— Засунь их в свою английскую жопу, урод, Черчилль гребаный… Я и тебе-то не верю, а не то что «рюсским жюрналистам». Понял?
      — Я только хотел сказать, мистер Паук, что…
      — Говорить будешь, когда я тебе разрешу! Придешь один, перед дверью разденешься до трусов.
      — Простите?
      — До трусов! С собой возьмешь только диктофон. Все! Больше в руках — ничего. Понял?
      Переговорщик быстро подвинул мне раскрытый блокнот. На страничке было написано печатными буквами: «Вы можете отказаться».
      — Понял, мистер Паук… Я иду.
 

* * *

      Я на секунду приостановился на подножке автобуса. Впереди лежала пустынная улица, маячили мощные фигуры омоновцев. Солнце висело за облаками слабенькое, блеклое. Из толпы зевак за оцеплением на меня оторопело уставился Володя Соболин… Сто пудов, Володя, сто пудов… Жди приказ… если, конечно, мистер Паук не очень голоден и не надумает приготовить из меня ужин.
      Я шагнул со ступеньки на асфальт. В спину мне смотрели мои коллеги-журналисты — офицеры «Града». Я пошел к старинной петербургской арке. К одной из тысяч петербургских арок, которые так хорошо выглядят в кино и так непрезентабельно в натуре. Вперед, журналюга! Тебя ждет изысканная компания Паука, Оборотня и Мерзавца… нет, Негодяя. А мне они уже присвоили прозвище Урод… Мило, очень мило. Позвольте представиться: Урод… оч-ч… приятно… Урод… оч-ч приятно.
      Я шел по выщербленному асфальту, и арка эхом повторяла мои шаги… шлеп да шлеп… Урод идет брать интервью у сироток, усыновленных Дьяволом. В заключении психиатра, проводившего экспертизу Смирнова-Козырева, идейного лидера сироток, написано: «У него не сформировано представление о ценности жизни как собственной, так и чужой. Другие воспринимаются функционально, как объекты для удовлетворения собственных импульсов и влечений. Представления об общечеловеческих ценностях не сформированы».
      Интересно, насколько сильно «усыновленные» отличаются от своего лидера?.. Я вспомнил крик женщины, которую «пощекотали»… Наверно, они отличаются не очень сильно.
      Я вышел из-под арки. Передо мной лежал двор-колодец. Такой же, как тысячи других дворов, романтичных в кино и не особо приглядных в жизни. «Второй подъезд справа, — сказал офицер-„градовец", — третий этаж». Я поднял глаза. В щели между шторами белело лицо. Кого: Паука? Оборотня? Негодяя?
      — Вы можете отказаться, Андрей, — сказал Костин. — Дело далеко не безопасное, и мы не имеем права вас использовать помимо вашего желания. Подумайте… никто вас не осудит.
      — Пойду, Игорь Иваныч… познакомлюсь с сиротками.
      — Вы понимаете, что, как только вы окажетесь
      внутри, мы уже ничем не сможем вам помочь?
      — Понимаю. Но я, знаете ли, любопытен без меры. Схожу — познакомлюсь.
      — Ну… удачи тебе.
      Я пересек двор. У дверей на стене висела табличка: «Клиника профессора Болотовского». И другая, поменьше — «Клиника: третий этаж»… Зрасьте, я к профессору. Нервишки у меня, знаете ли… — А профессор, голубчик, занят. Вас примет его ассистент Паук. Как вас представить? — Скажите, пришел Урод. — Оч-ч, оч-ч приятно, господин Урод.
      Я взялся за ручку двери… заскрипела пружина. И я вошел в подъезд. Ступеньки… почтовые ящики… Двое мужчин в штатском, еще двое в бронежилетах и шлемах…
      — Третий этаж, — сказал мне мужчина в штатском.
      — Знаю, — ответил я.
      Ступеньки… Удачи — шепот в спину… ступеньки. Пятьдесят две ступеньки широкой просторной лестницы. Площадка третьего этажа. Стальная дверь с телекамерой и сияющей табличкой: «Клиника профессора Болотовского». Камера смотрела сверху сине-фиолетовым зрачком, белым от ненависти сетчатым паучьим глазом…
      Паук растопырил мохнатые мускулистые лапы, прильнул к микроскопу и стал пристально изучать урода. Как там называется наука, изучающая уродства? Кажется — тератология…
      — Раздевайся, — сказал Паук Уроду.
      И я начал раздеваться. Наверно, это выглядело дико: взрослый человек раздевается посреди лестничной площадки, складывает на пол одежду.
      — Штаны тоже снимай.
      Я пожал плечами и снял джинсы. Теперь я остался, в трусах, носках и часах — …гардеробчик!
      — Сейчас я открою дверь, — сказал Паук в переговорное устройство. — Если вдруг у ментов есть какие-то сюрпризы… ты умрешь первым. Понял, тупоголовый?
      Я кивнул… щелкнул замок, я распахнул дверь.
 

* * *

      Я распахнул дверь. На меня глядели глаза, на меня глядели стволы.
      — Быстро! Быстро дверь закрывай, урод…
      Я вошел и закрыл дверь. Щелкнул замок.
      — Стой на месте, — сказал человек в маске мертвеца. Он направлял мне в живот обрез двустволки. Нас разделяло метра три. И еще стволы, и натянутая в несколько рядов проволока — растяжки! За спиной человека в маске стояла обнаженная женщина. Она была привязана за руки — как распята! Еще пятеро заложников лежали на полу. У всех на голове — наволочки.
      В глубине помещения стоял человек с собачьей головой. В правой руке — ТТ. Третий террорист в маске гориллы был вооружен револьвером.
      — Я Паук, — сказал человек в маске мертвеца. — Я буду говорить. Мы, Усыновленные Дьяволом, бросили вызов государству и человечеству. Наш товарищ находится в тюрьме.
      — Он совершил преступление? — спросил я.
      — А что такое преступление, англ? В вашем ханжеском мире всякий свободный человек объявляется преступником. Так, урод?
      — Э-э…
      — Заткнись! Тебя никто не спрашивает. Мы, Усыновленные Дьяволом, не подчиняемся законам вашего продажного мира. Мы создаем свой мир и свои законы. Мы вышли из мрака ночи и уйдем во мрак. Наш путь орошен кровью и освещен отблеском пожаров.
      …Сзади, из-за спины Паука, на меня смотрели широко распахнутые глаза женщины. В них был ужас. А Паук нес свою ахинею и не мог остановиться. Он размахивал обрезом и вещал… крутилась кассета в диктофоне, я с заинтересованным видом кивал головой.
      — Но сейчас, — сказал Паук, — когда наш товарищ, наш соратник, сидит в тюрьме, наша главная задача — освободить его. Мы, Усыновленные Дьяволом, выдвинули властям требования: немедленно освободить его, выплатить нам компенсацию в размере миллиона долларов и предоставить нам большую птицу.
      — Большую птицу?
      — Вертолет, тупица… геликоптер. Понял?
      — О да… я понял. А куда, мистер Паук, вы намерены лететь?
      — Усыновленные Дьяволом полетят на Запад!
      Да, подумал я, вы там очень нужны. Вас там ждут не дождутся.
      — На Запад! В Скандинавию. Туда, где смыкается черный круг и высится эзотерический утес. И черное солнце встает из ледяной глубины океана…
      — Вы очень интересно говорите. На Западе вы будете иметь большой успех.
      — Ты ничего не понял, червь… Ты паскудный британский червь. Пошел вон, слизняк. И передай ментам, что через тридцать минут я отрежу бабенке голову… Да, сам оставайся с ментами. Еще можешь понадобиться. Теперь — иди.
 

* * *

      Я одевался на лестнице. И видел глаза женщины, наполненные ужасом. И слышал бред про эзотерический утес. Все происходящее казалось ложью, дешевой голливудской поделкой про маньяков. Но глаза смотрели и голос звучал. Скалилась маска мертвеца…
      Я оделся, набросил «натовку» на плечи и спустился вниз по пятидесяти двум ступенькам широкой старинной лестницы. Я шел вниз, но казалось — карабкаюсь вверх. Было очень тяжело… Утес, говоришь, эзотерический?
      Я пересек двор, прошел тоннелем арки и вышел к автобусу.
      — Ну что, Андрей? — спросил меня переговорщик.
      — Худо… Паук обещает через тридцать минут отрезать заложнице голову. И я не берусь утверждать, что он блефует. Он — псих.
      — Что относительно растяжек? — спросил «градовец».
      — Полно. Приемную, во всяком случае, они полностью опутали: и у входа, и на окнах. Думаю, что штурм совершенно неуместен.
      — Оружие?
      — Я видел револьвер, ТТ и обрез двустволки. Но главную опасность представляют они сами по себе. Вот! — я положил на столик диктофон, перемотал и включил воспроизведение.
      «Мы, темные братья Мрака, выковали наши мечи на могильных холмах… Мы разожгли черное пламя ненависти и космического ужаса. Мы — воины Сатаны, пожиратели трупов…»
      — Что это за бред? — спросил кто-то.
      — Это заявление для прессы, — ответил я.
      Переговорщик покачал головой:
      — Они деградируют на глазах. Начинали-то ведь по-другому, разумно и, я бы сказал, обдуманно.
      — Вошли в образ, — заметил один из чиновников.
      — Да нет, он совершенно искренен и сам верит в то, что говорит, — ответил переговорщик. — Он очень опасен.
      Вдали показался блеск мигалок, и спустя минуту к «пазику» подъехал темно-синий «вольво-850». Следом катил бронированный инкассаторский автомобиль.
      «Вольвуха», видимо, принадлежала какому-то уж очень большому начальнику… Я решил так по виду наших чиновников, по выражению их лиц, и — грешный человек — я подумал, что нет в природе гармонии, нет. Мы только считаем, что все продумано, гармонично и в высшей степени совершенно… Это, однако же, не так. Ежели бы природа стремилась к совершенству, у чиновников обязательно были бы хвосты! Возможно, лохматые, собачьи, или лысые, как у крысы… не важно. Но обязательно были бы! Потому что хвостом гораздо проще демонстрировать свой административный восторг при виде чиновника рангом выше себя. А поджимая хвост, хорошо показывать, что ты признаешь отдельные недостатки… При выходе на пенсию (я бы даже сказал: на заслуженный отдых) или в качестве наказания хвост можно купировать.
      Но нет хвостов, нет! Природа несовершенна, говорю я скорбно.
      — Вице! — прошелестел шепоток среди наших чиновников. — Вице-губернатор… Александр Петрович.
      Вице-губернатор поднялся в салон автобуса, поздоровался, присел у столика. Валерий Вячеславович взялся доложить ситуацию. Сделал он это, надо сказать, умело и естественно, демонстрируя высокий класс чиновничьего высшего пилотажа.
      Ежели не знать реального расклада сил, то получалось так, что именно Валерий Вячеславович здесь, на месте, руководит всей операцией и именно под его мудрым руководством удалось провести разведку с проникновением в помещение… Вот так!
      Вице-губернатор, однако, технологией чиновничьих раскладов (и докладов) тоже владел. После того как Валерий Вячеславович закончил, он задал вопрос Костину:
      — Кто ходил в клинику?
      Костин указал на меня.
      — Доложите, — сказал вице, глядя мимо меня.
      Я доложил.
      — Черт знает что, — раздраженно сказал вице. — Неужели нельзя было найти настоящего журналиста?
      — Я тоже не игрушечный, — ответил я.
      Костин посмотрел на меня, как бы показывая глазами: не заводись, плюнь, — и быстро сказал:
      — Андрей Викторович — журналист. Директор известного агентства «Золотая пуля», автор нескольких книг.
      — А-а… тот самый, — сказал «вице». И чиновники потупились: да, дескать, тот самый… вот с кем общаться приходиться. А что поделаешь? Но мы не виноваты — это чекисты его притащили. — А почему именно вы ходили к террористам? — спросил «вице».
      — Так сложились обстоятельства, Александр Петрович.
      — Обстоятельства создаются людьми, — ответил он. — Их действиями или бездействием. Впрочем, сейчас меня интересует совершенно конкретный вопрос: ваше личное впечатление от общения с негодяями… Возможно, даже хорошо, что в клинику ходили именно вы — литератор. Тут очень важен некий внутренний настрой… умение не столько анализировать, сколько чувствовать. Верно?
      Я пожал плечами: возможно. Высказался в том духе, что ребятки вконец отмороженные… «Прирожденные убийцы». Тут и чувствовать особенно нечего. И в самое ближайшее время мы можем получить голову одной из заложниц.
      — Звоните, — раздраженно буркнул вице. — Деньги я привез.
      Переговорщик набрал номер. В автобусе стало очень тихо, и только из динамика лились гудки… один, другой, третий.
      — Да, — отозвался Паук.
      — Мы привезли деньги. Слышишь меня, Паук?
      — Всю… сумму? Миллион баксов?
      Переговорщик посмотрел на вице-губернатора. Тот показал глазами: да, всю сумму.
      — Да, Паук, всю сумму, один миллион долларов. Как видишь, мы держим слово.
      — Пока я ничего не вижу: ни денег, ни вертолета, ни своего темного брата.
      — Деньги мы можем доставить тебе прямо сейчас.
      — Я перезвоню через пять минут, — ответил Паук и отключился.
      Стало тихо. Я спустился на нижнюю ступеньку, закурил. Рядом стоял бронированный уродливый инкассаторский автомобиль. В его стальном чреве лежал миллион долларов. Цифра, был убежден я, не случайна — именно миллион ребятишки хотели получить за уран. Не вышло… теперь они вновь пытаются овладеть столь желанным миллионом. Интересно, зачем Усыновленным Дьяволом деньги? Зачем презренные бумажки темным братьям, владеющим эзотерическими знаниями?
      Скорее всего — на наркоту… Сколько доз героина можно купить на Западе за миллион? Черт его знает. Ясно одно — много. Вот и вся эзотерика.
      Зазвонил телефон, и я вернулся в салон.
      — Паук говорит, — возвестил динамик.
      — Слушаю тебя, Паук.
      — Несите деньги… Английский слизняк еще не ушел?
      — Журналист? — переспросил переговорщик.
      — Британский буржуазный писака, кусок дерьма… не ушел?
      — Нет, — ответил переговорщик. — Он здесь.
      — Вот он и принесет бабки.
      — Видишь ли, Паук… деньги должен передать официальный представитель Центробанка России. Такова процедура.
      — Ты, урод, будешь ставить мне условия? — спросил Паук зловеще.
      — Разумеется, нет, — ответил переговорщик, — всегда можно найти компромисс, верно, Паук? Мы готовы передать деньги любым способом, но и вы должны продемонстрировать волю к диалогу, отпустив женщин.
      — Бабки! Вертолет! Освобождение нашего брата! Потом — разговор о заложниках. Понял?
      — Я должен поговорить с английским журналистом… возможно, он не захочет…
      — А его, слизняка, никто и не спрашивает! — заревел Паук. — Если через десять минут этот урод не принесет нам наш миллион — я режу голову бабенке. Все!
      Пошли гудки отбоя.
      — Вот результат вашего либерализма и мягкотелости, — веско сказал переговорщику Валерий Вячеславович, украдкой поглядывая на вице-губернатора. — Теперь не вы, а они навязывают вам решения.
      — Почему «теперь»? — пожал плечами переговорщик. — С самого начала террорист всегда находится в выигрышных условиях, у него в руках козыри — жизнь заложников.
      — Если, — продолжал настаивать Валерий Вячеславович, — сразу жестко и бескомпромиссно дать понять преступникам, что ни о каких переговорах не может быть и речи, то они сами сдадутся… дабы не отягощать свою участь.
      Офицеры ФСБ переглянулись. Довольно-таки скептически. Внезапно раздался голос Александра Петровича:
      — Возможно, мне стоит переговорить с этим… Пауком?
      — Александр Петрович, — сказал Валерий Вячеславович, — я думаю, делать этого нельзя. Это может нанести непоправимый вред.
      — Чему это может нанести вред?
      — Вашему авторитету, — негромко (но все услышали) сказал чиновник.
      — Александр Петрович, — сказал другой. — Наверное, в этой ситуации стоит проявить… э-э… разумную осторожность. Дело-то может получить неожиданную интерпретацию и (чиновник сбоку посмотрел на меня) раздуто прессой. Вы вспомните девяносто пятый год, переговоры Виктора Степановича Черномырдина с Шамилем Басаевым…
      — Я помню.
      — Ведь сколько грязи вылили на Виктора Степановича потом. Всю жизнь не отмоешься!
      Валерий Вячеславович кашлянул в кулак и поддержал своего коллегу:
      — Действительно. Да и сам стиль общения этого Паука совершенно недопустим. Он позволяет себе оскорбления. Политику вашего уровня непозволительно выслушивать подобные заявления об…
      — Хватит, — оборвал вице-губернатор. Чиновник замолчал. Александр Петрович обратился к переговорщику: — Скажите, мое обращение могло бы сыграть положительную роль?
      — Нет, — твердо ответил переговорщик. — К сожалению, Александр Петрович, в нашем случае — нет.
      — Почему? Можете объяснить?
      — Да, могу. Все дело в том, что мы встретились с не совсем обычными преступниками. А с людьми, одержимыми бредовыми идеями. Среди мешанины этих представлений — отрицание власти, общества, законов и так далее. Вице-губернатор в их глазах — олицетворение власти, которую они презирают и ненавидят. Боюсь, Александр Петрович, что ваше вмешательство только подогреет их агрессию… извините.
      — Я понял, — облегченно ответил вице-губернатор и посмотрел на часы. Все остальные тоже. Прошло уже семь минут из отпущенных нам Пауком десяти.
      — Надо идти, Андрей, — сказал Костин. — Ты готов?
 

* * *

      Деньги оказались в самой обычной картонной коробке (но не от ксерокса). Я сегодня ничему больше не удивлялся.
      Я взял коробку с миллионом баксов под мышку и пошел знакомой уже дорогой: через мрачноватый тоннель арки, через двор-колодец… из окна на третьем этаже на меня смотрели глаза мертвеца. Двое мужчин в штатском и двое в форме ничего мне не сказали. Пятьдесят две ступеньки вверх… глаз телекамеры… и голос из переговорника:
      — Раздевайся, англ.
      Я разделся. Сложил одежду на пол.
      — Открывай коробку.
      И я открыл коробку.
      — Высыпай на пол… Я хочу видеть.
      Я высыпал на свою куртку миллион баксов. Никаких эмоций я не испытывал — как будто это была туалетная бумага. Сто рулонов туалетной бумаги с водяными знаками и какими-то там хитрыми степенями защиты… От кого? От безумных «Усыновленных Дьяволом»?
      — Сложи баксы обратно в коробку. Подойди к двери.
      Я небрежно покидал пачки обратно — получилось «с горкой», не так, как у педантичных банковских служащих, подошел. Дверь раскрылась:
      — Входи, урод… Быстро!
      И снова я встретился глазами с женщиной, привязанной у стены. Ужас в ее глазах, отчаянье, крик… А я стоял и держал в руках идиотскую коробку с американским лимоном. И сам ощущал себя законченным идиотом… А кем еще я мог себя ощущать?
      …Лестничная площадка, пятьдесят две ступени вниз, двор, арка, автобус.
 

* * *

      Моего возвращения ждали, ждали информации. Но мне нечем было порадовать собравшихся в автобусе людей.
      — Нет, — качнул я головой, — в лучшую сторону не изменилось ничего.
      — А я говорил, что путем уступок мы ничего не добьемся, — сказал Валерий Вячеславович. Он сказал это как будто себе, но для меня было очевидно, что его фраза предназначалась в первую очередь для вице-губернатора и должна продемонстрировать решительность и дальновидность Валерия Вячеславовича.
      Пока я отсутствовал, состав собравшихся изменился: исчезли мои «коллеги-журналисты», зато появились люди в форме. Один в форме гражданской авиации, двое других — в военной.
      — Я не вижу никакой возможности посадить вертолет в непосредственной близости отсюда, — говорил «летун», разглядывая схему. — Здесь просто нет места для посадки «Ми-8» — сплошная застройка.
      — А здесь… или, например, здесь? — спрашивал Костин, показывая на схеме. — По-моему, достаточно много места…
      — Это по-вашему. А по-нашему — существуют инструкции, обойти которые мы не имеем права… Любой полет над городом, а уж тем более посадка в городской черте — серьезнейший вопрос. Партизанщина недопустима и даже преступна.
      Я скромно сел в уголке, ко мне подсел Спиридонов.
      — Думаю, — сказал он, — мы уже достаточно вас сегодня поэксплуатировали, Андрей… Поезжайте домой, хлопните сто граммов. По себе знаю, каких нервов все это стоит.
      Возможно, я бы и ушел, но вмешался переговорщик:
      — Прошу вас остаться, Андрей… Не исключено, что ваша помощь может еще понадобиться. Ежели бандиты сами проявили инициативу, вызвав именно вас для второго контакта, — значит, вам «доверяют». Или, по крайней мере, вы не вызываете у них чувства тревоги, опасности… Возможно, ситуация потребует вашего участия.
      Так вот и получилось, что я остался. Спасибо «за доверие», господин Паук. Постараюсь оправдать.
      — Здесь? — спросил, глядя на схему, «летун». — Здесь, пожалуй, можно… пустырь большой. Но желательно выехать на место, посмотреть своими глазами. Может, там уже ларьков понаставили…
      — Вас отвезут, — ответил Костин. — Вместе с вами поедут наши ребята… им тоже нужно осмотреть место.
      Костин, офицер из «Града» и «летун» вышли. На улице заворчал мотор «волги».
 

* * *

      Снова зазвенел телефон, и переговорщик снял трубку.
      — Слушаю вас, — сказал он.
      — Я — Паук. Сто пачек вашего буржуазного дерьма получил… Вижу, до вас начинает доходить… Теперь нам нужен наш тёмный брат и большая птица.
      — Все вопросы будут решены в самое ближайшее время. Вопрос с вертолетом уже практически решен — мы подыскиваем посадочную площадку… Ми-8 — большая машина, во дворе ее не посадишь, верно?
      Несколько секунд Паук молчал. Видимо, искал подвоха. Потом спросил:
      — А наш брат? Когда вы доставите нашего брата?
      — Вопрос решается, Паук… Нам очень трудно убедить московские власти, что вы согласны на диалог. Ведь мы-то выполняем ваши условия, а вы не освобождаете заложников.
      — Вертолет и наш брат! Потом — заложники!
      — Если бы вы освободили хотя бы женщин, нам было бы гораздо легче вести разговоры и с Москвой, и с Западом.
      — Мы, Усыновленные Дьяволом, не видим разницы между Москвой и Западом… Мы, идущие во тьме, не принимаем условий ни Востока, ни Запада. Мы сами ставим условия. Мы ждем нашего брата и птицу. Через час присылай английского слизняка за головой бабы. А будет вертолет — отпущу слизняков в обмен на экипаж. Все! Пошло время…
 

* * *

      — Нельзя им давать вертолета, Александр Петрович, — сказал один из военных — подполковник с петлицами связиста.
      — Почему? — спросил вице-губернатор.
      — Потому что уйдут… Совершенно не важно, куда они направятся. Если полет осуществлять на малой высоте, средствами ПВО нам будет их не обнаружить. Они могут вынудить экипаж, сесть в любом глухом месте, уничтожить и экипаж, и машину, а затем скрыться.
      Александр Петрович задумался, побарабанил пальцами по столешнице. Валерий Вячеславович склонился к нему низко, заговорил:
      — Этого категорически нельзя допустить, Александр Петрович. Добро, если они сядут на нашей территории… а если уйдут к финнам?
      — Финны все равно их выдадут, — ответил вице.
      — А политические последствия? — возразил чиновник.
      — А жизнь заложников? — спросил губернатор. — Об этом вы подумали?.. Гибели людей допустить нельзя, момент не подходящий.
      — Я понимаю и разделяю вашу обеспокоенность… Но политические последствия! Финское МИД не дает согласия на прием вертолета с террористами. И — представьте себе — он вдруг прилетает! Думаю, мы окажемся в весьма затруднительном положении.
      — Вы, — раздраженно ответил вице-губернатор, — не окажетесь… Решение буду принимать я.
      — Да-да, безусловно, это так… Однако можно поступить и по-другому.
      — Конкретно?
      — Конкретно — перестрелять негодяев в тот момент, когда они выйдут из помещения… или возле вертолета.
      Вице-губернатор внимательно посмотрел на чиновника:
      — Я допускаю, что чисто технически это возможно. А с этической точки зрения? Ведь это будет элементарный расстрел. Без решения суда, кстати… А признать человека виновным и определить ему наказание может только суд. Нет… нет. Момент не подходящий.
      — Но мы спасем при этом жизнь людей.
      — Нет. Мы, скорее, поставим их жизнь под угрозу. Готовьте вертолет, — с кислым видом подвел итог вице.
 

* * *

      Вернулись сотрудники «Града» и спец из МГА. Вместе они осматривали место для посадки вертолета: пустырь в пяти минутах езды.
      — Можно посадить вертушку, — сказал летун. А «градовцы» обследовали местность с учетом своих задач и тоже остались удовлетворены. После пятиминутного совещания Александр Петрович сказал:
      — Добро, давайте вертолет, выходите на связь с этим Пауком.
      — Александр Петрович, — сказал подполковник, — я еще раз напоминаю вам: уйдут. Уйдут они на малой высоте, и мы ничего не сможем сделать… Мы на себя такую ответственность взять…
      — Ответственность на мне, — перебил вице-губернатор.
      Подсуетился и Валерий Вячеславович:
      — Александр Петрович, в случае пересечения террористами финской границы политические последствия… .
      — Мы уже обсуждали этот вопрос, достаточно. Я принял решение.
 

* * *

      — Паук, — сказал в трубку переговорщик, — готовы ли вы к посадке в вертолет?
      — Большая птица уже прилетела?
      — Да. Она вас ждет на пустыре в километре отсюда.
      — А наш брат? Где, ментяра, наш брат?
      — Он встретит вас под Выборгом. Его увезли на следственный эксперимент в Выборг.
      Паук разразился руганью. С криком, с визгом. Стало ясно: наступил критический момент… Усыновленный Дьяволом мог сделать любую глупость. Но глупость страшную, кровавую…
      И вдруг замолчал, а в трубке зазвучал другой голос:
      — Так, слушайте меня… Сейчас ваш человек принесет нам схему с указанием точного места посадки. Лучше, если это будет англичанин… Он еще у вас?
      — Да, — ответил переговорщик. — Мистер Смит здесь. Простите, с кем я говорю?
      — Можешь называть меня Негодяем… Итак, англичанин приносит схему, мы обсуждаем маршрут движения до пустыря, порядок посадки, транспорт. После этого принимаем решение по заложникам. Понял?
      — Понял, — ответил переговорщик.
 

* * *

      Третий раз за два часа я вошел в помещение клиники. Что-то здесь неуловимо изменилось. Внешне все было точно так же: проволока растяжек, заложники с наволочками на головах, «распятая» на стене женщина… Но что-то все-таки изменилось.
      — Схему, — каркнул Паук, и я передал схему. Человек в маске собаки, всегда державшийся в глубине, подошел и взял ее у Паука. Разложил на столе. Его движения были точны, в них чувствовалась сила и уверенность… Внезапно я все понял. И обматерил себя за то, что не понял этого раньше.
      Человек-собака спокойно изучил схему с обозначенным маршрутом движения, придвинул телефон, набрал номер.
      — Негодяй на связи, — сказал он. — Я изучил маршрут. Думаю, вариант реальный… Через тридцать минут подадите к подъезду микроавтобус с тонированными стеклами… Найдется такой? …Хорошо. Итак, подаете к подъезду микроавтобус. Ни в подъезде, ни во дворе не должно быть ни одной живой души. Это понятно?.. Хорошо. Водитель раскрывает все двери и уходит, к черту. Он нам не нужен. А вот журналиста мы до посадки в вертолет подержим у себя… Дальше: до пустыря нас сопровождает только один автомобиль ГАИ с мигалкой… Позаботьтесь,
      чтобы на нашем пути не было пробок. Заложников мы отпустим, когда окажемся возле вертолета — не раньше, но и не позже… Крови мы не хотим.
      Паук дернулся, хотел что-то сказать, но человек-собака только посмотрел на него — и Паук сник.
      — Ну, — сказал человек-собака, — мы, надеюсь, все согласовали?
      Видимо, переговорщик сказал: да.
      — Отлично. Давайте сверим часы.
 

* * *

      Я сидел на полу в углу холла. Наблюдал, как человек-собака инструктирует заложников. Они тоже сидели вдоль стены в своих наволочках на голове. Женщину отвязали, и она обессиленно опустилась на пол. Ужас в ее глазах уже потух, сменился пустотой. За несколько часов, пока она стояла раздетой, успела замерзнуть… тело покрылось гусиной кожей, затвердели соски.
      — Минут через двадцать — двадцать пять вся эта история для вас закончится, — спокойно говорил человек-собака заложникам. — Если вы будете выполнять мои инструкции. Это понятно?
      Головы в наволочках кивнули. Недружно, вразнобой.
      — Сейчас попьете чайку… соберитесь с силами и пойдем. Держимся дружно, кучно, стайкой… Садимся в автобус, едем. Езды тут совсем ничего. А на месте нас уже ожидает вертолет. У вертолета мы и попрощаемся. Я понимаю, что вы пережили не лучшие часы… Я сожалею. Вам, мадам (человек-собака обратился к голой женщине), следует одеться…
      Она сидела безучастно. Негодяй подвинул к ней ногой ворох белья и одежды.
      — Мадам, — повторил он, — соберитесь, пожалуйста, вам следует одеться… следует успокоиться… Все будет хорошо.
      Женщина кивнула, но продолжала сидеть неподвижно. В приемную вошел человек в маске гориллы. Он поставил на стол поднос с кофейником, чашками и даже бутылкой коньяка. Ушел, потом вернулся, поставил несколько мензурок.
      — Вот и кофе, — сказал человек-собака. — Кстати, я рекомендую вам выпить и коньячка… снимает напряжение.
      Я сидел в углу. Наблюдал. Ситуация стала ясна для меня окончательно… Не было никаких «Усыновленных Дьяволом». Не было! А был умный и циничный человек-собака, который ловко сумел использовать шизанутого Паука. Который сумел блестяще разыграть спектакль, ввести всех в заблуждение… Он, видимо, и не думал добиваться освобождения Смирнова-Козырева. Он, видимо, и не думал лететь за границу… С миллионов баксов он запросто и не худо устроится здесь… А Паука просто грохнет за ненадобностью.
      Он получил то, что хотел — деньги, вертолет и гарантии. Они улетят куда-нибудь в глубинку, выведут из строя вертолет и скроются. Вполне возможно, в точке посадки уже ожидает автомобиль, а в кармане негодяя лежит комплект документов для новой безбедной жизни. Интересно — кто он, человек-собака? Действительно сообщник Смирнова-Козырева? Или он просто использовал ситуацию?.. Возможно, ответа мы не узнаем никогда. Но, в любом случае, сработал он толково.
      Заложники сняли наволочки, приступили к кофейку. Я вглядывался в испуганные, напряженные лица. Человек в маске гориллы быстро и ловко прорезал в наволочках отверстия для глаз… Обнаженная женщина сидела на полу, обхватив колени.
      — Кофе хотите? — спросил, присев около нее, Негодяй. Она кивнула. — Сейчас организуем… А коньячку?
      Она опять кивнула. Человек-собака встал, подошел к столу и налил кофе в чашку. В медицинскую мензурку плеснул коньячку. Один из мужчин-заложников вдруг спросил: