— Собираетесь штурмовать? — спросил я.
      — Вообще-то наша задача — разведка… А заодно мы должны попытаться успокоить этих ребят, дать им понять, что их условия уже выполняются. Но если обстановка будет складываться благоприятно для силового решения… то — «миг удачи». И тогда ты должен упасть на пол.
      Больше ничего. Остальное мы сделаем сами. Понял?
      — Понял, — ответил я.
      Игорь и двое других моих «коллег» смотрели на меня внимательно, изучающе. Я отлично их понимал: скоро им предстоит войти в помещение, где засели трое отмороженных бандитов с пистолетами и фанатами. Войти без шлемов и бронежилетов. В себе, друг в друге, они были уверены… Костин ничего не сказал о том, кто эти парни, но я и так уже понял, что они офицеры «Града». И это их работа, они готовы ее выполнить… Но в довесок им дали совершенно незнакомого пижона, который когда-то где-то служил. И как себя этот хмырь — я то есть — поведет в критический момент, когда нервы напряжены, когда пальцы лежат на спусковых крючках… этого они знать не могут.
      — Понял, — сказал я как можно спокойней. — Если услышу «миг удачи» — упаду на пол, мешать вам не стану… Все будет нормально, мужики.
      — Ну вот и хорошо. Думаю, мы сработаемся, Андрей.
 

***

 
      Переговоры с преступниками шли очень плотно, почти непрерывно. Через акустическую систему мы, находящиеся в автобусе, могли их слышать.
      Чей— то голос, действительно нервный или «неадекватный», как сказал Спиридонов, врывался в салон с руганью и угрозами.
      — Эй, ментяра, — говорил голос, — ты думаешь, что ты самый хитрый?
      — Нет, Паук, — отвечал офицер-переговорщик, седой мужчина лет сорока, — я думаю только о том, как быстрее выполнить твои требования.
      — Медленно думаешь, мент… Чтобы ты думал быстрее, я сейчас, пожалуй, займусь бабенкой… И ты поймешь, что я не шучу.
      — Да, — отвечал переговорщик, — я знаю, что вы не шутите, но очень прошу вас этого не делать. Все ваши условия приняты… просто мы не в состоянии решить их в такое короткое время. Миллион долларов может выделить только Центробанк. Только по решению премьера. Но премьер сейчас за границей…
      — Это не гребет! Захотите — найдете бабки… А сейчас хочешь послушать, как орет бабенка?
      — Паук, — обратился к невидимому бандиту переговорщик, но в динамике послышались какая-то возня и потом истошный женский крик.
      — Нет! — кричала женщина. — Нее-е-ет! Не надо. Не на-а-а…
      Потом крик перешел в вой… Все в автобусе затихли. А женский голос звучал из динамика, бил по ушам, врывался в сознание страшно, нечеловечески.
      Обтянулись и побелели скулы у полковника Костина. Ошеломленно раскрыл рот один из строгих начальников…
      А вой все звучал. У меня непроизвольно сжались кулаки. Мы не знали, что происходит в клинике, всего-то в пятидесяти метрах от нас. Но происходило там что-то мерзкое, кошмарное… А мы ничего не могли сделать.
      — Ну сделайте что-нибудь, — выкрикнул один из начальников.
      Костин и офицер-переговорщик посмотрели на него. Он замолчал. А крик в динамике оборвался… перешел во всхлипывание, потом затих.
      — Ну, слышал? — спросил динамик.
      И засмеялся.
      Я вспомнил строчки из заключения психиатрической экспертизы по Смирнову-Козыреву: "Повышенный уровень агрессивности, не развито стремление считаться с другими людьми, учитывать их права и намерения в своем поведении, выражена готовность к открытому агрессивному поведению, что сочетается с эмоциональной черствостью, дефицитом искренних эмоциональных отношений с другими людьми…
      Для него характерна ригидность эмоционального аффекта: он долго и тяжело переживает даже незначительные обиды, в своих фантазиях проигрывает сцены убийства обидчика… Среди любимых фильмов: «От заката до рассвета», «Криминальное чтиво», «Пуля», «Прирожденные убийцы».
      Строчки из заключения промелькнули в голове мгновенно… «Прирожденные убийцы».
      — Слышал, ответил переговорщик. — Паук, я знаю, что вы решительные и волевые люди. Но насилие над заложниками может сильно осложнить решение вопроса… Мы хотим найти мирное решение, однако, если жизнь или здоровье заложников будет под угрозой, Москва может отдать приказ на штурм. Ты понимаешь меня, Паук?
      — Ты, пидор, решил мне угрожать? Ты, мразь, угрожаешь МНЕ?
      — Нет, Паук, ни в коем случае…
      Я только боюсь острой реакции Кремля.
      И прошу вас воздержаться от насилия.
      В самое ближайшее время мы сможем дать конкретные ответы по всем пунктам… Как состояние женщины?
      — Ничего с ней не сделалось, — неохотно ответил Паук после паузы, — пощекотали немножко… Вот что, мент, время идет. Даю вам полчаса. Все! Потом начинаю передачу заложников по кускам.
      Паук отключился. В динамике зазвучали гудки отбоя. Переговорщик устало положил на столик микрофон. Некоторое время все молчали.
      — Почему — Паук? — спросил я негромко у Игоря.
      — Потому что они так подписались:
      Паук, Оборотень, Негодяй — Усыновленные Дьяволом.
      Вот оно что, подумал я, и вспомнил символ Бафомета на шее Смирнова-Козырева. Похоже, урановый прапорщик создал не просто группу, а какую-то секту. Бред! Но бред, превратившийся в реальность.
      — Давайте обсудим ситуацию, господа, — сказал один из начальников. — Что реально мы можем предпринять?
      Прошу высказаться сотрудников ФСБ.
      Незнакомый мне мужчина в кожаной куртке ответил:
      — Если понадобится, мои ребята возьмут клинику штурмом. Но жертвы как среди заложников, так и среди бандитов неизбежны.
      — Вот вам и хваленый «Град», — желчно сказал один чиновник другому. — Супермэны! Ниньзи, понимаешь…
      Мужчина в кожаной куртке посмотрел на него внимательно, но ничего не сказал. За него ответил Костин:
      — «Град» готов выполнить задачу. Но условия таковы, что без жертв не обойтись. Более разумно выполнить хотя бы часть их требований и выманить таким образом из помещения. Тогда ситуация изменится, и, возможно, нам удастся задействовать снайперов.
      — А что мешает вам сейчас задействовать снайперов? — спросил «желчный».
      — Зашторенные окна, Валерий Вячеславович, — ответил Костин. — Иногда там мелькают люди, но мы не знаем, кто это — бандиты или заложники.
      — В Англии, — сказал Валерий Вячеславович с заметным раздражением, — железно придерживаются принципа: никаких переговоров с бандитами, никаких уступок… И пожалуйста — там и захватов нет.
      Костин переглянулся с «градовцем».
      — А мы, блядь, все чикаемся, — продолжал раздраженно Валерий Вячеславович, — в гуманизм играем. Вот и результат.
      — А все же, Валерий Вячеславович, — спросил Костин, — как скоро можно будет решить проблему с деньгами и вылетом вертолета?
      Вместо «желчного» ответил третий чиновник, который до сих пор не произнес ни слова.
      — Видите ли, Игорь Иваныч, — сказал он. — Проблемы решаемые. Но — фактор времени. Денежный вопрос будет решен в самое ближайшее время — им занимается лично губернатор. Думаю, что в течение часа деньги нам подвезут. С остальными — сложнее. Здесь задействованы такие организации, как МИД — без их участия невозможно согласовать вылет вертолета с бандитами в Финляндию. МИД готово вести переговоры, но почти наверняка финны откажутся… Но даже если удастся добиться согласия финской стороны, потребуется время, чтобы подготовить полет по линии МГА, то есть затребовать вертолет, экипаж, летные карты и согласовать маршрут полета с МО и ФПС… Все это требует времени. Согласны?
      — Согласен, — кивнул головой Костин. — Но если мы выполним хотя бы денежное требование, мы уже сможем переломить ситуацию, убедить бандитов в том, что приняли их условия. Так, Николай Иванович?
      — Бесспорно, — подтвердил Николай Иванович. Единственный из трех чиновников он держался спокойно. — Бесспорно… Деньги будут. Следующий момент заключается в том, что вопрос с освобождением из-под стражи вашего… э-э…
      — Козырева, — подсказал Костин.
      — Да, Козырева… благодарю… Так вот, освободить Козырева из-под стражи своим решением губернатор не имеет права. Потребуется решение Минюста и Генпрокуратуры. Это опять же потребует времени.
      — В этом нет необходимости, Николай Иванович, — сказал «град овец». — Козырева вчера отправили в Вологду на следственный эксперимент. Пока вопрос будет решаться в Минюсте и прокуратуре, пока его этапируют обратно в Питер… Развязка наступит быстрее. Преступники — психически неуравновешенные люди, в любой момент они пойдут на крайность. Виктор Петрович («градовец» кивнул на переговорщика) подтвердит.
      Все посмотрели на переговорщика. Тот кивнул и сказал:
      — Пожалуй, да… Я не готов поставить диагноз, но могу с уверенностью сказать, что эти люди, по крайней мере — Паук, живут в отрыве от реальности. Об этом свидетельствует даже стиль их обращения и подписи — Усыновленные Дьяволом.
      У Паука определенно истерические черты личности, повышенный уровень тревожности, выраженная эмоциональная неустойчивость… Многие внешние события он переводит на мистический уровень и придает им личностный смысл. Боюсь, что долго удерживать его от агрессии я не смогу.
      Валерий Вячеславович фыркнул и бросил что-то типа: возимся с обыкновенными шизами. Николай Иванович вытащил пачку сигарет, достал сигарету, повертел ее в руках и снова сунул в пачку.
      — Что мы можем предпринять сейчас, Игорь Иваныч? — спросил он Костина. — До прибытия денег…
      — Можем провести разведку, — ответил Костин. — Эти… усыновленные… ждут журналистов.
      — А у нас есть… журналисты?
      — У нас есть журналисты, — сказал Костин.
 

***

 
      Переговорщик Виктор Петрович позвонил в клинику. Сказал Пауку, что решен вопрос с деньгами… их уже пересчитывают и отгружают в банке. И еще он сказал, что прибыл журналист из «Санди Тайме». Я понял, что настал мой час. Если вы спросите, что я тогда чувствовал? — то я отвечу: растерянность.
      — Перезвоню через пять минут, — сказал Паук переговорщику, — сообщу условия, на которых приму писак задроченных.
      — Ты готов, Андрей? — спросил меня Игорь.
      — Готов, — ответил я. Это была ложь: я ощущал себя совершенно не готовым.
      Кажется, Игорь это понял. Он хлопнул меня по плечу и, улыбаясь, сказал:
      — Все нормально. Главное помни:
      «МИГ УДАЧИ», — и ты падаешь. Все!
      Если «миг удачи» не приходит — просто берешь у него интервью. Мы — тележурналисты, работаем с камерой, а ты болтаешь. Лады?
      — Лады, — ответил я.
      Потом меня инструктировал переговорщик. Он объяснил, что ни в коем случае не следует задавать провоцирующих вопросов. Напротив, следует показать, что я считаю их выдающимися людьми, которые определенно произведут впечатление на западного обывателя. Намекнуть, что западный обыватель не любит насилия. Он уважает сильную личность, но не любит пролития крови невинных… В остальном — импровизация на ваше усмотрение, Андрей.
      После этого все стали ждать звонка.
      Время шло, но бандиты, Усыновленные Дьяволом, не звонили.
 

***

 
      Время шло медленно. Они не звонили.
      Зато позвонил Соболин, рассказал, что он пашет как пчелка и уже договорился с одним из офицеров «Града» об интервью… правда, анонимном. "Но — чистый эксклюзив, шеф! Тут, блин, оцепление.
      Никого, блин, не пускают. Я единственный, кто смог прорваться…" — «Ты молоток, Володя, — сказал я. — Это, наверняка будет супербомба?» — «О, шеф, это будет мегабомба! Сто пудов!»
      Разговаривая по мобильному, я видел, как Володя прогуливается по улице метрах в сорока от омоновского оцепления, прижимает к уху телефон… «Так ты проник внутрь оцепления, Володя?…» — «А как же, шеф! Я в эпицентре событий, рядом со снайпером, на крыше». — «Молодец, Володя, я тебя в приказе отмечу». — «О чем разговор, шеф? Не ради благодарностей или там… премий… работаем». — «Нет, Володя, и не спорь… будет приказ». — «Ну спасибо, Андрей». — «Да не за что. Вот выйдет приказ, тогда и скажешь спасибо».
      Я убрал телефон в карман. Соболин тоже… Будет тебе приказ, Вова! Но сначала я познакомлюсь с текстом «эксклюзивного интервью». Вот бомба-то где!
      И супер и мега… Сто пудов!
      Сказать по правде, я даже был благодарен Соболину. Его звонок как-то снял напряжение. Я посмотрел на Володю сквозь густую решетку на окне омоновского автобуса… Будет приказ, будет. Жди.
      И зазвонил телефон. Переговорщик снял трубку, в динамике раздался голос Паука:
      — Я хочу говорить с англичанином.
      Переговорщик вопросительно посмотрел на меня. Я пожал плечами и подошел, по пути отодвинув плечом Валерия Вячеславовича. От такой наглости чиновник слегка оторопел… Извини, кореш, узковат проходец…
      — Здравствуйте, — сказал я в трубку на довольно приличном русском языке.
      — Привет, — сказал Паук на очень скверном английском. — Ты кто?
      — Мое имя Джон Смит, я собственный корреспондент «Санди Тайме».
      — А в КГБ у тебя какое звание, урод? — спросил Паук. Слово «урод» он произнес по-русски.
      — Что есть урод? — по-русски же спросил я.
      — Урод — это ты.
      — Ол райт, урод — это есть я. А кто вы?. Представьтесь, пожалуйста.
      — Меня зовут Паук, — снова перешел он на английский. — Я хочу сделать заявление для английской… даже для мировой прессы. Понял?
      — Да, понял. Я готов к разговору с вами, мистер Паук.
      — Готов он… урод, — пробормотал Паук. — Слушай меня внимательно, недоносок британский… Через три минуты ты должен стоять под дверью нашей твердыни…
      — Вашей… что?
      — У входа в больничку, урод чухонский. На пороге ада… Придешь один.
      Когда прозвучали эти слова, офицеры «Града» быстро переглянулись.
      — Джастин момент, — быстро сказал я. — Здесь есть русские коллеги-журналисты… тиви… они хотят брать интервью…
      — Засунь их в свою английскую жопу, урод, Черчилль гребаный… Я и тебе-то не верю, а не то что «рюсским жюрналистам». Понял?
      — Я только хотел сказать, мистер Паук, что…
      — Говорить будешь, когда я тебе разрешу! Придешь один, перед дверью разденешься до трусов.
      — Простите?
      — До трусов! С собой возьмешь только диктофон. Все! Больше в руках — ничего. Понял?
      Переговорщик быстро подвинул мне раскрытый блокнот. На страничке было написано печатными буквами: «Вы можете отказаться».
      — Понял, мистер Паук… Я иду.
 

***

 
      Я на секунду приостановился на подножке автобуса. Впереди лежала пустынная улица, маячили мощные фигуры омоновцев. Солнце висело за облаками слабенькое, блеклое. Из толпы зевак за оцеплением на меня оторопело уставился Володя Соболин… Сто пудов, Володя, сто пудов… Жди приказ… если, конечно, мистер Паук не очень голоден и не надумает приготовить из меня ужин.
      Я шагнул со ступеньки на асфальт.
      В спину мне смотрели мои коллеги-журналисты — офицеры «Града». Я пошел к старинной петербургской арке.
      К одной из тысяч петербургских арок, которые так хорошо выглядят в кино и так непрезентабельно в натуре. Вперед, журналюга! Тебя ждет изысканная компания Паука, Оборотня и Мерзавца… нет, Негодяя. А мне они уже присвоили прозвище Урод… Мило, очень мило.
      Позвольте представиться: Урод… оч-ч… приятно… Урод… оч-ч приятно.
      Я шел по выщербленному асфальту, и арка эхом повторяла мои шаги… шлеп да шлеп… Урод идет брать интервью у сироток, усыновленных дьяволом. В заключении психиатра, проводившего экспертизу Смирнова-Козырева, идейного лидера сироток, написано: «У него не сформировано представление о ценности жизни как собственной, так и чужой. Другие воспринимаются функционально, как объекты для удовлетворения собственных импульсов и влечений. Представления об общечеловеческих ценностях не сформированы».
      Интересно, насколько сильно «усыновленные» отличаются от своего лидера?… Я вспомнил крик женщины, которую «пощекотали»… Наверно, они отличаются не очень сильно.
      Я вышел из-под арки. Передо мной лежал двор-колодец. Такой же, как тысячи других дворов, романтичных в кино и не особо приглядных в жизни. «Второй подъезд справа, — сказал офицер-»градовец", — третий этаж". Я поднял взгляд.
      В щели между шторами белело лицо. Кого: Паука? Оборотня? Негодяя?
      — Вы можете отказаться, Андрей, — сказал Костин. — Дело далеко не безопасное, и мы не имеем права вас использовать помимо вашего желания. Подумайте… никто вас не осудит.
      — Пойду, Игорь Иваныч… познакомлюсь с сиротками.
      — Вы понимаете, что, как только вы окажетесь внутри, мы уже ничем не сможем вам помочь?
      — Понимаю. Но я, знаете ли, любопытен без меры. Схожу — познакомлюсь.
      — Ну… удачи тебе.
      Я пересек двор. У дверей на стене висела табличка: «Клиника профессора Болотовского». И другая, поменьше — «Клиника: третий этаж»… Зрасьте, я к профессору. Нервишки у меня, знаете ли… — А профессор, голубчик, занят. Вас примет его ассистент Паук. Как вас представить? — Скажите, пришел Урод. — Очч, оч-ч приятно, господин Урод.
      Я взялся за ручку двери… заскрипела пружина. И я вошел в подъезд. Ступеньки… почтовые ящики… Двое мужчин в штатском, еще двое в бронежилетах и шлемах…
      — Третий этаж, — сказал мне мужчина в штатском.
      — Знаю, — ответил я.
      Ступеньки… Удачи — шепот в спину… ступеньки. Пятьдесят две ступеньки широкой просторной лестницы. Площадка третьего этажа. Стальная дверь с телекамерой и сияющей табличкой: «Клиника профессора Болотовского». Камера смотрела сверху сине-фиолетовым зрачком, белым от ненависти сетчатым паучьим глазом…
      Паук растопырил мохнатые мускулистые лапы, прильнул к микроскопу и стал пристально изучать урода. Как там называется наука, изучающая уродства?
      Кажется — тератология…
      — Раздевайся, — сказал Паук Уроду.
      И я начал раздеваться. Наверно, это выглядело дико: взрослый человек раздевается посреди лестничной площадки, складывает на пол одежду.
      — Штаны тоже снимай.
      Я пожал плечами и снял джинсы. Теперь я остался в трусах, носках и часах — гардеробчик!…
      — Сейчас я открою дверь, — сказал Паук в переговорное устройство. — Если вдруг у ментов есть какие-то сюрпризы… ты умрешь первым. Понял, тупоголовый?
      Я кивнул… щелкнул замок, я распахнул дверь.
 

***

 
      Я распахнул дверь. На меня глядели глаза, на меня глядели стволы.
      — Быстро! Быстро дверь закрывай, урод…
      Я вошел и закрыл дверь. Щелкнул замок.
      — Стой на месте, — сказал человек в маске мертвеца. Он направлял мне в живот обрез двустволки. Нас разделяло метра три. И еще стволы, и натянутая в несколько рядов проволока — растяжки! За спиной человека в маске стояла обнаженная женщина. Она была привязана за руки — как распята! Еще пятеро заложников лежали на полу. У всех на голове — наволочки.
      В глубине помещения стоял человек с собачьей головой. В правой руке — ТТ. Третий террорист в маске гориллы был вооружен револьвером.
      — Я Паук, — сказал человек в маске мертвеца. — Я буду говорить. Мы, Усыновленные Дьяволом, бросили вызов государству и человечеству. Наш товарищ находится в тюрьме.
      — Он совершил преступление? спросил я.
      — А что такое преступление, англ?
      В вашем ханжеском мире всякий свободный человек объявляется преступником. Так, урод?
      — Э-э…
      — Заткнись! Тебя никто не спрашивает. Мы, Усыновленные Дьяволом, не подчиняемся законам вашего продажного мира. Мы создаем свой мир и свои законы. Мы вышли из мрака ночи и уйдем во мрак. Наш путь орошен кровью и освещен отблеском пожаров.
      …Сзади, из-за спины Паука, на меня смотрели широко распахнутые глаза женщины. В них был ужас. А Паук нес свою ахинею и не мог остановиться. Он размахивал обрезом и вещал… крутилась кассета в диктофоне, я с заинтересованным видом кивал головой.
      — Но сейчас, — сказал Паук, — когда наш товарищ, наш соратник, сидит в тюрьме, наша главная задача — освободить его. Мы, Усыновленные Дьяволом, выдвинули властям требования: немедленно освободить его, выплатить нам компенсацию в размере миллиона долларов и предоставить нам большую птицу.
      — Большую птицу?
      — Вертолет, тупица… геликоптер. Понял?
      — О да… я понял: А куда, мистер Паук, вы намерены лететь?
      — Усыновленные Дьяволом полетят на Запад!
      Да, подумал я, вы там очень нужны.
      Вас там ждут не дождутся.
      — На Запад! В Скандинавию. Туда, где смыкается черный круг и высится эзотерический утес. И черное солнце встает из ледяной глубины океана…
      — Вы очень интересно говорите. На Западе вы будете иметь большой успех.
      Ты ничего не понял, червь… Ты паскудный британский червь. Пошел вон, слизняк. И передай ментам, что через тридцать минут я отрежу бабенке голову… Да, сам оставайся с ментами.
      Еще можешь понадобиться. Теперь — иди.
 

***

 
      Я одевался на лестнице. И видел глаза женщины, наполненные ужасом.
      И слышал бред про эзотерический утес.
      Все происходящее казалось ложью, дешевой голливудской поделкой про маньяков. Но глаза смотрели и голос звучал. Скалилась маска мертвеца…
      Я оделся, набросил «натовку» на плечи и спустился вниз по пятидесяти двум ступенькам широкой старинной лестницы. Я шел вниз, но казалось — карабкаюсь вверх. Было очень тяжело… Утес, говоришь, эзотерический?
      Я пересек двор, прошел тоннелем арки и вышел к автобусу.
      — Ну что, Андрей? — спросил меня переговорщик.
      — Худо… Паук обещает через тридцать минут отрезать заложнице голову.
      И я не берусь утверждать, что он блефует. Он — псих.
      — Что относительно растяжек? спросил «градовец».
      — Полно. Приемную, во всяком случае, они полностью опутали: и у входа, и на окнах. Думаю, что штурм совершенно неуместен.
      — Оружие?
      — Я видел револьвер, ТТ и обрез двустволки. Но главную опасность представляют они сами по себе. Вот! — Я положил на столик диктофон, перемотал и включил воспроизведение.
      "Мы, темные братья Мрака, выковали наши мечи на могильных холмах…
      Мы разожгли черное пламя ненависти и космического ужаса. Мы — воины Сатаны, пожиратели трупов…"
      — Что это за бред? спросил кто-то.
      — Это заявление для прессы, — ответил я.
      Переговорщик покачал головой:
      — Они деградируют на глазах. Начинали-то ведь по-другому, разумно и, я бы сказал, обдуманно.
      — Вошли в образ, — заметил один из чиновников.
      — Да нет, он совершенно искренен и сам верит в то, что говорит, — ответил переговорщик. — Он очень опасен.
      Вдали показался блеск «мигалок», и спустя минуту к «пазику» подъехал темносиний «Вольво-850». Следом катил бронированный инкассаторский автомобиль.
      «Вольвуха», видимо, принадлежала какому-то уж очень большому начальнику…
      Я решил так по виду наших чиновников, по выражению их лип, и — грешный человек — я подумал, что нет в природе гармонии, нет. Мы только считаем, что все продумано, гармонично и в высшей степени совершенно… Это, однако же, не так.
      Ежели бы природа стремилась к совершенству, у чиновников обязательно были бы хвосты! Возможно, лохматые, собачьи, или лысые, как у крысы… не важно. Но обязательно были бы! Потому что хвостом гораздо проще демонстрировать свой административный восторг при вице чиновника рангом выше себя. А поджимая хвост, хорошо показывать, что ты признаешь отдельные недостатки… При выходе на пенсию (я бы даже сказал: на заслуженный отдых) или в качестве наказания хвост можно купировать.
      Но нет хвостов, нет! Природа несовершенна, говорю я скорбно.
      — Вице! — прошелестел шепоток среди наших чиновников. — Вице-губернатор… Александр Петрович.
      Вице— губернатор поднялся в салон автобуса, поздоровался, присел у столика.
      Валерий Вячеславович взялся доложить ситуацию. Сделал он это, надо сказать, умело и естественно, демонстрируя высокий класс чиновничьего высшего пилотажа.
      Ежели не знать реального расклада сил, то получалось так, что именно Валерий Вячеславович здесь, на месте, руководит всей операцией и именно под его мудрым руководством удалось провести разведку с проникновением в помещение… Вот так!
      Вице— губернатор, однако, технологией чиновничьих раскладов (и докладов) тоже владел. После того как Валерий Вячеславович закончил, он задал вопрос Костину:
      — Кто ходил в клинику?
      Костин указал на меня.
      — Доложите, — сказал «вице», глядя мимо меня.
      Я доложил.
      — Черт знает что, — раздраженно сказал вице. — Неужели нельзя было найти настоящего журналиста?
      — Я тоже не игрушечный, — ответил я.
      Костин посмотрел на меня, как бы показывая глазами: не заводись, плюнь, — и быстро сказал:
      — Андрей Викторович — журналист.
      Директор известного Агентства «Золотая пуля», автор нескольких книг.
      — А-а… тот самый, — сказал «вице».
      И чиновники потупились: да, дескать, тот самый… вот с кем общаться приходиться. А что поделаешь? Но мы не виноваты — это чекисты его притащили. — А почему именно вы ходили к террористам? — спросил «вице».
      — Так сложились обстоятельства, Александр Петрович.
      — Обстоятельства создаются людьми, — ответил он. — Их действиями или бездействием. Впрочем, сейчас меня интересует совершенно конкретный вопрос: ваше личное впечатление от общения с негодяями… Возможно, даже хорошо, что в клинику ходили именно вы — литератор. Тут очень важен некий внутренний настрой… умение не столько анализировать, сколько чувствовать. Верно?
      Я пожал плечами: возможно. Высказался в том духе, что ребятки вконец отмороженные… «Прирожденные убийцы». Тут и чувствовать особенно нечего.
      И в самое ближайшее время мы можем получить голову одной из заложниц.
      — Звоните, — раздраженно буркнул «вице». — Деньги я привез.
      Переговорщик набрал номер. В автобусе стало очень тихо, и только из динамика лились гудки… один, другой, третий.
      — Да, — отозвался Паук.
      — Мы привезли деньги. Слышишь меня, Паук?
      — Всю… сумму? Миллион баксов?
      Переговорщик посмотрел на вице-губернатора. Тот показал глазами: да, всю сумму.
      — Да, Паук, всю сумму, один миллион долларов. Как видишь, мы держим слово.
      — Пока я ничего не вижу: ни денег, ни вертолета, ни своего темного брата.
      — Деньги мы можем доставить тебе прямо сейчас.
      — Я перезвоню через пять минут, — ответил Паук и отключился.
      Стало тихо. Я спустился на нижнюю ступеньку, закурил. Рядом стоял бронированный уродливый инкассаторский автомобиль. В его стальном чреве лежал миллион долларов. Цифра, был убежден я, не случайна — именно миллион ребятишки хотели получить за уран. Не вышло… теперь они вновь пытаются овладеть столь желанным миллионом. Интересно, зачем Усыновленным Дьяволом деньги? Зачем презренные бумажки темным братьям, владеющим эзотерическими знаниями?
      Скорее всего — на нар коту… Сколько доз героина можно купить на Западе за миллион? Черт его знает. Ясно одно — много. Вот и вся эзотерика.
      Зазвонил телефон, и я вернулся в салон.
      — Паук говорит, — возвестил динамик.
      — Слушаю тебя, Паук.
      — Несите деньги… Английский слизняк еще не ушел?
      — Журналист? — переспросил переговорщик.
      — Британский буржуазный писака, кусок дерьма… не ушел?
      — Нет, — ответил переговорщик. — Он здесь.
      — Вот он и принесет бабки.
      — Видишь ли, Паук… деньги должен передать официальный представитель Центробанка России. Такова процедура.
      — Ты, урод, будешь ставить мне условия? — спросил Паук зловеще.
      — Разумеется, нет, — ответил переговорщик, — всегда можно найти компромисс, верно, Паук? Мы готовы передать деньги любым способом, но и вы должны продемонстрировать волю к диалогу, отпустив женщин.
      — Бабки! Вертолет! Освобождение нашего брата! Потом — разговор о заложниках. Понял?
      — Я должен поговорить с английским журналистом… возможно, он не захочет…
      — А его, слизняка, никто и не спрашивает! — заревел Паук. — Если через десять минут этот урод не принесет нам наш миллион — я режу голову бабенке. Все!
      Пошли гудки отбоя.
      — Вот результат вашего либерализма и мягкотелости, — веско сказал переговорщику Валерий Вячеславович, украдкой поглядывая на вице-губернатора. — Теперь не вы, а они навязывают вам решения.
      — Почему «теперь»? — пожал плечами переговорщик. — С самого начала террорист всегда находится в выигрышных условиях, у него в руках козыри — жизнь заложников.
      — Если, — продолжал настаивать Валерий Вячеславович, — сразу жестко и бескомпромиссно дать понять преступникам, что ни о каких переговорах не может быть и речи, то они сами сдадутся… дабы не отягощать свою участь.
      Офицеры ФСБ переглянулись. Довольно-таки скептически. Внезапно раздался голос Александра Петровича:
      — Возможно, мне стоит переговорить с этим… Пауком?
      — Александр Петрович, — сказал Валерий Вячеславович, — я думаю, делать этого нельзя. Это может нанести непоправимый вред.
      — Чему это может нанести вред?
      — Вашему авторитету, — негромко (но все услышали) сказал чиновник.
      — Александр Петрович, — сказал другой. — Наверное, в этой ситуации стоит проявить… э-э… разумную осторожность.
      Дело— то может получить неожиданную интерпретацию и (чиновник сбоку посмотрел на меня) раздуто прессой. Вы вспомните девяносто пятый год, переговоры Виктора Степановича Черномырдина с Шамилем Басаевым…
      — Я помню.
      — Ведь сколько грязи вылили на Виктора Степановича потом. Всю жизнь не отмоешься!
      Валерий Вячеславович кашлянул в кулак и поддержал своего коллегу:
      — Действительно. Да и сам стиль общения этого Паука совершенно недопустим. Он позволяет себе оскорбления.
      Политику вашего уровня непозволительно выслушивать подобные заявления об…
      — Хватит, — оборвал вице-губернатор. Чиновник замолчал. Александр Петрович обратился к переговорщику: Скажите, мое обращение могло бы сыграть положительную роль?
      — Нет, — твердо ответил переговорщик. — К сожалению, Александр Петрович, в нашем случае — нет.