Так уж получилось, что к первой книге «Наружного наблюдения» авторского предисловия мы не писали. Не то чтобы поленились или не успели, а просто посчитали ненужным. Но с выходом второй книги из серии «НН» мы все-таки решили, что называется, объясниться. Дело в том, что мы никак не ожидали столь бурной реакции на «Наружку», которая в первую очередь последовала со стороны людей, невольно ставших прототипами героев нашей книги. Странно, но факт: во многих наших предыдущих вещах неоднократно проявлялись и действовали и сотрудники уголовного розыска, и работники прокуратуры, и «герои» криминального мира, но представители всех этих «профессий» в основном достаточно спокойно комментировали свое появление в романах и относились к самим книгам и к выведенным в них образам преимущественно позитивно-нейтрально. В случае же с «НН» отклики превратились в абсолютный шквал, и, признаемся, в общем и целом шквал этот нам все же радостен.
      Отзывы были самые разнообразные. Вплоть до совершенно уничижительных обвинений в том, что «Константинов сотоварищи» специально и на заказ написали книгу «НН», дабы все бандиты отныне узнали «секретную тактику работы секретных милицейских подразделений» и, будучи таким вот образом «предупреждены», «вооружились». Комментировать подобное не шибко хочется, потому как, с одной стороны, это бред и полный маразм. А с другой - глупо, наверное, оправдываясь, писать пассажи типа: «Мы не ставили перед собой подобной задачи, а просто хотели сделать интересную книгу, в которой рассказывается об интересных людях с очень интересной профессией». Мы действительно пытались написать именно такую книгу, и мы действительно не собираемся оправдываться. Потому как вроде и не за что.
      И все же такого рода претензии скорее исключение, нежели правило. А «правило» в данном случае выглядит достаточно забавно, ибо довольно большое количество сотрудников «наружки», как действующих, так и бывших, как из России, так и из стран СНГ, после выхода этой книги вдруг стали обращаться к нам с комментариями и предложениями по поводу того, как улучшить роман, исправить имеющиеся в нем неточности, погрешности и прочее. Причем некоторые в своем искреннем стремлении помочь почему-то совсем не думали о том, что эти самые погрешности мы оставляли специально для того, чтобы уж совсем не расшифровывать для «бандитствующих» элементов тактику работы «наружки» (притом что саму эту тактику они и без того неплохо знают). Но в любом случае такое вот дружное стремление поправить и помочь, на наш взгляд, свидетельствует о том, что в современном «НН» в основном работают люди совершенно здоровые, нормально реагирующие и правильно понимающие. Люди, которые действительно рады, что наконец-то и о них появилась хоть какая-то книга, которая пусть и с огрехами, пусть и с ляпами (вольными или невольными), но все-таки чуть больше рассказывает об их службе.
      И все же самой главной своей удачей в этом романе мы все равно считаем не детальное воссоздание атмосферы, «приближенной к боевой», а тот факт, что образы его главных персонажей получились живыми и не фальшивыми. Этот момент очень хорошо проявился, в первую очередь, на нашей женской читательской аудитории. Ведь прекрасной половине человечества по большому счету было абсолютно наплевать на все эти мульки, связанные с: «грузчики - туда, грузчики - сюда», «пятый, пятый - я третий»… Им сначала оказалась интересна сама жизнь героев, а теперь не терпится узнать, что будет с этими ребятами дальше. И пусть этот интерес зачастую выражается на уровне вопросов типа «а поженятся ли Паша и Полина?» На самом деле такие вопросы дорогого стоят, и нас это совершенно поразило. Поразило в самом хорошем смысле этого слова.
      Поэтому мы приняли решение рассказывать историю дальше. Рассказать о том, что случилось с Пашей, с Лямкой, с Нестеровым, с Полиной - словом, со всем этим замечательным экипажем. Касательно последнего очень интересны такие отзывы профессионалов: «Ребята, вы изобразили замечательный экипаж. Но!… Таких на самом деле не бывает. Он у вас слишком идеален». В данном случае позволим себе не согласиться. Никаких «но» - бывает! Раз идеальный - значит, бывает. Хотя бы потому, что идеал - вещь абсолютно материальная. Конечно, в какой-то мере «нестеровцы» действительно получились у нас, может быть, слишком красивыми внутренне, несколько лучшими и более интересными людьми, нежели те, которые встречаются нам в повседневной жизни. Но ведь это не вранье. Это - мечта! А если мечта оказывается созвучной конкретным людям (в данном случае - нашим читателям), значит, она (мечта) жива. Вот если она слишком далеко отрывается оттого, что есть на самом деле, тогда - да! Если мечта не задевает и не греет, тогда согласимся - она глупая какая-то, эта мечта. Но если мечта вполне осязаемая, если до нее можно дотянуться рукой… То почему бы и нет, собственно? Как раз тогда все очень хорошо. Значит, по-здоровому (особо подчеркнем это слово) воспитательный момент в нашей книге присутствует.
      Помимо прочего, есть в романе «НН» и проблемы, характерные для нынешней милиции. В своем творчестве мы вообще стараемся отображать такие вещи, ибо мы, как и многие, увы, далеки от иллюзий, что в нашей правоохранительной системе все замечательно и хорошо. Но при этом нам все равно хотелось создать эдакую красивую легенду. Такую, чтобы людям захотелось бы стать хоть чуточку похожими на наших героев.
      Признаемся, было очень трудно приступать к продолжению романа. Дело в том, что первую историю мы делали азартно, от души, и теперь некая ее успешность (если судить по более чем комплиментарным откликам читателей) обязывает ко многому. Не секрет, что при любом продолжении так или иначе возникает опасность скатиться в коммерцию: мол, вот-де, ребята, оседлали тему и пошел «чес». А нам очень бы не хотелось так поступать. Посему в данном случае мы должны были постараться придумать такую историю, которая, как минимум, должна была бы стать не менее интересной, чем первая (а желательно и поболе). Получилось это или нет - решать вам.
      Более того, в каком-то смысле именно эта книга является для авторов своеобразным экватором. Мы до сих пор пребываем в сомнениях относительно того, как эта новая история должна завершиться. Будет ли у нее продолжение, а если будет, то каким? Потому что иногда бывает очень важным вовремя остановиться, дабы не опошлить собственную же идею. Словом, решения по судьбе экипажа на данный моменту нас пока еще нет. И окончательно мы будем принимать его в том числе и по вашей, Уважаемый читатель, реакции.
      И в заключение хочется сказать следующее.
      Уважаемые прототипы наших героев! Хотя большинства из вас мы не знаем лично, мы относимся к вам с большим уважением и с большой симпатией. Эта книга о вас, и все же, не обижайтесь,- она не только для вас. Искренне понимаем вашу ревность в этом вопросе, но не будем обманывать - эта книга делается для вас, но лишь в числе всех прочих остальных читателей. И в этом смысле делайте, пожалуйста, скидку на это. Если бы книга писалась только для сотрудников «НН» и членов их семей, уверяем, она бы вышла под грифом ДСП и была бы написана совсем по-другому. Основной же читатель этого романа - гражданские люди, которые никогда в своей жизни с этим видом  деятельности правоохранительных органов практически не соприкасались. И не дай им бог с ней соприкасаться и впредь. Кроме как на страницах нашего романа.
      Большое спасибо всем тем, кто помогал нам при работе над этой книгой. Большое спасибо всем тем, кто нас поддерживал, консультировал, равно как отдельное спасибо тем, кто нас критиковал и костерил благим матом. И все же большая просьба и к тем, и к другим - не забывайте, что это всего лишь книга! Уверяем вас, жизнь «грузчиков» гораздо сложнее, непредсказуемей и интересней. Да что там говорить, вы и сами об этом знаете!
       Андрей Константинов,
       Евгений Вышенков,
       Игорь Шушарин
       июнь 2005

 
      С самого утра светило солнце и казалось, что наконец-то хоть один сентябрьский денек обещает быть. Быть либо по-бабьи летним, либо по-летнему бабьим. Но уже к обеду все вернулось на круги своя - небо потихонечку затянуло тучами, а затем стал накрапывать дождик, который вскоре и вовсе перешел в сопровождаемый холодным северным ветром ливень. В соответствии с законом жанра пешеходы неуклюже засеменили по лужам, а наиболее смелые питерские барышни, обнажившие было с утра плечи и ножки, теперь спешно стягивали со своих кавалеров пиджаки и рубашки, чем доставляли им (кавалерам) несказанное удовольствие - всегда приятно почувствовать себя благородным, не прикладывая к этому значительных усилий.
      – …Светило солнце в тот день, как всегда, и ничто не предвещало горя, и никто не сказал тебе тогда, что под вечер станет с тобою,- негромко пропел Паша Козырев, комментируя разбушевавшийся за стеклом природный катаклизм.
      – А дальше? - попросил Лямин. По причине ненастья в данный момент весь экипаж укрылся в салоне оперативной «девятки».
      – Море верных, надежных друзей, на которых ты мог положиться. И вот перед тобой лица закрытых дверей, лишь стоило ей оступиться .
      – Фу-у, Пашка, что за пошлятина? - ужаснулась Полина.
      – Да уж,- поддержал ее Нестеров.- В самом деле, Паша, тогда давай уж лучше песню про зайцев, что ли. А то нагнал пурги-тоски. Из жизни лишившихся невинности девиц.
      – Так не в этом смысле оступилась. Она там дальше по тексту с крыши упала.
      – Ну, тогда это меняет дело. Наш человек: умираю, но не отдаюсь.
      – Да ну вас,-смутился Козырев и, сделав вид, что обиделся, полез в карман за сигаретами.
      – Пашка, не смей! - прикрикнула на него Полина.- И так обкурили меня с ног до головы. Каждый день после смены приходится одежду стирать - насквозь табачищем воняет.
      Козырев поспешно убрал пачку в карман - перечить Ольховской он не смел по двум причинам: во-первых, в глубине души Паша ощущал себя, пусть и худо-бедно, но джентльменом, а во-вторых - он неровно дышал к Полине. «А вот интересно,- подумал Козырев,- какова должна быть частота вдоха-выдоха, чтобы по ней можно было доподлинно определить - ровно ты дышишь к человеку или уже нет?»
      – Вот и молодец,- оценила его жест Ольховская.- Одна выкуренная сигарета сокращает жизнь на целых десять минут. Представь, как они могут пригодиться тебе перед смертью.
      – Да уж. Лишние десять минут, проведенные на смертном одре,- это круто.
      – А почему сразу на одре? А вдруг смерть застанет тебя в объятиях любимой женщины? Разве это плохо - десять дополнительных минут счастья?
      – Да какие там женщины, в старости-то,- вписался в развернувшуюся дискуссию Лямка. В последнее время тема взаимоотношения полов интересовала его все больше в свете забрезжившего на горизонте романа с девушкой Ирой из отдела установки.
      Нестеров хотел ответить на этот Ванин пассаж одним, весьма пикантным, анекдотом, однако, прикинув количество содержащихся в нем неприличных выражений, решил пощадить уши Ольховской. Но курить ему, кстати, тоже давно хотелось.
      – Знаешь, Полина, мой отец свою первую сигарету выкурил в двенадцать лет. И если, как ты говоришь, каждая сигарета сокращает жизнь на десять минут, то боюсь, что у бати при таком раскладе было бы немного шансов дожить до встречи с моей матушкой…
      Молодежь продолжила словесные пикировки (чего еще делать-то?), а бригадир откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Ворочать языком и битый час гонять порожняка не хотелось. Хотелось спать, либо на худой конец потаскать объекта. Но было понятно, что объект - кустарь-одиночка, подозревающийся в связи с черными следопытами, из дома не высунется. По крайней мере до конца их смены - точно. В такую погоду даже гробокопатели не работают, а дождь, похоже, зарядил надолго.
      Настроение у Александра Сергеевича было серым и паршивым. Под стать пейзажу за окном, глядя на который бригадиру невольно подумалось, что автор строчек «у природы нет плохой погоды» тиснул их для красного словца - впопыхах и не подумав.
      Впрочем, первопричиной скверного настроения Нестерова был отнюдь не сентябрьский дождь. Его… как бы это поэтичнее выразиться?., словом, его все еще мучил озноб после вчерашнего. Или, как говорят в простонародье,- его колбасило.
      Накануне всем отделом отмечали уход на вольные хлеба Кости Климушкина. Еще один офицер пополнил скорбный мартиролог отдела, в котором на памяти Нестерова число безвременно ушедших по волнам большого и малого бизнеса перевалило уже за второй десяток. Бизнес этот по большей части был охранным, и Костя в данном случае не стал исключением из правил. Его уже давно переманивали «свои» - бывшие «грузчики», ныне артельно трудившиеся в СБ питерского филиала московского банка с труднопроизносимой сельскохозяйственной аббревиатурой. Нестеров не знал, сколько сейчас получают труженики села, но, судя по зарплате охранников их профильного финансового учреждения, «банковские пейзане» отнюдь не бедствовали: пятьсот баксов с режимом «два через два» - худо ли? Костя Климушкин поначалу от заманчивых предложений отнекивался, а потом решил: «Всё, достали, работаю до первого выговора». Тот, понятное дело, не заставил себя ждать, и уже на следующий день Костя накатал рапорт об увольнении.
      Провожали долго и обстоятельно. Сначала в «Аптеке» - излюбленном месте опушников и прочих обитателей общественного дна. Затем, когда пить по предлагаемому прейскуранту стало немыслимо и здесь, переместились в заброшенный сквер рядом с детским учреждением. Поскольку закуски было мало, ее поглощали торопясь и не прислушиваясь к рекомендациям специалистов Минздрава, настоятельно советующим тщательно пережевывать пищу. Рекомендации, касающиеся несмешивания различных алкогольных напитков, также соблюдены не были. Как результат - с утра наличие головной боли и отсутствие всякой другой наличности.
      Нестеров открыл глаза, достал из внутреннего кармана бумажник и, внимательно всмотревшись в его недра, печально изрек:
      – Н-да, чем ближе день зарплаты, тем труднее до него дожить.
      – Александр Сергеевич, вам деньги нужны? - встрепенулся Лямин.- Могу одолжить немного до получки.
      – Гусары, Ваня, денег не берут,- назидательно произнес бригадир, после чего с грустью добавил: - хотя… какой из меня, к ебеням (прости, Полинушка), гусар? Ладно, давай стольник.
      В плане «стрельнуть до получки» Ваня Лямин был товарищем идеальным, поскольку регулярно получал неплохое вспоможение от своей костромской родни. К тому же Лямка абсолютно не умел отказывать, а посему этим его качеством самым беззастенчивым образом пользовалось большинство сотрудников отдела.
      – Пойду хоть водички куплю, что ли,- вздохнул бригадир. Он распахнул дверцу машины, и в салон сразу же потекли струйки дождевой воды.
      – Да вон ее сколько. И бесплатно,- усмехнулся Козырев, прекрасно знавший, что в таком состоянии бригадир пьет воду лишь с не менее чем девятипроцентной крепостью.
      – Разговорчики в строю! - буркнул Нестеров.- Всем смотреть за выходом. Если кто будет саботировать, отправлю следить на лавочку к подъезду.
      – Александр Сергеевич, возьмите хотя бы мой зонтик. Промокнете же насквозь!
      – Спасибо, Полинушка. Что бы я без тебя делал с этими двумя обормотами?…
      Нестеров выбрался из машины, распахнул над собой цветастый дамский зонтик и, шлепая по лужам, двинулся напрямки через детскую площадку. Спасительный ларек с манящей надписью «24 часа» он заприметил еще на подступах к дому объекта.
      Несмотря на непогоду, к ларечному окошечку выстроилась небольшая очередь. Видимо, из таких же, как Нестеров, страждущих. Бригадир встал за основательно промокшим мужиком в потертой джинсовой куртке и не спасающей от проливного дождя неопределенного цвета кепке. Всматриваясь в витрину, он слегка наклонил зонт, и скатившаяся дождевая вода угодила прямиком мужику за шиворот. Тот вздрогнул и резко обернулся:
      – Алё, брателло, может, ты мне еще и спинку потрешь?
      – Извини, брателло, виноват. А вот спинку потереть не могу - руки заняты.
      Мужик, которому на вид можно было дать как тридцать лет, так и сорок, посмотрел на бригадира злым, прожигающим взглядом, ругнулся, однако заводиться не стал. Тем более что в этот момент подошла его очередь. Он попросил бутылку литрового «Менделеева» и, пока продавщица, ворча, отсчитывала сдачу с протянутой тысячи, Нестеров мучительно вспоминал, где мог видеть его раньше. То, что видел, это точно, фотографическая память у бригадира была отменной. Но вот где и цри каких обстоятельствах? Тем временем мужик небрежно пихнул в карман ворох бумажной сдачи, поднял воротник куртки и шагнул в дождь. Продолжая вспоминать, Нестеров заплатил за банку пива и двинулся вслед за -ним, благо тот шел как раз в направлении дома объекта.
      Уже подходя к детской площадке, Александр Сергеевич наконец вспомнил - это была рожа из прошлогодней ориентировки. Ну конечно! За этим человеком они уже работали. Вернее, выставлялись у адреса возможного появления, однако в течение трех дней объект так и не нарисовался, после чего смену перебросили на другую точку. Как же его?… Чекменев… Чибирев… Словом, сибиряк, которого наши искали по просьбе сибирских коллег. Не то вымога-лово, не то разбой… Н-да, искать-то искали, но, похоже, так и не нашли. Точно - он! «Пельмень», так его окрестил покойный Антоха Гурьев. «А почему пельмень?» - помнится, спросил тогда бригадир. «Да потому что сибирский»,- рассмеялся в ответ Антоха. Кстати, теперь, при ближайшем рассмотрении, оказалось, что у мужика рыхлое и от природы очень красное, как бы малость «переварившееся» лицо. Так что действительно - пельмень и есть.
      Нестеров нажал тангенту радиостанции:
      – Полина! В вашу сторону идет мужик в джинсовой куртке с бутылкой водки в руках. Видишь его?
      – Сейчас, Александр Сергеевич… Да, вижу.
      – Не вылезая из машины, приглядите за ним. Если будет заходить в дом, попробуйте сделать адрес. Только аккуратно, если вертлявый - лучше не светитесь. Ясно?
      – Ясно. А кто это?
      – Потом объясню. Все, конец связи.
      Когда бригадир подошел к машине, Полины и Лямки в салоне уже не было. Это означало, что заход Пельменя состоялся и ребята подорвались работать схему «семейная пара». Нестеров забрался на заднее сиденье, смешно фыркая и отряхиваясь после дождевой ванны. Закончив эту процедуру, он с наслаждением всковырнул банку пива и сделал пару затяжных глотков. На лице бригадира немедленно нарисовалась блаженная улыбка, с которой он и встретил возвратившуюся парочку «грузчиков».
      – Ну и как успехи?
      – Вошел в соседнюю с объектом парадную. Пятый этаж, вторая дверь справа от лифта, квартира 63. Все окна выходят во двор,- отрапортовал довольный Лямин.
      Ему очень нравилось устанавливать адреса, изображая юного кавалера Полины. Надо ли говорить, что, в свою очередь, Паша Козырев весьма ревностно переживал каждый подобный случай - в такие минуты ему чертовски хотелось быть на месте Ивана. Особенно после красочного рассказа Лямки о том, как однажды внезапный выход объекта на перекур не оставил ему и Полине иного шанса, кроме как спешно обняться и слиться в весьма продолжительном поцелуе.
      – Квартиру срисовали точно? Или плюс-минус два пролета?
      – Точно, Александр Сергеевич. Проходом сделали.
      – Тогда молодцы. Хвалю.
      Нестеров сделал еще один глоток и по мобильнику набрал номер начальника отдела Нечаева:
      – Василий Петрович, Нестеров беспокоит.
      – Сергеич, давай бегом, я на совещании. Что там у вас? Объект зашевелился?
      – Да свои в такую погоду как раз дома сидят, телевизор смотрят. А вот чужие всякие под носом так и шастают.
      – Сергеич, давай без этих твоих аллегорий. Я ж тебе говорю - у меня совещание.
      – Помнишь, мы в прошлом году по иркутской ориентировке срочную делали? Тогда еще Гурцеладзе из УБОПа канистру коньяка обещал, если мы для сибиряков беглого отыщем…
      – Про коньяк что-то такое припоминаю, а вот все остальное… И чего?
      – А того, что срисовал я этого товарища. Только что. Представляешь, зашел в тот же дом, где мы сейчас под окнами кукуем. Вот уж действительно: что кругом ходит - то и к нам заходит… Мои на всякий случай адресок срубили. Я вот таперича сижу и анализирую: а вдруг предложение о канистре все еще в силе?
      – Понял тебя, Саша. Правильно анализируешь. Сейчас попробую связаться с седьмым отделом , а вы пока за парадняком приглядывайте - может, оно и правда в цвет ляжет…
      Минут через пять Нечаев перезвонил. Суть его крайне эмоциональной речи свелась к тому, что «в цвет» действительно «легло», а посему в самом скором времени к «грузчикам» должны подтянуться заказчики с группой технической поддержки и физической подтанцовки. Кроме того, в помощь экипажу начальник уже перебросил смену Пасечника.
      – Не догнал?! Это что ж теперь, если сибиряк куда подорвется, нам его тащить, что ли? А как же следопыт?
      – Да черт с ним, со следопытом этим. За ним пока все равно ничего конкретного нет, а вот сибиряка твоего они уже полтора года как ищут.
      – Он что, в федералке?
      – Формально нет. Но там какая-то очень серьезная запутка. Похоже, намеренно не хотят открыто светить свой интерес к нему. Не то чтобы боятся, но опасаются. Потому как там, в Сибири, за него большие люди похлопотать могут. Короче, матерый такой человечище. Так что вы постарайтесь, чтоб все тихо и по уму. Ты ж знаешь, «я скандалов не люблю». Да, и на рожон почем зря не лезьте - не исключено, что он при оружии.
      – Вот ведь… ёбтедь. Чего-то при таких раскладах мне и коньяку уже не шибко хочется.
      – Поздно, Сергеич. Сам виноват - никто тебя за язык, а вернее, за глаз не тянул. А теперь все: коль прокукарекали «а», надо кукарекать «бэ». Квартиру-то хоть правильно сделали?
      – Обижаете, Василь Петрович.
      – Смотри, за базар ответишь. Если что не так, двери за свой счет вставлять будешь. Понял?
      – Понял, куда ни кинь - везде вилы. Только ты, Василь Петрович, на всякий случай предупреди руоповцев, чтобы они журналистов заморских с собою не тащили. Сам знаешь - примета плохая.
      – Вот ведь помянул некстати. Сплюнь.
      – Слушаюсь, господин начальник,- рассмеялся Нестеров и действительно сплюнул.
      История с «заморскими журналистами» случилась в одна тысяча девятьсот девяносто лохматом году, когда Нестеров по своей субординации еще имел полное моральное и служебное право обращаться к Нечаеву не иначе как «Васька». Именно в это время мировая общественность ввела в массовый обиход термин «русская мафия», а в самой России появились предтечи нынешних УБОПов - оперативно-розыскные бюро. В задачи последних (если кто уже не помнит) входило пресечение на местах этой самой мафии в зародыше, дабы она, зараза, не расползалась по всему свету, наводя ужас на добропорядочных бюргеров и гамбюргеров. Согласно милицейским отчетам и сводкам, пресечение велось более чем успешно. Между тем Запад верить в успехи безнадежного дела почему-то не спешил, либо как минимум сомневался. Поэтому, в соответствии с ранее провозглашенным курсом на гласность, в Россию стали приглашать представителей зарубежных общественных организаций и средств массовой информации. Здесь для них устраивали показательные полицейские шоу, в ходе которых на примере «потемкинских малин» Западу показывали, «чьи в лесу шишки». Надо ли говорить, что постановки эти обставлялись с размахом, которому позавидовал бы сам покойный сэр Стэнли Кубрик.
      В одной из таких постановочных батальных сцен довелось поучаствовать и смене Нестерова. Тогда на берега Невы с краткосрочным визитом прибыла внушительная делегация сотрудников Интерпола и сопровождающих их журналистов. Причем журналистов даже не заморских, а «заокеанских», то бишь штатников. И не просто журналистов - телевизионщиков. А что самое главное для телевизионщика? Правильно - картинка. Желательно героическая - со стрельбой, мордобоем и финальным торжеством справедливости. Инсценировать стрельбу и мордобой в главке застремались: шутки шутками, но могут быть и жертвы среди своих. Так что решили работать в режиме «реалити-шоу». Прошерстили дела оперучета, подняли агентурные данные и нашли-таки достойные кандидатуры - «малышевского» бригадира очень средней руки по кличке Гвоздь и трех его подчиненных, живущих большой дружной семьей в снимаемой квартире в районе Старой Деревни. Рано или поздно эту компашку все равно следовало брать, так как об их причастности к разбойным нападениям в то время не знал разве что совсем ленивый плюс обслуживающий эту территорию участковый инспектор.
      За Гвоздем поставили ноги, и к вечеру первого же дня наблюдения тот привел бригаду «грузчиков» к дому на улице Савушкина. Привел безо всяких эксцессов и приключений, так как за два часа до этого очень конкретно посидел в кафе «Сугроб» в окружении себе подобных маргинальных личностей. От небрежно припаркованной у дома малиновой «восьмерки» Гвоздя потащил молодой разведчик Юра Стрепетов. Первый отрезок пути он исполнил в высшей степени профессионально - вошел в подъезд за объектом, что называется, на плечах и на цыпах. Да и чего ж не войти, если клиент вмазан по самое «мама не горюй»? А вот дальше пришлось попотеть. Времена на дворе стояли тяжелые, перестроечные, о Чубайсе еще никто слыхом не слыхивал - словом, каждая лампочка на счету. В смысле, темно в подъезде, хоть глаз выколи. С трудом ориентируясь в темноте, Юра подорватся вслед за уходящим вверх лифтом, преодолел пяток-другой пролетов и притормозил, вслушиваясь. Лифт остановился на уровне шестого этажа, Гвоздь сделал пару тяжелых шумных шагов вправо, отчетливо рыгнул, втопил кнопку звонка и через некоторое время громко произнес секретный пароль на сегодняшний вечер: «…Конь в пальто… Открывай, сука, свои». Подсветив спичкой номер ближайшей квартиры, Юра произвел в уме нехитрые арифметические действия и получил искомый ответ на поставленный заказчиками вопрос: где сегодня будет чалиться Гвоздь, о чем и поспешил поведать своим боевым товарищам, вляпавшись на обратном пути в собачью какашку.
      Через полчаса к дому торжественно подкатил автобус с омоновцами и членами съемочной бригады телеканала GNN. Пока бойцы разминались, а штатники готовили аппаратуру, российский консультант будущего телешедевра сбегал в подъезд и вкрутил лампочки на лестничных площадках пятого, шестого и седьмого этажей. (Предварительно эти самые лампочки с разрешения коменданта здания были вывинчены из мужского туалета главка.) После этого российско-американская ватага бесшумно поднялась к заветной двери. Прозвучала кинематографическая команда «Мотор… Хлопушка…» - и входная дверь была вынесена вместе с косяком к чертовой бабушке и даже еще далее.
      Влетающие в квартиру один за другим дюжие молодцы с калашами наперевес, грохот упавшей в прихожей вешалки, хрустящее под тяжелыми ботинками разбитое зеркало, дикие вопли «Всем лежать - всем бояться!» - все эти неотъемлемые атрибуты «масок-шоу» американская телекамера зафиксировала в высшей степени красиво и беспристрастно. Не хватало лишь самого главного, гвоздевого момента, то есть момента истины для самого Гвоздя и его подельников-«гвоздиков». Вместо него видоискатель камеры наткнулся на перевернутый обеденный стол, под руинами которого, уткнувшись лицами в пол, в неудобных позах расположилось почтенное семейство в составе пяти человек: мужчина, женщина, благообразного вида старичок, присыпанный макаронами по-флотски, и двое отпрысков-близнецов с мокрыми от ужаса штанишками. Не ожидавшая подобного исхода телекамера дрогнула, взяла фокус чуть повыше и скользнула по головам обступивших место схватки бойцов ОМОН. Несмотря на наличие у каждого из них залихватской черной маски, легкая тень смущения на лицах воинов угадывалась вполне определенно.
      Словом, извиняйте, хозяева, накладочка получилась. Продолжайте свою вечернюю трапезу, а дверку мы вам с утра на место поставим. Не беспокойтесь, абсолютно бесплатно, как говорится, за счет заведения. Оперативно-поискового, естественно…
      В принципе, Юра Стрепетов сделал все правильно. Ну, скажем так, почти правильно. Вот только с выводами чуть-чуть поторопился - ему бы дождаться захода объекта в квартиру, а Юра возьми да и купись на заветный пароль про «коня в пальто». Между тем Гвоздь, будучи серьезно подшо-фе, выйдя из лифта, элементарно перепутал право и лево (за J ним и по трезвости такой грешок водился) и по чистой случайности ломанулся не туда. И лишь после того, как в первой квартире ему наотрез отказали в гостеприимстве и дверей не открыли, он сумел сориентироваться в сторонах света и отправился в квартиру напротив. Здесь-то его и поджидали те самые три брата-акробата. Кстати, всерьез обеспокоившись движухой на лестничной площадке, подельники Гвоздя оперативно спустили в унитаз герыча на пару штук баксов, а также повыбрасывали в окно тщательно отмытые от пальцев выкидухи, кастеты и прочую гарнитуру. В этом смысле ночной визит сотрудников милиции в дом на улице Савушкина нельзя считать абсолютно бесполезным - хотя, бы в плане профилактики правонарушений. Впрочем, этот незначительный эпизод не пошел в зачет ни оэрбэшникам, ни «грузчикам». Какой там Гвоздь, какие на фиг герыч и кастеты, когда руководство главка село в лужу на глазах у идеологического противника?! Причем село под запись. Это у наших журналюг можно запросто кассету отобрать, а штатникам разве объяснишь? Так что пришлось срочно спасать реноме и затягивать традиционную в таких случаях песню про «город подумал - ученья идут». А пока специально обученные люди вместе с журналистами штатовскими эту песню под водочку распевали, умельцы из ХОЗУ рядом с их видеоаппаратурой «случайно» оставили на пару часов мощный дроссель. По типу тех, с помощью которых кинескопы размагничивают. Короче, получилось ли в конечном итоге документальное американское кино про русскую мафию - доподлинно неизвестно. А вот многосерийная драма «Звезда и смерть Хоакина Мурьетты» (в главных ролях - Нестеров и Стрепетов) в ОПУ ГУВД беспрерывно демонстрировалась в течение нескольких недель после отлета американцев…
      Похоже, «сибирский пельмень» руоповцам действительно нужен был позарез. По крайней мере, группа задержания прибыла на место раньше экипажа Пасечника. А ведь у того на руле сидел не просто рядовой оперативный водитель, а легендарный Коля Кривицкий. Тот самый Коля, который летом 1995 года, отчаянно преследуя оторвавшийся на канале Грибоедова транспорт объекта, совершил безумнейший по свидетельствам многочисленных очевидцев маневр: на своей «Волге» он перескочил на нечетную сторону канала по… пешеходному Банковскому мостику. Коренные петербуржцы такой финт ушами просто обязаны оценить! Тем паче что проход к пролету моста, на котором с трудом разойдутся трое пешеходов, не плавный, а ступенчатый. Как удалость Коле проскакать две ступеньки вверх, а затем вниз и при этом никого не задавить - сие есть тайна великая и непостижимая! Вот таким водителем был Коля Кривицкий.
      Заказчиков Нестеров встречал в гордом одиночестве, предварительно распорядившись, чтобы Паша перегнал машину с народом в глубь двора. Возникшие было ропот и возражения «грузчиков» бригадир немедленно пресек - не фиг им себя светить: ни перед гласниками, ни тем паче перед объектом. После событий, связанных с гибелью Антона Гурьева и последовавшими за ними поисками Ташкента, которые могли завершиться не менее трагично, бригадир предпочитал в каждую мало-мальски серьезную запутку вписываться самостоятельно, прикрывая своих ребят. Впрочем, до сегодняшнего дня никакого такого уж серьезного «прикрытия» в их работе не требовалось. Разве что от начальства. Просто у Нестерова появилась своего рода фобия, о природе которой в народе говорят «обжегшись на молоке - дует на воду».
      Убоповцы подъехали без лишней помпы - ни тебе автобуса с СОБРом, ни калашей наперевес, ни специально обученных «Мухтаров». Из потрепанной, явно личной «шестерки» вылез старший: осмотрелся, выцепил опытным взглядом Нестерова и двинулся навстречу. Остальной народ пока остался сидеть в машине.
      – Седьмой отдел УБОП, майор Кудрявцев. Можно просто Дмитрий,- представился оперативник, протягивая руку.
      – Семерка ГУВД, подполковник Нестеров. Можно просто Саша,- уважительно пожал руку бригадир, заметив, что под рубашкой у Кудрявцева надет бронежилет. «Видать, правильный майор, не кабинетный»,- подумал Нестеров и обрисовал Дмитрию сложившуюся обстановку.
      – Ну что ж,- суду все ясно. Будем начинать,- подвел итог оперативник и махнул рукой своим: мол, вылезайте, приехали.
      – Может, есть смысл дождаться, пока он из квартиры выйдет?
      – А если он там ночевать собрался? Это у вас, у наружки, времени вагон и маленькая тележка. А мне сегодня с этим хлопцем еще побеседовать нужно, а потом отчет о беседе куда надо отнести и доложиться. Опять же погода к прогулкам под луной не располагает.
      – Что, такой интересный товарищ?
      – Не то слово - истосковались в разлуке, мочи нет терпеть. Но товарищ и правда интересный. В авторитете.
      – Ишь ты, а по роже не скажешь,- удивился Нестеров.
      – Да рожи-то у нас у всех хороши,- довольно похоже спародировал Кудрявцев известного киногероя.
      Бригадир рассмеялся и подтвердил:
      – Это точно. А чего ж это вы на авторитета и без физзащиты? Мало ли что…
      – Так гоблины наши по заявкам на две недели вперед расписаны. Так что тут либо в очередь вставать, либо самим подрываться. Лично я предпочитаю второе. Тем более у нас в отделе свои спецы имеются. Один Валька чего стоит - любую дверь кулачищем на спор прошибает. А уж про головы я вообще молчу.
      В этот момент к старшим подошли оперативники, в одном из которых Нестеров безошибочно угадал того самого Вальку. Угадать было немудрено - это был здоровенный, под два метра ростом, детина с ручищами чемпиона рестлинга и мощным бритым затылком. В такой можно хоть с закрытыми глазами лупить - все одно не промахнешься.
      Кудрявцев провел минутный инструктаж для своих, после чего один из оперативников отправился на противоположную сторону дома - следить за окнами объекта, а другой - самый молодой - был откомандирован перекрывать выход из подъезда. Оставшаяся троица полушепотом произнесла малопонятную Нестерову ритуальную убоповскую мантру и под руководством майора двинулась в гости к Пельменю.
      – Удачи,- бросил им вслед Нестеров.- Может, все-таки подсобить? Чем смогем?
      – Спасибо, Саша, думаю, сами справимся. Как говорил принц Джон, сегодня вечером будет либо свадьба, либо похороны. Но в любом случае - повеселимся…
      Едва оперативники скрылись в подъезде, как у Нестерова запищала радиостанция. Это Паша Козырев сообщал, что бригадира срочно запрашивает диспетчер. Александр Сергеевич вернулся в машину, вышел в эфир и связался с невидимым собеседником, коим оказалась дежурный аналитик управления.
      – Александр Сергеевич, это Петрова из аналитики беспокоит.
      – Привет, Аннушка, узнал. Чем обязан?
      – Я тут по просьбе Нечаева проверила по нашим базам адрес, в который выехал заказчик. Так вот: этот адрес уже проходил по сводкам ГУВД. Четыре года назад в нем тяжело ранили хозяина квартиры - некоего Шабдурасулова. Ножевое.
      – Не могу сказать, что я шибко переживаю по этому поводу. И что?
      – У нас в архиве есть некоторые подробности: нападавший проник в квартиру № 63 из соседней 62-й, в которой тогда шел ремонт. А ремонт велся на деньги того же Шабдурасулова, который выкупил квартиру у соседа и затем объединил ее со своей.
      – Ты хочешь сказать, что в этот адрес ведут сразу две двери?
      – Да, и выводят тоже.
      – Аннушка, я всегда говорил, что ты умница. С меня шоколадка. Ч-черт, извини, мне нужно срочно народ предупредить. Как бы чего не вышло…
      «Грузчики», которые слушали диалог бригадира, вопросительно подняли головы, однако Нестеров ничего объяснять не стал и торопливо выскочил обратно в дождь. А тот тем временем хлестал уже как из водомета. Молодой опер Женя стоял под плоским козырьком подъезда и, распахнув дверь, тревожно вслушивался.
      – Ну как там? - спросил Нестеров, подбегая.
      – Похоже, вошли,- не совсем уверенно ответил оперативник.- Шум стоял знатный, но вроде как без стрельбы обошлось. Сейчас - тихо.
      Бригадир кратко пояснил суть проблемы «двух выходов». Женя среагировал мгновенно и кинулся к своим, бросив на ходу: «Товарищ подполковник, присмотрите здесь, пожалуйста. Я мигом». Вызывать лифт он не стал и, перепрыгивая через две ступеньки, понесся на пятый этаж.
      «Мало мне своего начальства, так еще всякие руоповские салабоны будут указывать»,- поморщился Нестеров и вошел в темный, пахнущий плесенью подъезд. Гулкое эхо диких прыжков оперативника с каждым преодолеваемым пролетом становилось все тише и тише. «Что это там за шаги на лестнице? - А это нас арестовывать идут»,- вспомнилось бригадиру. Александр Сергеевич усмехнулся, полез за сигаретой, и в этот самый момент в двух шагах от него что-то ужасающе громыхнуло. Нестеров инстинктивно отскочил к стене, но уже в следующую секунду облегченно вздохнул и вполголоса рассмеялся. Ну конечно - какой-то идиот спустил в мусоропровод очередную порцию бытовых отходов. Вот ведь, блин, нашел время!
      Закурить бригадиру так и не удалось, поскольку вскорости грохот повторился снова - на этот раз громыхнуло наверху. Судя по диссонирующей вибрации перил, там, наверху, кого-то уронили. Хотя почему кого-то? Отчаянный крик «Стоять, с-сука, убью!» - не вызывал сомнений в том, что уронили оперативника Женю. И, судя по нарастающему топоту ног, человек, столь нехорошо поступивший с представителем власти, внимать приказу опера не собирался. Даже под угрозой убийства.
      Александр Сергеевич быстро сунул руку под мышку, открыл кобуру и переложил табельный «ПМ» в карман пиджака. Затем он бесшумно перемахнул через несколько ступеней, выступив из тени в некое подобие света, идущее от лестничного окна, й занял на пути спешащего Пельменя позицию, однозначно читаемую как «не видишь - занято - жди!». (Почему именно Пельменя? Да потому что дождь продолжал лить как из ведра, и никому из жильцов, кроме сибиряка, скорее всего, в эту пору особо спешить было некуда.) Для пущей убедительности «занятости» бригадир расстегнул ширинку, вывалил свое хозяйство и принялся неторопливо орошать лестницу. Благо незадолго до этого им была опустошена банка пива. Расчет Нестерова оказался точен. Как ни торопился Пельмень (а это был действительно он), ему пришлось брезгливо притормозить, дабы не оказаться цинично обоссанным. Пельмень понятия уважал и даже в столь стремной ситуации становиться чуш-каном не желал.
      – Пшел с дороги, чмошник!
      – А, брателло! - добродушно откликнулся Нестеров, заканчивая отливать.- Опять спинку потереть? Сейчас, только руки освобожу…
      – Ты че, мужик, совсем охренел в атаке? Лязг железа о камень послушать не хочешь?
      – Отчего ж не послушать,- ответил бригадир, застегиваясь.- Можно и послушать. Валяй, начинай.
      С этими словами он вынул из кармана пистолет и, передернув затвор, направил его в сторону сибиряка. Тот на мгновение опешил, - подобного фортеля от Нестерова Пельмень явно не ожидал. Однако лагерная закалка дала о себе знать: сибиряк оскалился и медленно, шаг за шагом, попер на бригадира с нескрываемой насмешечкой. Мол, я тебя, дядя, насквозь вижу, понты это все - ни хрена ты не выстрелишь.
      Состояние Нестерова Пельмень угадал на все сто. За долгие годы службы Александру Сергеевичу несколько раз доводилось применять оружие, однако в основном лишь для подачи сигнала и только один раз для острастки особо горячих, крепко вмазанных голов. В безоружного человека и практически в упор Нестеров не стрелял ни разу.
      – Не балуй, брателло, а то яйца отстрелю,- угрожающе произнес бригадир и невольно шагнул назад.
      Сибиряк никак не отреагировал на эту угрозу и, продолжая гипнотизировать Нестерова взглядом, сделал еще один шаг, чуть сокращая дистанцию. И в тот момент, когда бригадир почти смирился с мыслью, что палить ему все-таки придется, наверху послышались крики: «Туда… вниз… он, падла, вниз побежал», вслед за которыми где-то совсем близко загре мел и тяжелые шаги, причем явно нескольких человек.
      – Повезло тебе сегодня, брателло,- давай, банкуй,- с сожалением констатировал Пельмень, смачно сплюнул и улегся на грязный бетонный пол, классически сцепив руки за головой.- Передай своим, чтоб мандраж не устраивали - чистый я сегодня, без игрушек…
      «Мандраж» устраивать не стали, но лежащее тело какое-то время попинали. Не без этого, но исключительно в профилактических целях. Больше других в процессе преуспел Женя, которого за пару минут до этого сибиряк вырубил циничным ударом ноги в пах. Как выяснилось, он действительно умудрился под шумок улизнуть из дверей квартиры с номером 62, однако сначала наткнулся на молодого оперативника, а затем на «грузчика» в самом расцвете сил. Особой радости эти мимолетные встречи ему не доставили.
      Кстати, в ногоприкладстве Женя усердствовал еще и потому, что, ковыляя в позе скрючившейся личинки майского жука с четвертого этажа на первый, он умудрился подсколь-знуться и еще раз растянуться на лестничной площадке. «Узнаю, что за сволочь лестницу обоссала,- своими руками задушу»,- простонал опер, потирая ушибленный копчик, но Нестеров по понятным причинам давать наводку ему не стал. К чести Пельменя, побои он перенес стоически - не ропща, не угрожая и не требуя адвоката. А вот оружия при нем, и правда, не оказалось, и по выражению лица Кудрявцева было видно, что майор этим фактом дюже расстроен. Похоже, с доказательной базой у убоповцев было не очень, и при таких раскладах" ствол на кармане гостя Северной столицы пришелся бы весьма кстати.
      Оперативники затолкали закованного в браслеты сибиряка в поданный к подъезду жигуль и, в ожидании своего товарища, завершающего осмотр жилища господина Шабдурасулова (санкцию на обыск получить не успели), устроили перекур, столпившись на единственном сухом месте под козырьком.
      Товарищ вернулся злым и усталым:
      – Ни хрена - пусто. Нет, конечно, сейф или тайник в такой квартире наверняка имеется. Но взламывать полы и стены без подписюлинки судейских хозяин категорически запретил. Ну а балкон, унитаз и мусорное ведро девственно чисты.
      И тут Нестерова осенило:
      – Мусорное ведро! Блин, мужики, именно что мусорное ведро.
      «Мужики» ничего не поняли, переглянулись, однако бригадир не стал ничего объяснять и запросил по станции Козырева:
      – Пашка, у тебя в машине перчатки есть? Да какие угодно, хоть тряпочные… Тащи сюда. Да, и еще. Я видел, у тебя в багажнике спецовка какая-то валялась. Ее тоже захвати. И фонарик.
      После того, как Козырев подтащил запрашиваемое, бригадир облачился в промасленную робу, натянул перчатки и обратился к дюжему молодцу Валентину:
      – Замок сорвать сможешь?
      – Говно вопрос,- кивнул опер и легонько рванул на себя дверь, ведущую в клетушку мусоросборника. Дверь слетела с петель, и в образовавшийся проем высыпалась гора мусора, из которой выскочила ошалевшая крыса.
      – Паш, посвети,- скомандовал Нестеров и шагнул внутрь.
      Козырев нерешительно шагнул вперед и включил фонарик. В отличие от бригадира, крыс он недолюбливал. Вернее, даже боялся. Оперативники наблюдали за действиями Нестерова с неподдельным интересом, но при этом вопросов не задавали. Опасались, что Нестеров может попросить о помощи, а лезть в зловонную грязную кучу никому из них почему-то не хотелось.
      – Есть! - раздался довольный вопль бригадира, и через секунду Александр Сергеевич выбрался из царства нечистот на свет божий, аккуратно держа двумя пальцами… ствол «тэтэхи».
      – Ну, пехота! Уважуха! - восхитился майор Кудрявцев.- Как догадался-то?
      – Профессиональных секретов не выдаем. И рады бы выдать, но «два нуля седьмой» приказ строго запрещает.
      – Слушай, Александр Сергеевич, с нас теперь по полной причитается. Благодарность в приказе, почетная грамота и уж, само собой, бутылка.
      – Канистра,- поправил Кудрявцева бригадир.
      – Что канистра?
      – Нам в прошлом году Гурцеладзе за этого хрюна канистру коньяка подогнать обещал.
      – Эк ты хватил. Гурцеладзе месяца три как в окружное перевелся. А новый шеф - это тебе не Путин. Он по долгам бывшего СССР отвечать не будет.
      – Блин, знал бы - не полез. Пускай бы ваш шеф приезжал и сам в этом дерьме ковырялся. А то как…
      – …как розыскного со стволом водить - это наруж-ка, а как в сводки попадать - так это УБОП,- закончил за Нестерова фразу наконец-то нарисовавшийся Пасечник.
      – Ага, как в помойных бачках ковыряться - это «семь-три-пятый» экипаж, а как на белом форде во всем белом подъехать - так это «семь-три-третий»,- съязвил Нестеров.- А чего вы тут, собственно, делаете? Кино-то уже давно кончилось.
      – Да дождь этот чертов. Видимость - ноль. Короче, уходили с Заставской и со всего размаху (а шли где-то под шестьдесят) левым передним уходим в открытый люк ливневой канализации. Ты бы видел, как у нас у всех задницы подлетели - метра на полтора, не меньше. Потом ловили, кто бы нас дернул,- погода такая, что ни одна сволочь не остановится… А что, мужики, кино и правда закончилось?…
 

* * *

 
      Надо ли говорить, что после такого случая в течение следующих нескольких дней смена Нестерова ходила в героях. К слову, в последнее время за нестеровцами и так закрепилась прочная слава пускай и безбашенного, но зато крутого экипажа. Случилось это аккурат после более чем странной смерти Ташкента, про которого даже самая зеленая управленческая молодежь знала, что это «тот самый гад, который механика из наружки насмерть задавил». Нестеров строго-настрого, вплоть до угрозы физического воздействия, запретил своим распространяться о любых подробностях этой истории, но… Оперативно-поисковое управление - это в первую очередь, конечно, Контора, но зато сразу во вторую - типичная деревня, а скорее даже поселок городского типа. Посему слухи по этому поселку распространяются с небывалой быстротой, обрастая столь же небывалыми подробностями. Стоило лишь кому-то хронологически и территориально связать факт драки «грузчиков» с объектом и ДТП, произошедшим с Ташкентом, как тут же по Управе пошла гулять версия, что экипаж Нестерова участвовал в сложнейшей, суперсекретной милицейской комбинации, целью которой являлась ликвидация господина Ана. Причем «лицензию на убийство» выписал чуть ли не министр внутренних дел лично. До нестеровцев эти слухи, естественно, доходили, однако «грузчики» продолжали хранить загадочное молчание и тем самым невольно способствовали дальнейшему развитию корпоративного мифотворчества.
      А теперь еше и эта история с сибиряком. А кто отличился? Снова они - «крутые». Между прочим, далеко не каждый день «грузчикам» удается подвести объекта под задержание, а уж эпизоды, когда этого самого объекта установили методом личного сыска,.в новейшей истории Управления вообще можно было по пальцам пересчитать. Да что там говорить, если даже обычно скупой на похвалу зам-по-опер Фадеев, прочитав сводку наблюдения и заслушав устный доклад Нестерова, на этот раз довольно крякнул: «Орлы, чудо-богатыри!» - и пообещал снять наложенные на «грузчиков» взыскания раньше положенного срока. А таковые, несмотря на относительно недолгий срок совместной работы, имелись у всех членов экипажа.
      При таком раскладе не отметить это дело было верхом неприличия. Тем более что дали зарплату, на календаре пятница, а в разнарядке дежурного на выходные в графе экипажей с позывными «735» и «733» значилось именно слово «выходной», а не какое-нибудь другое. По причине сырой погоды и значимости самого события решили посидеть не на улице, а в приличном заведении. Понятие «приличное» включало наличие крыши над головой, щадящий ценник на закуску и возможность принести спиртные напитки с собой. Такая точка у «грузчиков» имелась, причем обслуживающий персонал в ней был столь либерален и любезен, что отдельным особо отличившимся завсегдатаям-«грузчикам», к числу которых относился и Нестеров, периодически отпускал в долг.
      В начале восьмого завалились в кабак шумной ватагой, по традиции сдвинули несколько столов и расселись согласно ранжиру и интересам: с одного конца - старшие и аксакалы (в последние годы кадровая текучка была такова, что аксакалами уже считались люди, прослужившие более трех лет), с другого - молодежь, у которой еще все впереди, было бы желание. По случаю получки заказали пусть и не шикарно, но зато уже и не убого. Взяли даже несколько плашек с салатом оливье, рецептура которого, как известно, появилась в России практически одновременно с созданием института жандармов. Правда, в отличие от классического варианта, в наши дни ни рябчиков, ни телячий язык, равно как паюсную икру, пикулей и сою кабуль, в него почему-то не добавляют. Первый тост, как водится, подняли «За дружбу и Седьмую службу», а дальше понеслось кто во что горазд…
      – Григорич, а чего я Климушкина не наблюдаю? - поинтересовался у Пасечника Нестеров, разливая очередную.- Ты ему звонил?
      – Да у него как раз сегодня смена. Обещал, что в девять освободится и сразу же подорвется сюда.
      Как правило, бывшие сотрудники, уходя на вольные хлеба, некоторое время ощущают определенный дискомфорт от отсутствия прежнего общения, равно как испытывают некоторое чувство вины перед оставшимися на службе коллегами. Странное дело: вроде и вины-то никакой нет, а чувство все равно есть, и оно грызет. Ну, или, скажем так, покусывает. Поэтому поначалу «бывшие» стараются не пропускать ни одного мало-мальски массового мероприятия, охотно выступают в роли инвесторов и спонсоров на вечеринках и очень обижаются, когда их забывают позвать на очередную гулянку по случаю дня рождения или получения звания. Но примерно через полгода человек привыкает к другому кругу общения, с головой погружается в новую жизнь, и прежние, казавшиеся неразрушимыми ни при каких обстоятельствах, связи рвутся легко и естественно. Исключения, конечно, встречаются, но встречаются редко. Впрочем, схема эта незатейлива и характерна для любого, тем паче мужского, коллектива.
      – …Мог бы и на пару часиков пораньше смыться, ничего бы с его банком не случилось. Тем более что всех денег все равно не заработаешь,- проворчал Нестеров.
      – Да брось ты, Сергеич. Что ты, Костю не знаешь? Просто он сегодня всего лишь второй день работает, неудобно как-то сразу отпрашиваться. Так что тут дело не в Деньгах, а скорее в принципе.
      – Знаешь, когда люди говорят, что дело не в деньгах, а в принципе,- это означает, что дело как раз в деньгах.
      – Да ты, я погляжу, философ. Как сказал!
      – Это не я, это один американец сказал. Ладно, давай, что ли, за Костю выпьем. Не за процветание банка, но за процветание Климушкина. Кстати, кто там еще из наших подвизается?
      – Сердюков, Леха Лавринович, потом этот из штаба… как его?
      – Скрипкин?
      – Точно. Он самый,- подтвердил Пасечник.
      – Теплая компания, ничего не скажешь. Знаешь байку про службу безопасности? «СБ подчиняется основным законам термодинамики: мгновенно заполняет собой весь предоставленный объем».
      – Во-во, в самую точку. Как говорится, все там будем.
      – Вот уж хрен - я на калитку стоять не пойду.
      – Да тебя, Сергеич, в любой СБ сразу же должность начальника дадут. Ты ж у нас популярнейшая личность, можно сказать - суперзвезда наружки.
      – Ага, как же, догонят - и еще дадут. А личность - да, популярнейшая, от слова «задница»…
      В данном случае Александр Сергеевич немного лукавил, потому как буквально на днях ему снова звонил Игорь Ладонин и в очередной раз предлагал занять одно из руководящих кресел в департаменте безопасности корпорации «Российский слиток». Нестеров в очередной раз обещал подумать. «Смотри,- шутливо пригрозил ему Игорь,- пока ты семь раз отмеряешь, другие уже отрежут. Причем не по одному разу».
      К Ладонину бригадир мог уйти еще месяц назад, когда после истории с Гурьевым управленческая служба собственной безопасности и отдел кадров активно собирали вещест-i венные доказательства профнепригодности Нестерова. Но тогда Александр Сергеевич очень грамотно «включил дурака» и, в конечном итоге, сумел отбиться от своих оппонентов припомощи диалектического закона отрицания отрицания. Вариант был по сути беспроигрышный, ибо позиция «я - не я и лошадь не моя» во все времена срабатывает на порядок эффективнее, нежели чистосердечное признание и глубокое раскаяние. Конечно, во многом тогда подсобил и Нечаев, но у Василия Петровича в этом деле имелся собственный шкурный интерес - и давешний эпизод с сибиряком лучшее тому доказательство. Ну уволили бы Нестерова или заставили уйти по-хорошему - и что? Работать в отделе кто будет? Типа «дорогу молодым»? Так нынешняя молодежь не то что со стволом на объекта,-она и в адрес-то за ним лишний раз не пойдет. Рисковать за такие деньги - дураков нет. Вернее, они еще есть, но у всех, как назло, пенсия либо за плечами, либо уже на самом подходе.
      Тем временем на другом конце стола захмелевшая молодежь со смаком обсуждала последнюю хохму Левы Трушина. Именно он с уходом Климушкина получил капитанскую повязку управленческого кавээнщика и теперь изо всех сил старался оправдать высокое доверие местного электората.
      На этот раз объектом насмешек Левы стала фотолаборатория - закуток, в котором «грузчики» получали/сдавали пленку и заряжали/разряжали фотоаппаратуру. Над окошечком дежурного техника с незапамятных времен висела отпечатанная на машинке инструкция, в которой подробно разъяснялся процесс таинства установки кассеты с пленкой в фотоаппарат. Естественно, на эту инструкцию уже давно никто не обращал внимания. Никто, кроме Левы Трушина. На прошлой неделе, улучив момент, Лева снял сей архивный документ и заменил его на другой, который,он предварительно стилизовал под былую старину, изрядно помяв и потоптав. В принципе, текст остался прежним. Вот только из него были удалены слова «пленка», «кассета» и «фотоаппарат», после чего документ приобрел несколько иной, пошловато-эротический оттенок, а именно: «Изначально вставив {пропущено),возьмите черный конец (пропущено)в правую руку. Чтобы конец (пропущено)не ломался, на него следует подышать или слегка лизнуть. Подготовленный таким образом конец (пропущено)вставьте в шель (пропущено)и слегка подкрутите (пропущено),добившись натяжения (пропущено)».
      Самое занятное, что как раз вчера в контору наружки приезжала проверка с центральной базы, которую сами «грузчики» любовно называют ЦУП (Центр Управления… Помётами). Так вот: проверяющие никаких изъянов в тексте не заметили и равнодушно прошли мимо. Так что творению Трушина суждено было если не пережить века, то уж до следующей проверки провисеть точно. Короче, народ лежал - и вчера, и сегодня. Один лишь Ваня Лямин в этот вечер откровенно маялся и скучал. Полчаса назад из кабака ушла Полина. Она вообще не слишком жаловала подобные мероприятия, а потому каждый раз отсиживала на них лишь протокольные полчаса-час, после чего по-английски исчезала. Естественно, Козырев вызвался ее проводить, и вот теперь Иван остался в полном одиночестве. Молодых «грузчиков» из экипажа Пасечника он знал плохо, а переместиться поближе к начальству стеснялся. Самое поганое, что на этот вечер у Лямина изначально имелись более многообещающие планы. Но в конце рабочего дня Ивану позвонила Ира и виноватым голосом сообщила, что родня по случаю достала билеты в Мариинку и неожиданно для нее сегодняшний вечер оказался занятым. Такая вот печальная история.
      Лямин тяжело вздохнул, по-взрослому плеснул в пластмассовый стаканчик «Гжелки», и в этот момент к нему подошла Светка Лебедева, ведающая секретным делопроизводством отдела:
      – Ну и почему мы такие грустные?
      – Да нет, просто задумался.
      – На нашей работе думать вредно: Позволишь присесть?
      – Конечно, садитесь.
      – Я что - так старо выгляжу? - спросила Лебедева и кокетливо поджала губки, сделав вид, что обиделась.
      – Ой, извини, садись, пожалуйста. Тебе налить чего-нибудь?
      – С удовольствием. Вот только… здесь же одна водка осталась. Атак хочется чего-нибудь вкусненького, мартини например.
      – Давай я в баре спрошу, может, у них есть. Подождешь?
      – Конечно.
      Ваня подорвался в бар. Наметившаяся перспектива все-таки провести остаток вечера в обществе женщины его не просто обрадовала - окрылила. Тем более что Светлана была барышней видной, и Иван ни за что бы не решился заговорить с ней первым. А тут на ловца и зверь бежит.
      Мартини в баре не оказалось, однако Лебедева благосклонно согласилась на коньяк. Протискиваясь к своему столику с двумя пузатыми бокалами в руках, Лямин миновал компанию вышедших покурить «грузчиков» и услышал за своей спиной: «Грузчик, будь бдителен, не все то, что в воде плавает,- лебедь». В ответ на эту ремарку кто-то возразил: «Да-ладно тебе, Серега, сам знаешь: хрен ровесников не ищет». Компания заржала, однако Иван решил не связываться и проигнорировал циничные мужланские намеки.
      – Ну что, на брудершафт? - весело спросила Светлана.
      – В каком смысле?
      – Да в таком, что уже почти полгода в отделе работаешь, а зайти познакомиться поближе так и не удосужился.
      – Просто повода не было,- замялся Иван.
      – Если б хотел зайти, то и повод бы нашел.
      Они со звоном чокнулись и отхлебнули по чуть-чуть. После этого Лебедева перегнулась через стол, на долю секунды продемонстрировав Лямину потрясающее по своему внутреннему содержанию декольте, и крепко поцеловала его в губы. От нее пахло алкоголем, вкусными сигаретами и терпким парфюмом. От сочетания этих запахов и затяжного поцелуя у Ивана закружилась голова. Впрочем, возможно, такую реакцию на молодой организм выдал упавший на прежде выпитую водку армянский коньяк апрашкинского розлива.
      Год назад двадцатишестилетняя Светлана Лебедева перевелась в наружку из информационного центра ГУВД. На то у нее имелись две причины, причем обе достаточно веские. Во-первых, в наружке срок выслуги засчитывался как год за полтора, а, во-вторых, поголовье мужских особей здесь было на порядок выше, нежели в ИЦ. При этом оно выгодно отличалось многообразием видов и подвидов, среди которых преобладал homo nejenatikus («мужчина холостой»). Поначалу мужчины отдела приняли Лебедеву более чем радушно - в условиях наблюдающегося дефицита женщин на оперативной службе Светлана стала настоящей находкой.
      С Лебедевой было легко. Нет, конечно, ее нельзя было назвать женщиной легкого поведения, однако и шибко тяжелым оно (поведение) также не было. Светлана просто и непринужденно вписывалась в любые мужские компании, при этом пила спиртное наравне с мужиками и не краснела даже от суперскабрезных анекдотов. С ней было приятно флиртовать, с ней было комфортно выезжать на природу, а при желании и определенном стечении обстоятельств можно было даже попроситься на ночлег, не рискуя при этом получить по морде за столь недвусмысленное предложение. Более того, некоторые счастливцы такое приглашение получали. Но вот дальше начинались проблемы. Нет, Светлана не относилась к той породе женщин, которые после первой же совместной ночи пытаются затащить мужика в загс. Однако одной-двух близостей было достаточно для того, чтобы Лебедева приклеивала к несчастному ярлык «моего мужчины», после чего окружала его заботой и вниманием столь назойливо, что мужчина взвывал и шарахался от нее как черт от ладана. У Светланы была какая-то патологическая потребность в ежечасном уходе за «любимым», в результате чего объекты ее ухаживания порой доходили до такого состояния нервного и физического истощения, что нередко писали рапорта с просьбой о переводе в другой отдел. Мужские «измены» Лебедева переживала болезненно, но недолго, и через какое-то время опять бросалась на поиски «милого, дорогого, любимого, единственного». Надо ли говорить, что со временем подобный поиск увенчивался успехом все реже и реже: умудренные чужим опытом «грузчики» отдела продолжали с ней флиртовать и совместно распивать горькую, однако, будучи наслышанными о привычках Лебедевой, сокращать дистанцию не спешили.
      Всех этих тонкостей Ваня Лямин не знал, а потому знаки внимания со стороны Лебедевой отнес исключительно к признанию собственных мужских достоинств. Тем более что после эпохальной драки с Володей Дроновым Иван возомнил себя чуть ли не настоящим мачо. Что же касается Светланы, то она с куда большей охотой попыталась бы завести роман с Пашей Козыревым, но увы… В отделе только ленивый не знал о его увлечении Полиной Ольховской. Так что делать было нечего - на безрыбье и Лямин Брэд Питт.
      Что ж, Брэд-то, может, он и Питт, но зачем так много пить? Иван и Светлана успели немного поболтать, обменяться телефонами, выкурить по сигаретке (притом что Лямин в повседневной жизни был человеком некурящим) и опростать еще два по пятьдесят коньяку. После этого Лямка окончательно потерял способность адекватно воспринимать окружающую действительность, а также перестал ориентироваться в пространстве. Итогом стало бесславное падение со стула, закончившееся несколькими разбитыми предметами, а именно: надеждами на романтическое продолжение вечера с Лебедевой, носом Лямина и двумя заведенческими бокалами. Пока сердобольная Светлана хлопотала вокруг Вани, собирая кровь антисептической прокладкой Allways, «грузчики» по просьбе Нестерова поймали на улице тачку, бережно загрузили в нее немного пришедшего в себя после встречи с бетонным полом Лямку и транспортировали его домой, демонстративно записав номера купившегося на щедрые чаевые частника.
      За разбитую посуду расплатился только что подъехавший Костя Климушкин, который потом еще битый час как мог успокаивал Нестерова. Тот матерился, бушевал и порывался ехать на квартиру к Лямину, дабы лично навесить своему воспитаннику пару-тройку «сухомлиновских» пенделей.
      – Я этому верблюду еще устрою сладкую жизнь,- рычал бригадир, который к тому времени и сам уже был как минимум «в одном глазу».- Я ему в задницу фотомодель засуну и в таком виде заставлю танцы народов мира плясать.
      – Да ладно тебе, Сергеич, с кем не бывает. Молодой еще пацан, стакан держать не умеет, перебрал малость. Ничего - научится. Кстати, а почему верблюд?
      – Да потому что пьет, зараза, как верблюд - редко, но много…
      …В полдень Ивана разбудила трель мобильника. Откликаться не хотелось. Не хотелось открывать глаза, не хотелось шевелиться - не хотелось вообще ничего. Разве что минералки, много-много минералки. Но невидимый абонент был настойчив, поэтому Лямка все же протянул руку, нашарил трубу и поднес ее к глазам. Номер был закрыт. «Невысвечи-вающийся» собеседник у Ивана имелся только один - Ирина. Лямин собрался с силами и нажал кнопку ответа:
      – Привет.
      – Привет-привет. Ты что, спишь еще?
      – Не-а, давно поднялся,- соврал Лямка, слегка озадаченный тем, что голос у Ирки был какой-то… словом, не такой, как обычно.
      – Ой, да уж мне-то можешь не врать. Плохо, небось, после вчерашнего-то?
      «Ну вот, уже доложил кто-то»,-расстроился Иван и поспешил перевести разговор:
      – А как тебе театр?
      – Да самый классный театр потом получился, когда мы после всего еще и в «Кукарачу» завалились. Ой, Ванька, знаешь, так, как вчера, я уже давно не напивалась.
      «Так вот почему у нее голос такой странный,- подумал Лямка.-Хм, а мне говорила, что вообще ничего крепче шампанского не пьет. Хотя, если постараться, то можно и шампанским накачаться. Как, к примеру, я в школе на выпускном».
      – Слушай, может, тогда пойдем, проветримся? На Неву, в Летний сад сходим?
      – Ой, да ты что! Я и по квартире-то еле ползаю. Давай лучше ко мне приезжай, полечимся народными средствами. Русско-индийскими.
      – Это как?
      – Джин-тоник и камасутра.
      «Ни фига себе! На прошлой неделе, когда провожались, даже поцеловать себя не разрешила, а теперь открытым текстом заявляет. Интересно, это у всех женщин с похмелья такие рефлексы или только у малопьющих?»
      – А как же твои? Они разве не дома?
      – Да еще вчера все на дачу уехали. Ну так чего - приедешь?
      Иван немного поколебался, однако, спохватившись (в конце концов, настоящие мачо в подобных ситуациях не раздумывают, а действуют), как можно более развязным тоном ответил:
      – Ладно, заеду.
      . -Давай, где-то часикам к четырем подъезжай. Адрес-то с похмелья не забыл?
      – Нет,- Лямку снова больно кольнуло напоминание о вчерашнем фиаско.- А какой джин взять?
      – Возьми «Ягуара» или «Рэд Дэвила». А еще резинки купи.
      – Какие резинки? - не понял Лямка.
      – Ну не жевательные же!…
      От такого девичьего напора Ваня, признаться, немного оторопел. Но не отступать же теперь в самом деле! В конце концов, уже давно пора становиться мужчиной! С этой мыслью Лямка поднялся с постели и пошлепал в душ - приводить себя в удобоваримый вид. Благо времени до интимного свидания было еще предостаточно.
      С Ириной Лямин познакомился на дне рождения Ольховской. Изначально Полина не собиралась устраивать вечеринки - и денег нет, и желания нет, да и настроение в те дни было абсолютно не праздничным. Но девицы из отдела установки настояли, и в конце концов Полина смирилась с неизбежным и махнула рукой: черт с вами, приходите. Дабы не устраивать классического девичника, она пригласила и своих ребят из экипажа. Нестеров, сославшись на семейные хлопоты, тактично отказался,- а вот Паша и Иван приглашение с удовольствием приняли.
      Ирину в тот вечер привела с собой Инга Сафонова, у которой по жизни имелся один маленький пунктик - она обожала брать на себя неофициальное шефство над младшими по выслуге и званию. Причем даже в тех случаях, когда «младшие» в подобной заботе не особо и нуждались. В свое время Сафонова покровительствовала Полине, чем немало подпортила ей личную жизнь, а теперь вот очередь дошла и до Ирочки Гончаровой. О слабости Сафоновой в отделе знали, однако относились к ее проявлению спокойно, поскольку о новичках Инга заботилась не корысти ради, а исключительно по зову сердца. Впрочем, в случае с Гончаровой злые языки утверждали, что одним альтруизмом здесь дело не ограничилось. Ибо Ирина была не какая-нибудь там «дурочка с переулочка», по молодости и собственной глупости вписавшаяся в оперативное болото, а племянница (пусть и двоюродная) самого замначальника ОПУ Фадеева.
      Восемнадцатилетняя Ира Гончарова приехала в Питер из города Боровичи Новгородской области с самыми что ни на есть благими намерениями - поступать в Педагогический университет имени Герцена. (Последний, как известно, спросонья не нашел ничего лучшего, кроме как развернуть революционную агитацию. А и то сказать - не фига было будить!) Ирочка была почти круглой отличницей, однако в наше время, когда конкурс в более-менее престижный вуз составляет три племянника на одно место, хорошие оценки не есть показатель компетентности. Короче, Гончарова срезалась. Но так как она тоже была племянницей, то без особого труда смогла устроиться по другому ведомству - под крыло к дяде, в отдел оперативной установки. Ничего страшного в подобной перемене участи не было, так как карьера юной разведчицы ей все равно не светила: через три месяца из секретариата Управления уходила в декрет Зина Калинкина, после чего Гончарова должна была занять ее место. А место, надо сказать, было во всех отношениях сытое и спокойное - это вам не у мусорных бачков объекта поджидать! Пока же три месяца не истекли, Ирочка кантовалась в установке, где исполняла самые нехитрые поручения, как-то: печатала на компьютере, бегала в магазин за плюшками, оформляла дела и впитывала в себя поучительные рассказы и наставления бывалой «ульянщицы» Инги Сафоновой. Из всех своих служебных обязанностей последняя доставляла ей, как провинциалке, наибольший интерес.
      Именно на ниве своего провинциального прошлого Ля-мин и Гончарова тогда и сошлись. Двух молодых людей, еще не успевших заразиться столичным снобизмом, а потому чуть особняком державшихся в шумной компании, как-то сразу потянуло друг к другу, и остаток этого вечера они провели практически неразлучно. Естественно, Лямка, как «матерый разведчик» и «почти питерец», вскоре стал в их союзе ведущим. Однако Ирина не шибко переживала по этому поводу. Скорее наоборот, роль ведомой ей нравилась гораздо больше. Ирина дождалась - наконец-то в ее доселе скучной девичьей жизни появился «свой парень». И не какой-нибудь там пьяница и гопник с Боровичского комбината огнеупоров, а молодой интеллигентный питерский офицер милиции. Да только за этим стоило бросать родные Боровичи с папой, мамой и младшей сестрой и уезжать в незнакомый, красивый, но немного пугающий город!
      Ровно в шестнадцать нуль-нуль Лямин позвонился в квартиру заместителя по оперативной работе начальника ОПУ ГУВД полковника Константина Евгеньевича Фадеева. Пока полковник выбивал для своей племянницы комнату в милицейском общежитии (а дело это весьма хлопотное), Гончарова продолжала пользоваться гостеприимством своих родственников. Дверь открыла Ирина. Сказать, что она была удивлена,- ничего не сказать:
      – Ваня?!. Привет!… Ой, это мне?
      – А кому же еще,- горделиво ответил Лямка, вручая девушке букетище белых роз. (Кажется, именно так должны вести себя все настоящие джентльмены?)
      Гончарова растаяла и смущенно показала рукой: мол, проходи. Иван вошел в прихожую, разулся, надел полковничьи тапочки и вопросительно посмотрел на Ирину. Та, недоумевая, провела Лямина в выделенную ей на время отдельную комнату. Здесь Лямка по-хозяйски осмотрелся и, оставшись вполне удовлетворенным увиденным, протянул Гончаровой увесистый пакет:
      – «Ягуаров» и «Дэвилов» не было, поэтому я взял зеленый «Гринольдс». Ничего?
      – Наверное…
      – Ты отнеси их в морозилку, а то слишком теплые.
      – Хорошо,- покорно ответила явно прибалдевшая Ирина и ушла на кухню.
      Тем временем Иван уселся на застеленную тигровым пледом тахту, немного попрыгал на ней, проверяя на прочность, после чего выложил на стоящий поблизости стеклянный столик коробочку с надписью Durex. Вернувшаяся в комнату Ирина мгновенно обнаружила появление в ее спаленке нового предмета и удивленно-возмущенно воззрилась на Ивана. Тот ее удивления не понял, а потому как ни в чем не бывало продолжил светскую прелюдию:
      – Ты как себя чувствуешь, Ир? Я смотрю, уже получше. Оклемалась?
      – При чем здесь мое самочувствие? Это что такое?
      – Ты ж не сказала, какие надо брать. Я полчаса выбирал и вот купил… с этими… с пупырышками. Нормально?
      – Я и не думала, что ты такой подлец! Что, решил, что я такая?!! А ну сейчас же забирай свои… пупырышки с ромашками и проваливай!
      – Ириша, ты чего? Ты же сама мне сказала…
      – Никакая я тебе не Ириша! Понял? Не знаю, кто и чего тебе сказал, а вот я тебе говорю - убирайся отсюда.
      И для пущей убедительности Гончарова отвесила Лямке увесистую пощечину. (Кажется, именно так должны вести себя все приличные барышни?) В этот момент из недр квартиры раздался до боли знакомый фалеевский бас: «Ирка, ты мои тапочки не видела? Всегда же здесь стояли», после чего, предварительно постучавшись, в комнату вошел сам Константин Евгеньевич, собственной персоной.
      – Ба, какие люди! Лямин, экипаж машины боевой. А я-то гадаю, куда мои командирские шлепанцы подевались? По делу зашел или так, чайком побаловаться?
      – Он, дядя Костя, зашел по делу,- ответила за Ивана Гончарова.- Но дело свое он уже сделал и поэтому сейчас уходит. Тем более что чай он не пьет - предпочитает джин-тоники. Там, в холодильнике, как раз четыре банки стоят, можешь взять, если хочешь. Я думаю, Иван тебе не откажет.
      – Да-да, конечно, я же это вам принес,-смущенно пролепетал Лямка, продолжая тереть ладонью багровое пятно на щеке.- Извините, Константин Евгеньевич, мне действительно надо срочно бежать. Ира, до свидания.
      – Не дождешься,- фыркнула Гончарова и отвернулась. Иван выскочил в коридор, торопливо запрыгнул в кроссовки и, не завязывая шнурков, щелкнул замком входной двери. Вслед за ним из комнаты вышел Фадеев.
      – Лямин, подожди, пойдем-ка покурим.
      – Так ведь я же, Константин Евгеньевич, не курю.
      – Тогда просто за компанию постоишь.
      Они вышли на лестничную площадку и встали у батареи, к которой чья-то заботливая рука привинтила консервную банку, служившую местом сбора окурков. Сама лестница была чистой и ухоженной, что по нынешним временам для питерских парадных большая редкость.
      – Ты, Лямин, смотри, девку мне не порть. Я за нее перед братом, отцом Иркиным, отвечаю.
      – Константин Евгеньевич, да ведь я же правда просто по делу…
      – Видел я твое дело. На столике в коробочке лежит. Или вы с ней собирались презики водой наполнять, а потом из окна на головы прохожим сбрасывать? Так сейчас вроде сентябрь на дворе, а не первое апреля.
      Иван виновато опустил голову и промолчал. Да и что в подобной ситуации скажешь?
      – Как мужик я тебя понимаю,- продолжил Фадеев.- Чего там говорить, в твои годы сам таким был. Как говорится, дружба дружбой, а куда либидо девать? Но для этих дел ты себе девочку в другом месте поищи. Ясно? Хотите встречаться - встречайтесь. Тем более что девка она неплохая, да и ты вроде не совсем дурак. Но если после этих ваших встреч с ней какой-нибудь блудняк случится, то я тебе лично своими руками… нет, не голову - женилку оторву. Без головы в наружке работать сложно, а вот без хрена - запросто. Это, наоборот, для работы как раз самое то - меньше будешь отвлекаться на мимо проходящих баб. Понял мысль?
      – Понял.
      – Ну, а раз понял, можешь идти. Да, а за джин спасибо…
      Лямин вышел на улицу, ощущая себя полностью униженным и раздавленным. Конечно, бывали в его жизни моменты, когда ему делалось стыдно, но чтобы ТАК стыдно - такое с ним случилось впервые. Самое печальное, что в его башке не было решительно ни одной идеи насчет того, как теперь восстановить прежние отношения с Ириной: не простит ему Гончарова, ни за что не простит. Да и с Фадеевым получилось - хуже некуда. Вроде бы и неплохой мужик оказался, но кто знает, что у него на самом деле на уме. Может быть, как раз сейчас, в эту самую минуту он там наверху Ирку по комнате хворостиной гоняет? А она-то здесь вообще ни при чем.
      От горьких раздумий Ивана отвлек писк мобильного, и второй раз за сегодняшний день номер звонившего не высветился.
      – Слушаю.
      – Ну, и где ты бродишь? Между прочим, времени уже почти половина пятого.
      – Света, это ты?
      – О, господи, конечно я. Ты, Ванька, какой-то странный сегодня, честное слово. Ну так где ты есть?
      – Свет, я… понимаешь, я не смогу к тебе сегодня приехать. Я… очень плохо себя чувствую. И вообще…
      – Так, понятно. А раньше позвонить и сказать ты не мог?
      – Я твой номер куда-то записал и не нашел. А на трубке он не высвечивается.
      – Какие же вы все-таки, мужики, сволочи. Я, блин, перед ним унижаюсь, сама… понимаешь, САМА пригласила! Сама себя предложила, а он теперь нос воротит. Заболел он, как же. Небось, подумал, что я вся из себя такая развратная, да?
      – Да нет же, Света, ничего я не подумал, просто…
      – Ладно, проехали. Я два раза навязываться не стану. Да и сама, дура, виновата - связалась с малолеткой. Может, у тебя там, в штанах, еще и не выросло ничего. Все. Пока, кавалер…
      Словом, такая вот черная выдалась в этот день у Вани Лямина суббота. Да и то сказать, сколько их в календаре, красных-то? Раз-два и обчелся. Ну да, как говорил наш президент, зачистить можно любые проблемы. Главное с этими проблемами, опять же по совету президента, ночь переспать. «И все же, как с ними, с бабами, сложно»,- подумал Лямка. А подумав, вернулся домой и весь остаток дня провозился за компьютером. Кесарю - Кесарево, а Ване - Ванино.
 

* * *

 
      В понедельник смена выставилась с двенадцати часов. Работали на территории давно ставшей родной Апрашки. Работали срочную, притом что сама по себе тема была, мягко говоря, дурковатой. В смысле, «реальные пацаны из наружки» такими вещами обычно не занимаются.
      А получилось так, что в начале прошлой недели из Псковской губернии на берега Невы приехала бабушка одного до нынешних тузов питерской администрации. Цель приезда была самая что ни на есть благая: во-первых, прижать к груди своего высоко взлетевшего внучка, а во-вторых, совершить покупки согласно составленному земляками списку. Под реализацию второго пункта культурной программы всей деревней собрали деньги на общую сумму 5600 рублей.
      В один из погожих дней бабушка самостоятельно отправилась в Апраксин двор, будучи осведомленной от своих соседей, что на этом питерском рынке можно купить все. Взятая с собой немалая по пенсионерским меркам сумма денег была надежно припрятана, однако бабушку это все равно не спасло. Поддавшись приобретательским инстинктам, она не вняла призывам репродуктора, ежеминутно вещавшего: «Граждане, не разговаривайте и не идите на контакты с людьми, обещающими легкую наживу!», и всеми своими конечностями угодила в сети, расставленные местными лохотронщиками.
      Ни для кого не секрет, что методика работы последних до безобразия проста и базируется на элементарной человеческой жадности и столь же элементарной глупости. Но тут уж ничего не попишешь, потому как на халяву - и рожденные ползать слетаются! В общих чертах, суть апрашкинской (и не только) разводки сводится к следующему: мошенники представляются сотрудниками некоей торговой компании (естественно, липовой) и предлагают принять участие в рекламном розыгрыше призов, этой самой компанией предоставленных. Шустрые ребята втюхивают потенциальной жертве лотерейный билет и ведут к игровому столу, где «ведущий» объявляет, что именно на этот номер - оп-па… и выпал ценный подарок (к примеру, некий «пакет услуг», позволяющий отовариться в магазине на 200-300 долларов за счет фирмы). Тут же нарисовывается подставной игрок, билет которого, оказывается, также выиграл аналогичный подарок. (Нет, ну бывают же такие.совпадения!) Чтобы разрешить возникшую спорную ситуацию, требуется наличие у одного из счастливчиков всего-навсего ста рублей, а поскольку таковая сумма имеется у каждой из сторон, «ведущий» с неподдельной радостью в глазах предлагает делать ставки с последующим их увеличением. Естественно, у потерпевшего деньги заканчиваются быстрее, чем у подставного игрока. Он забирает всю сумму и быстро отваливает, растворяясь в толпе. Собственно, примерно таким вот образом вышеозначенная сумма в пять тысяч шестьсот российских рублей и поменяла своего хозяина.
      От запоздалого осознания произошедшего бабушке стало худо. Причем настолько худо, что сердобольные граждане вызвали ей «скорую». Та поморщилась, но минут через двадцать все-таки приехала и сунула под нос жертве лохотрона ватку с нашатырем. Старушка слегка пришла в себя и принялась грузить своих спасителей душераздирающей историей об извергах рода человеческого. Медикам, понятное дело, ее анамнез был по барабану, однако в какой-то момент бабушка поведала о своих выдающихся родственных связях. Несчастную тут же подхватили на руки, любовно донесли до кареты «скорой помощи», с мигалками и ветерком довезли до дому, приставили дежурную сиделку и отзвонились в Смольный, поведав о случившемся с бабушкой несчастье.
      Ровно через два часа на Смольнинском ковре уже стояли двое - начальник МОБ ГУВД и представитель подразделения, занимающегося профилактикой подобного рода правонарушений. Их путаные объяснения - что, мол-де, с принятием новой редакции Уголовного кодекса 159-я часть 2-я перенесена в разряд преступлений средней тяжести, а применить 159-ю часть 3-ю в отношении лохот-ронщиков вообще практически невозможно, потому как имеется масса процессуальных моментов, при этом некомплект в подразделениях ППС достиг своей критической точки, а потерпевшие не желают писать заявления,- естественно, не проканали. Стражи порядка были самым циничным образом отдрючены и отправлены сами-знаете-куда. Покинув негостеприимные коридоры, в одном из которых в тридцать четвертом году завалили самого Кирова, обтекаемые Начальник и Представитель ломанулись в 27-й отдел милиции, в зону ответственности которого входит злосчастная Апрашка. Здесь ситуация повторилась с точностью до наоборот - недавние жертвы градоначаль-ственного гнева теперь сами выступили в роли палачей и судей. В конце концов, как всегда, стрелочником оказался самый младшенький милиционер Вася, ниже которого был только плинтус. Он-то и взял с собой парочку таких же коллег, прогулялся до первого лохотронского столика и в течение пяти минут снял со случайно попавших под карающий меч революции мошенников семь тысяч денежных единиц. Пять тысяч шестьсот из них тут же с нарочным были отправлены потерпевшей, а оставшиеся тысяча четыреста поделены по-братски.
      Казалось бы, конфликт на этом можно было считать исчерпанным. Ан нет - возмущенный чиновник желал не только возврата денег, но и крови, повелев, чтобы обидчик бабушки венценосной особы предстал пред его светлыми очами в кандалах, а затем ушел топтать зону на максимально положенное в таких случаях количество лет. Дело осложнялось тем, что физиономию мошенника старушка запомнила очень хорошо, поэтому подсунуть ей для опознания абы кого не представлялось возможным. В принципе, можно было устроить на рынке массовую зачистку лохотронщи-ков, однако не факт, что именно в назначенный день на Ап-рашке нарисуется именно тот самый нехороший человек. Прознав же о проведенном мероприятии, он вполне мог на время перебазироваться и на другую точку - мало ли на территории Питера свободных экономических зон? И как его в таком разе искать? В результате было принято решение подрядить наружку на создание фотоальбома апрашкин-ских лохотронщиков, дабы бабушка в спокойных камеральных условиях смогла опознать того самого - единственного и неповторимого. В случае, если опознание пройдет успешно, оперативники без шума и пыли изолируют этого недостойного члена общества, и тогда все наконец успокоится и вернется на круги своя. Ибо и волки будут сыты, и овцы целы, и пастухи из РУВД накормлены.
      Для «грузчиков» работу, подобную сегодняшней, особо пыльной не назовешь. И то сказать - знай себе шатайся по рынку да выписывай квитанции направо и налево. Народу вокруг полно, риск расшибиться минимальный, так что «грузчики» нащелкали себе показателей на месяц вперед. Причем снимали с самых разных ракурсов. В точности как в детском стихотворении Агнии Барто: «…я и прямо, я и боком, с поворотом, и с прискоком, и с разбега, и на месте, и двумя ногами вместе…» Словом, за всю смену никакого намека на адреналин либо экстрим, равно как ни одного мало-мальски значимого происшествия. В принципе, оно, наверное, и хорошо, что без ЧП и проколов, но с другой стороны - ведь скучно же, девицы! Впрочем, на обратной дороге в контору одно маленькое происшествие все же случилось. Хотя, собственно, его и происшествием-то назвать нельзя. Скорее просто эдакая нежданная мимолетная встреча-напоминание о былом героическом прошлом.
      На светофоре на Вознесенском рядом с машиной «грузчиков» поравнялось нечто среднее между танком «Абраме» и отечественной боевой машиной пехоты.
      – Ух ты! Это же Land Cruiser Prado. модель 2002 года,- восхитился Паша, и в его голосе отчетливо прорезались нотки зависти.- Я такой только на картинках видел. Двести пятьдесят лошадей - ух, силиша!
      – Редкостный уродец,- скептически заметила Ольховская, которая, как и большинство женщин, в автомобилях в первую очередь ценила не мощность и размеры, а элегантность линий и форм и прочие составляющие внешней привлекательности.
      Неожиданно в «лендкрузере» плавно опустилось тонированное окошко и вслед за вырвавшимися на свежий воздух децибелами Ричи Блэкмора времен Deep Purple в нем показалась физиономия Игоря Ладонина.
      – Привет контрразведке! - Ладонин замахал рукой и, пугая прохожих, затянул на всю Ивановскую: - «Гремя огнем, сверкая блеском стали / Пойдут машины в яростный поход / Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин / И первый маршал в бой нас поведет!»
      – Рад тебя видеть, Игорь, в добром здравии и в новой тачке,- почти прокричал в ответ Нестеров, перегнувшись через Пашу.- Вот только перестань вопить и тем самым дискредитировать нас в глазах общественности. Мы на работе.
      – Отлично. Тогда я готов оказать самое посильное содействие органам. А подать сюда злоумышленника! Где он, мерзавец? Неужели вон тот подозрительный хрюндель в белом «форде»? Сергеич, а хочешь, я сейчас сделаю его на лобовой таран? И, как говорил сэр Генри, все кончится.
      – Нет, Игорь, не кончится. Во-первых, это не он. А во-вторых, самое лучшее, что ты сейчас можешь для нас сделать, так это (извини, конечно) отвалить, причем как можно быстрее. И так уже, смотри, какую мы пробку создали.
      Действительно, на светофоре давно горел зеленый, однако машины никак не могли начать движение, поскольку обе полосы были плотно закупорены стоящими участниками встречи на Мойке. А нервозно сигналить и материться в адрес навороченной тачки со странным пассажиром автонародец небезосновательно опасался.
      – Грубо, Игорь, очень грубо. Но, в знак нашей Дружбы, я тебя прошаю. Кстати, а кто это с вами? Ужель та самая Полина? А ведь ты, помнится, обещал нас познакомить.
      – Она самая. Раз обещал - значит, познакомлю.
      – Ну, тогда я немедленно отправляюсь покупать себе новый представительский смокинг. Полина, вам нравятся мужчины в смокингах?
      – Нравятся,- улыбнулась Полина.
      – Решено - еду,- хохотнул Ладонин.
      После этого «лендкрузер» наконец-то подорвался и умчался вперед. Провожая его взглядом, Нестеров облегченно выдохнул.
      – Смешной человек,- продолжая улыбаться, сказана Полина.- Чем-то он мне гоголевского Ноздрева напоминает.
      – Нуда, в каком-то смысле Игорь тоже вполне Исторический человек ,- согласился Нестеров.- Все, Пащ а, давай, поехали, пока водилы нас окончательно морально не изнасиловали.
      В седьмом часу «грузчики» «семь-три-пятого» экипажа вернулись в контору, сдались, отписались и разбежались по домам. Все, за исключением бригадира, которого дернул к себе в кабинет начальник отдела Нечаев. Александр Сергеевич поморщился, так как именно сегодня он обещал жене вернуться вовремя, нигде, особливо в пивной не задерживаясь. Но делать было нечего. Постучавшись, Нестеров вошел к начальнику, где его уже поджидали сам Василий Петрович Пасечник, а также старший «семь-три-седьмого» экипажа Эдик Каргин и (интересно, к чему бы это?) полковник Фадеев.
      – Заходи, Сергеич, присаживайся,- махнул рукой Нечаев.- Ну что, Константин Евгеньевич, все в сборе, можно начинать.
      – Значит так, господа бригадиры: время позднее, все после смен, все устали, все хотят домой к женам, детям и любовницам. Поэтому давайте проведем наше рабочее совещание быстро, но конструктивно. Суть дела в следующем: завтра ваши экипажи выставляются по объекту «Адвокат». Он же Генрих Семенович Правдин.
      – А фамилия-то у него совсем не адвокатская,- усмехнулся Эдик.
      – Это точно,- согласился Фадеев.- Так вот. Задание выписано территориалами Кировского района, но сразу всех предупреждаю - это не означает, что посему к нему можно относиться соответственно. А то я знаю, витают у некоторых подобные настроения, мол, орлы не ловят мух… Короче, доведите до своих экипажей, что в ближайшие три дня, если понадобится, они будут ловить не только мух, но и блох, вошек и другую подобную живность. Надеюсь, я доступно излагаю?
      – Этот адвокат что, кому-то в следственном яйца прищемил? - невинно осведомился Пасечник.
      – А правда, чего этот Генрих Семенович натворил? Что за окраска? - заинтересовался Нестеров.
      – Работаем по первичке, окраска - наркотики,- ответил зам, и от бригадира не укрылось, что Фадеев прокомментировал вполне уместный в данной ситуации вопрос с явной неохотой.
      – Оп-па, адвокат-наркоман - это круто! - восхитился Эдик.
      – Эдик, ну почему сразу так цинично - наркоман? - немедленно вступил в полемику Нестеров.- Может, он самый заурядный работяга-наркокурьер. И вообще, как говорил советский классик, «по духу отличай пьянчугу от народа, хоть пьет народ не только хлебный квас».
      – Это что за классик такой? Маяковский? - спросил Нечаев.
      – Да нет, Василь Петрович, это Михалков-старший. Я, помнится, его однажды вам уже цитировал. Когда вы свой сейф закрыть забыли.
      Это напоминание слегка задело Нечаева. Он сделал вид, что последнюю фразу просто не расслышал, и стал перебирать сваленные на рабочем столе бумажки. Между тем дотошный Пасечник все не унимался:
      – Константин Евгеньевич, то, что задание от территориалов, это еще куда ни шло, бог-то с ним. Но ведь по первичным материалам мы обычно не работаем…
      – Да вы и по ОД обычно не слишком-то перетруждаетесь,- рассердился Фадеев.- Кто на прошлой неделе на Невском объекта просрал?
      – Так у них же натуральная контра велась - два экипажа расшибли. Что ж теперь, и нам надо было туда соваться? До кучи?
      – Натуральная контра - это вы. Причем недобитая,- окончательно завелся Фадеев.-А если испугались и не полезли, как ты говоришь, «до кучи», то так и надо было в сводке отписать, а не гнать пургу. А в результате, действительно, так и получается - дЯтельность ОПП …
      – Ладно, мужики, давайте не будем переходить на личности,- примирительно встрял в намечающийся конфликт Нечаев.- Задача понятна, я думаю, особых эксцессов возникнуть не должно.
      – Принимается, наличности перейдем на ближайшем квартальном совещании, которое, кстати, не за горами,- согласился Фадеев.- Василий Петрович, кто у тебя завтра заступает на приемку?
      – Экипажи Каргина и Пасечника выходят с девяти утра. Нестеровцы подключаются с тринадцати.
      – Хм, нестеровцы. Звучит почти как махновцы, что, кстати, недалеко от истины.
      – Наговариваете вы, Константин Евгеньевич, на собачку,- вступился за себя и свой экипаж Нестеров.- На самом деле мы белые, пушистые и, не побоюсь этого слова, гвардейские пехотинцы. Почти как белая гвардия.
      – Пехотинцы они… Скорее, ходоки. Особенно один.
      – А вы кого конкретно имеете в виду? - заинтересовался Нестеров.
      – Да это я так, к слову,- осекся Фадеев, в планы которого не входило посвящение бригадиров в личную жизнь своей племянницы. Пока не входило, хотя Нестерову, конечно, следовало бы поставить на вид за пренебрежение морально-воспитательным аспектом в процессе служебной подготовки членов экипажа.
      – Держись, Сергеич,-ухмыльнулся Каргин.-Похоже, у руководства еще какой-то первичный материал в загашнике имеется. А инициатор задания - служба собственной безопасности.
      – А ну отставить смехуечки! Я смотрю, распустил ты, Василий Петрович, своих бригадиров - никакого представления о субординации. Короче, завтра принимаете «Адвоката» в районе десяти - половины одиннадцатого у «Крестов». Таскаем осторожно и предельно внимательно - если что, наши долбаные правозащитники такой хай поднимут, что никому мало не покажется. Любой контакт фиксируем, после чего немедленно отзваниваемся мне. Принимать решение: водить связь или оставлять - я буду лично… Да, и чтоб квитанции выписывали отчетливые и хоть немного опознаваемые, а не как обычно. Никаких отмазок на погодные условия и подобный форс-мажор чтоб не было: «неучтенные неопытными сотрудниками поправки на отклонение оптической оси в силу внезапного порыва ветра» у меня в этот раз не проканают, ясно?… Все, остальные вводные получите завтра на инструктаже. Если вопросов больше нет, то все свободны.
      После столь неопределенных и отчасти загадочных наставлений Нестеров возвращался домой в некотором раздумье. Вообще-то загадки бригадир любил, но вот недомолвки терпеть не мог. А в том, что Фадеев чего-то не договаривает, Александр Сергеевич фактически не сомневался. Если бы по завтрашней теме все было так складно и просто, полковник ни за что бы не приехал на этот инструктаж - что у него, своих дел не хватает? А раз так, значит, по этому заданию у него либо личный интерес имеется, либо сама тема настолько деликатна, что любой прокол в ней для кого-то может обернуться неприятными последствиями. И дело тут вовсе не «в правозащитном хае»: в конце концов, адвокат - это не судья и не прокурор. Он лицо очень даже прикосновенное. Нет, тут что-то другое… Впрочем, резюмируя первое и второе, в сухом остатке все равно получаем одно - дерьмовая тема. С этой мыслью Нестеров и повернул свои стопы в близлежащий кабак, не дойдя до своего дома каких-то двести метров. Вечерняя медитация под кружечку пива была сейчас очень кстати, тем более что на семейный ужин он все равно опоздал. Так что теперь уже все равно: семь бед - один ответ.
      Бригадир терзался сомнениями абсолютно по делу - Фадеев действительно знал несколько больше, нежели рассказал. Хотя, в свою очередь, и сам он обладал довольно куцей и весьма неопределенной информацией по намеченной «дерьмовой» теме. В частности, полковник был не в курсе, что сама эта тема нарисовалась по вине… Нестерова, экипаж которого на прошлой неделе совершенно случайно закрепил сибирского гастарбайтера. Кстати, погоняло у того было, конечно же, не Пельмень, а уменьшительно-трогательное - Ростик. Несмотря на подобную задушевность, в криминальных и околокриминальных кругах местности, лежащей чуть восточнее Уральского хребта и много западнее Тихоокеанского побережья, погоняло это гремело и было известно почти так же, как имена участников проекта «Фабрика звезд» среди нынешнего поколения прыщавых подростков. Ростик был блатным - еще не положением, но уже и не-жиганом. Более того, не так давно сибирские авторитеты торжественно возвели его в ранг «стремящихся». Как известно, воровские законы не шибко отличаются от законов бизнеса и политики, так что, в принципе, Ростик стремился туда же, куда и все остальные,- поближе к бабкам и власти. Путь этот тернист и долог. Самое печальное, что скорость его прохождения отчасти зависела и от результатов нынешней командировки Ростика в Северную столицу, однако в данном случае неожиданно случился конфуз с задержанием. Но тут уже ничего не попишешь - человек предполагает, а Мент располагает. Мент же в данном случае располагал оперативной информацией о том, что Ростик, он же уроженец Кемерова гражданин Чекмарев А. Е., 1962 года рождения, является близкой связью сибирского вора в законе Ребуса (он же Кардинал), интересы которого в последние годы все заметнее распространялись на территорию Северо-Западного региона. А поскольку Мент был не простым опером Васей из территориального РУВД, а худо-бедно заместителем начальника криминальной милиции главка, то нет ничего удивительного в том, что в общем-то рядовой эпизод со случайным задержанием дал толчок к реанимации временно замороженной секретной милицейской операции под кодовым названием «Техосмотр». И так уж получилось, что привести в движение шестеренки этого громоздкого механизма в ближайшие несколько дней предстояло нескольким экипажам милицейской наружки.
 

* * *

 
      Примерно в то же самое время, когда старший медитировал в пивной, Паша Козырев заскочил на огонек к своей соседке по коммуналке Людмиле Васильевне Михалевой. Они быстренько сообразили чаек с сушками, и теперь Паша, не делавший перед Михалевой секрета из своей работы, возбужденно комментировал события, послужившие сигналом к сегодняшней охоте на лохотронщиков:
      – Как же так, Людмила Васильевна?! Они же там каждый день на этой самой Апрашке стоят! Неужели трудно найти потерпевших и задержать всех этих уродов с поличным на мошенничестве? А потом возбудить уголовное дело по факту конкретного преступления и предъявить им всем обвинение? Ведь все по закону, по факту? А?! Нас-то на фига здесь подряжать?!
      – Ну, Паша… Ты, право не знаю, как Робин Гуд какой-то. Какой закон? Где ты его видел? Знаешь, как сказал один умный человек: закон - гарантия обеда, но ведь есть же еще и обеденный перерыв! Обалдеть! Уголовное дело! Так ведь по нему еще и работать надо! Усилия прикладывать, И в отношении кого прикладывать? В отношении тех, с которых они и кормятся?
      – Ну не все же в милиции поголовно взяточники,- Паша решил вступиться за честь мундира.- Вот у нас в управлении, например, взяток не берут. По крайней мере, я ни об одном таком случае еще ни разу не слышал…
      – Да потому что вам их просто не дают! Вы ж негласные, зашифрованные, как не знаю что. Чтобы дать вам взятку, вас надо еще днем с огнем поискать. А зачем все так усложнять, если эту самую взятку можно элементарно дать оперу. Тот подмахнет «левое» задание, и вы как миленькие будете его исполнять, пребывая в полной уверенности, что честно служите Родине и исполняете свой долг… А то - взяток они не берут, как же! Кстати, знаешь, Паша, чем отличается нынешний российский милиционер от прежнего советского?
      – Ну и чем?
      – А тем, что раньше мы к дяде Степе и дяде Аниськину по любой ерунде, по каждой мелочи за помощью бегали, а теперь мы этих дядей, возвращаясь вечером домой, на всякий случай другой стороной обходим. Еще и мысленно крестимся, чтобы, не дай бог, не прицепился… Ладно, тема лихоимства и взяточничества в России больна и бесконечна, поэтому давай отмотаем назад и вернемся к твоим апрашкинским. Паш, вас же, насколько я понимаю, обучали хоть каким-то основам юриспруденции. Так неужели ты не понимаешь, что в данном конкретном случае и состав-то преступления доказать почти невозможно, потому что человек практически всегда отдает жуликам свои деньги добровольно! Понимаешь? Добровольно! Да и мотивация «сам дурак», как правило, почти всегда присутствует…
      – Но ведь это же кидалово!
      – Да хоть обрыдалово!!! Люди хотят быть обманутыми, понимаешь, Паша?! Есть такое понятие - «Жажда Чудес». Пусть в виде бешеных шальных денег, решения проблем в бизнесе или личной жизни, чудесного исцеления, ночи любви с Сельмой Хайек и так далее. Люди хотят чуда! Причем не просто хотят - они осознанно готовы за него платить. А спрос, как известно, рождает предложение. Поэтому всегда найдутся желающие предоставить им, страждущим, соответствующий набор услуг: хочешь чайник «Скарлетт» - пожалуйста, хочешь скидку в двадцать процентов - забирай, хочешь лишиться невинности - раздевайся.
      – Да,- протянул Паша и согласно кивнул головой.- Это все Горбачев с его перестройкой. Она, конечно… сильно людей испортила. Раньше ведь такого не было.
      – Паш, прости, конечно, но сейчас ты мне больше всего напоминаешь старого пердуна, который живет от пенсии до пенсии и причитает: вот раньше и сахар был слаще, и вода мокрей… Да ты оглянись вокруг - в этом мире уже давно никто не придумал ничего нового! Всё, понятное дело, течет, но при этом почему-то не меняется… Так что там у вас, говоришь, было сегодня? Лотерея с безусловным выигрышем?… Слушай, а давай мы с тобой сейчас сыграем по маленькой?! Вспомнила я тут одну очень занятную игру. Давай по чирику, а?… У тебя как, деньги есть?
      – В смысле по десятке? - спросил слегка оторопевший от такого поворота Паша.
      – Ага. Я сейчас,- откликнулась Михалева, после чего вышла на кухню и скоренько вернулась, держа в руках коробок спичек.- Ну что, играем?
      – А во что?
      – Да есть такая игра. Вернее, была. «Лучинушкой» называлась. Может, она сейчас как-то иначе именуется… Ну да это не важно - ты десятку-то клади…
      – Ну, кладу,- Паша порылся в карманах и выложил на стол десятку.
      – Не боись, все без обмана, как у волшебника Сулей-мана. Вот коробок. Угадай, сколько в нем сейчас лежит спичек: чет или нечет?! Не думай, я не конкретную цифру прошу. Просто назови число - кратное или нет? Не сомневайся, если хочешь, сам же спички и пересчитаешь.
      Паша поколебался немного, но в конце концов выбрал «чет».
      – Вот,- сказала Михалева, извлекая из коробка две спички,- чтоб потом сомнений не было, что ты сказал именно «чет».
      С этими словами Людмила Васильевна отложила в сторону две спички, после чего вручила коробок Паше. Он пересчитал содержимое, причем пересчитал более чем внимательно. Оказалось нечет. В смысле - проиграл.
      Сыграли еше раз. И опять Козырев мимо кассы. Тут уже Пашку задело: играем еще. Поиграли еще. В конечном счете, проиграв стольник, он все ж таки притормозил. Хоть «чет», хоть «нечет» - Михалева неизменно выигрывала, а денег было жалко.
      – Людмила Васильевна, а как это у вас получается?
      – Паша, ты взрослый человек, в конце концов - офицер, а задаешь вопросы на уровне детского сада,- усмехнулась Михалева, убирая выигрыш в ящик комода - Все, время позднее, да и не могу я больше тебя обирать. Вроде как стыдно. Иди, ложись и подумай - это же элементарные вещи. Право слово, вот уж не думала, что именно тебе придется объяснять…
      Паша покорно поднялся, ушел к себе и лег. Поворочался - сна ни в одном глазу и ни одной идеи в голове. Блин, как же обидно чувствовать себя лохом!
      Между тем секрет этой самой «честной» игры, которую очень любили катать на Сенном рынке (особенно в дни больших ярмарок), до безобразия прост и сводится к тому, что банкующий изначально знает, сколько спичек в коробке. Допустим, их тридцать семь. Тогда далее: если играющий гадает на чет, банкующий вынимает и кладет перед ним две спички (как это называется, «во избежание недоразумения»). Таким образом в коробке остается тридцать пять, то есть число нечетное. Если же играющий ставит на нечет, то банкуюший вынимает одну спичку и в коробке остается тридцать шесть, то есть число четное.
      Словом, вы все еще верите в честную игру? Ну, тогда мы идем к вам!
      Сов. секретно Экз. един.
      Заместителю начальника КМГУВДСПбиЛО
       Докладная записка к разработке «Техосмотр»
      К задержанному Чекмареву (он же Ростик) набивается в адвокаты Генрих Семенович Правдин, ранее проходивший по делам оперучета как адвокат лидеров и авторитетов ОПГ. Нам удалось отсрочить встречу Правдина с подзащитным, на несколько дней закрыв СИ 45/1 на карантин. Вчера при проведении мероприятия ПТП удалось зафиксировать звонок Правдина в Москву на мобильный номер «Билайн», зарегистрированный на связь вора в законе Ребуса. Пока не установленный нами московский абонент в общих чертах обсудил с адвокатом Правдиным линию защиты и сообщил, что деньги и инструкции будут ему переданы после первой встречи адвоката с Чекмаревым. В связи с этим предлагается организовать мероприятие «НН» в отношении Правдина Г. С. с целью выхода на московского посредника и отработки его связей.

 
      У бригадира «семь-три-седьмого» экипажа майора Эдика Каргина (просто язык не поворачивается называть его Эдуардом Васильевичем - ну не похож он на Эдуарда, и все тут!), как у подавляющего большинства российских граждан, было две ноги. При этом одной из них Каргин уже фактически стоял на «гражданке»: ровно через пять месяцев и четырнадцать дней его выслуга должна была достигнуть необходимого, пускай и в льготном исчислении, но двадцатника, а задерживаться в конторе хотя бы на один день сверх заветного срока представлялось майору делом совершенно никчемным. Эдик устал служить, и сейчас ему больше всего на свете хотелось обыкновенного земного счастья. Необходимыми составляющими такового, как известно, являются большая зарплата и ощущение личной свободы. Ни того, ни другого у майора Каргина в наличии не имелось, однако он искренне надеялся обрести все это в самое ближайшее время.
      Руководствуясь армейскими принципами несения службы, Эдик уже давно должен был забить на работу и впасть в состояние, именуемое в народе как «дембель-ское». То бишь будничная рабочая суета в обязательном порядке должна была перелечь на плечи салаг-подчиненных, а майору при таком раскладе оставалось лишь изредка приглядывать за ними с высоты своего предпенсионного возраста и давать поучительные жизненные советы в перерывах между глотками «Петровского» пивка. Нет, конечно, все это время майор Каргин периодически попивал то самое «Петровское», однако с остальным складывалось гораздо хуже. Дело в том, что в последнее время коллеги майора неожиданно и самым причудливым образом как-то сами собой разделились натри категории.
      Первые пребывали в столь же почтенном, что и Каргин, возрасте, и так же намеревались в обозримом будущем сменить место под солнцем на другое, не менее комфортное.
      Вторые, которым до достижения того самого возраста хотя еще и оставалось таскать и таскать, тем не менее так же потихонечку собирали вещички и подписи в обходные листы.
      Наконец, оставались третьи, те, что пришли на службу относительно недавно. По логике вещей, именно в их руки и следовало передать потрепанный в оперативных грозах и вихрях флаг. Однако эти третьи почему-то вели себя самым свинским образом: забирать флаг из мозолистых предпенсионных рук не торопились, а отработав месяцок-другой и почувствовав себя крутыми разведчиками, начинали злоупотреблять спиртными напитками, едва ли не в открытую саботировали свои служебные обязанности и цинично грубили старшим по званию. Одним словом, «дембелевали» в полный рост и сразу. Воистину, все в этом мире перевернулось с ног на голову!
      Можно было отнестись ко всему происходящему философски, однако высшее руководство, невзирая на «полуштатское» положение Каргина, продолжало ассоциировать его исключительно со старшим экипажа - со всеми вытекающими отсюда последствиями. То есть имело в полный рост. Не то чтобы это до сих пор волновало или сильно ранило майора, просто, будучи офицером старой закваски, он привык выполнять свою работу хорошо. Причем привычка эта выработалась у него исключительно в силу неких собственных (и, надо признать, довольно старомодных) внутренних убеждений.
      В начале одиннадцатого Эдик Каргин неторопливо прохаживался по Арсенальной набережной, искоса поглядывая в сторону центральной проходной «Крестов»,- согласно полученным вводным приемка объекта «Адвокат» должна была состояться именно здесь. Несмотря на холодную ветреную погоду, на набережной было довольно много людей, так что эдаким одиноким тополем Эдик не выглядел. А раз так, то и особой надобности в легендировании бесцельного шатания туда-сюда вроде как и не было.
      Кстати сказать, на этом самом кусочке питерской набережной многолюдно всегда. С самого раннего утра сюда, как на работу, приходят матери, жены, друзья и родственники сидельцев. Приходят, стоят, с тоской вглядываются в зарешеченные окна камер, надеются и ждут. Внешне все это выглядит очень трогательно и чем-то напоминает сцены, разыгрывающиеся под окнами родильных домов. С той лишь разницей, что там исключительно счастливые люди пытаются докричаться до заветного окошка, посылают воздушные поцелуи и обмениваются многозначительными взглядами и знаками, а здесь - стайки несчастных просто внимательно всматриваются в окна и ждут, когда с той стороны начнут «гонять коней». Именно так на блатном жаргоне означает запускать сквозь решетки на окнах записки с просьбами и обращениями, сиречь «малявы». Между прочим, в последнее время шансы получить весточку из «Крестов» посредством такой вот нехитрой «голубиной почты» значительно возросли. Это случилось после того, как в соответствии с требованиями европейских стандартов со всех камер следственного изолятора сняли-таки внешние жалюзи и заменили их решетками. Отныне в камерах стало чуть больше и света, и свежего воздуха, равно как и несоизмеримо больше головной боли для тех, кто по долгу своей службы этих самых «конских гонщиков» стережет и контролирует. Впрочем, в данном случае последние вполне сознают всю тщетность своих надзорных усилий. Ибо - запри свободе дверь, так вылетит в окно.
      Одного такого «конька», по случайности никем не замеченного, подобрал и Эдик Каргин. Это была смятая в шарик маленькая записка, которою скорее всего выстрелили из окошка при помощи обыкновенной духовой трубки. Каргин развернул бумажку и прочитал: «Очень прошу того, кто найдет эту записку, позвонить моей маме, Алексеевой Екатерине Дмитриевне, по тел. 110-4015 и передать, что до конца недели ей нужно принести двести долларов, иначе в другую камеру меня не переведут. А здесь меня все время бьют. Кирилл». Каргин вполголоса выругался, вздохнул и, достав мобильник, набрал номер Екатерины Дмитриевны. На проблемы неведомого Кирилла ему в общем-то было наплевать, но что такое материнское горе, он представлял себе хорошо. Представившись случайным прохожим, Эдик зачитал содержание записки, выслушал сбивчивые слова благодарности, произнесенные потерянным, убитым женским голосом, и спешно отключил трубку. «Вот ведь, с-су-ки!» - мысленно обратился он к своим, пусть и троюродным, но все же коллегам-вертухаям. В какой-то момент Каргину даже захотелось возбудиться по этой теме и накатать инициативную телегу - в принципе, вычислить вымогателя при передаче денег гласникам не составило бы особого труда. Однако его эмоциональный запал очень быстро перегорел: понятно, что этой темой все равно никто заниматься не станет. А о том, что в «Крестах» существует целая система предоставления платных услуг с единым твердым прейскурантом, не знает разве что начальник ГУИН.
      Эдик посмотрел на часы - без четверти, господин Правдин явно задерживался: либо клиент попался непростой, либо адвокат намеренно затягивал время, дабы срубить побольше бабок за консультацию. О том, что он мог элементарно пропустить выход, Каргин даже и не задумывался, поскольку в деле приемки объекта равных Эдику в ОПУ просто не было. Именно поэтому он - цельный майор, а не кто-то из его салабонов-«грузчиков», в настоящее время пасся на Арсенальной набережной, в то время как остальной экипаж позевывал в салоне зачаленной на площади Ленина «шестерки». Находившийся в подчинении Эдика молодняк был, с одной стороны, не залетный (как у Нестерова), но с другой - и не гвардейский (как все у того же Нестерова). Работу свою пацаны в принципе знали, делали ее по возможности старательно и аккуратно, но при этом, что называется, без задоринки и изюминки. В ситуациях, когда объекта можно было бросить,- бросали не задумываясь, когда бросать было нельзя - таскали, но опять-таки не задумываясь. Характерный для нынешнего молодого поколения прагматизм бил у них через край, зато фантазия и воображение отсутствовали напрочь. А вот Эдик так не мог. В его работе всегда находилось место здоровому авантюризму и нестандартному подходу к решению поставленной задачи. Вершиной разведчицкого искусства Каргина стала приемка объекта, которого должны были задержать в процессе продажи «беретты» с глушителем.
      Тогда ууровцы получили агентурное сообщение о том, что на квартире ранее судимого за разбой гражданина Добржан-ского хранится ствол, который он в самое ближайшее время намеревается продать некоему жителю Дагестана. За Добржанским немедленно выставили круглосуточное наблюдение, и уже на второй день «грузчики» в буквальном смысле взвыли, ибо объект был осторожен и пуглив, как профессиональный шпион. В третью ночь караулить у квартиры выпало смене Каргина. Задача была не из простых - ночь, февраль, мороз плюс лабиринты проходных дворов Петроградки вокруг адреса. Оценив обстановку, Эдик совершил две ходки: первую- на близлежащую помойку, а вторую - в ночной магазин. С прогулки он вернулся в неопрятного вида рваном ватнике «а-ля услада бомжа» и с бутылкой паленой, а потому дешевой водки. Отправив задубевших от холода «грузчиков» греться в машину, Каргин зашел в парадную объекта и направился прямиком к его квартире. Здесь он отхлебнул изрядное количество напитка, улегся прямо на придверный коврик и забылся богатырским сном. В начале шестого утра осторожный объект тихонько открыл свою дверь, шагнул вперед и тотчас наткнулся на похрапывающее нечто. Господин Добржанский брезгливо пнул «бомжа» ногой: «А ну вали отсюда, скотина пьяная». Тот, понятное дело, проснулся, с виноватым видом промычал в ответ что-то невразумительное и, подхватив початую бутылку, засеменил на воздух. При этом впереди него понесся тональный сигнал радиостанции, сигнализирующий о выходе объекта. Короче, не проспали, приняли голубчика. А приняв - оттащили, зафиксировали встречу с покупателем, после чего сдали обоих на руки заждавшимся заказчикам. Вроде бы ничего особливо героического в данном случае Эдик Каргин и не совершил, но опять-таки все познается в сравнении. «Вы, нынешние, ну-тко!» А еще Эдику принадлежал патент на разработку незамысловатого, очень дешевого, но зато весьма эффективного «сигнализатора выхода». Именно Каргин первым в конторе додумался собирать на лестнице бачки с пищевыми отходами и, составив их на попа, прислонять к двери объекта таким образом, что каждый раз о выходе оповещались не только поджидающие неподалеку «грузчики», но и жители близлежащих домов. Жаль только, что ныне этот способ приемки канул в прошлое по причине ликвидации самого института сбора пищевых отходов - то, что раньше уходило на прокорм свиньям, сегодня с большей охотой люди поглощают сами:
      Зато время, пока Эдик Каргин наматывал круги по Арсенальной набережной в ожидании выхода адвоката, в личной жизни Лямина произошло одно немаловажное событие, а именно - примирение с Ириной. Этим утром казалось бы надолго сгустившиеся над головой Лямки тучи были в одночасье разогнаны, причем первый шаг к примирению сделала сама тезка некогда популярной отечественной поп-дивы. Та, помнится, боролась с тучами довольно сложным способом - разводила их руками. Ирочка Гончарова вмешиваться в природные процессы не стала, а просто взяла и позвонила Лямке с работы.
      – Иван, привет! Ты сейчас не на линии? Я тебя не очень отвлекаю?
      – Не, Ириш… вернее, Ира…- сбился Иван, памятуя о былом запрете на дружески-близкое обращение,- нисколечко ты не отвлекаешь, даже наоборот… Мы сегодня с часа выставляемся, так что я пока еще дома. У тебя что-то случилось?
      – Нет. Просто… Простоя вчера весь день думала про нас с тобой, про тебя… Ты очень сильно за субботу обиделся?
      – Да ты что! Это я вел себя как последняя свинья. Мне… мне очень стыдно.
      – Не надо, Ваня, перестань. Я уже не маленькая и все понимаю. Ты - взрослый мужчина,- от этих ее слов Лямка аж зарделся от удовольствия,- и для тебя это очень важно. У тебя ведь были до меня… другие женщины?
      Иван задумался: соврать, что были, а вдруг обидится? Ответить честно, что не было,- тогда какой же он, на фиг, «взрослый мужчина»?
      Возникшую неловкую паузу прервала сама Ирина:
      – Прости, я, конечно, не должна этого спрашивать. Вань, ты извини меня, пожалуйста. Ты хороший, а я, наверное, дура. Если ты хочешь, мы можем попробовать… Только не торопи меня с этим,ладно? Я должна сама, понимаешь?…
      – Конечно, Ириша. Я все понимаю, ты… ты тоже очень хорошая.
      – Давай на этой неделе как-нибудь встретимся, кофе попьем?
      – Давай. Вот только ты же знаешь, у нас заранее ничего планировать нельзя. Сегодня - в вечер, а завтра - черт его знает как будет.
      – Ничего, я подожду. Ты тогда определись и сам позвони, хорошо?
      – Конечно. Слушай, Ириш, а Константин Евгеньевич тебе ничего такого про субботу не говорил?
      – Нет, Вань, ты не думай. Я знаю, его многие в конторе ругают или боятся, но на самом деле дядя Костя добрый. Он и о тебе очень хорошо отзывался.
      «Да уж, могу себе представить»,- подумал Лямин, вспомнив, как на днях полковник Фадеев грозил ему откровенным членовредительством…
      Понятно, что после такого разговора Иван пребывал в самом что ни на есть благодушном настроении. Еще бы - пока он ломал голову над тем, как исправить свою столь щекотливую промашку, его подруга взяла и сама выбросила белый флаг. Еще и прощения попросила. Право слово, прямо какое-то «Очевидное-невероятное»! - «Профессор Капица призывает напиц-ца».
      Собираясь на работу, Иван уже вовсю мечтал и фантазировал, предвкушая предстоящее свидание с Ирочкой. А выйдя из дому, сменил тему и всю дорогу до «кукушки» размышлял о странностях женской психологии. По результатам этих раздумий Иван пришел к тому же выводу, который он сделал два дня назад,- «сложно с ними, с бабами». Лямка и не догадывался, что примерно два века назад очень схожую мысль высказал лорд Байрон, который писал: «Чувства женщины подобны приливу и отливу, и когда приходит большая волна, только Господу известно, чем это может кончиться».
      Между тем лорд Байрон в данном случае был не приделах. Объяснение столь причудливым метаморфозам и трансформациям, произошедшим в юной девичьей головке, было на удивление простым: в понедельник Гончарова пришла в свой отдел и за традиционной утренней чашкой чая поделилась с Ингой Сафоновой потаенными переживаниями по поводу субботних событий. Но вместо того, чтобы разделить негодование подруги в отношении кобелирующих личностей, Сафонова обрушила весь свой пыл на саму Ирину. Смысл ее тирады сводился к двум посылам. Посыл номер раз: «Мужики, они, конечно, подонки и негодяи, у них одно только на уме». Посыл номер два: «Но коль они без этого не могут, то это им обязательно нужно дать, поскольку в противном случае можно запросто остаться и в старых девах, и на старых бобах». Отсюда следовало весьма парадоксальное резюме: «Цену себе знать важно и нужно, но назначать ее следует только после того, как изучишь спрос». Типа смотри, девка, лучше поддайся соблазну - иначе он может и не повториться.
      Словом, за каких-то десять минут Инга Сафонова в пух и прах разбила шаткую аргументацию Гончаровой. Шаткую, потому что, во-первых, Ирочке, не смотря ни на что, все равно очень нравился Лямин, а во-вторых, потому, что ее уже давно тяготила собственная несостоятельность в интимных вопросах взаимоотношения полов. Теоретическую сторону, благодаря рассказам подруг и обилию соответствующей научно-популярной литературы, Ирина знала достаточно хорошо, а вот до практики (с пупырышками или без - все равно) дело пока не доходило. А порою так хотелось!…
 

* * *

 
      В пять минут двенадцатого к немалому удовольствию основательно продрогшего на ветру Эдика Каргина из дверей центральной проходной следственного изолятора «Кресты» соизволил выйти ведущий адвокат адвокатской конторы «Правдин и компаньоны». Информация об этом тут же была передана на оперативный борт с позывными 737. Генрих Семенович замотал на шее элегантный цветастый шарфик, застегнул пальто и, выудив из внутреннего кармана мобильник, принялся давить на кнопки. Именно в этой деловой позе его и запечатлел для потомков Каргин, сделав первый за сегодня опознавательный снимок.
      Сомнений в том, что наблюдаемый тип в шарфике и объект «Адвокат» - суть одно лицо (а это, согласитесь, немаловажно), у Эдика не было. Пусть на собственное изображение с несгибайки пятнадцатилетней давности Генрих Семенович походил не шибко, зато на фотке, скачанной из Интернета аналитиками управления, благообразное лицо адвоката имело полное сходство с оригиналом. Кстати, тут же под фотографией имелась и краткая официальная биография Правдина, добытая все из того же Интернета. Из нее следовало, что адвокатский стаж Генриха Семеновича ведется с 1992 года, тема его диссертации звучит как «Адвокатура на страже прав и свобод граждан Российской Федерации», и что на протяжении многих лет господин Правдин (в девичестве -' Шенкман) стойко и последовательно отстаивает тезис о введении контроля со стороны властей за соблюдением прав человека в армии, искоренении таких явлений, как дедовщина, преступность и оскорбление человеческого достоинства. Такой вот ужас нечеловеческий!
      Понятно, что официальная биография не способна дать полное и исчерпывающее представление о человеке. В противном случае людям было бы очень скучно и неинтересно жить. Другое дело биография неофициальная - вот где настоящая «Санта-Барбара», вот где «Декамерон», «Сатирикон» и им подобное половодье чувств! Именно из нее (биографии неофициальной) при желании можно было почерпнуть, что нынешние громкое имя и общественный вес господин Правдин сделал на беспроигрышном во всех отношениях сотрудничестве с организациями всех мастей правозащитников, а также с комитетом солдатских матерей. В данном случае следование нехитрому принципу «куда фига - туда дым» оправдало себя на все сто, а может, и сто двадцать процентов. Но это что касается стороны «духовной». О материальной же составляющей житейского благополучия Генриха Семеновича многое могли бы поведать оперативники и следаки старой закалки. Правда, начни они рассказывать, то, пожалуй, икалось бы господину Правдину бесперерывно где-то с неделю, не меньше, ибо какой-никакой, но капиталец он сколотил исключительно на защите «жертв милицейского произвола». Тех самых, коих в оперативных делах и милицейских учетах по старинке упорно продолжают именовать не иначе как «члены организованных преступных группировок».
      Много было в адвокатской карьере Правдина всех этих малышевских, тамбовских, казанских, воркутинских, пермских и прочих «энских». Почти все они вышли пусть не из шинели Гоголя, но зато из СИЗО и гоголем. И почти всех их Генрих Семенович защищал столь страстно и пламенно, что порой не только непосредственные участники процесса, но даже и конвойные «обливались слезами над его вымыслом». Недаром в местных адвокатских кругах получила хождение поговорка: «Когда говорит Правдин - Геббельс краснеет». Помимо университетских корочек юриста, Генрих Семенович имел еще и диплом психолога, что само по себе является весьма взрывоопасным сочетанием, а уж тем паче для адвоката. Немногим посвященным до сих пор памятен эпизод с задержанием в 1994 году крупного питерского авторитета, защищать которого взялся Правдин. Доказательств стороной обвинения тогда было собрано выше крыши, и, ознакомившись с делом, Генрих Семенович понял, что для его подзащитного единственной возможностью получить условное является банальная дача взятки судье. А тот был известен как человек принципиально неподкупный, что в очередной раз и подтвердил, гордо отказавшись от предложенной суммы в двадцать тысяч зеленых. Между тем лишившаяся атамана братва суетилась, психовала и предлагала два варианта продолжения сепаратных переговоров: либо напрячься и задрать ценник до двадцати пяти, либо для начала проломить судье голову и уже потом потолковать. Причем большинство склонялось именно ко второму, как к более дешевому и практичному варианту. Генриха Семеновича подобное развитие событий категорически не устраивало, и тогда он попросил казначея группировки разменять на деревянные рубли сумму, которую наскребали с подконтрольных кооперативных сусеков. Причем желательно в самых мелких купюрах. Казначей удивился, но деньги разменял. Образовавшаяся сумма с трудом уместилась в коробку из-под телевизора Akai, каковую и подкатили прямо к порогу жилища судьи. Психологический расчет господина Правдина оказался точен - увидев такую кучу деньжищ, вершитель людских судеб мгновенно сломался и, в отличие от достопамятной Нины Андреевой, поступился-таки принципами. Притом что сумма с точностью до одного цента была идентична той, которую ему предлагали накануне. Эх, масштабно мыслил господин судейский, по-государственному, не случайно ныне он занимает довольно высокий пост в российском Минюсте…
      Впрочем, всех этих подробностей и нюансов из жизни господина Правдина старший «грузчиков» Эдик Каргин не знал, да и не хотел знать. Для него Генрих Семенович был просто рядовой объект. Столь же обыденный и непримечательный, как, скажем, растратчик казенных денег чиновник Володькин или вор-рецидивист Геша-Кошелек. Ни положительных, ни отрицательных эмоций Правдин у бригадира не вызывал, поскольку времена, когда юный «грузчик» Эдик Каргин к каждому вновь принимаемому объекту испытывал жгучую классовую ненависть, остались в далеком прошлом. В том самом, где проезд пятачок, а докторская колбаса по два двадцать.
      Закончив разговор, адвокат спрятал трубу и двинулся по набережной в сторону площади Ленина. Вслед за ним параллельным галсом потянулся Каргин, предварительно озвучив своим «грузчикам» команду «подтянуться». Лавируя между вконец оборзевшими маршрутками, Генрих Семенович перебежал дорогу, дотопал до памятника вождю мировой революции и занял явно выжидательную позицию. По причине ветреной погоды воротник адвокатского пальто был поднят, и эта деталь придавала фигуре господина Правдина потрясающее сходство с былинным киногероем Володей Шараповым. Вот только вместо «журнальчика-Огонечка» в руках у него был импозантный кожаный портфельчик. Эдик отыскал взглядом своих, покуривающих на развалинах остова былого фонтана, голосом передал им объекта и пошел к машине. На данном этапе свою часть работы он сделал: адвоката принял и «фузчикам» показал. Уже из машины Каргин связался со стоявшим на Боткинской экипажем Пасечника, и те переместились к Финляндскому вокзалу. После этого человек Пасечника совершил небольшой кружок через площадь и, купив по дороге мороженое, вернулся обратно. С этого момента знающие были в каждом экипаже.
      Минут через десять от ребят с площади прошла информация о том, что объект встретился со связью, кличка которому была дана Жорик. Встреча была не слишком продолжительной, однако в ходе нее был зафиксирован факт передачи адвокату некоего свертка, который тот излишне суетливо запихнул в свой портфель. Все эти подробности Эдик Каргин узнал позднее, уже после того как отзвонился Фадееву и получил от полковника однозначное и категорическое - «связь тянуть обязательно». Поскольку опознать Жорика в лицо могли только «грузчики» Эдика, тащить его пришлось «семь-три-седьмому» экипажу. Соответственно, команда Пасечника выдвинулась за адвокатом, который, расставшись со связью, неторопливо дошел до вокзала, сел в припаркованный на стоянке личный «Вольво» и покатил в сторону «Авроры». (Похоже, на сегодняшний день у Прав-дина была запланирована поездочка по местам революционной славы.) Тем временем Жорик поймал на Пироговской частника (по крайней мере, внешне это выглядело именно так), и тот, толкаясь в обычных для этого времени дня пробках, стал выруливать на Литейный мост.
      Позднее и сам Николай Григорьевич Пасечник честно признается, что в этот день его экипажу откровенно подфартило. Подопечный Генрих Семенович не стал валять дурака, проверяться и вообще совершать какие-либо резкие телодвижения. Он просто докатил до своего офиса, что на Седьмой линии, загнал машину во двор и поднялся в контору, где и пробыл вплоть до окончания рабочего дня, растянувшегося аж до половины девятого вечера. А вот «грузчикам» Каргина Жорик расслабиться не дал.
      Начать с того, что тормознутый им частник оказался самым натуральным и опять-таки самым тормознутым чайником. Всеми своими четырьмя колесами он так плотно застрял в пробке на Литейном, что на двухкилометровый путь до улицы Некрасова, где в конце концов выгрузился Жорик, потратил ровно сорок минут. Надо ли говорить, сколько мук и нравственных страданий пришлось перенести механику «семь-три-седьмого», которому ничего не оставалось, как вслед за наблюдаемым перейти на режим движения, не без изящества названный им «стилем раненной в задницу черепахи».
      С Некрасова Жорик прошел в пивную «Толстый фраер», хозяином которой, как известно, является наголо бритый шансонье, а по совместительству депутат Государственной Думы и один из культурных символов столь же культурной столицы. В пивной Жорик заказал столь вкусно и обстоятельно, что «грузчики» Каргина при виде этого великолепия поначалу наотрез отказывались вести наблюдение внутри, всерьез опасаясь умереть от обильной потери желудочного сока.
      Именно около «Фраера» к экипажу Каргина присоединились заступившие на линию нестеровцы, и два бригадира, закуривая, вышли навстречу друг другу.
      – Скажите,- заговорщицки начал Нестеров,- это у вас продаются подержанный диван, персидский ковер и щенки шотландской овчарки?
      – У нас, у нас. Можете забирать. Всё оптом и всё даром. Здорово, Сергеич.
      – И тебе не хворать. Как клиент? Психически устойчив? Или по пересеченной местности перемещается исключительно скачками?
      – А хрен его знает. Мы пока только в пробках гоняли - в них, понятное дело, ведет себя паинькой.
      – Это где? На Литейном? А мы с Садовой еле вырвались. Народ совсем озверел, притом что вроде и не пятница сегодня. Сам-то сейчас где?
      – Откушать изволит.
      – Ну да, как раз самое время… Пойду взгляну, что ли. Как он выглядит-то?
      – Второй столик справа у стены. Шайба у него такая… короче, шесть на девять, манеры соответствующие, ветро-вочка синяя… Мимо не пройдешь.
      – Понял,- кивнул Нестеров и нырнул в заведение. Минут через десять он вернулся и, судя по пенным усикам над верхней губой, свой визит «бригадир» залегендировал под предлогом «пива хочется - аж скулы сводит».
      – Э-эх, господин подполковник,- усмехнулся Эдик.- И как вам не совестно? Солнце, можно сказать, еще высоко, неграм еще пахать и пахать, а вы уже злоупотребляете.
      – Я бы попросил вас, господин майор, не путать кружку праздности с кружкой прикрытия. Каждый шаг разведчика должен иметь правильную, соответствующую постоянно меняющейся оперативной обстановке мотивацию. Кстати, я чего-то не понял - почему их там двое?
      – Да подсел к нему минут десять назад какой-то крендель. Я уже Фадееву отзванивался.
      – И чего?
      – А ничего. Этого, говорит, тоже тащите. Руководство, похоже, совсем охренело. Нет, ты прикинь: объекта, связь, связь от связи - и на все про все три экипажа. Крутитесь как хотите.
      – Мы когда выезжали, я в дежурке слышал, что нам на подмогу вроде как «семь-три-девятого» должны перекинуть. У них в Парголове который день полный штиль - объекта еще ни разу в глаза не видели. Может, он там вообще помер, а наши просто не знают.
      – Да пока они из Парголова по таким пробкам доедут, у нас тут экспедиторы сто раз разбегутся и снова сойдутся. Нет, Сергеич, вот обычно говорят «понедельник - день тяжелый», а по мне так тяжелый день - это вторник. Вечно у меня по вторникам какой-то гемор нарисовывает-ся. Я, кстати, два раза женился, и оба раза, представляешь, тоже во вторник.
      В этот момент, словно в подтверждение «теоремы вторника» Каргина, раздался тональный сигнал, оповещающий о выходе объекта.
      – Ну вот, блин. Что я тебе говорил? Че делать-то будем?
      – Так делать нечего - оставляй своего «грузчика», пусть малехо второго потаскает, снимки сделает. Если 739-му не передаст, то потом подберете его где-нибудь. А мы этого дальше погоним. Вы его, кстати, как обозвали?
      – Связь-то? Жориком…
      – Ох, Эдик, никакой фантазии у твоего экипажа, все-то у вас «жорики» да «гарики». Скучно. Вот у нас на прошлой неделе знаешь какие объекты были? Ромуальд и Пафнутий! Во как… Ладно, ша! Вон он выходит. Все, погнали наши городских.
      Нестеров нажал тангенту радиостанции:
      – Иван, видишь, мужик из кабака вышел?… В синей ветровке. Эта песня посвящается тебе. Давай, подбирай…
      На этот раз Жорик, видимо наученный горьким опытом утреннего прозябания в пробках, до следующего пункта назначения предпочел пройтись пешком. Его прогулка до Загородного проспекта заняла не более пятнадцати минут и завершилась у дверей недавно открывшегося мини-отеля «Кристофф», что на Пяти углах. Жорик шагнул внутрь, и через полминуты вслед за ним направилась Полина. Как бывшая «ульянщица», в разного рода учреждениях и организациях Ольховская держалась гораздо уверенней, нежели Лямка, который всегда испытывал робость и благоговейный трепет перед богатыми интерьерами и суровыми секьюрити.
      По узкой, покрытой коврами лестнице Полина поднялась на второй этаж и осмотрелась: Жорик стоял у стойки администратора и вполголоса беседовал с миловидной девицей, ведающей вопросами заселения. Судя по ее чрезмерному оживлению и немедленно выставленным напоказ голым коленкам, с клиентами в заведении было не густо. Сориентировавшись в обстановке, Ольховская решила разыграть роль посетительницы и подошла к стойке, заняв очередь за объектом. Еще на подходе она уловила обрывок фразы, из которого следовало, что Жорик намеревается забронировать на завтрашнее число одноместный полулюкс. В ответ девица удовлетворенно мурлыкнула и повернулась к компьютеру.
      Тут к Полине подскочил халдейского, вида молодой человек с набриолиненными волосами и заученным голосом понес любезно-рекламную чушь в стиле «чего изволите? у нас есть все!». Раздосадованной Ольховской невольно пришлось отвлечься и включиться в деловую игру под наименованием «Продавец втюхивает - клиент отбрехивается». Через пару минут она уже обладала «ценнейшей» информацией о том, что в каждом номере отеля имеются приточно-вытяжная вентиляция и кондиционер Daikin, а к услугам постояльцев предоставлены круглосуточная охрана, видеонаблюдение, камера хранения багажа и круглосуточный кафе-бар с русской и европейской кухней. Переваривая весь этот словесный понос, Полина краешком глаза заметила, как девушка занесла в компьютер данные, продиктованные Жориком по бумажке, и приняла от него аванс в размере десяти тысяч рублей. Взамен тот получил квиток, сухо попрощался (похоже, голые коленки впечатлили его не шибко) и направился к выходу, о чем Ольховская оповестила своих тональным сигналом станции. Сразу же подрываться вслед за ним было категорически нельзя, поэтому ей ничего не оставалось, как доигрывать свою роль до конца. Полина оборвала молодого человека на полуслове, подошла к девушке и поинтересовалась, какие данные требуются для бронирования номера на ближайшие выходные. Оказалось, что нужны лишь имя и номер паспорта. Ольховская с ходу назвалась первой пришедшей на ум «Рябининой Вероникой Сергеевной», и девица, войдя в программу, начала забивать новую карточку постояльца поверх последней записи, сделанной по данным, продиктованным Жориком. Предыдущее имя Полина запомнила отчетливо: «Россомахин Валерий Леонидович», а вот из паспортных данных в памяти отложились лишь непривычные буквы серий - СТ. Как грамотно и без особых подозрений покинуть отель, она придумала заранее, и после того как девица попросила предоплату, Ольховская сделала удивленные непонимающие глаза: «извините, я и не знала, что у вас тут деньги вперед требуются, подождите - сейчас сбегаю, принесу». После чего она скоренько откланялась и выскочила на улицу, однако ни оперативной машины, ни «грузчиков» у Пяти углов уже не было.
      Докричаться до своих Полине удалось не сразу - в каменных джунглях центральной части города есть немало «мертвых зон» с очень плохим приемом сигнала, между тем репитерами оснащена лишь малая часть носимых «грузчицких» радиостанций. Наконец машина нашлась у «Макдоналдса», что на углу Рубинштейна и Невского, и Ольховская чуть ли не бегом подорвалась туда: оперативный транспорт, он ведь как автобус, ждать не будет.
      Когда запыхавшаяся Полина добежала до своих, оба «семь-три-пятых» «грузчика» сидели в салоне. Бригадир пояснил, что на Невском Жорик совершил посадочку в троллейбус, и теперь первым номером его потянула смена Эдика Каргина. Пашка завел мотор, присмотрел удобную лазейку и в нарушение правил залихватски вырулил налево, воткнувшись в плотный поток машин, двигавшихся в сторону Невы. По достоинству оценив столь нахальный финт, возмущенный гаишник едва не проглотил свой свисток и отчаянно замахал полосатой палочкой. Козырев вильнул в его сторону, небрежно засветил спецталон и излишне самоуверенно проскочил под желтый, чудом не поцеловав стартанувший секундой раньше «нисан», из которого до «грузчиков» донесся поток отборной брани.
      – Але, ямщик, ты это… лошадей не гони,- неодобрительно крякнул сидящий «на первой парте» бригадир.- Расшибешь нас как бог черепаху.
      – Так вон он, троллейбус, уже к «Елисеевскому» подъезжает. Оттуда уже ни фига не видно.
      – Да хрен с ним, с объектом-то! - Ты нас чуть не расшиб. Об «нисана». Причем прямо на глазах доблестного гиббона . Оно, конечно, с непроверяйкой на дорогах ты герой, но зачем стулья, в смысле машины, ломать?
      – А… Да я, честно говоря, не заметил.
      – Кого? - поинтересовался с заднего сиденья Лямка.- «Нисана» или гаишника?
      – Да обоих.
      – Во-во. Помнится, похожий случай был у нас с Антохой Гурьевым,- тут же откликнулся Нестеров.- Короче: ночь, дождь, машин на дорогах почти нет, перекресток на Мориса Тореза. Объект на желтый проскочил, а мы малехо выждали и подорвались за ним на «помидор». Через какое-то время, гля, мать моя женщина, нагоняют с мигалками и в матюгальник по-доброму так: «Водитель номер такой-то, остановитесь». Ну, делать нечего, прижимаемся, потому как могут и пострелять, с них станется. Подходят два зайца, радостные такие, оба с калашами, от возбуждения и предчувствия больших бабок пальцы на курках так и пляшут.
      Антоха им в форточку спецталон показывает. Те, ясен пень, расстраиваются и мрачно так: «Что ж вы, господа хорошие, творите - мы ж за вами уже, почитай, километра два гонимся». Гурьев им отвечает, мол, извините, мужики, не заметил. И тогда их старший выдает офигительный по своему внутреннему содержанию перл: «Сегодня вы не заметили на дороге сотрудника Госавтоинспекции, а завтра вот также запросто не заметите человека»… Стоп, Пашка, ну-ка звук прибавь. Похоже, у них там остановочка образовалась.
      Остановочка образовалась на стоянке общественного транспорта у Эрмитажа. И здесь ведущий наблюдение в троллейбусе «грузчик» из экипажа Каргина, чуть замешкавшись, совершил прокол номер раз: сообщил о выходе Жорика слишком поздно, а посему 737-му ничего не оставалось, кроме как вместе с основным потоком уйти на Дворцовый мост и зачалиться у Ростральных колонн, смешавшись с толпой традиционно паркующихся здесь свадебных процессий. В свою очередь Козырев не без труда успел застопориться непосредственно рядом с остановкой, но поскольку это дело произошло аккурат под знаком «Стоянка запрещена», долго светиться на этом месте представлялось неразумным.
      Между тем наблюдаемый товарищ Жорик повел себя в высшей степени по-свински. Согласно озвученной в эфире настроечке, покинув троллейбус, он не придумал ничего лучше, как потащиться на мост. По частному, высказанному для своих мнению Нестерова такого рода телодвижение допускало два варианта развития событий: либо в движении объект (хотя какой он, на фиг, объект? Связь, она и в Африке связь!) срубил-таки хвост, либо на него внезапно нахлынули некие романтические чувства, вызванные непосредственной близостью реки Невы, воспетой великими писателями и поэтами. Эх, его бы слова да «грузчику» в уши! В общем, для всех так и осталось загадкой, чем в данном случае руководствовался Жорик. Да и какая, собственно, разница, если в самое ближайшее время молодой «грузчик» Каргина взял и совершил прокол номер два?
      А вышло так: дойдя до середины моста, объект неожиданно метнулся на противоположную сторону и принялся активно махать рукой, явно тормозя тачку. Вместо того чтобы предупредить о его недвусмысленных планах оперативные экипажи, «грузчик» попытался самостоятельно повторить его маневр, дабы засечь номер подхватившей объект машины. В результате хотя он и зафиксировал посадку Жорика в машину, но вот ее контейнера разглядеть уже не успел. Оперативно развернуться с Биржевой площади в обратную сторону экипаж Каргина не смог, а на отчаянный вопль: «Сергеич, у нас посадка, синий жигуль с моста направо!» - команда нестеровских среагировала уже слишком поздно - продраться сквозь поперший на Невский двухполосный табун было нереально. Короче, Жорик ушел. Ушел по Английской набережной, и ушел по-английски. Запоздалые попытки пошерстить набережную и прилегающие улицы успехом не увенчались. Теперь хошь пей боржоми, хошь не пей - результат один: облажались.
      – Чего будем делать, Александр Сергеевич? - осторожно спросила Полина.
      – Так, а хрена ль теперь делать - будем в контору возвращаться.
      – Нас теперь что, заругают? - простодушно осведомился Лямка.
      – Нет, бля, премию дадут,- проскрипел Нестеров.- Ваня, заткнись, пожалуйста, а? Паш, разворачивайся. Все, едем до хаты.
      – Так мы же не виноваты,- Лямин никак не мог врубиться в суть переживаний старшего.- Во-первых, это не мы, это 737-й проворонил. Мы-то здесь при чем? И вообще, чего они так к этой связи прицепились? У нас объект кто? Адвокат. А его пока вроде бы никто не потерял, так что все в порядке.
      (Уже по приезде в контору нестеровцы узнают, что адвоката в этот день действительно не потеряли. А вот со связью из «Толстого фраера» у «грузчика» Каргина вышла неувя-зочка. Он маханул его в метро, при заходе на станцию «Гостиный двор». Причина этой невосполнимой потери была до безобразия нелепа - на магнитной карточке «грузчика» кончились поездки, и пока он судорожно прорывался к окошечку кассы, торгующей жетонами, связь спокойно прошла через турникет и убыла в неизвестном направлении на самом тихоходном виде общественного транспорта - на эскалаторе.)
      – …Ваня, я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся. Так вот, запомни и намотай на ус (коль нет усов, пока мотай на уши, вырастут - перемотаешь): когда ты по жизни не понимаешь, что делаешь, делай это особенно тщательно и аккуратно. Понял?
      – Не совсем. Но ведь…
      – Ой-йо,- схватился за голову бригадир.- Полинушка, хоть ты вразуми его, что ли? Иначе я за себя не ручаюсь. Козырев, ну хватит уже ворон считать. Чего стоим, чего ждем?
      – Так знак же здесь! Надо в объезд уходить.
      – Раньше надо было на знаки смотреть, а теперь давай - прямо гони. Быстрее доедем - быстрее отымеют. Соответственно, быстрее по домам разбежимся и быстрее с горя напьемся.
      В соответствии с пророчеством Нестерова в этот вечер быстро «разбежаться и напиться» удалось почти всем «грузчикам» двух провинившихся экипажей. Исключая, естественно, бригадиров, которым досталось по полной программе и со строгим соблюдением иерархической очередности - сначала взгрел Нечаев, затем Фадеев. По причине отъезда начальника управления Сергея Андреевича Конкина на санаторно-курортное лечение в город Нальчик персональная вздрючка от верховного главнокомандующего была отложена на более поздний период. Закончив разнос, по итогам которого за Нестеровым и Каргиным была официально закреплена неофициальная должность «охотников на ящериц» , Фадеев приказал бригадирам ждать и поехал к заместителю Пиотровского докладывать обстановку по объекту «Адвокат». В данном случае «докладывать обстановку» - читай «получать пистон».
      Опасения полковника Фадеева не подтвердились. Нет, конечно, для блезиру его малость пожурили, однако после этого разговор в спешном порядке был переведен в более конструктивное русло. Совместными усилиями следовало как-то исправлять ситуацию, и получилось так, что от неминуемой расправы «опушников» спасла информация, добытая Полиной при посещении отеля на Загородном. Именно за нее мгновенно ухватился присутствовавший на докладе незнакомый Фадееву мужчина в штатском, которого Зам представил Станиславом Алексеевичем, «куратором темы». А того заинтересовала паспортная серия «СТ», которая, по его словам, свидетельствовала о сибирском, а именно - иркутском происхождении паспорта. Переписав данные Россомахина, таинственный Куратор стремительно подорвался из кабинета. В общей сложности Станислав Алексеевич отсутствовал минут десять, после чего столь же стремительно вернулся и сообщил, что, согласно записи в системе «Авиаэкспресс», человек с такими данными приобрел билет на самолет рейсом «Иркутск - Петербург» и прилетает завтра в 16:25 по местному времени.
      Куратор многозначительно посмотрел на Зама, и тот, прочитав в его взгляде некий немой вопрос, тут же дал на него четкий ответ в виде начальственной отмашки, адресованной Фадееву:
      – Что ж, Константин Евгеньевич, придется вашим завтра выставиться в Пулково.
      – За кем? - Фадеев талантливо скорчил недоумевающую гримасу и с тоской отметил, что в очередной раз инициативы «грузчиков» Нестерова выходят его управлению боком.
      – За Россомахиным Валерием Леонидовичем,- раздраженно отчеканил Зам, купившийся на деланный «тупизм» опушника.
      – Основания?
      – Это связь адвоката Правдина, которая может представлять оперативный интерес.
      – Вообще-то это связь связи господина Правдина. Да и то не вполне явная. Возможно, человека просто попросили об услуге забронировать номер в питерской гостинице. Объяснений здесь может быть масса…
      – Равно как и масса объяснений сегодняшней двойной потери объектов вашими сотрудниками,- оборвал Фадеева Зам.
      Что ж, аргумент получился хотя и не шибко логичный, но вполне убийственный. В данном случае крыть было нечем, поэтому опушный начальник попробовал зайти с другого виража:
      – Но почему именно в Пулково? Приемку Россомахина гораздо проще организовать в процессе его заселения в отель.
      – А вы, Константин Евгеньевич, можете быть уверены в том, что по пути из аэропорта в гостиницу он не заедет куда-нибудь еше? Кроме того, связь Жорик, которую вы сегодня потеряли, вполне может приехать его встречать.
      – Так у нас ведь даже фотографии этого Россомахина нет! Что ж теперь, моим людям у всех прибывших иркутским рейсом паспортные данные спрашивать?
      – Завтра с утра фотографию вам перешлют,- подал голос из своего угла Куратор.- По этому вопросу с сибирскими коллегами уже связываются. А вообще я прекрасно понимаю и даже отчасти разделяю ваши, Константин Евгеньевич, сомнения. Но и вы нас, пожалуйста, поймите. К тому же этот иркутский гость оставляет вашему управлению шанс реабилитироваться за сегодняшний конфуз.
      – А вы представляете, во сколько человеко-часов мне эта реабилитация выльется? - завелся Фадеев.- Экипажи за адвокатом, экипажи в Пулково, на Загородном на всякий пожарный пост выставить тоже не помешало бы. Да и это все мелочи. Главное то, что любая проверка за подобное распыление сил и средств по первичному материалу мне такую Варфоломеевскую резню католиков устроит, что… Короче, без официально оформленного задания я за Россомахиным смены ставить не буду.
      – Не слишком ли много вы на себя берете, полковник Фадеев? - этот вопрос был задан с излишней нервозностью, из чего у опушника сложилось впечатление, что Зам, по неясным причинам, немного пасует перед Куратором. А тот между тем спокойно продолжил:
      – Константин Евгеньевич, давайте мы с вами придем к следующему компромиссному решению: завтра в аэропорту вы принимаете Россомахина и доводите его до отеля, где ваши люди должны убедиться, что объект на самом деле заселился. Если выяснится, что эта иркутская связь ложится в масть, то мы сразу же выпишем отдельное задание на «наружку», после чего вы примете его уже абсолютно официально… Поймите, Константин Евгеньевич, в данном случае нам от вас требуется лишь доподлинно установить, что в город прилетел именно тот самый человек, и что он действительно поселился именно в том самом месте. О котором, кстати, сообщили именно ваши сотрудники. И еще - дабы не разводить канцелярщину, эпизод с Россомахиным можно не включать в итоговую сводку «НН» по объекту «Адвокат». Для понимания ситуации и принятия решения нам будет достаточно вашего устного доклада. Ну как? Вам все понятно? Или все-таки требуется еще и персональное распоряжение начальника главка?
      – Все,- буркнул Фадеев, поняв, что спорить бесполезно, так как здесь, похоже, все давно решено за них.
      Но потом все-таки не удержался, съязвил:
      – Лично мне ясно все, кроме одного. По каким таким признакам я должен понять: ложится эта, с позволения сказать, связь в масть или же нет?
      – Вас об этом оповестят,- ответил Зам и дал понять, что на этом разговор закончен.
      Фадееву ничего не оставалось, как подхватить со стола свою рабочую папку и откланяться. Целоваться на прощание с присутствующими он не стал, ограничившись сухим кивком головы, после чего спешно покинул столь редко бывающие гостеприимными своды главной милицейской крыши города.
      Направляясь к служебной машине, Константин Евгеньевич пробормотал себе под нос строчки из старой студенческой песенки, которые приходили полковнику на ум всякий раз, когда его доводили до крайней степени раздражения. Строчки были такими: «Встану рано поутру и напьюся ртути, а потом повешуся в энтом институте». Имел ли он в данном случае в виду, что столь изощренный суицид должен состояться в вальяжных имперских стенах главка или в обшарпанных коридорах центральной «кукушки», было неясно. Впрочем, какая в данном случае разница? Важен эффект. А эффект в данном случае безусловно был бы тот еще!… Надо сказать, что задание на «Н Н» за адвокатом Правди-ным не понравилось Фадееву сразу. И дело было даже не в том, что его (задание) оформили по «первичке» (в принципе, основанием к началу проверки может быть и пресловутое ОБС - «Одна бабка сказала»), а скорее в том нездоровом интересе, который к этой теме проявило высшее главковское руководство. Оно понятно, что достопочтенный Генрих Семенович на своем веку попил немало милицейской и судейской кровушки, однако начинать его разработку именно «с ног» представлялось Фадееву занятием в высшей степени бестолковым, а главное - бесперспективным. Ну не станет же он, в самом деле, лично встречаться с торговцами дурью и закупать у них за наличку товар для своих подзащитных! А если уж инициаторы решили эту самую дурь элементарно ему подбросить, то для фиксации задержания адвоката с показательным изъятием из салона автомобиля пакетиков с белым порошком вовсе не обязательно подряжать наружку - для таких случаев у гласников и свои кино- и фотооператоры имеются. Да и в наркотиках ли дело? Получив задание на адвоката, Константин Евгеньевич не поленился и лично смотался в Кировское РУВД, где приватно побеседовал с начальником следствия Марецким, с которым он был знаком еще со времен учебы в академии. Встреча прошла в теплой дружеской атмосфере, и в ходе нее старый боевой товарищ признался, что тему эту им спустили сверху, толком ничего не объяснив. Ну разве что нечто мутное типа: вот вам материален, здесь информация от агента Пупкина, который давеча на заре слышал малиновый звон в отношении другого звона. По ком тот, другой, звон звонил, непонятно, однако не исключено, что и по проживающему на вашей земле адвокату Правдину. А раз так, выпишите-ка вы на всякий случай на этого негодяя «НН», а то что-то совсем эти борзописцы от адвокатуры распоясались. Марецкий честно признался, что самостоятельно возбуждаться в отношении адвоката территориалы не собираются, но итоговую сводку наблюдения примут с благодарностью, так как у ведущего литерное дело по наркоте опера что-то уж слишком давно в это самое дело ничего не подшивалось. А это есть политически неправильно.
      Понятно, что после такого рассказа зерна сомнений в душе Фадеева немедленно проросли и заколосились. Другим же, не менее интересным местом полковник явственно почуял, что хлебнут они еще горя с этим адвокатом и его связями. А чуял Константин Евгеньевич всегда исключительно точно, ибо, по его собственному выражению, закаленная в боях задница у него была вся в шрамах, а потому - очень чувствительная.
 

* * *

 
      Полковник Фадеев не знал, что реальным заказчиком «наружки» за адвокатом Правдиным был тот самый «куратор» Станислав Алексеевич, которого Фадеев встретил в кабинете Зама. Станислав Алексеевич Кириллин служил в ГУБОП МВД РФ и на протяжении последних нескольких лет руководил бригадой сыщиков, работающей над секретной милицейской разработкой под кодовым наименованием «Техосмотр». В рамках этой разработки люди Кириллина отрабатывали так называемую иркутскую группировку и ее духовного лидера господина Сурина, более известного как Ребус и Кардинал.
      Ребус родился, вырос и накопительно-поступательно получил все три свои судимости в городе Иркутске, в котором с конца 80-х годов зажигал преступный авторитет Базиль. Авторитет был правильный - город держал, воровскую Сибирь прославлял, имел связи даже с небезызвестным Япон-чиком и чем мог помогал последнему. У известного в ту пору лишь в пределах Иркутской области Сурина такого авторитета, конечно, не было. Зато у него имелись апломб и неуемная страсть к интригам. Поэтому, выйдя на Япончика в лихую для того годину (а Япончик скучал в тюрьмах США), Ребус ни много ни мало взял да и выпросил у него рекомендацию в законники. Так он стал вором, и Базилю это, понятное дело, не очень понравилось. Однако его мнения поначалу никто не спрашивал, а через какое-то время и спрашивать стало не у кого, поскольку в 1998 году Базиля покрошила группа Олега Богомола, вставшая под знамена Сурина.
      В одиночестве, да на Олимпе, да при таких связях и при такой братве, Ребус подмял под себя фактически всю Иркутскую область. Люди и силы его стали умножаться. Что немудрено, ибо еще Михаил Афанасьевич Булгаков в свое время пророчески заметил: «Прескучно живут честные люди! Воры же во все времена устраиваются великолепно, и все любят воров, потому что возле них всегда сытно и весело».
      Бандитствовать по-мелкому Ребусу наскучило очень скоро, и он перешел к захватам собственности и власти в стиле гангстеров и звериного капитализма. И, забегая вперед, скажем, что в этом деле он зело преуспел. (Кстати, в свое время стиль этот Ребус пытался тщательно копировать с героев фильма Серджио Леоне «Однажды в Америке».) Созданное Суриным иркутское ОПС контролировало часть энергетической, алюминиевой и целлюлозно-бумажной промышленности, несколько предприятий нефтехима, поставки спирта, строительство таможенных терминалов и прочая, и прочая… В городах области Ребус наложил лапу на шоу-бизнес, модные кинотеатры, прокат фильмов, колхозные рынки, универсамы. При этом иркутские ребята не брезговали и традиционными вымогательствами с разбоями - правильно, нельзя руку сбивать. Коммерческий уклон коммерческим уклоном, но торговые люди, чиновники и иже с ними должны бояться. Когда люди знают, что государство не защитит, то это ведь тоже - Бизнес.
      Но вскоре и этого всего Ребусу показалось мало - хоть и в пятьдесят Швейцарии, но все же тесновата Сибирь. Тем паче что любая безнаказанная агрессия требует все больше и больше пространства, а в розовых снах и мечтах ему уже и мировое господство стало грезиться. В развитии новой национальной идеи Сурина иркутские начали конкурировать в Москве с крупнейшими коллективами - солнцевской и коптевской бригадами, а в Питере с тамбовскими и казанскими. Параллельно запустили десант в Новосибирск, Альметьевск, Великий Новгород - везде нашлись кружки по интересам. Конечно, открыто против всего мира не попрешь, а вот для партизанской борьбы мобильные летучие отряды - это как раз самое то.
      Отряды эти преимущественно состояли из военнослужащих внутренних войск и бывших десантников из штурмовых бригад, были в них и профессиональные взрывники. Не мудрствуя лукаво, основным способом решения вопросов было выбрано физическое устранение конкурентов. Нет, конечно, иногда начиналось и с долевого бизнеса, но в оконцовке все равно почему-то выходило одно - шилом в бок. Между тем Ребус, вращаясь в Испании, в Монте-Карло, в Москве на раутах, решал вопросы все больше политические, глобальные. К тому времени он уже плотно обосновался в Москве.
      Именно в столице, как приложение к уже никем не оспариваемому авторитету, пришла и настоящая слава. Сам министр внутренних дел, выступая перед депутатами Госдумы, заявил, что вор в законе Ребус, совместно со скандально известными братьями-бизнесменами, контролирует цельный алюминиевый завод. Это ли не «Оскар»?! Кстати, по оперативным данным, скрупулезно и по крупицам собираемым бригадой Кириллина, некоторые депутаты после этих откровений министра пережевывали информацию в «Ирландском» ресторане с… Ребусом. Как говорится, жди, пока черт сдохнет, а он еще и хворать не думал. Кстати, под кличкой Ребус столь влиятельный и всеядный товарищ фигурировал лишь в секретных бумагах МВД. А для приближенных и «допущенных к столику» уже давно допускалось почтительно-гламурное обращение Кардинал, которое острословы из конкурирующих организаций бандитствующего толка крамольно перекрестили в Карданвал. Кстати, внешне Ребус действительно походил на гнутую и тертую жизнью и перепутьями железяку. А свое первое и основное прозвище он получил еще по первой ходке в Тулунской спецтюрьме за свою неуемную страсть к разгадыванию кроссвордов, которые Сурину еженедельно доставляли в камеру целыми пачками.
      В последнее время в служебные командировки на берега Невы подневольный биограф Ребуса Станислав Алексеевич Кириллин отправлялся регулярно, потому как начиная годика эдак с 2001-го центр тяжести бизнес-интересов Сурина ощутимо смещался в сторону Северо-Западного региона. Наместником иркутских на питерской земле был тот самый Богомол, который столь непочтительно обошелся с преподобным доном Базилем. Надо сказать, что его преданный труд был оценен Ребусом по достоинству. Помнится, в «Неуловимых мстителях» волосатое «их императорское величество» предлагало полковнику Кудасову «подарить Польшу». Что ж, нынешний Петербург с его окном в Европу был не менее ценным подарком.
      В Северной столице Богомол и его команда внешне вполне легализовались. И то сказать - достаточно лишь глянуть на записи служб безопасности дорогих гостиниц «Астория» и «Европейская»: с кем только кофе ни пьют, с кем только ни трут. Тут тебе и депутаты ЗАКСа и Госдумы, и иностранные бизнесмены, и поп-певицы с во-о-от такенными попами… Но, как сказал капитан Врунгель, «регата регатой, но и о морских традициях забывать нельзя». Хотя… Забудешь о них, как же, когда со всех сторон гремят взрывы и слышатся автоматные очереди. «Что за стрельба, браток? Прям как на фронте!» - Да так, знаете ли, иркутские вопросы решают. К чести питерских оперативников, у них хватило мужества, профессионализма, а главное воли и желания, дабы перейти в контрнаступление. И уже к сентябрю 2003 года в распоряжении руководства питерского УУР была сконцентрирована информация о том, что на территории Санкт-Петербурга действует устойчивая группировка, непосредственно занимающаяся ликвидацией авторитетов преступного мира, крупных коммерсантов и влиятельных лиц. Масштаб их преступлений поражал. Мозаика разработки была сложнейшая. И все же по многим эпизодам доказательства были собраны, после чего было принято решение реализовывать информацию, то есть выходить на аресты.
      Но, как говорится, между ртом и куском многое может произойти! Не все тогда прошло гладко - в ответ на милицейские репрессии последовал мощнейший накат, инициированный связями Ребуса, и в итоге вместо жирной финальной точки в операции «Техосмотр» нарисовалась лишь запятая, со временем и вовсе видоизменившаяся в многоточие. В том же Питере, где сыщикам удалось приземлить самого Богомола, все равно спокойнее не стало. Какое-то время бригада Кириллина, легализовавшая (и, соответственно, похерившая) наработанные ранее пароли и явки, и вовсе топталась на месте, с тоской наблюдая, как, казалось бы, крепко сшитое дело начинает постепенно трещать по швам и разваливаться по отдельным эпизодам. Но тут, наконец, мало-помалу движение вперед возобновилось.
      На этот раз в Питер Станислав Алексеевич приехал с вполне конкретной целью - лично поучаствовать в допросе задержанного Чекменева, который считался одним из приближенных Ребуса. И так уж получилось, что питерские опушники, сами того не ведая, за неполную неделю дважды нарыли для Кириллина очень важную информацию - сначала подвели под задержание Ростика, а сегодня случайно установили, что в Питер должен прилететь Валера Россома-хин.
      Станислав Алексеевич не зря ухватился за иркутскую серию номера его паспорта: на время оставив Фадеева и Зама одних, он сделал звонок в Москву своим, и ему тут же пробили по базам, что Россомахин входит в иркутскую бригаду киллеров, возглавляемую одним серьезным товарищем по фамилии Скрипник. А курировал эту бригаду в Сибири как раз-таки Чекменев.
      Из всего этого вырисовывалась довольно скверная версия - похоже, на Северо-Западе намечается какая-то серьезная ликвидация. Но даже если и не ликвидация, то уж какая-то нездоровая движуха - это точно. С опушным полковником этой информацией Кириллин пока делиться не стал. Правильно это или нет - это уже другой вопрос. Конечно, с одной стороны, существует поговорка «кто предупрежден - тот вооружен», и поговорка в принципе правильная. Но, с другой стороны, и папаша Мюллер был далеко не дурак, когда говорил: «Про то, что знают двое, знает и свинья». К тому же, по мнению Кириллина, «грузчики», получив информацию, что они будут работать за киллером, вполне могут начать излишне мандражировать и суетиться под клиентом. А в нынешней ситуации это было бы крайне нежелательно.
      Полковник Фадеев вернулся в контору лишь в начале девятого. В его ожидании провинившиеся бригадиры коротали время за просмотром скучнейшего футбола, развалившись на диванчике в дежурке. Проходя мимо них, Фадеев побарабанил пальцами по пластиковому стеклу окошка дежурки и махнул рукой в сторону своего кабинета: мол, пошли поговорим. Каргин и Нестеров лениво поднялись с дивана, при этом Эдик смачно, до хруста в позвоночнике потянулся, и поплелись на начальственный ковер. Константин Евгеньевич бросил взгляд на вошедшую сладкую парочку а-ля люди в черном, втянул ноздрями воздух и поморщился:
      – Понятно, уже успели в церковь через дорогу смотаться.
      – ???
      – Как сказал Карл Густав Юнг, «жажда алкоголика пить эквивалентна стремлению к Богу».
      Фадеев угадал - за то время, пока полковник мотался в главк, «бригадиры» успели раскатать пузырек. Но исключительно в целях снятия стресса, а это многое меняет, не правда ли? Впрочем, вслух «грузчики» этого не сказали, а напротив, горделиво встрепенулись: дескать, ну что вы, господин полковник, как можно?!
      В ответ Фадеев лишь понимающе хмыкнул - после сегодняшних заморочек ему и самому хотелось пропустить рюмашку-другую. Константин Евгеньевич даже сделал неосознанное движение в сторону стилизованного под обыкновенную тумбочку мини-барчика, однако вовремя осёкся и притормозил. И не потому что компания была неподходящей (наоборот, и Эдика, и Нестерова он знал уже больше десяти лет; как говорится, не первый год замужем), однако в «воспитательных целях» сегодня распивать с проколовшимися старшими не следовало. Опять же в свете предстоящих завтра событий, которые, судя по невнятным вводным из главка, обещали быть. «Ладно,- подумал полковник,- вот отстреляемся, сдадим дело в архив, забудем о нем, как о страшном сне, и тогда за милую душу и с превеликим удовольствием». Рассудив так, Фадеев кратко, но зато конкретно загрузил бригадиров нарисовавшейся темой с Россомахиным. Последовавшая реакция опушных люмпенов была вполне предсказуемой:
      – Я чегой-то невкурил, а почему это, как у нас в управе какой блудняк намечается, так завсегда он нам с Сергеи-чем перепадает? - затянул Каргин.- Мы ж вроде в компартии никогда не состояли, в «Единую Россию» не записывались. Так за что ж именно нам всякий раз такая честь?
      – А с каких это пор исполнение служебных обязанностей у вас именуется блудняком? - поинтересовался Фадеев.- Насколько я помню, в своде условных выражений такого термина нет.
      – А вот насколько я помню,- ядовито спикировал слегка оборзевший после «одвухсотпятидестиостограммления» Эдик,-инструкцией по организации наружного наблюдения работа без задания за связью связи объекта не предусмотрена.
      – Ну все, сейчас начнется,- вздохнул Нестеров.- Передача «Играй гармонь». Ария Каварадосси, Леонкавалло, «Паяцы».
      – Я не знаю, кого там… Леон ковал по яйцам,- невозмутимо ответствовал Эдик,- хотя, похоже, догадываюсь. Но все ж таки хотелось бы понять - за чей счет этот банкет?!
      – Так, все, хватит,- взвился Фадеев и стукнул кулаком по столу.- Александр Сергеевич, объясни, пожалуйста, своему товарищу, чьи ныне в лесу шишки. Иначе я ненароком сорвусь на поросячий визг и соседей напугаю.
      – Эдик,- примирительно начал Нестеров,- Константин Евгеньевич хочет сказать, что завтра существует гипотетическая вероятность приезда в аэропорт связи Жорик.
      А поскольку эту связь просрали наши с тобою доблестные смены, то, следовательно, именно нам, как знающим ее непосредственно и в харю, доверена почетная миссия работать на приемке в аэропорту некоего Россомахина. В конце концов, разве ты не знаешь, что в этом мире ничто так не объединяет людей, как совместно совершенное преступление?… Не скрою, мне тоже кажется, что есть в этой теме какая-то хренотень. Опять же нельзя исключать, что Полина просто не совсем точно срисовала фамилию, и тогда совершенно непонятно, какого фига мы будем там отсвечивать. Но это уже, как говорится, без комментариев.
      – Всё? Высказались? А теперь я скажу,- полковник Фадеев понял, что дай только бригадирам волю, и свою больную мозоль они будут скоблить до самого утра.- С «играй-гармонью» или без, но завтра в шестнадцать нуль-нуль ваши экипажи должны стоять в Пулково. Причем стоять будете, как в стереокино на Невском. Жалом водить на сто восемьдесят, а то и на двести семьдесят градусов. Триста шестьдесят, так и быть, запрещаю, потому как башка при такой амплитуде может и оторваться.
      – А «как в стереокино» - это как? - почти хором переспросили «грузчики».
      – А так, чтобы перпендикулярным зрением ловить приезжего Россомахина, а параллельным отслеживать возможное появление Жорика. Ясно?
      – Ясно,- выдохнул Эдик.- С учетом трехмерности пространства какая-никакая, но все-таки поблажка. А можно…
      – Можно,- сказал как отрезал Фадеев.- Можно! Можно не знать и не понимать рабочих вводных старшего начальственного состава, но… исполнять их следует обязательно. А теперь всё, шабаш, мужики, по домам. Если сейчас кто-то из вас попытается продолжить дискуссию, то… Короче, вы сами знаете. Я - личность брутальная, если что…
      – Да знаем-знаем,- проворчал Каргин,- Если что - сразу в бубен. Ну чего, двинули, Сергеич? Тебе куда, на метро?…
 

* * *

 
      На следующий день экипажи Каргина и Нестерова практически одновременно выдвинулись от базы «кукушки» в аэропорт Пулково. За то время, пока «грузчики» добирались до места, в салоне «семь-три-пятого» царила непривычная тишина, разбавляемая лишь рок-н-ролльным фоном любимого Пашей «Нашего радио» да периодически проявляющимся голосовым спамом опушной радиоволны. Последний, как всегда, был разнообразен и подтверждал классическое: «Всюду жизнь!»
      Нестеровцы молчали каждый о. своем, и причины тому были сугубо индивидуальные. В частности, вертевший баранку Козырев в сотый раз прокручивал в мозгу вчерашний разговор с Полиной. Накануне после смены он снова вызвался проводить ее домой, и на этот раз проводы завершились пусть и не катастрофической, но все же перебранкой, едва не дотянувшей до полноценного выяснения отношений. В свою очередь Ольховская, под впечатлением вчерашней ссоры с Козыревым, тоже размышляла… Нет, не о своих с Пашей отношениях (те, при всех несомненных козыревских плюсах и достоинствах, похоже, все равно какого-либо качественно иного продолжения не имели), а о собственном будущем. А оно, это самое будущее, Полина с каждым новым днем все меньше и меньше ассоциировала с наружкой. Не то чтобы ей не нравилась нынешняя работа - скорее ей не нравилось то, что на этой работе происходит с нею самой. Когда-то это должно было случиться: женское начало, семейный ян наконец-то нагнул и размазал по стенке общественный, мужицко-офицерский инь. В жизненном театре абсурда Ольховская пресытилась ролями «грузчицы» и «ульянщицы» и теперь мучительно терзалась, что режиссера, коий доверил бы ей сложную, но зато заглавную и хитовую роль любимой и желанной бабы, на горизонте не было и не предвиделось. По крайней мере совершенно непонятно, откуда бы такому при ее нынешней службе нарисоваться?
      Александр Сергеевич Нестеров был угрюм и мрачен по многим причинам, что называется - по совокупности. На все заморочки последних дней, которые словами капитана Смолетта можно охарактеризовать как «мне не нравится этот корабль, мне не нравится эта экспедиция - мне вообще ничего не нравится», добавились еще и проблемы житейского, бытового плана. Пару недель назад супруга Нестерова вернулась из многодневной киноэкспедиции, и теперь, когда ее работа вновь стала носить былой эпизодический характер, принялась за старое. Короче, нет ничего страшнее рыбы-пилы, которую, пустив попастись в океан, через какое-то время поместили обратно в аквариум.
      Один лишь Лямка в этот момент молчал совершенно по-другому - он молчал радостно, вспоминая и предвкушая. Ему было хорошо. А хорошо ему было потому, что, воспользовавшись вчерашним незапланированно ранним сворачиванием работ, он успел договориться о встрече с Ириной, и встреча эта прошла на удивление достойно и хорошо. Мощным финальным аккордом стал затяжной, переходящий в умопомрачительный засос, поцелуй на лестничной площадке столь знакомого полковничьего дома. Более того, во время этого поцелуя Иван, не встретив сопротивления со стороны прибалдевшей Гончаровой, отправил свободную от обнимания девичьего стана руку на рекогносцировку местности. Та вскоре нащупала два искомых курганчика с упругими сосочками сторожевых башенок, слабо защищенными шелковой материей бюстгальтера. Доселе не участвовавшая в подобных осадах рука тем не менее довольно быстро нашла способ взломать защиту, расстегнула два неподатливых крючочка и… в этот момент хлопнула соседская дверь, рука по инерции обратилась в бегство, и победный штурм пришлось отложить до лучших времен, коими, при взаимной договоренности сторон, были назначены ближайшие выходные.
      Встречать прибывающего из Иркутска Валерия Россомахина связь Жорик не явилась. Вернее, так: «грузчики». обоих экипажей, рассредоточившиеся и растворившиеся в повседневной пулковской суете, его не заметили. Был ли он на самом деле в этот день в аэропорту или нет - одному ;Богу известно. А, как учит история, завербовать Господа на предмет сотрудничества со спецслужбами пока еще вроде как никому не удавалось.
      Иркутский же борт, которым в Питер прилетел объект по кличе Задорный, прибыл на удивление вовремя, притом что авиакомпания «Сибирь» традиционно славится своей непредсказуемостью. Не опознать Валеру было трудно - появившийся в зале прилета парень был исключительно похож на фотографию, предоставленную наружке главком. На фотографии Россомахин был запечатлен в плавках и явно где-то на испанских югах. Валера задорно улыбался, отчего и получил от Полины псевдоним Задорный.
      Россомахин вышел без сумки и за багажом не встал. Бросив администратору отстойщиков: «Поспешай за мной, а то передумаю», он сел на заднее сиденье такси, опустил окно и снова улыбнулся, как на пляже. Словом, задачка уровня детсада - ну никак нельзя было в данном случае промахнуться! В этот момент мимикой он очень напоминал великого артиста прошлого Петра Алейникова из «Трактористов». Это который «здравствуй, милая моя». Правда, от этого Задорный великим все равно не становился…
      На самом деле фигурант (объект, связь, связь связи?) Задорный являлся Россомахиным Валерием, двадцати шести лет от роду. Он не был судим, но его знали. Вернее, так: кому надо - тот знал. Валера служил на границе Таджикистана с Афганистаном, служил на совесть и снайпером. Иногда совесть позволяла ему уходить на священную территорию соседнего государства, нападать там на конвои с наркотиками, всех перебивать и возвращаться через реку Пяндж на надувных лодках с теми же наркотиками обратно. Наркоту в мешках продавали по демпинговым ценам таджикам, а уже те везли ее в Россию-матушку и сеяли неразумное, недоброе, но вечное. Но зато если проклятые талибы успевали переходить госграницу самостоятельно и попадались в поле зрения погранцам, то уж тут Валера бил в глаз - не портил шкуру. За это Россомахина хвалили и награждали. Скажете, бандит? А вы лежали часами под степную мошку на берегу этой реки, зная, что никому из России до вас нет дела? Нет? И не хотите? Странно…
      Когда Валера вернулся домой не с пустыми карманами, то очень быстро для себя выяснил, что в Сибири караваны талибов попадаются редко. А жить надо. А на целлюлозный комбинат почему-то не хочется. Образования у Россомахина не было, но зато имелся характер, который был заточен на войну. Так Валера попал в бригаду к иркутским. Это в Москве и в Питере Гражданская к тому времени вроде как отгремела, в Сибири же отношения до сих пор оставались жесткими. Так, уже при нем их бригада расстреляла в центре Иркутска два джипа и отправила на тот свет девять человек. Из этих девяти только одна девушка из салона причесок была не при делах. Остальные хлопцы те еще - знали, чем рискуют. Так Валера стал душегубом. Стрелять он при этом не разучился и задорную свою ухмылку не потерял. Он сделал выбор, решил для себя, как жить, и прекратил думать об этом и о будущих «девушках из салонов». Вот такая вот история.