...Дверца распахнулась. Не было там, внутри, ни сосисок, ни пельменей... Господи! Ну какое это имеет значение?.. Дверца распахнулась, Андрей увидел длинный, уходящий в бесконечность... В Таращанский лес?.. объем "морозилки" и стены из нержавейки, покрытые наплывами льда. Яркий свет заполнял безжизненную антарктическую бесконечность бокса. Сверкал иней, отражала свет нержавеющая сталь. Киевский "филиал" таращанского морга был светел и чист, как дворец Снежной Королевы. Кристаллики льда манили, искрились. Даль манила, искрилась.
      - Вот, - сказала Затула.
      Голос у нее был скучным, обыденным, напоминал голос экскурсовода, обращенный к туристам: посмотрите налево... На пластиковом зеленом подносе лежала горка льда (Вам водку со льдом?), а в центре ледяной горы покоился полупрозрачный полиэтиленовый пакет с кистью правой руки.
      - Вот, - сказала Затула. Обнорский сглотнул комок. - Смотреть будете?
      ...Потом, когда дверца холодильника закрылась, как многотонная дверь сейфа, Андрей испытал острое желание выйти вон, убежать из этой квартиры... Он подавил его: ну что ты? Что ты в самом деле? Трупов не видел? - Видел. Столько уже их видел, что, кажется, даже привык. Насмотрелся... Но почему-то именно этот "фрагмент тела" вызывал острую реакцию отторжения. Скорее всего, подумал Андрей, это происходит из-за несоответствия "формы и содержания": обычная... самая обычная киевская кухня... Вишенка, подсолнух... Вода негромко капает из крана... Маленькое кофейное пятнышко на скатерти, бисквитные крошки... Десятки тысяч точно таких же кухонь есть в Москве, в Питере, в Харькове или Чите.
      Но только в одной из них лежит отрубленная кисть правой руки. На зеленом подносе. В хрустальной горке кубиков льда... как во дворце президента Бокассы. НА ХОЛОДЕЦ!..
      - Вы позволите, Алена, я выйду на балкон... покурю.
      Только что Обнорский курил в кухне. Пепельница с изображением статуи Свободы стояла на столе, в ней лежал окурок... Затула пожала плечами.
      - Заодно посмотрю на ваш двор сверху. С той позиции, с какой глядели вы в тот вечер, - сказал Андрей, схватил сигареты, зажигалку и вышел.
      Светило солнце, ворковали голуби. Андрей закурил, облокотился на перила. Маленький стерильный кошмарчик бокса из нержавейки остался за стеной. Обнорский затянулся, сказал себе: "Пустое! Пустое все это. Не заморачивай себе голову. Ну рука... Затула - не маньяк, не людоедка, не фетишистка. Руку эту Алена взяла, чтобы отправить на независимую экспертизу. Лежит себе рука и лежит... во льду. Не портится. Не комплексуй, журналюга. Займись-ка лучше делом. Ты ведь все равно собирался посмотреть на двор "глазами Затулы". Вот балкон. Вот - двор внизу. Включай "взгляд Затулы". Работай, работай..."
      Андрей выщелкнул сигарету и наблюдал за ее полетом, пока сигарета не упала на асфальт. Неправильной формы двор был весь как на ладони. Контейнеров для мусора Затула видеть сверху не могла - их прикрывает галерея, соединяющая башню дома номер семь (счастливое... счастливое число) с небольшим строением на бульваре... Да, контейнеры она видеть сверху не могла. Но все остальное просматривалось очень хорошо: и овальная "голова" фонаря (горел все-таки фонарь или не горел в тот вечер?) в следах голубиного помета, и лестница наверх, на бульвар, и автобусная остановка, возле которой Горделадзе обыкновенно ловил машину... В тот вечер он так и не вышел к остановке. Или все-таки вышел?
      Сейчас на бульваре было пустынно. Редкие шли прохожие, да на остановке кучковалась группка цыганок в ярких одеждах... Скорее всего, они просто ждали автобуса - клиентов для гадания почти не было.
      Андрей вздохнул и вернулся в квартиру. Галина уже сидела в кухне, красилась. Затула ела бисквит. Маленьким желтым солнышком улыбался подсолнух на дверце морозилки. Андрей сел на табурет, но затылком к холодильнику больше не прикасался... На холодец, мать вашу! На холодец.
      Квартиру Затулы Галина и Андрей покинули спустя полчаса. Обнорский задал Алене довольно много вопросов, она довольно гладко на них ответила. Чувствовалось, что подобных вопросов за последнее время ей задавали много, и она "набила руку" на ответах... РУ-КУ. Руку она набила. Беда просто какая-то! всюду вылезает эта рука. И скрепляет нашу дружбу рукопожатием.
      Когда они уходили, Алена явно испытывала облегчение. Андрей тоже.
      * * *
      - Это ужасно, - сказала Галина. Они шли тоннелем под галереей. Свод отражал стук Галиных каблуков.
      - Что ужасно? - спросил Андрей.
      - Все. Все ужасно. Но особенно - рука в холодильнике. Как она может спать в квартире, где хранится эта рука?
      Андрей пожал плечами, не ответил.
      - Наверное, - сказала Галя, - ей уже все равно. Она пережила такую трагедию, что теперь ей уже все равно. Несчастная женщина!
      Они вышли из туннеля. Поднялись по лестнице на бульвар. Стайка цыганок все так же кучковалась на остановке... Увидев Обнорского с Галиной, одна из них сразу направилась им навстречу. "Вот тебя только не хватало,- подумал Обнорский раздраженно.-Сколько они уже на этой остановке трутся? Все уехать не могут?"
      - Ай, молодые! - сказала цыганка. - Ай, красивые!.. Погадаю вам. Всю правду расскажу, счастье нагадаю.
      - В другой раз, - буркнул Андрей.
      Он пытался обойти цыганку, но та уверенно преградила дорогу. От остановки спешили еще две... Табор прямо.
      - Некогда, некогда, - говорил Обнорский, но цыганки уже окружили, уже лопотали все разом, наперебой, хватали за руки.
      - Пусть погадают, Андрюша,- сказала вдруг Галина. Андрей посмотрел на нее удивленно: ты что? Ты же просвещенный журналист. Эмансипированная образованная женщина из самого конца двадцатого века...
      - Пусть погадают... Я так хочу.
      - Ну, - нехотя сказал он, - пусть... Нижний астрал, бубен верхнего мира... Все решено Верховными, а мы лишь читаем их знаки...
      - Зачем так говоришь? - вскинулась одна из цыганок. - Всю правду узнаешь, жизнь старую и новую узнаешь. Положи на ладонь денежку, какую не жалко.
      Андрей усмехнулся и положил на ладонь одну гривну. С купюры строго смотрел Володимир Великий.
      - Сумочку, - сказал он Галине, - сумочку держи крепче. Рот не раскрывай. Обернулся к цыганке: - Ну так что там в моей старой жизни, Кассандра? Что ты видишь?
      Гадалка стрельнула на Андрея живыми темными глазами, придала лицу сосредоточенное выражение... А гривна как-то совсем незаметно исчезла с ее ладони. Была - и не стало ее. Как ветром сдуло.
      - О! - сказала цыганка. - Я вижу все. Вижу много крови во тьме египетской, африканской (Андрей ощутил, с какой неожиданной силой сжимает узкая рука женщины его запястье). Вижу путь воина. Ты воин, Андрей... Ты воин. (Обнорский стиснул зубы. Цыганка посмотрела ему в лицо - глаза жгли.) Ты видел много смертей - и друзей, и врагов. И сам пережил две смерти... (Встало перед глазами лицо Куки...) А третья рядом уже. Третью не пережить. Никому это не дано. Кроме бессмертных. Ты - человек. Ты - смертей. Рядом смерть твоя ходит... Тебя ищет.
      Цыганка говорила медленно и глухо. Как будто была в трансе. С ужасом глядела на нее Галина. Цыганка стискивала руку Андрея очень крепко.
      - Ты приехал сюда с севера. Приехал искать чужую смерть. А уже твоя ищет тебя. Спасайся, воин... Беги на север.
      Обнорский резко вырвал руку. Перед глазами плыли темные круги, болела голова.
      - Спасайся, Андрей... беги!
      - Кто тебя прислал? - спросил Обнорский. - Кто велел меня "закошмарить"?
      Он схватил цыганку за плечо. Вздрогнуло монисто на груди, качнулись серьги в ушах. Гадалка болезненно скривила рот, и Андрей подумал, что она, кажется, действительно в трансе... Две других цыганки загалдели, стали хватать Андрея за одежду, за руки. Говорили много, наперебой. Одна по-русски, другая на древнем певучем языке. С ужасом смотрела на них Галина.
      Цыганки ушли по залитой закатом улице. Длинные юбки мели тротуар, горели шали. Двое поддерживали третью - ту, что гадала Андрею. Обнорский ошалело потряс головой. Встряхнул занемевшую руку. Всхлипнула Галина.
      - ...твою! - сказал Обнорский. - Нормально... Называется - черную метку вручили.
      А группа цыганок удалялась, удалялась... На фоне заката они казались черными птицами.
      - Табор уходит в небо, - пробормотал Андрей.
      * * *
      Вечером Андрей рассказал Николаю о Затуле, руке в холодильнике и гадалке. Они сидели в кухне квартиры, которую сняла для них Галина. В этой самой квартире Повзло и Зверев жили во время первой своей командировки. Квартирка стоила шестьсот баксов в месяц. Но поскольку сняли ее на короткий и неопределенный срок, оплата начислялась посуточно, по шестьдесят пять баксов в сутки... Ну-ка умножим на тридцать... Ого! Но все равно дешевле, чем снимать два номера в гостинице.
      Обнорский и Повзло сидели в кухне, пили "Черниговское". Андрей рассказал о своих приключениях.
      - Думаешь, что цыганка - подстава? - спросил Коля.
      - Не думаю - убежден.
      - Аргументируй.
      - Ну во-первых, этих цыганок я засек, еще когда был на балконе. Они уже паслись на остановке. И спустя сорок минут они тоже были там же... Что же они автобус ждали целый час? Во-вторых, сразу ринулись к нам. В-третьих, сразу после "гадания" отвалили. В-четвертых, осведомлены о моей биографии... Видимо, в самых общих чертах, но все-таки осведомлены.
      - А ты, - спросил Коля, - не допускаешь, что она действительно может что-то такое? Типа проникать в прошлое... ворожить...
      Обнорский сделал глоток пива, ответил:
      - А черт его знает, Коля. Что-то она, конечно, умеет. Цыгане же веками этим бизнесом занимаются. Я определенно ощущал некое воздействие. Глаза у нее ведьмины, да и рука у меня по-настоящему онемела... Выбрали ее, видимо, не случайно. Да и уходила она как будто обессиленная. Выстрелила в меня какой-то энергией, и ей самой поплохело. Но информацию о моей биографии ей, скорее всего, передали. Она даже говорила так, как будто повторяла чужие слова. Так гадалки не говорят.
      - А ты знаешь, как гадалки говорят? - скептически спросил Коля и налил в бокалы "Черниговского".
      - Не знаю. Я к гадалкам не хожу.
      - Ну вот!
      - Но в "бубен Верхнего Мира" я никогда не поверю. И тебе не дам. Иначе - сами скоро шаманить начнем.
      - Мудрено все это, Андрюхин. Больно уж сложно. Можно ведь элементарно позвонить по телефону из автомата. Сказать: вы, мальчиши, валите из Киева по-быстрому. Иначе - грохнем. Согласен?
      - Согласен, - кивнул Обнорский.
      - Ну вот, - удовлетворенно сказал Коля.
      - Но факт имел место, Колюхин. Была гадалка со странным своим гаданием и не менее странным пророчеством.
      - Испугался? Пророчества неграмотной цыганки испугался?
      - Да, испугался. Не пророчества, конечно...
      - А чего же?
      - Того, что мы попали в поле зрения неких серьезных людей. По всей видимости - СТРУКТУРЫ. И люди из этой СТРУКТУРЫ намекнули нам... пока только намекнули. Артистично. Без дешевых звонков с угрозами... Так вот, нам намекнули, что наше расследование нежелательно.
      - А по телефону, - сказал Коля, - хуже? Менее артистично?
      - Прямолинейно. И, кстати, дает нам право поднять шум. А с гадалкой и шума поднять нельзя. Все скажут: совсем с ума сошли, шизанутой гадалки испугались... Согласись, что всерьез такое заявление не примут?
      Обнорский встал, прошелся по кухне с бокалом пива в руке, остановился у окна. Окно выходило во двор, открывая вид на крыши, усеянные антеннами.
      - Как сказать, - сказал Коля. - Возможно, что и примут. Обстановка складывается определенно истерическая. Тут всякое лыко в строку. Экстрасенсы изо всех щелей прут, как тараканы... Может быть, именно история с загадочной гадалкой пришлась бы ко двору.
      - М-да, - сказал Андрей и обернулся. - Сегодня-то она определенно была к месту. Только что мы "поручкались" с Горделадзе, а вслед за этим вылезла цыганка... Галина была почти в истерике. Предложила мне отказаться от расследования... Нормально?
      - Чего хочет женщина - того хочет Бог.
      - Но мы-то не женщины и дело бросить не можем.
      - Да уж. Назвался груздем - полезай в кузов, - сказал Коля.
      - А коли взялся за грудь - говори хоть что-нибудь, - подхватил Обнорский.
      - Однако ж и другое сказано: семь раз отмерь...
      - А вылетит - не поймаешь... Но важнее для нас сейчас другая истина: один в поле не воин. Надо подтянуть из Питера Зверева и Каширина. Думаю, пора "браться за грудь" плотно, бригадным подрядом. - Обнорский вернулся к столу, сел, поставил бокал. - Ты, Коля, свою линию - "политику" - продолжай, но необходимо, видимо, включать оперативные методы - анализировать распечатки телефонных переговоров всех причастных лиц, проверять биографии, выявлять компромат... Нам с тобой вдвоем это не потянуть.
      - Зверев, скорее всего, откажется, - ответил Повзло. - Он очень скептически отнесся к "делу Горделадзе" еще в наш первый приезд.
      - Вольному воля, - сказал Обнорский. - Принуждать не будем, но поговорить с Саней я попробую. В понедельник я все равно улетаю в Питер, у меня лекция в университете, и отменить ее я не могу. Вот тогда с Сашкой и поговорю.
      - Валяй... говори. Но он не согласится.
      - Посмотрим. А теперь расскажи-ка, как ты пообщался с господином Матецким, - сказал Андрей.
      - О! Матецкий - тот еще борец с оргпреступностью.
      * * *
      Леонид Семенович Матецкий встретил Николая радушно. В приемной борца с оргпреступностью тусовались, кроме секретаря, трое молодых людей с характерной внешностью. Коля был изрядно удивлен - в Питере и Москве показной бандитский стиль в одежде, прическах и манере держаться уже давно ушел в прошлое. А в приемной депутата Матецкого сидели откровенного вида бандюки. На посетителей походили мало - уж больно уверенно чувствовали они себя здесь. В приемной депутата Верховной Рады, тем более . депутата - члена Комитета по борьбе с оргпреступностью, таким типажам делать нечего. Но они, однако, дело себе нашли: двое играли в нарды, третий раскидывал картишки в компьютере. Помощник был вылеплен из другого теста, но именно он, а не братки, выглядел в приемной инородным телом.
      И приемная, и кабинет Матецкого были обставлены весьма шикарно. Можно даже сказать - неприлично шикарно. В кабинете обращали на себя внимание два огромных аквариума.
      Матецкий принял Николая радушно. В его демократически-деловой манере держаться человек не особо искушенный, пожалуй, ничего особенного и не заметил бы, но Николай Повзло был человеком искушенным. Он уловил и характерную "крымскую" речь, и криминальный налет... Поздоровались, познакомились. Не теряя времени (Депутатский шик: мое время принадлежит избирателям.) Матецкий поинтересовался целью визита иностранного журналиста. Очень спокойно поинтересовался, но Коля уловил фальшь в его голосе.
      - Горделадзе, - сказал Коля. - Расследуем дело об убийстве Георгия Горделадзе.
      - А у вас, Николай... э-э...
      - Степанович.
      - ...Степанович, есть заказ на это расследование?
      - Разумеется.
      - Чей? - как будто безразлично спросил Матецкий.
      - Главного редактора нашей газеты "Явка с повинной", -- совершенно серьезно ответил Коля.
      - А-а, - разочарованно протянул депутат. "А чего, - подумал Коля, - ты ждал? Что я тебе открою заказчика?" - А кто вас финансирует?
      - Есть такая детская книжка - "Денискины рассказы", - весело сказал Повзло. - Там в одном рассказе ребятишки спектакль ставили - "Смерть шпиона Гадюкина". Так вот, этот шпион говорит "нашему": "Мы с вами недолго знакомы, но я вас очень прошу, дайте мне, пожалуйста, план аэродрома..."
      Матецкий юмор оценил, ухмыльнулся.
      - Пиар делаете?
      - Нет, пиар не делаем. Делаем расследования.
      - Значит, независимая пресса?
      - Независимая, Леонид Семенович.
      - Хорошо, хорошо... Рад за вас... А ко мне-то что вас привело? Я к "делу Горделадзе" никаким краем...
      - Мне компетентные люди посоветовали к вам. Вы, говорят, были с Георгием в хороших отношениях.
      - Это только некомпетентные люди могли вам такое сказать... Кто сказал-то?
      - Да уже и не помню. Кто-то из журналистской тусовки...
      - Наврали ваши "компетентные". Не был я с ним в хороших отношениях. Знаком - и все. Не более.
      - А я слышал, вы ему деньги ссужали.
      Матецкий поглядел на Колю внимательно, колюче:
      - Опять "компетентные" сказали?
      - Не ссужали, Леонид Семенович? Врут?
      - Ну... ссужал. Был такой факт.
      - А велика ли сумма?
      - Нет, ерунда. Мелочь. Говорить не о чем.
      - А все-таки? Это, надеюсь, не секрет? Матецкий взял со стола карандаш, легко слом его пальцами одной руки.
      - Какой же секрет? Тыщу баксов, - сказал он. Потом посмотрел на половинки сломанного карандаша и добавил. - Или две.
      - А он отдал?
      - Э-э... отдал.
      - Вы как-то неуверенно это произнесли.
      - Отдал, отдал... - сказал, раздражаясь, депутат. Швырнул сломанный карандаш на стол. Коля посмотрел на его сильные, "трудовые" депутатские руки. Отдал он мне долг, Николай Степаныч. Мне долги всегда отдают. Я человек авторитетный.
      - Это хорошо. Но, коли вы дали покойному Горделадзе...
      - А почему покойному? Кто видел мертвого Георгия? - перебил Матецкий.
      - А "таращанское тело"?
      - Э-э! Это еще нужно доказать, что в лесу нашли тело именно Георгия, возразил депутат.
      - Хорошо. Не будем дискутировать на эту тему. И все-таки, раз вы дали Горделадзе в долг значительную сумму...
      - Мелочь я ему дал, мелочь.
      - Понятно... Но раз все-таки дали две тысячи долларов в долг, значит, отношения у вас были неплохие. Так?
      Матецкий взял второй карандаш. "Сейчас сломает", - подумал Николай. Но депутат повертел карандаш в руке и швырнул его на стол.
      - Отношения у нас были никакие... Так, здоровались. Я его знаю, он меня. Тут все друг друга знают Киев - город маленький.
      - А почему все-таки дали? - продолжал настаивать Николай.
      - Он попросил - я дал. Думаю: почему не дать? Горделадзе - он же отвязанный. Не дашь - начнет грязью поливать. А так - дал небольшую денежку и как в рекламе: заплатил налоги и сплю спокойно.
      Матецкий засмеялся. Коля тоже улыбнулся.
      - Тем более, - продолжил депутат, отсмеявшись, - деньги Георгий вернул. Так что я, Николай Степаныч, не в убытке. Но друзьями мы с Горделадзе не были. Извиняюсь... Какие еще есть ко мне вопросы?
      Коля задал еще с десяток общих вопросов, на этом "интервью" и закончилось.
      * * *
      В воскресенье, девятнадцатого ноября, Обнорский Улетел в Питер. В понедельник прочитал лекцию в университете, поговорил со Зверевым. Заниматься "делом Горделадзе" Сашка, как и предполагалось, не захотел. А давить на него было бесполезно по двум причинам: во-первых, характер; во-вторых, Обнорский считал, что если человек работает из-под палки, то и результат будет соответствующий.
      - Как знаешь, Саша, - сухо сказал Андрей и вызвал Родю Каширина.
      Родион, как и многие, в Агентстве оказался случайно. Относительно, разумеется, случайно. Его трудовая биография началась в заполярном Диксоне, где Родя работал радистом после окончания ЛАУ. Наслаждался романтикой Севера и северным сиянием. Но эта же романтика повела его дальше, и Каширин сделался сыщиком там же, в Диксоне... Как он сам говорил: белых медведей профилактировал. Спустя два года он наелся романтики по уши и вернулся в Питер. Здесь, не нужный никому со своим трудовым опытом, помыкался туда-сюда и с грехом пополам устроился охранником в частную контору, которых к тому времени расплодилось видимо-невидимо. Возможно, так бы и прожил Родион Каширин свою жизнь. Но на фирму, которую он охранял, как-то наехали бандиты из свежеиспеченных отморозков. Роде, когда он попытался рыпнуться с целью выполнения своих профессиональных обязанностей, крепко дали дубинкой по голове. После трехмесячного лечения он остался инвалидом без всяких средств к существованию, кроме нищенской пенсии. Жена от него ушла, зато осталась боль в позвоночнике и - иногда - приступы слепоты... Они были редкими, кратковременными, но обрушивались всегда внезапно. Как будто чья-то рука выключала гигантский рубильник, и весь мир погружался в темноту. В такие минуты Родион оказывался даже более беззащитен, чем "настоящие" слепые.
      Как бы сложилась дальнейшая судьба Родиона Каширина, неизвестно. Даже сильные люди при подобном жизненном раскладе, случалось, спивались, опускались на дно... Роде повезло. Однажды он стоял на улице, а точнее - посреди Литейного моста, курил и мрачно смотрел на серую невскую воду. И мысли у него были самые мрачные... В этот-то момент его и окликнул Жора Зудинцев. С Зудинцевым Родион вырос в одном дворе. Возможно, в этот день Георгий спас Родиону жизнь. В ближайшем кабачке они пообедали, выпили немного, и Каширин рассказал Зудинцеву про свою невеселую жизнь.
      Георгий и привел Родиона в Агентство... Обнорский два дня думал: стоит ли брать на работу инвалида? Тем более, что и в профессиональном плане бывший радист-сыщик-охранник не Бог весть какое приобретение.
      Но все-таки взял. Зудинцев очень просил, и что-то такое Андрей сам в глазах Родиона увидел... "Если, - подумал Обнорский, - начать оценивать людей только по их ценности для дела, то... то - что? Мир вокруг нас жесток, и превращать Агентство в приют для убогих нельзя. Всех не пожалеешь... Но если исходить из подобных рассуждений, то можно уподобиться нашему родному государству". Обнорский уподобляться государству не хотел.
      Он взял на работу инвалида Каширина. Журналистского опыта у Родиона не было вовсе, да и оперский был более чем скромным. За два года его не наработаешь. Тем более в заполярном Диксоне. Инвалид включился в работу с энергией ледокола, вспарывающего арктический лед, и уже через год Зверев сказал Обнорскому:
      - Толкового мужика взяли, Андрюхин. Я вот его еще поднатаскаю по нашему ремеслу - не нарадуешься...
      ...Обнорский вызвал Каширина, дал папку с "Отчетом", стопку аудиокассет, сказал:
      - Изучай. Завтра вылетаешь в Киев.
      * * *
      Утром двадцать первого Обнорский и Каширин вылетели в Москву. В аэропорту и во время полета Андрей проверял, как Родя изучил тему (оказалось вполне прилично), и рассказывал о тех событиях, которые произошли позже и в отчет, естественно, не вошли. Родион был заинтригован и, можно сказать, польщен - в расследованиях такого уровня работать ему еще не доводилось.
      В Шереметьево пути Обнорского и Каширина разошлись. Андрей улетал в Симферополь, Родион - в Киев.
      - В Борисполе тебя встретит Повзло, - сказал напоследок Андрей. Удачи, инвестигейтор... Поосторожней там.
      * * *
      В самолете Андрей вздремнул. Снился Кука. Кука весело бренчал на бандуре. В качестве медиатора Кукаринцев использовал отрубленную руку Горделадзе... Весело играл, весело.
      * * *
      Даже во второй половине ноября в Симферополе было очень тепло. После стылого Шереметьева, с поземкой над голой бетонной пустынькой аэродрома, Симферополь встретил двенадцатиградусным теплом и щедрым солнцем. Воздух пах степью...
      В аэропорту Андрея ожидал человек, присланный Соболевым. Сказал, что Сергей Васильевич приносит извинения, сам встретить не может - дела. Срочные, неотложные дела в Красноперекопске на севере Крыма. Но вечером встреча состоится обязательно. Водитель - его звали Игорь - отвез Обнорского в гостиницу (по стечению обстоятельств она, как и в Киеве, называлась "Москва") и уехал, оставив папку. Папку, сказал он, велел передать Сергей Васильевич. Возможно, дескать, вы найдете в ней что-то полезное, Андрей Викторович...
      * * *
      Папка содержала подборку материалов СМИ по "делу Горделадзе". Около полутора сотен вырезок или ксерокопий из украинской, российской и заграничной прессы... Плюс дискета. Компьютера в номере не было, и дискету Обнорский оставил "на потом".
      Андрей снял ботинки, лег на диван и стал изучать папку. Часть материалов была ему знакома, но большая - нет. Уже через час Андрей понял, что подборка составлена толково. Она отражала хронологию развития скандала, мнения известных украинских политических деятелей и "простого народа", наглядно иллюстрировала, как раскручивались события вокруг обнаружения тела. Документы, собранные воедино, показывали, что делу сознательно придают политический характер, заостряют, нагнетают... Каждый Божий день появляются все новые "подробности", новые "свидетели" и "информированные источники". Кликушествуют экстрасенсы, контактеры и откровенные сумасшедшие.
      Власти отбивались неумело и неубедительно. К концу изучения папки Андрей выкурил пачку сигарет и приобрел ощущение, что весь этот шум неслучаен, что кто-то умелый и циничный стоит за кулисой и режиссирует исподтишка. Потирает руки и чего-то ждет. Чего он ждет?
      Андрей встал, оделся и вышел из номера, оставив на полу и на столике возле дивана ворох материалов из папки. Внизу, в холле гостиницы, он купил сигареты и вышел на улицу. Было уже почти темно, горели фонари... Андрей закурил и пошел наугад. Через минуту вышел на берег Салгир. Темная вода, обильно покрытая ковром из опавших листьев, почти не двигалась.
      Андрей курил, смотрел на воду и думал: "Кто стоит за кулисой? И чего он ждет?"
      "Партия Куки" звучала в темноте все громче. Страшный "медиатор" молотил по струнам бандуры.
      * * *
      Соболев приехал около десяти вечера. Усталый, замотанный.
      - Извини, Андрей Викторович, - сказал он, - дела. Пришлось вне плана смотаться в Красноперекопск.
      - Проблемы? - спросил Андрей.
      - Жизнь премьер-министра как раз и состоит из одних проблем. Вот только решаются все по-разному. Некоторые легко, другие посложнее, а третьи вообще носят характер хронических болезней... Как язва желудка.
      - Если язву нельзя вылечить, от нее можно избавиться оперативным путем, - сказал Андрей.
      - Можно, - кивнул Соболев. - Если у хирурга есть скальпель. В государственных делах скальпелем могут служить финансы и законы... Увы, очень часто у нас скальпеля либо вовсе нет, либо он совершенно тупой. Да ты не подумай, что жалуюсь.
      Соболев и Обнорский сидели в ресторане "Тайфун", ели телятину с грибами, которая здесь была фирменным блюдом.
      - Ну, как сам? - спросил Соболев. - Рассказывай, рассказывай, как у вас идут дела...
      Обнорский объяснил, что пока никакого особого движения нет продолжается рутинный процесс сбора информации. Соболев поинтересовался: а конкретней? Андрей рассказал и добавил, что сюда, в Крым, он приехал опять же за информацией. Не для доклада Соболеву - нечего еще докладывать, - а именно за информацией о некоторых лицах.
      - Кто интересует? - спросил премьер.
      - В Киеве живут как минимум два человека, которые могут представлять интерес для нашего дела. Оба - выходцы из Крыма.
      - Ну так кто конкретно?
      - Затула и Матецкий.
      - Затула-понятно,-согласился Соболев.-А Матецкий каким краем шьется к этому делу?
      - Не знаю, - ответил Андрей. - Возможно, и никаким. Но... намекнули на него. Ваш же человек и намекнул,
      - Олег Костенко?
      - Он самый. Вы, Сергей Василич, ему доверяете?
      - В общем, да, - сказал премьер.
      - В общем?
      - Понимаешь, Андрей Викторыч... Тут ведь какое дело? Я Олежку знаю давно... Считай, со студенческих лет. Он человек порядочный. И я ему, разумеется, доверяю. Но... Расклады в этой игре идут такие, что козыри могут меняться. В начале игры - черви, в середине буби козырями стали, а в конце вдруг может оказаться, что пики... или крести. Или опять черви. Понимаешь?
      Обнорский понял: премьер имел в виду, что в очень сложной многоходовке вокруг Горделадзе возможны любые комбинации: вчерашний союзник может быть перевербован или использоваться втемную... Возможно, именно поэтому Соболев предпочел пригласить для расследования варягов. Людей, не имеющих на Украине ни родственных, ни плановых связей, ни бизнеса, ни политических врагов или друзей.
      - Я вас понял, Сергей Васильевич, - сказал Андрей. - Итак, есть ли в Симферополе люди, которые могли бы мне рассказать о Затуле и о Леониде Матецком?
      - Найдем, - со вздохом сказал премьер.
      * * *
      Утром двадцать второго ноября Заец вошел к боссу для ежедневного доклада на полчаса раньше, чем обычно. Сегодня это было уместно.
      - Ну? - спросил Хозяин. Кажется, он немного нервничал.
      - Все в порядке, - доложил Заец. - Вылет в 14.50.
      - Я прошу тебя, Константин Григорьич,- сказал Хозяин, - проследи лично. Проводи до посадки.
      - Так точно, Матвей Иваныч, - ответил Заец. Он не знал всех деталей операции "Почтальон", но знал, что Хозяин придает ей исключительное значение. Заец доложил о текущих делах и ушел. Вплоть до вылета он находился неподалеку от Почтальона. Не рядом с ним, но неподалеку... Когда Почтальон оказывался в зоне визуального контакта, Заец видел, что Почтальон бледен, внутренне напряжен. Было очевидно, что он боится. В баре второго терминала аэропорта Почтальон хлопнул коньяку.
      За час до вылета Почтальон без проблем прошел таможенный и паспортный контроль... Вместе с ним рейсом ОК 917 Киев-Прага вылетел человек Зайца. Точно по расписанию, в 14.50, "Боинг-735" начал движение по бетону аэропорта. В 15.33 агент Зайца позвонил из Праги и доложил, что все в порядке. Почтальон на месте, и его встретили.
      - Можешь возвращаться, - ответил Заец и в свою очередь позвонил Хозяину.
      - Слава Богу, - сказал, выслушав доклад, Хозяин. - Ну теперь мы такое замутим, что мало не покажется, ... твою мать!
      Он положил трубку на аппарат, посмотрел на календарь - до начала раскрутки операции "Почтальон" осталась неделя.
      * * *
      Человек был явно из оперсостава. Обнорский понял это сразу, как только увидел его через стекло кафе. Понял по стремительности походки, по цепкому, внимательному взгляду, "простреливающему" улицу... Так ходят сыщики и воры.
      Человека звали Сергей. Он позвонил Обнорскому утром. Представился лаконично: "Сергей... Вас интересует Отец?" - "Да, - ответил Андрей, интересует. Я Вы от Соболева?" Проигнорировав вопрос про Соболева, Сергей сказал: "Завтра в полдень. Устроит?" - "Вполне".- "Кафе "У Татьяны" на улице Воровского знаете?" - "Найду", - ответил Андрей.