Пропавшие среди живых

А кто же из них закоперщиком был, кто все это придумал? Продумал все детали, все тонкости? И потом, показания Кошмарика - он же написал, что из тех денег, которые они выручали за продажу машины, ему перепадала только третья часть. Треть брал себе Хилков, а треть, как он объяснил Кошмарику, отдавал еще кому-то. Как он говорил, "за комиссию". Почему мы вслед за Кошмариком решили, что Хилков врал про комиссию, а деньги брал себе? Есть кто-то еще. Есть. Корнилов хлопнул ребром ладони по столу и спросил: - Никифоров, ты чай скоро вскипятишь?
      - Раньше, чем мы операцию завершим, товарищ подполковник, - бодро ответил Никифоров.
      Корнилов посмотрел на него долгим взглядом, покачал головой и, вздохнув, произнес:
      - А я и не знал, что в нашем управлении такие остряки работают... Вам бы надо для эстрады смешные рассказики писать. А то у них с юмором плохо.
      - С юмором, Игорь Васильевич, не только в эстраде плохо, улыбнувшись, сказал Бугаев. - У нас в управлении тоже не все юмор понимают.
      Корнилов нахмурился:
      - Ладно... Где наша не пропадала. Вот разберемся с этими кошмариками, наладим с юмором. Пора бы, кстати, и Белянчикову здесь быть. Ты, Сеня, свяжись с его машиной из комнаты дежурного.
      Бугаев вышел и тут же вернулся вместе с Белянчиковым и следователем Красиковым. Столкнулся с ними в коридоре. Белянчиков был явно растерян, чего за ним вообще не замечалось.
      Игорь Васильевич показал на большой стол. Все сотрудники расселись, стараясь меньше шуметь стульями.
      - Ну что, какие пироги? - спросил Корнилов.
      - Пироги неважные, товарищ подполковник, - грустно сказал Белянчиков. Он посмотрел на Красикова, но тот кивнул головой: рассказывай, дескать, сам. - Хилков убит выстрелом в затылок. Пулю мы нашли. От револьвера "наган". По предварительным данным, с момента смерти прошло больше двенадцати часов.
      - Собаку не пускали?
      - Потеряла след на лестнице - столько времени прошло. Обыск ничего не дал... Отпечатки пальцев только убитого. В передней следы ботинок Хилкова. И все перевернуто вверх дном. Из шкафа вытряхнуто белье, диван сдвинут. В кухне все перерыто. Из коробок высыпана крупа... Даже в уборной крышка от бачка снята. Похоже, что-то искали, но очень уж торопились.
      - И никаких следов?
      Белянчиков развел руками:
      - В кухне в пепельнице одна сигарета. Выкурена и придавлена.
      - Что Хилков курил?
      - Только "Беломор".
      - Ну неужели больше никаких следов?
      - В комнате большой ковер. Чистота - ни пылинки, - словно только что пропылесосили...
      - А пылесос в квартире есть?
      - Товарищ подполковник, - обиженно сказал Белянчиков и развел руками. - Проверили. В пылесосе ничего. Теперь дальше. Никаких следов взлома дверей, никаких следов борьбы в комнате. В пиджаке убитого нашли только пять рублей.
      - Пиджак был на нем?
      - Нет. Висел на стуле. Хилков был в трусах и майке, в шлепанцах. В ванной горел свет. Все было приготовлено для бритья. Видать, Хилков только что встал.
      - А записная книжка, письма?.. - спросил Корнилов.
      - Писем, видимо, не получал, - ответил Белянчиков. - А записная книжка есть. Только ничего интересного в ней я не обнаружил. Кроме двух телефонов. Один - шестьсот тридцать шестого номера гостиницы "Ленинград", другой - восемнадцатого номера гостиницы "Советская". Я уже попросил выяснить, кто проживал в этом номере "Советской" за последний год.
      - Что ж там, в этой книжке, больше ничего и нет? - с сомнением спросил Игорь Васильевич.
      - Есть там еще и адреса и телефоны: Выясняют сотрудники.
      - Ну-ну...
      - Ключ от квартиры обнаружен только один, - добавил Белянчиков. Что-то не верится... Всегда запасной бывает.
      - Ну запасной-то, наверное, у Лавровой, - сказал Никифоров. - Мы при задержании обнаружили у нее здоровенный ключище. Как пила, весь в зубчиках.
      - Он, - кивнул Белянчиков. - От квартиры Хилкова.
      - Что еще? - хмуро спросил Корнилов.
      Белянчиков развел руками.
      - Будем ждать результатов экспертизы. Надо уточнить отпечатки пальцев. Отдали на экспертизу несколько волосков, найденных на ковре... И потом вскрытие трупа. Нам же надо знать точное время.
      - Соседи что говорят?
      - Ни в одной квартире выстрела не слышали. И никого постороннего на лестнице не видели.
      - Всех опросили?
      - Всех, - сказал Белянчиков. - Один инженер, из квартиры ниже этажом, уехал вчера рано утром в командировку... Но его провожала жена. Они вместе выходили из квартиры. Она говорит, что не видела ничего.
      - Муж и жена по-разному смотреть могут, - Корнилов достал из стола пачку сигарет. Закурил. - Вы все-таки этого инженера не вычеркивайте из списка. Проверьте. Мало ли что... А теперь все по домам. Итоги подводить сегодня не будем. Рано. Подождем, что скажет экспертиза...
      - Игорь Васильевич, а вы не поедете посмотреть квартиру Хилкова? спросил Белянчиков.
      - Я, Юрий Евгеньевич, поеду домой. И вам всем рекомендую выспаться. Дежурный в случае чего и с постели поднимет. Когда обещали данные экспертизы?
      - В девять утра, - сказал Красиков.
      - В девять тридцать всем быть у меня. - Корнилов встал. - Приятных сновидений. - Он посмотрел на часы. Было без пятнадцати двенадцать.
      Корнилов пришел домой, тихонько, чтобы не разбудить мать, прошел на кухню. На столе, аккуратно накрытый салфеткой, стоял ужин. Есть не хотелось. Он убрал приготовленную матерью еду в холодильник. Происшествие с Хилковым не давало ему покоя. Собственно, даже не столько убийство Игорю Васильевичу было ясно, что открылась какая-то новая грань всей истории с угоном автомашин, такая, о которой уголовный розыск пока и не догадывался. Беспокоило отсутствие следов убийцы. Это было странно. В практике Корнилова бывали такие случаи, когда преступник не оставлял почти никаких следов. Но за этим маленьким словечком "почти" всегда крылись какие-то, заметные порой только опытному, талантливому наблюдателю и аналитику следы. Старший инспектор Белянчиков был таким опытным человеком. Корнилов работал с ним уже десять лет и не раз убеждался в том, что в этом весельчаке и заядлом спорщике умение рассчитывать и предвидеть, свойственное шахматистам, сочеталось с глубоким знанием психологии преступника. Уж если он ничего не обнаружил, значит, поработал очень опытный бандит. Но следы все равно должны быть...
      Спать в эту ночь он не мог и маялся почти до утра.
      А едва заснул, ему стали сниться кошмарные сны. Он то и дело просыпался, с трудом стряхивая с себя пережитое во сне и радуясь, что это всего-навсего сон.
      Утром не помогли ни крепкий чай, ни пешая прогулка до управления на свежем невском ветерке. Он чувствовал себя совсем разбитым.
      В кабинете Игорь Васильевич сидел минут десять без движения, без дум, стараясь сосредоточиться и утишить головную боль. Не помогло. Он тяжело вздохнул и снял телефонную трубку. Позвонил экспертам. Через несколько минут секретарша отдела принесла ему результаты экспертиз. Хилков был убит из револьвера типа "наган" выстрелом в затылок с расстояния около одного метра. Судмедэксперт установил, что смерть наступила четырнадцать пятнадцать часов назад... Игорь Васильевич прикинул - выходило, между шестью и семью утра. Волосы, найденные на ковре, не принадлежали ни убитому, ни Лавровой. Сигарета, оставленная в пепельнице, выкурена не Хилковым и, самое главное, выкурена давно - на сутки раньше, чем убит Хилков. Скорее всего, писал эксперт, эту сигарету подобрали на улице, а раздавили в пепельнице уже давно потухший окурок. "Вот это уже и след, подумал Игорь Васильевич. - Сигарету принесли, чтобы ввести в заблуждение следователя. Не Хилков же нес. Да и уборка только что в квартире сделана... Кто-то хочет уверить нас, что курит сигареты... А это значит? Это пока еще ничего не значит", - Игорь Васильевич повеселел.
      "Что там у нас еще?" - заглянул он в бумаги.
      Оружие, из которого застрелен Хилков, в картотеке уголовного розыска не числилось...
      В девять тридцать собралась вся группа.
      - Задание старое, - сказал Корнилов. - Закончить проверку во втором таксомоторном парке. К вечеру чтобы были сведения обо всех друзьях Хилкова. И надо выяснить, кто еще обращался с просьбами о подмене в те дни, когда происходили хищения машин.
      - Игорь Васильевич, надо проверить всех, кто был на линии в день убийства, - сказал Белянчиков.
      Корнилов кивнул. Потом обратился к Бугаеву:
      - Семен, надо еще раз уточнить, где в момент убийства были все задержанные. Угоев-старший в Сочи арестован. Сегодня на самолете будет доставлен к нам. Но его тоже надо проверить. При теперешних скоростях... И позвоните Марийкину. Пусть поскорее выясняет, кому принадлежали другие автомашины!
      - Игорь Васильевич, - сказал Белянчиков, - в восемнадцатом номере гостиницы "Советская" за последний год трижды проживал Угоев-старший. Другие фамилии все незнакомые...
      - Вам незнакомые, - сердито сказал Корнилов, - а Хилкову и компании они могли быть знакомыми... - Он помолчал немного, потом спросил: - Есть там еще такие, что повторяются по нескольку раз?
      Белянчиков виновато развел руками.
      - Поручите проверить. И с разрешения следователя поручите кому-то поговорить с Кошмариком. Расскажите о смерти Хилкова. Он его, похоже, боялся, недоговаривал все. Может, теперь откровеннее заговорит? Пусть расскажет подробнее о друзьях Хилкова. Все. В семнадцать ноль-ноль снова сбор. Я сейчас поеду на квартиру Хилкова.
      - Лиговка, восемьдесят три... - начал Белянчиков, но Корнилов остановил его:
      - Да помню я адрес, Юрий Евгеньевич... Дежурство там организовано?
      - Из райотдела дежурят, - сказал Белянчиков.
      ...Игорь Васильевич остановил машину за несколько домов от восемьдесят третьего. Вышел, осмотрелся. На улице пустовато. Лишь у дома восемьдесят три толпилось несколько человек - ждали открытия молочного буфета. Игорь Васильевич неторопливо прошелся по Лиговке. Солнце уже припекало вовсю. Улица выглядела пыльной и неприбранной. Грохочущие трамваи поднимали пыль, оседавшую на чахлых кустиках, растущих вдоль трамвайной линии, сплошным потоком шли грузовики.
      Парадный выход в доме был закрыт и, похоже, не открывался с незапамятных времен. Корнилов свернул во двор. Здесь, несмотря на очень жаркую погоду, стоявшую уже несколько недель, было прохладно. На веревке проветривалось старенькое мужское пальто, ватные одеяла, шарфы. Корнилов остановился посреди двора, огляделся. Кроме ворот на Лиговку, здесь были еще две двери, ведущие в дом. И все. Никаких других выходов. Он поднял голову, прошелся взглядом по окнам. Многие были открыты. Из одного доносилась шалая, резкая музыка.
      Корнилов вошел в подъезд. Квартира Хилкова была на третьем этаже, но Игорь Васильевич решил сначала заглянуть в квартиру напротив. Он позвонил и прислушался: за дверью было тихо. Потом послышались стариковские шаркающие шаги, щелкнул замок.
      "Даже не спрашивают кто", - подумал Игорь Васильевич, стараясь разглядеть скрытого в темноте прихожей человека. Похоже, что это был древний старик.
      - Здравствуйте, я из уголовного розыска. Хотел бы поговорить с жильцами...
      - Проходите, - сказал старик. Голос у него был спокойный и не по возрасту звонкий. Он шагнул в сторону, пропуская Корнилова, и включил свет.
      Прихожая была большая и неуютная, заставлена старыми шкафами и комодами, стульями, перевязанными белой бечевкой. Впечатление было такое, словно мебель приготовили к переезду. Или только что привезли.
      - Собственно говоря, из жильцов в наличии один лишь я, - сказал старик, ведя Корнилова по такому же захламленному, как и прихожая, коридору. - Остальные на даче. А со мной уже разговаривали. Вы ведь по поводу Жени?
      Они наконец добрались до комнаты старика. Здесь все было залито солнцем. Огромный, как бильярд, и тоже обтянутый зеленым сукном письменный стол, заваленный книгами, и огромные красного дерева книжные шкафы. Корнилов с восхищением оглядел шкафы и почувствовал легкое огорчение от того, что, поговорив сейчас со стариком, уйдет из комнаты и никогда не сможет порыться в этих книгах.
      Старик, перехватив его взгляд, сказал со вздохом:
      - Сорок лет жизни... И даже в блокаду устояли. - Он сел на стул около круглого обеденного стола, над которым низко нависла старомодная причудливая люстра, и пригласил сесть Корнилова.
      - Вас зовут...
      - Петр Иванович Елистратов, - старик усмехнулся уголками губ и добавил: - Пенсионер. Бывший учитель истории.
      - Петр Иванович, семнадцатого рано утром вы были дома?
      - Да я уже... - начал Елистратов, но Корнилов мягко остановил старика:
      - Вы извините, если вам уже приходилось отвечать на этот вопрос.
      Старик пожал плечами:
      - Я был дома. И первый раз вышел из квартиры часа в два. В молочный буфет. Это в нашем доме.
      - Утром ничего не слышали? Выстрел, крики?
      - Нет. Я бы обратил внимание. У нас в доме по утрам такая тишина...
      - Но в семь часов вы, наверное, еще спали?
      Елистратов опять улыбнулся слегка, словно боясь обидеть Корнилова.
      - Я давно уже просыпаюсь ровно в пять. Лет пятнадцать. И сразу встаю. Много работы. А времени осталось в обрез.
      Корнилов невольно перевел взгляд на письменный стол, на множество старинных книг и растрепанных журналов с закладками.
      - К вам никто не звонил в то утро?
      - Почтальон. Принесла заказное письмо.
      Корнилов сделал пометку в блокноте.
      - С Хилковым вы были знакомы?
      - Женя учился у меня в седьмом и восьмом классах. Но теперь это имеет чисто теоретический интерес, - вздохнул старик.
      - Нет, почему же? И практический тоже... Для нас.
      - Женя был неплохим мальчиком. Способным...
      Слушая Елистратова, Корнилов прикинул, сколько же лет прошло с тех пор. Выходило - четырнадцать.
      - Человек он был энергичный, изменчивый только очень. Быстро загорался и остывал быстро. И ни в чем не преуспел.
      - Не хулиганистый?
      - Нет. Он не был ни заводилой у ребят, ни озорником. Скорее слишком чувствительным... Мог от обиды заплакать. В девятом классе он круто изменился. Стал замкнутым, дерзким. Учителя ломали голову, но я-то знал, в чем дело, - отец ушел из дому. Избил жену и Женю.
      - Он закончил десять классов?
      Старик отрицательно покачал головой.
      - У него были друзья?
      - Раньше я мало их видел. А года три назад от них спасу не стало. Чуть ли не каждый день пьянки. Девицы...
      - Что за девицы?
      - Мне кажется, не очень скромные... Это все началось после смерти матери. - Старик задумался вдруг и поглядел отсутствующим взглядом в окно.
      - Да, я забыл вам сказать, что на Женю очень плохо повлияло возвращение отца.
      - Возвращение отца?
      - Ну да! Отец всегда был несправедлив к нему. А потом это побоище... И уход из семьи. Лет семь о нем не было слышно. Он даже не помогал Анне Дмитриевне и Жене. И вдруг появился. Женя уже вернулся из армии, работал шофером на "Электросиле".
      - Что же плохого в том, что вернулся отец? - удивился Корнилов.
      - Ну как же вы не понимаете! - досадливо сказал старик. - Отец же бил его, унижал, потом семь лет где-то шлялся, ни разу не вспомнив... Женя стал уже мужчиной, молодым человеком. И вдруг приходит чужой человек. Даже не чужой... Хуже. А мать не сочла нужным посоветоваться с сыном. - Старик разволновался и стал задыхаться. Немножко успокоившись, он сказал: - Женя стал жить на кухне. Спал на раскладушке.
      - Петр Иванович, а какие отношения были у отца с матерью?
      Старик помялся. Чувствовалось, что ему не хочется об этом говорить.
      - Здесь я могу только перенестись на зыбкую почву догадок... Вам же нужна правда, а не правдоподобие.
      - И с тех пор Хилков стал пить?
      - Да. Я видел его несколько раз нетрезвым. Но главное - он очень редко появлялся в доме. Я перестал его встречать.
      - Вы сказали, мать умерла. А отец?
      - Через полгода...
      - Последнее время Хилков тоже много пил?
      - Нет. Кажется, поменьше. Я его несколько раз встречал с одной и той же девушкой. По-моему, он свал чуть серьезней. И даже не прятался от меня, когда шел с этой девушкой. Кажется, ее зовут Галей.
      Корнилов показал Елистратову фотокарточку Лавровой.
      - Она, - кивнул старик. - Красивая девчонка. - И, вздохнув, добавил: - Душевно жаль парня. А я так мало сделал, чтобы ему помочь...
      - А приятели по-прежнему ходили?
      - Реже.
      Корнилов показал несколько фотографий. Старик признал одного Кошмарика.
      - Все чаще на лестнице сталкиваешься, - оправдываясь, пробормотал он. - А у нас она темная. Вы и сами видели.
      - Хилков был участником группы по угону автомобилей, - сказал Корнилов.
      - Нажива, стяжательство... - глухо сказал старик.
      - Вам, Петр Иванович, не бросилось в глаза что-то необычное в поведении Хилкова в последние дни?
      Елистратов задумался. Потом пожал плечами.
      - Нет. Как будто нет.
      Корнилов встал.
      - Извините за беспокойство, Петр Иванович. Я вас от дела отвлек...
      - Рад служить, - ответил старик сухо. И спросил: - Скажите, если не секрет, вы вот про выстрелы расспрашивали. Значит, Женю из пистолета?
      Корнилов кивнул.
      - Да-а... Попробуй найди теперь. Если уж ищейка не взяла...
      - Ничего, попытаемся найти, - ответил Игорь Васильевич.
      - Ну конечно, - согласился Елистратов. - Криминалисты есть очень опытные... Да и раньше были. Вот Цезарю убийцы нанесли двадцать три колотые раны. А древнеримский врач Антистий, обследовав труп, дал заключение, что лишь одна рана - на груди - была смертельной. Ну да вы и сами, наверное, это читали?
      - Интересно, - сказал Корнилов. - Я не читал.
      Выходя из комнаты, Корнилов бросил прощальный взгляд на книжные шкафы.
      - А вы над чем работаете?
      - Заканчиваю книгу "Причины падения Римской империи". - Он вздохнул: - Очень мало времени, а столько хочется сказать.
      Уже в дверях старик вдруг спохватился:
      - Вы спрашивали про необычное... Вот я сейчас вспомнил: месяца три назад я видел Женю в театре. В БДТ. Давали "Лису и виноград". Это было необычно для него.
      - Он был со своей девушкой?
      - Нет. Собственно, я не знаю, с кем он был. В фойе разговаривал с большим бородатым мужчиной.
      - Мужчина был молодой?
      - Очень пожилой. Почти старик.
      - Вы бы смогли его узнать?
      Елистратов подумал.
      - Да, конечно. У него запоминающееся лицо.
      Подождав, пока захлопнулась дверь и стихли шаги Елистратова, Корнилов позвонил в сто семнадцатую квартиру. Дверь внезапно и быстро растворилась. На пороге стоял мужчина. Лицо его было напряженным. Правую руку он держал в кармане. Игорь Васильевич хорошо знал этого инспектора. Даже помнил имя - Васечкин Николай Афанасьевич. Увидев Корнилова, мужчина виновато улыбнулся, выдернул руку из кармана.
      - Извините, товарищ подполковник... Нам сказали, что если свои, то позвонят предварительно по телефону. А вы без звонка. Мы уж подумали, кто-нибудь из этой бражки.
      Корнилов вошел в темную прихожую. Тут же стоял второй сотрудник. Его Игорь Васильевич не знал.
      - Свет тут у вас зажигается? - спросил Корнилов. Васечкин щелкнул выключателем. - Никто не приходил, не звонил? - Корнилов прошел на кухню, заглянул в ванную.
      - Нет. Мы здесь словно на необитаемом острове. Ни звонков, ни гостей...
      На кухонном буфете валялись красные в белый горошек банки, рассыпанные макароны, перемешанные с крупой и сахаром...
      - Ну ладно, вы пригласите понятых, а я в комнате посижу, подожду, сказал Игорь Васильевич.
      Корнилов вошел в комнату. Первое, что бросилось в глаза, - очерченный мелом силуэт человека на полу. Видно, лежал он, чуть согнувшись, вытянув вперед правую руку.
      Корнилов пододвинул к себе неуклюжее, старое кресло с прямой спинкой. Сел в него.
      Комната была большой, с высоким лепным потолком. Давно не мытое венецианское окно наполовину задернуто шторой, и от этого в комнате стоял полумрак.
      "Кто же из дружков пустил тебе пулю в затылок?" - подумал Корнилов и посмотрел на зловещий меловой силуэт.
      Несмотря на неуютность, бросившуюся Игорю Васильевичу в глаза, комната Хилкова была хорошо обставлена. В углу, слева от кресла, на котором сидел Корнилов, стоял широкий, трехстворчатый шкаф для одежды, темный обеденный стол и несколько стульев, обитых синей материей. Дверцы шкафа были открыты, и с полок свисали скомканные рубашки, какие-то тряпки. Ярко алел широкий полосатый галстук. У окна старинный журнальный столик на высокой ножке. Рядом с ним неуклюжее кресло, близнец того, на котором сидел Корнилов. На нем тоже валялась одежда. Справа от окна - сервант с посудой. Большой синий диван. И около него - мохнатый ковер. Корнилов еще раз внимательно оглядел комнату - нигде ни одной книжки. Только на журнальном столике несколько газет. Ни телевизора, ни приемника...
      Чувство неуютности не покидало Корнилова. Может быть, оттого, что новая мебель в этой комнате с высоченным потолком выглядела уж слишком приземистой, совсем карликовой. И еще необжитость. Мебель была вся новая, кроме журнального столика с расколотой мраморной доской и двух кресел. "Не все денежки пускал Хилков на ветер, - подумал Корнилов. - Мебелишка недавно из магазина... Кошмарик-то все пропивал. А этот и приобретал кое-что. Может, жениться хотел?"
      Игорь Васильевич сидел долго, пожалуй, около часа, стараясь примечать все, что помогло бы ему понять личность этого Хилкова, так неожиданно и трагично ушедшего от следствия, найти какую-то хоть крохотную, но убедительную детальку, которая раскрыла бы вдруг состояние хозяина перед смертью - его тревогу, страх, желание скрыться. Корнилов всегда пытался представить себе привычки, характер, наклонности человека, а потом найти в поведении, в обстановке, его окружающей, какое-либо несоответствие, что-то идущее вразрез с его характером и привычками. И тогда задать себе вопрос: а почему же он поступил вопреки привычному?
      И этот неизвестный убийца... Не оставил ли он в комнате какого-нибудь, пусть маленького, свидетельства своего пребывания? Кроме пули от нагана. И сигареты.
      Странно, но здесь, в жилище Хилкова, Игорь Васильевич никак не мог обнаружить присутствия индивидуальности хозяина. Чего-нибудь такого, что выдало бы его привязанности и интересы.
      Одно только бросалось в глаза - аккуратность. И еще - не звонил телефон, молчал звонок от входной двери. Третьи сутки нет человека в живых - и никому до него нет дела, словно и не было его никогда на белом свете. Только работники уголовного розыска толкутся у него в квартире да, наверное, вспоминают арестованные по делу. Что, эта нелюдимость - давнее свойство характера или появилась после того, как занялся угоном машин?
      Корнилов вздохнул, достал сигарету. Щелкнул зажигалкой, прикурил. "А что мы знаем об убийце? Он - хороший знакомый Хилкова. Это аксиома. Иначе Хилков не впустил бы его в квартиру, не повернулся к нему спокойно спиной. Имеет наган. Искал что-то очень нужное. Значит, знал точно о том, что оно, это нужное, у Хилкова есть".
      Вошли понятые - Елистратов и пожилая женщина. Наверное, дворник. "Никак старику не даем спокойно работать", - подумал Корнилов.
      В течение двух часов он шаг за шагом осматривал комнату, и только одна маленькая деталь привлекла его внимание - отворачивая ковер, он нашел завалившуюся между ковром и диваном спичку. Спичку, обгоревшую до конца. Державший ее, наверное, бросил тогда, когда огонь подобрался к пальцам. Такие обгоревшие спички остаются, когда вдруг погаснет электричество и надо что-то найти - свечку, лампу. Или исправить пробки... Или человек раскуривает трубку... Это ведь дело непростое, не то что зажечь сигарету.
      Васечкин, внимательно следивший за всеми действиями Корнилова, спросил:
      - Товарищ подполковник, может, проверить, не перегорел ли свет?
      - Зачем? - пожал плечами Корнилов. - Ты думаешь, если свет перегорит, можно обойтись одной спичкой? Да и белые ночи еще не кончились.
      Он позвонил в управление, попросил секретаршу срочно разыскать Белянчикова.
      "Кто курил трубку? Хилков, судя по окуркам и показаниям соучастников, курил только "Беломор". Может, когда баловался и трубкой? Никаких следов трубки в комнате нет. В кухне - окурок сигареты. Ладно, подождем Белянчикова..." - Корнилов опустился на колени и стал внимательно исследовать ковер. Сантиметр за сантиметром. И вдруг обнаружил несколько табачных крошек. Не мелких сигаретных, а крупных продолговатых. Таких, которые бывают у трубочного табака. "Ну ладно, ладно, - шептал Игорь Васильевич. - Это уже больше, чем кое-что... Это уже улика". Он завернул табачинки в бумажку. Зазвонил телефон.
      - Только что закончил разговор с Кошмариком, - доложил Белянчиков. Есть кое-что интересное...
      - Об интересном потом, - перебил его Игорь Васильевич. - Сейчас идите к нему и выясните, кто из знакомых Хилкова курил трубку. Об этом же переговорите с Лавровой, не делала ли она иногда приборки в квартире своего друга. Если да, то когда это было в последний раз. И не курила ли сигарет. И быстро, быстро. - Он хотел уже положить трубку, как опять обратил внимание на меловой силуэт на полу. - Послушай, Юрий Евгеньевич, когда вы со следователем делали обыск, труп не двигали?
      - Ну как же не двигали?.. - недоуменно отозвался Белянчиков. Судмедэксперт переворачивал...
      - Да я не о том... Вы половицы под трупом не осмотрели?
      - Нет, - быстро сказал Белянчиков, словно о чем-то догадавшись.
      - Ладно. Жду звонка. Выполняй поручение.
      Он бросил трубку и озабоченно посмотрел на часы. Было полтретьего. "Ну ничего, не зря время потеряно. Потянем за эту ниточку!"
      - Может, что узнать надо, товарищ подполковник? - спросил Васечкин.
      - Спасибо, - улыбнулся Корнилов. - Пока ничего. - А сам смотрел как завороженный на меловой силуэт, оставшийся от Хилкова. Потом он опустился на колени и внимательно исследовал большие, потемневшие от времени плашки паркета. Все они были плотно пригнаны друг к другу, а в тонких зазорах скопилась спрессованная пыль. И только вокруг одной плашки зазоры были заметнее.
      - Николай Афанасьевич, принесите ножик или вилку, - попросил Корнилов Васечкина.
      И когда тот принес с кухни потемневшую, давно не чищенную вилку, подковырнул ею паркетину. Паркетина легко подалась. Под нею лежал сверток.
      Елистратов с изумлением смотрел, как Игорь Васильевич, осторожно развернув пакет, вытащил большую пачку советских денег и пачку потоньше зелененьких замусоленных долларов. Всего оказалось одиннадцать тысяч рублей и триста тридцать долларов. Все потрепанными однодолларовыми бумажками.
      Через полчаса снова позвонил Белянчиков.
      Кошмарик заявил, что Хилков трубку никогда не курил. Только "Беломор". Знакомых Хилкова, что курили бы трубку, он никогда не видел.
      Вернувшись в управление, Корнилов почувствовал себя совсем плохо. Голова уже не болела, а стала будто чугунной, непомерно тяжелой, и каждое слово, каждое движение отдавались тупым гулом. Пот катился градом, и Игорь Васильевич не мог понять отчего - то ли от жары, то ли поднялась температура. Но простудиться в такую теплынь? Когда нет ни ветерка, а воздух раскален, как в литейном цехе. Это как-то не укладывалось в сознании. Он положил руку на пульс и, глядя на секундную стрелку, отсчитал удары. Стрелка расплывалась перед глазами, но он, напрягая зрение, все-таки досчитал до конца. Сто двадцать ударов...
      События, две недели развивавшиеся еле-еле, то и дело ускользавшие из поля зрения, вдруг стали разворачиваться в бешеном темпе. Словно сеть, раскинутая на глубине и скрытая до поры от глаз спокойной поверхностью озера, вытянута наконец на мелководье, и уже видно, как ходят, баламутя воду, стремительные щуки, и только самого кошелька не видать, но сердце уже нетерпеливо екает в ожидании богатой добычи. Заболеть в такое время!
      "Нет, нет, - твердил Корнилов. - Не болеть! Еще немного, и мы выйдем на эту темную лошадку, на этого неизвестного". В том, что убийца Хилкова был причастен и к угону машин, Корнилов не сомневался.
      В кабинет заглянул Бугаев и начал было рассказывать о том, что Угоев-старший дал подробные показания на восемь машин. Корнилов остановил его:
      - Сенечка, все это очень интересно, но не мне, а Белянчикову. Все ему, все! Я, кажется, отключаюсь от дела...
      Бугаев удивленно посмотрел на Корнилова, и Игорь Васильевич понял, что вид у него, наверное, совсем больной. Удивление в глазах Бугаева моментально сменилось сочувствием, а уж сочувствия Корнилов не терпел.
      - Семен, ты меня понял? Подробности письмом. Уматывай к Юрию Евгеньевичу.
      Но Бугаев не уходил.
      - Сеня... - начал было Корнилов, но осекся, увидев в глазах Бугаева тревогу.
      - Что еще стряслось, Семен?
      - Мы проверяли картежников... Тех, которые в гостинице играют.
      - Ну проверяли. И что? Доложи Белянчикову.
      - Игорь Васильевич, один из них ваш брат. Иннокентий Васильевич, выдохнул Бугаев.
      - Кеша? - Корнилов откинулся на спинку кресла и машинально повторил: - Кеша...
      Потом тихо сказал:
      - Ты, Сеня, присядь...
      Минуты две они сидели молча. Корнилов барабанил пальцами по креслу.
      - Вот что, Семен, - наконец сказал он. - Все доложи Белянчикову. Все. Я же сказал - отключаюсь от дела. Отключаюсь.
      Бугаев ушел. А Корнилов вдруг отрешенно подумал: "Может, это ошибка? Кеша-то скопидом, жадоба. И вдруг карты! Как же он, рублишко к рублишку, а потом сотню на кон? Ну что ж, доигрался, Иннокентий Васильевич. Допрыгался..."
      Игорь Васильевич взял лист бумаги и написал рапорт начальнику управления.
      "В связи с тем, что мой брат, Корнилов Иннокентий Васильевич, встречался с некоторыми участниками преступной группы Хилкова - Лыткина и играл с ними в карты, прошу отстранить меня от дальнейшего участия в расследовании по этому делу".
      "Но с Лавровой-то я обязан поговорить, - решил Корнилов, засовывая заявление в большой конверт. - Обязан".
      Он позвонил в тюрьму, чтобы привезли Лаврову, и хотел было вскипятить чай, но не было сил. Поудобнее вытянувшись в кресле, он закрыл глаза. Звонил телефон, но Игорь Васильевич не снимал трубку, и ему показалось, что звонок становился все тише и тише... "Надо не забыть сказать ребятам, чтобы опросили почтальона и поскорее разыскали уехавшего в командировку мужа той женщины..." Потом он подумал о матери. "Опять придется ей трудно. Только привез домой - и сам заболел. Может, лучше в госпиталь лечь? А теперь история с Кешей!"