— А можно и мне коньяку?
      — Можно и нужно. Но в разумных пределах…
      Мужчина быстро налил коньяк. Выпил. Негодяй отнес кофе и мензурку голой женщине, поставил на пол.
      — Вот, — сказал он, — выпейте, успокойтесь… И оденьтесь, в конце-то концов.
      Мужчина за столом снова налил себе коньяку, быстро выпил. И еще раз налил.
      — Э-э, — сказал Оборотень, — хватит. Еще дело делать.
      Мужчина послушно поставил мензурку на стол.
      — Послушай, Негодяй, — произнес вдруг Паук.
      — Что, темный брат? — спросил человек-собака.
      Паук подошел к окну, показал стволами обреза в небо.
      — Я слышу клекот большой птицы, — сказал он.
      Я прислушался, но не услышал ничего. Негодяй тоже прислушался. И тоже, видимо, ничего не услышал. Он внимательно посмотрел на человека с лицом мертвеца и ответил:
      — Да, брат. Большая птица уже рядом.
      — И мы полетим на Запад?
      — Да, брат, мы полетим на Запад.
      Заложники за столом пили кофе, неподвижно сидела на полу голая женщина, так и не притронувшаяся к кофе и коньяку. Слушал «клекот большой птицы» Паук. Он был уже совершенно безумен.
 

* * *

      — Пора, — сказал человек-собака. — Автобус уже у подъезда. Идем, господа, таким образом: плотной группой. Мы, Усыновленные Дьяволом, в центре… Вы, господа ПОМОЩНИКИ, по бокам. Плотно идем, прижимаясь друг к другу. Спокойно, не спеша. Впереди — господин журналист. Все мужчины должны надеть на голову наволочки. Там прорезаны отверстия для глаз, так что проблемы не будет.
      — Негодяй, — сказал вдруг Паук, — я не хочу на
      девать наволочку. Мне нравится мое лицо… лицо
      мертвеца.
      Человек-собака некоторое время смотрел на Паука молча.
      А потом сказал:
      — Ну что ж… может быть, так даже лучше. Иди
      с лицом мертвеца… Подъем, господа, подъем!
      Люди за столиком встали, но женщина на полу продолжала сидеть. Негодяй подошел к ней, присел.
      — Как вас зовут?
      — Что?
      — Как вас зовут?
      — Людмила.
      — Люда, нужно встать, одеться и идти… Вы понимаете?
      — Да… дайте пальто.
      Оборотень снял с вешалки серое бархатное пальто, подал Людмиле. Она поднялась, сказала: спасибо — и надела пальто на голое тело. Аккуратно застегнула все пуговицы.
      — И сапоги, — попросила она. Оборотень подал ей серые замшевые сапоги. Она снова сказала: спасибо. Оборотень раздал всем наволочки с дырами для глаз. И мы их надели. И стали похожи на куклуксклановцев. Только женщины и Паук остались без дурных колпаков с дырами для глаз… Я посмотрел в лицо Людмилы и подумал, что оно мало отличается от маски мертвеца.
      — Пошли, — сказал человек-собака.
 

* * *

      Плотной стайкой мы спустились вниз. Пятьдесят две ступени… В подъезде никого не было. Возле подъезда, вплотную, стоял микроавтобус «тойота». Все его двери были распахнуты. Мигала «аварийка».
      — Залезайте, господин журналист, — сказал мне в затылок Негодяй, — вперед, на водительское сиденье. Поведете вы.
      Я пожал плечами, шагнул в салон, пробрался между сидений. На «торпеде» лежала радиостанция. Вслед за мной в автобус взбирались заложники и Усыновленные Дьяволом… компания «куклуксклановцев», собирающаяся на пикничок. Захлопали двери. Негодяй сел у меня за спиной.
      — Дайте-ка мне радиостанцию, — приказал он.
      Я передал ему радиостанцию, и он связался с переговорщиком:
      — Мы выезжаем, — сказал он. — Надеюсь, вы помните наши договоренности?
      — Все в порядке, — ответила черная коробка рации. — Мы в точности выполняем все, о чем договаривались… На улице вас ожидает машина сопровождения ГИБДД.
      — Ладушки, надеюсь на ваше благоразумие… Поехали!
      Я крутанул ключ, затарахтел дизельный движок.
      — Я слышу клекот большой птицы, — прошептал Паук. — Она хочет мяса. Много сырого мяса!
      Мне хотелось треснуть безумца по голове. Треснуть так, чтобы он заткнулся, откусил себе язык… Я включил передачу и направил «тойоту» под арку. Мигала аварийка, рокотал дизель, что-то бормотал Паук.
      Микроавтобус проехал по неровному асфальту арки, выкатился на улицу. Посредине проспекта стоял милицейский «жигуленок» с включенной мигалкой. Я пристроился «в хвост»… поехали. Проспект был абсолютно пуст. На перекрестках стояли, перекрывая движение, гаишники. Чем-то все это напоминало кино. Наволочки с дырами, идиотская маска мертвеца…
      Мы ехали минуты полторы. Затем гаишный «жигуленок» показал левый поворот и свернул в проезд между домами. За детской площадкой стояли гаражи. Над гаражными крышами виднелись вертолетные лопасти, похожие на листья гигантской стальной пальмы. Кажется, они даже слегка покачивались. Мы обогнули гаражи и выехали на пустырь. Видимо, здесь затевалось какое-то строительство: лежали кучи гравия, песка, щебня, бетонные кольца и трубы, на краю застыл бульдозер. По периметру расположились бойцы «Града». В центре этого «пейзажа» стоял вертолет. До него было метров сорок. Но их нам предстояло пройти пешком, проехать на «тойоте» через этот «танкодром» нереально.
      Я заглушил движок. В наступившей тишине прозвучал голос Паука:
      — Большая птица… большая стальная птица. Она хочет мяса. Сырого мяса… человечины.
      За моей спиной послышался голос Негодяя:
      — Эй! Мы на месте… Слышишь меня?
      — Слышу хорошо. Есть проблемы?
      — На хрен здесь оцепление? Что за дела?
      — Оцепление только для того, чтобы не пускать зевак. Зря ты волнуешься.
      — Это вам надо волноваться, а не мне… Снимите своих бойцов, отзовите гаишников. Понял?
      — Хорошо, все сделаем… Нам самим ни к чему осложнения.
      Спустя несколько секунд гаишный «жигуленок» резко развернулся и уехал. «Градовцы» враз тоже исчезли. На пустыре остались вертолет и мы… Было очень тихо. Покачивались вертолетные лопасти, ветер нес через пустырь скомканную газету.
      Негодяй напряженно всматривался в темно-зеленый фюзеляж. Бормотал Паук…
      Негодяй снова поднес к губам, то есть к наволочке, рацию:
      — Эй, приятель, сейчас мы выйдем… давай без глупостей.
      — Мы же договорились. Для нас главное — жизнь заложников. Ты обещал отпустить.
      — Отпущу… не нужна мне обуза, мне экипажа хватит. Прощай.
      Негодяй прервал связь. Спиной, затылком я ощущал его неуверенность. Он нормально держался, но все равно я ощущал его напряжение, неуверенность и страх.
      — Ну, что, — сказал он через несколько секунд. — Пошли, что ли?
      Никто не ответил.
      — Пошли, — сказал он и тронул меня за плечо:
      — Ты первый, англичанин… Выйдешь и стой рядом.
      Я раскрыл дверцу и выпрыгнул на землю.
      …Мы шли к большой птице молча. Только Паук бормотал, бормотал, бормотал неустанно. На боку бетонного кольца он увидел изображение перевернутой пентаграммы… Он увидел и заорал:
      — Братья! Братья дают нам знак! Ты видишь, Негодяй?
      Негодяй не ответил. Он шел у меня за спиной, держал в правой руке пистолет, нес за спиной рюкзак с баксами. Он был очень напряжен. До вертолета осталось около двадцати метров. Тридцать — тридцать пять шагов… совсем ерунда!
      Потом осталось пятнадцать метров… потом десять… А потом вскрикнула Людмила. Я обернулся. Все остановились.
      Женщина сидела на земле, смотрела на ногу в замшевом сапоге с высоченным каблуком… На глазах выступили слезы.
      — Я… я упала, — сказала она. — Нога подвернулась.
      — Вставайте, — ответил Негодяй.
      — Я, кажется, не могу.
      Она попробовала встать и не смогла.
      — Вставай, мясо! — заорал вдруг Паук.
      Негодяй взмахнул рукой с пистолетом и сказал:
      — Ладно. Это уже в сущности не важно… пошли.
      — Нет, пусть она встанет… я возьму ее с собой. На ужин нашей птичке. Птица хочет сырого мяса.
      — Не дури, Паук. Пойдем, — произнес Негодяй, оглядываясь по сторонам.
      — Птице нужно мясо, — повторил Паук упрямо. — Вставай, тварь!
      Он направил на женщину обрез. Она все также сидела на земле, по лицу текли слезы.
      — Паук! — сказал Негодяй требовательно.
      — Вставай, — заорал Паук и взвел курки.
      — А пошел ты, сволочь! — выкрикнула вдруг женщина. — Стреляй, дерьмо. Стреляй! Плевала я на тебя… стреляй, сволочь!
      Паук медленно поднял обрез… И грохнул выстрел. Паук с простреленной головой медленно опустился на землю. По резиновой маске мертвеца текла настоящая кровь.
      И — с чудовищным грохотом, вздымая фонтаны песка — начали взрываться вокруг нас песчаные кучи. Вспышки ослепляли. За этим ярким — невероятно ярким! — светом уже бежали мощные фигуры в черном. Но я этого не видел. Ослепленный, оглушенный, я упал на землю. Через секунду в затылок мне уперся ствол автомата, сверху рухнуло не шибко-то легкое тело. Потом мне заломали руки и надели наручники.
 

* * *

      Когда я очухался, спросил:
      — Что это было — «Заря»?
      — Нет, но в общем-то из того же ряда… Понравилось?
      — Нормально. А зачем меня-то повязали?
      — Так уж — извини, разбираться было некогда. Все поголовно в наволочках, А времени нет, счет идет на секунды. Не помяли?
      — Есть маленько. Ну да ничего, я борьбой занимался, к таким штукам не привыкать… А наволочка… что ж наволочка? Могли бы по одежде сориентироваться.
      — Нет, Андрей, не могли. Нельзя исключить, что преступники могут обменяться одеждой с заложниками. Такие случаи бывали. Так что лучше, как говорится, перебдеть,
      — Это точно, — согласился я.
      Так вот и закончилась история с урановым миллионом. Когда два с лишним месяца назад я встретился белой ночью со Славой Докером возле «Европы», я даже не мог предположить, как далеко она меня заведет…
      Арестованные Негодяй и Оборотень оказались сотрудниками милиции в прошлом. К делу «об уране» они имели только косвенное отношение, но когда узнали эту историю от наркомана Паука, который «контачил» со Смирновым-Козыревым, то решили на этом заработать. Выбрали «басаевский» вариант и красиво обставились… А ведь у них почти получилось!
      Лететь на Запад они и не собирались. Освобождать наркота-прапорщика — тем более. Вертолет должен был вылететь в Карелию. Там их уже поджидал напарник на УАЗе. Вот и весь эзотерический утес! Кстати, своего брата Паука они действительно собирались убить.
      А ведь почти получилось! Но почти не считается…
      Да, а приказ на Соболина я не издал. Он сам ко мне пришел с повинной головой: черт, говорит, попутал. И я подумал, что, может быть, так и оно есть. Я так Соболину и сказал:
      — Это запросто… Усыновленные Дьяволом идут во мраке ночи.
      — Чего? — удивленно спросил Володя.
      — Да ничего. Просто… заявление для прессы.