Сначала в тучах сверкает молния, а потом глухо доносятся отдалённые раскаты грома. Вот таким запоздалым отзвуком странной грозы, разразившейся, случайно или нет, над танками КВ, показалась Николаю Леонидовичу необычная весть: Танкограду предстоит выпускать тридцатьчетвёрки. Впрочем, позднее, когда на ЧКЗ стало поступать оборудование со Сталинградского тракторного, стало ясно — это отзвуки гораздо более сильной и страшной грозы. Слишком опасные молнии сверкали в то недоброе лето сорок второго года в донских степях. И первенец первой пятилетки — СТЗ — вынужден был свернуть производство тридцатьчетвёрок, а давал он фронту почти половину общего выпуска этих превосходных боевых машин. Танкограду предстояло восполнить эту чувствительную потерю.
      В начале июля, когда ещё не была завершена работа над КВ-1 С, Николай Леонидович расписался в приказе, один из пунктов которого гласил: «Заместителю главного конструктора Н. Л. Духову обеспечить цехи чертежами танка Т-34».
      Почему эта работа была возложена на заместителя главного конструктора? Трудно сказать. Генерал Котин (это звание он получил в январе 1942 года) был одновременно заместителем наркома танковой промышленности, что налагало на него дополнительно важные обязанности. Кроме того, он был сосредоточен тогда на разработке нового тяжёлого танка и, возможно, не мог оторваться от этой работы.
      Изготовление рабочих чертежей машины (к тому же чужой, созданной на другом заводе) — работа, не представляющая большого интереса. Впрочем, Николай Леонидович не считал тридцатьчетвёрку чужой машиной может быть, потому, что её главным конструктором был Кошкин — человек, которого он ценил и глубоко уважал. В Кошкине он, как и в Малышеве, видел того самого, богато одарённого природой русского человека, у которого «всё при нём», а говоря словами Чехова, прекрасны и душа, и мысли. Безвременная смерть Михаила Ильича поразила и потрясла его. Он никогда не относился к Кошкину как к сопернику, но мысленно привык сравнивать КВ с Т-34, ещё с тех времён, когда на подмосковном полигоне обе машины одновременно предстали перед правительственной комиссией.
      Поначалу в глубине души — и греха таить нечего — он отдавал предпочтение могучему КВ, который на линии Маннергейма сметал надолбы и ежи, подавлял дзоты и доты, оставаясь неуязвимым. Так было и в начале Великой Отечественной войны. Но когда у противника появились новые снаряды и длинноствольные пушки, пришлось произвести «переоценку ценностей». Оказалось, что Кошкин лучше увидел поле боя будущей войны. Не увлекаясь бронёй, он поставил на свою машину вооружение тяжёлого танка, сохранив высокую скорость и манёвренность. В сущности, КВ-1С — шаг к сближению тяжёлого танка с Т-34. «Не исключено, что в будущем средние и тяжёлые танки ещё больше сблизятся и даже сольются в один тип», — думал Духов.
      И вот теперь, летом 1942 года, более трёхсот конструкторов и технологов под его руководством занимались подготовкой к выпуску на заводе Т-34. В этой работе принимала участие и группа опытных специалистов головного завода, выпускавшего Т-34, — Я. И. Баран, В. М. Дорошенко, Н. Ф. Мельников и другие.
      Но Духов не был бы Духовым, если бы ограничился простым копированием серийно выпускавшегося образца. Он стал инициатором существенных улучшений в конструкции Т-34. А это было непросто ещё и потому, что каждое, даже незначительное изменение конструкции надлежало согласовывать с представителями военной приёмки и КБ головного завода.
      Усовершенствования, внесённые тогда и позднее на ЧКЗ, говорили сами за себя. Среди нововведений была, например, командирская башенка — она улучшила обзорность из танка. Немецкий генерал Эрих Шнейдер, высоко отзываясь в своих воспоминаниях о боевых качествах тридцатьчетвёрки, между прочим, писал: «…И всё же новый русский танк имел один крупный недостаток: его экипаж имел плохой обзор, особенно сбоку и сзади… Эта слабость была вскоре обнаружена в бою и при осмотре подбитых танков Т-34 и быстро учтена в тактике наших танковых войск». Эти слова справедливы. Но только до введения командирской башенки по типу установленной на КВ-1С. Возможность быстрого её поворота, независимо от основной башни, позволяла командиру танка видеть всё происходящее на поле боя — и спереди, и сбоку, и сзади.
      Пятискоростная коробка передач… Целый новый агрегат был принят безоговорочно, потому что он существенно улучшал тяговую характеристику танка, облегчал переключение передач. А воздухоочиститель? Двигатель — сердце машины, его надо беречь. На тридцатьчетвёрке же был довольно-таки примитивный воздухофильтр, и Духов настоял на установке «мультициклона», который гораздо лучше очищал от пыли поступающий в цилиндры воздух.
      Казалось бы, что тут особенного? Ведь всё это — и командирская башенка, и новая коробка передач, и фильтры типа «мультициклон» — уже было внедрено на танке КВ-1С. Просто улучшения, найденные при модернизации своего танка, были внесены в конструкцию чужого. Но сколько для этого приходилось просить, доказывать, брать на себя ответственности… Духов не мог иначе. Не мог делить советские танки на свои и чужие. Думал прежде всего об интересах дела. И гордился тем, что внёс вклад в улучшение конструкции отлично зарекомендовавшей себя в боях тридцатьчетвёрки, так полюбившейся фронтовикам.
 
      — Ну, Николай Леонидович, знал я, что ты кудесник. Но такого, признаться, не ожидал. Это похоже на фокус!
      — Вот расчёты, Сергей Нестерович. Соединений станет больше, но прочность гусениц не снизится.
      — Трюк, настоящий трюк, — сказал Махонин. — Но другого выхода у нас нет. Будем пробовать, проведём испытания.
      Для возраставшего выпуска тридцатьчетвёрок остро не хватало массовой детали — траков гусениц. Дело дошло до того, что у сборочного цеха стояли десятки «необутых» танков — задерживалась отправка их на фронт. Траки изготовлялись путём литья. Процесс был трудоёмкий да и довольно капризный — случался брак. Возможности справиться с программой у литейщиков не было.
      И вот Духов предложил изготовлять траки значительно более производительным способом — штамповкой. Ничего особенного в этом не было — траки для гусениц КВ штамповали на девятитонном молоте в кузнице. Но этот самый мощный на заводе молот — единственно пригодный для такой операции — был крайне перегружен, ибо на нём штамповали ещё и коленчатые валы для двигателей В-2.
      «Фокус» состоял в том, чтобы штамповать не целые траки, а их половинки, что возможно на пятитонных молотах, гораздо меньше загруженных. И собирать гусеницу так: целое литое звено (трак с клыком), потом составное из половинок, затем опять целое. Литейщики будут отливать только клыковые траки, программа для них уменьшится вдвое, и они вполне справятся.
      «Трюк» удался — танк Т-34 с такими опытными гусеницами прошёл от Челябинска до Свердловска без единой поломки пальцев и траков.
 
      Пришла вторая военная осень. Она была не менее трудной, чем первая, — враг вышел к Волге, овладел предгорьями Кавказа. Но Танкоград в эту осень был на подъёме. Он преодолел, пожалуй, самый сложный и опасный для себя рубеж, справившись — почти одновременно — с модернизацией КВ и освоением выпуска Т-34. Теперь он давал фронту эти превосходные боевые машины, работая в напряжённом, но почти нормальном ритме. Улеглась буря и за рабочими столами КБ. В относительно спокойной обстановке возобновились перспективные работы по новому тяжёлому танку.
      Котин уехал в Москву. А вскоре Танкоград был охвачен радостным оживлением — пришёл номер «Правды» с большой статьёй Героя Социалистического Труда, генерал-майора технических войск Ж. Котина. Называлась она «Танки». Николай Леонидович с большим интересом начал её читать.
      «Наши танки лучше немецких», — писал Котин.
      Да, это бесспорно, — подумал Духов.
      «Этим мы прежде всего обязаны товарищу Сталину. Он — наш главный конструктор…»
      Гм… Сказано смело, но кто решил, в конце концов, принципиальный вопрос о числе башен на тяжёлом танке? Товарищ Сталин!
      «За эти годы мне несколько раз выпало счастье встречаться с товарищем Сталиным, — продолжал Котин. — И — каждый раз я уходил от него вооружённый новыми мыслями, идеями, обогащённый его мудрыми указаниями и советами».
      Да, но товарищ Сталин, видимо, не преувеличивал значение этих указаний. Иначе, за что же тогда Котину и Сталинская премия, и звание Героя Социалистического Труда, и генеральское звание в тридцать с небольшим лет? И пример, кажется, не совсем удачный: «Некоторое время назад на наших основных танках появилась командирская башенка. Это улучшение целиком вытекает из опыта войны и сделано по личному указанию товарища Сталина». Что-то, видимо, перепутано — речь о башнях, да не о тех…
      Но в целом — статья превосходная. В конце её говорилось о том, что за время войны на наших заводах выросли замечательные кадры конструкторов. И перечислены фамилии: Духов, Морозов, Ермолаев, Сычёв, Балжи, Халкионов, Троянов, Кучеренко, Мият, Шашмурин «и многие другие». Конечно, есть маленькая неточность. Он, Духов, был ведущим конструктором КВ ещё до войны. Правда, и «за время войны», безусловно, «подрос». Но стоит ли обращать взимание на такие нюансы? Статья интересная, нужная. Молодец, Жозеф Яковлевич!..

      Доктора Порше в Германии почтительно называл «отцом танков». Карьера этого инженера и коммерсанта круто пошла вверх с приходом к власти Гитлера. Особенно же выдвинулся Порше после того, как его фирма начала выпускать «фольксваген» («народный автомобиль»), который, как обещал фюрер, через три годя «будет иметь каждый немецкий рабочий». Введены были еженедельные отчисления от зарплаты, по пять марок на приобретение «фольксвагена».
      А Фердинанд Порше тем временем получил видное место в гитлеровском министерстве вооружений и от автомобилей перешёл к танкам. Он приложил руку к оснащению вермахта танками Т-III и Т-IV и ещё в 1940 году, возглавив комиссию министерства вооружений по проектированию новых танков, вплотную занялся разработкой тяжёлого танка Т-VI «тигр». Но этот проект пришлось тогда оставить, ибо фюрер выдвинул лозунг, согласно которому «война должна быть выиграна тем оружием, с которым она начата». Порше пришлось заняться наращиванием выпуска Т-III и Т-IV. К началу нападения на СССР вермахт имел на наших границах почти четыре тысячи танков.
      Встреча на поле боя с советскими Т-34 и КВ была для гитлеровцев, по их же словам, «крайне неприятным сюрпризом». С фронта полетели донесения о полном бессилии немецких Т-III и Т-IV против «новых русских танков». Управление вооружений развило бурную деятельность: спешно усиливалась танковая броня, вводились новые подкалиберные и кумулятивные снаряды, разрабатывались новые длинноствольные пушки с повышенной бронепробиваемостью. Но модернизации увеличивали массу танков, ухудшая и без того плохую их проходимость. Почти все танки, вторгшиеся 22 июня на советскую территорию, к концу 1941 года были уничтожены. Стало ясно, что лозунг «война должна быть выиграна тем оружием, с которым она начата» провалился. Гитлеровское руководство вынуждено было пойти на крайнюю в условиях войны меру — на создание для вермахта нового танкового вооружения. При этом ставка делалась на тяжёлые танки, которые должны были по огневой мощи и бронированию, безусловно, превзойти советские Т-34 и КВ.
      Доктор Порше, с благословения фюрера, поспешно возобновил работы над проектом «тигра». Кроме того, управление вооружений выдало аналогичный заказ фирме «Хеншель». Одновременно началось проектирование среднего танка Т-V «пантера» по типу советского Т-34 (конструкторы довольно точно скопировали форму корпуса и башни Т-34, но масса машины оказалась сорок пять тонн, почему и «пантера» попала в число тяжёлых танков).
      К осени 1942 года заказы были выполнены, танки построены и начали проходить испытания. При этом выяснилось (к немалому, надо полагать, огорчению доктора Порше), что вариант фирмы «Хеншель» предпочтительнее. Именно её «тигр» был принят на вооружение. Впрочем, труд фирмы Порше тоже не пропал даром: на основе её варианта была изготовлена самоходно-артиллерийская установка «элефант» («слон»). Получился действительно слон: масса почти семьдесят тонн, лобовая броня до двухсот миллиметров, хобот калибром восемьдесят восемь миллиметров и с начальной скоростью снаряда — тысяча метров в секунду… Позднее этот «слон» в честь доктора Порше получил его имя — стал называться «фердинанд».
      Породив это зверьё — «пантеры», «тигры», «слоны», — немецкие конструкторы были уверены, что в противоборстве с советскими танкостроителями одержали решающую победу.
 
      Генерал Котин вернулся из Москвы поздно вечером, но сразу же приехал на завод и пригласил к себе узкий круг ведущих конструкторов.
      Николай Леонидович оглядел собравшихся. Вот спокойный и как всегда уверенный в себе Ермолаев, ставший недавно военинженером 1 ранга, заместителем главного конструктора. Лев Сергеевич Троянов, человек кипучей энергии и колоссальной работоспособности, крупнейший специалист по самоходно-артиллерийским установкам. Сычёв и Ижевский — друзья, хотя внешне очень непохожие: высокий, дородный, шумный и насмешливый Сычёв и тихий, элегантный, с неизменной маленькой трубочкой, любитель музыки и театра Ижевский. Оба очень сильны в своём деле. Сычёв — незаурядный математик и конструктор, Ижевский — крупный специалист по электрооборудованию и радиосвязи. А вот Михаил Фёдорович Балжи — заместитель главного конструктора по серийному производству; он местный, недавний тракторостроитель. Пришли и другие «генералы гвардии Котина» — пожилой профессор Н. В. Вознесенский, специалист в области гидравлики; юркий, подвижный В. Э. Берг — математик и термодинамик; высоченный Г. А. Манилов — вопреки фамилии деловой опытнейший конструктор, специалист по вооружению и силовой установке.
      Все были в сборе, совещание можно начинать…
      — В Москве побывал у наркома, у военных, ещё… кое-где был, — спокойно, но по-особенному значительно начал Котин. Присутствующие поняли так, что их главного конструктора и на этот раз принял сам Сталин. — Получено задание огромной важности. Должен предупредить — то, что я вам сейчас сообщу, является строжайшей военной тайной, не подлежит ни малейшему разглашению. Записей прошу не вести.
      Сведения и в самом деле оказались наиважнейшими: у немцев появились новые тяжёлые танки, которым они дали устрашающие названия — «тигр», «пантера», и мощное штурмовое орудие — «фердинанд».
      Приведя данные этих машин — вес, бронирование, вооружение, — Котин сдержанно сказал:
      — Как видите, машины мощные. Возможно, из-за спешки они недоработаны, не прошли солидных испытаний. Да и переход в разгар войны на выпуск этих новых машин чреват многими трудностями для немецкой промышленности. Но это не должно нас успокаивать. В Государственном Комитете Обороны сказали: нужно сделать так, чтобы уже с начала 1943 года фронт стал получать в противовес вермахту новые танки и самоходки. Противник сделал ход, мы должны дать ответ. Прошу высказываться.
      Была уже глубокая ночь, за окнами — кромешная тьма. Но завод работал, в кабинет долетал рабочий гул цехов. А в соседнем большом зале за многочисленными столами и чертёжными досками трудились конструкторы второй смены — с восьми вечера до восьми утра.
      Николай Леонидович на совещаниях обычно сидел, полузакрыв глаза, — а если разгорались споры, то и совсем закрывал их с видом человека, который не прочь вздремнуть. Но сейчас он был полон глубоким интересом к услышанному, мысль его напряжённо работала. Значит, немцы пошли по пути усиления брони. У «тигра» лобовая броня — сто, а у «фердинанда» — даже двести миллиметров. Зато и вес — пятьдесят пять и семьдесят тонн. Мастодонты! Даже у «пантеры» — сорок пять тонн, больше, чем у КВ-1С, не говоря уже о Т-34. Пойти по этому же пути? Нет и нет! Непоражаемый танк невозможен, как ни увеличивай толщину его брони. Путь, которым пошли немецкие конструкторы, бесперспективен. В соревновании брони и снаряда преимущество всегда будет на стороне снаряда. Достаточно сделать пушку, способную пробивать эту броню. Кроме того, есть кумулятивные снаряды, для которых не преграда и более толстая броня. Малоподвижные мастодонты окажутся на поле боя неплохими мишенями…
      — Нужна пушка, способная пробивать стомиллиметровую броню, — в напряжённой тишине негромко сказал Духов. — Поставим её в танк КВ-1С. Думаю, это будет неплохой ответ.
      Котин отрицательно покачал головой.
      — Такой пушки у нас пока нет, — сказал он. — Есть стопятидесятидвухмиллиметровая гаубица-пушка Петрова, которую мы пытались установить на КВ-9. Но в КВ-1С её не втиснуть.
      — У нас почти готов проект самоходно-артиллерийской установки с этой пушкой — СУ-152, — вмешался Троянов. — По расчётам, её бронепробиваемость — свыше двухсот миллиметров.
      — Самоходка — плохой танк, не более того, — усмехнулся Ермолаев. — Вы, Лев Сергеевич, конечно, не согласитесь, но самоходка — это танк, у которого заклинило башню.
      Завязался спор. Мнения разделились. Троянов, не скрывая раздражения, утверждал, что самоходно-артиллерийская установка ни в чём не уступает танку, а преимущества её очевидны. На той же базе в неподвижной рубке самоходки можно установить более мощное орудие. И в производстве она проще — не нужен погон и шариковая опора для вращения башни. Что из того, что у танка вращается башня? Ненужная роскошь. В атаку танки идут лавиной, у каждого по сторонам — другие машины. Огонь они ведут только вперёд. Спросите любого танкиста-фронтовика, и он подтвердит, что в бою ни разу не разворачивал пушку в сторону или назад. Если и вращал башню, то только в пределах небольшого курсового угла…
      — Чепуха! — резко бросил Ермолаев. — Танки не только наступают, они могут действовать и в обороне, и во встречных боях. Могут быть и бывают ситуации, когда противник откроет огонь с фланга или с тыла.
      — В таком случае я не буду подставлять ему бок или корму, — неожиданно пробасил Манилов. — Я обязательно разверну машину в сторону противника лобовой частью. А башню, выходит, поворачивать не потребуется.
      — Какая разница между старым и молодым монахом? — негромко спросил Сычёв своего друга Ижевского но так, что и другие услышали. — И тут же сам лукаво ответил: — Старый монах не может и не… занимается любовью. Молодой монах может, но — тоже не…
      — Танк — молодой монах? — в тон ему ответил Ижевский. — Интересная мысль!
      — Прошу не отвлекаться, — строго и недовольно сказал Котин. — Что касается самоходок, то недавно принято решение ГКО о разработке на Уралмаше самоходно-артиллерийской установки со стодвадцатидвухмиллиметровой гаубицей на базе танка Т-34. А другой завод получил задание разработать легкобронированную САУ с семидесятишестимиллиметровой пушкой. Что касается тяжёлой САУ с мощной пушкой-гаубицей, то вопрос пока остался открытым.
      Обсуждение оживилось. Большинство конструкторов высказалось за форсирование работ по созданию нового тяжёлого танка на основе КВ-13. Это будет машина, способная противостоять новым немецким танкам. Но, конечно, и речи быть не может о том, чтобы сделать её к началу 1943 года, за оставшиеся полтора-два месяца.
      — Ещё и чертежей нет, а надо её изготовить, испытать, втолкнуть в серию, — сказал Ермолаев. — На это уйдёт минимум полгода.
      — Такого времени нам никто не даст, — жёстко сказал Котин. — О сроке больше двух-трёх месяцев не может быть и речи. «Тигр» уже появился на фронте. Один из них захвачен нашими войсками под Ленинградом в районе станции Мга. Возможно, это пока лишь войсковые испытания, но к весенне-летней кампании гитлеровцы, безусловно, рассчитывают на широкое применение новых танков. К этому времени мы должны не только сделать новую машину, но дать её фронту в необходимом количестве. У кого есть какие-то действительно конструктивные предложения?
      Наступило долгое и неловкое молчание. Положение казалось безвыходным. Но Котин хорошо знал, кто именно в такой ситуации может найти выход. Он посмотрел на Духова и по его лицу понял, что и на этот раз не ошибся.
      — Что вы можете предложить, Николай Леонидович?
      Духов мягко улыбнулся и не спеша, словно раздумывая на ходу, перечислил:
      — Снять с КВ-1С башню… приварить на её место просторную рубку и установить в ней гаубицу-пушку Петрова. — После небольшой паузы добавил: — Думаю, что на эту работу, включая подготовку производства, не потребуется больше двух-трёх месяцев.
      — База КВ-1С не подойдёт, — живо откликнулся Троянов. — Мы проводили расчёты. И спроектировали свою базу, которая длиннее почти на метр. Её и надо изготовить.
      — А может быть, лучше удлинить базу КВ-1С? — вмешался Ермолаев. — Поставить ещё один каток. Это легче, Лев Сергеевич, чем перейти на вашу базу, которая существует пока только на бумаге. Ходовая часть КВ-1С надёжна, освоена в производстве, поставить ещё один каток — не проблема.
      Но Николай Леонидович возразил против удлинения базы. Потребуется делать особый, более длинный броневой корпус, машина станет тяжелее. Это лишнее. Верный себе, он предложил испытать сначала самый простой вариант.
      — Помните, Жозеф Яковлевич, ещё в тридцать девятом году, во время боёв на Карельском перешейке, мы поставили на КВ-2 мощное орудие, — сказал Николай Леонидович. — Тоже калибром сто пятьдесят два миллиметра. Опасались, что при выстреле сорвёт башню или при стрельбе с борта танк опрокинется. И что же? КВ-2 даже не шелохнулся. Думаю, что и КВ-1С не дрогнет.
      Совещание закончилось, когда за окном уже начинало светать. Генерал Котин коротко подвёл итоги обсуждения и объявил решение. Всё КБ немедленно приступает к разработке чертежей СУ-152 на базе танка КВ-1С. Ведущим конструктором самоходки остаётся Лев Сергеевич Троянов. К концу дня составить жёсткий график проведения всех работ, предусмотрев начало серийного выпуска машины не позднее января 1943 года.
 
      В истории Танкограда было много рекордов, но этот остался, пожалуй, непревзойдённым. В декабре начали выдавать рабочие чертежи в цеха, а в январе 1943 года (в течение трёх недель) был собран первый опытный образец СУ-152. От танка КВ-1С самоходка отличалась тем, что вместо башни имела намертво приваренную к корпусу боевую рубку, в которой установили мощнейшую гаубицу-пушку.
      Впервые СУ-152 показала свою боевую мощь в Курской битве. Пятидесятикилограммовые снаряды этой самоходки проламывали броню «тигров» и «пантер», срывали с них орудийные башни. Ошеломлённые гитлеровцы назвали эту машину сверхтанком. А наши бойцы за столь успешные действия дали ей примечательное и меткое наименование — «зверобой».
      Разработчики СУ-152 были удостоены Государственной премии. Это Ж. Я. Котин, С. Н. Махонин (он в качестве главного инженера возглавлял подготовку производства СУ-152), А. С. Троянов и конструкторы артиллерийской системы С. П. Гуренко и Ф. Ф. Петров. Н. Л. Духова в списке не оказалось. Возможно, потому, что танк КВ-1С, являвшийся базой новой машины, уже был отмечен Государственной премией. Но так или иначе об этой его работе напоминает лишь краткая запись в лично составленной им справке о своей конструкторской деятельности: «Участвовал в проектировании и постановке на серийное производство самоходной установки СУ-152». Сказано по обыкновению более чем скромно… Николай Леонидович вообще любил пошутить, что он — «человек везучий», что многие свои награды и почётные звания получил только потому, что «везло». Трудно судить, какие именно награды и звания он имел в виду.

      Июль 1943 года выдался сухим и знойным. Танкоград — город суровых и долгих зим — плавился от зноя короткого, как выстрел, лета. Молодые тополя на улицах не давали прохлады, зато засыпали расплавленные тротуары, белыми, как вата, серёжками. В цехах завода, особенно в литейных, кузнечных, термическом, — духота, нечем дышать. В КБ жужжат, как стрекозы, маленькие вентиляторы, безуспешно пытаясь привести в движение тяжёлый, распаренный зноем воздух.
      Завод жил сводками с фронта. Отзвуки Курской битвы слышались в рабочем гуле цехов, в ударах огромного молота, в шуме буйного пламени сталелитейных печей.
      Известно, что накануне этой битвы Гитлер в специальном обращении к вермахту заявил:
      «Мои солдаты! С сегодняшнего дня вы становитесь участниками крупных наступательных боёв, исход которых может решить войну… До сих пор в достижении тех или иных успехов русским помогали в первую очередь советские танки. Но вы теперь имеете наконец лучшие танки, чем советские».
      Да, фашистское руководство делало исключительно большую ставку на применение под Курском своих новых боевых машин. «Тигры», «пантеры» и «фердинанды» должны были сокрушить советскую оборону и снова открыть вермахту путь на Москву.
      …В эти жаркие дни июля внезапно сменилось руководство Танкограда. Директором ЧКЗ снова стал И. М. Зальцман (бывший в течение года наркомом танковой промышленности). Наркомат возглавил В. А. Малышев, заместитель председателя Совнаркома СССР. Парторгом ЦК КПСС на Кировском заводе был утверждён секретарь Челябинского обкома КПСС Л. С. Баранов. Коснулись неожиданные изменения и Николая Леонидовича. Он стал главным конструктором ЧКЗ (и оставался в этой должности до конца войны). Генерал Котин возглавил Опытный завод № 100, оставаясь заместителем наркома танковой промышленности. В качестве главного конструктора Наркомтанкпрома он координировал исследовательские и проектные работы на всех заводах отрасли.
      Разделение одного общего КБ на два самостоятельных (процесс, по сути, непростой, чреватый конфликтами) прошло вполне гладко: исходили из интересов дела, окончательное решение, кому где работать, принимал замнаркома. Как всегда, всё делалось очень демократично и с максимальным учётом личного желания. Вся «гвардия Котина» (и раньше занимавшаяся в основном перспективным проектированием) ушла, естественно, на сотый. Николай Леонидович никого не задерживал и ни от кого не отказывался, понимая, что работа «производственника», или «серийщика», не столь привлекательна и отчасти даже рутинна. Его КБ предстояло заниматься в основном хорошо знакомыми всем серийными образцами: танками КВ-1С и Т-34, самоходной установкой СУ-152.
      Но талантливому человеку тесно в каких бы то ни было рамках, неугомонная мысль не даёт ему топтаться на месте.
      Первый «выход за рамки» — это установка на танк КВ-1С новой, более мощной пушки. Вопрос об этом назрел давно, как только заявили о себе «тигры» и «пантеры». И когда появилось подходящее орудие — восьмидесятипятимиллиметровая длинноствольная пушка с высокой начальной скоростью снаряда (а значит, и высокой бронепробиваемостью), КБ завода срочно выдало чертежи на установку на танк КВ-1С новой литой башни с новой пушкой. И уже в августе 1943 года на фронт вместо КВ-1С пошёл танк КВ-85. Вопрос решился по-духовски — в сжатые сроки, без остановки или сокращения производства, с минимальными изменениями конструкции и технологии.
      КВ-85 ни по огню, ни по броне не уступал «пантере». Да, в сущности, и «тигру»: этот «зверь» хотя и мог похвастаться стомиллиметровым лбом и угрожал восьмидесятивосьмимиллиметровым орудием, но из-за огромного веса был малоподвижен и, следовательно, уязвим.
      И всё же так хотелось иметь машину, способную не только противостоять фашистским танкам, но и во всех отношениях, их превосходящую. Это и было бы подлинным ответом доктору Порше и K°.