Чуйков. А весь гарнизон? Распространяется ли на него ваша власть?
      Вейдлинг. Вчера вечером я всем дал приказ отбиваться, но... потом дал другой.
      (Чувствуется, что у немцев беспорядок. Вейдлинг показывает по нашей немецкой карте место расположения своего штаба и частей: корпуса, фольксштурма и прочих. С 8 часов утра они должны были начать капитуляцию.)
      Чуйков. Маршал Жуков также отдал приказ о прекращении военных действий, и обе стороны заинтересованы в наилучшей организации капитуляции. Где заминированные пункты?
      Вейдлинг. У нас совершенно нет взрывчатки. Поэтому даже мосты не заминированы.
      Чуйков, Значит, минирование исключается?
      Вейдлинг. Может быть, об этом есть документы в имперской канцелярии не знаю.
      (Входит Соколовский.)
      Соколовский. Куда уехали Гитлер и Геббельс?
      Вейдлинг. Насколько мне известно, Геббельс и его семья должны были покончить с собой. Фюрер 30 апреля принял яд... Его жена тоже отравилась.
      Чуйков. Это вы слышали или видели?
      Вейдлинг. Я был 30-го к вечеру в имперской канцелярии, - Кребс, Борман и Геббельс мне это сообщили.
      Чуйков. Значит, это конец войны?
      Вейдлинг. По-моему, каждая лишняя жертва - преступление, сумасшествие.
      Чуйков. Правильно. Давно вы в армии?
      Вейдлинг. С 1911 года. Начал солдатом.
      (У Вейдлинга внезапный нервный приступ. Чуйков по телефону докладывает обо всем маршалу.)
      Соколовский (берет трубку). Власть генерала Вейдлинга относительная. Капитуляция идет на участках Чуйкова и Кузнецова, а на других участках еще нет. (Пауза.)
      Чуйков (по другому аппарату). Продвигайтесь дальше. Прочесывайте, если придется, но без эксцессов.
      Соколовский (к Вейдлингу). Вы должны отдать приказ о полной капитуляции.
      Чуйков. Наши части прекратили стрельбу, а немцы на отдельных участках еще стреляют.
      Вейдлинг. Я не мог отдать всем приказ о капитуляции, так как не было связи. Таким образом, отдельные группы еще могут сопротивляться в ряде мест. Многие не знают о смерти фюрера, так как доктор Геббельс запретил сообщать о ней. На основании чего советское командование уже прекратило военные действия?
      Соколовский. Мы полностью прекратили военные действия и даже убрали авиацию. Вы не в курсе событий? Ваши войска начали сдаваться, вслед за этим прибыла гражданская делегация от Фриче с заявлением о капитуляции, и мы, чтобы облегчить ее, прекратили военные действия.
      Вейдлинг. Я охотно помогу прекратить военные действия наших войск.
      (Показывает, где еще остались части "СС". В основном - вокруг имперской канцелярии.)
      Вейдлинг. Они хотят пробиться на север. На них моя власть не распространяется.
      Соколовский. Отдайте приказ о полной капитуляции, чтобы и на отдельных участках не сопротивлялись. Лучше поздно, чем никогда.
      Вейдлинг. У нас нет боезапаса и тяжелых орудий. Поэтому сопротивление долго продолжаться не сможет.
      Соколовский. Это мы сами знаем.
      Вейдлинг. У немцев спутались все представления, и мне не поверят, что фюрер умер.
      Чуйков. Напишите приказ о полной капитуляции, и у вас будет совесть чиста.
      (Вейдлинг набрасывает проект. Тишина. Наши беседуют вполголоса.
      В соседней комнате ожидают: асессор Сежяер Курт Войтам.)
      7 часов 57 минут.
      У меня от записей болит рука. Я лично думаю, что Гатлер мог застрелиться, рассчитывая стать немецким народным героем, а Геббельс, может быть, заметает следы. Где же остальные представители OKW?
      Идет сдача в плен немецких войск. Многие, очевидно, переоденутся в штатское.
      Чуйков предлагает завтракать. Вейдлинг пишет... У них развал (яснейший!). Мы вполголоса комментируем события. В комнате - Соколовский, Чуйков, член Военного совета, Пожарский и я.
      Чуйков (к Вейдлингу). Может быть, вам нужен ваш помощник?
      Вейдлинг. О, ja!
      (Входит рослый брюнет - в монокле, с отличным пробором, серые перчатки. Я даю ему карандаш. Он благодарит. Папка с письмом от Фриче и другие бумаги у Чуйкова. Исторические документы!
      Немцы советуются друг с другом. Вейдлинг держится за голову, но пишет. Он устал, в очках, с гладко зачесанными назад волосами, шатен. Опять советуется со своим начальником штаба.)
      Соколовский. Итак, товарищ Вишневский, заканчивается вторая мировая война.
      Я. Да, заканчивается...
      (Спрашиваю у начальника штаба Вейдлинга его имя и фамилию. Он записывает их в мой блокнот: Hans Refior.)
      Вейдлинг (читает вслух). "30 апреля фюрер покончил жизнь самоубийством..."
      Соколовский (перебивая его). Нам стало известно, что Дениц объявил об этом всему миру...
      Вейдлинг. Нет, вчера доктор Геббельс сказал мне, что только Сталин узнал об этом от вас.
      Соколовский. Вчера с неизвестной станции немецкое радио передавало, что Гитлер погиб геройской смертью.
      (Вейдлинг недоуменно пожимает плечами и молча вручает Соколовскому проект приказа. Читаем... Формулировки, может быть, и не все хороши.
      Заявление Вейдлинга:
      "30 апреля 1945 года фюрер покончил с собой и, таким образом, оставил нас - присягавших ему на верность - одних. По приказу фюрера вы, германские войска, должны были еще драться за Берлин, несмотря на то, что иссякли боевые припасы и несмотря на общую обстановку, которая делает бессмысленным наше дальнейшее сопротивление.
      Приказываю: немедленно прекратить сопротивление.
      Подпись: Weidling{225}, генерал артиллерии, бывший комендант округа обороны Берлина".)
      Чуйков. Не надо "бывший", вы еще комендант.
      Пожарский. Нужна ли формулировка о присяге?
      Чуйков. Не надо переделывать - это его собственный приказ. Перепечатать приказ, поставить дату.
      Вейдлинг. Jawohl... Да... Как озаглавить: призыв или приказ?
      Чуйков. Приказ.
      Переводчик. Сколько экземпляров?
      Чуйков. Двенадцать...
      Вейдлинг. У меня большой штаб, у меня два начальника штаба и еще два генерала, которые были на пенсии, но пошли служить ко мне и отдали себя в мое распоряжение. Они помогут организовать капитуляцию.
      Чуйков. Понятно.
      (Стучит машинка.)
      Вейдлинг. Моя шинель осталась в имперской канцелярии. Можно ли за ней послать?
      Чуйков. Пожалуйста. (Вейдлинг благодарит.) Чаю - сюда....
      (У всех нервное переутомление, все очень сдержанны... Соколовский, Чуйков, Скосырев, Ткаченко, Пронин, Вайнруб, Семенов, Пожарский и я. Вновь и вновь комментируем события, смерть Гитлера...
      Некоторые товарищи считают странной версию о сожжении Гитлера и Геббельса и об исчезновении этого вчерашнего генерала Кребса.)
      Я спрашиваю:
      - У Вейдлинга нервный припадок заметили?
      Соколовский. А ведь ему трудно...
      Член Военного совета Семенов. Ясно. Но приказ умный. Он умело подчеркнул и присягу и обстоятельства... Он вне правительства - просто "вывеска".
      Скосырев. Его приказ надо сейчас же довести до сведения всех немцев. Это сильно повлияет.
      (Надо накормить немцев, В соседней комнате накрывают стол.)
      Пожapский. Праздника-то у нас и не было. Ночи не спим. Теперь дней пять отдохнем.
      Вайнруб. Части наши готовы. Остается расставить их везде по Берлину. Наблюдать.
      Член Военного совета Семенов. Ты, Всеволод, к нам вовремя попал!
      Я. Да, довелось.
      9 часов 15 минут по московскому времени.
      Утро серое, прохладное. Вспоминают о Сталинграде, шутят, курят.
      Приказ готов. Его передадут по радио и другими способами (устанавливаем пункты по карте). Один из немецких офицеров особенно мрачен.
      9 часов 35 минут.
      Я спрашиваю полковника фон Дуфвинга, будут ли протесты в немецких частях? Фон Дуфвинг:
      - В некоторых... Вчера, когда я шел к вам, в меня стреляли.
      Пошел кормить завтраком двух немецких генералов и полковника фон Дуфвинга. Они спрашивают меня: "Где ваши генералы?" - "Отдыхают". Сижу с ними один, угощаю. Некоторая неловкость, стесненность, молчание. Жадно за ними наблюдаю.
      В штабной квартире - движение: приехал еще один немецкий генерал. Приглашаю к столу. Тут же чиновник из министерства пропаганды. Естественно, что разговор не очень вяжется. У немцев есть ощущение служебного неравенства, ведь фактически они - в плену. Говорим о продовольственном положении Берлина, о первом приказе Берзарина, Внимательно слушают... Я рассказываю о начавшейся в Германии еще во время боев посевной кампании. Беседа чуть-чуть оживляется... Немцы иногда тихо говорят между собой, строят догадки о судьбе Кребса.
      - Не хотите ли вина?
      - Немцы по утрам пьют мало... Бледные улыбки. Опять пауза...
      - Где труп Гитлера?
      - Неизвестно.
      Вейдлинг. Для меня это вторая проигранная война...
      Я рассказываю им о Ленинграде. Они спрашивают о роде моей службы. Объяснил, как мог.
      Входит еще один немецкий генерал. И его приглашаю завтракать.
      Немецкий генерал:
      - Мы устали.
      - Это понятно. Немецкий генерал:
      - Семнадцать дней последних усилий!
      Расспрашивают о маршале Жукове, о Чуйкове, - рассказываю, что надо. Говорим о Героях Советского Союза, о знаках различия, но у всех свой внутренний ход мыслей. Каждый из нас все глубже ощущает события.
      Немцы говорят о сильнейшем разрушении центра Берлина.
      Мы рассказываем, как быстро восстанавливают Ленинград и Сталинград; об общем экономическом развитии СССР; о встрече с союзниками. Немецкие генералы вспоминают о встрече с Красной Армией в 1939 году.
      Сравниваем потери СССР и Германии. Я рассказываю им о "мертвых зонах", о солдатских вопросах: "Почему немцы напали на нас?" Один из немцев отвечает: "Нам нужна была территория". - "Вот вам и территория в СССР!" Кончаем беседу.
      Немецких генералов провожают в ближайший дом. Пусть поживут пока там, под охраной.
      Чуйков спит. Мы ходим взад и вперед по комнате. "Неужели войну кончили?" - "Странно..."
      Сообщили, что немцы на отдельных участках не стреляют, по и не подпускают к себе: "Приказа нет".
      Мы беседуем о родине, о возвращении... Усталость невероятная... Болит рука.
      Звонок: паши занимают центр!! Идет подсчет пленных.
      11 часов 30 минут.
      Адъютант докладывает - на самоходке приехал Фриче. Мы стоим группой.
      Входит Фриче - в сером пальто, в очках. На ходу читает бумаги. Молча садится. Переводчик - рядом... Ждут... Наши заняты своими делами принимают сообщения разведотдела.
      Соколовский (входя, к Фриче). Мы заинтересованы в том, чтобы в Берлине было спокойно. Тем, кто беспокоится за свою судьбу, мы можем дать охрану.
      Фpиче; Немецкие полицейские органы разбежалась, но можно их вновь собрать.
      Соколовский. Нас полиция не интересует. Она будет причислена к военнопленным. Нас интересуют чиновники, администрация. Им мы обеспечим охрану. Ущерба им не будет. Ясно?
      Фриче. Не понимаю. Кто, где может причинить ущерб? Кто решится на эксцессы?
      Соколовский. И наши отдельные бойцы, и немецкое население, и некоторые немецкие военные элементы могут проявить жестокость к вам за действия гестапо и тому подобное.
      Фриче. Ja, moglich{225}...
      Соколовский. У нас все предусмотрено, объявлено. Есть комендант города Берлина - генерал Берзарин. Есть районные коменданты. Все делается, меры приняты. Есть ля у вас другие пожелания?
      Фриче. Я вам написал письмо, как последний ответственный представитель правительства. Я написал его, чтобы предотвратить кровопролитие.
      Соколовский. Ваш вынужденный жест нам понятен.
      Фриче. Я бы хотел расширить документ и хотел бы связаться с Деницем.
      Соколовский. Ваш документ отправлен маршалу Жукову, а на дальнейшее мы не уполномочены, в частности на вашу связь с Деницем. Ответ от маршала Жукова последует, и, может быть, вас пригласят для беседы. Кто из других крупных чиновников остался в Берлина? Фриче. Я не знаю.
      Соколовский. Ну, что ж - у нас всё. Фриче. Где я должен находиться?
      Соколовский. Здесь. Ждите ответа маршала Жукова.
      (Фриче уводят. У нас явное недоверие - не подставное ли это лицо? Входит Чуйков: "Ну, где этот Фуше или как его там?" Соколовский рассказывает ему о разговора с Фриче.)
      Чуйков. Наши охраняют правительственные учреждения. Уже в 10 утра Дениц обратился к армии и народу: он берет руководство и продолжает до конца борьбу с большевизмом, а также с англичанами и американцами, если она будут мешать. Но нам он не страшен - кишка тонка! (Смеется.) Гиммлера Дениц объявил предателем. Таким образом, Берлин капитулировал отдельно. Может быть, Гитлер ушел в подполье? В общем, мы их доконали. Какой же у них развал и политический разброд, если Геббельс хотел ориентироваться на нас! (Смех.)
      (Чуйков по телефону проверяет, взят ли Рейхстаг.)
      Чуйков (к нам). Стрельба в центре еще продолжается. Рейхстаг подожжен немцами.
      (Проверяет, как дела в имперской канцелярии. Входит Белявский.)
      Соколовский. Кто поджег Рейхстаг?
      Белявский. Там шел бой - не все сразу капитулировали.
      (Звонок: части Гвардейской армии Чуйкова встретились с Ударной армией Кузнецова.)
      Галаджев. Наступает конец войны.
      Чуйков. Да, закурим трубку мира.
      Ну, сегодня в Москве дадут салют - необычайный!
      Какое будет ликование в СССР! Может быть демонстрация, народ погуляет! Пора!..
      Германское руководство распадается. Несомненны отдельные очаги сопротивления, но после капитуляции Берлина - падут и Бреслау и другие города. Документ Вейдлинга надо как можно скорее широко опубликовать для немцев.
      Как все просто... Какое-то странное ощущение свершенности и конца войны. Особой торжественности, которой мы ждали от взятия Берлина, от победы - нет. Пройден слишком большой и трудный путь!
      Немедленно встанет новая труднейшая задача - все привести к порядку, к норме.
      Чуйков идет бриться. Галаджев, Пронин, Семенов и Скосырев говорят о предстоящей работе в частях, о необходимости отметить победу, дать людям разрядку.
      Чуйков (входит):
      - Где Блантер? Вот сыграл бы гвардейский марш! - Генералы вспоминают о 15 апреля - начале битвы за Берлин... Обсуждают - какое впечатление произведет на весь мир весть о падении столицы Германии.
      Солдаты шумят:
      - Война кончилась!
      - Экскурсию бы по Берлину!
      У меня сверхнапряжение: только воля и нервы. Рука болит невозможно, до судорог. Пишу почти беспрерывно вторые сутки. Взят Берлин!.. Обдумываю как описать это. Нужен очерк в "Правду", но что втиснешь в семь-восемь страничек?
      Прощаюсь с товарищами, благодарю за оказанные мне честь ж доверие.
      Еду к себе, на Вальдштрассе, 35.
      Помылся, побрился. Хожу по саду... Внутри что-то нервное, огромное - и ощущение близкого мира, и свое, личное.
      Как я приеду в Москву? Что будет там?..
      Очерк в "Правду" готов.
      Зовут обедать. Все - за столом. Чуйков встает мне навстречу. Все взвинчены, все устали, но бодры.
      Чуйков расстегнул ворот... Он внутренне удовлетворен. Поднял бокал, говорил от души о своем пути от Сталинграда до Берлина, о беседе с товарищами Хрущевым и Еременко в 1942 году, о своей боли за все пережитое Россией, о партии... Целует боевых друзей, подходит ко мне:
      - Всеволод, ты все пережил вместе с нами. Руку.
      Крепко обнялись...
      Ждем приказа о падении Берлина. Беседы... Они несколько сумбурны, но это так естественно для людей, вдруг остановившихся с бешеного хода!
      Зашли к Вайнрубу (по дороге отправил в Москву две телефонограммы). Всюду веселятся, русские пляски, песни, музыка.
      (Не расстаюсь с блокнотом и на ходу, почти по инерции, продолжаю записывать все - каждое мгновение.)
      Пьем чай, уже все трезвы. Сидим до 2 часов ночи.
      Нужен отдых, у всех переходное состояние: некоторые веселы, другие задумчивы...
      Иду спать. Мне, как всегда, неприятна эта спальня с чужим запахом и перинами. Тут жили нацисты. Вот их "барахло", фотографии, книги, партийные значки...
      8 мая 1945 года
      Надо начинать новый этап жизни. Проблем будущей жизни много...
      Едем с Вайнрубом осматривать город... Немцы молчаливы, ждут... Многого еще не знают. На руках - белые повязки... Прорезаем город от Иоганнесталя до центра. Разрушения грандиозные. Помимо бомбежек союзной авиации, и мы закатили в город достаточно снарядов. Удар большой силы! В город вошло несколько наших армий!..
      Вчера все стихийно устремились к взятому, наконец, Рейхстагу...
      Бурление... Шальные салюты в воздух и везде пунцовые знамена, флаги... Немцы сбрасывали в последние дни боезапас берлинскому гарнизону на красных парашютах; они повисли кое-где на деревьях.
      На Коллоне победы - наш флаг!
      Всюду разбитые бойницы, фашистская рвань, "фаусты", мины, ящики с патронами. Идут (часто и без конца) группы военнопленных.
      В очередях за водой стоят немцы с белыми и голубыми эмалированными ведрами.
      Мы на Зигес-Аллее - статуи Бисмарка, Роона, Мольтке...
      Берлин - в пыли. Всюду, всюду - рыжая пыль. Мчится поток наших машин, подвод. Сигналы, крики... За Рейхстагом, к северу, добивают каких-то застрявших в домах "фаустников". Далекие орудийные выстрелы, порой пулеметные очереди,
      Общее ощущение - грязь, пыль, хаос, дымы, руины, разрозненные группы берлинцев и военнопленных, сожженная и брошенная в парках и на улицах техника...
      Тотальный разгром - результат последнего штурма.
      Наши тяжелые орудия били прямой наводкой. Прямые попадания в немецкие батареи. Есть полностью убитые немецкие расчеты. Все теоретические и практические нормы опрокинуты: автом(атная) стрельба - из окна в окно; орудия ломали дома с пяти-шести выстрелов! Части "СС" и некоторые другие, несмотря на объявление капитуляции, отстреливались до последней минуты. При общей оценке нельзя не признать: "Да, дрались немцы здорово, но устоять перед нашей мощью - не смогли".
      Теперь вопрос - в немедленной борьбе за душу немецкого народа, за организацию Германии. В нашем ведении - Берлин и огромная германская территория. Мы должны накормить немцев, организовать их экономику, дух(овно)-полит(ически) направить их жизнь. Нельзя их отдать на расправу англо-американскому капитализму. Это все понимают. Мы в канцелярии Гитлера. Ну, ты, мнивший себя повелителем мира, что осталось от тебя? - Тлен!
      Во дворец твой всажены сотни снарядов, главный подъезд снесен. Бронзовый фашистский орел изрешечен пулями, все стекла вылетели, потолки проломлены. Сюда постучался уральским грозным кулаком русский солдат.
      От твоей канцелярии остался только бумажный мусор! Валяются в пыли рыжие папки докладов и подписанных, но не отосланных приказов. Сейфы и шкафы распахнуты настежь... На полу валяются брошенные бежавшими нацистами членские билеты. И надо всем этим стоит наш часовой - стрелок, парень из России!
      Пришла победа! В копоти, в пыли, в крови предстала она нам!
      Советское алое знамя вьется над Рейхстагом! У его разбитых стен толпятся смешанные группы бойцов, офицеров, генералов. Встречи друзей: фотографирование, киносъемки, Весь Рейхстаг - в надписях. На правой стороне (на цоколе колонны): "И наши снаряды попали в Рейхстаг. Лейтенант Елютин. Гвардии старший лейтенант Пилипенко". Рядом другая: "11 ч. 30 м. 30/IV 45. Солпиненко, Царапкин, Шепелев". Еще надпись: "Мы из Ленинграда". Еще: "Мы из Сталинграда". (Вспомнилось - "Мы из Кронштадта".) Все здание с зияющими пятиметровыми пробоинами покрыто русскими солдатскими надписями...
      Едем в танковую армию Катукова. Под проливным дождем пересекаем весь город и через увешанный белыми флагами Шарлоттенбург - к норд-весту. Всюду наши регулировщицы.
      Шоферы так ведут машины, будто ездили по Берлину по крайней мере полжизни...
      После беседы с членом Военного совета танковой армии едем обратно и часов в 6 - 7 проезжаем через Бранденбургские ворота. Осматриваем здание советского посольства - оно совершенно разрушено.
      Отель "Adlon" - в нижнем этаже дым, что-то еще горит. Раненые немцы, их тут до семисот человек. Врачи, сестры... Тяжелораненых вынесли на улицу. Беседую с начальником госпиталя. Он жалуется на недостаток продовольствия, воды в т. д. Наведем порядок. Едем на Унтер-ден-Линден - к музею, памятнику Вильгельму I и опять - через центральные кварталы, через Шпрее - к себе, в штаб.
      У меня - как и у всех - начинается реакция... Меня все сильнее тянет в Москву. В ближайшие дни улечу туда. Главное сделано, а парады и "экскурсии" к демаркационной линия мне не нужны...
      4 мая 1945 года
      Веду записи.
      Немцы капитулировали в Норвегии и Дании. Эсэсовцы еще пробуют драться и бьют по своим же частям.
      Днем русская передача из Люксембурга, корректная, с русским концертом. (Английская работа?)
      Часа в 3 едем в город. Пыль, гарь, трупный запах, иногда специфический аптечно-парфюмерный (он все время преследует меня). Тяжкое чувство от всех этих разрушений. У памятника Бисмарку лежит развороченный, обгорелый труп немецкого солдата. Задранная голова, раскрытый рот, глаза в небо. Весь потемнел от пыли... Вопрошает...
      Обследуем башни управления обороны Берлина. Это массивные восьмиэтажные кубические здания - бетон, броня, самостоятельная силовая установка. В маленькой комнате - труп генерала, свесившаяся рука с пистолетом, брошенные бутылки шампанского. Рядом - мертвая жена.
      Вообще трупов много... И везде пыль, рыжая кирпичная пыль.
      Идет видимая и невидимая работа. Говорят, что найдены трупы Геббельса и членов его семьи, доставлены в штаб фронта. Ищут политических деятелей крупных военных и других нацистов.
      День печати. Провел посвященную этому дню беседу с редакцией армейской газеты.
      5 мая 1945 года
      Был в Военном совете. Говорил об обязанности генералов и офицеров написать воспоминания об Отечественной войне. Ночная прогулка по Берлину с Константином Симоновым.
      6 мая 1945 года
      Отдых...
      Еду в Штраусберг, в штаб фронта. В пути беседую с немцами о завершении войны, о Гитлере, о новых путях немецкого народа.
      Немцы говорят: "Мы хотим мира, хлеба, работы". Один из них (социал-демократ); "Дайте директивы, и мы вам поможем".
      Завтра я улетаю. Наконец-то! Сборы в дорогу... Прощание с товарищами...
      Последний день в Берлине. Трудно подытожить весь комплекс впечатлений.
      В иностранных радиопередачах уже звучат "литавры победы".
      Едем на аэродром... Должен лететь обратно в Москву "дуглас-32". Он доставил сюда тонну крови для раненых.
      Жду отправки самолета. Погрузил вещи... Гуляю по травке... Погода переменная; пока самолет не выпускают. Наблюдаю за работой на аэродроме.
      Вылетели в 3 часа с минутами. Это мой первый
      большой перелет. Временами воздушные толчки. Смотрю в окно...
      Россия! Как хорошо возвращаться! Волнуюсь до слез. Родные леса... Любимые пейзажи...
      Через пять часов приземлились в Смоленске. Колесо завязло в воронке от бомбы на бетонированной посадочной дорожке. Почему ее до сих пор не отремонтировали?
      Звоню по ВЧ в "Правду". Сообщаю о своем возвращении в Москву - днем 8 мая на таком-то самолете. Прошу сообщить С. К.
      Ночую в самолете. Слушаю радио... Германия рассыпается!
      8 мая 1945 года
      Смоленск. Утро. Начальник аэродрома запрашивает Москву о месте посадки самолета. Дают посадку на правительственной дорожке!
      В полете... В Москву!
      8 часов утра. Подруливаем... Только не волноваться, не нервничать!
      Сброшен трап. Ну, здравствуй, Москва моя дорогая!
      Схожу... Коротко рапортую: "Из Берлина прибыл, все задания "Правды" выполнены..."
      Объятия, расспросы... От редакции "Знамени" меня встречает Тарасенков.
      Едем к нам домой. Квартира сверкает. Цветы, накрытый стол... Долгожданное... Тосты... Я рассказываю о Берлине.
      Сегодня ждут правительственного сообщения о безоговорочной капитуляции всей Германии. Таким образом, я приехал в Москву в последний день войны. Вспоминаем первый день: Переделкино, радиосообщение, бросок (с С. К.) на грузовике в Москву, митинг в ССП, мобилизационные дела и мою первую военную радиоречь. Я сказал на митинге: "Русские были в Берлине дважды. Будут и в третий раз!"
      Настроение приподнятое, сдвинутость...
      Мне надо сохранять высокий строй внутренней жизни, - на фронте он был именно таков. (Да, надо подсчитать, сколько километров я прошел и проехал с 22 июня 1941 года.)
      Едем в Колонный зал на вечер печати. Президиум. Доклад о печати в дни Отечественной войны.
      Перерыв... Здороваюсь с товарищами... Меня просят рассказать о Берлине. Коротко рассказываю при общем внимании.
      Вечером поехали с С. К. в "Правду". Читал информационные материалы. Возвращался поздно... В метро у всех счастливые лица. Толпа родная, наша. Это ты, Москва!
      9 мая 1945 года
      День Победы!
      В городе необычайно празднично, солнечно. Даже кондуктор в трамвае не берет денег с военных: "Я сама плачу за вас".
      На улицах много офицеров и солдат - уцелели, дожили! Прохожие останавливают их, обнимают, целуют...
      А как ликует нынче вся страна!
      Москва красивая, чистая! Как не похожа она на Берлин, который мне упорно видится в тяжелых снах.
      10 часов вечера. Салют Победы! На Красной площади гул праздничной толпы... Музыка, танцы... Вспыхивают песни... На площадь вливаются все новые и новые массы счастливых людей. Лиловато-голубые прожекторы бьют в небо...
      Тридцать залпов из тысячи орудий!
      Дождь ракет!
      Вот она, наша Победа!
      Примечания
      {1}Сб. "Советские писатели". М., Гослитиздат, 1959, стр. 240.
      {2}Там же.
      {3}Скажем лишь, что в связи с работой над пьесой Вишневский вместе с женой, художницей Софьей Касьяновной Вишневецкой (она приехала в Ленинград в середине января 1942 г.), перебрались из Пубалта в домик на Песочной, принадлежащий их близкому другу, писательнице О. К. Матюшиной, вдове известного художника. В этом доме в свое время бывали Блок, Маяковский, Хлебников... После шумной и неуютной учрежденческой обстановки Пубалта здесь легче дышалось и легче работалось. Прожил он там с женой до самого отъезда из Ленинграда.
      {4}Речь идет о книге австрийского писателя Ганса Габе.
      {5}Кинорежиссер.
      {6}Имеются в виду статьи К. Маркса о Пальмерстоне (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, изд. 1-е, т. IX. стр. 487-548).
      {7}Вс. Вишневский излагает высказывание М. И. Калинина из его новогодней речи по радио.
      {8}Союз советских писателей.
      {9}А. Тарасенков - товарищ Вишневского по журналу "Знамя" (ответственный секретарь).
      {10}Речь идет о книге Е. Петрова "Фронтовой дневник". М., 1942.
      {11}Военный корабль, на котором находился писатель Е. Петров при эвакуации Севастополя в июле 1942 года.
      {12}Имеется в виду брошюра В. Финка "Во Франции". М., 1942
      {13}Редактор газеты "Красный Балтийский флот".
      {14}С. К. Вишневецкая - жена Вс. Вишневского.
      {16}Краснознаменный Балтийский флот,
      {16}Вс. Вишневский писал "Крепость Кронштадт" в сентябре - октябре 1941 года. Впоследствии он неоднократно возвращался к работе над рукописью, дополнял ее новыми главами, редактировал текст. В архиве писателя сохранилось несколько вариантов книги "Крепость Кронштадт". Ни один из вариантов опубликован не был.
      {17}Имеется в виду договор, заключенный в Рапалло (Италия) в 1922 г. Согласно договору, между Советской Россией и Германией восстанавливались дипломатические отношения, взаимно аннулирующие все претензии и обеспечивающие возможность мирного экономического сотрудничества.
      {18}"Ивнинг Ньюс" - английская газета.
      {19}Политическое управление Краснознаменного Балтийского флота (ПУ КБФ).
      {20}Писатели, офицеры КБФ.
      {21}Заместитель начальника ПУ КБФ.
      {22}В период блокады Ленинграда памятник в целях сохранения был закрыт мешками с песком и обшит досками.
      {23}Матрос-специалист, обслуживающий морские артиллерийские установки.
      {24}Аэростат для наблюдения и корректировки.
      {25}Так назывался небольшой плацдарм на левом берегу Невы, удерживаемый нашими войсками.
      {26}Газета "Красный Балтийский флот".
      {27}Флотское уставное выражение, заменяющее команду "прекратить", "окончить" (сохранилось по традиции, так как в парусном флоте прекращение огня давалось барабанной дробью).
      {28}Вс. Вишневский впоследствии использовал этот эпизод в финале своей пьесы "У стен Ленинграда".
      {29}Гитлерюгенд - организация гитлеровской молодежи.
      {30}"Особые сообщения", исходящие от главного командования германской армии (Oberkommando der Wehrmacht - OKW).
      {31}Вырезка из газеты, вклеенная в дневник; название и дата не указаны.
      {32}В первые месяцы блокады Ленинграда, в сентябре - октябре 1941 года.
      {33}Командующий группой немецко-фашистских войск под Ленинградом.
      {34}Журналист, офицер КБФ.
      {35}Представители прогитлеровского правительства Франции в период германской оккупации в 1940 - 1944 годах; правительство возглавлялось Петеном и обосновалось на курорте Виши.
      {36}Дюнкеpк - город-порт на севере Франции, откуда эвакуировалась (через Ла-Манш) английская экспедиционная армия, потерпевшая поражение в боях с немецко-фашистскими войсками 27 мая - 4 июля 1940 г.
      {37}"Сормовский усиленный" - серия паровозов.
      {38}Фермы.
      {39}Командующий группой немецко-фашистских войск под Сталинградом.
      {40}Город в Тюрингии, в районе которого 14 октября 1806 года войска Наполеона разгромили прусскую армию.
      {41}Псевдоним французского журналиста Андре Жеро.
      {42}Член английской палаты лордов, лейборист.
      {43}Название крепости, построенной новгородцами в 1323 году на острове Ореховом (на Ладожском озере). Переименована Петром Первым в Шлиссельбург.