— Лежит хомяк, на нем — хомяк,
Хуяк-хуяк — еще хомяк!
 
      Зинаида фыркнула и в приступе беззвучного хохота упала на стол. Но в этот момент ментовская дубинка опустилась рядом с ее головой, фужер разлетелся вдребезги, и десяток камуфляжных бойцов с автоматами ворвались в зал.
      — На пол! Всем на пол! — орал один из них в мегафон. — Что, сука, не понял?
      Зацепив взглядом того, кто огрел меня дубинкой по почкам, я все искал среди бойцов Мишаню Сивоголовко. В том, что это «маски-шоу» устроили из-за нас с Зинаидой, я не сомневался.
      — Приготовить документы! Оружие и наркотики сдать добровольно!
      Лежа, я увидел, как Моте-Адмиралу, который собрался отползти со сцены, дали ногой под дых. Сквозь истеричные женские крики, матерщину и звон посуды я услышал вдруг знакомый голос.
      — Вадим, ты что, охуел? — крикнул я самому главному из «камуфляжных», который, вскочив на стул, отдавал распоряжения бойцам.
      Тот уставился на меня и вдруг сорвал маску с кучерявой головы.
      — Тьфу, черт! Как ты здесь оказался, Макс?
      — Зашел на ваше «маски-шоу» посмотреть! — съехидничал я.
      Вадим Резаков, замначальника одного из отделов РУБОП, отвел нас с Зинаидой в фойе.
      — Что за праздник-то у вас такой, Вадим?
      — Да, понимаешь, подстрелили сегодня одного нашего сотрудника. Начальство в бешенстве — распорядилось рейд устроить по всем элитным местам, чтобы бандюки немного со страху потряслись.
      — Вадим Романович, еще один «ствол» нашли! — подбежал к Резакову боец.
      — Вадик, — вгляделся я в бойца, — эта сволочь мне чуть почки не отбила! Можно, я ему по ебальнику дам?
      — Но-но! — завопил боец. — У нас «Вихрь-антитеррор», имеем право!
      — Сучонок ты, а не «Вихрь»!
      — Брейк! — крикнул Вадим и отправил бойца обратно. — Извини, Макс, сам должен все понять…
      — Да я-то понимаю. Скажи лучше, кого из ваших грохнули?
      — Михаила Сивоголовко из 8-го отдела.
      — Ой! — вскрикнула Зинаида.
      — Что это с ней? — удивился Резаков.
      Я озадаченно молчал.
      — Вадим, а за что его убрали, как думаешь?
      — Врать не буду, не знаю, — вздохнул Вадим. — Но разговоры про него ходили разные… Если совсем откровенно, между нами — тварь редкостная. Помнишь историю с фальшивыми векселями «Шмакойла»?
      Естественно, я помнил — Спозаранник расследовал это дело уже который месяц и чуть ли не каждую неделю встречался с президентом компании господином Шмаковым. Группа мошенников предъявила «Шмакойлу» фальшивые векселя, получила дизельного топлива на полмиллиона и успела его реализовать. Исполнителей сумели найти, но ничего от них не добились — они быстро вышли на свободу, дело зависло.
      — Так вот, — продолжил Вадим, — мы работали по «Шмакойлу» вместе с УБЭПом. Там наш Сивоголовко в полный рост нарисовался — как самый главный организатор аферы. Потому мы от этого дела и отошли — некорректно своих разрабатывать, пусть «гестапо» работает.
      «Гестапо» называли отдел собственной безопасности в РУБОП.
      — Вадим Романович, — раздался радостный крик. — Марихуану нашли!
      — Извини, старик, — попрощался Резаков. — Лучше вам отсюда уйти. И в ближайшую неделю вообще не советую шляться по ресторанам — на наших нарветесь.
 

* * *

      — Жалко Мишаню, — вздохнула Зинаида, выйдя из ванной в желтом махровом халате. Я курил, развалясь на диване перед телевизором.
      — Не пойму, Зин, он тебя в дойную корову превратил, а ты его жалеешь!..
      — Все равно жаль, он же не всегда таким был, мы ж в школе вместе учились, в Черновцах, до десятого класса. Хочешь фотки посмотреть?
      Зинаида порылась в серванте и достала большой фотоальбом.
      — Вот он, Мишаня, он еще за мной ухаживал… А это — я, с бантиком, смешная, правда?
      Но внимание мое на групповом фото подростков привлек отнюдь не Мишаня и даже не Зинаида…
      — Скажи-ка, дорогуша, а это что за клоп чернявый?
      — Та ж Леша это, Незовибатько.
      Так-так-так…
      — Ну а это что за улыбчивый шкет такой?
      — Та ж Колюня, Голобородько…
      Я со стоном рухнул на диван.
      — Ну, Зинаида, вы мне все вместе за Севастополь ответите!
      Но Зинка «Брат-2» не смотрела и потому реплику мою не поняла.
      Порывшись в блокноте, я нашел домашний телефон капитана Сереги, с которым мы пили водку во время его дежурства.
      — Серега, один вопрос! Как звали двух приятелей прокурорского следака, которых твои ребята задерживали?
      — Да мы их сразу и отпустили, только документы проверили — они парни спокойные оказались, не то, что этот… Колобродько?
      — Голобородько! Как их фамилии?
      — Спроси что-нибудь полегче! У них у всех троих фамилии — с такими только в цирке выступать. Что-то типа Ебанько, только не Ебанько…
      — Может, Незовибатько и Сивоголовко?
      — Точно! Ну ты даешь — глубоко копаешь!..
      — Спасибо, Серега, с меня пузырь! — Я повесил трубку и утомленно вздохнул. Зинаида с тревогой наблюдала за мной.
 

* * *

      Весь следующий день я не мог найти Спозаранника — он бегал по источникам. Но зато я успел внимательно изучить все его папки с документами по «Шмакойлу». Оказывается, в этом деле сменилось аж пять следователей, но один из них носил фамилию Голобородько. Как раз именно тогда дело находилось в райпрокуратуре. По странному совпадению, именно он изменил всем подозреваемым меру пресечения и отпустил их из-под стражи. Когда выяснилось, что этих мошенников, похитивших у «Шмакойла» топливо, защищали адвокаты Алексей Незовибатько и Абрам Фляшман, я не слишком удивился.
      Такую редкую удачу надо было обмыть!
      Ну а когда я вернулся из пивняка, пришлось еще добавить — все агентство отмечало день рождения Агеевой. Это был как раз тот редкий случай, когда сухой закон в «Золотой пуле» нарушался — шеф делал исключение для Марины Борисовны как для ценного кадра. Я выпил за именинницу трижды, затем за ее детей, за всех ее любимых мужчин, в число которых попали и мы со Спозаранником. Но самого Глеба я так и не видел.
      И лишь у туалета я услышал перебор струн и знакомый голос:
      — Дэчен, дэче-е-ен…
      Пригорюнившись, Спозаранник сидел напротив сортира и пел под гитару молдавскую народную песню,
      — Как дела, Глеб?
      — Дела херовые…
      Оказывается, Спозаранник, узнав об убийстве рубоповца Сивоголовко, автоматически решил, что тема для нас закрыта — писать о том, как убитый занимался мелким рэкетом, неэтично. И потому он вычеркнул из плана отдела эту тему и вновь вписал туда прокурора Голобородько. За что Обнорский на совещании устроил ему разнос.
      — Почему Кононов уже целый месяц занимается прокурором, который обоссался у ларька? — орал Обнорский. — Что там можно так долго расследовать?
      Никакие аргументы шеф не желал принимать и объявил Спозараннику выговор.
      — Глеб, обещаю — с тебя выговор снимут! Я тебе сейчас такое расскажу — кондрашка хватит!
      Спозаранник с недоверием пошел за мной в кабинет.
 

* * *

      Ноздри Спозаранника раздувались все больше, рука его автоматически искала дырокол.
      — Итак, что мы имеем? Три закадычных приятеля-хохла — прокурор, адвокат и рубоповец — обманули «Шмакойл» на три миллиона. Но, видимо, не успели поделить деньги. Или каждый из них считал, что достоин большей доли. Короче, они явно имели претензии друг к другу. Потому Голобородько решил посадить за решетку Незовибатько и слил нам компромат на него. Но у Незовибатько оказалась крепкая лапа в прокуратуре — кто-то из начальства подключил Пафнутьеву и притормозил нашу публикацию. Заодно Незовибатько решил избавиться от организатора аферы — Сивоголовко. Сперва слил тебе на него компромат, а затем, видимо, решил, что этого недостаточно и что «Мишаню» надо ликвидировать. Скорее всего, они вдвоем — Незовибатько и Голобородько — заказали Сивоголовко. Тьфу, черт, голова идет крутом… Что же нам со всем этим делать?
      — Все очень просто, Глеб! Я звоню Голобородько и говорю ему открытым текстом: либо ты нам рассказываешь, как «обул» со своими одноклассниками «Шмакойл», либо мы пишем о том, как ты обоссал ларек!
      — Мудро, — резюмировал Спозаранник.
      По домашнему телефону Голобородько женский голос ответил, что Николай Николаевич в отъезде, с работы он уволился и вернется не раньше чем через полгода.
      — И что дальше? — спросил Глеб.
      — Все очень просто. Я сейчас звоню Незовибатько и говорю ему: либо ты нам все рассказываешь про «Шмакойл», либо мы пишем, что ты взяточник, а вдобавок вместе с Голобородько обоссал ларек. И никакая Пафнутьева нас не остановит.
      — Мудро, — заметил Спозаранник.
      Женский голос ответил мне, что Алексей Юрьевич уехал за границу и, судя по всему, надолго.
      — И что дальше? — спросил Глеб. — Позвонить на тот свет Мишане Сивоголовко мы вряд ли сможем… А фактов у нас никаких, к сожалению, нет.
      — Где справедливость? — воскликнул я. — Эти два хохла сейчас на Канарах жарятся, а нам за них тут отдуваться — факты искать. Конечно, Резаков мог бы помочь — но вряд ли станет.
      — Это мы сейчас посмотрим, — сказал Спозаранник и набрал номер. — Вадик, у нас с Кононовым есть к тебе интересное предложение! Мы тебе скажем, что было при себе у покойного Сивоголовко, а если угадаем — ты нам расскажешь все, что знаешь, про его участие в афере со «Шмакойлом»! Идет? Так вот — у покойного было при себе досье на прокурорского следователя Голобородько. Угадал? Чтобы тебя заинтриговать еще больше, скажу, что это досье он собирался передать господину Кононову, но, к сожалению, не успел… Ждем тебя завтра с утра.
      — Честно говоря, Глеб, мне это не пришло в голову! — удивился я.
      — А напрасно! — назидательно произнес Спозаранник. — Любую схему надо выстроить до логического конца — и она окажется истинной.
 

* * *

      Даже после двухчасовой беседы с Вадимом Резаковым, которая плавно перенеслась в кабинет Обнорского, вопросов у нас все равно оставалось больше, чем ответов. Все, что нам представлялось ясным, нуждалось в доказательствах, а их не было. Будь мы следаки — мы бы даже в розыск не могли объявить внезапно исчезнувших из города Голобородько и Незовибатько.
      Но поскольку мы не следаки, а журналюги — для сенсационной статьи материала у нас было более чем достаточно.
      Моя многострадальная статья была уже подписана нашим юристом Аней Лукошкиной, я последний раз вычитывал завтрашнюю полосу «Явки с повинной», но тут в кабинет ворвался, как ошпаренный, Спозаранник.
      — Все пропало! — причитал он. — В приемной сидит Пафнутьева и ждет Обнорского. У нее одна цель — снять из номера твою статью! А это «гвоздь» номера!
      — Успокойся, Глеб! Почему ты думаешь, что Обнорский пойдет ей навстречу?
      — Он не станет ссориться с прокуратурой! — в отчаянии крикнул Глеб и выскочил.
      Но через минуту вбежал снова.
      — Максим Викторович! Ответственное поручение! Обнорский сейчас на пресс-конференции в Домжуре, труба у него отключена. Бегите туда и сделайте все, чтобы задержать шефа на полчаса. Пафнутьева дольше ждать не станет — у нее прямой эфир с прокурором, а потом газета уже уйдет в типографию, и мы будем спасены!
      Я развел руками. Что ж, наверное, Глеб и прав. Но я бы не стал так уж волноваться из-за какой-то публикации. Не выйдет — и хрен с ней…
      Зеленый зал Домжура был переполнен. Сразу три телекамеры были обращены в президиум, где рядом с дамой из пресс-центра сидели наш шеф и кинорежиссер Худокормов — они рассказывали о премьере телесериала по романам Обнорского. Усатый Худокормов, посмеиваясь, травил киношные байки. Пресс-конференция, похоже, заканчивалась.
      — Леха, — подкатил я к Скрипке, стоявшему в дверях. — Как сделать, чтобы Обнорский остался здесь как можно дольше?
      — Сейчас организуем! — уверенно заявил Скрипка и поманил к себе пальцем сидевшую неподалеку с диктофоном большеглазую девочку. Шептался он с ней минуты две. — Смотри, что сейчас будет! — подмигнул Скрипка.
      — Итак, последний вопрос! — осмотрела зал ведущая.
      С места робко поднялась большеглазая девочка.
      — Недавно у нас в городе произошло еще одно заказное убийство — майора Сивоголовко, — пролепетала она. — Согласны ли вы с тем, что Петербург является криминальной столицей России?
      Глухой ропот раздался в зале. Обнорский выдержал паузу, набрал воздуху и гневно начал:
      — Давайте разберемся, кому это выгодно — приклеить к нашему городу такой ярлык…
      — Все, — потер руки Скрипка. — Это минут на сорок, не меньше!
      — Гениально! — восхитился я. — С меня пиво, пошли в буфет.
      Заболтавшись со знакомым журналистом из «Нового Петербурга» и выпив по три пива, мы спустились из буфета часа через полтора. Дверь в зеленую гостиную была по-прежнему открыта, оттуда доносился возмущенный бас Обнорского:
      — Обзывать наш город криминальной столицей — самая большая подлость со стороны москвичей. Где больше всего крутится денег? Где совершаются самые громкие политические убийства? Конечно, в Москве…
      Зал был пуст, лишь большеглазая девочка с диктофоном, раскрыв рот, восторженно внимала каждому слову Обнорского. Андрей оборвал себя на полуслове и подошел к нам.
      — Что-то я заболтался, — усмехнулся он и включил свой мобильник.
      — Тебя Пафнутьева очень долго ждала, что-то хотела, — сообщил ему я.
      — Значит, не судьба была нам встретиться, — сказал Обнорский, думая о чем-то своем.
      — Андрей Викторович, можно я еще у вас спрошу, — подошла к нам, робко улыбаясь, большеглазая девочка с диктофоном.
      — Завтра, солнце мое, завтра, — Обнорский устало погладил ее по головке.
      — А тебе, Макс, за отличное расследование про «Шмакойл» надо будет выписать премию… И вообще, — Обнорский критически посмотрел на меня, — пора бы тебе подстричься!
      — Идея хорошая! — воскликнул я. — Может, дашь баксов двадцать до зарплаты?
      Теперь у меня появился повод вновь заявиться в парикмахерскую к Юльке.