Знак качества - Тульский - Токарев (Том 1)

      - Батя, колись! - Артем возликовал и, поддев край отцовского пиджака, игриво перещупывая пальцами материал, приготовился слушать очередную историю, совсем не похожую на "следствие ведут знатоки".
      Отец отмахнулся, но Артем наседал:
      - Дядя Андрей! - попросил. - Подмогни!
      - Отставить! - прихлопнул ладонью по столу Токарев-старший. - Сгоняй-ка лучше... Да найди слезу, не как в прошлый раз - аж волосы потом болели. "Бэхи" - черти, только параграфы штампуют по кельям, а то, что народ левой водкой травят - им до фонаря!
      Артем вздохнул - но с ироничным достоинством - и "подорвался" в магазин. Съезжая по перилам (самое главное было до первого этажа не коснуться ни разу ногой ступенек), он декламировал, словно пионерскую речевку выкрикивал:
      - Впереди идет ОУР - вечно пьян и вечно хмур.
      Следом движется ГАИ - всюду пьют не на свои.
      Позади - БХСС, мягко спит и сыто ест.
      А в конце - участковый уполномоченный - всеми...
      Артем прервался, налетев на трещину в перилах. Проверил - не порвались ли штаны, потер задницу и со злостью рявкнул-договорил:
      - ...Задроченный.
      В магазин Артем бежал со всех ног, переживая, что без него взрослые начнут говорить про "самое интересное"...
      А взрослые, пользуясь его отсутствием, заговорили как раз о нем:
      - Слышь, Палыч, а Тема у тебя - успевай только раненых оттаскивать, - убежденно качал головой Богуславский.
      - Да вижу, - с чуть деланной досадой согласился Токарев. Харей, конечно, не показываю, но... Дерзости природной - через край... Ну, да это годы поправят.
      - Или вправят, - невесело усмехнулся Богуславский. - Тут либо одно - либо все остальное.
      Помолчали. Потом Токарев-старший вздохнул и попытался перевести разговор на другой уровень.
      - Знаешь, я иногда жалею, что когда Темка работать начнет, такие, как Женя-физик, Кое-как и Варшава - останутся, конечно, на линиях, но... Но в то же время их как бы уже и не будет.
      - Не понял, но тему поддержать попробую, - Богуславский насупил брови, поразмышлял несколько секунд, "догнал" и обиделся за своих "крестников":
      - Ишь, любимчики у него! А Шкварка, а Бултых?!. А... а Губоню - запамятовал?! Да Губоню в Сочи два поста наружки с четырьмя операми водили... Результат: пара срезанных кошельков! В оконцовке - хрен да лука мешок! Губоня за один перегон по два раза в сумки нырял!
      Токарев странно покосился на друга и взял его за плечо:
      - Да брось ты, Анд рюха... Успокойся... Ты, ты его взял...
      - Да я не о том, - отмахнулся Богуславский и замолчал, давя в себе вроде бы давно уже перегоревшую обиду.
      Сгустившуюся над столом горечь легко разогнал своим появлением Артем, принесший пару бутылок "Столичной". С сомнением посмотрев на старших, он с видимой неохотой выставил добычу на стол:
      - Ежели этого не хватит - тогда не то что волосы потом - и ногти заболят.
      - И без сопливых склизко, - Токарев-старший не упустил возможность добродушно щелкнуть сына по носу. - Сбегал - и уже герой? Не по шерстке провели - так уже и взрослых строить? Ты характер-то попридержи, перед людьми неловко - что подумают-то...
      - Ничего-ничего, - великодушно прощая Артему лишь намек на раздражение, махнул рукой Богуславский (словно поп из старого кино - грехи отпустил). - Я тоже начинал с "разрешите бегом?") и тоже не всегда с радостью. Потом оценил. Для самого Черняховского бегал... Это тебе, брат, не кот чихнул.
      - А кто это? - спросил Артем, залезая с ногами в старинное кресло. Щеку он подпер ладонью - чтобы слушать было удобнее.
      - Черняховский? У-у, брат... Он - такая глыбища. Еще в НКВД начинал работать. Гениальный мужик. Ге-ни-аль-ный. Расскажу потом как-нибудь. Про него по трезвости рассказывать надо. Вот у кого тебе поучиться бы, отец Артээмий.
      * * * ----------------------------------------------------------------
      ...Выдержка из автобиографии Черняховского Георгия Ивановича, написанной в 1983 году по просьбе сотрудников Музея милиции:
      "...родился я в голодном 1923 году в Калуге, день и месяц потом уточняли, потому что вышла путаница.
      ...в 1945 году благополучно (легкое ранение) вернулся с фронта...
      ...До войны мечтал поступить на юридический факультет ЛГУ им. А.А.Жданова. Мечту в окопах не потерял. Успешно сдал экзамены в 1946 году. Как и многие - учился, работал.
      ...На третьем курсе по вульгарному доносу подонка Манова И.Ю. (ныне юрист крупного предприятия "Спектр" - не могу не уточнить) был арестован по ст.58-10 (за язык), осужден на 6 лет и отправлен в колонию.
      Восемь месяцев и двадцать четыре дня провел за решеткой. Из них почти семь шел этапом в Нагаево и обратно - удивительно, но разобрались, извинились, реабилитировали, восстановили.
      ...на бесконечных пересылках и в трюмах, чуть ли не участвовал в сучьей войне... иногда думалось - легче вновь от Луги до Кенигсберга, чем...
      ...В 1952 окончил университет, попросился в, НКВД. Снова, к моему изумлению, приняли на должность оперуполномоченного Куйбышевского райотдела. Еще силен был закал фронтовика, думал: многое могу исправить...
      ...В 1954 перевелся в уголовный розыск... ----------------------------------------------------------------
      * * *
      Артем хмыкнул:
      - А я и так - если научусь половине вашего - генералом буду. Как Черняховский. Он же генерал?
      - Кто? - удивился вместо того, чтобы закусить, Богуславский.
      - Видишь ли, сын, - Токарев-старший также проигнорировал закуску и сильно втянул в себя воздух ноздрями. - Работенка наша и вышитые звезды - вещи почему-то не очень совместимые.
      - Генералом?! - дошло наконец и до Андрея Дмитриевича, моментально осерчавшего. - Ты, эта, помочь, винти на территорию, там раздуга-дуга.
      Выпили еще, успокаиваясь.
      Токарев-старший закинул руки за голову, блаженно прищурился в потолок, будто вспоминал что-то очень приятное:
      - Нет, даже жаль, что Варшава в лагерях. Куражу стало не хватать... И угорел ведь по-человечьи... Помнишь, как он мне тогда в Гостином коленом промеж ног?.. Убил бы тогда... У тебя из куртки выпорхнул и у нас же упер ее через пару дней из отдела... Вот ведь... Черт - жулье вагонное!
      - Пап, да ты ведь им восхищаешься?! - подал голос из кресла затихший было Артем.
      Богуславский нашелся раньше Токарева и по-профессорски отрезал:
      - Своего героя надо любить, голубчик.
      Артем хмыкнул со всезнанием молодости:
      - Кто герой? Варшава-то?
      Андрей Дмитриевич покрутил головой:
      - Да не он герой... А жулик для сыщика должен быть героем, чукча! Не будешь его любить - как повадки узнаешь, как брать будешь, как доказывать - без нахаловки? Э-эх, что говорить...
      - Да ладно, - инстинктивно встал на защиту сына Василий Павлович. - Ему четырнадцать - тебе нет, дотумкает.
      - Дотумкает? Тогда переводи ему: ворвался законный вор в барак и семь сук топором зарубил! Давай!
      - Вас, блатных, не поймешь! - Артем соскочил с кресла, радуясь, что понемногу начинает говорить на этом странном и таком красивом языке избранных, что уже чувствует уместность и органичность фраз, их внутренний смысл. Артем вышел в коридор, неплотно прикрыл за собой дверь. Из комнаты доносились обрывки былинных разговоров: "...корки... барабан... яма... по низу...". Подслушав, было трудно понять, о чем спорят эти два красивых человека.
      На кухне его встретила старушка-соседка - Дарья Ивановна Панаева, про которую говорили, что она "еще из бывших". Как-то раз Артем заглянул к ней в гости в комнату, и пока Дарь-Ванна уходила на кухню ставить чайник - успел прочитать страничку в старой тетрадке, лежавшей открытой на столе. Артем почти ничего не понял, но с тех пор почему-то слегка побаивался старушку. Токарев-старший и Богуславский считали ее "сурьезным человеком".
      * * * ----------------------------------------------------------------
      "Из записной книжки Панаевой.
      У русских точно по несколько жизней, раз они так легко ее отдают за царство нескольких сотен мерзавцев. Может, не у русских, но у советских? Все же у русских - куда денешь девятьсот пятый, оба семнадцатых.
      14 декабря, 1941 год - я на год старше. Вокруг головы злющий нимб.
      131 год назад на Сенатской ожиревшим от безделья не удалось разворовать империю.
      Вошла в мир, когда уже миллионы нравственно самых здоровых мужиков резали друг дружку во имя процветания кафешантанов в трех-четырех столицах.
      В двадцать лет только обрадовалась - полоумный Николаев попал-таки в плебейский затылок "нашего Мироныча"!
      А-а-а - не долго... У них не поухмыляешься!
      Кажется, навечно в Кокчетавской области, пгт.Кзылту. Доросла до учительницы младших классов.
      - Молоденькие казахи, почему надо обожать старого грузина?
      Дико.
      "КОКЧЕТАВПГТКЗЫЛТУ" - оно! Козлячье комиссарское арго. ----------------------------------------------------------------
      * * *
      - Господа офицеры гуляют? - светски поинтересовалась Дарья Ивановна. Артем молча кивнул, стесняясь, но совсем чуть-чуть.
      - Ну что же, - старушка поправила очки. - Тогда будем пить чай. Полагаю, что это надолго.
      Дарья Ивановна была человеком опытным, на жизнь смотрела трезво-философски и ошибалась редко. Не ошиблась она и в этот раз: "господа офицеры" еще раз сбегали, потом добили соседскую наливку, потом добрались до спиртовой заначки, которую не стали бодяжить водой. Ближе к ночи к ним за стол воткнулся еще один сосед - Пал Палыч, мудрый каторжанин, трудившийся последние восемь лет водителем трамвая, потерявший в свое время в тайге все зубы, но не жизненную энергию. Прозвище Пал Палыча - Рафинад хорошо сочеталось со вставными железными зубами. Когда через некоторое время Пал Палыч побрел в туалет, то из одежды на нем были только застиранные "в ноль" синие треники и новенький капитанский китель Токарева. Два мента и бывший зэк долго еще что-то азартно бубнили друг другу, а закончилось все лирично-разудалым хоровым пением: "Па-а тундре, па-а железной дороге, где мчит курьерский "Ва-арр-ркута - Ленинград"!
      К этому времени на кухню вышел еще один жилец коммуналки начинающий профсоюзный работник товарищ Смоленков. Он возмущенно сопел, кривил губы, однако громко высказываться не решался - в прошлый раз уже высказался, ох и не под настроение попал...
      Дарья Ивановна, видя его переживания, попыталась успокоить вслух (скорее себя, чем соседское невысказанное возмущение):
      - Потерпи, партия и правительство, скоро уже угомонятся, по тексту определяю.
      К финалу Богуславский, выходя из туалета, вышиб дверь вместе с защелкой, сам понял, что перебор, тут же обнял старушку и начал подлизываться:
      - Елки-моталки, Дарья Ванна, не серчай, я с премиальных весь твой оконный укроп скуплю... А?..
      - Позволю заметить Вашему Высокоблагородию, что Ваше Высокоблагородие несколько пьяны-с, - строго, по-учительски отрезала Панаева, но тут же, помягчав, добавила: - Завтра очухаетесь - гриб между окнами... Буденовцы...
      - Имперский сыск! Не! Похмеляется! - рявкнул, как на баррикаде, Богуславский и нагнулся над раковиной, завертев в обе стороны медный краник. Холодная вода полилась ему на голову, он фыркал, как тюлень, и головой расшвыривал брызги по всей кухне. Освежающая процедура родила очередные ассоциации, и Андрей Дмитриевич затянул, не вынимая голову из-под крепкой струи:
      - "Дождь нам капа-ал на рыла! И на дуло нага-ана!.."
      Смоленков не выдержал наконец, по-дуэлянтски шагнул вперед левой ногой, взгорбил грудную клетку и пискнул:
      - Товарищ Богуславский! Оправьтесь, вы же майор...
      Богуславский затих. Секунды на две - столько понадобилось, чтобы завернуть кран.
      - Перхоть штабная, - ласково сказал Андрей Дмитриевич и вдруг, растопырив жульмански пальцы и ссутулившись, попер на соседа: - "му-усора окружили - Руки в гору! - крича-ат..."
      Смоленков мгновенно забился в расщелину между шкафчиками, зачем-то схватив полотенце и инстинктивно им загораживаясь:
      - Дарья Ивановна, ну вы-то хоть скажите... ему!
      Панаева презрительно сморщила носик. Ее социально далекие глаза не выражали никакого сочувствия к репрессируемой партийно-хозяйственной номенклатуре. Травлю и глумление пресек вовремя появившийся Токарев-старший. Он ловко, будто и не пил вовсе, развернул друга лицом к коридору и потащил в комнату:
      - Неправильный подход к снаряду! Все. Исчезаем. Мадам Даша па-ардонте-с...
      Богуславский не сопротивлялся, но по дороге в комнату начал горячим шепотом объяснять свое антиобщественное поведение:
      - Нет, Вася, ну кто бы носом шмыгал?! Мне - красному командиру?! То-ва-арищ...
      И у самых дверей комнаты вдруг заорал в голос - чтобы на кухне услышали:
      - Да такие товарищи лошадь в овраге доедают! Укутайся в резолюцию, регламент!
      А в комнате их поджидал сюрприз. Бывший зэк, а ныне вагоновожатый сидел на корточках на широком подоконнике, утонув в милицейском френче и заложив руки на затылок.
      - Сильно, - сказал без особого, впрочем, удивления Токарев-старший. - Ты, Пал Палыч, хорошо бы смотрелся голым - но в пулеметных лентах. Окабанел, что ли?
      - Слышь, вертухай, орать будешь - завалю! - по-совиному буркнул Рафинад.
      - Ну все, приплыли, - вздохнул Токарев, удерживая одной рукой обмякшего Богуславского. - Занавес, граждане - товарищи и господа!
      Вскоре коммуналка затихла.
      Артем долго не мог уснуть, ворочался, потом встал, подошел осторожно к столу и вынул из висевшего на стуле отцовского пиджака красное удостоверение - в свете уличного фонаря оно казалось темно-бордовым. Он считал годы, когда ему дадут такое же, с каллиграфически выведенной тушью должностью "оперуполномоченный уголовного розыска". Годы не торопились, и пока что Артем, стесняясь, тайком перечитывал отцовское удостоверение. Ему так хотелось быть таким же, как отец, что он даже досадовал на свою внешность, в которой было больше от матери: карие глаза и темные волосы и нос с легкой горбинкой против веселой отцовской зеленоглазой курносости - разве же это внешность для будущего опера? Впрочем, эта разница в чертах лица съедалась забавной идентичностью походок и вообще манеры двигаться, так что окружающие часто лили Артему бальзам на сердце: "Копия отца, ну просто копия..." Токарев-старший тоже балдел от таких утверждений.
      Артем любил рассказывать одноклассницам услышанные от отца и Богуславского истории об удалых налетчиках - про Юнкера, про Два нагана, любил показывать им в трамваях и троллейбусах щипачей... Когда его недослушивали, он страшно обижался, хотя и не показывал виду. Впрочем, однажды парень из старшего класса, услышав обрывок очередной байки, попытался съязвить по поводу отца. Красный, как пожарная машина, Артем сбил левой боковой сваей обидчика с ног, и тот несколько дней не показывался в школе. (Токарев-старший привел сына, когда ему исполнилось двенадцать, к Юрию Евгеньевичу - хорошему тренеру по боксу, и удар у Артема был поставлен правильно...)
      Артем положил удостоверение обратно в пиджак, поправил одеяло на разметавшемся во сне на узкой кровати отце и вернулся на свой диван. Улыбаясь от воспоминаний минувшего вечера, он не заметил, как заснул...
      Тульский
      Март 1978 г.
      Ленинград, Васильевский остров.
      ...Варшава стоял, прижавшись спиной к стене дома на углу 12-й линии и Среднего проспекта и дожигал последней затяжкой окурок. Пять лет последней отсидки мало что изменили в его внешности и повадках - стороннему наблюдателю могло показаться, что нестарый сухощавый мужчина просто праздно щурится на слабое еще мартовское солнышко, а вор между тем лихорадочно просчитывал варианты помощи бывшему сокамернику. Сокамерника прозывали Кое-Как, и его только что с поличным взяли опера "на кошельке". Возможность помощи стремилась к нулю. Откуда-то слева под локоть Варшаве вывернулся Артур и, ожидая от вора хотя бы легкой тревоги, выдохнул:
      - Тепло!
      - Из носа потекло, - прокомментировал внешне спокойно ситуацию Варшава. Ловить было нечего. Артур повел взглядом: зажатый операми Кое-Как "уводил себя из весны", отчаянно сохраняя достоинство. Вариант был один - рвануться и попробовать на характере передышать сотрудников в проходняках. Но тут из рыбного магазина выскочил третий опер, довольно улыбаясь, а четвертый уверенно вел под локоть женщину, которая растерянно и громко объясняла неизвестно кому, что она пережила и перечувствовала за последние десять минут. Оперативник, в котором Варшава с тоской узнал Витю Андреева, потерпевшую, разумеется, не слушал, но поддакивал и настойчиво вел под руку в нужном направлении.
      Взгляд Кое-Как пометался и начал гаснуть, видно было, что заняли его мысли приземленные, как коврик у двери: сколько денег в кармане, дадут ли позвонить до КПЗ, как скоро кореши передадут сидор в изолятор. Дорога привычная, но все равно - тоскливая, и солнышко - не в настроение.
      Несколько секунд поджавшийся Артур напряженно смотрел на происходящее, наконец спросил, как выдохнул:
      - Отобьем?
      - Себе ребра, - по-товарищески сокрушенно вздохнул Варшава. Безнадежная решимость Артура его обрадовала, но она была тем малым хорошим, что всегда есть в большом плохом.
      Артур несогласно мотнул головой.
      - Не бывает так... ну, чтобы ничего. Варшава хмыкнул и посоветовал без злости, а лишь с ироничной умудренностью взрослого:
      - Вот про енто и распишешь к майским в школьном сочинении как бороться и искать, как найти и не сдаваться...
      Артур промолчал, внутри него нарастала куражливая дрожь так копится энергия для поступка. Варшава чувствовал изменяющуюся энергетику, но молчал.
      Из ниоткуда вдруг возник и стал протискиваться специально между ними балагур и драчун Гоша:
      - И что вы между мною вертитесь? - специально по-одесски весело поприветствовал он знакомых.
      - Гога, пару слов! - жесткой интонацией Артур мгновенно погасил игривый настрой приятеля. Георгий посерьезнел:
      - Где что не так, где маленьких обидели? Тульский мотнул головой:
      - Огрызнуться и пару зубов выплюнуть - есть настроение?
      - Александровские, что ли, опять напутали? - "догадался" Гоша. Артур быстро развернул его за плечи в нужном направлении и зашептал торопливо:
      - Сфокусируй - Кое-Как с ментами... Въехал? Без рукопашной. Обгоняем. Ты - немой. Делаешь, как я. Тереть некогда.
      Гога кивнул, не думая:
      - Ну, Тульский, будем тонуть - без тебя не захлебнусь. Поперло!!!
      И вдвоем они с места рванули через проходные.
      До оставшегося на углу вора долетели обрывки выдохнутых на бегу фраз:
      - Если тонуть, Гаврюша, то лучшая позиция - рыбья. За группу - больше дают.
      - Не учи моченого!
      - Не тявкай.
      Варшава задумчиво посмотрел им вслед, вздохнул и побрел на 5-ю линию к знакомому банщику, в прошлом имевшему прозвище Есаул - из-за кавалерийской осанки и постоянно снисходительного тона.
      Жизненный опыт показывал Варшаве, что в лучшем случае он увидит ребят к вечеру - в синь избитых.
      - Ничего, - сказал вслух вор, давя в себе переживания, мусора в грунт втопчут, но ведь не покалечат...
      Между тем Артур и Гоша, промчавшись по лабиринту проходных дворов (на Васильевском надо родиться, чтобы не блуждать в проходняках), осторожно выглянули из подворотни метрах в пятидесяти перед оперативниками.
      Артур чуть шатнулся назад за смятую постоянными пинками молодежи водосточную трубу и выровнял дыхание.
      - Все, Гога, не дыши.
      Чинно и благородно они вдвоем не спеша вырулили на улицу.
      ...Кое-Как, уже приняв свершившееся за факт, не особо сопротивлялся, но куражился вовсю, смущая и сбивая с панталыку интеллигентски-рефлексирующую потерпевшую:
      - Дамочка, вы обратите внимание - получается-то как: кошель якобы я взял, а топорщится он почему-то в левом кармане гражданина начальника!
      Витя Андреев действительно подобрал скинутый кошелек за сиденьем в трамвае и сунул себе в брючный карман, и тот купеческой мошной обвис чуть выше колена. Если бы Кое-Как резанул сумку у рыночной торговки - она бы нашлась, как ответить, но сейчас Андреев придерживал за локоток особу воспитанную и думающую, работать с такими потерпевшими было и проще, и сложнее - нравственность, она штука тонкая.
      - Игорек, у-го-мо-нись, - по слогам выговаривал Витя Андреев, но Кое-Как угомониться не желал:
      - Не надо! Я, может, желаю гимн Родины... Граж... - Тычок под ребра заставил его поперхнуться.
      Оперативник Жаринов без злости, с одним лишь только мудрым провидением негромко предупредил:
      - В камере с махрой - остро, не скули потом. Кое-Как не внял и снова заблажил:
      - Гражданочка, нет, вы заметьте: как придем, вы - писать, чего не видели, а деньги ваши выкрошат из меня. Вы, я вижу, университет... Ах ты ж!.. - Кое-как согнуло от боли в вывернутом указательном пальце. Жаринов укоризненно покачал головой.
      Потерпевшая между тем смущенно думала о том, что кошелек действительно украл вот этот вот мазурик, хотя она и впрямь ничего не видела. Запомнила лишь давку и потом - рубашку сотрудника, выскочившую из брюк, когда тот ползал между сиденьями и искал кошелек. Потерпевшей было неловко, все эти люди вокруг и опера, и карманник были явно беднее и неустроеннее ее. Она бы с удовольствием отодвинулась ото всей этой ситуации в сторону, но как оскорбить защитников? Из-за нее ведь старались...
      Артур и Гоша, скроив лица начинающих пионервожатых, вплотную приблизились к живописной группе.
      - Ага, доблатовался! - обрадовано воскликнул Артур и, поняв, что употребил не очень комсомольское выражение, тут же повернулся к Гоше: - Михаил, я же тебе говорил - ворюга - а ты: просто тряхнуло, кошелек сам вывалился...
      Гоша неопределенно кивнул.
      - Ну вот, Игорек, - мгновенно среагировал Андреев, торжествуя от удачи. - Случайно и свидетели наклевываются!
      Вор, узнав ребят, весь подобрался, готовясь к свалке.
      - Ребята, вы понятыми поприсутствуете? Тут рядом, - спросил Жаринов.
      - Обязательно, - кивнул Артур и вцепился в локоть Кое-Как. И довести поможем. А то - как людей грабить, так артист, а как "здравствуй, милая моя", - так и растерялся.
      Карманник скосил глаза, ожидая сигнала, но Артур несколько раз успокаивающе незаметно сумбурной азбукой Морзе прожал ему локоть.
      Ничего не понимая, Кое-Как молча поплелся дальше. Гоша, чувствовавший себя полным дебилом, жизнерадостно улыбался всем подряд.
      До дежурной части добрались без приключений. Переступая знакомый порог, Кое-Как поднял голову и процедил в пространство:
      - Терпила хуже мента...
      Потерпевшая, на которую вроде бы уже перестали обращать внимание, вздрогнула и нервно сжалась. Услышанную фразу она поняла не до конца, но ей стало неприятно и тревожно - пахнуло вдруг чуждой и недоброй верой, совсем незнакомым ей злым миром.
      - О! Привели касатика! - привычным приветствием, без особого злорадства встретил всю компанию дежурный.
      Жаринов вместо ответа попросил его вызвать следователя. В коридоре отдела уголовного розыска группа развалилась - Андреев, отечески обнимая потерпевшую, повлек ее в отдельный кабинет для написания заявления. Жаринов завел понятых Артура и Гошу и напряженного от непонимания ситуации Кое-Как в свои хоромы.
      Когда все расположились, Жаринов, насвистывая веселый мотивчик, шлепнул кошелек, который забрал у Андреева, на стол и начал, практически не думая, составлять акт изъятия. Гоша назвался Михаилом Ивановым, Артур - Валерием Карповым.
      - Ну что? - Жаринов поднял голову от листа и переспросил на всякий случай: - "Гражданин Перевозников пояснил, что кошелек сотрудники милиции подбросили ему при задержании, от подписи отказался"?
      Кое-Как важно кивнул. Когда "понятые" расписались в акте, Жаринов разулыбался, потер руки и поинтересовался у карманника:
      - Все правильно? Чего притих-то?
      - Контора... Руль дадут, а два запишут, - пожал плечами Кое-Как.
      - Полностью разделяю, - ханжески закивал головой Жаринов, поднялся из-за стола и приглашающе повел рукой. - Маэстро, пожалуйте в пер-дельник-с!
      Выводя Кое-Как в коридор, опер обернулся к "понятым":
      - Ребята, подождете немного? Я - быстро.
      - О чем речь! - великодушно согласился Артур. Гоша изо всех сил сдерживался, чтобы не заржать.
      Ведя задержанного по коридору, Женя Жаринов по-доброму подколол его:
      - Ну что? Запахло кедровой делянкой?
      - Да уж зашлете, - процедил жулик. - ...Где летом холодно в пальто.
      - Обиделся! - хмыкнул Женя. - Так не я лес сажал.
      - А я пилятъ его не собираюсь! - гордо вскинул подбородок Кое-Как - словно князь, ведомый на расстрел большевиками.
      Через короткую паузу из Жариновского кабинета осторожно вышли "понятые". Артур уносил на груди кошелек, Гоша - акт изъятия...
      Отведя Кое-Как в "аквариум", Жаринов в самом добром расположении духа вернулся. Кабинет был пуст.
      - Ага, - сказал Женя и, перестав насвистывать, заглянул в кабинет к Андрееву. Тот что-то горячо говорил потерпевшей. Компанию дополнял их третий напарник - Арцыбашев, вольготно разлегшийся на убитом диване (предварительно он, правда, испросил у дамы разрешение. Некоторое время Арцыбашев даже стеснялся закидывать ноги в ботинках на спинку, но быстро освоился.)
      - А... куда понятых дели? Арцыбашев открыл правый глаз:
      - Так дежурный следак вроде приехал...
      Женя кивнул и тихонько прикрыл дверь. Постояв в коридоре и потерев виски ладонями, он начал дергать дверные ручки всех кабинетов подряд. На последней двери Жаринов психанул и в свою комнату влетел уже злой, как черт. С досады Женя подсек рукой бумаги на столе - привыкшие, они устало слетели на пол. Жаринов сел на стол и закурил. Тут же встал, начал собирать листы. В кабинет постучали. С последней дикой надеждой Женя метнулся к двери: на пороге стоял опер из квартирного отдела. Надежда выпала из рук вместе с бумагами, разлетевшимися теперь уже по коридору. Квартирный опер, с ходу прочувствовав настроение, стал помогать больше комкая, чем собирая листы:
      - Что? Опять не слава Богу?
      Женя сглотнул с усилием ком в горле:
      - Через мою проходную только что вынесли семиметровую трубу...
      Опер, не удивляясь (в УРе вообще редко удивляются), посоветовал:
      - Тогда - гони за вазелином.
      Пару бумаг им помог поднять с пола какой-то незнакомый дядька, видимо, кем-то вызванный в ОУР. Жаринов, забирая у него листы, строго сощурился:
      - Так... Сов.секретно... Ознакомился?!
      - Так ведь... Я же - случайно... - сконфузился посетитель.
      - Слу-уча-айно... Случайно срок с пола поднимают! Это же... Это же - "перед прочтением - съесть". Эх ты, бедолага... Загубил жисть.
      Посетитель дико глянул на оперов и метнулся куда-то по коридору. Жаринову немного полегчало. Выждав еще на всякий случай минут пятнадцать, Женя зашел в кабинет напарников. Андреев и Арцыбашев пили пиво. Потерпевшей тоже предлагали, но она деликатно отказывалась, с натянутой улыбкой слушая бред о безопасности личного имущества, излагаемый Арцыбашевым. Женщина пыталась выбрать момент, чтобы сказать: "Извините, я могу идти?" - но все никак не могла решиться. "Выручил" ее Жаринов:
      - Вера Андреевна! Вы будете смеяться, но понятые сбежали - с вашим же кошельком.
      Андреев поперхнулся пивом, Арцыбашев загоготал, но тут же заткнулся.
      - Как же так случилось? - спросила потерпевшая, скорее желая как-то заполнить нехорошую паузу, чем услышать ответ.
      - Ну, так... Магнитная буря - каромультук называется. Можете жаловаться.
      Вера Андреевна встала и неуверенно пошла к двери. Ее никто не останавливал.
      - Я не собираюсь... Я все видела... Зачем вы так? Я - пойду?
      - До свидания. В голову не берите, Вера Андреевна, бывает...
      Андреев поскреб в затылке и крякнул:
      - Так, всем постам - отбой... Жень, веди сюда Кое-Как поворкуем...
      ...До карманника случившееся дошло не сразу, но когда все-таки дошло, то он гордо парировал обращенный к нему длинный текст Жаринова одной-единственной, но емкой фразой:
      - Делов не знаю.
      После чего замкнулся с видом оскорбленной добродетели. Крыть было нечем, и Жаринов пошел провожать Кое-Как на улицу - волю.
      Вдохнув свежий воздух свободы, жулик посмотрел на хмурое лицо опера и с суровым пониманием, что "наши козыри", произнес:
      - Евген! Я - мазурик отошедший... Может, хватит мучить друг друга? Вот, как солдат... - тут Кое-Как хрюкнул, - ...солдата прошу! Мы ж с тобой - с одного года в системе Эм-Ве-Де...
      И так это он душевно сказал, что Жаринов не выдержал и рассмеялся, подобрев лицом:
      - Ладно... Чапай, от греха.
      Кое-Как светски наклонил голову:
      - Водка кончится - заходите в "Бочонок". Мы наверняка там праздновать будем.
      Опер хмыкнул:
      - Еще скажи, что нальешь!
      Карманник пожал плечами:
      - Во церемонии! У меня монета кончится - ты угостишь.
      - Ага... девок снимем - в кабинет ко мне поведем?
      - А что у тебя - вагон для некурящих?
      - Нет... Я представил картину маслом: мы, вы, тетки, вино-колбаса и... внезапная проверка из главка.
      Кое-Как покрутил носом и прищурился:
      - И что? Во-первых, временно ты будешь очень известен. Во-вторых, и обо мне слух до чистопольской крытки дойдет. В-третьих, через пару лет где-нибудь в пермских лесах: я на поселке, а ты - прапорюгой при женской бане. Смяшно будет...
      - Обхохочешься, - кивнул Жаринов. - Убедил. Обормотам этим передай... А, ладно, ничего не говори. Свидимся. Бывай.
      В отдел Женя вернулся почему-то с неплохим настроением. К нему тут же заглянул уже знавший ситуацию замнач ОУРа.
      - Ну? Докладывай!
      - Ну, не прокатило, - Жаринов вздохнул и развел руками:
      - При чем здесь - "не прокатило"? - начальство с трудом давило в себе смех. Женя рванул рубаху на груди:
      - Ну не было презервативов, когда мои родители познакомились!
      - Понесло, - начальник махнул рукой и забыл об инциденте. Оперов своих он понимал и любил.
      * * * ----------------------------------------------------------------