Выстрел в Орлиной Гриве

      Однако прошло не больше пяти минут, и загудел прямой телефон начальника управления.
      - Товарищ подполковник, - сказал Владимир Степанович, - вы что же меня подводите? Я вас любителем Мельпомены представил, а вы известному режиссеру от ворот поворот?
      - Товарищ генерал, со временем туго... - начал было Корнилов, но Владимир Степанович перебил его:
      - У нас в управлении бездельников нет, со временем у всех туго. Беритесь за дело. Я давно хочу с театрами дружбу завести. Пусть побольше спектаклей про милицию ставят.
      Корнилов еще не успел положить телефонную трубку, как зазвонил городской телефон. Снова Грановский.
      - Так я напоминаю, Игорь Васильевич, первая репетиция через неделю. В двенадцать. Куда адресовать вам пьесу?
      - Пришлите в управление.
      Грановский оказался на редкость приятным человеком: молодым - ему было не больше сорока, - красивым, чуть располневшим блондином. Корнилов обратил внимание на очень мягкие, немного женственные черты лица режиссера. Могло даже показаться, что Грановский слишком мягок, безволен. Но его глаза время от времени поблескивали из-под больших очков холодными голубыми льдинками так пронзительно, что наблюдательный человек сразу отбрасывал всякие мысли о безвольности режиссера. И в то же время он был мягким, обходительным...
      ...Переговорив с режиссером и пообещав обязательно побывать на репетиции, Корнилов пригласил Бугаева.
      - Как с поисками, Семен? - спросил он старшего инспектора. - Ты райотдельцев привлек?
      - Конечно. Они и сегодня ищут. Я, как узнал, что убитый скорее всего художник, позвонил им. Сказал, чтобы в первую очередь за художников взялись. Вчера-то я не знал этого! - сказал он недовольно. - В два счета бы нашли. Теперь взяли в Союзе художников адреса проживающих в районе. Да ведь, может, он не член союза!
      - Хвастун, - усмехнулся Корнилов. - Давай держи связь с райотделом.
      Варя, техсекретарь Корнилова, приоткрыла дверь, сказала чуть раздраженно:
      - Опять этот Гусельников звонит. Требует приема.
      Корнилов вздохнул. Гусельников осаждал его уже месяц. Сначала прислал длинное и вежливое письмо. Чувствовалось, что у автора дрожат руки - буквы были большие и волнистые. Гусельников жаловался на то, что уже два года, как уголовный розыск установил у него в квартире, в настольной лампе, подслушивающее устройство и следит за каждым его словом.
      "Нельзя преследовать человека всю жизнь, - писал Гусельников. - Я уже давно стал честным человеком. Три года назад сотрудники стадиона имени Сергея Мироновича Кирова с почетом проводили меня на пенсию. Подарили телевизор и оставили постоянный пропуск на стадион. И вот теперь я снова на подозрении. Почему? Стыдно травить старого, больного и ныне беспредельно честного человека". Заканчивалось письмо просьбой убрать магнитофон из квартиры.
      "Что за бред? - подумал Корнилов. - Какой магнитофон, какая слежка? Этот Гусельников явный псих!" Он повертел письмо в руках, не зная, что с ним делать, а потом написал на нем: "В архив".
      Но Гусельников продолжал писать. Начальнику управления, в горком партии, в Министерство внутренних дел. И все письма стекались к Корнилову. Он попросил сотрудников райотдела навести справки о К. Гусельникове. Оказалось, что он действительно болен. Несколько лет страдает психическим расстройством. Мания преследования. А двадцать лет тому назад был приговорен к десяти годам заключения за крупные взятки - он работал в отделе учета и распределения жилплощади. Отсидел он семь лет и все последние годы проработал сторожем на стадионе...
      И вот теперь просится на прием... Что ему сказать? Как объяснить ему, что никакие магнитофоны уголовный розыск никому не подключает? Как разговаривать с больным? Не принимать? Но он опять будет писать во все концы.
      - Ну так что ему сказать? - спросила Варя.
      - Пусть приходит! - решился Корнилов. - Позвони, чтобы пропустили ко мне.
      Варя удивленно посмотрела на своего начальника и хотела уже закрыть дверь, но Корнилов остановил ее:
      - Нет, Варя, он больной человек, еще заблудится в наших коридорах. Сходи-ка за ним сама...
      - И-и-и-горь Васильевич, - недоуменно протянула Варя.
      - Иди-иди!
      Через десять минут Гусельников сидел в кресле перед Корниловым и быстро-быстро моргал длинными белесыми ресницами. Он был высок, тощ, как дистрофик, и вся кожа у него - на лице и на руках - пестрела от крупных рыжих веснушек. Корнилов ожидал увидеть дергающегося психа с шалыми глазами, готового забиться в падучей, но Гусельников смотрел на него осмысленно и спокойно, и походил он скорее на старого доктора, чем на больного.
      - Я вас слушаю, - сказал Корнилов.
      Гусельников поерзал в кресле, наморщил и без того морщинистый лоб и, весь подавшись к Корнилову, сказал тихо, просительно:
      - Уберите магнитофон, товарищ начальник, перед вами как на духу расквитался я сполна за грехи. Честно живу на свою кровную пенсию... - Он хотел что-то еще сказать, но в это время дверь отворилась и снова вошел Семен Бугаев.
      - Разрешите, Игорь Васильевич? - он подошел к столу.
      - Что-нибудь срочное у тебя? - спросил Корнилов.
      Бугаев пожал плечами:
      - Мне Варя сказала зайти к вам.
      Корнилов усмехнулся. "Варюха, видать, решила, что с сумасшедшими надо разговаривать вдвоем". Сказал Бугаеву:
      - Садись, поговорим вместе. - И, обернувшись к Гусельникову, отрекомендовал: - Это наш работник - старший уполномоченный Бугаев. Я думаю, он нам поможет...
      Бугаев удивленно поднял брови.
      - Товарищ Гусельников пришел к нам с жалобой на действия уголовного розыска. Обижается, что мы до сих пор следим за ним... Вмонтировали в настольную лампу магнитофон. - Подполковник в упор смотрел на Бугаева. Лицо у Корнилова было серьезное, и только глаза смеялись. - Товарищ Гусельников много лет назад совершил преступление, но стал честным человеком, сейчас на пенсии...
      - Истинно так, - кивнул головой Гусельников, - доживаю свой век честно и праведно. Любим сослуживцами. Бывшими сослуживцами.
      - Н-н-да, - произнес нерешительно Бугаев и стал медленно потирать подбородок. - Н-н-да, - повторил он, глядя то на Корнилова, то на Гусельникова.
      - Поймите, - Гусельников придвинулся вместе с креслом к сидящему напротив Бугаеву, - поймите, молодой человек. - Он положил свои длинные веснушчатые ладони на колени старшему инспектору угрозыска. - Расходовать магнитофонную ленту на мои старческие разговоры с такими же Никчемными стариками, как я, - непозволительная роскошь для уголовки...
      Игорь Васильевич улыбнулся, видя растерянность Бугаева. А про Гусельникова подумал: "Интеллигент, интеллигент, а прошлое еще напоминает о себе - вот как он про нас: "уголовка"".
      - Я пришел к выводу, товарищ Бугаев, - сказал Корнилов, - что наблюдение за Корнеем Корнеевичем Гусельниковым надо полностью прекратить. Полностью и навсегда, - повторил он с нажимом.
      Бугаев сидел с каменным лицом.
      - Семен, ты пойдешь сейчас с товарищем Гусельниковым и заберешь передающее устройство. У тебя есть ко мне вопросы?
      Бугаев вдруг усмехнулся и отрицательно покачал головой. По тому, как блеснули его глаза, Корнилов догадался, что Бугаев наконец все понял...
      - Товарищ начальник, - сказал Гусельников радостно. - Товарищ начальник... Я так благодарен, что вы мне поверили. Я старый, по гроб жизни честный человек...
      - Корней Корнеич, - Корнилов встал, - не будем терять время. Садитесь в машину вместе с сотрудником и поезжайте. - И, обернувшись к Бугаеву, сказал: - Семен, одна нога там, другая здесь. Ты мне будешь нужен.
      - Товарищ Корнилов! - двигаясь к дверям, причитал Гусельников с умилением. - Какой человек, какой человек!
      Как только они ушли, Корнилов вызвал секретаршу.
      - Варвара Григорьевна, - начал он строго, - это вы прислали ко мне Бугаева?
      Варвара покраснела:
      - Игорь Васильевич, сумасшедший же... Мало ли что!
      - Старик ведь, - уже мягче сказал Корнилов.
      - Все равно, - упрямо сказала Варвара. - Вон в Москве сумасшедший с ножичком ходит...
      - Эх ты, Варвара, в уголовном розыске работаешь, а слухами пользуешься!
      Варвара вдруг засмеялась:
      - Приходится, товарищ начальник. Вы ведь все секреты секретничаете.
      Корнилов махнул рукой:
      - Тебя переубеждать - себе дороже. А Семена ты, Варя, подвела. Дал я ему ответственное заданьице - шизофреника Гусельникова излечить.
      Варвара недоуменно уставилась на Корнилова.
      - Редкий случай - человек свихнулся на почве своих старых преступлений. Мания преследования.
      "А что? - подумал Корнилов, когда Варя ушла. - Вдруг этот псих поверит нам и вылечится? И перестанет писать свои дурацкие письма!"
      8
      И в машине Гусельников продолжал бубнить себе под нос, какой чуткий человек товарищ Корнилов. Жил он на Петроградской, и, когда ехали по Кировскому, Бугаев вспомнил, что как раз вчера исходил в этом районе все улицы, расспрашивал в ЖЭКах, не пропал ли за последние дни кто-нибудь из жильцов.
      - Корней Корнеич, так вы в каком доме живете? - спросил он заинтересованно, обернувшись к Гусельникову.
      - Профессора Попова, дом тридцать восемь. Я уже докладывал вам, ответил старик и, неожиданно хихикнув, погрозил Бугаеву пальцем: - А вы все хитрые ребята в угро! Шустрики.
      - Да, да, говорили, - пробормотал Бугаев, - это я так, засмотрелся по сторонам, забыл.
      Бугаев вспомнил: он был в этом доме. Разговаривал в ЖЭКе с паспортисткой. С дворником. Колоритный такой дворник - огромного роста, с большой бородой. Бугаев еще подумал: "Наверное, до революции были такие дворники. Сидели у ворот с свистками и помогали жандармам выслеживать революционеров..."
      Машина остановилась у большого грязно-серого дома.
      "Да был же я здесь, точно", - подумал Бугаев, вылезая из "Волги".
      - Товарищ Бугаев, нам во вторую парадную, - тронул его за руку старик. Они пошли через маленький садик. Дорожка была хорошо расчищена, посыпана песком, и Бугаев снова вспомнил про дворника.
      - Наш дворник ужасный человек, - сказал неожиданно Гусельников, будто подслушал мысли Бугаева. - Всегда за всеми наблюдает. Вон и сейчас борода в окошке торчит! - Бугаев и правда увидел в окне первого этажа наблюдавшего за ними дворника. - Он ведь, наверное, у вас служит? спросил Гусельников.
      "Этому маньяку уже ничто не поможет", - подумал Бугаев, начиная злиться, и спросил:
      - Народ тут у вас хороший живет?
      - Народ разный, - хитро сощурился Гусельников, открывая перед Семеном двери парадной. - Все больше хитрецы да соглядатаи. Но есть и душевные люди.
      На втором этаже Гусельников показал на дверь, обитую черной клеенкой:
      - Вот здесь живет, например, хороший человек. Мой сосед. - Он достал из кармана связку ключей и с тревогой посмотрел на Бугаева. Лицо у него напряглось, он нерешительно оглянулся, словно потерял что...
      - Что, пришли? - спросил Бугаев.
      - Да, но видите ли...
      - Да открывайте вы свою квартиру, я отвернусь! - Бугаев понял, что старик не хочет показать ему свои секреты.
      Гусельников долго возился с дверью, гремя ключами и рассказывая:
      - Сосед мой - хороший человек, только совсем неопытный. Простуха. Я ему рассказываю, что меня подслушивают, а он смеется: "Не те сейчас времена, Корней Корнеич!" А при чем тут времена? Это всегда было и будет... - Он наконец открыл дверь и первый вошел в квартиру. Зажег свет. На Бугаева пахнуло затхлостью.
      - Разоблачайтесь, товарищ! Шапочку вот сюда, пальто на вешалочку. Не очень-то тепло вас в угро одевают. Не балуют. А если под окном где-нибудь простоять ночь придется? Замерзнете ведь. - Он так и сыпал, так и сыпал словами. Так медленно и значительно говорил в кабинете у Корнилова, а тут словно прорвало.
      Они прошли в большую комнату, обставленную очень скромно, и Бугаев сразу же увидел эту злополучную настольную лампу, с большим зеленым абажуром, какие нет-нет да еще встречаются в некоторых богом забытых учреждениях. Сдерживаясь, чтобы не улыбнуться, Бугаев подошел к ней. Гусельников перестал болтать и молча следил за Семеном.
      - У вас есть запасная лампочка и патрон?
      Старик кивнул.
      - Принесите. И какую-нибудь коробочку. Я их увезу...
      Гусельников принес лампочку и маленькую картонную коробку из-под шалфея.
      - Только давайте договоримся твердо, - сказал Бугаев. - Никому ни слова! Секрет! - А сам подумал: "Все равно болтать будет. Понесет уголовный розыск моральные издержки. Лучше взял бы да выбросил эту лампу, чем жалобы писать!"
      - Мой сосед приходил, крутил лампу. "Ничего нет", - говорит. Да что он понимает, неопытный в этих делах. А художник хороший, - болтал Гусельников.
      - Художник? - задумчиво спросил Бугаев. - Он сейчас дома?
      - Уехал. Наверное, на этюды за город.
      - Когда уехал? - перебил старика Бугаев.
      - Да недавно...
      - Ну вот что, - Бугаев быстро вывинтил лампочку с патроном, положил в коробку, коробку сунул в карман. - Ну вот что, товарищ Гусельников, аппаратуру я снял, заберу с собой. Живите спокойно. А сейчас поговорим... - Он сел на стул, напряженно глядя на старика.
      - Художнику сколько лет?
      Гусельников испуганно таращил глаза.
      - Да садитесь вы, Корней Корнеич. Это очень важно.
      Гусельников сел. Лицо его напряглось. А губы расплылись в какой-то совершенно неестественной улыбке. "Да он ведь действительно псих, испугался Бугаев. - Как бы не было приступа!"
      - Художник молодой, - выдавил наконец Гусельников. - Тельманом зовут.
      - Молодой? - переспросил Бугаев.
      - Да не то чтоб уж очень, - замялся старик. - Года сорок два - сорок три...
      - Когда вы его в последний раз видели?
      Гусельников пошептал немного, загнул три пальца и улыбнулся:
      - Дня три назад.
      "Совпадает, - подумал Бугаев. - Уж не тот ли самый?" - И сказал:
      - А время, время! В какое время он уехал?
      - Да как вам сказать, - задумался старик. - Я еще не пообедал. Я в столовке обедаю. Тут рядом, через три дома. Погано кормят, но дешево. - Он снова задумался. - Ну вот, туда я и собирался. Вышел из дому. А впереди Тельман с лыжами. В спортивной куртке.
      "Ну и ну, - волнуясь, слушал Бугаев. - Не было бы счастья..." - И тут же остановил себя.
      - Ну и что?
      - Что значит "ну и что"? - рассердился старик. - Это ведь вы меня расспрашиваете. Значит, вам интересно. Все еще психом меня считаете?
      Бугаев вздрогнул. Его охватило неприятное чувство оттого, что Гусельников опять будто читал его мысли.
      - Ради бога, простите. Но то, что вы рассказали, так меня ошеломило... Этот ваш художник очень похож на одного человека... Он заблудился в лесу и замерз.
      То, что старик разозлился на его дурацкое "ну и что", навело Бугаева на мысль, что Гусельников не такой уж сумасшедший. "Ну бывает же у человка бзик!"
      - Неужели вы думаете?.. - испуганно спросил Гусельников. - А тут его кто-то искал целый день. Какой-то дикий дед.
      - Да нет, все еще неясно. Это какое-то совпадение, - сказал Бугаев. Мы проверим. Да, может быть, он уже дома, ваш Тельман. Вы сегодня к нему не заходили?
      - И правда! - оживился старик. - Не заходил. Надо заглянуть. - Он вскочил со стула, но тут же в нерешительности остановился и с сомнением поглядел на Бугаева.
      "Боится меня одного оставить", - подумал Бугаев и тоже встал.
      - Как фамилия вашего знакомого?
      - Тельмана? Алексеев Тельман Николаевич, - сказал Гусельников и вдруг громко рассмеялся: - Как хорошо! Впервые я могу у себя дома говорить свободно. Эх вы! Столько лет следили за стариком. Все думали, что я про денежки проговорюсь? Как бы не так! Нету денежек. Тю-тю! - И он снова рассмеялся. Ехидным, дребезжащим смехом.
      "Ох и жук же ты, Корней!" - мелькнула у Бугаева мысль.
      - Зайдемте к художнику!
      - А чай? - круто переходя от ехидства к умильности, сказал старик. Я хотел напоить вас чайком с малиновым вареньицем. Я хоть и бедный пенсионер, но вареньице всегда имею...
      - В следующий раз, Корней Корнеич, - остановил его Бугаев. - Пошли к художнику.
      Они долго звонили у дверей - никто не отзывался.
      - Наверное, загостился, - сказал Бугаев и распрощался с Гусельниковым. Внизу он заглянул в почтовый ящик четырнадцатой квартиры. Было видно, что уже несколько дней оттуда не вынимали газеты.
      Выйдя из дома, Бугаев помчался в домоуправление.
      Управдом, худенький старичок в морской шинели и фуражке, видать из отставников, запирал дверь своего кабинета. Вид у него был встревоженный.
      - Вы ко мне? - спросил он Бугаева и, не дожидаясь ответа, сказал: Позже, позже. Я очень занят.
      - Мне на два слова, - попросил Бугаев и вытащил из кармана служебное удостоверение. - Я из уголовного розыска.
      - Что? - искренне удивился старичок. - Вы уже здесь? Я ведь только что трубку повесил... Это вы товарищ Сазонкин?
      Сазонкин был старшим инспектором уголовного розыска районного управления.
      "Запахло жареным", - подумал Бугаев и сказал:
      - Я капитан Бугаев. Так получилось, что мы не сговорились...
      Старик посмотрел на него подозрительно и теперь уже сам протянул руку за удостоверением. Прочитал его внимательно, сверил фотокарточку с оригиналом и только тогда вернул.
      - Товарищ Сазонкин просил взять понятых и ждать его у четырнадцатой квартиры. Вы тоже по поводу Тельмана Николаевича Алексеева?
      Бугаев кивнул:
      - Да, я хотел кое-что уточнить. Он ведь художник?
      По дороге управдом позвал за собой молоденькую паспортистку. Они поднялись на второй этаж, туда, где Бугаев только что расстался с Гусельниковым. Управдом с сомнением посмотрел на дверь его квартиры и тихо сказал:
      - Этого в понятые брать нельзя. Убогий. - Он покрутил пальцем у виска и вздохнул. - Подождем. Сейчас должен товарищ Сазонкин прибыть.
      Бугаев хотел было порасспросить управдома, но в это время хлопнула дверь парадной, послышались энергичные шаги, и на лестнице показался Сазонкин. Он совсем не удивился, увидев Бугаева, деловито поздоровался со всеми за руку и спросил управдома:
      - Алексей Алексеевич, а слесарь?
      - Должен в тринадцать ноль-ноль прибыть, - сказал управдом и посмотрел на часы. - Еще две минуты...
      "Морская косточка, - подумал Бугаев. - Симпатяга дед".
      И действительно, внизу снова хлопнула дверь. Пришел молоденький паренек с чемоданчиком. Удивленно посмотрел на целую толпу собравшихся перед дверьми квартиры. Спросил:
      - Чего делать-то, Алексей Алексеевич?
      - Что товарищ скажет, - кивнул управдом на Са зонкина.
      9
      Когда Корнилов, вызванный звонком Бугаева, приехал на Петроградскую, дверь в квартиру художника была уже открыта. Подполковника встретил сотрудник районного управления внутренних дел Сазонкин, провел в комнату. На огромной тахте восседали старик и молодая женщина, а Бугаев стоял у маленького письменного стола и листал какой-то толстый альбом. Первое, что бросилось в глаза Корнилову в этой огромной светлой комнате, - большое неоконченное полотно на мольберте. Как раз напротив дверей. Безбрежная белая равнина, сливающаяся на горизонте с белесым холодным небом. Слева два утонувших в сугробах домика, кусты сирени с прихваченными морозом зелеными листочками и небольшой дубок поодаль, ярко-желтый, словно вызов холодам и метели. А среди снегов - крошечная фигурка человека, уходящего вдаль, к горизонту, по еще не обозначенной художником дороге. От картины веяло холодом.
      - Товарищ подполковник, смотрите, - Бугаев протянул Корнилову две фотографии - ту, что была сделана с мертвого лыжника, и другую, видимо найденную в альбоме. Но подполковник и так все понял: на стене среди других картин висел, наверно, автопортрет художника. Корнилов сразу узнал в изображенном на нем человеке убитого лыжника. Узнал по чуть утолщенному переносью и косой морщинке, перечеркнувшей лоб, будто глубокий шрам. Художник смотрел пристально, с вызовом. На втором плане, за его спиной, в хрустальной вазе стояло несколько веток спелой рябины. Картина была яркая, какая-то торжественная, насыщенных тонов. Широкие, рельефные мазки.
      - Значит, правильно предположил Юрий Евгеньевич. Убитый - художник?
      Бугаев кивнул:
      - Тельман Алексеев! Странное имя, да?
      - Странное. А как нашли адрес?
      - Да вот так совпало, товарищ подполковник, - развел руками Бугаев. Я ведь сюда, в квартиру напротив, привез вашего психа. - Корнилов посмотрел на Бугаева сердито, тот осекся и оглянулся на прислушивающихся к разговору понятых. - Гусельников стал рассказывать про соседа-художника. А я же вчера весь этот район перепахал. Автобусный билетик-то! Ну вот и поинтересовался. Пошел искать управдома, а он уже из районного управления гостей ждет. Встретились с товарищем Сазонкиным у дверей.
      Сазонкин кивнул:
      - Мы, товарищ подполковник, получив задание, выяснили в союзе адреса всех художников, проживающих в нашем районе. Стали обзванивать. К тем, у кого телефона нет, просили домоуправов заглянуть. А я с Алексеем Алексеевичем Талызиным разговаривал, просил справиться, дома ли художник Алексеев.
      Подтянутый старик, сидевший на диване, слушал внимательно, кивал головой.
      - Он позвонил в квартиру, в почтовый ящик заглянул - почту несколько дней не вынимали... Я и решил проверить.
      - Молодчина, майор, - сказал Игорь Васильевич. - Позвоню Рудакову, попрошу, чтоб отметил вас. (Рудаков был начальником райуправления.)
      Корнилов снова подошел к неоконченному зимнему пейзажу, остановился перед ним, и ему невольно вспомнились заснеженные поля и темный, холодный лес вокруг одинокой деревеньки Владычкино. И представилось, что маленькая фигурка, затерявшаяся в белой замети, это и есть сам художник, идущий навстречу выстрелу. "Куда же шел этот Тельман? К кому? Нет, не случайно оказался он около Орельей Гривы... Кстати, какое красивое название: Орелья Грива! Орлы, кони. Почему эта маленькая горка так называется? Эх, не в этом дело!" Корнилов вздохнул и полез в карман за сигаретами. Но их там не оказалось. Наверное, второпях забыл в кабинете.
      - Зачем понадобилось леснику стрелять в художника? - сказал он тихо.
      - Вы уверены, что убийца - лесник Зотов? - спросил Бугаев, продолжая внимательно рассматривать бумаги, вынутые из письменного стола.
      - Я не исключаю, что убийца - лесник. - Корнилов посмотрел на часы. Было без пятнадцати пять. - Думаю, что скоро мы будем все знать точно. Лесник ли стрелял или кто-то посторонний. Посторонний, но скорее всего известный Зотову. Ведь, судя по лыжне, не мог убийца миновать кордон лесника. Ладно, подождем! Белозеров, наверное, уже закончил свои поиски...
      Он отошел от мольберта и стал внимательно рассматривать картины, развешанные на стене. В основном это были деревенские пейзажи, несколько женских портретов. Портреты не понравились Корнилову - они оставляли впечатление какой-то застылости, статичности. У всех людей были неживые, белесые глаза. А пейзажи радовали. Светлые, лиричные. "У них и краски будто бы горячие". Ему показалось: приложи ладонь - ощутишь тепло нагретых солнцем трав, бревенчатых домиков.
      Одна из стен этой большой комнаты, служившей, очевидно, и мастерской и жилищем художника, была увешана иконами, старинными прялками, потрескавшимися изразцами с причудливыми рисунками.
      Бугаев закончил разбирать бумаги в столе.
      - Не густо, товарищ подполковник. - Он протянул Корнилову диплом об окончании института имени Репина, маленькую книжечку Союза художников. На фотографии Алексеев был совсем молодым, с длинной челкой - совсем не похож на того, что глядел с портрета.
      - А документы, письма?
      Бугаев покачал головой:
      - Сейчас возьмусь за шкаф.
      Небольшой, красного дерева, старинный книжный шкаф с бронзовыми завитушками стоял в углу рядом с диваном.
      - Он что же, один жил? - спросил Корнилов у Сазонкина.
      Тот посмотрел на управдома и сказал:
      - Алексей Алексеевич, вы-то уж, наверное, знаете...
      - Что, что? - растерянно переспросил старик, поднимаясь с дивана. Он, видать, задумался и не расслышал вопроса.
      - У Алексеева есть семья? Жена, дети?
      - Да, есть. Жена. - Управдом посмотрел на Корнилова виновато. - Я не помню ее имени. Она у него переводчица, сейчас за границей. Мне Тельман Николаевич рассказывал. В Финляндию уехала. А детей у них нет. Живут вдвоем.
      - Надо ведь сообщить жене? - нерешительно произнес Сазонкин.
      - Надо, - вздохнув, ответил Корнилов. - Возьмите это на себя. Узнайте, где она работает, переговорите с руководством. Вы с товарищем Сазонкиным продолжайте осмотр, - обратился он к Бугаеву. - Оформите протокол, а я поехал. Узнаю, как дела у Бел Озерова. - Он попрощался с понятыми, тихо сидевшими на диване, и пошел было уже к дверям, но вернулся: - Семен, если найдешь письма или документы какие, сразу звони.
      10
      Когда Корнилов вернулся в управление, секретарша, перечислив всех, кто звонил или заходил во время его отсутствия, добавила:
      - Лужский начальник розыска раза четыре уже трезвонил. Просил, как вы вернетесь, чтобы я сразу его вызвала.
      - Белозеров?
      Варвара кивнула.
      - Так вызвать? Или обойдется на сегодня?
      - Срочно, Варя!
      Корнилов едва успел снять пальто, как секретарша, приоткрыв дверь, доложила:
      - Белозеров!
      - Товарищ подполковник, капитан Белозеров докладывает. - Слышно было прекрасно, будто звонили с соседней улицы. - Операция, можно сказать, закончена!
      - Так закончилась все-таки или нет?
      - Полная ясность, товарищ подполковник.
      - Подождите, - перебил его Игорь Васильевич, - я включу магнитофон. Докладывайте все по порядку.
      Белозеров недовольно крякнул. Не так давно в управлении завели порядок: наиболее важные телефонные разговоры записывать на магнитофонную ленту, чтобы потом можно было проанализировать, детально обсудить сообщение.
      - Давай, капитан, рассказывай, - сказал Корнилов и с интересом подумал: "Подтвердилась моя догадка или нет?"
      - Ваше предположение по поводу лесника Зотова оказалось верным. Сейчас у следствия есть все доказательства. - Он чуть-чуть помедлил. Начну по порядку. Мы со следователем Каликовым восстановили позу убитого на тропинке...
      - Я тебя перебью, Александр Григорьевич, лесник признался?
      - Это как посмотреть, - сказал Белозеров. - Порешил он себя, Игорь Васильевич. Мы его из петли холодного вынули.
      - Еще того не легче, - пробормотал Корнилов, а сам подумал: "Зачем же ему художника убивать-то понадобилось, если сам в петлю полез? А может быть, его как свидетеля устранили?"
      - Чудно получается... Нелогично. Оружие-то у него нашли?
      - Нашли, товарищ подполковник. Миноискатель помог. В бревне прятал. Трофейный карабин. Экспертиза подтверждает - из него лыжника убили.
      - Но откуда такая уверенность, что именно лесник стрелял? Может быть, карабин подбросили? А с ними с обоими расправились?
      - Товарищ подполковник, - с обидой сказал Белозеров. - Да ведь все сходится. По следу мы прошли, как вы и советовали. След хоть и петляет по лесу, но ведет на кордон. А в лесу участки незаметенные есть. Следок как новый. От лесниковых лыж. Егерь еще раз подтвердил, что у старика была винтовка. Да и самоубийство само за себя говорит - никаких признаков борьбы. И на карабине отпечатки только лесниковых пальцев. Вы меня слышите, товарищ подполковник? - спросил Белозеров, видимо обеспокоенный долгим молчанием Корнилова.
      - Слышу! Но с выводами я бы не торопился. Докладывайте теперь по порядку.
      - По ране эксперт определил направление полета пули. Даже угол наклона определил. Рана у него справа, как раз с той стороны, где мы с вами с самолета лыжню видели. Мы знаете что использовали? Теодолит! Точность исключительная! Метеорологи подтвердили: в тот день в шестнадцать часов видимость позволяла разглядеть человека на расстоянии более четырехсот метров. Ну уж тогда мы весь снег вокруг горстями перелопатили. Разыскали гильзу! - с подъемом произнес Белозеров. - Потом я с группой сотрудников отправился к леснику. Да поздно...
      - Записки никакой не нашли? - спросил Корнилов.
      - Нет, ничего не оставил. Действительно, непонятная история. И чего он этого парня застрелил? Не узнали, кто он?
      - Художник Тельман Алексеев, - сказал Корнилов.
      - Художник все-таки, - огорчился капитан. - Вот те на!
      - Судмедэксперт исследовал труп Зотова? Нет подозрения на убийство? На отравлепие, например?
      - Это исключено, Игорь Васильевич. Все досконально исследовали.
      Переговорив с Белозеровым, Корнилов долго сидел в раздумье. Он прослушал еще раз запись разговора, стараясь оценить сообщенные капитаном факты, прикидывая, не упустили ли чего там, на месте. Нет, пожалуй, и он действовал бы так.
      "Ну что ж, можно считать дело законченным!.. Но достаточно ли улик против мертвого лесника?.. В конце концов, пусть прокуратура решает закрывать дело или нет, - думал он. - Да закроют. Что им остается? Попробуй теперь узнать, что и почему. Мертвые молчат!" Но дело все же очень тревожило его.
      "Ладно, - наконец решил он, - утро вечера мудренее. Надо будет на свежую голову пройтись по всему делу. От начала до конца. А конец-то! Ну и конец!"
      Но и дома мысли о драме в Орельей Гриве не выходили из головы, беспокоили, словно легкая, только-только проклевывающаяся зубная боль. Поздно вечером, уже собираясь ложиться спать, Корнилов взял из шкафа словарь. Поискать, что же такое Орелья Грива. "Орелка, рель, гривка сухая полоса холмов или гребней среди болот", - было написано там. "И всего-то? - подумал Корнилов. - А я-то думал, что-нибудь красивое, возвышенное". Но тем не менее он стал думать об этой Гриве, о вековых елях и снежных полянах вокруг. Ему вдруг очень захотелось туда, в лес. В трудные минуты жизни, в пору душевного смятения, острой неудовлетворенности собой, своими поступками Корнилову всегда хотелось быть в лесу. Идти легко, без устали, глухими, позабытыми тропинками, смотреть с крутого берега, как темный поток лесной реки несет и крутит первые тронутые багрецом листья; слушать далекую перекличку тянущихся к югу ястребов; вдыхать терпкий аромат заросшей вереском и клюквой мшары.