Рассказывает Андрей Обнорский

      Обнорский (Серегин) Андрей Викторович. Дата и место рождения — 30 сентября 1963 года, поселок Наречный, Астраханская область, Наримановский район, русский. В 1986 году закончил восточный факультет ЛГУ, специальность — страноведение по странам Зарубежного Востока. Владеет языками: арабским, ивритом, английским, немецким. Мастер спорта СССР по борьбе дзюдо (1982 год). Капитан запаса (демобилизован в 1991 году, Красногвардейский РВК, состав — командный). Проходил службу вне территории СССР в в/ч 27275 и в/ч 06725, дважды направлялся в спецкомандировки по линии 10-го ГРУ ГШ МО СССР (1984-1985 — НДРЙ, 1988-1991 — ВНСЛАД, характеристики положительные). Награжден медалью «За храбрость» — НДРЙ(1985 год) и орденом Сентябрьской Революции 11-й степени (1991 год) — Ливия.
      С 1991 года работал в различных СМИ СПб., где проявил интерес к расследовательско-криминальной тематике. Имеет многочисленные контакты в среде сотрудников правоохранительных органов и в преступной среде.
      В сентябре 1994 года осужден по статье 218, часть 1 (незаконное хранение оружия), направлен для исполнения наказания в ИТК общего режима в город Нижний Тагил. За это время была установлена его непричастность к событиям, вмененным ему в вину. По протесту прокуратуры освобожден из-под стражи на основании пункта 1 статьи 5 УПК РСФСР (отсутствие события преступления).
      В 1998 году Андрей Обнорский возглавил Агентство журналистских расследований (АЖР), которое более известно под названием «Агентство „Золотая пуля"». АЖР представляет собой не просто коллектив единомышленников, связанных общими интересами, а структурированное образование, состоящее из взаимодействующих подразделений: отдел расследований, репортерский отдел, информационно-аналитический отдел.
      Обнорский по характеру — бесспорный лидер. Общителен, обладает чувством юмора, бывает вспыльчиви раздражителен. Склонен к проявлениям авантюризма и необоснованного риска. Холост (дважды разведен, детей нет).
Из агентурных данных

 
      После летучки, или оперативки, или производственного совещания, или… короче, после этого ДУРДОМА, когда мои орлы-инвестигейторы вышли из кабинета, а я в очередной раз подумал: все! Брошу все, к чертовой матери! Надоело. Устал… — после всего этого я закурил сигарету, попросил у Оксаны кружку чая. Крепкого, горячего, с лимоном.
      Я пил чай, курил и понимал, что никуда я не денусь. И буду пахать, ругаться с ребятами на оперативках, радоваться вместе с ними… никуда я уже не денусь. И они тоже. Они уже захвачены этой чумовой и чудовищно интересной газетно-расследовательской работой. Сейчас они разошлись по кабинетам и курилкам и дружно перемывают мне кости: совсем Обнорский озверел — он что думает, мы железные? Такие объемы даже вдвое большим составом не делают… А потом начнут прикидывать: что и как можно сделать? Кого подключить? Как проверить источники информации по другим каналам?.. И «сядут на телефоны», и разбредутся по городу.
      …Кстати, о телефоне. Я открыл записную книжку и нашел номер Докера. Если Докер не просто так трепанулся вчера, то, пожалуй, есть о чем поговорить. По душам, так сказать… Хотя и не особо верится: контейнер с ураном?! Но все же верится. Земля наша обильна. Особенно на воров, героев и дураков… Интересно, сколько может стоить контейнер с ураном? И что это, собственно говоря, такое? Сколько там этого самого ура…
      — Але, — отозвался Докер. Голос у него был хриплым.
      — Здравствуй, Слава. Как головушка? Не болит?
      — А-а… это ты, Андрюха? Болит, падла… чтоб ей треснуть!
      — Я, товарищ Докер, я. Ты ее, головенку-то, отечественным препаратом «опохмелий».
      — Думаешь? — с сомнением спросил Докер.
      С сомнением, но и с интересом. Видимо, Слава уже и сам склонялся к мысли про «опохмелий», но колебался… А тут вдруг получил чью-то «моральную поддержку».
      — Думаешь? — спросил Слава.
      — Мне-то что думать? Это тебе думать надо, у тебя голова болит.
      Докер промычал что-то нечленораздельное. Видимо, ему действительно было худо, квасил Слава последнее время не слабо, что, кстати, для людей его крута было не очень характерно… нет, всякое, конечно, бывает. Встречаются среди братвы и пьющие, и любители травы, и кокаина. Но нечасто. Образ жизни, необходимость быстро соображать и принимать ответственные решения подталкивают к трезвости. Это с одной стороны. А с другой — стресс, дефицит времени и страх. Отсюда — водка.
      — Я ведь, собственно, не про «опохмелий» хочу поговорить с тобой, Слава.
      — А… про что? — спросил Докер. Соображал он туговато. А может быть, и не помнил вчерашнего разговора у входа в «Европу».
      — Про уран, Слава, — сказал я.
      — Про какой это уран?
      — Про обогащенный, — сказал я жестко.
      В трубке стало очень тихо.
 

* * *

      По стеклу кафе бежали потоки воды. И по тротуару бежали потоки воды. Они несли мусор и комки тополиного пуха. Под дождем облачка пуха мгновенно съеживались, превращались в серое нечто и исчезали, как мираж.
      Черный БМВ Славы Докера, сверкающий в водяных брызгах, остановился, почти въехав в зад моей «нивы». Остановилась огромная метла дворника, погасли фары. Из салона неуклюже вылез огромный Докер. Когда-то Слава домкратил , потом, с началом перестройки, работал в порту, примкнул к братве. Теперь Слава — о-го-го! Его группировка входит в десятку ведущих питерских команд. И этот БМВ у него не один… Растут люди! Освоили «новое мышление» и — вперед!
      Докер вошел в дверь. Огромный, небритый, опухший. С сотовым телефоном. С перегаром. С золотой цепурой на мощной шее. Картинка!
      — Здорово, Андрюха.
      — Здравствуйте, товарищ Докер. Как ваше бандитское здоровье?
      — А-а… либо сейчас врежу сто капель, либо помру. Эй, дочка!
      Подошла официантка. Молодая, стройная, смазливая, почти без юбки.
      — Добрый день. Слушаю вас.
      — Вот что, дочка… Водочки мне сотку и минералки. Поняла?
      — Д-да… одну минуту.
      Официантка убежала. Фактура, как сказал бы оператор Худокормова Володя, у Докера была впечатляющей: монстр. Человека пополам руками разорвет. Уж голову-то, по крайней мере, открутит без натуги.
      — Может, не стоит пить-то? — спросил я.
      Слава положил на стол два огромных кулака, глянул на меня мутными глазами. На лбу блестели капли пота… Ничего не ответил.
      Подошла официантка, принесла фужер с водкой, второй фужер и бутылку воды. Фужер слегка запотел. Докер смотрел на него с вожделением и страхом.
      — Пожалуйста, ваша водка…
      — Спасибо, дочка. Умница.
      Слава проглотил водку, мученически сморщился. Смотреть на него было больно. За окном хлестал ливень, текли мимо разноцветные зонты, проезжающие машины обдавали «ниву» и БМВ потоками воды. Из-за соседнего столика на Докера изумленно и испуганно смотрели двое молодых итальянцев.
      Докер поставил фужер на стол, шумно выдохнул, сказал:
      — Ну?
      — Мы вчера недоговорили, Слава. Помнишь, у входа в «Европу»?
      — Смутно… я был немножко… того.
      — Правда? — спросил я как можно более невинно. — А я и не заметил.
      Докер посмотрел на меня как на проститутку Троцкого, хмыкнул.
      — Что я вчера наболтал? — спросил он.
      — Вчера, Вячеслав Георгиевич, ты обещал мне экслюзив про урановый контейнер стоимостью 1 000 000 долларов… Аль забыл?
      — Ерунда все это, Андрюха… треп по пьяне, — ответил Докер и отвел взгляд.
      Но я-то еще вчера понял, что не похоже на треп. Пьяный Слава обхватил меня мощной дланью и жарко шептал в ухо: «Андрюха, только тебе, понял? Андрюха, баш на баш… твои орлы надыбали, что я организовал производство бабского белья, но не написали. Спасибо… спасибо, что не опозорили, а я только тебе за это — экслюзив. Один конь по городу носится, всем уран предлагает. Контейнер! Хочет зеленый лимон».
      — Постой-ка, Слава, — сказал тогда я, — контейнер урана — это несерьезно.
      — Серьезно, Андрюха… вот как раз это — серьезно.
      А сейчас Докер отводил взгляд в сторону и лепил мне: треп по пьяне.
      — Вчера, Слава, ты мне другое говорил, — скучно произнес я.
      — Закурить дай, — сказал Докер.
      Курил он редко — только когда выпьет. Я протянул сигареты. Слава вытащил одну, чиркнул спичкой из предусмотрительно положенного на столик фирменного коробка, затянулся. В глазах его появился блеск, лицо начало менять выражение. О, великая сила опохмелки!
      — Не помню, чего натрепал, — повторил он.
      — Давай я напомню. Ты горячо и искренне благодарил за то, что мои расследователи не дали в нашу «Явку с повинной» материал про твое производство дамского белья. Говорил, что долг платежом красен, что ты такой человек: дал слово — скала! И информацию про уран отдашь только мне. Иначе, дескать, ты будешь последней проституткой, и тогда уж печатайте про меня что хотите… Вот какой я человек!
      Докер крякнул, раздавил сигарету в пепельнице и повертел головой по сторонам.
      — Эй, дочка!
      Подошла официантка.
      — Повторить, — сказал Слава.
      Ливень за окном стих.
 

* * *

      Окно кабинета начальника службы БТ выходило во двор Большого дома. Кабинет был довольно просторным, но темноватым, неуютным, старомодным. Ни один чиновник десятого класса из таможни в таком сидеть бы не стал. А «комитетский» полковник, начальник мощной и важной службы, обеспечивающей безопасность города и огромной области — сидел и работал.
      В ФСБ я позвонил уже под вечер, после того как раз пять (или двадцать пять) «прокрутил» в голове информацию Славы Докера.
      — То, что вы сейчас рассказали, Андрей Викторович, более чем серьезно, — сказал полковник Костин.
      — Именно потому я пришел к вам, Игорь Иваныч.
      — Спасибо… спасибо, но ваша информация не содержит никакой конкретики. Зацепиться-то нам не за что. Вы понимаете?
      Полковник сказал и выжидающе посмотрел на меня.
      — Да, разумеется, понимаю.
      — Не хотите раскрыть нам источник?
      — А вы, Игорь Иваныч, свою агентуру раскрываете?
      Полковник улыбнулся. Хорошая у него улыбка. Я тоже улыбнулся:
      — Ну вот видите… я тоже не имею права раскрывать своих агентов.
      — Тогда, Андрей Викторович, я не совсем понял цель вашего визита. Вы приходите, рассказываете, что в городе появился человек, который пытается продать контейнер с обогащенным ураном… что он предпринял уже несколько неудачных попыток. Называете даже конкретную сумму. Но это все! Разумеется, даже такую скудную информацию мы будем проверять… обязательно будем. Однако если бы вы дали нам чуть-чуть больше… совсем чуть-чуть… нам было бы много легче.
      Костин внимательно посмотрел на меня, сказал:
      — Я не понимаю вас, Андрей Викторович.
      — Хорошо, — ответил я, — попробую объяснить, Игорь Иваныч. К вам я пришел потому, что ваши возможности на порядок выше моих…
      — Как минимум на два порядка выше, Андрей Викторович, — перебил с улыбкой полковник. — Извините за прямоту.
      — Да, вероятно, это так, — согласился я. — Именно поэтому я у вас. И я могу дать дополнительную информацию. Например, где завтра должна состояться встреча продавца с потенциальным покупателем. Но при одном условии.
      — При каком же? — спросил полковник. Голос звучал спокойно, буднично, незаинтересованно. Как будто мы говорим о поимке какого-нибудь черного следопыта с ржавым наганом… Силен полковник!
      — Вы включаете в операцию меня, — нахально сказал я.
      — Как вы себе это представляете? В каком качестве?
      — В качестве журналиста-расследователя, Игорь Иваныч. А как именно это будет выглядеть, мы обсудим в рабочем порядке. Даю слово офицера, что в ваши секреты нос совать не буду.
      — Вы думаете, это возможно? — невозмутимо произнес Костин. — Я имею в виду: участвовать в операции и… «не совать нос»?
      — Я думаю, можно найти разумный компромисс. Вы же не так уж и просты, товарищ полковник. И ваши сотрудники тоже.
      — Да, пожалуй, мы не очень просты, — улыбнулся Костин. Нет, все-таки хорошая у него улыбка. — Пожалуй, стоит подумать над вашим предложением. Но вы же понимаете, я один такого решения принять не вправе.
      — Да, разумеется, я понимаю. Когда вы сможете дать ответ?
 

* * *

      Ответ полковник Костин дал уже через час. Едва я вошел в квартиру, как зазвонил телефон, благословенный и проклятый! Исчадие уходящего двадцатого века… но жить без него мы уже не можем. И, ненавидя его всем сердцем, искренне и глубоко, человек теперь повесил себе на бок еще и сотовый. Журналисты сделали это в первых рядах… Иногда у меня появляется искушение разбить его вдребезги…
      Звонил мой домашний. Я швырнул сумку на пол в прихожей, взял трубку и услышал голос Костина:
      — Добрый вечер, Андрей Викторович. Костин из ФСБ.
      — Добрый, Игорь Иванович… что хорошего вы мне скажете?
      — Ваше предложение принято, будем работать вместе. Вы сможете сейчас к нам подъехать? Или, если вам затруднительно, мы подскочим к вам.
      — Еду, — ответил я. Ох, хорошая улыбка у полковника Костина.
 

* * *

      Я промчался по мокрой, блестящей в свете фар набережной. У Литейного моста стоял патруль ГАИ и ОМОН. Почему-то меня не остановили. Низкие дождевые тучи с Балтики ползли над самым мостом, задевали за антенны на крыше Большого дома. Часы показывали 23.17. До встречи продавца и покупателя урана оставалось четырнадцать часов сорок три минуты.
      На служебной стоянке возле Большого дома было пустовато. Я поставил «ниву» возле задрипанного «жигуленка» и пошел к зданию. Внутрь я вошел через подъезд №2. Внизу, в вестибюле, меня уже ожидал человек.
      …В кабинете полковника на этот раз сидели, кроме него, еще трое мужчин. Все — без галстуков. Горела люстра. Из включенного, но обеззвученного телевизора что-то вещала госпожа Новодворская. Впрочем, звук и не нужен. Новодворская известно что скажет… Костин встал, выключил телек.
      — Познакомьтесь, Андрей Викторович, — сказал он и представил мне присутствующих. Должностей не называл. Только звание, фамилию-имя-отчество. Все мужчины были примерно моего возраста. — Ну-с, давайте работать, — сказал Костин. — Сколько времени осталось до встречи вашего продавца с покупателем?
      — Четырнадцать с половиной часов, — ответил я. Офицеры переглянулись.
      — Нормально, — сказал Костин. — Время есть. А где должна состояться встреча?
      — Игорь Иванович, — спросил я, — вы гарантируете, что после того, как я сообщу вам место, вы не отодвинете меня в сторону? За ненадобностью.
      — По-моему, это лишний вопрос, Андрей Викторович, — ответил Костин и снова улыбнулся. Офицеры тоже заулыбались. — Ваше участие в операции одобрено на очень высоком уровне. Это во-первых, во-вторых, ваша и вашего агентства репутация очень высока после задержания убийцы Винокурова, гражданина Зайчика.
      Костин замолчал.
      — А в-третьих? — спросил я. — Мне кажется, вы что-то недоговорили. Есть еще что-то «в третьих»?
      — Есть, — кивнул Костин, — есть и в третьих… Если мы вас «отодвинем», как вы выразились, то появится опасность, что вы начнете собственное расследование. Верно?
      — Разумеется, — подтвердил я. Офицеры снова заулыбались.
      — А вот этого нам бы крайне не хотелось. Дров в этом деле легко наломать… Спугнете продавца — ищи его потом.
      Понятно, подумал я, понятно. Мое участие в деле обусловлено не тем, что мне доверяют, а скорее наоборот — тем, что не доверяют. Ну и бог с ним! В Олимпийском движении лозунг: важен не результат, а участие.
      В нашем случае лозунг звучит так: важен результат, то есть участие.
      Мое участие в операции утверждено на «очень высоком уровне». Вперед, на урановые баррикады. С победным кличем: ура, уран! Каламбурчик на уровне Задорного или Петросяна.
      — Надеюсь, мои слова не обидели вас? — спросил Костин.
      — Нет, — ответил я. Хотя, сказать по правде, все-таки задели. Зайчика-то мы взяли! Но я этого не сказал. А Костин как будто догадался, о чем я подумал.
      — Вот и хорошо, — сказал он. — Продавец урана навряд ли действует в одиночку. Скорее всего, он представляет группу и является посредником… это вам не Зайчик. Итак, расскажите, где же все-таки намечается встреча. И — подробности. Все, как вам известны.
      — Встреча, — ответил я, — должна состояться завтра в четырнадцать ноль-ноль в «Невском Паласе», но она не состоится.
      — Почему? — быстро спросил один из офицеров. Фамилия его была Спиридонов. Имя-отчество Виктор Михайлович.
      — Потому что мой источник, которому и предложили купить контейнер, решил с этим делом не связываться. На встречу он не пойдет.
      — А почему он принял такое решение? — спросил другой офицер, подполковник Рощин Сергей Владимирович.
      Когда Костин представил нас друг другу, мне сразу вспомнилась старая, еще девяносто восьмого года, история с Колей Повзло . Всю жизнь меня преследует пересечение человеческих судеб. Иногда забавное, но чаще страшное и трагическое. Вот и встреча с подполковником Рощиным… Впрочем, тогда он был майором.
      — Почему он принял такое решение?
      — Потому что понял: связываться с ураном очень опасно. Рано или поздно можно попасть в поле зрение вашей организации.
      — Разумно, — кивнул Рощин. — Но еще разумнее было бы сразу прийти к нам. Не хотите дать такой совет вашему источнику?
      — Совет я передать, конечно, могу, но точно знаю: принят он не будет.
      — Понятно, — кивнул Костин. — Продолжайте, Андрей Викторович.
      — Продавец, или посредник, появился на горизонте моего героя примерно неделю назад. Предложил контейнер с восемью килограммами обогащенного урана, продемонстрировал фотографию контейнера и бумаги — что-то типа сертификатов, — подтверждающие качество товара. Сначала, что греха таить, мой источник проявил к сделке интерес, но после трезвого размышления к теме охладел, отдал информацию мне. А теперь задавайте вопросы… отвечу, если смогу.
      И вопросы посыпались градом: в какой день появился продавец?.. Почему он обратился именно к моему источнику? Кто мог порекомендовать? А дать телефон?.. Куда он звонил: домой? В офис? На мобильный?.. Не может ли ваш источник пойти на контакт? Мы гарантируем безопасность! Как выглядит контейнер? Где сделано фото: в помещении? На улице? В машине? В лесу?.. Есть ли на контейнере цифровые и (или) буквенные обозначения?.. Где проходила встреча «продавец-покупатель»?.. Почему именно там?.. Кто назначил место встречи?.. Какие печати и подписи стояли на «сертификатах»?.. Что там было написано?.. Как они были выполнены? Типографским способом? На машинке? На принтере? На ксероксе? Какие содержали реквизиты?.. Может ли продавец предъявить образец?.. В каком виде? В какой упаковке?.. А что собой представляет сам-то продавец? Какие он предъявлял документы? Возраст? Рост? Приметы? Манера одеваться? Манера держать себя? Характерные особенности поведения? Речи? Походки? Жестикуляции?.. На чем он приехал? Один или с сопровождением?.. Как ушел?
      …Спрашивать они умели. И умели «ненароком» задать один и тот же вопрос дважды, трижды. Иногда постановка вопроса изменялась, иногда нет. Меня за годы службы на Ближнем Востоке, а потом работы в газете, «милой» встречи с Антибиотиком и его людьми, за время общения с серым кардиналом Наумовым, во время отсидки и т. д. — меня много раз допрашивали. Или проводили беседы, если угодно… опыт есть!
      Никогда еще со мной не «беседовали» так профессионально.
      И дальше: как он хочет получить деньги? Наличными? Через банк?.. Где: в России или за бугром?.. В каких купюрах?.. Нужна ли предоплата? Сколько?
      …А если все-таки поговорить с вашим источником? Мы даем гарантии!..
      …Жаль… А все-таки?.. Какова вероятность того, что продавец не найдет себе другого покупателя?.. Не указывал ли он канал поставки урана?.. Возможна ли еще одна поставка?.. Как продавец намерен осуществлять транспортировку?
      На большую часть вопросов я не смог ответить: некоторых ответов не знал сам Докер, а некоторые вопросы не приходили в голову мне.
      Спустя час с начала нашего разговора Костин подвел итог:
      — Ну что же, завтра… вернее уже сегодня, будем знакомиться с продавцом… А покупателем у нас будет…
      И тут я перебил Костина. Я нахально и бесцеремонно перебил начальника службы БТ:
      — Извините, Игорь Иваныч.
      — Да, слушаю вас, Андрей Викторович, — отозвался полковник.
      — Коли уж вы приняли меня в вашу «викторину»…
      — Да…
      — Коли уж приняли… позвольте выступить в роли покупателя.
      В кабинете начальника службы БТ повисла тишина. И мне она очень не понравилась. И я поторопился сказать:
      — Я справлюсь. Поверьте — справлюсь. Я, извините за нескромность, умею находить контакт с людьми. Несколько авантюрен… но в данном случае это плюс. И обладаю уже достаточным жизненным опытом, включая в том числе и…
      — Мы изучили вашу биографию, Андрей, — мягко сказал Костин. Впервые он назвал меня по имени, без отчества. Это показалось мне добрым знаком. — Поверьте, достаточно подробно… Но это невозможно. Вас уже просто-напросто знают в лицо. Вы популярны в городе.
      — Это-то как раз не страшно. Мне усов и даже шевелюры не жалко. Меня, если побрить-постричь, мама не узнает. Я умею убедительно имитировать различные акценты… я все-таки переводчик, как-никак. При необходимости могу сыграть даже арабского шейха.
      Офицеры ФСБ молчали. За окном плыла белая ночь. Короткие, почти нереальные сумерки, отягощенные облачностью… Я понимал, что если не добьюсь согласия сразу, сейчас, то не добьюсь его никогда. Я продолжал говорить, накручивать свои существующие и мнимые достоинства: коммуникабельность, знание языков, спортивные достижения, и т. д. и т. п… Я был убедителен. Я уговаривал опытных, скептически настроенных «комитетчиков» так, как уговаривал когда-то симпатичную девушку зайти ко мне «послушать музыку»… Мой последний аргумент был таков: я лично знаком с тем человеком, который уже встречался с продавцом. В разговоре я смогу привести какие-то подробности их встречи. Это придаст достоверность и убедительность…
      Я выдохся. Комитетчики молчали. В разрывах облаков светилось нежно-розовое небо.
      — А пожалуй, в аргументах Андрея Викторовича есть свои резоны, — сказал вдруг подполковник Рощин. — Как думаешь, Игорь Иваныч?
      Костин покачал головой, ответил:
      — Ну, авантюристы! Выгонят меня, к чертовой матери, со службы из-за вашей самодеятельности. Ладно, давайте обсудим… в порядке бреда.
 

* * *

      Я посмотрел в зеркало… Ну и морда! То, что мама не узнает — преувеличение. Мама всегда узнает. Но вот из агентства никто узнать не сможет. И… шевелюры жалко. Хотя волосы, как говорится, дело наживное. Была бы голова.
      — Нравится? — спросил пожилой «парикмахер».
      — О да! — ответил я. — С детства мечтал о такой прическе… в порядке бреда.
      Я провел рукой по бритому черепу. Странное, честное слово, ощущение.
      — Но и это еще не все, — весело сказал «парикмахер» и раскрыл чемоданчик со множеством флаконов и баночек. — Сейчас мы вам сделаем нормальный, загорелый череп. А то он бледный, как цыпленок за рубль-пять.
      Подполковник Спиридонов подошел сзади, подмигнул мне в зеркало и спросил у «парикмахера»:
      — Выделяться не будет, Петр Поликарпыч?
      — Тьфу на тебя, Виктор! Слушать такие глупости противно.
      — Ну-ну… не обижайся, Петр Поликарпыч. Я потому, что дело-то очень уж ответственное.
      — А я своим ремеслом уже сорок лет занимаюсь… и все безответственно.
      Я сидел молча. Быстрые и умелые пальцы ловко располировывали на моем бритом черепе (О, Господи! Ну и харя) какой-то крем. Спиридонов критически поглядывал сбоку.
      — Ну что, Витя? — спросил Петр Поликарпыч, закончив.
      — Класс, — ответил подполковник и показал большой палец.
      — То-то… а то, понимаешь… Нравится, молодой человек?
      — Да, — ответил я. — Очень. Спасибо, Петр Поликарпыч.
      — То-то. А то, понимаешь…
      «Парикмахер» не торопясь собрал свой инструмент и исчез.
      — Замечательный специалист по изменению внешности, — сказал Спиридонов. — Жаль, но уже на пенсии… да и выпивает.
      Он секунду помолчал, потом сказал:
      — Встаньте, Андрей Викторович. Пройдитесь. А я на вас посмотрю.
      Я встал, увидел себя в зеркале во весь рост. Ну что ж, классический новый русский… вернее, новый человек с Востока.
      — Очки, — напомнил Спиридонов.
      Я надел очки в модной оправе, с серо-зеленоватыми стеклами. И изменился еще сильнее.
      — Перстень, — сказал Спиридонов.
      Я надел перстень. Массивный, но не вульгарный. Очевидно, ручной работы… блеснули лучи крупного камня.
      — Камешек настоящий? — спросил я.
      — Нет, — сказал Спиридонов, — страз. Но очень хорошей работы.
      Он посмотрел на часы и снял трубку внутреннего телефона:
      — Игорь Иваныч, мы готовы. Зайдете?
      Через минуту в кабинет вошел полковник Костин. С порога он критически осмотрел меня, покачал головой.
      — Ну, красавец! Не передумал?
      В ответ я, перебирая четки, прочитал ему дуру из Корана.
      — И тем не менее еще не поздно, — сказал полковник. — В соседнем кабинете сидит ваш «дублер». Он готов включиться в операцию прямо сейчас. Что скажете?
      — Пусть дублер отдыхает, — нагло ответил я.
      — Выгонят меня с работы поганой метлой, Андрей Викторович, — сказал Костин и повернулся к Спиридонову. — Инструктаж?
      — Провели дважды, затем смоделировали беседу в нескольких вариантах.
      — Ладно, — ответил Костин. Улыбнулся и добавил: — Ну, с Богом!
      Через несколько минут серая восьмерка с тонированными стеклами вывезла меня из ворот Большого дома. За рулем сидел подполковник Спиридонов. Ну, Обнорский, подумал я, ты поднялся — подполковники у тебя в шоферах. Страз в перстне разбрасывал искрящиеся лучи.
 

* * *

      Пока мы ехали по Литейному, подполковник еще раз напомнил мне:
      — В зале будут находиться два наших сотрудника. При возникновении нештатной ситуации вам достаточно ослабить узел галстука.
      — Постараемся без этого.
      — Да, было бы желательно. В нашем случае исключительно важно взять не только и не столько преступника, сколько товар… После контакта — с каким бы результатом он ни закончился — быстро уходите. Я жду вас на Маяковского. Если за вами будет хвост, нам сообщат. И создадут условия, при которых мы сможем оторваться.
      — Да не накручивайте себя, Виктор Михайлович, — сказал я. — Все будет о'кей.
      На Владимирском Спиридонов затормозил. Я вылез из салона.
      — Береги руку, Сеня, — сказал мне вслед подполковник.
      Легко и беспечно помахивая дипломатом, я зашагал обратно к Невскому. Светило солнце. По улице шли люди. Много красивых, почти раздетых девушек. Мне было очень хорошо. Я знал, что все получится.
      Вход в «Невский Палас» светился изнутри загадочно, «заграничной. Снаружи стояли секьюрити и сотрудники службы сервиса в униформе. Я вошел внутрь. Часы показывали 13.58.
 

* * *

      Мой кофе уже остыл, часы показывали 14.10, но продавец все не появлялся. Что-то шло явно не так… Неужели мы совершили какую-то ошибку и спугнули его? «Никуда он не денется, — говорил Спиридонов, инструктируя меня. — Контейнер с ураном — не мешок картошки. На рынке его не продашь… обязательно придет!»
      Я закурил вторую сигарету, сделал глоток кофе и снова установился на вход. Ну, где ты, урановый мальчик? Тебя ожидает солидный покупатель с миллионом баксов.
      Из-за столика слева от меня поднялся высокий молодой мужчина. Подошел, спросил:
      — Разрешите прикурить?
      Я протянул «Зиппо». Мужчина прикурил и, улыбаясь, сказал тихо:
      — Он на улице, Андрей. Его не пустили сюда из-за затрапезного вида.
      Оперативник ФСБ вернул зажигалку, еще раз улыбнулся и пошел к своему столику, где его ожидала ослепительно красивая молодая женщина. Я потушил сигарету, положил на столик купюру и пошел к выходу. Мой кофе остался недопитым.
      Вот тебе и все наши расклады, инструктажи и моделирование ситуаций… А продавец пришел на контакт стоимостью 1 000 000 долларов в затрапезном виде!
      Он колбасился на краю тротуара неподалеку от входа; худой, длинноволосый, бледный. Ботинки, джинсы, рубашка — все черного цвета… Он явно нервничал, поглаживал жиденькую бороденку. Я подошел и назвал пароль… Совершенно, кстати, дурацкий. Интересно, кто его придумал: Докер или… этот?
      Продавец не очень уверенно назвал отзыв.
      — Идите за мной, — сухо сказал я и пошел вперед, небрежно помахивая кейсом. Секьюрити у входа в «Невский Палас» проводил нас внимательным взглядом.
      Я свернул на Марата и через несколько минут обнаружил разливуху. Сюда моего визави пустят — этому заведению его экстерьер соответствует, это вам не «Палас». Я вошел в полумрак и духоту заведения. Внутри пахло пивом, сосисками и бутербродами с засохшим сыром. Было безлюдно: за одним столиком сидел молодой мужик с трехдневной щетиной и остекленевшим взглядом. За другим — пожилая дама. На руках у дамы были белые ажурные перчатки, на голове соломенная шляпка. Я сел за столик… Мой шикарный костюм, перстень и дипломат соответствовал заведению так же, как «прикид» торговца «Невскому Паласу». С плаката на стене на меня строго смотрел «Брат-2», из магнитолы на стойке мужской голос произнес: «…А сейчас по просьбе Константина Разгуляева из города Тосно на волне „Русского шансона" прозвучит всенародно любимая „Мурка"».
      Все происходило в порядке бреда, как сказал бы полковник Костин.
      Рядом со мной опустился на стул урановый барон.
      — А почему не пришел Вячеслав Георгиевич? — спросил он.
      — Вас предупреждали, что на встречу может прийти другой человек. Специально оговорили пароль. Разве не так?
      — На таких условиях я могу отказаться от переговоров, — заявил он и сделал вид, что хочет уйти.
      — Всего доброго, — сухо сказал я.
      Продавец в нерешительности замер.
      — Эй, мальчики! — окликнула нас буфетчица. Похожие на противотанковые надолбы груди лежали на стойке. Сверху их придавливал тройной подбородок. — Эй, мальчики! Нужно что-то заказать, сидеть здесь просто так нечего. Тут заведение, а не сквер…