- Ну, поздравляю вас, Марк Вениаминович. Временное Правительство согласилось с вашим особым мнением и постановило отказать в избирательном праве членам царствовавшего дома. В Положение о выборах включена особая статья...
      Это был один из очень редких случаев, когда правительство отступило от предложения Особого совещания. Я никак не ожидал, что вопрос, похороненный в моем сознании, вновь всплывет. Неловко было и перед Кокошкиным.
      - Вы огорчены, Федор Федорович?.. . - Не огорчен, но это портит стиль!..
      Нет возможности останавливаться на всем, что приходилось защищать или оспаривать в процессе разработки избирательного закона. Всё же необходимо упомянуть о пропорциональной системе выборов, которую позднее превратили даже в своего рода "козла отпущения" за неудачу Учредительного Собрания.
      Пропорциональной системе повезло в Особом совещании и очень не повезло позднее - у так называемых историков русской революции. В Совещании против пропорционального представительства выступали лишь очень немногие принципиальные противники этой системы при всех обстоятельствах, как В. В. Водовозов, и такие непримиримые противники радикальных новшеств, как Маклаков и Аджемов.
      Почти все прочие, не исключая ни представителей науки, ни более реалистически настроенных политиков, какими были Винавер и Кокошкин, одинаково признавали, что в создавшейся обстановке пропорциональная система более всего приемлема: давая всем партиям и группам одинаковые шансы на представительство, она тем самым смягчает борьбу между ними. Этим одним, помимо других преимуществ, пропорциональная система с избытком искупала все отрицательные стороны, которые ей присущи.
      Когда Учредительное Собрание "не удалось", - как "не удалась" русская революция или, по мнению видных философов культуры, "не удались" ни христианство, ни вся история человечества, - одной из причин стали считать неудачную систему выборов. Будто бы из-за пропорции потерпела крушение демократия в России и демократия в Германии, времен Веймарской республики. Этот спор тянется уже свыше 37 лет. Не стану к нему возвращаться. Скажу только, что я был и остался сторонником пропорциональной системы, хотя и считаю, что это вопрос техники, а не принципа. И сейчас, как 37 лет тому назад в Особом совещании, я повторил бы: "Проблема абсолютно справедливого избирательного права вообще не осуществима... Мы должны признать, что невозможно создать такое представительство, при котором получился бы абсолютно точный, фотографический снимок, зеркало или географическая карта воли и настроений страны. Это проблема, вне реальных и юридических возможностей лежащая". Приходится, поэтому, стать на относительную точку зрения приближения воли народного представительства к воле народа.
      Говорят: пропорциональная система не обеспечивает устойчивости правительства. Это в известном смысле верно, но не всегда, и применимо также к мажоритарной системе. Во Франции 1952 г. с некоторыми отступлениями действует последняя, а правительство всё же находится в постоянной зависимости от партийного "шестиугольника" и сделок между шестью партиями его образующими. И в Англии с классической мажоритарной системой, без перебаллотировок, и там существование правительства зависит от крохотной третьей партии либералов, не говоря уже о "других", имеющих три места в нынешнем парламенте. Главное же, что неприемлемо в мажоритарной системе, это разительное расхождение между числом избирателей и избранными депутатами от каждой партии.
      На выборах осенью 51-го года за партию Черчилля голосовало на 223 тысячи избирателей меньше, чем за партию Эттли, а депутатов тори имеют на 27 больше, чем Рабочая партия.
      И связанность избирателей со своим, лично им известным депутатом вовсе не всегда гарантирует реальную поддержку со стороны избирателей. Говорят, члены Учредительного Собрания встретили недостаточную поддержку со стороны своих избирателей именно потому, что они их лично не знали, а имели дело со списком кандидатов. Но вот перводумцы были избраны на основании мажоритарных выборов и личной связи избирателей с депутатами. А были ли они поддержаны после разгона Думы своими избирателями активнее, чем члены Учредительного Собрания? Удача или успех того или иного народно-представительного учреждения в слабой степени зависит от порядка избрания.
      Из всех комиссий, на которые разбилось Особое совещание, наиболее трудная задача выпала на комиссию о выборах от армии и флота, которой руководил Бор. Эмануил. Нольде, и на нашу комиссию о выборах на окраинах и в избирательных округах, которой руководил Максим Моисеевич Винавер. Иногда заходил на заседание комиссии и Кокошкин, скромно подсаживался где-нибудь с края, внимательно вслушивался, а то и принимал участие в обсуждении: просто и ясно формулировал существо проблемы, ее трудности и варианты решения. Но главная тяжесть работы легла на Винавера. Как и в 1-ой Думе при обсуждении женского равноправия, Винавер и в нашей комиссии проявлял гораздо больше политического реализма, чем многие из его партийных единомышленников. Он умел не только улавливать общественные "флюиды", но и уступать там, где другие рассчитывали плетью перешибить обух. Образованный, тонкий и гибкий аналитик, он настаивал на существеннейшем, а не на всём.
      В первый раз я слышал Винавера, будучи на нелегальном положении, в... гражданском отделении кассационного департамента сената. Я забрел туда от нечего делать, чтобы ознакомиться с процедурой.
      В коридоре я наткнулся на адмирала Дубасова, переведенного в Петербург после покушения на него, в котором одно время охранка вначале заподозрила меня. Мы встретились глазами. Дубасов метнул суровый взгляд и прошел дальше. Взволнованный, вошел я в зал, где слушалось дело о грозненской нефти. Иск был предъявлен в 7 миллионов рублей, и одна сторона была представлена москвичами, моим профессором по гражданскому процессу Кистяковским, Игорем Александровичем, и блестящим адвокатом Ледницким, Александром Ромуальдовичем. Противную сторону представляли петербургские адвокаты - Винавер и Шефтель.
      Винавер говорил четвертым. Ни красноречие Ледницкого, ни видимость эрудиции Кистяковского, оперировавшего ученическими доводами о купле, прерывающей или не прерывающей договор найма, - "Kauf bricht Miete" и "Kauf bricht nicht Miete", - не произвели никакого впечатления на сенаторов-судей: каждый из них продолжал заниматься своим делом - просматривал лежавшие перед ним дела, позевывал, как будто даже подремывал.
      Картина радикально изменилась, когда поднялся очень невысокого роста Винавер. Его речь отдавала польским акцентом. В такт своей речи сдвинутым вместе средним и указательным пальцами правой руки жестикулируя то вверх, то в направлении к судьям, Винавер сразу оживил дремлющих и привлек внимание сенаторов. Они уже не отрывали своих взглядов от оратора, зная, что тут будут не "цветы красноречия", а юридическое существо. Как редактор "Вестника гражданского права", Винавер приобрел широкую известность во всем юридическом мире России - не только среди цивилистов.
      И в Особом совещании к Винаверу прислушивались всегда с большим вниманием. Он умел находить подходящие слова и доводы. И даже когда они не убеждали, они всё же доходили до чужого сознания. А в комиссии приходилось иметь дело с самыми разнообразными ходатайствами и протестами, национальными, религиозными, бытовыми. Там, где избранию подлежало меньше пяти членов Учредительного Собрания, установлена была мажоритарная система. Надо было удовлетворить претензии населения занятой неприятелем территории;
      русского населения в Финляндии и Бухаре; русских войск во Франции и на Балканах; лиц женского пола иностранного происхождения в замужестве за российскими гражданами и т. п.
      Казаки настаивали - и настояли - на том, чтобы казачьи войска, где бы они ни были расположены, были бы выделены в отдельные избирательные участки. В итоге появились такие избирательные округа-"монстры", как Енисейский округ "со включением российских граждан, проживающих в Урянхайском крае" или как Минский - "за исключением частей ее (губернии), занятых неприятелем, и со включением незанятых неприятелем частей Виленской и Ковенской губерний".
      Когда разработаны были основные положения закона и так или иначе были удовлетворены - или не удовлетворены - личные самолюбия и партийное соревнование, интерес к Особому совещанию упал. Упала и посещаемость общих собраний и комиссий настолько, что Совещание, по предложению председателя, призвало своих сочленов более усердно выполнять возложенные на них и принятые на себя обязанности. За два месяца с небольшим, (с 25 мая по 2 августа) Особое совещание сделало почти всё главное - оставалось лишь кое-что отредактировать и утвердить последний раздел о выборах в армии и флоте. За всё время я отсутствовал из Совещания дважды по три дня, когда уезжал в Москву на съезд партии и на Государственное Совещание.
      В. М. Чернов прислал за мной свой министерский автомобиль и от имени Ц. К. партии попросил меня приготовить к предстоящему съезду доклад о государственном устройстве России, республике, автономии, федерации. Я согласился. Опять-таки многое, что я доказывал 37 лет тому назад, я не стал бы защищать сейчас в прежней форме, - и не только потому, что историческая обстановка и политические условия изменились. Но чтобы понять и оценить мои предложения и аргументацию, необходимо учитывать условия и атмосферу 17-го года.
      У всех, и у меня, было резкое отталкивание от всякого единовластия, было опасение, как бы самодержавие не сменилось в той или иной форме единодержавием.
      Это был исходный принципиальный пункт. Но, кроме того, была и партийно-политическая тактика, которая не дозволяла повторять то, что рекомендовали другие конкурирующие претенденты на водительство, - и меньше всего плестись в хвосте за нереволюционными и несоциалистическими партиями. Этим объясняется, почему из трех возможных типов государственного устройства американского, французского и швейцарского, я остановился на последнем, внеся в него ряд существенных изменений.
      Американская форма правления в России 17-го года не увлекала никого. Никто не рисковал предложить России порядок, который был установлен в последней четверти 18-го века в силу специфических условий заморских колоний Англии.
      Сильная президентская власть, более мощная, чем королевская власть в Англии, помимо всего другого, отпугивала от себя даже к.-д.-скую партию. По докладу Ф. Ф. Кокошкина, кадетский съезд остановился на парламентарной структуре власти по французскому образцу.
      Власть президента во Франции скромнее власти президента в Соединенных Штатах. Тем не менее и она несет печать французской исторической традиции, привыкшей персонифицировать страну и народ в одном лице. "Мы не связаны этими историческими пережитками, мы можем революционно творить новые формы жизни", говорил я в своем докладе. Кроме того, эс-эровская программа предусматривала федеративную республику, а не унитарную, однопалатное представительство, а не двухпалатное, референдум и инициативу народа. "Все права, вся власть должны быть в руках полновластного народа. Всё через народ, чрез его власть, чрез осуществленное народоправство". Мне предносилось полновластное Учредительное Собрание, зафиксированное в качестве законодательного органа и для будущего, нормального времени. И то положение, которое создалось во время революции, когда существовало правительство, но не было главы государства, был министр-президент, но не было президента, видимо, владело моим сознанием.
      Учитывая межпартийные взаимоотношения и эс-эровскую идеологию, я спроектировал сочетание однопалатного парламентаризма с швейцарским типом республиканского правления. Парламентаризм - наиболее гибкая форма народоправства и вовсе не связан непременно с возглавлением государства одним лицом. Правительственная коллегия вовсе не исключает сотрудничества между исполнительной властью и властью законодательной на началах взаимной солидарности, и общей ответственности перед парламентом.
      "Коллективный президент" (вместо единоличного) - упрощенно и неправильно характеризовали мое предложение. И это сближало его с швейцарским типом управления. Отличало же его, помимо парламентарной ответственности, отказ от заранее установленного срока, на который правительственная коллегия и ее председатель избираются, и - однопалатное представительство.
      Надо было мне остановиться и на вопросе о федерации и автономии. То, что ни один народ и ни одна территория, входившие в состав России, и не претендовали в 17-ом году на самостоятельную государственность, позволяло конструировать народное представительство в форме одной палаты. Не только кавказские или балтийские народы не требовали признания за ними государственного суверенитета, но и Украинская Рада не шла дальше требования о формировании самостоятельных украинских полков и включения в состав правительства России особого министра по делам Украины.
      Я считал это вполне совместимым с единством российского государства и допускал даже возможность особой денежной единицы и украинских почтовых знаков по примеру "полусуверенных" германских земель. Решительнее всего я отвергал самоопределение путем одностороннего отделения. Со слов одного делегата я рассказал, как в пензенской губернии собрались на съезд черемисы и другие народности и постановили, что каждая из них абсолютно свободна. На это русские мужики, присутствовавшие на съезде, заявили: "Если вы абсолютно свободны, пусть будет так. Но если вы установите таможенные границы, мы не допустим вашей абсолютной свободы, как не допустили свободы помещичьего произвола".
      Я отлично сознавал, что Россия не Швейцария, а Швейцария не Россия. Но события, последовавшие за французскими революциями 89 и 48 гг., призраки Наполеона I и III, владели не одним моим сознанием. Доклад не встретил тех возражений, которых я опасался. Мне задали множество вопросов в устном и письменном виде. Я отвечал как мог. Но до подробного обсуждения дело не дошло. И я, и съезд спешили. Я пропустил обсуждение в общем собрании совещания вопроса о предоставлении избирательных прав царствовавшему дому. А съезд волновали более неотложные и жгучие вопросы, как отношение к Временному Правительству, к войне, к социалистическому Интернационалу, к земельной проблеме. Я решил, что лучше всего будет получить общее одобрение съезда представленных мною "Тезисов" и передать их для подробного обсуждения в имеющий быть избранный Ц. К. партии. Так и было сделано.
      Социалисты-революционеры, как известно, не удосужились написать историю своей партии. Это сделал на свой лад начальник охраны государя генерал Спиридович и - американцы, изготовившие уже несколько диссертаций на эту тему. Одну я читал в машинописи в Колорадском университете: небольшая и малоудачная, она написана бывшей эс-эркой, сменившей вехи.
      Другая диссертация, очень основательная, хотя и тенденциозная, с симпатией в пользу "левого центра" Чернова, написана на звание доктора философии Харвардского университета Оливером Радки. И Радки отмечает: "Нетрудно было обнаружить, что внутреннее чувство съезда было враждебно умалению территориального единства империи. Это верно не только относительно Вишняка и правых эс-эров, но это было верно и относительно Чернова и большинства левых... Чернов бесспорно склонялся ко второму решению, т. е. к тому, что федеративная власть сначала должна установить нормы и пределы, в которых слагаемые - национальности - свободны выработать свои политические и социальные пожелания" (Oliver H. Radkey "The Party of Socialists-Revolutionaries and the Russian Revolution of 1917". - A Thesis. 1939. - Vol. I, p. 299.).
      Я пробыл на съезде всего двое суток с небольшим и сохранил о нем лишь поверхностные впечатления. Съезд был очень многолюден - присутствовало до 300 делегатов от 60 организаций. Представлена была почти вся Россия: от румынского фронта и Бессарабии до Забайкальской области и от Бакинской губернии до Архангельской. Были люди самого разного происхождения и возраста: очень юные и престарелые. Было много женщин. По возрастному составу съезд был много моложе первого съезда на Иматре в пятом году. Но политически он был много зрелее. За три месяца, что партия вышла из подполья, она значительно выросла не только численно, но и в понимании своей государственной ответственности. События, однако, опережали темп ее роста.
      Будущие "левые эс-эры" еще не "самоопределились" и были полноправными членами партии. Вернувшиеся с каторги М. А. Спиридонова, А. А. Биценко, И. К. Каховская и другие оказались крайних, левых настроений и пользовались, если не политическим авторитетом, то всеобщим уважением и сочувствием к перенесенным ими мукам. И пока не определилось, в какую сторону гнут так называемые левые, решающей оказывалась роль центра, занимавшего "среднюю" позицию, "равно-далекую" от обоих флангов.
      Чернов таким образом оказывался арбитром между близким ему по Циммервальду Натансоном и Авксентьевым. И только при попустительстве "центра" удалась левым, в частности, их провокационная тактика в отношении Керенского. Это была наибольшая сенсация съезда.
      Произошло это так. Когда подошло время выборов в Центральный Комитет, и стали намечать кандидатов - я немедленно вычеркнул свое имя, как только его назвали и занесли на доску, - съезд склонился к тому, чтобы кандидатур публично не обсуждать. Неожиданно поднялся П. П. Деконский, делегат от Херсонской организации, и заявил, что как раз сегодня опубликован "неприемлемый приказ военного министра" (приказ по армии и флоту о применении оружия против дезертиров), и что "с этой точки зрения, мне кажется, нам надо обсудить кандидатуру товарища Керенского". После некоторого препирательства, оглашать ли приказ или не оглашать, один из делегатов, Семен Акимович Анский-Раппопорт, задал вопрос: "Этот приказ тов. Керенского или правительства?" Вопрос повис в воздухе и ответа не последовало.
      Приказ был зачитан председателем Черновым, и вслед затем без прений перешли к выборам. Среди избранных в состав ЦК 20 человек имени А. Ф. Керенского не было.
      А сутки спустя, в закрытом заседании съезда 2-го июня, Чернов попросил слова для разъяснения оглашенного на съезде указа и заявил: "Поскольку речь идет об указе, он ангажирует всех членов социалистов (?), входящих в состав Временного Правительства. Все члены социалисты, входящие в состав Временного Правительства, связаны круговой порукой, друг за друга ответственны... Каждый из членов Временного Правительства социалистов перед вами равно ответственен сейчас за этот указ" (Стеногр. отчет, стр. 383).
      Если откинуть специфическое выделение министров-социалистов в особую категорию министров, это была сущая правда. Только она запоздала на 24 часа. Если бы Чернов высказал ее на сутки раньше, Керенский был бы избран в ЦК или, если быть последовательным, и Чернов должен был бы быть забаллотирован. Теперь же разъяснение не имело практического значения. Керенский не мог быть восстановлен в праве, которого его лишили по почину Деконского, вскоре разоблаченного в качестве агента охраны царского правительства.
      Керенский на всю жизнь затаил обиду против партии с.-р., поддавшейся провокации "левого эс-эра" из бывших охранников и причинившей непоправимый вред морально-политическому авторитету военного министра как раз тогда, когда он подготовлял июньское наступление на фронте. В течение 37 лет Керенский многократно возвращался к этому трагическому эпизоду для оправдания своих действий и для иллюстрации положения, в которое его ставили не только противники и враги, но и единомышленники и друзья.
      На протяжении десятилетий мне не раз приходилось слышать: это вы погубили Россию, затянув выработку избирательного закона желанием сделать его совершенным. Иногда это "вы" звучало как бы с прописной буквы - направлялось чуть ли не по моему личному адресу, что было уже, конечно, полной нелепостью. Обычно упрек и недовольство направляют против Особого совещания и его государствоведов, последовавших примеру предшественников - профессоров франкфуртского парламента и, как они, погубивших отечество. Историк революционного движения Б. И. Николаевский через 35 лет повторяет легенду о "печальном опыте... государствоведческих (?) споров вокруг разработки положения об Учредительном Собрании в 1917 г." ("На рубеже", No 2).
      То же делает юрист А. А. Гольденвейзер, "председатель одной из участковых избирательных комиссий в Киеве": "Назначенная Временным Правительством Комиссия по подготовке выборов в течение многих месяцев изготовляла избирательный закон. Поэтому (!) созыв Учредительного Собрания всё откладывался, и выборы происходили уже после октябрьского переворота" ("Новое русское слово", от 26 июня 52г.).
      В других случаях обвинение носит более узкий, партийно-политический характер: правые, во главе с кадетами, якобы умышленно саботировали изготовление избирательного закона для отсрочки созыва Учредительного Собрания. Учитывая неблагоприятную для них избирательную конъюнктуру, кадеты и другие группы будто бы стремились отсрочить выборы в Учредительное Собрание хотя бы до окончания войны, когда революция изживет себя, и избирательные шансы умеренных повысятся.
      Заняв председательское кресло, Кокошкин подчеркнул: "Наша работа должна быть быстрая, но не должна быть торопливая". И говоривший вслед за ним Брамсон указал: "Мы считаем основной и главной задачей настоящего Совещания ускорить созыв Учредительного Собрания и сократить по возможности промежуток времени, отделяющий нас от того момента, когда соберется народное представительство, которое должно олицетворить народную волю. Мы не сомневаемся, что эта твердая, ясная воля народа должна устранить "хаос", о котором здесь говорил наш председатель".
      Таково было общее мнение.
      Совещание энергично взялось за работу, и самое активное участие в ней приняли профессора-специалисты, в своем подавляющем большинстве принадлежавшие к партии к. д. Но как усердно ни работало совещание, силы распада развивали свою энергию быстрее. И не прошло и трех недель с начала работ совещания, как некоторые члены Временного Правительства и руководители Советов стали ощущать острую потребность в скорейшем подведении более солидного фундамента под власть. Министры-социалисты стали ощущать колебание почвы и необходимость укрепления авторитета всенародным признанием.
      С этой целью 14-го июня состоялось заседание правительства, на которое был приглашен и председатель Особого совещания. На заданный ему вопрос, когда могут быть произведены выборы, Кокошкин ответил, что, по мнению большинства совещания, - я был с большинством, - для правильности выборов требуется два месяца с момента избрания новых органов земского и городского самоуправления. Произошел острый обмен мнений между министром-социалистом, представлявшим Советы рабочих и солдатских депутатов, Церетели и Кокошкиным. Первый доказывал, что в нормальных условиях соблюдение всех гарантий и сроков и желательно, и возможно. Но в ненормальных условиях, в которых находится революционная Россия, приходится поступаться безукоризненной процедурой. Кн. Львов напомнил, что в затяжке с открытием занятий Особого совещания повинны и Советы, слишком долго обсуждавшие личный состав совещания, численное соотношение представленных в нем "цензовых" и "не-цензовых" групп и т. д. Кокошкин подчеркивал, что отсутствие гарантий может привести к тому, что выборы будут оспорены и авторитет Учредительного Собрания будет подорван. Правительство постановило: выборы должны состояться 17 сентября, а Учредительное Собрание должно быть |созвано 30-го сентября. Если возникнут новые осложнения, решение правительства может быть пересмотрено.
      Постановление вызвало резкое недовольство со стороны лидера к. д. П. Н. Милюкова, потребовавшего отмены назначенных сроков, превращающих выборы в комедию. В том же смысле высказался и передовик "Речи". А Записка, поданная правительству Советом казачьих войск, пошла еще дальше: она потребовала отсрочку выборов в Учредительное Собрание до января 18-го года, так как "целая треть избирателей", 15 миллионов, находится на позициях, где не может быть правильных выборов, транспорт расстроен, почта неаккуратна и т. д.
      В правительстве и за его кулисами шла борьба за сроки выборов. Она оставила свой след в "Истории (второй) русской революции" Милюкова. Большевики давно уже были у власти, и ничто не предвещало их скорого ухода, как предполагали многие, в том числе и Милюков, а последний продолжал по-прежнему считать "политическим грехом" попытку "левых социалистов" и Временного Правительства назначить выборы в Учредительное Собрание на сентябрь.
      В конце концов выборы в назначенный было срок не состоялись. Но произошло это не из-за "саботажа" или "доктринерства" членов Особого совещания и не потому, что мнение Милюкова, Кокошкина или большинства членов совещания одержало верх над решением Временного Правительства, а - по обстоятельствам, от всех них не зависевшим и разыгравшимся за стенами Зимнего и Мариинского дворцов. Если первая отсрочка - по образованию Особого совещания - произошла в силу апрельских событий, вторая отсрочка - по организации правильных выборов вызвана была июльскими событиями, правительственным кризисом и усилением общей разрухи в стране и на фронте.
      Обвинение в умышленном затягивании выборов эс-эрами, меньшевиками и, главным образом, кадетами по своему происхождению и существу - обвинение большевистское. И претензии Милюкова и казаков, Н. Н. Львова и Кузьмина-Караваева, помимо их воли, только сыграли в руку большевикам, придав видимость обоснованности их пустому обвинению.
      Особое совещание было предметом моих главных забот и внимания. Ему я уделял больше всего времени и труда. Но им не исчерпывалась моя общественно-политическая нагрузка. Я часто писал в "Деле народа" - центральном органе партии. Вскоре мне поручили заведывать отделом государственного права. Фактически это сводилось к просмотру изредка поступавшего со стороны материала на соответствующие темы. Отдел не был организован. Ни у кого не было времени намечать темы, подыскивать авторов. Всё предоставлено было "самотеку", и я чаще писал сам, нежели редактировал чужие писания. Прошло некоторое время, и мне предложили войти в состав редакторов газеты.
      За свою жизнь я участвовал в редактировании множества периодических органов - газет, еженедельников, толстых журналов. Но с такой структурой редакции, как в "Деле народа", мне никогда не приходилось иметь дело - ни раньше, ни позже. Можно утверждать не без основания, что редакции вообще не было, а было известное число редакторов - в разное время разное, и был бессменный секретарь редакции, Сергей Порфирьевич Постников. Редактора не составляли единства, не было ни общего обсуждения, ни общих собраний редакции. Каждый писал как бы по собственному праву, не согласовывая своих мнений с мнениями других. За полную свободу и независимость суждений каждого редактора газета, как целое, платилась утратой определенности и последовательности. В "Деле народа" уживались рядом разные, нередко противоположные взгляды. Газета имела большой успех и, по русским масштабам того времени, большой тираж. И успех, и тираж объяснялись главным образом тем, что это был орган ПСР. Успеху способствовало и участие в газете таких писателей как Евгений Замятин.
      Когда я стал писать, среди редакторов числился еще С. Д. Мстиславский-Масловский, снискавший недобрую славу будущий "левый эс-эр", участник переговоров в Брест-Литовске и т. д. Но когда я вошел в редакцию публикация об этом была сделана много позже, - Масловский, к счастью, уже выбыл из состава редакции. Однако, с его уходом лево-эсэровские настроения, увы, не исчезли из "Дела народа".
      Там по-прежнему оставался Иванов-Разумник, только через несколько месяцев официально перекочевавший к "левым эс-эрам". А пока что он продолжал пользоваться большим литературным авторитетом и проявлял политическую активность, - на мой взгляд, весьма пагубную
      (В чрезвычайно интересных и ценных воспоминаниях Н. В. Иванова-Разумника "Тюрьмы и ссылки", вышедших в чеховском издательстве в 1953 г., автор говорит о себе, как о "неприемлющем подчинения "партийной дисциплине" какой бы то ни было партии". Потому он и "вышел из редакции" ("Дела народа") после июльского восстания (большевиков), когда "мне было указано на необходимость подчинения в статьях обязательной для всех "партийной дисциплине". Уйдя из партийного "Дела народа", Иванов-Разумник вошел в редакцию другого партийного органа - "Знамя труда", которое издавали отколовшиеся от партии с. р., так называемые левые эс-эры. Больше того: он вошел в состав ЦК левых эс-эров, заявив, что не считает себя членом их партии.
      Иванов-Разумник был и остался убежденным "пораженцем", или, по его словам, сторонником Циммервальда и Кинталя до того, как там состоялись прославившие эти деревушки конференции. До самой своей смерти он оставался при убеждении: "Я - не политик и никогда им не был" ("Тюрьмы и Ссылки", стр. 113, 114 и 122). Между тем на деле, как "идеолог народничества" и как член редакции центрального органа партии, Иванов-Разумник имел очень большое - и, конечно, политическое, влияние на окружавшую его среду.).- [см. на стр. ldn-knigi.narod.ru]
      Левых взглядов держались и Русанов, Лункевич и Ракитников, как правило следовавшие за Черновым. Были и другие сотрудники, примыкавшие к лагерю циммервальдцев. Так иностранный отдел поручен был Вас. Вас. Сухомлину, считавшемуся одним из подающих надежды "наследственных эс-эров", - сын народовольца Василия Ивановича, он приходился сродни и чете Черновых. Два десятилетия представлял Сухомлин вместе с Черновым партию с.-р. в антибольшевистском Интернационале, чтобы стать сначала скрытым - под псевдонимом "Леонид Белкин", - а потом и совершенно открытым трубадуром всех без исключения советских достижений: принудительного труда, колхозов, карательной системы и проч.
      Но доминирующая роль в "Деле народа" принадлежала, конечно, В. М. Чернову. Для большинства эс-эров его авторитет, особенно в первые месяцы революции, был бесспорен. В популярности с ним могли конкурировать только Керенский и Брешковская.
      Но они не писали в "Деле народа" и не могли соперничать с ним в публицистическом даровании.
      Плодовитый автор и яркий полемист, Чернов заполнял несколько отделов газеты. Писал передовые, фельетоны и статьи, составлял "Обзор печати", почти всегда направленный полемическим острием вправо, против к.