Слово о земле Ай

— Джангархан. Он предал разрушению еще шестьсот городов, захватил семьдесят две реки и восемнадцать свободных народов обратил в пастухов и рабов.

— Что же, у него очень большое войско?

— Не в войске дело. Есть у него войско, и есть еще сорок богатырей, и меж них трое сильнейших: свирепый Жургяк, хитрый Хултан-гол и сладкоголосый Янгызак — с ним ты побратался. Но и не в богатырях дело.

— Тогда, верно, сам Джангархан очень силен и могуч?

— Нет, он слаб, завистлив, зол и любит облизывать жирные горшки. Богатыри его давно перегрызлись бы, подобно собакам, если бы не боялись колдуньи Мясекай и исполина Таш-паша. Во рту старухи Мясекай живут тридцать мышей, которые питаются крошками на ее губах. И каждая мышь, попав на язык колдуньи, подсказывает хитрость. Сколько раз мыши пробегают по ее языку, столько у нее хитростей.

— Какие же ее хитрости? Скажи хоть об одной.

Старик помолчал, потом говорит:

— Известно ли тебе, что Янгызак, с которым ты побратался, это родной брат красавицы Ай?

Алтын-дуга изумлен:

— Джунгарский богатырь Янгызак?

— Да. Старуха Мясекай украла его из колыбели. И она внушила ему, что он ее сын. С тех пор Янгызак служит Джангархану столь же усердно, как и настоящие ее сыновья. А знаешь, кто опоил тебя? Колдунья Мясекай. И это она, прибегнув к хитростям, поссорила айдинцев и табынцев и подвергла несчастьям красавицу Ай!

Алтын-дуга восклицает пылко:

— Твой рассказ подобен воде, пролитой на горячую жаровню! Клянусь, я отрублю колдунье голову вместе с ее мышами и языком!

Величавый старик отвечает спокойно:

— Необъятный мир тебе кажется не шире ладони. Ты не сумеешь даже подойти к ней, ибо колдунью охраняет Таш-паш, которого зовут «черный меч Джянгархана». Все дело в Таш-паше. Его дыхание порождает бурю. Каждый сапог на его ноге сшит из ста бычьих кож. Девяносто верблюдов в день съедает Таш-паш без остатка!

— Какая же женщина могла родить такого исполина? — в удивлении спрашивает Алтын-дуга.

— Он рожден не женщиной, а сделан мужчиной. Один ученый нашего когда-то цветущего города, — старик показывает на развалины, — долго думал, как вылепить из горы исполина и вдохнуть в него жизнь, чтобы исполин этот пригонял, издалека тучи и выжимал из них воду на наши поля. И он придумал, и вылепил исполина, и вдохнул в него жизнь. Но когда исполин стал просыпаться, этого ученого ножом в спину убил Джангархан. И, проснувшись, исполин спросил: «Кто вдохнул в меня жизнь?» — «Я», — сказал Джангархан. «Слушаю и повинуюсь!» — сказал исполин. С тех пор исполин служит Джангархану, и добро обратилось во зло, и мир обратился в войну, и имя Таш-паша повергает всю, землю в трепет, страх и отчаяние!..

Словно мираж, возникла в степи джунгарская столица: юрты, шатры, повозки, потройки, украшенные награбленным добром. В самом центре, под черной причудливой горой, высится чешуйчатый дворец Джангархана. Сорок рядов копий, воткнутых в песок, окружают стеною город. Да это и не город, а огромный табор! Два джунгара-силача, сидя в грязи, стегают друг друга кнутом: кто дольше выдержит. Толпится кучка зевак вокруг дерущихся перепелов. Тут же пьют арак, пляшут, кто-то бьет в бубен. Рядом с брадобреем мясник втыкает нож в горло барана. Джунгар несет на руках вырывающуюся женщину. Торчит кол с головою казненного. Цепные псы грызутся из-за брошенной кости. Горят костры. Поют лягушки в пруду перед дворцом.

Старуха Мясекай в своей колдовской келье склонилась над казаном с сорока ушками, всматривается в черную жидкость. В казане видно: среди развалин города Булгара Алтын-дуга беседует с величавым стариком. Старуха отшатывается.

На террасе дворца восседает Джангархан. Перед ним на корточках главный везир:

— О владыка ханства, не умещающегося в пределах земли! Лицо красавицы Ай, говорят, излучает такой свет, что при нем табунщик мог бы в ночном мраке охранять целый табун. Если эта девушка бросит свой взор на воду, то можно сосчитать в море всех рыб и даже различить в глубине рождение их… Ее рот как наперсток. Ее косички, опущенные с одной стороны в золотую воду, с другой стороны в серебряную воду, высушены на утреннем ветерке. И сама она вся как глянцевитая, поблескивающая бумага!..

— Почему же Жургяк и Хултан-гол от меня эту красавицу скрыли? — спрашивает Джангархан.

— О упование и сновидение всех владык мира! Они скрыли, ибо эта девушка нравится им самим. Все сорок твоих богатырей в новолуние собираются ехать к Солнечному колодцу на байгу. Кто победит — заберет себе красавицу Ай.

— До чего же дошло распутство в нашем государстве, если богатыри забирают красавиц, не спрашиваясь у меня! — мрачно говорит Джангархан.

— Да позволено будет мне дать ничтожный совет…

— Говори!

— Пусть повелитель пошлет за красавицей Таш-паша, и исполин принесет ее тайно за пазухой. И пусть богатыри едут на байгу, не ведая об этом. В то время, когда повелитель завладеет красавицей, его богатыри будут рыскать по ханству, ища ее и задыхаясь от злобы.

Джангархан одобрительно кивнул и швырнул везиру кошелек. Подошла старуха Мясекай.

— О повелитель, — шепчет она на ухо Джангархану, — Алтын-дуга встал и ищет возлюбленную! Если он соединится с красавицей Ай, он будет непобедим!

Грузный Джангархан тяжело поднимается с подушек. Он выходит на кровлю дворца. Он кричит, приложив руку ко рту:

— Таш-паш!

Черная гора зашевелилась, поворачивается. Это, оказывается, спина лежащего исполина.

В джунгарском стане все бросают увеселения, задирают головы, смотрят на Таш-паша. Исполин наклонился ко дворцу, подставил ухо. По кровле к нему подходит Джангархан, что-то тихо говорит.

А на площади Жургяк подмигивает Хултан-голу:

— Наверно, хан Джангар снова отправляет Таш-паша к границам какой-нибудь дальней державы, дабы вселить в ее жителей страх!

В юрте у Солнечного колодца вокруг очага сидят Кусэр, Ай и строгий Ханьяр. Кусэр говорит:

— Не упрямься, дочка. Завтра новолуние, приедут джунгарские богатыри на байгу.

— Никуда я не поеду, отец!

— Но Ханьяр совсем оправился от раны. И если сейчас выехать…

— Нет, отец! — перебивает его Ай. — Я сегодня видала во сне Алтын-дугу! Он скакал сюда на священногривом коне, на своем Табан ияхе Тарпан-бузе! И я знаю: он примчится во-время, Алтын-дуга, — мой коршун, несущий в клюве гнездо.

— Но это же во сне, — возражает Ханьяр.

Ай говорит горделиво:

— Пойди посмотри на розовый куст. На нем уже распускается бутон. Значит, это не только во сне!

Послышался далекий топот коня. Ай вскочила, кинулась к двери юрты, замерла. Говорит, задыхаясь:

— Кажется, он… Да, вот его конь — каким я его видела во сне! И на коне… Кто этот всадник?.. Это не Алтын-дуга… Это… это… Янгызак!.. Он убил Алтын-дугу! Конь не дался бы никому, если бы Алтын-дуга не был убит!.. — Ив отчаянии она распускает косы. — К чему мне теперь жить? Он убит! Горе мне!..

Янгызак подъезжает:

— Здравствуй, красавица Ай! Я привез счастливую весть…

— Что мне проку в твоей вести, — в отчаянии восклицает Ай, — если Алтын-дуга убит!..

— Он жив, осуши слезы. Я побратался с Алтын-дугой и приехал от него к тебе сватом.

Красавица Ай сначала дала волю слезам, но слез оказалось так много, что она решила их удержать.

— Ты лжешь! — гневно говорит она. — Конь не сдастся в плен, если богатырь не убит! Разве под тобой не конь Алтын-дуги?

— Да, это его конь Табан ияхе Тарпан-буз! Алтын-дуга послал меня к тебе на своем скакуне, чтобы ты мне поверила. А сам на вороном скачет по моему следу.

Ай пристально смотрит на Янгызака, говорит тихо:

— Зря ты приехал сватом ко мне, Янгызак. Я не люблю Алтын-дугу. С того дня, как я увидала тебя, в сердце моем вспыхнуло пламя! Я полюбила тебя, Янгызак! Да, полюбила за красоту, за отвагу…

— Что ты говоришь! — восклицает с упреком Янгызак.

— Я говорю то, что чувствую! Из всех богатырей мне по сердцу только ты. Зачем мне другой? Я хочу быть твоей женой! Хочу кормить, качать и растить твоих сыновей…

— Постыдись! — гневно обрывает ее Янгызак. — Алтын-дуга сорок гор и пустынь одолел, к тебе мчался! Он любит тебя так сильно, будто у него в груди не одно, а тысяча сердец! А ты…

В негодовании он поворачивает коня.

— Постой! — кричит Ай. — Постой, Янгызак!

Она подбегает, обнимает Табан ияхе Тарпан-буза за шею, сдерживает его:

— Видно, и впрямь я ослепла от горя! Не сердись на меня, Янгызак. Я хотела тебя испытать… — и кричит в юрту: — Отец, принимай гостя! Он приехал от Алтын-дуги!..

По пустыне идет исполин Таш-паш, шагая через десятки барханов. Перешагивает через отару овец, через караван идущих цепочкой верблюдов…

Ханьяр, Янгызак, Кусэр и Ай сидят вокруг очага. Раздаются шаги, подобные грому.

Ханьяр взволнованно вскакивает:

— Таш-паш?

— Да, черный меч Джангархана, — кивает Янгызак и тоже встает.

Исполин подошел к Солнечному колодцу и остановился невдалеке. Зычно окликает:

— Эй, там, в юрте!

Кусэр, дрожа, направился к выходу. Но Янгызак отстраняет его и выходит, крича:

— Чего тебе, Таш-паш?

— Это ты, Янгызак?

— Я.

Исполин добродушно засмеялся:

— Ха-ха-ха!.. Что ты тут делаешь? Ха-ха-ха!..

— Зачем ты пришел?

— Там есть красавица. Ну-ка, выведи ее на пригорок, чтобы мне удобнее ее было взять. Но почему ты здесь, Янгызак?

— Я здесь, чтобы оберегать честь этой девушки!

— Честь? Ха-ха-ха!.. — Исполин опять залился веселым смехом. — Теперь ты можешь уже больше не оберегать ее честь: девушку требует к себе Джангархан.

— Скорее верблюдица родит крысу, чем хан Джангар увидит эту девушку!

— Верблюдица — крысу… Ха-ха-ха!.. Но мне надоело с тобой попусту терять время. Давай красавицу или я сам ее заберу!

Таш-паш двинулся к юрте, но Янгызак запел: и сразу окаменел исполин в той позе, в какой застигла его песня.

Янгызак поет:

Эх, перед тем как в пропасть я попаду,

В то раскаленное море, что льется в аду,

В бездну седьмой преисподней черной земли,

Я на тебя, могучий Таш-паш, нападу!

Если ж пролью свою богатырскую кровь —

Обогатится семля глоточком одним!

Высохнут кости мои в далеком краю —

Станет на горсточку праха богаче земля.

Янгызак обрывает песню. Исполин похлопал глазами, постоял, что-то соображая, и спрашивает:

— Ну, кончил петь, что ли?

— Попробуй двинуться вперед — опять запою!

Таш-паш засмеялся:

— Зачем мне вперед! Ты глупец, Янгызак! Я назад пойду. Ха-ха-ха!

Он отступает на несколько исполинских шагов и неожиданно нагибается. Надул щеки, выпучил глаза, начинает дуть. Песчаный смерч взлетает над пустыней.

Янгызак попытался запеть, но голос его пропадает в вое ветра. Стена летящего песка валит его с ног; с трудом добирается он до юрты. В вихре несущегося песка срывается с коновязи Табан ияхе Тарпан-буз. Дует Таш-паш…

Колодца уже не видно, юрта засыпана песком почти доверху. В самуме мчится Табан ияхе Тарпан-буз. Дует Таш-паш…

Вот уже и макушка юрты скрывается под огромным песчаным барханом. Смерч затихает. Таш-паш выпрямился, подходит к месту, где были колодец и юрта. Вокруг лишь голые волны песков. Таш-паш бормочет:. — Вот и сидите себе под землей, пока не вернусь! Попробуй кто-нибудь теперь отыщи вас! Ха-ха-ха!..

И пошел по барханам, очень довольный собой.

Алтын-дуга скачет по следу Янгызака на вороном скакуне. Навстречу мчится Табан ияхе Тарпан-буз. Седло его съехало набок, повод оборван. Подбежал к Алтын-дуге, остановился, заржал.

— Табан ияхе Тарпан-буз! — восклицает Алтын-дуга. — Откуда ты? Что случилось?

И опять заржал серый конь. Алтын-дуга соскакивает с вороного коня, поправляет на Табан ияхе Тарпан-бузе седло, садится на него. Взяв в повод коня Янгызака, скачет.

Голые волны песков там, где были колодец и юрта. Вдали показывается Алтын-дуга. Сдерживает коня, в недоумении спрашивает:

— Ну куда девались следы? Не мог же Янгызак провалиться сквозь землю!

Табан ияхе Тарпан-буз рвется вперед, Алтын-дуга пытается сдержать его. Конь рвется, храпит; хлопья пены обрываются с его удил. Алтын-дуга отпустил повод, и серый скакун понесся вперед. Вдруг остановился как вкопанный.

— Ччо! — попробовал сдвинуть его Алтын-дуга.

Конь ни с места. Алтын-дуга в недоумении слезает:

— Табан ияхе Тарпан-буз, что с тобой?

Поднимает его копыта, осматривает. Оборачивается и в изумлении замирает. Перед ним из песка торчит расцветшая роза. Алтын-дуга наклоняется, хочет ее поднять, но роза оказывается прикрепленной к стеблю, уходящему вглубь песка.

А Табан ияхе Тарпан-буз в стороне призывно заржал, роет копытом песок. Алтын-дуга подходит к нему, внимательно смотрит, порывисто наклоняется и начинает расшвыривать песок в стороны со всею богатырской силой.

Вот уже под руками Алтын-дуги обнажается макушка юрты. Он откидывает войлочную кошму, и среди песка, в дымовом отверстии юрты, появляется прекрасное лицо красавицы Ай. Она говорит нежно:

— Алтын-дуга!

Он откликается:

— Ай!

И, увидев их лица, вся земля вокруг покрывается цветами.

Ночь. На небе, меж звезд, народившийся месяц. Отрытая из-под бархана юрта уже установлена на новое место. Колодец очищен от песка. Раскопан розовый куст. У дотлевающего очага сидят Кусэр, Ай, Ханьяр, Янгызак и Алтын-дуга. Алтын-дуга кончает рассказывать:

— …И она внушила мальчику, что он ее собственный сын. Так старуха Мясекай всех перехитрила.

— Значит, мой сын жив! — восклицает Кусэр.

Алтын-дуга показывает на Янгызака:

— Вот он!

Все потрясены. Кусэр и Янгызак смотрят друг на друга, веря и не веря.

— Сын? — неуверенно говорит Кусэр.

— Отец…

Они встают, подходят друг к другу.

— О сынок! — восклицает Кусэр. — С тех пор как ты исчез, тьма и свет, день и ночь стали для меня одинаковыми! Но солнце твоего лица вновь засияло, и…

Янгызак обнял отца. Обнял так крепко, что Кусэр, застонав, упал.

Янгызак удивился:

— Отец, что с тобой?

Потирая ребра, Кусэр говорит восхищенно:

— Ты мне чуть все ребра не поломал! Поистине, сынок, вовек мне не встретить богатыря сильнее тебя!

Алтын-дуга уводит Ханьяра в сторону:

— Не будем мешать им, пусть предаются радости.

Прогуливаясь, они идут меж барханов. Ханьяр озабочен:

— Тебе и красавице Ай пора ехать. Скоро рассвет. Приедут сорок богатырей, и тогда…

— Что мне джунгарские богатыри! — говорит Алтын-дуга. — Если придется драться, я всех одолею. А мой Табан ияхе Тарпан-буз… не родился еще конь, который бы его обогнал на байге!

— Ты забыл об исполине Таш-паше, друг. Джангархан вернет его. А с черным мечом Джангархана никто в мире не совладает.

— Но если Янгызак смог остановить его голосом, почему он не может подойти с песней к нему и убить?

— Его нельзя убить, — отвечает Ханьяр. — Ведь Таш-паш вылеплен человеком из камня, из горы. Даже от глаз его вражеские стрелы отскакивают, как от щитов!.. — Помолчав, он продолжает. — Правда, говорят, что у Таш-паша есть слабое место. Будто, если поразить его в горло, жизнь покинет туловище исполина, а сам он рухнет и опять превратится в бездыханную гору.

— И в этот день царству Джангархана наступит конец?

— Да, — отзечает Ханьяр. — Но не забывай о застежке. На горле у исполина застежка, которую он в силах отстегнуть только сам. Она весит пять тысяч пудов. Сто сильнейших богатырей мира, взявшись вместе, не смогут ее отстегнуть… Уезжай, Алтын-дуга! Увози красавицу Ай, пока не поздно.

— Нет, Ханьяр. Только пес боится ступить на тигровый след. Не пристало богатырю показывать врагу пятки!

— Но ты погибнешь, и народ наш осиротеет!

— То, что случится, находится впереди, — говорит Алтын-дуга.

Беседуя, они уходят все дальше и дальше, пока не скрываются вдали меж барханов.

Сорок джунгарских богатырей скачут по пустыне. Жургяк вглядывается. Впереди, среди песков, показываются Солнечный колодец и юрта.

Ай и Янгызак встречают богатырей.

— Здравствуй, красавица! — хрипло говорит Жургяк. — Ну, соскучилась без меня? Теперь… — он захохотал, — я тебе не дам больше скучать. Сегодня на скачках мой Сары-куш из всех коней выпотрошит кишки! И за свадьбу!.. Здравствуй, брат Янгызак.

— Здравствуй, брат Жургяк.

Из-за холмов подходит Алтын-дуга.

— А это что за выкормок в башкирской одежде? — изумился Жургяк. — Мирный ты или враг?

— Если вы мирные, то и я мирный. Если вы враги, то и я враг, — отвечает Алтын-дуга.

— Это мой друг, — вмешивается Янгызак. — Он прибыл из земли Ай, чтобы вместе с нами состязаться в байге.

Жургяк развеселился:

— Состязаться? Сейчас я его схвачу за ухо, брошу на воздух, и когда он, падая, коснется земли, я ударю его ногой в зад, и он разлетится в золу!

— Хвастливому языку каждый день праздник, — спокойно говорит Алтын-дуга.

Жургяк посмотрел на него злобно, как верблюд на кузнеца:

— Да мне стоит тебя только кулаком шмякнуть, ты и вздохнуть не успеешь!

Алтын-дуга насмешливо говорит:

— У тебя кулак, но и у меня не клубок шерсти.

В ярости Жургяк замахнулся. Алтын-дуга — перехватил его руку. Они начинают бороться. Их окружили, глазеют богатыри. Взволнованно смотрит Ай.

Борются богатыри. Наконец Алтын-дуге удается приподнять Жургяка и бросить на землю. Алтын-дуга подходит к Ай. Девушка говорит нежно:

— Алтын-дуга!

Жургяк встал с земли, подходит к Алтын-дуге, покровительственно к нему обращается:

— А ты, оказывается, ничего. Сила есть в тебе. Если хочешь, я могу даже взять тебя в товарищи… Вот, говорят, есть такой город Гургандж. И там без толку торчит минарет. Будто, если обрушить его, десять тысяч людей можно задавить! Я все собираюсь туда. Поедем вместе, а? Обрушим его, посмеемся?..

— Замолчи! — в негодовании обрывает его Алтын-дуга.

— Эге, да ты рассердился! Зря. Все равно красавицы Ай тебе как своих ушей не видать! Думаешь, нечаянно поборол меня, так уже победил? Пусть-ка твой ублюдок попробует обогнать моего Сары-куша в байге!

Алтын-дуга отвечает:

— То, что случится, находится впереди.

У колодца джунгары поят коней, готовят к байге: вплетают тряпочки в гривы, подвязывают хвосты. Жургяк и Хултан-гол тоже взялись приводить в порядок своих скакунов.

В стороне Ай обхаживает Табан ияхе Тарпан-буза, протирает коню глаза шелковым платком, вытирает с него пыль и пот. Алтын-дуга разговаривает с Янгызаком.

— …Ну что ж, — говорит Алтын-дуга, — скачи ты на моем Табан ияхе Тарпан-бузе, выигрывай байгу за меня. Ты славный наездник!

— Спасибо, друг! — взволнованно говорит Янгызак.

— Как доедешь до горы Татывлы и начнется байга, отпусти поводья — конь сам полетит. Сто повадок он знает. Если ты будешь падать вперед, он поддержит тебя гривой, если назад — поддержит хвостом. Только смотри за ним, береги его.

— Не тревожься. Раз уж ты конем со мной поделился, плохого не жди!

Ай расчесывает Табан ияхе Тарпан-бузу гриву своим девичьим гребнем, прикалывает ему розу в челку.

Дворец Джангархана возле сидящего исполина. Исполин зевает. В джунгарском стане полрежнему шумно, людно, разгульно, пестро. Джангархан восседает на дворцовой террасе. Рядом старуха Мясекай. Перед ханом на корточках главный везир.

— Можешь идти, — говорит Джангархан. Пятясь задом, с бесчисленными поклонами, везир удаляется.

У пруда выстроились приближенные хана. Подходит везир. Теперь он до ушей налит спесью. Один из приближенных вопрошает:

— Какие повеления соизволил отдать наш владыка на нынешний день?

— Он повелел выдать войску тысячу барабанов из ханской казны, — важно говорит везир.

— Мудрое решение, — говорит приближенный.

Остальные приближенные согласно кивают.

— Он повелел еще истребить за сегодняшний день всех лягушек в пруду.

— Мудрое решение. Приближенные снова кивают.

— Но самое важное — он повелел изготовить к вечеру две затычки для ушей исполина.

— Мудрое решение, — говорит приближенный. — Но зачем Таш-пашу потребовались затычки?

— Янгызак изменил… — отвечает везир. Помолчал, смотрит, какое впечатление произвела эта весть. — И Джангархан решил послать Таш-паша, дабы покарать этого сладкоголосого нечестивца. Повелитель поклялся повесить Янгызака на его собственном языке!

Нестройными кучками едут по пустыне чджунгарские богатыри к месту, где должна начаться байга, — к горе Татывлы. На песке белеет лошадиный скелет. Мимо него вместе с другими богатырями проезжают Жургяк, Хултан-гол и Янгызак.

Подмигивая Хултан-голу, Жургяк говорит:

— Давай зарежем башкирского коня, брат Янгызак! Наедимся досыта конины…

— Что ты пристал к моему коню?

— Да ведь даровое мясо! Зря пропадает! Голову и сало я, так и быть, тебе отдам. А?

Янгызак усмехнулся:

— Твой Сары-куш не хуже. Режь его! Заодно и меня угостишь.

— Хуже, — не моргнув глазом, говорит Жургяк. — Мой Сары-куш хуже. Уж я-то в конине толк понимаю. Башкирский конь куда слаще на вкус. Давай, освежую его и разделаю вмиг!

— Да ты, я вижу, испугался, что твой конь от Табан ияхе Тарпан-буза отстанет, — насмешливо сказал Янгызак и, присвистнув, помчался быстрее.

— Смотри, Янгызак, — закричал ему вслед Жургяк. — Угодишь в могилу со своим башкирским конем!

Розовый куст. На нем сидит, подобно мрачной тени, ворона. Над юртой вьется дымок, слышен смех. Из двери весело выбегает Ай. Замерла. Смотрит в ужасе.

Ворона, нахохлившись, сидит на кусте.

— Алтын-дуга! — восклицает Ай.

Алтын-дуга выходит из юрты.

— Мне кажется, — говорит Ай тревожно, — мне чудится, что над Янгызаком нависла беда!

В ответ раздается зловещее карканье.

Джунгарские богатыри едут вразброд по полынной степи. Хултан-гол наклонился к Жургяку; змеиная улыбка играет на его губах.

— Я брата обгоню, — кивает он на едущего впереди Янгызака, — окликну его, заведу разговор. Тут его и кончай!

Жургяк неторопливо снимает с седла лук. Хултан-гол обгоняет Янгызака, останавливает коня, оборачивается и кричит:

— Янгызак!

Позади Жургяк поднимает лук, целится, а впереди виден остановившийся Хултан-гол. Он что-то говорит подъезжающему Янгызаку. Жургяк натягивает тетиву.

Янгызак улыбается. Хултан-гол говорит ему: «Если бы я тебя так не любил, брат…» Но тут Янгызак запел — и окаменел Хултан-гол с открытым ртом. Окаменел Жургяк, держа в руке натянутый лук.

Янгызак с песней отъехал в сторону, оглядывает братьев. Оборвал песню — и сразу прянула с лука Жургяка стрела, взвизгнула и влетела в открытый рот Хултан-гола. Он повалился навзничь с коня.

Жургяк остолбенело смотрит и тоже валится со своего скакуна. Он падает наземь, смеется безудержно, хрипло, свирепо. Корчится и стонет от смеха.

Съезжаются джунгары, молча смотрят на убитого. Жургяк, все еще в припадке хохота, катается по земле: «Ох!.. Ой!.. Ха-ха-ха!..» Встает и, утирая слезы, трясясь от смеха, взбирается на скакуна.

Подъезжает к Янгызаку:

— Дай я тебя обниму, брат Янгызак! Я метил в тебя, а он… он… — И опять закатился смехом, повалившись головой на холку коня.

Богатыри тронулись дальше.

— Нет, ты пойми! — восклицает Жургяк. — Я мог просто взять и выстрелить тебе в спину, а он… он… — И захохотал вновь.

Богатыри уезжают все дальше и дальше. Удаляется смех Жургяка. Среди высокой полыни лежит Хултан-гол со стрелой, торчащей изо рта.

Звуки труб возвещают начало байги. Раннее утро. Всадники, выстроившиеся цепью у подножия горы Татывлы, по знаку Жургяка, гикнули. Кони их понеслись птицами. Среди них Янгызак на Табан ияхе Тарпан-бузе. Всадники мчатся все дальше и дальше по холмистой равнине.

Алтын-дуга и Ай стоят у розового куста. Алтын-дуга говорит страстно:

— Зачем ты прячешь от меня свою любовь? Зачем тебе понадобилось, чтобы я бродил по пескам как безумный? Я — царь влюбленных, и сердце мое опутано локонами твоих волос! Не казни же меня своим равнодушием! Почему ты отстраняешься от моих поцелуев? Неужели ты хочешь обрадовать моих врагов?

Ай в ответ восклицает:

— О прекрасный, стройный, лунноликий, кудрявый! Ты — источник моей жизни, свет и радость моего сердца! Ты — свежий весенний воздух! Но я — только сухая ветвь! Как я могу зазеленеть, когда мои табынские подружки, их матери и отцы томятся в неволе у Джангархана? Освободи их, и каждый мой вздох будет лишь для тебя!

— Клянусь, — вскричал Алтын-дуга, — я их освобожу!..

Зазвучал топот копыт. Алтын-дуга и Ай поворачиваются, вглядываются. Меж песчаных барханов появляется всадник. Это Янгызак. Из юрты выходит отец красавицы Ай — Кусэр.

Табан ияхе Тарпан-буз подлетел к юрте, обежал вокруг нее и остановился как вкопанный.

— Спасибо, друг! — говорит Алтын-дуга Янгызаку.

Янгызак в изнеможении сползает с седла, встает на ноги пошатываясь! Облизывает языком пересохшие губы. Со лба его катятся ручьи пота.

— Что с тобой, сын мой? — спрашивает Кусэр.

— Да вот… — тяжело дыша, начинает Янгызак и умолкает, не в силах продолжать. Смущенно качает головой, отирает пот, протягивает руку к горлу, отстегивает застежку на вороте, говорит:

— Да вот…

— Янгызак, — взволнованно восклицает Ай, — что ты сделал сейчас?

— Я? Я приехал первым…

— Нет, сейчас, вот сейчас, что ты сделал?

Янгызак растерянно оглядывается:

— Не… не знаю.

— Ты отстегнул застежку на горле! — торжествующе говорит Ай. — Отстегнул, потому что тебе стало жарко. Теперь я знаю, как нам победить исполина!.

По пустыне идет исполин Таш-паш, шагая через десятки барханов. Из его ушей торчат концы двух огромных затычек.

Раздаются шаги, подобные грому.

Таш-паш подходит к Солнечному колодцу. Янгызак выступает вперед:

— Стой, Таш-паш!

Исполин не останавливается. Увидев Янгызака, он засмеялся:

— Ты тут, Янгызак? Ха-ха-ха!

Янгызак запел. Все окаменели. Но Таш-паш продолжает смеяться:

— Теперь ты от меня, Янгызак, никуда не уйдешь! Джангархан заткнул мне уши! Ха-ха-ха!

Нагибается, хватает вскрикнувшего Янгы-зака, поднимает его, сует себе за пазуху. Выпрямляется. Вдруг хлопает себя по лбу:

— Да, чуть не забыл!.. Красавицу…

Алтын-дуга одним движением сажает Ай в седло, вскакивает сам. Хлестнул Табан ияхе Тарпан-буза плетью. Заржал скакун, взвился, полетел по барханам. Таш-паш постоял, похлопал глазами и бросился вслед.

Всадники слились с конем, конь — с воздухом. Они мчатся так, будто вся земля — это беглянка, и они решили ее настичь во что бы то ни стало.

Подобно буре, проносится Табан ияхе Тарпан-буз на горизонте. Одним прыжком перемахнул через реку. За ним, с той же скоростью перешагнув через реку, бежит исполин.

Он все ближе и ближе. Вот уже почти настиг. Наклоняется, чтобы схватить. Прижались к коню Алтын-дуга и Ай, и скакун ускользает из-под рук исполина, мчится дальше. Таш-паш опять бросается в погоню. Все ближе, ближе… Однако теперь Табан ияхе Тарпан-буз и Таш-паш бегут тише и тише; конь и преследователь — оба устали.

Бежит Таш-паш. Ручьи пота заливают его лицо; на бегу он отирает его ладонью. Тяжело дышит. Дохнул — одинокое облако в небе закачалось, взвилось.

Несется скакун по барханам, за ним бежит исполин. Вот он протягивает руку к своему вороту. Алтын-дуга на скаку передает Ай лук и стрелу. Обливаясь потом, исполин на бегу начинает расстегивать застежку.

Вдали виднеются развалины города Булгара — того самого, житель которого некогда вылепил исполина и вдохнул в него жизнь.

Раздается топот бегущего Таш-паша, шум его дыхания. Обитатели развалин выбегают, в удивлении смотрят. Исполин отстегнул застежку, распахнул ворот своего камзола.

Алтын-дуга гонит коня. Обнял, держит одной рукой Ай. А она позади Алтын-дуги стала ногой в стремя лицом к исполину, целится, натягивает тетиву лука.

Прянула с тетивы стрела, понеслась, зазвенела, запела. Впивается исполину в горло. Прокатывается гром. Голова исполина закачалась, падает с плеч, покатилась. Исполин без головы делает три шага в сторону, ложится. И туловище исполина превращается в черную гору, голова его — в скалистый камень, лежащий в стороне от горы.

Смотрят Алтын-дуга и Ай. Они стоят со своим скакуном у стены разрушенной крепости. Их окружила толпа. Знакомый нам величавый старик, житель Булгара, говорит-

— Нет больше Таш-паша! Вырван черный меч из рук Джангархана!

Старик, красавица Ай и народ идут к подножию черной горы. Ай прощально взмахнула рукой. Алтын-дуга и сотня всадников с копьями, луками и щитами уезжают. Ай и старик смотрят им вслед, поднимаясь по склону черной горы. Всадники все дальше и дальше. Вот они сливаются с горизонтом…

И тогда старик обращается к прекрасной Ай:

— Пройдут века, и люди назовут Алтын-дугу силой народа, тебя, красавица Ай, — его счастьем, Янгызака — его волшебною песней!

— Я не знаю, что будет через века, — раздается голос Янгызака; отвалив камень, он выходит из пещеры на склоне горы. — Но сидеть за пазухой у Таш-паша мне было не сладко. Уф, еле выбрался!

— Янгызак! — восклицает Ай.

— Где Алтын-дуга? — спрашивает богатырь.

Девушка отвечает:

— Он умчался в бой на Джангархана.

Янгызак встрепенулся:

— Я должен отомстить старухе Мясекай!

— Есть только один способ уничтожить колдунью, — говорит величавый старик. — Надо бросить старуху в ее волшебный казан, и она тотчас же превратится в глиняные черепки.

Янгызак запел. Он запел лошадиную песню: сорок веселых ладов. Окаменели Ай и величавый старик. А из пустыни в ответ раздалось ржанье вороного коня: сорок печальных и сорок веселых ладос на рожке.