Дело о вражеском штабе

      Я открыл конверт. К стопке бумаг были приколоты четыре стодолларовые банкноты, которые я тут же аккуратно, держа за скрепку, передал Алексею Юрьевичу.
      — Боитесь даже пальчики оставить? — усмехнулся он. — Экий вы осторожный…
      — Перед сном обязательно почитаю, — пообещал я. — А писать о вас все равно придется — статья в плане стоит! Могу лишь рядом со статьей ваше интервью поместить с фотографией…
      — Почему вы не можете сказать своему шефу, что факты не подтвердились и поэтому писать не о чем?
      — Факты — упрямая вещь, — сокрушенно ответил я. — Они подтвердились — вот ведь загогулина какая!
      — Спорим, статьи не будет? — сказал Незовибатько. — Так что лучше возьмите деньги — они вам пригодятся.
      — Вам тоже! — улыбнулся я, пожимая руки всем троим.
      И уже поднимаясь по лестнице, подумал, что четыреста баксов мне были бы очень кстати.
 

***

 
      В конверте я нашел заявление в прокуратуру от гражданки Кравчук Зинаиды Николаевны. Она держала кафе на паях с подружкой. Затем подружка решила выйти из дела, Кравчук заплатила ей долю.
      Подружке показалось мало, она начала вымогать с бывшей компаньонши ежемесячно круглую сумму. Но не сама, а с помощью сожителя — офицера РУБОП Сивоголовко.
      Я нашел также фотографии Сивоголовко (похож на обкуренного Шварценеггера), ксерокопию его паспорта, данные его сожительницы и гражданки Кравчук.
      Еще там была аудиокассета, которую я тут же решил прослушать. Ничего особенного: обычный телефонный разговор, мужик требует бабки, женщина испуганно оправдывается, но при этом несколько раз явно умышленно называет мужика по имени — Мишаня. Что ж, если этот Мишаня — и в самом деле майор Сивоголовко, тс материал может получиться интересный.
      Но сперва хорошо бы разобраться с этой чернявой «крошкой Цахес» Незовибатько…
      — Вынужден вас огорчить, Максим Викторович, — заявил мне с утра Спозаранник. — Про вашего адвоката… как его — Небейкопытко?… мы писать не будем. Так решил Обнорский — его полчаса обрабатывала по телефону Пафнутьева.
      Вот те раз! Железная леди Пафнутьева работала в прокуратуре, контролировала всех криминальных журналистов города и обязана была не допускать до печати ни одной публикации, которая хоть как-то могла повредить ее родному ведомству.
      Когда я однажды, сидя в кабинете Пафнутьевой, отпустил ей комплимент по поводу ее ножек, она испепелила меня взглядом, и с тех пор я стал ее злейшим врагом.
      Из всех сотрудников нашего Агентства с Пафнутьевой мог найти общий язык один лишь Соболин — у него вообще с прокуроршами все хорошо получалось… А по-моему, женщина-прокурор — это извращение какое-то. Все равно что мужчина-зоофил.
      — Что ей за дело до нашего адвоката? — удивился я.
      — Говорит, что прокуратура его проверяет, а публикация может помешать. В общем, это не наше дело — шеф не захотел с прокуратурой в очередной раз ссориться, тема закрыта. Похоже, ваш адвокат оказался крепким орешком.
      — Раз такая пьянка, Глеб Егорович, давайте займемся одним уродом из РУБОП…
      Я вкратце пересказал Спозараннику ночную встречу с адвокатом.
      — Все очень интересно, — задумчиво сказал Глеб, — только что-то мне в этой истории не нравится… Хорошо, я вычеркиваю у вас тему «адвокат-взяточник» и пишу: «рубоповец-вымогатель». Хоть мы с РУБОП и дружим, но если все окажется правдой — то почему мы должны молчать?
 

***

 
      Кафе «Тихий хутор» оказалось обычной разливухой, пропитанной дешевым пойлом, табачным смрадом и грилем. Пока я ждал директрису — дернул в баре сто граммов водки с бутербродом и обнаружил, что водяра паленая.
      Зинаида Кравчук оказалась крупной миловидной хохлушкой, с начесом, яркой косметикой и огромным количеством бижутерии. Тараторила она безостановочно, понять что-то в ее певучей жалобной речи было трудно…
      — Ой, да ж Мишаня, говорю, да разве ж по-людски это, в налоговую дай, ремонтникам дай, а тут еще СЭС пришла, садитесь, говорю, я ж вам стол накрыла, кто ж слова худого скажет, говорю, да ни в жисть, Мишаня, я ж с Нинкой рассчиталась, где ж я тебе найду…
      — Стоп, Зинаида Николаевна! — хлопнул я ладонью по столу. — Давай-ка по порядку…
      Через полтора часа я уже был сыт по горло — к счастью, не только рассказами Зинаиды, но и свиным шашлыком, который принес с графинчиком водки в ее кабинет нагловатый бармен. Как рассказала мне хозяйка кафе, раньше их с Нинкой крышевал рубоповец Мишаня Сивоголовко, которого Зинаида знала еще с детства.
      Затем Нинка сошлась с Мишаней, и они вдвоем решили кафе у Зинаиды отобрать.
      Для этого Нинка сперва вышла из учредителей, Зинаида залезла в долги, чтобы рассчитаться с ней, а теперь Мишаня наезжает на нее чуть ли не ежедневно.
      — Дело знакомое, — махнул я рукой. — Ну а кто тебе посоветовал разговор ваш записать и заяву накатать в прокуратуру?
      — Так друзья ж и посоветовали, но результата ж никакого, шо же делать — мне ж деньги отдавать надо, а народ не ходит, да тут еще Мишаня… Ну посоветуй, шо мне делать? — Она доверчиво глянула мне в глаза.
      — А знаешь, Зинаида, почему народ не ходит? — закурил я сигарету из ее пачки. — Глянь в окно — улица перерыта, парковки нет, пока от перекрестка до твоего кафе дойдешь — ноги сломаешь. Эти трубы еще полгода перекладывать будут.
      А ведь план реконструкции давно был сверстан — вы бы с Нинкой поинтересовались, когда кафе открывали. А вы дешевой арендой соблазнились. Так?
      Она виновато кивнула.
      — Дальше. В кабинет тебе водку хорошую приносят, а за стойкой продают не «Ливиз», а хрен знает что. У твоего бармена на роже написано, что он ворует! Один раз такое выпьешь — больше уже сюда не потянет. Дальше. Столы в зале когда последний раз протирали? Дальше. Телевизор орет так, что себя не слышно… Кто о клиентах будет думать?
      — Ой, ну ты прям такой умный, такой умный, — затараторила Зинаида, — а у меня уборщица уволилась, чем я ей платить буду, если ж ты умный, так помоги…
      Зинаида встала открыть форточку и как бы невзначай задела меня бедром, так что я не удержался и шлепнул ее по широкой заднице.
      — Ой, да ты ж всех женихов поотбиваешь — ну-ка одерни сейчас же, кому говорю!
      Я протянул руку одернуть юбку и обхватил Зинаиду за талию. Она не сопротивлялась. Когда наши губы соприкоснулись, я с удивлением почувствовал, что Зинаида мне уже совсем не кажется такой вульгарной, как при первом знакомстве.
      Я быстро расстегнул ее блузку и повернул ключ в двери. Через пять минут маленькая кушетка бешено раскачивалась под нашими телами, пол в кабинете ходил ходуном.
 

***

 
      — Все вопросы в пресс-службу РУБОП, — заявил мне майор Сивоголовко.
      Мы стояли у здания Управления на Чайковского, майор поглядывал на часы и периодически переговаривался с кем-то по мобильнику.
      Я неторопливо закурил.
      — Думаю, пресс-служба вряд ли что-то знает о кафе «Тихий хутор»…
      Сивоголовко напрягся.
      — …и о его хозяйке, которая подвергается вымогательству со стороны одного из сотрудников РУБОП.
      Майор оглянулся, сделал пару шагов в сторону, подозвал меня жестами и угрожающе произнес:
      — Все, что связано с хозяйкой кафе, — наша оперативная разработка! " Никаких комментариев я давать не буду! И в ваших же интересах не допускать никакой утечки об этом деле — я предупреждаю официально…
      — Слушай, майор, не надо гнать пургу! — ухмыльнулся я.
      Сивоголовко схватил меня за грудки, я тут же надавил ему на костяшки рук, но ослабить стальную хватку рубоповца оказалось нелегко.
      — Миша, проблемы? — полюбопытствовал крепыш в камуфляже.
      — Все в порядке, — процедил сквозь зубы Сивоголовко и отпустил меня.
      — Так вот, уважаемый, — продолжил я. — Комментариев ты можешь не давать, но объясняться с начальством после нашей публикации тебе придется! Расскажешь, как с хозяйки кафе бабки тряс…
      — Ты что, Зинкин «пахарь», что ли? — криво усмехнулся майор.
      — Ну «пахарь», и что дальше?
      — Зинка осталась нам должна…
      — Если должна — так сядем, бумаги посмотрим и разберемся, кто кому должен! Думаю, что ты ей…
      — Миша, давай быстро! — раздался крик из автобуса, куда запрыгивали бойцы с автоматами.
      — В общем, так, — бросил мне Сивоголовко. — В среду в «Тихом хуторе» — в три часа. Если найдем общий язык — кое-что интересное подкину.
      — Только без «маски-шоу»! — предупредил я.
      Сивоголовко еще раз усмехнулся и исчез в автобусе, который тут же сорвался с места.
 

***

 
      Зинаида жила совсем рядом с Агентством; только Фонтанку перейдешь — и ты уже на работе.
      — Спозаранник встал спозаранку! — поприветствовал я Глеба. — «Не уходи, пожалуйста!» — взмолилась румынская разведчица Позаранку. Но Спозаранника ждали великие дела…
      — Что-то, Максим Викторович, из вас пошлятина лезет, — поморщился Спозаранник. — И между прочим, уже одиннадцать часов. Понимаю, для вас это — «спозаранку». Судя по вашему виду, вы всю ночь развлекались с девушками, вместо того чтобы спать…
      — Глеб Егорович! — воскликнул я. — Давно известно: нет лучше влагалища, чем жопа товарища!
      Спозаранник опасливо посмотрел на меня и на всякий случай отстранился.
      — Кстати, как дела с рубоповцем-вымогателем? — спросил Глеб.
      Этот простой вопрос застал меня врасплох. Я ведь так и не решил, что мне делать — то ли писать статью про Сивоголовко, то ли перетереть с ним и с Зинкой на предмет финансов… Если перетрешь то писать уже нельзя.
      А если он «маски-шоу» устроит — то тем более будет не до писаний. Вот ведь попал…
      — Завтра — разберусь окончательно! — заверил я Глеба. И тут же решил посоветоваться с Кашириным и Шахом по поводу своей стрелки с майором Сивоголовко.
      В курилке я популярно обрисовал им ситуацию, не забыв упомянуть о своих отношениях с Зинкой.
      — Во дает! — захохотал Шах. — У меня такой же случай был. Здесь самое главное — не болтать лишнего во время встречи. Этот твой майор наверняка будет увешан микрофонами. И не ставь ему никаких условий — иначе под чистое вымогалово тебя подведут…
      — Бесполезно, — махнул рукой Родион. — Если они задумали тебя закрыть — все равно закроют, даже если ты будешь молчать. Агентство подставишь — мы все потом не отмоемся. Лучше не ходи на стрелку.
      — Не, ну как это — не ходи? Это уже западно! Раз бабе пообещал помочь, о стрелке сам договорился — отступать некуда! — возразил Шах. — Давай так — мы тебя завтра прикроем в кафе, свою «прослушку» установим и посидим рядом — все-таки два лишних свидетеля не помешают…
      Каширин без особого энтузиазма согласился.
 

***

 
      В кабинете у Зинаиды было спрятано аж два диктофона, а за стенкой в зале сидели за бутылкой водки Шах с Родионом.
      Народу почему-то набежало немерено.
      Музон ревел, как пробитый глушитель.
      Местная гопота, в дрезину пьяная, подпевала хором:
       — Крошка моя, я по тебе скучаю,
       Ты далеко, и я в кулак кончаю!…
      Было уже шесть вечера, Шах с Родионом приговорили второй пузырь водки — а майор Сивоголовко так и не появился.
      — Видать, не судьба! — весело попрощался Шах.
      Смурной Каширин оловянно смотрел в пол. Поддерживая друг друга, они удалились. Сладкая парочка — мент с бандюганом.
      — Вот что, Зинаида, отдохнем где-нибудь в приличном месте! — заявил я.
      — Ой, — обиделась Зинка, — а здесь, значит, неприличное!
      — Давай, давай! — подтолкнул я ее. — Не все ж тебе в своих стенах торчать — посмотришь, как другие люди досуг организуют.
      Через час мы уже сидели с ней в клубе злых гурманов «Хули-гули», среди обнаженных официанток, суетившихся вокруг нас с подносами. Известный шоумен Мотя-Адмирал вытаскивал посетителей на сцену — принять участие в конкурсе любительского стриптиза, а в паузах читал стишки:
       Лежит хомяк, на нем — хомяк,
       Хуяк, хуяк — еще хомяк!
       Стихотворение из репертуара Романа Трахтенберга
      Зинаида фыркнула и в приступе беззвучного хохота упала на стол. Но в этот момент ментовская дубинка опустилась рядом с ее головой, фужер разлетелся вдребезги, и десяток камуфляжных бойцов с автоматами ворвались в зал.
      — На пол! Всем на пол! — орал один из них в мегафон. — Что, сука, не понял?
      Зацепив взглядом того, кто огрел меня дубинкой по почкам, я все искал среди бойцов Мишаню Сивоголовко. В том, что это «маски-шоу» устроили из-за нас с Зинаидой, я не сомневался.
      — Приготовить документы! Оружие и наркотики сдать добровольно!
      Лежа я увидел, как Моте-Адмиралу, который собрался отползти со сцены, дали ногой под дых. Сквозь истеричные женские крики, матерщину и звон посуды я услышал вдруг знакомый голос.
      — Вадим, ты что, охуел? — крикнул я самому главному из «камуфляжных», который, вскочив на стул, отдавал распоряжения бойцам.
      Тот уставился на меня и вдруг сорвал маску с кучерявой головы.
      — Тьфу, черт! Как ты здесь оказался, Макс?
      — Зашел на ваше «маски-шоу» посмотреть! — съехидничал я.
      Вадим Резаков, замначальника одного из отделов РУБОП, отвел нас с Зинаидой в фойе.
      — Что за праздник-то у вас такой, Вадим?
      — Да, понимаешь, подстрелили сегодня одного нашего сотрудника. Начальство в бешенстве — распорядилось рейд устроить по всем элитным местам, чтобы бандюки немного со страху потряслись.
      — Вадим Романович, еще один ствол нашли! — подбежал к Резакову боец.
      — Вадик, — вгляделся я в бойца, — эта сволочь мне чуть почки не отбила! Можно, я ему по ебальнику дам?
      — Но-но! — завопил боец. — У нас «Вихрь-антитеррор», имеем право!
      — Сучонок ты, а не «Вихрь»!
      — Брейк! — крикнул Вадим и отправил бойца обратно. — Извини, Макс, сам должен все понять…
      — Да я-то понимаю. Скажи лучше, кого из ваших грохнули?
      — Михаила Сивоголовко из 8-го отдела.
      — Ой! — вскрикнула Зинаида.
      — Что это с ней? — удивился Резаков.
      Я озадаченно молчал.
      — Вадим, а за что его убрали, как думаешь?
      — Врать не буду, не знаю, — вздохнул Вадим. — Но разговоры про него ходили разные… Если совсем откровенно, между нами, — тварь редкостная. Помнишь историю с фальшивыми векселями «Шмакойла»?
      Естественно, я помнил — Спозаранник расследовал это дело уже который месяц и чуть ли не каждую неделю встречался с президентом компании господином Шмаковым. Группа мошенников предъявила «Шмакойлу» фальшивые векселя, получила дизельного топлива на полмиллиона и успела его реализовать. Исполнителей сумели найти, но ничего от них не добились — они быстро вышли на свободу, дело зависло.
      — Так вот, — продолжил Вадим, — мы работали по «Шмакойлу» вместе с УБЭП-ом. Там наш Сивоголовко в полный рост нарисовался — как самый главный организатор аферы. Потому мы от этого дела и отошли — некорректно своих разрабатывать, пусть «гестапо» работает.
      «Гестапо» называли отдел собственной безопасности в РУБОП.
      — Вадим Романович, — раздался радостный крик. — Марихуану нашли!
      — Извини, старик, — попрощался Резаков. — Лучше вам отсюда уйти. И в ближайшую неделю вообще не советую шляться по ресторанам — на наших нарветесь.
 

***

 
      — Жалко Мишаню, — вздохнула Зинаида, выйдя из ванной в желтом махровом халате.
      Я курил, развалясь на диване перед телевизором.
      — Не пойму, Зин, он тебя в дойную корову превратил, а ты его жалеешь!…
      — Все равно жаль, он же не всегда таким был, мы ж в школе вместе учились, в Черновцах, до десятого класса. Хочешь фотки посмотреть?
      Зинаида порылась в серванте и достала большой фотоальбом.
      — Вот он, Мишаня, он еще за мной ухаживал… А это — я, с бантиком, смешная, правда?
      Но внимание мое на групповом фото подростков привлек отнюдь не Мишаня и даже не Зинаида…
      — Скажи-ка, дорогуша, а это что за клоп чернявый?
      — Та ж Леша это, Незовибатько.
      Так— так-так…
      — Ну а это что за улыбчивый шкет такой?
      — Та ж Колюня, Голобородько…
      Я со стоном рухнул на диван.
      — Ну, Зинаида, вы мне все вместе за Севастополь ответите!
      Но Зинка «Брат-2» не смотрела и потому реплику мою не поняла.
      Порывшись в блокноте, я нашел домашний телефон капитана Сереги, с которым мы пили водку во время его дежурства.
      — Серега, один вопрос! Как звали двух приятелей прокурорского следака, которых твои ребята задерживали?
      — Да мы их сразу и отпустили, только документы проверили — они парни спокойные оказались, не то, что этот… Колобродько?
      — Голобородько! Как их фамилии?
      — Спроси что-нибудь полегче! У них у всех троих фамилии — с такими только в цирке выступать. Что-то типа Ебанько, только не Ебанько…
      — Может, Незовибатько и Сивоголовко?
      — Точно! Ну ты даешь — глубоко копаешь!…
      — Спасибо, Серега, с меня пузырь! — Я повесил трубку и утомленно вздохнул.
      Зинаида с тревогой наблюдала за мной.
 

***

 
      Весь следующий день я не мог найти Спозаранника — он бегал по источникам.
      Но зато я успел внимательно изучить все его папки с документами по «Шмакойлу».
      Оказывается, в этом деле сменилось аж пять следователей, но один из них носил фамилию Голобородько. Как раз именно тогда дело находилось в райпрокуратуре.
      По странному совпадению, именно он изменил всем подозреваемым меру пресечения и отпустил их из-под стражи. Когда выяснилось, что этих мошенников, похитивших у «Шмакойла» топливо, защищали адвокаты Алексей Незовибатько и Абрам Фляшман, я не слишком удивился.
      Такую редкую удачу надо было обмыть!
      Ну а когда я вернулся из пивняка, пришлось еще добавить — все Агентство отмечало день рождения Агеевой. Это был как раз тот редкий случай, когда сухой закон в «Золотой пуле» нарушался — шеф делал исключение для Марины Борисовны, как для ценного кадра. Я выпил за именинницу трижды, затем за ее детей, за всех ее любимых мужчин, в число которых попали и мы со Спозаранником. Но само го Глеба я так и не видел.
      И лишь у туалета я услышал перебор струн и знакомый голос:
      — Дэчен, дэче-е-ен…
      Пригорюнившись, Спозаранник сидел напротив сортира и пел под гитару молдавскую народную песню.
      — Как дела, Глеб?
      — Дела херовые…
      Оказывается, Спозаранник, узнав об убийстве рубоповца Сивоголовко, автоматически решил, что тема для нас закрыта — писать о том, как убитый занимался мелким рэкетом, неэтично. И потому он вычеркнул из плана отдела эту тему и вновь вписал туда прокурора Голобородько. За что Обнорский на совещании устроил ему разнос.
      — Почему Кононов уже целый месяц занимается прокурором, который обоссался у ларька? — орал Обнорский. — Что там можно так долго расследовать?
      Никакие аргументы шеф не желал принимать и объявил Спозараннику выговор.
      — Глеб, обещаю — с тебя выговор снимут! Я тебе сейчас такое расскажу — кондрашка хватит!
      Спозаранник с недоверием пошел за мной в кабинет.
 

***

 
      Ноздри Спозаранника раздувались все больше, рука его автоматически искала дырокол.
      — Итак, что мы имеем? Три закадычных приятеля-хохла — прокурор, адвокат и рубоповец — обманули «Шмакойл» на три миллиона. Но, видимо, не успели поделить деньги. Или каждый из них считал, что достоин большей доли. Короче, они явно имели претензии друг к другу. Потому Голобородько решил посадить за решетку Незовибатько и слил нам компромат на него. Но у Незовибатько оказалась крепкая лапа в прокуратуре — кто-то из начальства подключил Пафнутьеву и притормозил нашу публикацию. Заодно Незовибатько решил избавиться от организатора аферы Сивоголовко. Сперва слил тебе на него компромат, а затем, видимо, решил, что этого недостаточно и что Мишаню надо ликвидировать. Скорее всего, они вдвоем — Незовибатько и Голобородько заказали Сивоголовко.
      Тьфу, черт, голова идет кругом… Что же нам со всем этим делать?
      — Все очень просто, Глеб! Я звоню Голобородько и говорю ему открытым текстом: либо ты нам рассказываешь, как обул со своими одноклассниками «Шмакойл», либо мы пишем о том, как ты обоссал ларек!
      — Мудро, — резюмировал Спозаранник.
      По домашнему телефону Голобородько женский голос ответил, что Николай Николаевич в отъезде, с работы он уволился и вернется не раньше чем через полгода.
      — И что дальше? — спросил Глеб.
      — Все очень просто. Я сейчас звоню Незовибатько и говорю ему: либо ты нам все рассказываешь про «Шмакойл», либо мы пишем, что ты взяточник, а вдобавок вместе с Голобородько обоссал ларек.
      И никакая Пафнутьева нас не остановит.
      — Мудро, — заметил Спозаранник.
      Женский голос ответил мне, что Алексей Юрьевич уехал за границу, и, судя по всему, надолго.
      — И что дальше? — спросил Глеб. — Позвонить на тот свет Мишане Сивоголовко мы вряд ли сможем… А фактов у нас никаких, к сожалению, нет.
      — Где справедливость? — воскликнул я. — Эти два хохла сейчас на Канарах жарятся, а нам за них тут отдуваться — факты искать. Конечно, Резаков мог бы помочь — но вряд ли станет.
      — Это мы сейчас посмотрим, — сказал Спозаранник и набрал номер. — Вадик, у нас с Кононовым есть к тебе интересное предложение! Мы тебе скажем, что было при себе у покойного Сивоголовко, а если угадаем — ты нам расскажешь все, что знаешь, про его участие в афере со «Шмакойлом»! Идет? Так вот — у покойного было при себе досье на прокурорского следователя Голобородько. Угадал? Чтобы тебя заинтриговать еще больше, скажу, что это досье он собирался передать господину Кононову, но, к сожалению, не успел… Ждем тебя завтра с утра.
      — Честно говоря, Глеб, мне это не пришло в голову! — удивился я.
      — А напрасно! — назидательно произнес Спозаранник. — Любую схему надо выстроить до логического конца — и она окажется истинной.
 

***

 
      Даже после двухчасовой беседы с Вадимом Резаковым, которая плавно перенеслась в кабинет Обнорского, вопросов у нас все равно оставалось больше, чем ответов. Все, что нам представлялось ясным, нуждалось в доказательствах, а их не было. Будь мы следаки — мы бы даже в розыск не могли объявить внезапно исчезнувших из города Голобородько и Незовибатько.
      Но поскольку мы не следаки, а журналюги — для сенсационной статьи материала у нас было более чем достаточно.
      Моя многострадальная статья была уже подписана нашим юристом Аней Лукошкиной, я последний раз вычитывал завтрашнюю полосу «Явки с повинной», но тут в кабинет ворвался, как ошпаренный, Спозаранник.
      — Все пропало! причитал он. — В приемной сидит Пафнутьева и ждет Обнорского. У нее одна цель — снять из номера твою статью! А это гвоздь номера!
      — Успокойся, Глеб! Почему ты думаешь, что Обнорский пойдет ей навстречу?
      — Он не станет ссориться с прокуратурой! — в отчаянии крикнул Глеб и выскочил.
      Но через минуту вбежал снова.
      — Максим Викторович! Ответственное поручение! Обнорский сейчас на пресс-конференции в Домжуре, труба у него отключена. Бегите туда и сделайте все, чтобы задержать шефа на полчаса. Пафнутьева дольше ждать не станет — у нее прямой эфир с прокурором, а потом газета уже уйдет в типографию, и мы будем спасены!
      Я развел руки. Что ж, наверное, Глеб прав. Но я бы не стал так уж волноваться из-за какой-то публикации. Не выйдет — и хрен с ней…
      Зеленый зал Домжура был переполнен.
      Сразу три телекамеры были обращены в президиум, где радом с дамой из пресс-центра сидели наш шеф и кинорежиссер Худокормов — они рассказывали о премьере телесериала по романам Обнорского. Усатый Худокормов, посмеиваясь, травил киношные байки. Пресс-конференция, похоже, заканчивалась.
      — Леха, — подкатил я к Скрипке, стоявшему в дверях. — Как сделать, чтобы Обнорский остался здесь как можно дольше?
      — Сейчас организуем! — уверенно заявил Скрипка и поманил к себе пальцем сидевшую неподалеку с диктофоном большеглазую девочку. Шептался он с ней минуты две. — Смотри, что сейчас будет! — подмигнул Скрипка.
      — Итак, последний вопрос! — осмотрела зал ведущая.
      С места робко поднялась большеглазая девочка.
      — Недавно у нас в городе произошло еще одно заказное убийство — майора Сивоголовко, — пролепетала она. — Согласны ли вы с тем, что Петербург является криминальной столицей России?
      Глухой ропот раздался в зале. Обнорский выдержал паузу, набрал воздуху и гневно начал:
      — Давайте разберемся, кому это выгодно — приклеить к нашему городу такой ярлык…
      — Все, — потер руки Скрипка. — Это минут на сорок, не меньше!
      — Гениально! — восхитился я. — С меня пиво, пошли в буфет.
      Заболтавшись со знакомым журналистом из «Нового Петербурга» и выпив по три пива, мы спустились из буфета часа через полтора. Дверь в зеленую гостиную была по-прежнему открыта, оттуда доносился возмущенный бас Обнорского:
      — Обзывать наш город криминальной столицей — самая большая подлость со стороны москвичей. Где больше всего крутится денег? Где совершаются самые громкие политические убийства? Конечно, в Москве…
      Зал был пуст, лишь большеглазая девочка с диктофоном, раскрыв рот, восторженно внимала каждому слову Обнорского. Андрей оборвал себя на полуслове и подошел к нам.
      — Что-то я заболтался, — усмехнулся он и включил свой мобильник.
      — Тебя Пафнутьева очень долго ждала, что-то хотела, — сообщил ему я.
      — Значит, не судьба была нам встретиться, — сказал Обнорский, думая о чем-то своем.
      — Андрей Викторович, можно я еще у вас спрошу, — подошла к нам, робко улыбаясь, большеглазая девочка с диктофоном.
      — Завтра, солнце мое, завтра. — Обнорский устало погладил ее по головке. — А тебе, Макс, за отличное расследование про «Шмакойл» надо будет выписать премию… И вообще, — Обнорский критически посмотрел на меня, — пора бы тебе подстричься!
      — Идея хорошая! — воскликнул я. — Может, дашь баксов двадцать до зарплаты?
      Теперь у меня появился повод вновь заявиться в парикмахерскую к Юльке.