Рассказывает Зураб Гвичия

 
       «Гвичия Зураб Иосифович, 41 год. Бывший офицер-десантник, выпускник Высшего Рязанского десантного училища, участник боевых действии в Афганистане в 1983-86 гг. После увольнения в запас работал в службе безопасности фирмы „Транс Бизнес Лимитед“.
       В «Золотой пуле» — с 1998 года. Сотрудник отдела расследований. Овладел необходимыми навыками журналистской работы. Не раз обеспечивал силовое прикрытие сотрудников Агентства. Дисциплинирован, коммуникабелен, дружелюбен, отношения в коллективе со всеми без исключения хорошие. Женат четвертым браком…»
       Из служебной характеристики
 
      …И вот тут начался спектакль.
      — Подсудимый Усманов, у вас есть ходатайства? — седовласый судья Жданько равнодушно глянул поверх очков туда, где за решеткой сидели скованные одной цепью семеро членов «банды Скоморохова».
      Мой бывший боевой товарищ поднялся, обвел зал мутным взглядом и пророкотал:
      — Мин урысча белмим! Минга переводчик киряк!
      По залу пронесся гул недоумения. «Скомороховцы» во главе с главарем-депутатом оскалили зубы.
      Мгновенно подскочил с места вертлявый адвокатишко:
      — Ваша честь, мой подзащитный Марат Усманов по паспорту — татарин, он недостаточно хорошо владеет русским языком, ему требуется переводчик…
      Слова его потонули в раскатах хохота. Я тоже не смог сдержать улыбки — Марат в своем репертуаре. Своими розыгрышами он доводил до белого каления весь полк. Как-то перед Новым годом позвонил в штаб и объяснил пропойце-замполиту на ломаном русском, что Баграм занят воинами Аллаха, все командование дивизии приняло ислам, остался только один неверный — он, замполит… За эту шутку Марата едва не отдали под трибунал. И то правда — шути, да знай меру.
      — Ага, — устало-иронично посмотрел в зал судья Жданько. — Выходит, господин Усманов, закончив Высшее Рязанское десантное училище и отслужив десять лет в советских вооруженных силах, так и не выучил русский язык? Как же вы получили звание майора, Усманов?.. Вы, видимо, надеетесь затянуть процесс до бесконечности… Скажу сразу — не выйдет.
      Марат приложил руку к груди и пламенно воскликнул:
      — Хаерле судьялар! Менин сезге аитасе бергенэ бар: сектэм мин сезнэ аузэне!
      В зале ни один человек не знал татарского, но каждый понял, что подсудимый послал судью с заседателями куда-то очень-очень далеко.
      Наконец Марат увидел меня. В глазах его вспыхнули молнии…
 

***

 
      Я не хотел с ним встречаться. Я знал, что тот Марат — отчаянный жизнелюб и весельчак — остался где-то далеко, в чужой стране. В Питере нас было полтора десятка. Благодаря Киру — Кириллу Потапову — мы изредка собирались вместе. Два года назад нас стало еще меньше. Погиб Костя Пирогов, парень, которого я когда-то вытащил из горящего Ми-8. Пропал без вести в Псковской области Вася Сомов. Поехал проведать семью — и не вернулся… Марат ни разу не участвовал в наших застольях. У него была другая жизнь. Услышав о том, чем он занимается, я сперва не поверил. Но как-то увидел Марата в «Астории» вместе с депутатом Юрием Скомороховым, в окружении быковатых молодцев. Марат заметил меня, но не подошел. Я тоже сделал вид, что мы не знакомы. Из газет я узнал, что Марат стал помощником Скоморохова, а потом вместе со своим боссом оказался в «Крестах»… Вот тогда я поверил. Окончательно поверил.
      У меня и в мыслях не было с ним встречаться. Но нашей «Явке с повинной» в очередной раз потребовалась сенсация. И Спозараннику пришла в голову гениальная идея: «А пусть Зураб Иосифович сделает интервью со своим однополчанином!»
      Прокурорская следачка долго и недоуменно изучала бумагу, подписанную Обнорским, расспрашивала — кто я да зачем мне это надо, выбегала советоваться с начальством… И наконец с улыбкой извинилась: мол, никак, Зураб Иосифович, невозможно! Тогда я обратился к адвокатам Марата и передал свою просьбу. Марат захотел увидеть меня лично.
 

***

 
      В глазах его вспыхнули молнии.
      И Марат закричал:
      — Амира, магара буру ва чапан-о пайда ку. Вей хамрайят кумак хагад кярд!
      Я готов был поклясться: ни один человек не понял, что Марат перешел с родного татарского на чужой дарийский. Ни один, кроме меня. Собственно, только ко мне, ко мне одному, он и обращался.
      «Князь, пойди в пещеру и найди там чабана. Он тебе поможет», — вот что сказал мне Марат.
      — Все, Усманов, хватит паясничать, — поморщился судья Жданько. — Заседание перенесем на ноябрь. Будем надеяться, что подсудимый вспомнит к тому времени родной язык.
      — Амира! Магара! Чапан-о! — крикнул Марат, прежде чем его увели. А я сидел как контуженный… как будто рядом разорвалась мина. Осколки прошелестели, но в голове остался назойливый однообразный звон.
 

***

 
      Увы, мой боевой товарищ все-таки тронулся. Марат не разыгрывал спектакль — у него действительно поехала крыша. Как он сказал? «Пойди в пещеру и найди чабана…» Ага. И скажи чабану, что его заблудшая овца уже никогда не вернется в стадо — она совсем-совсем плохая стала… Вах! Бред какой-то.
      — Зураб Иосифович. — Строгий голос бесшумно вошедшего в кабинет Спозаранника отвлек меня от грустных мыслей. — Как у нас движется дело с поиском пропавшего Чижика-Пыжика?
      — Плохо движется, Глеб Егорович, — вздохнул я. — Тридцать скупок цветного металла обошел — нет нашей птички! Птичка-птичка, птичка-нэвеличка…
      — А что с интервью?
      — Не будет интервью, Глеб Егорович.
      В нескольких словах я пересказал Спозараннику то, что случилось с моим товарищем. Детали и эмоции я опустил.
      Спозаранник задумался.
      — Вы уверены, что правильно его поняли, Зураб Иосифович?
      — Да куда уж правильней…
      — Печально, — вздохнул Глеб, покидая кабинет.
      В курилке весело болтали Завгородняя и Железняк. Обе улыбнулись мне, не прерывая свою трепотню.
      — В «Фишке» — там топота одна, — увлеченно рассказывала Света, — андеграунд, злачное место. Я ему говорю: куда угодно, только не в «Фишку»! Уж лучше в «Манихани» или в «Пещеру»…
      Я так и застыл с зажигалкой. Огонек зажигалки трепетал как душа грешника.
      — Вах, Светик, что ты сказала, да?
      Обе девушки уставились на меня с изумлением и некоторой опаской. Зажигалка нагрелась, обожгла руку… Я чертыхнулся и повторил вопрос:
      — Ты сказала — «Пещера»? «Пещера», да?
      — Ну да, Зураб, — усмехнулась Завгородняя. — Странно, что ты не знаешь об этом клубе — очень прикольное место, тусовочное.
      — Света, — приложил я руку к сердцу, — обещай, что ты сегодня же разделишь со мной радость от посещения этого замечательного клуба!
      Завгородняя фыркнула.
      — Князь, извини, не могу разделить твою радость — иду в другое место. Но показать тебе, где «Пещера», — запросто… Что это ты вдруг заинтересовался?
      — Спецзадание, — уклончиво ответил я.
 

***

 
      Без Светы я бы и правда не нашел эту «Пещеру». Вроде бы она в центре города, недалеко от Лиговки. Но попробуй догадайся, что этот фешенебельный модный клуб находится за железной дверью внутри поросшего сорняками земляного холма. Кажется, там было когда-то бомбоубежище… Потом — бомжеубежище, потом — клуб. Все логично и исторически корректно.
      Я выпил уже вторую бутылочку пива «Миллер» и сел от барной стойки ближе к танцполу, за свободный столик.
      — Дай мобильник, пожалуйста, маме позвонить, — подбежала ко мне фигуристая красноволосая девочка лет пятнадцати с пирсингом в носу. Подняла на меня глаза и восхищенно присвистнула: — Баскетболист?
      — Почти, — улыбнулся я, протягивая свой «Эрикссон».
      — Я Настя, — сказала девочка.
      — Я Зураб.
      — Можно, с тобой посижу? Я сейчас, мигом.
      Крошка убежала с моим мобильником.
      Я вдруг подумал, что всегда испытывал неприязнь к герою набоковской «Лолиты». Но, наверное, наступает возраст, когда этот парень становится тебе как никогда понятен.
      — Спасибо, — прыгнула в кресло рядом со мной Настя. И вновь уставилась на меня восхищенным взглядом.
      Стоп…
      При виде тебя, детка, я вспоминаю свою дочь Лауру и ее подруг…
      — Ты откуда приехал, Зураб?
      — Из Грузии.
      — А почему один?
      Я пожал плечами.
      — Возьми мне «Мартини».
      Я подумал, что не разорюсь…
      Настя, покачиваясь под музыку, прислонилась головой к моей груди. Малышка, хоть я и вспоминаю про свою дочь, но ведь ты — не она, правда? Ты с маленькими упругими грудками, с узкими плечиками, с маленьким крепким тельцем, с дурацким пирсингом в носу — о, как дядя Зураб разволновался, да? А это что? Видеокамера, возле прожектора, над танцполом. Еще одна…
      — Кацо! — скомандовал кто-то.
      Я повернул голову.
      Два круглолицых румяных крепыша в черных костюмах, похожие, как близнецы. Чуть поодаль — смуглый худой брюнет с вдавленными глазами.
      — Наш клуб — частная территория, и вам может быть отказано в праве присутствовать здесь без объяснения причин, — отчеканил один крепыш.
      — Так что съебывай, — добавил другой.
      Я помог Насте сойти с танцпола и внимательно вгляделся в охранников.
      — Если нетрудно, назовите хоть одну причину…
      — Здесь не место журналистам, особенно тем, кто работает в «Золотой пуле».
      — Почему вы решили, что я оттуда?
      — Догадайся.
      Мобильник — «позвонить маме»… Пробивка через GSM — «Эрикссон» зарегистрирован на «Золотую пулю».
      Неплохо у них дело поставлено. Я оглянулся — Насти рядом уже не было… Да, совсем неплохо дело у них поставлено.
      — Правильно мыслите, — подтвердил первый крепыш. — Рекомендуем вам освободить помещение.
      — Иначе говоря, пиздуй отсюда, — добавил второй.
      Смуглый и худой молчал.
      Я осторожно кивнул, приподнял руки и повернулся ко второму крепышу:
      — Извините, да?
      — Ну что еще? — презрительно скривил губы тот.
      — У вас соринка…
      Сжав двумя пальцами нос охранника, я произвел еле заметный финт. Крепыш влетел лбом в барную стойку и огласил помещение визгливыми матюгами. Его товарищ быстро сунул руку под пиджак… Определенно, не за сигаретами или визиткой. В принципе, у меня была целая секунда или полторы, чтобы его уработать. Но не за этим же я сюда пришел.
      — Мне нужен Чабан, — сказал я. — А меня зовут Князь.
      — Так бы сразу и говорил, — еле заметно улыбнулся третий, тот, что с вдавленными глазами.
      — Почему ты сразу не сказал мне, что пришел от Марата? — спросил меня Чабан в своем кабинете.
      Я пожал плечами:
      — Хотел сперва присмотреться.
      Чабан на первый взгляд казался тщедушным — килограммов пятьдесят живого веса. Но я-то видел, что он свит из одних узлов и жил. Я подумал, что в драке он опасен. Очень опасен.
      А выправка военная… Наверняка за плечами — ГРУ. Алжир, Йемен, Афган, Абхазия? Скулы азиатские. Смуглый до черноты. Но по-русски говорит без акцента.
      Чабан поймал мой взгляд и усмехнулся:
      — Пойдешь к нам на службу? Поучишь для начала уму-разуму бестолочей-охранников. Рекомендация Марата для меня много значит. Материальные вопросы решим вмиг.
      Я покачал головой:
      — Нет, дорогой. У меня совсем другая работа.
      Чабан кивнул: понимаю, мол, и не настаиваю.
      Стена его кабинета была уставлена мониторами.
      Чабан пощелкал одним из пультов. На самом большом мониторе я увидел верзилу в расстегнутой белой рубахе, с цепью на мохнатой груди. Рядом с ним — юная смазливая девица. Бог мой, это же мы с Настей! Вот мы танцуем, вот ко мне подходят два крепыша, чуть поодаль стоит Чабан…
      Он улыбнулся (опять едва-едва):
      — Завтра Марата переводят в больницу Газа. Приходи в полночь к Александро— Невской Лавре. Тебя будет ждать черный джип «Мицубиси». Не бери с собой никаких документов. И оружия тоже не бери, не надо.
      — А диктофон можно?
      Подумав, он кивнул.
      Охранники проводили меня настороженными взглядами… Почему-то я им не понравился. Странно. Охранники — люди нежные и ранимые. Но и я тоже — беззащитный и трепетный, как юный тюльпан под порывами ветра. Почему же я им не понравился? Нехорошо, да?
      В джипе сидели двое. Разговаривать со мной они не стали. Без лишних слов протянули «корочки» на имя некоего Хасанова, члена городской коллегии адвокатов. Когда мы подъехали к больнице, я сунул эти «корочки» в окошко на КПП. Наверное, то была перестраховка, потому что паспорт у меня никто не спрашивал.
      Я шагнул в темный коридор больницы, и дверь сзади меня захлопнулась. Вдали еле-еле мигала лампочка. Стоило мне сделать несколько осторожных шагов вдоль стены, как вдруг что-то твердое ткнулось в мою спину. Я медленно поднял руки. Меня затолкали в дверь кабинета. Зажглась настольная лампа, и я услышал чей-то хохот. Марат, одетый в спортивный костюм, держал в руке шариковую ручку, которой только что тыкал мне в спину, и хохотал громко и раскатисто. В кабинете не было никого, кроме нас двоих. На столе — раздолбанный компьютер и куча папок, в углу сейф, на стене портрет Путина. Неплохо живут зеки — распоряжаются начальственными кабинетами…
      Мы обнялись… мы обнялись, и что-то между нами произошло.
      — Князь, старый черт! Совсем не изменился…
      — Да и тебя, старина, годы не берут. Что делаешь в больнице?
      — Отдыхаю от «Крестов». Хотя и там тоже на условия грех жаловаться. Хочешь чаю?
      Он набрал на телефоне три цифры, распорядился — и тут же в кабинете неслышно появился цирик с электрочайником.
      Марат шумно прихлебывал из жестяной кружки, хитро поглядывая на меня.
      — Что тебя привело ко мне, Князь?
      — Работа… Тебе передали, что мне нужно интервью?
      — Передали. Один только вопрос, Зураб. Почему ты не нашел меня раньше? Два, три, пять лет назад? Почему ты не подошел ко мне тогда, в «Астории»?
      Я медленно закурил. А почему, действительно, я не подошел тогда?
      — Ты не обращался ко мне, потому что мы были по разные стороны баррикад, да? Ведь ваша контора — ментовская?
      Я молчал.
      — А что сейчас изменилось, Князь? — Марат по-прежнему улыбался, но во взгляде его было что-то холодно-жутковатое. — Ты решил, Князь, что я уже не жилец, что меня можно использовать по полной программе? Слепить матерьяльчик на стоху баксов?
      Я не знаю, как это произошло, но… что-то щелкнуло в голове, как щелкает ударник задетой растяжки, и я бросился на Марата. Мы опрокинули чайник, рассыпали стопку бумаг, уронили лампу. Я почувствовал на своем горле стальные пальцы. Видимо, придется ответить тем же… После моего ответного захвата глаза Марата налились кровью.
      В кабинет вбежал цирик, но Марат прохрипел ему: «Вон!» — и тот моментально исчез. Сквозняк гнал по полу листы бумаги.
      Я ослабил хватку. Марат откашлялся, глотнул чаю и усмехнулся:
      — Ты в хорошей форме, Зураб!.. А вот я уже не тот.
      Я повернулся к окну. Больничный двор был едва-едва освещен одиноким фонарем. Где-то лаяли собаки.
      — Презираешь меня, Зураб? — в голосе его звучала укоризна. — Презираешь криминальных авторитетов, урок, бандосов? Забыл, как нам с тобой приходилось убивать? Или ты считаешь, что на войне — можно? А какая, в сущности, разница…
      — Я пойду, да?
      — Подожди, Князь. Прости меня. Я не дам тебе сейчас интервью, но я скажу тебе одну очень интересную вещь. К убийству Каценельсона никто из нас не имеет отношения. Ни Скоморохов, ни я, ни все остальные члены нашей так называемой ОПГ.
      Я не смог сдержать удивления:
      — А как насчет остальных девяти убийств и пяти покушений?
      — Не хочу о них говорить. Я говорю только о Каценельсоне. Помнишь? Он был застрелен на улице. Глухарь. Насколько я знаю, ребята из УБОПа кое-что распутали. Обычный разбой. Вроде вышли на след. Но почему-то дело застопорилось. Мало того, следачку Петриченко уволили из прокуратуры. И присоединили это убийство к нашему делу. Оказывается, у покойного Каценельсона и Юрия Палыча Скоморохова был конфликт бизнес-интересов. На одежде Каценельсона обнаружили — представь себе! — мои отпечатки. И отпечатки Лазуткина. Можешь поверить, чтобы мы вдвоем его пристрелили из одной «тэтэхи» и оставили там свои пальцы? И чтобы Скоморохов это организовал? А ствол, кстати, так и не нашли.
      — Ты хочешь, чтобы я об этом написал, Марат?
      — Я хочу, чтобы ты выяснил, кому и зачем понадобилось на нас вешать лишний труп. А после этого я дам тебе интервью. Любое. Какое хочешь.
 

***

 
      Прямо в коридоре Агентства на шею мне бросилась незнакомая юная блондинка и в тихом ужасе закричала:
      — Зачем ты сюда пришел?
      Господи, кого только не заносит в нашу «Золотую пулю»! А девочка, кстати, ничего…
      — Зачем пришел? Соскучился, если ты меня ни с кем не перепутала, родная, — улыбнулся я и попытался чуть отстранить ее.
      Но незнакомка силой затащила меня в бухгалтерию.
      — Тебе не надо сюда приходить, понимаешь? — со слезами прокричала она. — Не надо!.. — И вдруг припала прямо к моим губам. Обалдев, я машинально ответил на поцелуй… Господи, как мне избавиться от этой нимфоманки?
      — Стоп, снято! — воскликнул из угла усатый здоровяк в очках, в котором я узнал режиссера Худокормова. Только сейчас я заметил, что свет в бухгалтерии слишком яркий, что прямо у окна — камера, возле которой суетится оператор.
      Худокормов хлопнул меня по плечу:
      — Отлично, Ашот! Только будь пораскованней. Ведь Жора Армавирский — хозяин жизни, он считает, что ему все дозволено. Захотел — явился прямо на работу к своей девушке, без предупреждения. Жлоб такой, интеллигентствующий жлоб! И при озвучании добавь немного южного акцента.
      Я едва не задохнулся от такой наглости.
      — Какого акцента, да? Какой я вам Ашот? — Я, конечно, мог бы сказать больше, но — женщины кругом.
      — Вот-вот, отлично! — захлопал режиссер в ладоши.
      — Ой! — всплеснула руками девушка. — Ян Геннадьевич, это ведь не Капланян! Это Зураб — он здесь работает, в Агентстве!
      — Вы смерти моей хотите! — вздохнул здоровяк. — А куда запропастился Капланян? Извините, батенька, — снова похлопал он меня по плечу. — Если не найдем Ашота — вас будем снимать в роли Армавирского.
      …В свое время я был расстроен, когда Обнорский забраковал мою новеллу. Моего героя — журналиста Резо — вообще пришлось вычеркнуть из сценария. Но, оказывается, я вполне могу сойти за Армавирского! Может, податься в актеры? Вот Соболин уже вовсю у них снимается…
      Обнорский и Спозаранник внимательно выслушали мой рассказ о встрече с Усмановым.
      — Завязываем, — нахмурился шеф. — Даже если все правда, даже если повесили на них лишний глухарь, что с того? Трупом больше, трупом меньше… Почему мы должны из-за этого рыть землю? Согласен, Зураб?
      Я молча кивнул. Я думал точно так же, как Обнорский. Вот только для него Марат Усманов был одним из многочисленных героев криминальной хроники. А для меня… Я ничего не сказал, я просто кивнул.
      Я выслушал очередную порцию наставлений педанта Спозаранника. Я договорился с кем-то о встрече. Я бегал по коридору, натыкался на съемочную группу, шутил, познакомился с Капланяном и еще с несколькими актерами. А поздно вечером зачем-то залез в архив наших сводок и нашел через «ищейку» все, что у нас было про убийство Юрия Каценельсона — генерального директора НПО «Водопад».
      Труп бизнесмена обнаружили полтора года назад, возле его дома. По первоначальной версии, Каценельсон оказал сопротивление уличным грабителям и получил две пули — в легкое и в живот. На месте происшествия преступники обронили мобильник. Но почему-то дело забуксовало. Дважды прекращалось, потом снова возобновлялось. А полгода назад обвинение в убийстве Каценельсона предъявили членам банды Скоморохова, уже давно арестованным по другим делам.
      Почему бы и нет? Поработали с распечаткой мобильника, вышли на «скомороховцев», собрали доказательную базу… Скорее всего, так и было. У Марата поехала крыша. От пролитой крови.
      Я вышел из Агентства, зашел в бистро и взял сто граммов коньяку. Потом повторил дважды. Легче не стало.
 

***

 
      …Карабинов промокнул лысину платком и вздохнул:
      — Что, Гвичия? Пришел просить за дружка своего?
      — Так точно, товарищ полковник. Пожалуйста, выслушайте меня…
      Мне было что рассказать. О том, как Марат своими руками демонтировал люк, чтобы вызволить из БТРа закрывшегося изнутри механика. Этот парень-таджик решил не даться «духам» живым и зажал в обеих руках гранаты с выдернутыми чеками, но «духи» почему-то не тронули БТР… О том, как Марат разжимал механику сведенные судорогой пальцы… А еще я видел, как он, Марат, нещадно матерясь, под огнем вытащил ножом осколок из ноги солдата, прижег рану горящим порохом и остановил кровь…
      — Все знаю без тебя, Гвичия, — остановил меня Карабанов. И вдруг рявкнул: — А оружием торговать — это достойно советского офицера?
      — Так ведь не «духам» продал же — своим, из соседней части, товарищ полковник. Ребята попросили выручить — он и пошел навстречу…
      Карабанов помолчал минуту. Достал из-под стола грязную бутыль, порвал на клочки бумагу, плеснул в жестянку спирт и завороженно смотрел, как сгорает его последний шанс подвести Усманова под трибунал. Вылив остатки спирта в кружку и заглотив их, он устало произнес:
      — Иди, Гвичия. Пусть твой дружок тебе спасибо скажет…
      Это было в другой жизни. Мы были наивными. Мы были еще совсем наивными. Мы думали, что самое паскудное — это война…
 

***

 
      — Зураб! — услышал я нежный, но испуганный голос жены.
      Я стремительно сел в кровати и встряхнул головой.
      — Опять кричал, да? Извини, родная… Спи.
      На кухне налил холодного чаю, закурил. Нервы. Возраст. Уже пятый десяток. Но у меня есть теплая квартира. Есть любимая жена. Есть интересная работа. У Марата в ближайшие годы ничего подобного не будет.
      Но ведь он сам все это выбрал. Разве кто-то его заставлял?
      Хорошо бы посоветоваться с Шахом, но он запропал в Москве — рванул туда к своей зазнобе Тане. Счастливый… Влюбленный дурак.
      Я тихо оделся, накинул куртку, бесшумно покинул квартиру. Час ночи. Сырость, ветер, листопад… Остановил ржавую «шестерку». Молодой человек в очках за полтинник довез меня до «Пещеры».
      Сам не знаю, зачем я туда поехал. Ночные молодежные забавы — не для меня. Я вовсе не мечтал еще раз помериться силами с тамошними охранниками. Мне не нужен был Чабан. У меня не было никакого желания еще раз просить его о встрече с Маратом.
      Тебе просто нужна та рыжая малолетка, Зураб…
      Охранники были новые, незнакомые. Они не подали виду, что удивились хмурому высокому кавказцу, пришедшему с дождя. Вроде бы глубокая ночь — а молодежь веселится, танцует, хохочет… Я взял у стойки виски со льдом, присел на высокий стул — это место не просматривается видеокамерой. Сделать успел только пару глотков…
      — Зураб, — дернула меня за рукав Настя. — Ты не обижайся на меня!
      — Как можно? — улыбнулся я.
      — Ну вот и хорошо. У тебя есть презервативы?
      — А тебе есть восемнадцать?
      — Какой ты душный, — поморщилась девочка.
      — Чабан — твой отец?
      — Нет, он мой любовник. Бывший. Тебя это волнует? Дай сигарету.
      Мы вышли на улицу. Зашли под козырек, чтобы спрятаться от дождика. Сигареты вспыхивали как стоп-сигналы.
      — Тебе нужна помощь, Зураб?
      Я пожал плечами. Нужна ли мне помощь? Наверное…
      — Наверное. Но я не знаю, чем ты можешь мне помочь…
      — Зато я знаю. Рядом аптека, купим что надо… И зайдем к подруге.
      — Не говори глупости, девочка.
      — Смотри, Зураб, я пожалуюсь знакомым скинам! Они ненавидят хачиков.
      — Разве я хачик?
      — Конечно, хачик. Другого прозвища ты не заслуживаешь.
      — Тебя давно не пороли?
      — Давно!
      — Хочешь?
      — Хочу.
      — В другой раз.
      — Дурак…
      Вздохнув, я посмотрел вслед Насте и выбросил окурок.
 

***

 
      Домашний телефон бывшей следачки Ольги Петриченко найти оказалось несложно.
      Голос у нее был хриплый, прокуренный и нетрезвый, несмотря на утренний час.
      Знаю ваше Агентство, — рассмеялась она в трубку. — Что-то вы совсем перестали ловить мышей… Вот раньше читала вашу «Явку с повинной» от корки до корки…
      — Ольга Михайловна, — мягко произнес я, — говорят, что последним вашим делом в прокуратуре было убийство Каценельсона…
      — Ой-ой-о-о-ой! — издевательски протянула следачка. — Ой, куда вы забрались, ребята… Думаете, вы сильнее, чем Кроха? Наивные… Пинкертоны хреновы… Кроха всех переживет — и нас… и вас вместе с вашим Обнорским…
      — Какая кроха? — обалдел я.
      Следачка хрипло захохотала:
      — Мальчики… Девочки… Спите спокойно. И счастливых вам снов…
      Я ничего не понял и отправился покурить.
      — Жора, — обратился я к Зудинцеву. — Что за авторитет такой — Кроха, не слышал?
      — Ну ты даешь, Князь! — присвистнул опер. — Ха-ха! Кто ж не знает Михаила Никитича Крохоняткина!
      — А что он контролирует?
      — Он контролирует, к твоему сведению, областное управление юстиции. Первый зам начальника! Таких людей надо знать, Князь…
      Зудинцев ушел, а я почесал в затылке… Таких людей надо знать!
 

***

 
      Еще пару недель назад за уличными столиками возле пивной на Чайковского к вечеру не найти было места — здесь вовсю оттягивался личный состав УБОПа. А теперь столики пусты. Дышать осенним воздухом за кружкой пива предпочитают лишь несколько чудаков. Среди них — пенсионер, молодая парочка да мы с Шиллером. Шиллер — не поэт, а полковник УБОП.