Рассматривался и другой вариант, которого, кстати говоря, в Москве опасались больше всего. Объявление Англией и Францией войны Советскому Союзу могло привести к заключению ими мира с Германией (на Западе все еще продолжалась "странная война" и шел активный поиск путей достижения мирного соглашения с "третьим рейхом") и их совместному выступлению против СССР{20}. Именно эту "возможную агрессию объединенных империалистических сил" и имел в виду Сикейрос в своих воспоминаниях.
      Цели троцкистов и руководителей англо-французской коалиции - добиться вовлечения СССР в войну - в этот период совпали. Именно это, по-видимому, и подтолкнуло политиков в Лондоне и Париже к мысли о необходимости и возможности использования Троцкого и его сторонников в своих интересах. С помощью троцкистов рассчитывали организовать в СССР политический переворот и отстранить от власти Сталина. Рассматривалась возможность переброски в СССР и самого Троцкого, который должен был возглавить "революционное движение". У тех, кто строил такого рода планы, перед глазами, очевидно, был пример действий германского правительства в 1917 г., когда оно поспособствовало возвращению в Россию В.И. Ленина и его сподвижников. В результате революции, которую они совершили, Россия вышла из войны и Германия была избавлена от необходимости вести борьбу на два фронта{21}. В конце 1939 - начале 1940 г. политики в Англии и Франции тем же способом, но уже с помощью Троцкого и его сторонников, рассчитывали решить прямо противоположную задачу - втянуть СССР в войну и поставить Германию перед проблемой борьбы на два фронта.
      Нельзя не отметить, что мысль об использовании Троцкого в борьбе против СССР в этот период возникала не только у политиков Англии и Франции. В декабре 1939 г. Государственный совет Финляндии, например, открыто обсуждал вопрос о формировании русского альтернативного правительства во главе с Троцким или А.Ф. Керенским{21a}.
      Приведем выдержки из двух документов, хранящихся в Политическом архиве Министерства иностранных дел ФРГ.
      Германский консул в Женеве сообщал в отдел военной разведки внешнеполитического ведомства в Берлине:
      "Германское консульство
      Женева, 8 января 1940 г.
      К No62
      ...В связи с изложенными в предыдущих сообщениях сведениями о концентрации войск (англо-французских. - О.В. ) в Сирии, вероятно, будут представлять интерес также следующие сообщения и слухи, которые переданы сюда агентами из Франции и Женевы. Согласно им Англия намерена нанести внезапный удар не только по русским нефтяным районам, но и попытается одновременно лишить Германию на Балканах румынских нефтяных источников.
      ... Агент во Франции сообщает, что англичане планируют через группу Троцкого во Франции установить связь с людьми Троцкого в самой России и попытаться организовать путч против Сталина. Эти попытки переворота должны рассматриваться как находящиеся в тесной связи с намерением англичан прибрать к рукам русские нефтяные источники.
      Крауэль"{22}
      Несколько дней спустя на стол министру иностранных дел Германии И. фон Риббентропу оберфюрер СС Р. Ликус, ведавший в "личном штабе" министра обработкой информации, поступавшей по агентурным каналам, положил следующее агентурное донесение поступившее из Женевы:
      "Об английских планах относительно нарушения снабжения нефтью Германии и России из Женевы секретно сообщают:
      Английская сторона хочет предпринять попытку отрезать русских от нефтяных источников и одновременно намерена в той или иной форме воздействовать на Румынию и, вызвав конфликт на Балканах, лишить Германию поставок нефти. Отрезав СССР и Германию от нефти... (англичане. - О.В.) надеются быстро и радикально решить проблему; предполагается, что в резко ухудшившихся условиях эти страны перейдут к открытой борьбе друг против друга...
      Далее английской стороной будет предпринята попытка мобилизовать группу Троцкого, то есть IV Интернационал, и каким-то способом перебросить ее в Россию. Агенты в Париже сообщают о том, что Троцкий с помощью англичан должен будет вернуться в Россию, чтобы организовать путч против Сталина. В каком объеме эти планы могут быть осуществлены, отсюда (из Женевы. - О.В.) судить сложно.
      Берлин, 17 января 1940 г. Л[икус]"{23}
      Сомневаться в достоверности информации, содержавшейся в процитированных донесениях, не приходится. "Личный штаб" Риббентропа тщательнейшим образом перепроверял сообщения внешней разведки и включал их в сводки агентурных донесений для подачи наверх (не только Риббентропу, но и Гитлеру) только в том случае, если их качество не вызывало сомнений. Нельзя не отметить также, что информация по другим пунктам, содержавшаяся в процитированных донесениях, полностью соответствовала действительности.
      Германские документы, указывающие на планы Англии и Франции в отношении Троцкого и его "группы", не дают ответа на вопрос, насколько был информирован об этих планах сам Троцкий и каково было его отношение к ним. Вместе с тем имеются основания предполагать, что предложение правительства какой-нибудь великой державы или коалиции держав с их помощью в подходящий момент возвратиться в СССР, чтобы возглавить там борьбу против Сталина, - будь такое сделано - могло быть принято Троцким. Говорить об этом позволяет не в последнюю очередь оценка, которую он давал обстоятельствам возвращения Ленина в Россию. Троцкий однозначно характеризовал действия Ленина как "смелое решение", как умелое использование в интересах революции "ложных надежд" германских властей и считал, что в данном случае имело место "полное соответствие" между целью и средством{24}. Империалистические круги можно и нужно использовать, подчеркивал он. При этом требуется лишь, подобно Ленину, твердо стоять на почве революционной программы, не вступать с империалистами "ни в какие политические соглашения" и быть "безусловно честным и преданным по отношению к рабочему классу"{25}.
      В начале 1940 г. Троцкий явно готовился к каким-то решающим событиям, о чем говорит составление им политического и личного завещаний. Их содержание представляет несомненный интерес. Знакомство с завещаниями оставляет впечатление, что, готовя их, Троцкий преследовал единственную цель - убедить тех, кто останется жить, в том, что он был до конца верным делу революции и "безусловно честным и преданным по отношению к рабочему классу". "На моей революционной чести нет ни одного пятна - писал Троцкий. - Ни прямо, ни косвенно я никогда не входил ни в какие закулисные соглашения или хотя бы в переговоры с врагами рабочего класса... Сорок три года своей сознательной жизни я оставался революционером, из них сорок два года я боролся под знаменем марксизма... Я умру пролетарским революционером, марксистом, диалектическим материалистом и, следовательно, непримиримым атеистом. Моя вера в коммунистическое будущее человечества сейчас не менее горяча, но более крепка, чем в дни моей юности"{26}.
      Обращают на себя внимание слова, которыми он заканчивает свое политическое завещание: "Каковы бы, однако, ни были обстоятельства моей смерти, я умру с непоколебимой верой в коммунистическое будущее"{27}. Какие обстоятельства имел в виду Троцкий: смерть от приступа гипертонии, которой он страдал, самоубийство как способ прекращения физических страданий? Именно на них он делает акцент в своем завещании. Но причем здесь тогда "непоколебимая вера в коммунистическое будущее"? Стоило ли ему, Троцкому, снискавшему себе славу "гения пролетарской революции", в случае смерти от гипертонии оправдываться и доказывать, что он ушел из жизни как борец-революционер и коммунист? Видимо, нет. Гипертония, как известно, никак не соотносится с политическими взглядами человека. Да и ветхим старцем, которому только и оставалось, что подводить итоги прожитой жизни и составлять завещания, Троцкий отнюдь не был. В ноябре 1939 г. ему исполнилось только 60. Он еще чувствовал силу, много работал, был весь в борьбе и планах на будущее, связанных с близкой, как ему казалось, мировой революцией. Само по себе составление политического завещания, в котором настойчиво проводилась мысль о верности идеям коммунизма, могло иметь смысл для Троцкого только в том случае, если он готовился начать чрезвычайно опасное предприятие, а обстоятельства его возможного ухода из жизни способны были бросить тень на него, поставить под сомнение его принадлежность к партии пролетарской революции.
      О многом говорит дата составления Троцким завещаний -27 февраля - 3 марта 1940 г. Именно в эти дни Англия и Франция ближе всего находились к объявлению войны Советскому Союзу. Вопрос о посылке в Финляндию экспедиционного корпуса западных держав был практически решен. Часть этого корпуса (французские и польские подразделения) была готова в любой момент погрузиться на суда и высадиться в Северной Норвегии. Лондон и Париж оказывали мощный нажим на правительства Норвегии и Швеции с целью добиться от них согласия на пропуск войск через их территорию в Финляндию. Полным ходом шла подготовка англо-французского удара по советскому Закавказью{28}. Одновременно с этим ударом западные державы планировали поднять восстания националистических, сепаратистских сил на Украине, Кавказе и в Средней Азии. К подготовке этих восстаний были привлечены соответствующие эмигрантские организации. Ряд этих организаций еще на рубеже 1939-1940 гг. обратился к председательствовавшему на 20-й сессии ассамблеи Лиги наций К.И. Хамбро, председателю норвежского парламента, тесно связанному с политическими кругами Англии, с провокационным требованием принять решение, осуждающее "порабощение Россией малых государств" (под ними понимались прежде всего Украина и Грузия){29}. Это должно было создать международно-правовую основу не только для официальной поддержки Западом сепаратистских сил в СССР, но и для открытой иностранной военной интервенции против него с целью обеспечения прав и восстановления суверенитета "порабощенных государств".
      Английские и французские политики не сомневались в успехе планировавшихся ими военных и политических акций и были твердо убеждены в том, что при первом же серьезном испытании и возникновении экономических трудностей (утрата нефтяных источников, что было способно вызвать паралич всей советской промышленности и сельского хозяйства) и политических проблем (активизация националистических сил) сталинский режим зашатается и в СССР начнется внутренняя смута. 22 февраля 1940 г. главнокомандующий французской армией генерал М.Г. Гамелен предрекал: "Через несколько месяцев (после приведения в действие планов западных держав. - О.В.) СССР может попасть в столь затруднительное положение, что окажется перед лицом полного краха"{30}.
      Троцкий и его сторонники разделяли такой взгляд на СССР, считали, что "правящая советская верхушка" не пользуется поддержкой со стороны народа, что тот при первой же возможности постарается стряхнуть с себя "иго ненавистной бюрократии", что в СССР сложилась революционная ситуация и достаточно малейшей искры, чтобы там заполыхало пламя новой гражданской войны. Большие надежды троцкисты возлагали не только на действия внешних сил, но и на националистические настроения населения отдельных республик СССР. Еще в июле 1939 г. Троцкий призывал к созданию "единой, свободной и независимой Украины" и предрекал в случае войны "национальные восстания в рамках политической революции"{31}. В этих вопросах, как мы видим, Троцкий и западные стратеги обнаруживали поразительное единомыслие.
      И все же ведущую роль в надвигавшихся событиях в СССР Троцкий и его окружение отводили "левой" оппозиции. Троцкий был глубоко убежден в том, что она представляла собой мощную силу, и рассчитывал, что в нужный момент по его сигналу она выйдет из подполья и развернет борьбу против Сталина.
      Безусловно, оппозиционные настроения в отношении сталинского руководства существовали как в России, так и в других республиках, входивших в состав СССР. Другой вопрос, насколько организованной была эта оппозиция и каким было влияние на нее Троцкого. Хотя с помощью репрессий в 30-е годы Кремлю удалось нейтрализовать открытых и часть скрытых и потенциальных сторонников Троцкого, сама по себе проблема оппозиции, как "левой", так и правой, снята не была. Советский коллаборационизм в годы Великой Отечественной войны - яркое тому подтверждение. В Кремле не без основания опасались (и это отчетливо проявилось еще во время судебных процессов 1936-1938 гг.), что Троцкий как лидер и идейный вождь "левых" в кризисной ситуации мог стать ключевой фигурой при формировании более широкого блока "левых" и правых, тем более что многие их лозунги и программные установки совпадали.
      Что же касается существования в СССР зимой 1939 - весной 1940 г. организованной "левой" оппозиции, то такая оппозиция, глубоко законспирированная, по всей видимости, все же была. Хотя захват власти был ей не по плечу, она располагала силами, достаточными для того, чтобы организовать отдельные террористические акты и акты саботажа, которые были способны дестабилизировать внутриполитическую обстановку и иметь серьезные внешнеполитические последствия.
      В этой связи представляет интерес секретное послание начальника германской полиции безопасности и СД (No VI С l Az 12167/40 g Pr/Fin), направленное 3 апреля 1940 г. в министерство иностранных дел Германии, а оттуда переправленное в германское посольство в Москве. В нем сообщалось: согласно донесениям из зарубежных агентурных источников "в последнее время много говорится о леворадикальной оппозиции в СССР". Есть все основания предполагать, что "в Советском Союзе действует леворадикальная оппозиционная группа, численность которой постоянно растет". Оппозиция "планирует покушение на немцев в Москве с целью добиться изменения внешней политики Советского Союза". В послании подчеркивалось: существует реальная опасность того, что со стороны оппозиции может быть предпринята попытка повторить историю июля 1918 г., когда в Москве был убит германский посланник В. фон Мирбах. Германская служба безопасности не исключала также возможность проведения теракта оппозицией с привлечением "иностранных кругов", которые стали бы "орудием в ее руках". Указывалось, что под "иностранными кругами" следует понимать "левых" из ряда восточноевропейских стран, прежде всего из Чехии. Чешские "левые" "неоднократно выражали свое крайнее недовольство политикой Сталина", а в последнее время вдруг зачастили в советское консульство в Праге, отмечала германская служба безопасности, добиваясь, по-видимому, разрешения на въезд в СССР{32}.
      Напомним, что среди стран Центральной и Восточной Европы именно в Чехословакии, а также в Австрии и Польше троцкистам удалось в свое время завоевать определенные позиции. Легальный их въезд мог являться одним из каналов, по которым должна была производиться замышлявшаяся западными политиками переброска в СССР из-за рубежа "группы Троцкого".
      Отступая от основной темы повествования, отметим, что у германских властей было достаточно оснований для того, чтобы ожидать от "левой" оппозиции в СССР неприятностей, считать ее антигермански настроенной, а саму эту оппозицию связывать с персоной Троцкого. Убийца Мирбаха Я.Г. Блюмкин, принадлежавший к партии левых эсеров, в 1920 г. благополучно "всплыл" именно в секретариате Троцкого в роли одного из его ближайших помощников{33}. Сам Троцкий накануне убийства Мирбаха занимал позицию, которую немцы характеризовали не иначе, как направленную на провоцирование конфликта с Германией и на разрыв Брестского мира{34}.
      В копилке негативного опыта контактов с "левой" оппозицией в СССР у германских властей был и случай, происшедший в марте 1932 г., когда в Москве была предпринята попытка покушения на еще одного германского посла - Г. фон Дирксена. По чистой случайности посол тогда не пострадал, однако советник посольства Ф. фон Твардовский получил несколько ранений. И.М. Штерн, совершивший покушение, признался в ходе следствия в том, что он принадлежал к "левой" оппозиционной группе и что покушение должно было вызвать конфликт между Берлином и Москвой{35}. Следует отметить, что незадолго до этого Германия предоставила СССР огромный кредит на закупку германской промышленной продукции, а Сталин в интервью германскому писателю Э. Людвигу (псевдоним Э.Л. Кона, эмигрировавшего в 1933 г. из Германии в Швейцарию) заявил о симпатии СССР к Германии и желании сохранить с ней дружественные отношения, что бы ни случилось.
      В марте 1940 г. надеждам троцкистов на вовлечение СССР в войну не суждено было осуществиться. Правительства Норвегии и Швеции отказались пропустить через свою территорию соединения западного экспедиционного корпуса, а правительство Финляндии после некоторых колебаний отклонило помощь Лондона и Парижа. Руководство стран Северной Европы прекрасно понимало, какой катастрофой обернется для всего региона его вовлечение в "большую войну". Со своей стороны, правительство СССР, стремясь избежать военного конфликта с западными державами, начало переговоры с Финляндией и 12 марта 1940 г. подписало с ней мирное соглашение.
      Однако провал планов создания фронта в Северной Европе не заставил правящие круги Лондона и Парижа отказаться от замыслов нанесения удара по СССР. Военные приготовления на юге продолжались, волна антисоветизма не спадала. Во второй половине марта 1940 г. Франция фактически разорвала торговое соглашение с СССР и объявила советского полпреда "персоной нон грата"{36}. 16 марта Га-мелен подчеркивал в записке к "Военному плану на 1940 г.": "В общем и целом русско-финляндское перемирие не требует от нас изменения принципиальных целей... наоборот, оно побуждает нас действовать еще быстрее и энергичнее"{37}. Начать операцию против советского Закавказья французские военные предлагали в конце июня -начале июля 1940 г.{38}
      Знал ли об этих планах Троцкий? В этом вопросе мы можем опять же строить только догадки. Но вновь обращает на себя внимание совпадение некоторых событий, которое позволяет выдвинуть предположение, что Троцкий располагал информацией на этот счет и готовился действовать. 17 апреля 1940 г. французские военные высказались по вопросу о возможных сроках начала бомбардировок Баку, Батуми и черноморских коммуникаций СССР, а через несколько дней, 25 апреля, Троцкий составил свое известное воззвание - "Письмо советским рабочим", в котором призывал их к подготовке вооруженного восстания против "Каина Сталина и его камарильи"{39}. Воззвание было отпечатано затем в виде листовки специального формата. Ее доставку на территорию СССР Троцкий предполагал произвести сразу же после вовлечения СССР в войну, что, по его твердому убеждению, должно было произойти в самое ближайшее время{40}. Вслед за этим в мае 1940 г. Троцкий и его сторонники приняли "Манифест об империалистической войне и пролетарской революции", в котором открыто провозгласили: "Подготовка революционного свержения московских правителей является одной из главных задач IV Интернационала"{41}. Такое заявление было равнозначно официальному объявлению войны правительству СССР.
      Не вызывает сомнения, что Москва была хорошо информирована о планах определенных кругов Англии и Франции относительно использования троцкистов и о расчетах и действиях последних. "Советскую секцию" IV Интернационала возглавлял агент НКВД М.Г. Зборовский, который в течение ряда лет подробнейшим образом докладывал правительству СССР о том, что происходило в штаб-квартире этой организации в Париже{42}.
      Какая-то информация поступала, по-видимому, и от германских властей. Берлин готовил удар в Западной Европе и нуждался в надежном тыле на востоке. По мере сил и возможностей там пытались противодействовать англо-французским планам и не допустить неожиданного поворота политики Москвы в сторону сотрудничества с Лондоном и Парижем. Германская дипломатия не упускала случая лишний раз указать Москве на враждебное отношение к ней со стороны западных держав. По дипломатическим каналам Берлин передавал Кремлю зимой 1939/40 г. информацию об английских диверсионных группах, подготавливавшихся к заброске на территорию СССР, о намечавшейся высадке в Северной Норвегии экспедиционного корпуса западных держав, об англо-французских планах в отношении советского Закавказья{43}. Не исключено, что германское посольство в Москве проинформировало Кремль о подготовке "леворадикальной оппозицией" покушений на германских представителей, надеясь тем самым обеспечить их безопасность.
      С началом активных боевых действий в Западной Европе 10 мая 1940 г. возможность англо-французского удара в Закавказье и на Балканах резко возросла. В Кремле не исключали, что в ответ на успешно развивавшееся наступление вермахта западные державы могут попытаться форсировать реализацию планов блокирования поставок нефти в Германию из Румынии и СССР. Возрастала и опасность того, что Лондон и Париж активизируют свои усилия по созданию второго фронта против держав "оси" в Юго-Восточной и Восточной Европе{44}, а, следовательно, и угроза инспирированных ими заговоров и путчей. В этих условиях троцкизм, нацеливавшийся на подготовку вооруженного восстания в СССР и "свержение московских правителей", становился реально опасен{45}.
      Действия Троцкого и его окружения давали в эти дни Кремлю более чем достаточно оснований для такого рода опасений. Сразу же после того, как вермахт начал активные боевые действия против западных держав, 11 мая 1940 г., Троцкий предал широкой огласке то, что еще несколько дней назад держалось им в глубокой тайне и предназначалось для использования в "день X" - "Письмо советским рабочим". Оно появилось на страницах издания "Socialist Appeal". Вслед за этим был опубликован вышеназванный манифест IV Интернационала. С этого момента, думается, уже ни у кого в мире не оставалось сомнений в вопросе о том, с кем и какую партию разыгрывают троцкисты. 24 мая 1940 г. была предпринята первая попытка устранить Троцкого, затем в августе того же года вторая.
      В заключение нельзя не отметить, что в январе 1940 г., когда в Москве, по всей видимости, стало известно об англо-французских планах в отношении троцкистов, советское руководство попыталось вступить в диалог с Троцким. Германский посол в Вашингтоне Г. Томсен сообщал 22 января 1940 г. в Берлин: на протяжении последних недель в американской прессе упорно циркулируют слухи о "стремлении Сталина договориться с Троцким". Однако диалога, по мнению посла, не получилось. Троцкий выступил в журнале "Liberty" со статьей, в которой заклеймил СССР как военного союзника Германии. С этого момента трагическая развязка стала, очевидно, неминуемой.
      24 августа 1940 г. "Правда" сообщила о кончине Троцкого. Редакционная статья называлась "Смерть международного шпиона" и принадлежала, как считают многие исследователи, перу Сталина. С такой характеристикой Троцкого можно спорить и не соглашаться. Но нельзя не признать, что Троцкий активно использовался определенными кругами Запада и, вероятно, не только зимой 1939 весной 1940 г. В вышедшей несколько лет назад книге известного британского специалиста по истории спецслужб Ф. Найтли приводятся на этот счет весьма красноречивые факты{46}. Оказывается, уже в 1917-1918 гг. британской разведке удалось внедриться в ближайшее окружение Троцкого. Напомним одно имя, которое авторы, пишущие о Троцком, никогда не вспоминают, - Джорж Хилл. Офицер британской разведки, он после революции являлся советником Троцкого, помогал ему создавать военно-воздушные силы Советской республики, систему военной разведки и контрразведки, службу дешифровки. Хилл, в свою очередь, работал в тесном контакте с другим известным британским разведчиком - С. Рейли, который тоже вращался в кругах, близких к Троцкому, и имел доступ к документам из аппарата последнего, когда тот являлся наркомом иностранных дел. Заданием Хилла в 1917-1918 гг. было во что бы то ни стало заставить Россию продолжать войну против Германии и создать в ней антигерманскую агентурную сеть{47}.
      Все это порождает много вопросов, на которые пока что нет ответа. Ясно одно: к зиме 1939 - весне 1940 г. спецслужбы некоторых западных держав считали вполне возможным использовать троцкистов в своих политических комбинациях.
      Генерал Власов в планах гитлеровских спецслужб
      Имя генерала A.A. Власова в последнее время довольно часто появляется на страницах научной литературы, литературно-художественных и общественно-политических журналов, в средствах массовой информации{1}. Вокруг него развернулась целая дискуссия, участники которой решают вопрос, кем был Власов: изменником Родины, вставшим на преступный путь сотрудничества с врагом, или патриотом, идейным противником Сталина, стремившимся к "освобождению народов России от ига большевизма"? Сторонники "новых подходов" предлагают снять с Власова позорное клеймо предателя и преступника и по-новому оценить его роль и место в истории Великой Отечественной войны и российской истории в целом.
      Рассуждения о Власове - идейном борце против Сталина и "советского тоталитаризма" обосновываются ссылками на его политические заявления, в которых, как утверждается, отразилось стремление к построению "новой, демократической России", а также тезисом об "особом, в том числе идеологическом характере германо-советской войны", с помощью которого общественность подводится к мысли о наличии в войне нацистской Германии против СССР элементов войны гражданской, освободительной. Переход Власова, как и других советских граждан, на сторону немцев предлагают рассматривать как политически и социально закономерное явление, как форму борьбы против Сталина и большевистской системы.
      Ссылки на социально-политические причины перехода советских граждан на сторону врага в годы Великой Отечественной войны и на массовый характер этого перехода{2} позволяют некоторым авторам выражать сомнение в юридической обоснованности применения к данным действиям определения "измена родине" и, следовательно, квалифицировать их как преступление. Они рекомендуют употреблять "более гибкие" и "нейтральные" понятия, не оговоренные в отечественном уголовном праве, такие, как "коллаборационизм", "сотрудничество с противником", а слова "измена родине", "предательство", в случае их использования, брать в кавычки.
      Насколько обоснован такой подход к "проблеме Власова"? Являлся ли Власов изменником Родины?
      Публикуемые германские документы, думается, позволяют устранить какую бы то ни было неясность в этом вопросе, а также составить более полное представление не только о личности Власова и его деятельности по ту сторону линии фронта, но и о том, чем оказался ценен Власов для немцев, кто в нацистской Германии и с какой целью поддерживал и продвигал его. Эти документы достаточно красноречивы и не нуждаются в подробных комментариях. Читатель может сам дать оценку содержащимся в них фактам и сделать выводы. Поясним лишь некоторые моменты, важные для понимания происхождения этих документов и тех тенденций в нацистской "восточной политике", которые получили в них отражение.
      Когда говорят, что война Германии против СССР была "особой", то с этим нельзя не согласиться. Она действительно была такой, поскольку не походила на ту войну, которую немцы вели, например, в Западной Европе. Но ее особый характер проявлялся не в том, что она была "в том числе идеологической". Любая война обставляется определенными лозунгами и обосновывается идеологически. Не в лозунгах, не в идеологии было дело и даже не в различном классовом содержании, которое имела вторая мировая война на Западе и Востоке Европы. Принципиальное отличие войны нацистской Германии против СССР состояло в том, что в ней Германия преследовала особые цели и вела ее особыми методами. Для нацизма это была война за "новое жизненное пространство для германской нации", в ходе которой предстояло "подготовить" это "пространство" для германской колонизации, т.е. уничтожить государственность населяющих его народов, их культуру и часть самих этих народов, объявленных "расово неполноценными". Для достижения этих целей гитлеровцы отказались от соблюдения каких бы то ни было правил ведения войны, моральных норм и проводили откровенную политику геноцида. Война нацизма против СССР была войной на уничтожение. Именно в этом заключался ее особый характер. Антибольшевистские и антисталинские лозунги, использовавшиеся гитлеровцами с первого дня их "восточного похода"{3}, являлись всего лишь пропагандистским прикрытием этих чудовищных планов. Они предназначались для того, чтобы облегчить реализацию преступных замыслов нацистского фюрера и его клики, добиться внешнеполитической изоляции СССР и, если удастся, расколоть советское общество, дезорганизовать Красную Армию.
      Цель, которую преследовали Гитлер и его окружение в войне против СССР, целиком определяла использовавшиеся ими средства. Они изначально делали ставку исключительно на военную силу и отвергали возможность решения "русского вопроса" политическими методами. Поэтому и тех советских граждан, которые добровольно либо по принуждению пошли на сотрудничество с ними, заявив о своем враждебном отношении к советскому строю и Сталину, они рассматривали не как политических союзников, не как носителей будущих новых форм государственности на территории СССР и России, а лишь как вспомогательную силу, призванную облегчить германскому рейху достижение его военных целей. Начав на рубеже 1941-1942 гг. формировать из советских граждан национальные воинские подразделения и "национальные комитеты", нацисты тем самым всего лишь прибегли к известной с незапамятных времен тактике ведения войны руками изменников-туземцев. Русские, украинские, белорусские, казачьи части, а также подразделения, составленные из жителей Прибалтики, Северного Кавказа, Закавказья, Средней Азии, Поволжья, германские политические и военные инстанции в своих документах нередко так и называли - "туземные войска" (einheimische Trappen). Эти войска предназначались для того, чтобы "экономить драгоценную германскую кровь", "воевать с русскими руками русских", выполнять самую подлую и грязную работу на фронте и в оккупированных областях, оказывать деморализующее воздействие на армию противника и его тыл, провоцировать их политический и этнический раскол.
      Речи о признании национально-государственных интересов народов СССР нацисты вообще ни с кем вести не собирались - ни с советскими военачальниками и политиками, переметнувшимися на их сторону, ни с наследниками последнего российского императора, ни с находившимися в эмиграции лидерами "национальных движений", которых они до войны активно опекали. Сохранение в будущем на "новом жизненном пространстве" германской нации независимой России и других независимых национально-государственных образований коренного населения не входило в планы Гитлера. И пока у немцев сохранялись шансы добиться победы на СССР военными средствами, они не собирались ни на йоту отступать от своих программных целей.