— Закажем, — ответил я.
      Мой собеседник опустился на стул. В распахе рубашки на голой груди висел символ Бафомета: двойной круг с опрокинутой пятиконечной звездой. В звезду была вписана козлиная морда. Похоже, мой собеседничек поклоняется Дьяволу.
      — Что будете пить? — спросил я.
      Он пожал плечами и ответил:
      — Пиво… Меня, кстати, зовут Владимир.
      Через минуту на столике стояли два пластиковых стакана с пивом. Из динамиков неслась «Мурка» в исполнении Северного.
      — Я слушаю вас, — сказал продавец урана очень серьезно и значительно.
      — Нет, это я вас слушаю, — ответил я.
      — А вы, собственно, кто? Можете представиться?
      — Я представляю фирму «Мираж». Совместную, российско-иранскую. Меня зовут Хайрат. А вы кто?
      — И документы у вас есть, Хайрат? — несколько ехидно спросил Владимир. — Можете показать? Или боитесь?
      Документы у меня были. Хорошие документы. Добротные. Иранский диппаспорт с моей фотографией и удостоверение совместного российско-иранского предприятия «Мираж». Головной офис расположен в Москве. «Если они захотят проверить, — сказал Спиридонов, — проверка подтвердит, что вы действительно сотрудник „Миража". „Мираж" — он и есть мираж».
      — Бояться мне нечего, — лениво ответил я и положил на стол паспорт.
      На Володю это явно произвело впечатление. Он протянул руку, но я убрал документ.
      — Представьтесь вы, — сказал я.
      Не колеблясь, он вытащил из заднего кармана джинсов удостоверение ВВ МВД России. Смирнов Владимир Дмитриевич. Лейтенант, №21212. Дата выдачи — 14.07.98 г. Подпись. Печать… Похоже, подлинное. …А может — нет. Ладно, в ФСБ проверят.
      — Итак, — сказал я, — у вас есть уран?
      — Да! Восемь килограммов. Обогащенный, в контейнере. С официальными сертификатами. Вас это интересует?
      — Интересует, Владимир.
      — Цену знаете?
      — Знаю.
      — Устраивает?
      — Устраивает, если товар реальный.
      — Значит, будете брать?
      — Нет.
      — Как это… нет? — лейтенант Смирнов даже по дался вперед.
      — Я, господин Смирнов, уже сказал: если товар реальный.
      — Ну а какой же? Думаете, я вам куклу хочу втюхать? Я вам могу предоставить фотографию контейнера, копии сертификатов и образец. Образец! Понимаете, господин… э-э…
      — Хайрат. Меня зовут Хайрат.
      — Образец, господин Хайрат, — с напором сказал Смирнов и без разрешения вытащил сигарету из моей пачки.
      В этот момент зазвонил мой «Эриксон». Я «выслушал» собеседника и сказал несколько фраз на арабском. Делалось это для продавца. И для того, чтобы Спиридонов знал: все в порядке.
      — Когда вы сможете представить образец? — спросил я.
      — Сейчас.
      — Сейчас? — переспросил я. При Смирнове не было ни сумки, ни свертка. А по моим представлениям, образец с радиоактивным веществом должен быть изолирован в какой-то герметичной массивной капсуле, иметь объем и вес. — Как сейчас? Где образец?
      — Через пятнадцать минут. Товар в автоматической камере хранения на Московском вокзале.
      — Ну вы, блин, даете.
      — А где вы так хорошо научились говорить по-русски, господин Хайрат?
      — А вот это уже к делу не относится, — ответил я. «Держите себя резко и независимо», — советовал мне Спиридонов.
      — Да, конечно, — отозвался Смирнов несколько смущенно. — Ну, так как? Покупаете образец?
      Бред, подумал я. Полный бред. В центре Санкт-Петербурга какой-то пропойца запросто продает контейнер обогащенного урана неизвестно кому! Просто как украденный с родного завода гаечный ключ. Как стакан семечек. Привет, Голливуд! Вам такое и не снилось… сюжетец-то тянет на «Оскар».
      — Можно спросить, Владимир, а откуда у вас этот контейнер?
      — Спросить можно… а ответ получить нельзя, — с хамоватой улыбкой ответил миллионер.
      — Понял… это ваше право. Хорошо, идем за пробой.
      — Момент! — Смирнов поднял руку. — Проба тоже денег стоит.
      — Сколько же она стоит? — спросил я с иронией.
      — Штуку баксов. По минимуму беру.
      — А ключи от квартиры, где деньги лежат, вам не надо?
      — А вдруг вы меня продинамите? — сказал миллионер.
      — Рад был с вами познакомиться, господин Смирнов, — ответил я, забирая со стола сигареты. — До свиданья. Отнесите-ка вы лучше свою «пробу» в ФСБ.
      — Э-э… постойте, господин Хайрат. — Я, конечно, передам вам образец. Но — поймите! — мне нужны гарантии.
      — Мне тоже. Вдруг вы продадите мне за тысячу баксов стакан семечек. А? Тысяча баксов, конечно, не деньги, но… вы не внушаете доверия.
      — Мне нет резона вас кидать, — ответил он.
      — Нам тоже нет резона. Будет проба — будет разговор и, соответственно, деньги. Ну что? Идем?
      — А-а… хрен с ним. Идем.
      Я поднялся. Урановый барыга тоже встал. Дама в ажурных перчатках вдруг с грохотом свалилась со стула.
      — Вот сучка старая! — сказала буфетчица. Груди-надолбы и три подбородка колыхнулись. — Ты мне еще наблюй тут… шляпой своей выбирать будешь.
      «Не в деньгах сила, а в Правде», — сказал «Брат-2» с плаката.
      — Вы пиво не выпили, — сказал урановый миллионер. — Так я выпью. Вы, господин Хайрат, не против?
      Господи, ну что на это можно сказать? Я не знаю. Убей — не знаю.
      Из динамиков голос Владимира Семеновича Высоцкого выдохнул:
 
…Все почти с ума свихнулись,
Даже кто безумен был…
 
      — Нет, господин Смирнов, я не возражаю. Напротив, почту за честь угостить пивком завтрашнего миллионера.
 

* * *

      Я бухнул на стол подполковника Спиридонова довольно-таки старую спортивную сумку. Потертую, залатанную в двух местах. Господи, неужели в ЭТОМ по Санкт-Петербургу путешествует обогащенный уран?
      — Вот, — сказал я. — Оно.
      — Что там? — спросил Спиридонов.
      — Если верить нашему лейтенанту, там проба урановая, фото контейнера и копии сертификатов. Получил в камере хранения на Московском вокзале.
      — Я знаю. Момент передачи зафиксирован наружкой.
      — Даже так?
      — А как иначе, Андрей Викторович? — ответил подполковник и подмигнул. Он был доволен. Я, признаться, тоже. — Сейчас пригласим понятых и осмотрим вашу добычу. Потом мы побеседуем, и вы подробно расскажете о сегодняшних событиях.
      …Через несколько минут в кабинете подполковника Спиридонова уже было полно людей: начальник службы БТ Костин, эксперт-криминалист Сапожников, оператор с видеокамерой, две женщины-понятые и следователь следственной службы Крылов. И я в дурацком перстне со стразом.
      Оператор включил камеру, следак произнес дежурные формулировки, растолковал понятым их права и обязанности… понятые кивали. Затем эксперт сделал портативным прибором замер уровня радиации около сумки. Он превышал фоновый, но незначительно… Похоже, СП «Мираж» правильно выбрало объект для сделки. Поздравляю, господин Хайрат!
      — Попрошу расстегнуть сумку и осмотреть ее содержимое, — сказал следак. — Понятые, подойдите поближе.
      Женщины подошли. Крылов аккуратно расстегнул молнию и раздвинул руками зев сумки. Внутри лежали тряпочный сверток, перехваченный бечевкой, мятый конверт с картинкой: гвоздики, гвардейская лента и надпись «С ДНЕМ ЗАЩИТНИКОВ ОТЕЧЕСТВА». А еще в сумке лежала… пустая бутылка из-под пива «Балтика №3».
      Нет, ребята, я все-таки ничего в Отечестве не пойму!
      Только и могу сказать: с днем защитника Отечества! Наливай!
 

* * *

      Спустя еще полчаса, когда был составлен протокол, а вещдоки отправлены на экспертизу, я рассказал начальнику службы БТ, его заместителю и следаку о том, как прошла моя встреча с «лейтенантом Смирновым».
      — Когда, Андрей Викторович, у вас запланирована следующая встреча? — спросил Костин.
      — Я объяснил барыге, что мне понадобится неделя на проведение экспертизы. Соответственно и встреча через неделю. В четырнадцать ноль-ноль, на Финляндском, возле паровоза ленинского.
      — Очень хорошо. Неделя — вполне реальный срок для нормальной разработки.
      — Если только он не найдет за это время другого покупателя, — сказал я.
      — Не дадим, — ответил Костин. — Теперь он у нас под контролем.
      — Поставили наружку?
      — Разумеется. Сейчас наш герой катит в электричке на Выборг. Пьет пиво на те, между прочим, сто рублей, что вы, Андрей Викторович, ему дали.
      Я немного даже смутился… наружка, выходит, была совсем рядом.
      — Дал… он клянчил, как профессиональный попрошайка. Дал… для установления контакта. А что, не надо было?
      — Почему? Дали — и дали. Делу не во вред.
      — Понял, Игорь Иваныч. А какие мероприятия вы намерены проводить сейчас?
      Костин рассмеялся, посмотрел на Спиридонова. Тот тоже улыбнулся.
      — Как думаешь, Виктор Михалыч, можем мы поделиться с господином Хайратом своими соображениями?
      — Рассказать иранскому подданному о совсекретных мероприятиях? — с деланным ужасом спросил Спиридонов. — Ни в коем случае!
      — Расскажем, Андрей Викторыч, — сказал Костин, — расскажем. Разумеется, в общих чертах, не раскрывая технологии… Я думаю, что мы даже обязаны это сделать, коли уж вы стали полноправным участником операции.
      — Кстати, — спросил я, — а название у нее есть?
      — Есть, — ответил Костин, глядя с легким прищуром.
      — Поделитесь?
      — Название у этой операции — «Журналист».
      — Н-ну… спасибо.
      — Да не за что, — сказал Костин, — а я пойду — работа. Всего доброго, Андрей Викторович. За вашу помощь огромное спасибо. Когда закончим операцию, дадим вам материалы… какие возможно.
      Мы пожали друг другу руки, и полковник вышел. А Спиридонов рассказал мне вот что…
      …Информацией о том, что в городе некто пытается сбыть контейнер с ураном, ФСБ уже располагала. Но более конкретно: кто, кому, когда, где? — агентура узнать не смогла… А потом появился журналист Обнорский… Запросы, отправленные в областные управления, дали вдруг неожиданный результат: на одном из «атомных» объектов в Вологодской области похищен контейнер. Итак, все «срослось». Оставались сущие пустяки: обнаружить и изъять контейнер с ураном. Восемь килограммов — это не семечки. И дело даже не в огромной стоимости похищенного. Дело в том, в чьи руки попадет уран, который вполне может быть использован в военных целях. И в том, какой урон понесет престиж России, получи эта история огласку.
      Мы еще не знали, что впереди нас ожидает АВГУСТ — взрыв в переходе под Пушкинской, гибель «Курска», страшный пожар самой высокой свечки в мире — Останкинской башни. Если бы восемь кило граммов урана ушли за рубеж — событие встало бы в тот же ряд катастроф. Допустить этого нельзя.
      — Ну а что все-таки вы собираетесь предпринять сейчас, Виктор Михайлович?
      — Это просто. Теперь у нас есть конкретный человек. Есть фото. Есть отпечатки пальцев на капсуле, пустой бутылке, фотографиях и с пластикового стакана, из которого он пил пиво. Все они принадлежат одному человеку.
      — Вы изъяли стакан из «Рюмочной»?
      — Разумеется. А еще мы сняли его «пальцы» с дверцы камеры хранения. И проверили под видом контролеров его документы в электричке. Там он предъявил удостоверение инвалида. Но на фамилию Козырев, а не Смирнов. А еще мы отправили его фото в Вологду. Думаю, что уже сегодня мы будем знать о нем если не все, то очень многое… Тем более что маркировка с пропавшего контейнера соответствует маркировке на фото. Круг замкнулся, Андрей Викторович. Осталось отследить, где спрятан контейнер и — брать голубца… Вот, пожалуй, и все. Спасибо вам за помощь.
      Так закончилась для меня эта история. Я думал, что она закончилась…
 

* * *

      …Но я ошибался. Как, впрочем, ошибались и сотрудники ФСБ.
      Неделя, оговоренная между г-ном Хайратом им Смирновым-Козыревым, была на исходе. Моя лысая голова, вызвавшая шквал шуточек в агентстве, начала покрываться сомнительного вида растительностью. Первые дни я ждал звонка от Спиридонова — он обещал сообщить, когда появятся результаты. Но Спиридонов не звонил.
      Работы было полно, наступила пора отпусков, и господа инвестигеиторы начали рвать меня на куски… Скрипка и Горностаева появились в моем кабинете с интервалом пятнадцать минут. Оба заявляли, что чисто случайно (!) купили горящую путевку. И — какое совпадение — оба в один и тот же круиз. А Соболины в отпуск собрались врозь… беда.
      Спиридонов позвонил в понедельник, когда до встречи Хайрата и торговца осталось чуть более суток. Поинтересовался: могу ли я зайти? Причем — срочно, не откладывая в долгий ящик.
      А мне было некогда, у меня были другие планы…
      — Очень нужно, Андрей Викторович, — сказал Спиридонов. — Выручайте. Операция «Журналист» продолжается. Без вас пропадем.
      И я поехал. Почесал свою растительность на черепе и поехал.
 

* * *

      — Завтра в четырнадцать ноль-ноль вы должны встретиться с Козыревым на Финляндском вокзале, так? — спросил с нотками утверждения в голосе Спиридонов. Вид у него был довольно усталый.
      — Значит, вы его еще не взяли?
      — Взять его — не проблема. Он под круглосуточным наблюдением.
      — Так в чем же дело?
      — Все дело в том, что мы до сих пор не знаем, где контейнер.
      Вот оно что! ФСБ неделю держит моего «партнера» под колпаком, но товар так и не проявился… Не так уж прост лейтенант Смирнов.
      — Понятно, — сказал я. — Что, кстати, показал анализ образца?
      — Анализ показал: высококачественный уран. На вологодском объекте уже ведется расследование, и мы практически вычислили сообщников нашего прапорщика.
      — Прапорщик?
      — Да, Андрей Викторович, прапорщика. Козырев Владимир Дмитриевич. До февраля двухтысячного служил на объекте. По истечении срока контракта уволился, уехал в Выборг… не работает, употребляет наркотики. Имеет проблемы с психикой. Но тем не менее сумел организовать хищение урана с объекта.
      — Хорошо у нас охраняются атомные объекты, — ввернул я.
      Спиридонов не ответил. Он закурил, посмотрел на меня и спросил:
      — Вы готовы встретиться с ним еще раз? Его нужно спровоцировать. Подтолкнуть.
 

* * *

      Петр Поликарпыч нежно выбрил мой череп. Располировал его и сказал:
      — Вижу, молодой человек, вам понравился этот стиль?
      — Да, — ответил я, — весьма… в порядке бреда.
      Инструктаж. Варианты беседы. Перстень. Очки. Кейс… Береги руку, Сеня!
 

* * *

      На Финляндском текла шумная человеческая река. Текла сразу в нескольких направлениях: к электричкам, от электричек… Растекалась во все стороны. Застыл под стеклянным аквариумом ленинский паровоз. Сновали бомжи, дачники, цыгане, милиционеры. Обычная вокзальная суета, в которой должна состояться встреча торговца и покупателя уранового контейнера. Я стоял недалеко от аквариума и пытался определить в вокзальной толчее сотрудников наружки ФСБ… не сумел, естественно.
      — Здравствуйте, — сказал «лейтенант Смирнов», подходя. Сегодня я смотрел на него уже другими глазами.
      — Вы опоздали на четыре минуты, — ответил я вместо приветствия.
      — Я проверялся, — серьезно ответил он, — нет ли за мной хвоста.
      — За вами что — следят? — озабоченно спросил я.
      — Нет, но осторожность в нашем деле не бывает излишней.
      — Это справедливо, — сказал я. А он кивнул. С достоинством так…
      — Может, посидим где-нибудь, господин Хайрат?
      — Что — хотите меня угостить? — спросил я.
      — Э-э… с удовольствием бы, но я как-то ни при деньгах.
      — Ничего. Скоро вы будете очень богаты. Мы провели анализ, качество товара нас устраивает.
      — А кто сомневался? — сказал он. В голосе прозвучало превосходство. Как будто он сам изготовил этот уран.
      — Мы сомневались. И сейчас продолжаем сомневаться.
      — То есть как? Вы же провели анализ! — Смирнов-Козырев посмотрел недоуменно. Возможно — с обидой.
      — Да, мы провели тестирование того образца, который вы нам передали.
      — Так что же вам еще нужно? Цену хотите сбить? Не выйдет!
      — Нам, господин лейтенант, нужно знать, что проба отобрана из ТОГО САМОГО контейнера.
      — Как это? Я что-то вас не пойму.
      Он явно встревожился, вытащил из кармана затертых штанов мятую пачку «Примы», закурил. Мимо нас прошел патруль — офицер-моряк и два курсанта-артиллериста.
      — Пробу вы получили… что еще надо?
      — Надо убедиться, что проба соответствует содержимому контейнера. Ясно это вам, Владимир? Вот тогда я заплачу всю сумму наличными. Сразу.
      Он поперхнулся дымом, посмотрел на меня ошеломленно, растерянно. Слева от нас раздался крик, мат. Две бомжихи скандалили из-за пустой бутылки. Не спеша приближался наряд милиции.
      — Ладно, — сказал я, — пойдемте отсюда. Поговорим в более спокойной обстановке.
      …В салоне «моей» «тойоты» я включил магнитолу. Негромко, чтобы не мешать записи.
      — Вы поняли наши условия?
      — Вы что же думаете — я отведу вас к контейнеру?
      — Иначе сделка не состоится. Брать кота в мешке мы не будем.
      Лейтенант Смирнов тяжело задумался. У входа в вокзал читал газету молодой мужчина… неделю назад он прикуривал у меня в «Невском Паласе». Неподалеку, под красным знаменем, несколько пожилых теток подавали газету «Завтра» и клеймили олигархов. Начал накрапывать дождь. Из магнитолы звучала «It's my life» Бон Джови… Мне казалось, что я слышу, как медленно шевелятся извилины в голове торговца… Что делать, если он сейчас откажется?.. Спиридонов говорил: он не откажется. Дождь забарабанил по капоту сильней. Быстрей пошли пешеходы. Мой знакомец из «Невского Паласа» раскрыл над головой зонт… It's My Life. Дождь перешел в ливень. Мгновенно стемнело. Над Петропавловской блеснула молния.
      — Хорошая машина? — спросил вдруг лейтенант Смирнов.
      — Японский ширпотреб, — пожал я плечами.
      — А мне вот джипы нравятся.
      — Сделаем дело — купите себе целое стадо джипов, — безразлично сказал я.
      Он взял с торпеды пачку «Кэмэл»… разумеется, без спросу. Закурил.
      — Хорошо! — рубанул воздух рукой с дымящейся сигаретой. — Возьмем пробу из контейнера, но на этот раз за бабки!
      — Сколько?
      — Штуку.
      — О'кей, будет вам ваша штука. Мелочный вы человек, лейтенант.
      — Но вы покажете мне деньги.
      — Что значит: покажете? — не понял я.
      — Я отведу вас к контейнеру только после того, как вы заплатите мне штуку баксов и покажете мой лимон. Хочу знать, что у вас есть эта сумма.
      Я засмеялся. Слегка презрительно, но, в общем, благодушно.
      — А что смешного, господин Хайрат?
      — Нет, ничего… ничего смешного нет, господин лейтенант. Вы увидите и даже пощупаете деньги своими руками.
      — Когда?
      — Тогда, когда поедем брать пробу.
      — Завтра вас устроит?
      — Устроит. Только не вздумайте делать глупостей, лейтенант. Вы меня поняли?
      — Я-то понял… и вы тоже не порите ерунды, меня прикрывает спецназ МВД.
      — Ладно, хоть спецназ ФСБ. Где и когда встречаемся завтра?
      — В Выборге.
      — В Выборге?
      — В Выборге, в Выборге… у вокзала, в полдень.
      — Хорошо, в полдень у вокзала. Всего доброго, господин лейтенант.
      — До свиданья, господин Хайрат… Кстати, нельзя ли получить рубликов двести в счет аванса? Так сказать: джентльмен-джентльмену.
      Нет, мужики, не пойму я Отечества никогда!
 

* * *

      В советские времена городам любили вешать бирки: город химиков. Или — город нефтяников. Текстильщиков. Металлургов. Черт знает кого. Ну, Иваново — город невест… Это все знают. А вот Выборг — это город таможенников. С легендарным Верещагиным прожорливое племя таможенное не имеет ничего общего. Продувные морды с бегающими жадными глазенками поверх усыпанного перхотью мундирчика… карманы бездонные… ба! Да не внуки ли это Чичикова Пал Иваныча?
      — Нет-с, — отвечают дружно, — никак нет-с! Мы люди государевы. Службу блюдем-с… живота не щадим. А вы все в декларации указали? Па-аз-вольте.
      Я въехал в древний Випури, он же Выборг. Навстречу катились огромные фуры. По плохим, разбитым дорогам, мимо скучных, серых домишек, в которых отсыпаются несовершеннолетние проститутки… Выборг — не только городок таможенников, это еще и город наших дорогих гостей из Суоми. Дорогие гости, напившись дешевой русской водки, очень любят забавляться с молоденькими русскими девочками… они люди цивилизованные.
      Но сейчас меня мало все это интересовало. Сейчас меня интересовал только стальной цилиндрический контейнер с черной маркировкой. Посвященному человеку эта нанесенная по трафарету цифирь, наверное, скажет многое. Мне она не говорит ничего. Кроме того, что внутри стального с мощной свинцовой подкладкой цилиндра лежит высокообогащенный уран. Его нужно вернуть туда, откуда он похищен.
      Я въехал на площадь перед вокзалом. Припарковался возле «четверки» с плафоном «taxi» на крыше. Водитель, жующий резинку, окинул меня равнодушным взглядом. До полудня оставалось еще восемь минут. Где-то рядом со мной уже находились сотрудники наружки ФСБ и бойцы РОСО «Град».
      Я откинулся в кресле «тойоты», прикрыл глаза. Время тянулось медленно. В дорожной сумке на заднем сиденье лежал миллион долларов США. Костин сказал: подлинные. Пусть проверяет сколько хочет.
      К таксисту на «четверке» подошли две молодые женщины. Обе вызывающе накрашенные, обе на высоченных каблуках. Одна наклонилась к водителю, до меня доносились обрывки разговора: «…В Хельсинки…» — «А хоть в Стокгольм!.. Не, дорого. Давай половину натурой, минетом…» — «На хрен нужно, максай бабки…» — «Дорого…» — «Раха максетти Усекла?..» — «Ну, скинь маленько…» и т. д. Я не слушал.
      Через минуту обе девки сели в «четверку». Машина задним ходом выкатилась со стоянки, уехала. А на ее место лихо встала ржавая, дребезжащая «копейка». В водительском кресле сидел здоровый амбал с ломаными борцовскими ушами. Рядом — лейтенант Смирнов. Чистенький. В белой рубашке с мятым галстуком. Вот ведь как облагораживают человека большие деньги!
      …«Лейтенант Смирнов» кивнул «господину Хайрату» и поманил пальцем. «Господин Хайрат» ухмыльнулся… Я подхватил сумку с миллионом баксов — тяжеленькая! — и вышел из машины. Было очень душно. Два мужика в «копейке» смотрели на сумку внимательными глазами. ЖАДНЫМИ глазами. Я нажал кнопку на брелке сигнализации. «Тойота» мигнула габаритами.
      — Принесли, господин Хайрат? — спросил «лейтенант», когда я плюхнулся на заднее сиденье «жигулей».
      — А вы? — спросил я.
      — Сначала бабки… Сначала пощупаем бабки. — Смирнов облизнул губы. Если бы я не знал, что меня прикрывают не менее двух десятков хорошо обученных сотрудников ФСБ, мне, наверно, было бы не очень уютно. Миллион долларов — большие деньги. Очень большие деньги.
      — Бабки, господин лейтенант, в сумке. Садитесь ко мне, смотрите, щупайте. И — без глупостей.
      Зазвонил телефон. Я снял с пояса «Эриксон», услышал голос Костина и сказал в трубку:
      — Але… да. Двое. «Копейка» белого цвета. Госномер… Второй — лет тридцать, светлые волосы, бывший борец. Джинсовая рубашка, белые шорты. …Да, с нами Аллах, Фарид. Следуй за нами на дистанции двадцать метров. Если что — кончай всех, обо мне не думай. Аллах отведет от меня пули.
      Мой монолог явно произвел впечатление на моих деловых партнеров.
      — Ты что же, полк мусульманский за собой притащил? — спросил, ощерясь, лейтенант Смирнов.
      — Не ссы, лейтенант, — подмигнул я. — Ты что же думал, что я привезу миллион зеленых один, без страховки? Дураков нет, брат.
      — Ладно, господин Хайрат, — сказал «брат». — Или грудь в крестах, или голова в кустах… Сейчас я возьму тысячу баксов. Выборочно, не подряд. И мы их проверим в валютнике. Если все путняком — через час мы привезем контейнер. Возьмешь свою пробу.
      «Лейтенант» пересел ко мне на заднее сиденье. Сумка стояла между нами. Кожаные бока матово отсвечивали.
      — Ну, — сказал Смирнов.
      — Что ну? Открывай. Смотри, считай, щупай.
      Он посмотрел на меня растерянно. На лбу выступили бисеринки пота.
      — Давай, давай, — подбодрил я, — они не кусаются, лейтенант.
      Он неуверенно взялся за язычок молнии. Облизнул губы… молния вжикнула. Пачки баксов лежали ровно, плотно, как патроны в обойме. Капля пота сорвалась со лба «лейтенанта Смирнова», упала на банковскую бандероль. Она как бы поставила точку под сомнениями «лейтенанта». Он схватил пачку, разорвал бандероль и вытащил стодолларовую купюру. Вторая пачка… третья… четвертая… У водителя с ломаными ушами побагровел затылок… пятая, шестая… десятая. Обрывки бандеролей летели под ноги.
      — В валютник, Вадя, — сказал Смирнов.
      — А считать не будешь? — спросил Вадя.
      — Потом… потом… не здесь, — ответил Смирнов и дернул узел галстука.
      — Да не волнуйтесь вы так, господин лейтенант, — сказал я.
      — А?
      — Не волнуйтесь, говорю. Все будет о'кей.
      Заскрежетав передачей, «копейка» тронулась. Через несколько секунд она уже катила по неровному булыжнику привокзальной площади. Вслед ей пристроилась «девятка» со смуглым черноволосым мужчиной за рулем. Видимо, он и есть Фарид. Наш борец-водитель все время поглядывал в зеркала. Он нервничал. Впрочем, и я нервничал будь здоров.
      …Пока «лейтенант Смирнов» проверял купюры в обменном пункте, мы с борцом сидели в душном салоне «копейки». Сумка с девятьюстами девяносто девятью тысячами долларов лежала у меня на коленях. Перед глазами маячила багровая шея Вадика… Интересно, есть у них оружие?
      Из дверей валютника вышел потный Смирнов, упал на заднее сиденье.
      — Порядок, — сказал он, — баксы настоящие.
      — А ты думал по-другому? — спросил я.
      — Шутки Дьявола бывают ужасны… Значит, слушай, Хайрат, сейчас мы тебя вернем обратно на вокзал, понял?
      — Господин.
      — Что?
      — Господин Хайрат, — сказал я.
      — А?.. Ну, господин. А через час встречаемся возле «Харакири».
      — Где-где?
      — Кабак такой — «Харакири» называется. Знаешь — где?
      — Нет, — ответил я, хотя отлично знал, где это самое «Харакири».
      Смирнов подробно объяснил.
      — Значит, через час. Вы, господин Хайрат, помните: меня тоже прикрывают. Спецназ МВД. Так что… без глупостей.
      — Да ладно. Все будет о'кей.
      …Хорошее название — «Харакири». Оптимистичное.
      Куллюна фи йад-улла … Или — уранового Сатаны?
 

* * *

      Воздух был густой и липкий. Время тоже было густым, липким и тягучим. Я проехал мимо Рыночной площади с Круглой башней, с толпой торговцев… мимо старинного Выборгского замка… по мосту над фиордом с неподвижной водой и валунами. Камни казались горбами чудовищ, дремлющих на дне. Я проехал мимо останков укреплений «Анненкрон»… теперь здесь теннисные корты.
      Белесое выгоревшее небо над Финским заливом начало темнеть. Там, у горизонта, клубились черные облака. Я остановился у стоянки возле «Харакири»… Хорошее название, оптимистическое. Метрах в пятнадцати от меня встала «девятка» Фарида. Фарид невозмутимо курил сигарету. Было очень душно, липла к телу сорочка… Черные тучи клубились, как живые. Надвигались. Часы показывали 13.15, «копейки» с моими партнерами все еще не было. На площадке возле ресторанчика стояли моя «тойота», «девятка» Фарида, «пежо» с финскими номерами и микроавтобус с немецкими. Четверо молодых немцев лениво гоняли футбольный мяч… И охота им в такую духоту? Удары по мячу гулко разносились в воздухе. Немцы были здоровые, румяные и беспечные. Немка лет двадцати снимала их видеокамерой. Над фиордом парили чайки.
      «Копейка» вкатилась на площадку в 13.22. Она была основательно заляпана грязью. Видимо, мои партнеры катались по грунтовке, по лужам. Наружка в этой поездке их не сопровождала — боялись вспугнуть.
      Духота сделалась совсем невыносимой. Уже половина неба над заливом была затянута тучами. Лейтенант Смирнов вылез из машины. Левая штанина оказалась испачканной серой глиной… Гулко звучали удары по мячу. На плече Смирнова висела спортивная сумка. Оглядываясь по сторонам, из салона вылез Вадик… Один из немцев отпустил пошлую шуточку в адрес девицы. Немка фыркнула и назвала его свиньей. Остальные заржали. Слова зависали в тяжелом воздухе. Я слышал их, но не воспринимал. Они проходили мимо сознания.
      Смирнов показал глазами на багажник «копейки». Я медленно подошел к ней. Колотилось сердце.
      — Открывай, Вадя, — сказал Смирнов глухо. На лбу у него блестела испарина. Борец вставил ключ в замок багажника.
      Футбольный мяч свечой взмыл вверх и обрушился на крышу «копейки»… отскочил в сторону, запрыгал.
      — Entschuldigen Sie mir bitte! — весело сказал губастый немец.
      — Урод, — сказал Вадик, — недоносок фрицевский.
      Немец довольно покивал головой, заулыбался белозубо.
      — Открывай, — сказал я.
      В черных тучах на западе сверкнуло.
      Вадик повернул ключ, и крышка багажника медленно поползла наверх. Смирнов промокнул лоб несвежим носовым платком и опустил его в сумку… Крышка багажника поднялась. Измазанный в глине, внутри стоял похожий на кастрюлю-скороварку контейнер.
      — Ну, — хрипло произнес Смирнов, озираясь.
      — Да, — ответил я. — Сейчас, сейчас.
      Почему, черт возьми, так душно? Я поднял руку и потянул вниз узел галстука… И мгновенно все пришло в движение: молодые немцы, Фарид и средних лет поджарый финн около щеголеватого «пежо». Прогрохотал гром вдали.
      — Стоять! — закричал по-русски губастый немец. Лейтенант Смирнов окаменел. Зато борец Вадик вдруг подобрался, метнулся в сторону. Губастый немец прыгнул ему навстречу, ловко сбил с ног, заломил руку. Двое других тут же подскочили, сели сверху, надели наручники.
      Фарид и финн подошли к «лейтенанту Смирнову». Он так и стоял возле открытого багажника — бледный, потный, с рукой, опущенной в сумку.
      — Руки, гражданин Козырев, — сказал Фарид.
      — А? Что?
      — Руки, говорю… вы задержаны, Козырев.
      Смирнов-Козырев вдруг улыбнулся, поднял вверх левую руку как бы в нацистском приветствии. Правая оставалась в сумке. Было очень тихо. И в этой тишине из сумки раздался отчетливый металлический щелчок… Звук был знакомый. Очень хорошо знакомый… Я узнал его, но не смог сразу вспомнить, что он означает.