Кукольная комедия

– Почему же ты не чинила крышу? – осведомился повар.

Управдомша прищурилась:

– А ты всегда делал всё хорошо?

– А тебе какое дело! – сказал повар.

– Ага, – торжествующе сказала управдомша. – Боишься правды!

Повар хотел ей ответить как следует, но, услышав шаги, брякнулся на пол. Ответить ему так и не пришлось, потому что управдомшу унесли: вбежала Татина мама, схватила чайник с Аллой Павловной и умчалась.

7

Эх, мамы, мамы! Вы, которые души не чаете в своих детях! Вы, которые кутаете их, как кочан капусты, чтобы им легче было простудиться! Вы, кормящие их из ложечки, чтобы у них пропал аппетит! Вы, которым в конце концов удаётся добиться, чтобы ваши дети не умели в десять лет зашнуровать себе ботинки! К чему вы готовите их – к жизни или к сказке?

И вы, Галина Ивановна, хороши! Не поверили настоящим врачам. Вспомните, какой у вас был разговор на улице – только что, когда вы шли в аптеку! Вы встретили соседку по лестнице.

«Как Таточка?» – спросила соседка. Вы ответили: «Спасибо вам за доктора Кракса! Он обещал, что утром она будет здорова!» «Ещё бы! – сказала соседка. – Десять рублей за визит, милая моя, гарантия! Вот был ещё один доктор… Так тот брал двадцать рублей! Ну, тот!» – И она махнула рукой: какой был тот доктор. «А где он сейчас?» – спросили вы. «Уехал за границу, давно-давно», – сказала соседка. «Жалко!» – Это сказали вы, Галина Ивановна!

И вы ещё куда ни шло! А вот – Лилина мама… Но та уехала на два дня в командировку, и мы не будем о ней говорить. И хорошо, что уехала! А то бы сейчас искала дочку, всюду бегала и мешала нам. Ей даже в голову не могло бы прийти, что её девочка Лиля лежит на кровати у Таты в кукольной коробке: вот куда приводит детей неправильное воспитание!

Когда Галина Ивановна принесла Лилю, сняла крышку с коробки и поставила в ногах у дочки, Тата даже не заметила новую куклу, – так ей было плохо. Зря она выбежала на улицу! Совсем застудила горло! Она лежала теперь с закрытыми глазами и шептала: «Пить…»

Да и Лиля тоже чувствовала себя неважно: подумайте, когда её несли, большую часть дороги она провела вверх ногами и, кроме того, стукалась о картонные стенки коробки то затылком, то туфельками с помпонами.

Стоя в коробке, Лиля сквозь новенькие шёлковые ресницы видела, как Галина Ивановна напоила Тату из носика чайника и ушла, посмотрев ещё раз на дочку с порога.

Потом Лиля услышала, как Татина мама закрыла наружную дверь на все замки. Когда шаги на лестнице затихли, Лиля приподнялась, облокотилась кукольными руками о края коробки, повертела головой и сказала:

– Тата!

Больная не ответила.

– Это я! Лиля! – захныкала кукла. – Погляди на меня!

– Не хнычь! – сказала с чайника управдомша.

Лиля терпеть не могла, когда ей делали замечания. Поэтому она даже не поглядела, кто говорит.

– Хочу – хнычу, не хочу – не хнычу! – сказала она и топнула своей шарнирной ножкой о картонное дно коробки. Потом всё-таки посмотрела и увидела управдомшу.

– Ты на чём сидишь? На чайнике?! Ха-ха-ха!..

– Не хохочи! – сказала Алла Павловна.

– Хочу – хохочу, не хочу – не хохочу! – сказала Лиля и показала игрушечный язык.

– Чего распищались? – раздался голос повара. Он перелез через порог и увидел Лилю. – Фью! Тебя ищут там, а ты тут!..

Взобравшись по уголку одеяла на постель, повар продолжал:

– Мы тебя, Лиля, искали, искали…

Управдомша хмыкнула с чайника:

– Ты её очень искал!

Не обратив внимания, повар весело говорил:

– Надо разбудить Тату, вот обрадуется! Хотя какое мне дело…

– Та-та! – заорала Лиля.

Все трое – Лиля, управдомша и повар склонились над девочкой.

– А мы не заразимся? – опасливо спросила Лиля, и все сделали кукольный шаг назад.

– Дураки, – сказала управдомша. – Как мы можем заболеть? У нас же внутри ничего нет!

Куклы потёрли маленькие ручки и приободрились. Повар сказал:

– Хорошо жить, когда внутри ничего нет!

И все опять придвинулись. Алла Павловна приложила свою тряпичную руку к Татиному лбу.

– Температура, как на чайнике!

8

У Могэса сегодня выдался трудный день. Уже два раза он отнёс к себе в мастерскую полный чемодан кукол и снова вышел на поиски кукольных душ.

Ну разве можно было пройти мимо поливочной машины: представьте, только что прошёл дождь, улица была мокрая, а шофёр вовсю поливал мостовую, чтобы только вылить воду и выполнить план литро-километров. Пришлось шофёра – в чемоданчик! Между прочим, пустая поливочная машина до сих пор стоит возле «Гастронома», и на неё никто не обращает внимания.

Потряхивая чемоданчиком, Могэс возвращался, обходя куски ломаного асфальта, сваленные на обочине мостовой. Было это возле Патриарших Прудов. Могэс вспомнил, что на этом месте уже три раза ломали асфальт, варили его с ужасным дымом и заливали опять, и всё потому, что четыре учреждения – водопровод, канализация, электрокабель и телефонная станция – даже не пробовали договориться сделать ремонт сразу всем вместе. «Надо разобраться, кого в куклу», – озабоченно подумал Могэс.

У какого-то дома он наткнулся на доктора Кракса, который выходил из подъезда, пряча в бумажник очередную десятирублёвку. Увидев Могэса, Кракс насмешливо улыбнулся и остановил его.

– Слушайте, – сказал он, иронически щурясь. – Я давно хотел спросить… Это про вас болтают, что вы превращаете людей в кукол и обратно?

– Да, я волшебник, – скромно ответил Могэс.

– Я так и думал, – сказал Кракс. – Это такая распространённая профессия… Ну, превратите меня в куклу – ха-ха – я разрешаю.

Могэс грустно поглядел на Кракса.

– Просто не понимаю, – сказал он. – У нас столько хороших детских врачей. Лечат бесплатно. С дипломами. А вас выгнали из поликлиники за то, что вы давали от головной боли борный вазелин, и за то, что брали деньги. Почему же у вас столько пациентов?

Кракс смерил Могэса ироническим взглядом.

– За десятку, так и быть, открою вам эту тайну!

– Пожалуйста! – Могэс вручил ему деньги.

– Ну вот, поэтому ко мне и ходят. – Кракс подмигнул, спрятал десять рублей и влез в «Москвич». – На мой век хватит мам, которые дрожат за своих малюток!.. – высунулся и добавил: – Если бы я брал по рублю за визит, ко мне бы не обращались! – Он сделал Могэсу ручкой и уехал.

Мы понимаем, что у девяти читателей из десяти на этом месте появится недоверчивая улыбка: почему Могэс тут же, сейчас же, немедленно не превратил Кракса в куклу? А-а, милые мои! Вы ещё не знаете главного. Могэс не только превращал людей в кукол, но и… Впрочем, не будем забегать вперёд. Скажем пока только, что Кракс уехал целым и невредимым.

Подъезжая к своему дому, Кракс с неудовольствием заметил Галину Ивановну, которая нервно ходила, ожидая его. Наехав двумя колёсами на край тротуара, «Москвич» остановился, и Кракс вылез спиной.

Татина мама забормотала:

– Извините… Это опять я…

Что-то проворчав, Кракс сунулся в машину, чтобы вынуть ключ зажигания. Галина Ивановна продолжала:

– В аптеке сказали, капли «тяп-тяп» втирать, а вы сказали – семь ложек в день…

– Ну и что? – безмятежно спросил Кракс, проверяя, хорошо ли закрыты дверцы машины.

– Так как же? – спросила она растерянно.

Переложив трубку из одного угла рта в другой, Кракс снисходительно сказал:

– Известны ли вам, милая моя, имена Гиппократта, Галена и Абу Али Ибн-Сины?

– Нет… – виновато сказала Татина мама.

– Вот видите! – сказал Кракс и опять нырнул в машину за тортом «Сюрприз».

Он вынырнул и докончил:

– Когда мы играли в лапту с небезызвестным Полем де Крюи, он мне обычно говорил: «Сила не в том, чтобы быстро бегать, а в том, чтобы раньше выбежать». – И, прищурясь, Кракс посмотрел на Татину маму. Она вежливо кашлянула.

– А лекарство давать или не давать?

– Где рецепт? – спросил Кракс. Галина Ивановна протянула рецепт, Кракс спрятал его в жилетный карман.

– Не надо лекарства. Завтра утром ваша девочка будет прыгать. У неё… Куда я девал ключ? – Он пошарил в кармане. – У неё… Ах, вот он!.. У неё сущие пустяки!

– Пустяки?!

Кракс устало поглядел на Галину Ивановну.

– Если профессор элоквенции говорит вам, что пустяки, – значит, пустяки!

– Большое спасибо, профессор! А я так беспокоилась!

Галина Ивановна провожала его до подъезда. Кракс смотрел на неё, а сам думал совсем о другом: «Не забыть положить в холодильник будильник… Тьфу, чайную колбасу!»

А Татина мама в это же время думала: «Ведь это не просто профессор, а профессор элоквенции!»

Знаете ли вы, читатель, что такое «элоквенция»? Признаться, мы недавно тоже понятия не имели об этом. Спросили одного, спросили другого; наконец пришлось обратиться к самому Краксу, как будто мы пациенты и интересуемся. Он объяснил, что элоквенция – наука о том, как при помощи слов убедить кого угодно в чем угодно. Первым профессором элоквенции, сообщил нам Кракс, был древний грек Демосфен, читавший лекции с камешком во рту, а он – Кракс – последний профессор, и единственный. И когда он, Кракс, умрёт, – эта наука кончится на земле. Теперь вам понятно, что такое элоквенция?

Итак, Кракс открыл свою дверь французским ключом, а Татина мама спросила ещё раз:

– Значит, утром Таточка будет здорова?

Кракс кивнул, и Галина Ивановна просияла.

– Большое спасибо, доктор… профессор… Извините за беспокойство!

– До свиданья, милая… – небрежно сказал Кракс, закрывая за собой дверь. И Татина мама радостная побежала домой.

Некоторое время улица была пуста. Потом, откуда ни возьмись, появился Могэс. Он подошёл к «Москвичу» доктора Кракса и тихо позвал:

– Валентина!

Целлулоидная куколка, висевшая в машине, испуганно повернулась на резинке. Могэс ткнул пальцем в треугольное окошечко, и куколка, раскачавшись на своей резинке, открыла его.

– Ну, как тебе тут?

– Надоело, – вздохнула Валентина.

– Ах, надоело! – усмехнулся Могэс. – Раз у тебя кукольное сердце, – ну и будь куклой!

– Да! – обидчиво сказала Валентина. – Вы меня превратили в куклу, а доктора Кракса не превратили?! Что, он лучше меня?! У него нет не только сердца, но нет даже диплома, вы же знаете! А у меня – диплом двухгодичных шофёрских курсов! Раз превращать, – так всех!

Могэс сказал:

– Всему своё время.

Валентина вздохнула.

– Как-то неожиданно всё-таки… Была шофёром первого класса, и вдруг – куклой… Уже три недели!

– А ты что-нибудь поняла за эти три недели?

– Что сама виновата, – буркнула Валентина, глядя в сторону.

Могэс улыбнулся и протянул Валентине ключ зажигания на цепочке.

– Зачем? – удивилась Валентина.

– Это тайна, – сказал Могэс и закрыл окошечко.

9

В комнате стояли вечерние сумерки. Тата спала, всё так же хрипло дыша. Её бросало и в жар, и в холод. Она то скидывала одеяло, то натягивала его до ушей. А вокруг Таты шла весёлая кутерьма.

Под потолком, прицепившись к ниточкам воздушных шариков, гонялись друг за другом развеселившиеся повар, управдомша и Лиля. С кукольными криками они пролетали мимо картины «Девятый вал» и мимо часов с качающимся маятником, и мимо географической карты обоих полушарий.

Когда куклы отталкивались от люстры, люстра качалась и звенели хрустальные подвески. Лиля визжала от восторга. «Ух ты!» – кричала Алла Павловна, будто окунаясь в холодную воду. А повар носился с молодецким посвистом.

«Полечу-ка я к себе», – решила Лиля и вылетела на шарике в коридор. Она пронеслась мимо счётчика, который потрескивал, отсчитывая электрические мгновения, и очутилась в своей комнате.

Держась пальчиками за ниточку шарика, Лиля пробежалась по клавишам рояля, затем взлетела на буфет и юркнула к банке с вареньем, из которой торчала ложка. Сперва она чуть не провалилась ногой в варенье. Потом ей удалось схватить ложку обеими руками, да вот беда – ложка не пролезала в рот, и Лиля только измазалась в варенье.

Рассердившись, она перелетела на туалет и увидела себя – маленькую, перепачканную куклу – с трёх сторон отражённую в трельяже. Её крашеные щёки были неподвижны, глаза только открывались и закрывались, а рот был словно у копилки. Разглядывая себя, Лиля ясно вспомнила, как это случилось.

Она сидела на вертящемся стуле и играла. Ну, громко играла, подумаешь! Потом – ответила Могэсу: «Я в своей комнате» – а он посмотрел через очки. И Лиля увидела, как её ноги и подбородок начали приближаться друг к другу с непостижимой быстротой, а рояль стал расти, расти, его чёрная крышка полезла вверх, будто чёрный парус корабля, заслонив всё окошко.

Лиля оказалась на стуле так высоко, что никогда не решилась бы спрыгнуть. Только позже она поняла, что это не рояль вырос и не стул, а она сама превратилась в обыкновенную куклу; стоило взглянуть в зеркало, чтобы в этом убедиться.

Посмотрев на себя, Лиля захныкала, заревела «ма-ма-а…», соскочила с туалета и, волоча за собой воздушный шар, с рёвом появилась у Таты в комнате. Отдыхая на люстре, повар спросил:

– Чего ревёшь?

– Хочу – реву, не хочу не…

Но она была так расстроена, что не договорила, отмахнулась от повара и полезла к Тате на одеяло.

Как водится, пока лезла, Лиля молчала, но, едва добралась до Таты, – завопила во всё горло. Она ревела и тёрла глаза тряпичными кулачками.

Тата открыла затуманенные глаза.

– Тата, это я – Лиля! – хныкала кукла. – Погляди, что со мной!

– Ты нас не узнаёшь? – спросила управдомша, склонившись над Татой.

– Ты ипеккакуана? – спросила Тата слабым голосом.

– Кто? Она ипеккакуана? – удивился повар, сидя на люстре.

– Она нас не узнаёт… – прошептала управдомша. – Бредит…

– Ах, как интересно! – Лиля захлопала в ладоши.

А повар перелетел на кровать и, отпустив свой шарик, печально сказал:

– Она умрёт.

В комнате становилось всё темнее, вещи теряли очертания. Куклы смотрели на Тату. Она металась по кровати и не могла найти себе места, потом сказала будто в полусне:

– Лекарства! Помогите мне…

И тут куклы увидели такое, что было удивительно даже для них: всё перед глазами поплыло и закачалось, самый толстый, самый большой и самый коричневый пузырёк, на котором было написано «Ипеккакуана», важно повернулся, и сигнатурка поднялась над его головой.

Куклы испуганно нырнули за подушку.

10

– Коллеги! – сказал пузырёк стеклянным голосом. – Консилиум начинается!

И остальные пузырьки и баночки сдвинулись с места, откашлялись звенящими голосами и расположились, образовав круг и покачивая сигнатурками. Выглядывая из-за подушки, куклы смотрели во все глаза.

– Коллега градусник, – сказал Ипеккакуана, – приступите к своим обязанностям!

Градусник выскочил из футляра, встал на ртутную ножку, спрыгнул на постель и юркнул Тате под мышку. А профессор Ипеккакуана обратился к лекарствам:

– Эта девочка нас принимала, и мы должны ей помочь.

– Какие глупые лекарства!.. – захихикала Лиля. Повар шлёпнул её, и она замолчала.

Однако лекарства услышали. Они медленно повернулись в сторону кукол.

– Кто там мешает консилиуму? – спросил Ипеккакуана. Куклы за подушкой замерли.

– Это куклы… – сказала Борная Кислота.

– Если они будут нам мешать, – мы им пропишем слабительное!

Касторовое Масло уже двинулось к куклам, но профессор Ипеккакуана сказал:

– Пока не надо…

Выскочив из-под мышки Таты, Градусник прыгнул на столик и пошёл мимо лекарств, поворачиваясь, как манекен, чтобы каждый мог увидеть Татину температуру. Все заохали:

– Сорок и семь десятых… Сорок и семь десятых…

– Положение угрожающее, коллеги, – сказал профессор Ипеккакуана. – Ваше мнение, доктор Марганцовокислый Калий?

Марганцовокислый Калий взволнованно поплескался в стакане и сказал:

– Вчера ещё я мог бы ей помочь, но сейчас я… бессилен.

– А вы, уважаемая микстура Ликвааммоника, и Нитробикарбоника, и…

– Не тратьте времени на титулы, коллега, – прервала его Микстура. – Если бы она ещё утром принимала меня, – я сделала бы её здоровой!

Профессор Ипеккакуана вздохнул.

– А что скажете вы, коллеги Пенициллин и Новокаин?

– Если бы нас смешали ещё час назад и ввели больной, мы бы её безусловно вылечили, но теперь – увы! – поздно.

– Поздно… Увы… – зашелестели сигнатурками лекарства.

– Итак, помочь мы не можем, – сказал Ипеккакуана. – Ей нужно совсем новое лекарство! Волшебное! И его среди нас нет.

– Волшебное лекарство!.. Ей нужно волшебное лекарство! – пронеслись стеклянные голоса.

– Слышишь? – шёпотом спросила повара управдомша.

А профессор печально заключил:

– Консилиум окончен! – И опустил свою сигнатурку; сложенную гармошкой. Всё закачалось, поплыло, и лекарства оказались на своих местах, как будто ничего и не было.

11

Тата лежала с закрытыми глазами и бормотала что-то невнятное. Куклы снова её окружили.

– Она умрёт, – зловеще сказал повар. – А нас отправят в дезинфекцию, а потом… а потом не известно что…

Управдомша решительно заявила:

– Никто не умрёт! Никого не отправят в дезинфекцию! Мы достанем волшебное лекарство и спасём девочку!

Заметив, что повар недоверчиво покачал головой, она сказала:

– Что, не веришь?! Если я захочу, я могу достать даже новое кровельное железо, не то что лекарство!

Но тут в дверях щёлкнул ключ, вошла мама, и куклы – кто где был – упали на кровать, как неживые. Галина Ивановна зажгла свет.

– Таточка! Доктор сказал, что утром ты будешь здорова! Слышишь, Таточка? Ты спишь?

Тата лежала с закрытыми глазами. «Спит…» – прошептала мама, склонилась над дочкой и, приподняв чёлку, попробовала губами её лоб.

Заметив шарики под потолком, мама поймала их за ниточки, привязала к спинке кровати, собрала кукол в коробку, а управдомшу напялила на чайник и ушла на цыпочках, погасив свет и притворив дверь.

Едва её шаги затихли на кухне, куклы выбрались из коробки.

Управдомша слезла с чайника и стала отвязывать от спинки кровати зелёный шарик.

– Ты куда? – спросил повар.

– Лечу за волшебным лекарством! К доктору Краксу!

Повар свистнул, взобрался на подоконник и посмотрел вниз.

Где-то далеко-далеко через двор шла кошка.

– Тебе что, жизнь надоела?

Алла Павловна молча обвязывала ниточку шарика вокруг своей талии.

– Ну нет! – сказал Пётр Петрович. – Я не полечу! Я не авиатор! Я повар!

– Я тоже не авиатор, но жалко девчонку.

Повар почесал в кукольном затылке и почему-то принялся отвязывать красный шарик.

– А ты куда? – спросила управдомша.

– А тебе какое дело! Может, ты думаешь, что мне её жалко? Просто захотелось с тобой полетать. Захотелось и всё!

Лиля завопила:

– И я с вами! И я!..

– Нам тебя не надо, – сказал повар. – Ты нам будешь мешать.

– Не буду! Я не буду мешать! Увидите, не буду!..

Управдомша махнула рукой:

– Ладно, пусть летит!

Повар сначала сказал: «Ни за что!» – потом сказал: «Я или она!» Наконец строго сказал Лиле: «Только гляди у меня!»

Но Лиля уже не слушала, она весело отвязывала жёлтый шарик.

На улице ярко горели фонари, когда из окна третьего этажа вылетели три куклы на разноцветных воздушных шарах. Они полетели над Москвой, перекликаясь кукольными голосами.

На каком-то балконе в луче света валялась кукла в матроске. Увидев пролетающих кукол, она в изумлении приподнялась, жалобно пробормотала «Братцы»… – но на балкон выбежала девочка, и кукла упала, как неживая.

На одном из подоконников, несмотря на сумерки, кишели голуби: толкаясь, они клевали хлебные крошки. Лиля крикнула во всё кукольное горло «Кыш!» и, свернув к подоконнику, шлёпнулась среди голубей. С треском разрывающегося парашюта, они взмыли вверх.

– Опять дурацкие шалости! – крикнул повар. – Нам же некогда! – Дёрнул Лилю за платье, и они полетели дальше.

У какого-то раскрытого окна сидела старушка, чинно раскладывая пасьянс. На её носу, отражая вечерние фонари, поблёскивали очки. Повар и управдомша быстро пронеслись мимо, а Лиле в голову пришла блестящая мысль: на лету, прежде чем бабушка успела поднять голову, Лиля стащила с её носа очки и умчалась, визжа от восторга.

Пётр Петрович и Алла Павловна оглянулись. Они увидели, как Лиля подлетела к соседнему балкону, где дремала собака (это был известный в районе скоч-терьер, его звали Кузька), и надела очки на пёсий нос. Кузька оскорблённо вскочил и, стащив лапой очки, залился лаем. А очки полетели вниз.

С проклятьем повар кинулся за ними, поймал и, вернувшись к окну старушки, которая – ища очки – незлобиво шарила рукой по подоконнику, напялил их ей обратно на нос. Увидев улетающего повара-куклу, старушка всплеснула руками. А повар догнал Лилю и зарычал:

– Ещё одна шалость – и мы тебя бросим на съедение волкам!

Куклы полетели дальше; повар шипел управдомше:

– Вот навязалась девчонка на нашу голову! Это всё ты! Если бы не она, мы уже давно были бы вод где!

И показал поварёшкой в конец улицы, где над крышей горели пёстрые буквы: «ГАСТРОНОМ».

Свирепо вращая глазами, Пётр Петрович ворчал:

– Давай бросим её на съедение волкам!

– Я больше не буду… – захныкала Лиля. – Не надо на съедение…

Читатель! Летали ли вы когда-нибудь на воздушных шарах? Неужели не летали?! Неужто не знаете, как захватывает дух от ветра и высоты, когда вы где-то там, наверху, а ваши ноги болтаются под вами, закрывая и открывая уличные фонари, и собак, перебегающих через улицу, и людей, которые ходят внизу, перебирая спичечками-ногами. Летать – это очень-очень интересно! И разные мысли приходят в голову!

«Ах, – думала Алла Павловна, летя мимо телевизионных антенн, – если бы я опять стала управдомшей, я осчастливила бы жильцов! Я даже починила бы крышу! И ещё бы я…» Но что «ещё бы», – так и осталось неизвестным…

Куклы как раз поравнялись с горящими буквами – Лиля что-то пробормотала про себя и, ринувшись к букве «Г», лихо забарабанила ножками по цветным лампочкам. Раздалось пять выстрелов, и буквы «Г» как не бывало.

Повар и управдомша оглянулись на выстрелы и остолбенели. Над крышей горела загадочная надпись: «АСТРОНОМ». А там, где раньше была буква «Г», на железной крыше стояла Лиля, задрав голову вверх. И её жёлтый шар уносился к звёздам.

– Вот там и останешься! – сказал повар и помахал ей рукой.

– Сама виновата, – сказала управдомша. И они полетели дальше.

Лиля забегала по жёлобу вдоль края крыши, завопила, заплакала:

– Куда же вы?! Стойте! Я здесь пропаду! Тут – дым! Ветер!..

Она ревела благим матом. Хотя Пётр Петрович и Алла Павловна летели дальше, в сердце, как видно, у них что-то щипало. Смахнув с кукольной щеки слезу, управдомша сказала;

– Что мы, звери?! Бросать девочку одну на крыше…

Повар рассердился.

– Нам надо спасать Тату, а не возиться с этой…

– Но она же ещё ребёнок…

И, ни слова не говоря, они полетели обратно.

– Благодари её, – хмуро сказал Пётр Петрович, паря возле жёлоба и кивая на управдомшу. – Я бы тебя тут бросил!

Спустившись на крышу к Лиле, они придумали, как лететь втроём на двух шариках. У каждого была одна свободная рука! С обеих сторон они взяли Лилю за руки и, спрыгнув с крыши, медленно полетели втроём: Лиля висела посередине, подогнув ноги. А её жёлтый шарик уносился в вечернее небо всё выше и выше.

Так они летели, пока не увидели сверху ярко освещённое окно доктора Кракса и открытую форточку. Тогда они, как парашютисты, сначала сильно вытянули ноги, чтобы стать тяжелее, потом отпустили подлиннее ниточки – это тоже сделало их тяжелее, – и, кренясь набок, начали спускаться.

12

Доктор Кракс ждал беды откуда угодно, только не из форточки. Он мирно дремал в полосатой пижаме на кресле-качалке. Перед ним горел телевизор: под тихую музыку диктор рассказывал о приемах лечебной гимнастики, а маленькая фигурка приседала, вытягивала руки, делала вдохи и выдохи.

Звякнула форточка, и в окно (Кракс многое видывал на своём веку, но такого ещё никогда!)… в окно на двух воздушных шарах влетели три куклы. Сделав круг, они опустились на стол.

– Из театра Образцова сбежали куклы… – пробормотал Кракс и хотел схватить Лилю.

– Ма-ма! – крикнула она, отскочив.

А повар и управдомша заговорили наперебой:

– Доктор Кракс! Пожалуйста! Поскорей! Дайте волшебное лекарство для Таты!

«Ага, – сообразил Кракс. – Понятно. Кио и Образцов работают вместе и решили меня разыграть».

– Нужно волшебное лекарство… – говорил повар. – А то Тата умрёт!

Надо же было Лиле в этот момент опрокинуть чернильницу. И куда! Прямо на стол с выгнутыми ножками и завитками рококо.

Кракс побагровел.

– Я заплатил за этот стол в антикварной лавке пятьсот двадцать рублей! – завопил он. – Это стол Голенищева-Кукузова!

Схватив пресс-папье с двух сторон, повар и управдомша шипели на Лилю и, качаясь, начали промокать пятно на столе.

– Она нечаянно! – сказала Алла Павловна. Но Кракс взял полотенце и погнал кукол. «Кшш!..» – крикнул он на них, как на куриц. «Брысь!» – крикнул он, подумав, что «кшш» они не понимают. Куклы не уходили.

– Спасите Тату! – умоляли они. – У неё температура сорок и семь десятых!

Тогда профессор элоквенции брезгливо взял кукол за ножки и одну за другой выбросил в окно. Потом закрыл оконную раму, задёрнул занавеску, проворчал:

– Завтра со мной будет разговаривать пресс-папье! Вот что значит – поесть гуся на ночь!

И опять повернулся к телевизору, где продолжалась лечебная гимнастика.

13

Услышав три удара о крышу «Москвича», Валентина нервно подпрыгнула на резинке. Потом она услышала тоненькие кукольные голоса.

– Кажется, нос цел… – сказал один голос.

– Если бы мы были не куклы, мы бы расшиблись, – сказал второй.

– Что ж теперь делать? – спросил первый.

– Пойдём в кино? – спросил совсем тоненький голосок.

Конечно же, это была Лиля. Повар даже не взглянул на неё и пошёл к переднему стеклу, примериваясь, где бы слезть.

Покатившись по стеклу вниз прямо на «дворник» и придерживаясь за него, Пётр Петрович соскочил на капот. Следом, перед носом у Валентины, скатились управдомша и Лиля. Они побежали по капоту, но вдруг заметили Могэса и упали, как неживые.

– Вставайте! – сказал Могэс. – Что вы тут делаете?

Куклы встали. Управдомша сказала, заикаясь:

– Мы пришли за волшебным лекарством…

– Для Таты… – добавил повар.

– А доктор Кракс нас выкинул из окна! – пожаловалась Лиля.

Могэс грозно спросил:

– Вы разговаривали с ним?!

Управдомша подбоченилась:

– А что мы, куклы, говорить только «мама да мама»?!

– А кто же вы?

– Может быть, кто и кукла, – расхрабрился повар. – А я не кукла! Нам надо спасать Тату, а не выполнять всякие дурацкие приказания!

– Ты сам до этого додумался? – спросил Могэс.

– Сам, – мрачно сказал повар.

– Вот как! – Могэс внимательно посмотрел на кукол. – Значит, вы хотите спасти Тату?

– Да, – ответили хором куклы.

– И до этого вы тоже сами додумались?

– А то кто же, – проворчал повар. – Хотя мне, собственно, и наплевать!

– Тебе не наплевать, – сказала Алла Павловна.

– Наплевать!

– Нет, не наплевать!

– Наплевать! – заорал повар.

– Ага, боишься правды!

Управдомша торжествующе засмеялась.

– Не ссорьтесь, куклы! – сказал Могэс. – Вы повторили ошибку Татиной мамы. Вы обратились не к тому доктору…

Он вынул из чемоданчика свою волшебную клеёнчатую тетрадь, перелистал и начал что-то про себя читать.

Могэс знал, что положение с Татой было серьёзное. Он-то видел, сколько раз к Тате приходила из районной поликлиники докторша с длинной косой и чуть не плакала у запертой двери, не заставая никого дома. И Могэс понимал, что это он теперь должен вылечить Тату. Правда, он не умел лечить по учебнику, – ему были известны только волшебные лекарства…

– Так. Значит, вам нужно волшебное лекарство? – спросил он.

Куклы кивнули.

– С моей точки зрения, – сказал Могэс, – лекарство должно быть не только полезным, но и приятным. И даже весёлым. Что прописал бы Тате настоящий доктор? Аспирин. А что прописываю я? Тоже аспирин. Но, кроме того, ещё… – Он поднял палец вверх, – конфеттин-серпантин. Для веселья. Поэтому моё лекарство и называется волшебным.

Куклы просияли. Управдомша спросила:

– А где это всё взять?

– Аспирин – в аптеке, а остальное – в игрушечном магазине. Только по ошибке не возьмите пистоны вместо конфетти… И поскорей! А то девочка в опасности.

Одну за другой Могэс просунул кукол в машину через треугольное оконце.

– Валентина! Вот тебе пассажиры!

Куклы уставились на Валентину, а Могэс сказал им на прощанье:

– Помните: если тайну волшебного лекарства узнает Кракс, – всё пропало!

Валентина бросилась исполнять приказание. Раскачиваясь на резинке, она стащила с себя ключ, включила зажигание и устремилась куда-то вниз, к стартеру.

Машина затряслась мелкой дрожью.

– Сейчас, – сказала Валентина. – Пусть разогреется мотор…

Привалившись к сиденью, куклы дрожали, вытаращив глаза на Валентину. Повар, стуча зубами, спросил:

– А вас в куклу тоже он?

Валентина кивнула.

– Дело было так…

Но лучше мы сами расскажем, как было дело, а то, знаете, про себя редко рассказывают правильно, тем более куклы.