«Век девятнадцатый, железный, воистину жестокий век!» – такими словами характеризует XIX столетие Александр Блок в поэме «Возмездие». Энгельмейер же начинает свою книгу «Технический итог XIX столетия» иными полными надежды на дальнейшее техническое развитие словами: «Наш XIX технический век подходит к концу, век пара и электричества, век небывалого покорения сил природы»³⁹. В книге «Царство изобретений», изданной в Германии впервые в 1901 г., собраны все последние изобретения XIX столетия. Достаточно лишь перечислить основные рубрики, чтобы представить себе масштабы и сферы, в которых пытливый человеческий дух день за днем изобретает новое или переформирует старое с целью практического применения: изобретения в области измерения масштаба, веса и времени, господство над силами природы (моторы и электричество), изобретения в сфере жилищного строительства, изготовления одежды и продуктов питания, обработки различных материалов, транспортного строительства, химической промышленности и т. д. В предисловии к этой книге сказано: «Блестящий подъем именно в последние 20 лет, который привел к несравненной высоте все области промышленности, дает право сделать вывод об удивительном, изобилующем будущем… Это столетие выдвигает совершенно новые требования к образованию людей, чем это было до сих пор, недостаточно иметь поверхностные знания…»⁴⁰. Многие изобретения имеют, конечно, свою историю и предысторию в прошлых веках. Но они как бы переоткрываются и заново обосновываются полученными именно за последнее столетие практическими научными и техническими знаниями. Отсюда и интерес инженеров к истории техники, которая переоценивается с позиций достигнутых в XIX в. высот. «Техника так быстро развивалась на исходе прошедшего столетия, а в настоящее время технический прогресс является настолько мощным, что тем, кто на него и на вас работают, почти не остается времени заглянуть в прошлое; они должны сконцентрировать все свои силы на том, чтобы шагать с ним в ногу; их усердное стремление к будущему не оставляет места для досуга, чтобы обратиться к прошедшему. Поэтому тем более радует, если среди нас находятся отдельные люди, которые находят для этого время и демонстрируют нам результаты своих исследований, кратко, однако с научной основательностью и компетентным выбором»⁴¹.

Теодор Бек именно так, по-инженерному основательно, но в историческом ракурсе, передает технически образованной публике свои очерки развития машиностроения от Герона и Паппа Александрийского через великого Леонардо да Винчи до открытия паровой машины Джеймсом Уаттом, определившего направление технического развития всего XIX столетия, которое по праву стало его главным символом. Мастерски выполненные Беком чертежи древних машин и механизмов были уже не зарисовками художника-инженера, а четко выверенными эскизными проектами научно образованного инженера. Именно это требовалось прочно вставшему на ноги именно в XIX столетии новому инженерному сословию: она должна включать в себя историю самой техники, отдельных промышленных предприятий и биографии знаменитых инженеров. Таким образом, как философия техники, так и история техники выполняли вполне определенный социальный заказ повсеместно образующихся в разных странах инженерных обществ и нарождающегося высшего инженерного образования. Книга Бека выходит при содействии тогдашнего председателя Союза германских инженеров профессора Ридлера. Алоиз Ридлер – крупный немецкий инженер, как его характеризует Энгельмейер, «столп машиностроения», возглавлял лабораторию научного испытания автомобилей, был во главе Берлинского политехникума. Остановимся на двух работах, в которых излагаются его взгляды на техническое образование и в связи с этим рассматриваются более общие вопросы, вплотную примыкающие к проблемам философии техники: «Германские высшие технические заведения и запросы XX столетия» и «Цели высших технических школ», опубликованные на рубеже XX в. Точку зрения Ридлера Энгельмейер кратко сформулировал следующим образом: «Инженеру надо преподавать в школе глубокую умственную культуру»⁴². К этой «умственной культуре» относится, по мысли Ридлера, и история техники. Он прежде всего подчеркивает глубокий исторический характер современной техники, хотя на нее часто и смотрят как на дитя нового времени: «Ее история начинается с первыми культурными стремлениями человека и проходит через все культурное развитие, начиная от каменных орудий прародителей до новейших инженерных сооружений; она является крупной частью истории человеческой культуры и по своему значению и содержанию может помериться с историей любой науки»⁴³. Ридлер подчеркивает чрезвычайную важность для технической деятельности не только специального, но и общего образования. «Инженерное искусство есть не только искусство научно и хозяйственно руководить работой, направленной к практическим целям, но в то же время и культурная задача; успешное решение ее зависит также от совместной работы многих; для руководства же последними нужны высокое нравственное влияние, непосредственный пример и знание людей. Как предварительные условия для успешной работы необходимы не только интеллектуальное и специальное образование, но еще в большей степени характер, нравственное достоинство и высокая степень общечеловеческого образования». В качестве развития недостаточно одного лишь понимания того, что деятельность инженера есть важнейшая культурная работа. Ридлер предлагает ввести как общеобразовательный предмет в высших технических школах «историю инженерного дела», «…но не как хронологию, а как историю культуры и культурных средств»⁴⁴. Первым преподавателем по истории техники в высшей технической школе Берлина стал в 1909 г. инженер по образованию и историк техники по призванию Конрад Матчосс, избранный впоследствии председателем Союза германских инженеров, опубликовавший в 1901 г. свою первую книгу «История паровой машины»⁴⁵. Но инженеров нарождающегося XX в. интересовали не столько история отдельных областей техники, сколько целостное представление об инженерной деятельности, ее руководящем месте в современном обществе и будущем развитии человеческой цивилизации.

По поводу «повышения социального престижа инженерной профессии» Энгельмейер делает много предложений. Он согласен с Ридлером в том, что в существовавшем до сих пор образовании на переднем плане находились «отражательные», а не «созидательные» аспекты и пришло время такое положение изменить⁴⁶. Он убедительно протестует против акцентирования внимания на мастерстве специалистов, особенно часто встречающегося у техников⁴⁷, и указывает на то, что инженер часто недостаточно подготовлен к выполнению поставленных перед ним задач. Чтобы изменить такое положение дел, прежде всего должно быть исследовано взаимодействие между техникой и социальными вопросами. Техники часто жалуются на то, что они не получают должного признания. Энгельмейер не присоединяется к этим причитаниям, а пытается анализировать, в чем могли бы заключаться причины такого положения дел и какие меры могут быть приняты для устранения этих недостатков. Он приходит к заключению, что техники отчасти сами виноваты в этих недостатках, и считает, что при всей неизбежной специализации технических предметов все-таки нужен их обзор и синтез с целью нахождения и теоретического обоснования общего в этих различных дисциплинах⁴⁸… Когда будет разработана общая картина техники и каждому инженеру станет ясно свое место за пределами своей специальной дисциплины, можно будет приблизиться и к решению затронутых выше вопросов. Из этого следует требование усилить корпоративное сознание инженеров⁴⁹, которое дало бы возможность инженеру развить такое отношение к своей специальной дисциплине, чтобы определить ее место в общей системе техники, а на следующем этапе, наоборот, исходя из более высоких соображений, чем соображения специалиста, размышлять также о проблеме «техника и общество»⁵⁰.

Отмечая большое значение техники для развития естественных наук, Ридлер сетует, что все заслуги в современном культурном развитии обычно приписываются «теоретическим естественным наукам», а не технике. Роль же самой техники сводится лишь к использованию «наличных естественно-исторических знаний», что неверно. Теоретические знания опережают прогресс в технике только в отдельных отраслях естествознания. Чаще «исполнительная техника» сама создает и использует основы научных знаний еще до того, как становится возможной их теоретическая формулировка. В качестве примера он приводит паровую машину как «результат инженерного гения». Она была создана и усовершенствована инженерами задолго до создания теории теплоты. Кроме того, многие чисто научные отрасли (сопротивление материалов, теория упругости и т. д.) были созданы в основном усилиями инженеров. Ридлер резко возражает против трактовки результатов оценки техники как простого расширения первоначального опыта. Напротив, считает он, развитие техники требует непременного умственного труда как ученых, так и инженеров. В основе техники лежит «творческий разум». Причем «умственная деятельность инженеров расширяет и сами естественные науки. И все же технику следует считать „не созидательницей науки, но ее мощной сотрудницей“»⁵¹.

«В академических кругах технические науки при сравнении с естественными (а также отчасти и социально-гуманитарными) науками сталкивались с трудностями признания их „полноценной наукой“, хотя здесь были достигнуты важные успехи, и инженеры… сделали все возможное, чтобы исследования в их области соответствовали требованиям естественных наук. Упомянутые трудности не в последнюю очередь уходили своими корнями в общественную среду, так как образованная буржуазия, воспитанная на идеях немецкого классического гуманизма, любую деятельность, явно связанную с практикой, оценивала низко и не воспринимала как академическую. Так как эти мысли являлись „всеобщим достоянием“, инженерам трудно было защищать свои притязания с надеждой на широкий оклик»⁵².

2.1. Становление научного инженерного образования

Инженеры начинают играть руководящую роль в обществе. «Сословие инженеров, насчитывающее едва 100 лет жизни, уже занимает руководящее положение в современном государстве: инженеры занимают не только министерские, но и президентские кресла». В то же время «другие сферы не хотят признать за ними то большое значение, которое должно по праву принадлежать инженеру». Но готовы ли сами инженеры занять такое ведущее положение в современном обществе и государстве? «Ридлер, Камерер⁵³, Матчосс и другие находят, что инженеры по недостатку общего умственного развития сами первые ничего не знают и знать не хотят о культурном значении своей профессии и считают за бесполезную трату времени рассуждения об этих вещах, тем самым как бы подтверждая нелестное мнение других сословий об умственной культуре инженеров. Поэтому в Германии за последние годы усилено общее умственное развитие учащихся сообразно с требованием, чтобы современный инженер имел широкий умственный горизонт. Отсюда возникает задача перед самими инженерами: внутри собственной среды повысить умственное развитие и проникнуться на основании исторических и социологических данных всею важностью своей профессии в современном государстве»⁵⁴. Именно поэтому «в качестве руководителей хозяйственного труда, связанного с социальными и государственными установлениями, инженеры нуждаются сверх специальных познаний еще и в глубоком объеме образования. Хорошее образование – это такое, которое управляет, т. е. глядит вперед и своевременно выясняет задачи, выдвигаемые как современностью, так и будущим, а не заставляет себя только тянуть и толкать вперед без крайней нужды!»⁵⁵ Именно таким профессиональным инженером, вышедшим, однако, за пределы своего узкого специального образования, и был сам Энгельмейер. Петр Климентьевич Энгельмейер родился в Рязани 29 марта 1855 г.⁵⁶ Он владел немецким, французским, английским и итальянским языками. Его отец Климентий Иванович Энгельмейер был дворянином Вологодской губернии и учился в Московском университете. Его мать Мария Петровна, урожденная Таптыкова, была потомственной дворянкой и владела поместьем в Рязанской губернии. Его дед, Иван Иванович Энгельмейер, был сыном бедного ремесленника из Баварии и приехал молодым человеком в 1796 г. в Россию. Он изучал медицину в Санкт-Петербурге, был военным врачом и начальником медицинского управления в Вологде, что дало ему служилое дворянство.

Энгельмейер выбрал путь инженера, поступив в 1874 г. в Императорское высшее техническое училище (ИМТУ), затем – Московское высшее техническое училище (МВТУ), а сегодня – Московский государственный технический университет им. Н.Э. Баумана (МБГТУ)⁵⁷. В 1881 г. Энгельмейер закончил обучение на отлично, получив титул инженера-механика⁵⁸. Его философское наследие находится в центре всех рассуждений по философии техники в России и тесно связано с развитием инженерного образования. С 1874 по 1881 г. он учится на механическом отделении Императорского московского технического училища, которое возникло из Ремесленного учебного заведения при Московском воспитательном доме, организованном в благотворительном ведомстве императрицы Марии для обучения сирот специальности. Перейдя в ведомство Министерства народного просвещения, оно получило новые права. Инженеры, окончившие Московское техническое училище, не имевшие по происхождению прав высшего сословия, причислялись к сословию личных почетных граждан без взимания пошлины. Причем если они успешно исполняли в течение десяти лет обязанности технических инженеров или управляющих фабрик или заводов, то по представлению Министерства народного просвещения могли быть причислены к потомственному почетному гражданству⁵⁹. Почетное гражданство давало свободу от рекрутской повинности и подушного оклада, а также избавляло от телесных наказаний. Однако с течением времени, когда была введена всеобщая воинская повинность и отменены телесные наказания и подушный оклад, эти привилегии потеряли свое значение. К почетному гражданству стали причислять и лиц, окончивших высшие учебные заведения, что давало право поступать на государственную службу Почетное гражданство также могло быть личным и потомственным⁶⁰. Чтобы показать, что это не было исключительной привилегией Московского технического училища, процитируем Положение о Томском технологическом институте Императора Николая II: «Удостоенные звания инженера той или другой специальности, не имеющие по происхождению прав высшего состояния, причисляются к сословию личных почетных граждан без взимания установленной за грамоты пошлины. Министру народного просвещения предоставляется ходатайствовать о причислении к потомственному почетному гражданству тех из удостоенных звания инженера, которые представят достоверные доказательства того, что они успешно занимались не менее десяти лет управлением фабрик или заводов или исполняли обязанности технических инженеров»⁶¹.

Плата за обучение в Императорском московском техническом училище определялась по 75 рублей за каждый учебный год (но могла быть снижена до 50 рублей). Дети лиц, служащих в училище, обучались бесплатно. «Отличнейшие же по успехам и поведению из недостаточных студентов училища русских подданных могут получать стипендию или могут быть освобождаемы от взноса платы за учение». Выдавалось 50 стипендий по 300 рублей в год каждая, а 50 учащихся могли пользоваться бесплатным обучением. Стипендиаты обязывались на один год государственной службы за год стипендии «в том случае, если при самом окончании этими стипендиатами курса в училище им будет заявлено, что правительство встречает надобность воспользоваться их техническими знаниями». При училище учреждались также стипендии как частными лицами, так и обществами и ведомствами. Например, десять стипендий по 300 рублей в год учреждались для бедных способных уроженцев Кавказа и Закавказского края. По окончании курса стипендиаты были обязаны служить в пределах Кавказского наместничества в течение шести лет. Были стипендии студентам православного вероисповедания русского происхождения; в одном месте указано, что ими «не могут пользоваться происходящие от родителей евреев, хотя бы и перешедшие в христианство». В другом виде стипендий подчеркивается, напротив, что они выделяются «без различия национальности и вероисповедания». В училище обучалось много лиц иудейского, лютеранского и католического вероисповедания, в то время как в Московский университет они могли попасть тогда только по специальному разрешению министра народного просвещения. Назначались также стипендии «круглым сиротам без различия сословия или недостаточным студентам без различия состояния, отличных успехов и поведения». Стипендии выделялись уроженцам Войска Донского, Черниговской, Пермской, Тобольской и Вятской губерний, городов Ростова, Москвы или Иваново-Вознесенска, бедным потомственным дворянам казачьего сословия, сыновьям служащих в ведомстве путей сообщения, недостаточным студентам-химикам из крестьянского сословия, бедным студентам из купцов и мещан города Москвы.