачивают на восток. Там в большом фьорде, глубоко врезавшемся в сушу почти точно с севера на юг, должен ждать одинокий корабль.
      Глава 2
      Задолго до того...
      Холоден ветер
      Пред домом героев,
      Мертвыми воины были,
      Что лежали меж мною и ветром...
      Из ирландской саги
      ...Снег повалил внезапно, когда Гюльви с Видбьёрном уже достигли перевала. Крупные невесомые снежинки падали так густо, что ничего нельзя было различить и в двух шагах. Воины обвязались веревкой, чтобы не потерять друг друга в снегопаде, и продолжили путь. Вскоре они вышли на западный склон и начали спускаться. Двигались медленно, тщательно проверяя дорогу припасенной заранее длинной жердью. Засыпанные снегом расселины таили смертельную опасность...
      К вечеру снегопад стих, и они двинулись быстрее, чтобы до темноты уйти от перевала как можно дальше. Оба воина знали, что здесь часто сходят лавины и ночевать рядом с перевалом небезопасно. Однако еще опаснее было идти ночью в незнакомых горах. Поэтому, достигнув первых деревьев, росших на склонах, вестники остановились на ночлег. Под скальным выступом в плотном, слежавшемся снегу выкопали пещерку. Сон воина - на грани яви, легкий, неглубокий. Сквозь дремоту чуткое ухо ловит каждый посторонний звук, тело ощущает малейшее сотрясение земли, нос ловит незнакомые запахи. И пробуждается воин не так, как обычный человек. Сон улетучивается сразу, не оставляя после себя ни вялости, ни сонной одури. Поэтому, когда снаружи завыл ветер, оба воина проснулись мгновенно.
      - Буран... - Видбьёрн прислушался к звуку. - Дует от перевала...
      - Как бы не занесло нас, - отозвался Гюльви и заскрипел снегом, прокапываясь наружу. - Эге! Слышь, Косматый! Давай-ка отправляться дальше светает уже!
      Они принялись было собирать разбросанное по полу пещерки оружие и пожитки, когда земля дрогнула и снеговой потолок рухнул им на головы...
      Когда Гюльви, пробив слой снега, вынырнул наружу, лицо его обжег свирепый ветер. Земля непрерывно дрожала. Тяжелый нарастающий грохот не оставлял места для сомнений. Едва снеговой бугор рядом вспучился, являя сизому утреннему свету голову Видбьёрна, Гюльви рывком вздернул друга на ноги и заорал, перекрывая шум ветра:
      - Лавина! Бежим!
      - Куда... - Косматый осмотрелся. - Куда от нее убежишь?!
      Гюльви в отчаянии огляделся. Бежать и вправду некуда. Ниже склон становится круче. Снеговой вал там пойдет быстрее... Какая-нибудь пещера... нет ничего... "Великий Один! Мы не имеем права погибнуть!!!" Видбьёрн дернул его за рукав:
      - Смотри!
      В десятке шагов от них стояла старая сосна. Разлапистая и кривая, ствол в три, а то и четыре охвата.
      - Туда! - проорал Видбьёрн. - Наверх, а там привяжемся!
      Они бросились к дереву. Рев лавины настигал их. Земля сотрясалась, как мечущийся в горячке раненый.
      - Не выдержит! - крикнул Гюльви, карабкаясь вверх по стволу.
      - Выдержит! - отозвался снизу Косматый. - Ей много зим! А лавины здесь часто!
      Потом они перестали слышать друг друга: грохот стал оглушительным. Гюльви уже долез почти до самого верха, когда лавина настигла их. Над скалой, под которой они ночевали, вспухло облако снеговой пыли. Скала дрогнула, как воин, принявший удар на щит. Вал снега, несущий камни и обломки деревьев, накрыл преграду и ринулся дальше. Гюльви заорал и не услышал своего голоса в грохоте лавины. Ему казалось, что снежная волна надвигается очень медленно. В этом почти застывшем движении было нечто столь неумолимое и грозное...
      Ему мнилось, он смотрит на происходящее откуда-то сверху. Лишенный чувств, холодный как лед. И видит огромный вал снега и двух маленьких человечков, цепляющихся за тростинку... Человечек наверху судорожно дергает веревку, привязанную к поясу нижнего, но тому не успеть... "Боги! Это же я тяну Косматого!" - подумал Гюльви, и его швырнуло с небес обратно в собственное тело. И стена снега, как пес, сорвавшийся с привязи, ринулась на него... И ударила! Гюльви вцепился в ствол. В первый миг его едва не расплющило, а потом веревка, обмотанная вокруг поясницы, рванула его с такой силой, что затрещали кости: "Косматый сорвался!" Гюльви цеплялся за ствол из последних сил. Дышать было нечем. Он оглох и ослеп. Лавина колотила и терзала его, веревка тянула прочь, и в какой-то миг воин понял, что ему не удержаться. Но он продолжал цепляться - наверное, одной силой воли. Дерево стонало и скрипело, сражаясь заодно с человеком. Оно словно хотело ему помочь, но сил у Гюльви уже не было. Его пальцы онемели и скользили. Поток снега прижимал воина к стволу дерева, плюща о мерзлую древесину как заготовку о наковальню. Напирал, стараясь развернуть, сорвать и швырнуть вниз, в клубящуюся белую муть. А веревка, натянутая как тетива лука, дергала за пояс, передавливая тело пополам. Гюльви казалось, что спина его вот-вот сломается... И вдруг стало легче. Давление на поясницу внезапно прекратилось. "Что... Веревка лопнула!"
      - Косматый! - заорал Гюльви в отчаянии. - Косматый!!!
      Он не сразу понял, что слышит свой голос. Еще выл ветер и снег напирал на спину, но это был слабый напор неподвижной снеговой кучи. И воин обнаружил себя закопанным по плечи в верхушку здоровенного сугроба. Гюльви сидел в обнимку со старой сосной, а сугроб медленно оседал, ссыпаясь вниз под обрыв. Воин почувствовал, что ужасно замерз, а тело избито так, как будто его лупили дубинками круглый день. И еще он понял, что остался один. Веревка порвалась... Нет! Она не порвалась! Просто Косматый перерезал ее...
      Глава 3
      Час расплаты
      Не любы мне горы,
      Хоть и был я там
      Девять лишь дней.
      Я не сменяю
      Клик лебединый
      На вой волков...
      Из "Младшей Эдды"
      Стоянка была временной. Несколько шатров, укрытых звериными шкурами и лапником, и костер, который развели под прикрытием больших валунов. Шатры разбили у подножия скал, вздымавшихся почти от самой воды на головокружительную высоту.
      Двое из самых молодых и ловких воинов разведали тропку, по которой можно было подняться наверх. Там начиналось поросшее лесом плоскогорье, откуда натащили лапника для шатров и где охотились, чтобы добыть свежего мяса. Там же, наверху, обосновались дозорные, чтобы загодя увидеть идущие корабли. И никто не знал - друзья это будут или враги...
      Остатки Стурлаугова хирда стояли здесь уже восемь дней. Это было то самое место, где хевдинг назначил своему сыну встречу. Если весть не достигла цели и посланные с ней воины погибли в пути, тогда остается отчаянная попытка прорваться мимо Халогаланда, идя мористей, так, чтобы с берега шнеккер нельзя было заметить. Но это значит - много дней без свежей воды и пищи, посреди водной пустыни, на большом корабле с немногочисленной командой. А ведь даже для того, чтобы управляться с парусом, нужно несколько человек, да кормчий, да черпальщики воды... Это не говоря уже о том, что ветер может смениться и придется идти на веслах. На шнеккере двадцать пять пар весел, а у Стурлауга всего два десятка человек...
      Но хуже всего то, что воины начали роптать. Они предлагали зарыть добычу здесь, а самим налегке отправиться в путь, чтобы потом вернуться сюда с хирдом и, уже ничего не опасаясь, забрать сокровища. Вчера вечером хирдманы подступили к хевдингу с этим предложением, крича, что проклятое золото погубит их всех, как погубило уже их побратимов. Стурлауг понимал, что совет, быть может, и неплох, но воины вели себя слишком вызывающе и кровь ударила хевдингу в голову. Он вскочил на ноги, отшвырнув в сторону меховой плащ.
      - Если вы считаете, что я уже не гожусь вам в вожди, тогда пусть любой из вас оспорит мое право! - крикнул он им.
      Секира грозно блестела в его руке. И воины, глядя в его налитые кровью глаза, отступились. Никто не захотел выйти против Ингольвсона один на один.
      - Ну что ж! - прорычал хевдинг. - Значит, будет, как сказал я! Добычу мы не оставим!
      Теперь Стурлауг сидел на плоском валуне и мрачно смотрел, как набегающая волна с шорохом выносит на берег мокрый плавник. Точно так же когда-нибудь она вышвырнет на чужие камни обломки "Рыси" или его собственный вздувшийся труп. Черные предчувствия переполняли душу хевдинга. Его расчетливый ум боролся с алчностью, но последняя побеждала раз за разом. Ингольвсон прекрасно понимал, что воины правы, но никакие силы на свете уже не могли заставить его даже на время отказаться от золота, добытого в этом походе. Стурлауг просто не в силах был сделать это... Ему хотелось верить, что все обойдется, но хевдинг знал, что его старый знакомый Ольбард Синеус тоже умеет считать. Дружина Ольбарда велика, и если варяжский князь придет по его, Стурлауга, душу... Тогда - никакой надежды! А Синеус считать умеет, да еще этот его вещий дар... Он вполне может провидеть и место и время встречи... Остается надеяться на гонцов, отправленных домой. Ингольвсон боялся даже думать о том, что будет, если они попадут в плен к халогаландцам. Нет таких людей, что выдержали бы многодневные изощренные пытки... И тогда вместо Хагена сюда придут вольные ярлы Халогаланда...
      Стурлауг поднял глаза к низкому небу, покрытому быстро несущимися облаками. Где-то там сияют сплетенные из клинков стены Вальхаллы. Если Отец Дружин не оставил еще Ингольвсона и не отнял последние крохи удачи, ярлы могут столкнуться здесь с варягами, и тогда у "Рыси" останется надежда удрать от тех и от других...
      Поддавшись внезапному порыву, хевдинг выхватил нож и полоснул себя по левому запястью. Широкий клинок окрасился кровью. Стурлауг хлестким движением стряхнул багровую влагу в костер, горевший рядом. Затем сделал то же в сторону моря. Волна жадно поглотила дар.
      - Один! - Имя бога, произнесенное вполголоса, ветер украл с губ и унес ввысь. Хевдинг выпрямился, зная, что хирдманы наблюдают за ним, и вдруг почувствовал незримое присутствие за правым плечом. Волна Силы пронзила его насквозь, огнем озноба пронеслась по жилам. "Бог воинов услышал!"
      И, словно подтверждая эту мысль, сплошная стена облаков вдруг на миг разорвалась, плеснув в лицо Стурлауга солнечным светом! Хевдинг глубоко вдохнул пряный морской воздух и нащупал на груди заветный мешочек. "Бог слышал! Самое время вопросить Руны..."
      Воины видели, как вождь достал что-то из-за пазухи и накрылся плащом с головой. Наступила тишина, лишь чайки стонали над волнами да шумел прибой. И ветер трепал выбившуюся из-под плаща прядь рыжих с проседью волос... Хирдманы замерли, понимая, что хевдинг беседует с богами. Откроют ли они ему будущее? Каким оно будет?.. Стурлауг под плащом вдруг вздрогнул, словно получил удар, и в тот же миг сверху, со скал, раздался крик:
      - Паруса! Цветные паруса на Закате!!!
      Плащ отлетел в сторону, словно сорванный вихрем. Хевдинг вскочил на ноги и проревел:
      - Все на борт! Это халогаландские ярлы!
      Но воины нерешительно топтались на месте, а потом один из них спросил:
      - Не лучше ли укрепиться в скалах, хевдинг? Обойти нас они не смогут!
      Багровая муть вскипела перед глазами Стурлауга. Он глухо зарычал и шагнул вперед, взмахнув секирой. Кровь струилась по его запястью, розовая пена пузырилась на губах, глаза закатились. Воины шарахнулись в стороны. Хевдинг был настолько страшен, что даже у самых храбрых заледенели сердца.
      - На борт!!! - не то провыл, не то пролаял Стурлауг. - Что, хотите оставить золото им?! - Он махнул окровавленной рукой в сторону моря.
      Хирдманы, решившись, бросились к шнеккеру и общим усилием, хрипя и ругаясь, столкнули его нос с камней. Никто из них раньше не видел хевдинга в такой ярости. Уж лучше добрая драка с халогаландцами!
      По крутой тропке с вершины скалы, рискуя свернуть шею, неслись дозорные. Стурлауг смотрел, как они прыгают с камня на камень, и ярость понемногу отступала. Но оставалась обида пополам с горечью. "Неужели мои хирдманы все разом вдруг стали трусами?" Хевдинг сплюнул в прибой и по колено в воде двинулся к борту "Рыси". Воины уже поставили парус и вооружались, готовясь к безнадежной схватке.
      "Ветер есть - из фьорда выйти успеем, если дозорные не проспали..."
      Стурлауг застегнул подбородочный ремень шлема. Хирдманы поставили весла - по пять на борт. Мало! Но чтобы отойти от берега, хватит.
      Запыхавшиеся дозорные с грохотом перевалились через борт. Весла тут же вцепились в волну. Дайн, стоявший на корме, переложил рулевое весло влево, и парус с тугим хлопком наполнился ветром. "Рысь" рванулась вперед.
      - Сколько? - Стурлауг обернулся к дозорным.
      - Три "дракона" и "змей"6! Паруса полосатые... - ответил один из воинов, поспешно облачаясь в кольчугу.
      "Значит, самое меньшее три сотни бойцов, - подумал Стурлауг. Полосатые паруса - это враги. Хаген должен прибыть под черными".
      - Убрать весла! - приказал он и перешел на нос "Рыси". Руна, что выпала ему, не обманула. "Перт", да еще перевернутый - это знак смертельной опасности, приходящей как воздаяние за прошлые ошибки. Впрочем, Руны не предопределяют исхода... Они предупреждают.
      След Гюльви отыскал к вечеру, когда достиг предгорий, где унесшая его спутника лавина разбилась о стволы деревьев. Здесь воин обнаружил лыжню. Она пересекала его дорогу и исчезала где-то справа. В первый миг что-то шелохнулось в груди. Тень надежды. Однако Гюльви сразу сообразил - их лыжи засыпала лавина, и даже если бы Видбьёрн выжил, то ему пришлось бы делать снегоступы, вроде тех, что украшают ноги самого Гюльви. Тем более что лыжня была двойная, а посередине след, словно от волокуши. След свежий, оставленный не позже полудня, значит, рядом люди. И люди эти, без сомнения, - враги. Ведь это земли Халогаланда, а Стурлауг никогда не ладил со здешними ярлами. Есть еще и бонды - свободные земледельцы, но их в этих местах мало, и они тоже не любят чужих...
      Трезво поразмыслив и тщательно изучив след, Гюльви двинулся налево, тем более что туда и лежал его путь. И к дому поближе, и от врагов подальше... А потом он увидел яму... Она была довольно глубокой. Снег вокруг ямы покрывали многочисленные следы лыж. И именно отсюда начиналась та двойная лыжня, которую он заметил раньше. Гюльви покружил вокруг, разбираясь в следах...
      "Значит, пятеро проходили вот здесь... Один заметил справа что-то торчавшее из снега, свернул... Остальные продолжали идти своей дорогой... Этот, зоркий, подъехал поближе, остановился, - вот след от древка копья и засечки от задников лыж. Присмотрелся... Позвал остальных. Те вернулись, помогли зоркому выволочь находку из снега и отправились восвояси, забрав ее с собой... Отправились, кстати, в ином направлении, чем то, в котором шли раньше. Значит, нашли что-то важное... Что?"
      Гюльви, конечно, умел тропить след, но во всяком деле для мастерства нужен Дар. У Видбьёрна он был. Косматый точно смог бы определить, что нашли в снегу халогаландцы... Косматый?
      Сердце Гюльви гулко забилось. "Неужели?! Яма как раз подходящих размеров. Значит, Видбьёрна вынесло сюда лавиной. И Косматый жив, иначе эти пятеро не стали бы волочь его с собой... Но если так, то они все узнают! И если это люди какого-нибудь ярла..." Выбор настигает человека внезапно, как удар стрелы, пущенной из засады. Гюльви понял, что не может просто отправиться дальше. Он должен вытащить Видбьёрна во что бы то ни стало. Иначе халогаландцы узнают все, и Стурлауг дождется не сына с подмогой, а хищных ярлов, слетевшихся на поживу... Но если и он, Гюльви, попадется в плен или погибнет? Тогда остатки хирда уже точно не дождутся помощи... Воин еще некоторое время раздумывал, затем засмеялся, сплюнул на лыжню и потопал на своих снегоступах туда, куда враги увезли его друга. На то он и Гюльви Сорвиголова, чтобы не упускать случая снести кому-нибудь голову, выручить побратима или потискать девицу. Почему-то десятник Гюльви был уверен, что ему еще предстоит водить в бой сотню хирдманов...
      Глава 4
      О месте для мести
      ...Видела дом,
      Далекий от солнца,
      На Береге Мертвых,
      Дверью на север;
      Падали капли
      Яда сквозь дымник;
      Из змей живых
      Сплетен этот дом.
      Там она видела
      Шли через потоки
      Поправшие клятвы
      Убийцы подлые...
      Из "Младшей Эдды"
      Ольбард стоял на корме "Змиулана" рядом с Диармайдом. Тот с привычной легкостью поворачивал тяжелое кормило, рукоять которого его ладони отполировали до блеска. Ветер трепал черные волосы ирландца. Лицо его было суровым, но в глазах, таких же синих, как и у самого Ольбарда, застыло мечтательное выражение. В отличие от большинства воинов, Диармайд знал, что главной целью похода была вовсе не месть. Когда-то давно князь обещал, что доставит ирландца домой. И теперь Ольбард Синеус держит слово.
      Князь окинул взглядом закатный горизонт. Ему было грустно. За эти годы, что Диармайд О'Дуйвне ходил кормчим на его лодье, Ольбард успел сдружиться с ним. Они многому научились друг у друга, стали побратимами. И вот теперь близится пора расставания... Что ж, Диармайд заслужил счастье. Там, на Эрине, ждут его жена и сын, который еще не видел отца... Что же до мести... Ольбард не собирался биться со Стурри Трудолюбивым. Он знал, что тот не замышлял худого, и сражение после пира в зимовье оказалось случайностью, хотя и унесло много жизней. Боги отомстили Трудолюбивому руками русов за разорение храма Богумира. Князь чувствовал правду еще до того, как неугомонный Александр Медведкович передал то, что поведал ему сын Стурлауга, Хаген, перед своим отправлением домой. Мол, хотели в тот раз викинги просто потихоньку уйти, да кто-то на кого-то спьяну в темноте наступил... И началась сеча...
      Ольбард Медведковичу верил. Князю еще ни разу не пришлось пожалеть, что он вытащил Александра из студеной морской воды. И тот в долгу не остался - не раз спасал князю жизнь. Медведкович умен, удачлив, храбр, и Дар у него... Одно плохо. Не заладилось у них с Буривоем... Князь сына любил. Не настолько, правда, чтобы изгнать неугодного наследнику удачливого воеводу... Однако если Александр сам попросится уйти, отказа ему не будет... Тем более что Ольбард знал: Медведкович попросится обязательно. Может быть, даже после этого похода...
      А со Стурлауга князь возьмет справедливую виру за своих погибших воинов. И Стурри заплатит. Ссориться с русами ему не с руки. Вот только... Уже не первый день чудилось Ольбарду, что он может опоздать...