Рассказывает Николай ПОВЗЛО

      «…В агентстве отвечает за политическую часть расследований. Обладает хорошими и давними связями в политических кругах города (во время учебы на философском факультете университета увлекся политикой: был „зеленым", членом „народного фронта", безуспешно баллотировался в народные депутаты СССР, В начале девяностых разочаровался в политике. Создал рекламное агентство, которое обанкротилось. Занялся журналистикой).
      Немногословен. Задумчив. По национальности украинец. От украинского во внешнем облике — только усы. Одеваетсястрого.
      Как руководитель излишне мягок по отношению к подчиненным. Философское образование сказывается в том, что, критикуя действия сотрудников, любит вспоминать Гегеля, Юнга и Платона, чем приводит сотрудников агентства в состояние легкого недоумения».
Из служебной характеристики

      Я собирался сходить перекусить, когда в дверях появился какой-то парнишка.
      — Вы — Николай Повзло, заместитель директора «Золотой пули»? — он, похоже, был уверен, что не ошибся. — Вам просили дать.
      Незнакомец — я даже не успел его толком запомнить — протянул большой конверт, который я машинально взял.
      — Простите, а кто…
      Но он уже быстро спускался вниз. Еще через несколько секунд хлопнула дверь в подъезд.
      Пришлось вернуться — интересно ведь, что это за таинственное послание. Конверт как конверт, чуть больше обычного. Ни — кому, ни — от кого.
      Я на всякий случай поднес конверт к лампе, но ничего подозрительного на просвет не обнаружил. Что ж, вскрытие покажет.
      Я оторвал край и вытащил три сложенных вдвое листа. На всякий случай заглянул внутрь. Нет, это все.
      На двух страницах были копии расписок, написанных от руки.

      «Я, Аксененко С. М., служебное удостоверение 435/281 Главного управления охраны, получил от президента ООО „Геракл" Подкопаева 25 000 (двадцать пять тысяч) долларов США (во второй расписке — 14 тысяч). Обязуюсь вернуть деньги до 30.12. В противном случае рассчитаюсь выполнением обязанностей, связанных с моей профессиональной деятельностью».
Число, подпись.

      Еще на одном листе в нескольких строках сообщалось, что майор Аксененко работает в системе госбезопасности с 1981 года, в начале девяностых в связи с реорганизацией КГБ перешел на работу в Главное управление охраны и с недавних пор совмещает госслужбу с выполнением деликатных услуг для коммерческих структур.
      Если все действительно так, как написано, то товарищ Аксененко совсем страх потерял. Стоит проверить, может получиться неплохой материальчик. Впрочем, сейчас московские газеты то и дело пишут о том, как крышуют господа офицеры.
      О подарке надо бы рассказать шефу. Я сунулся к нему в кабинет, но меня упредила Любочка, наш секретарь и администратор.
      — Обнорский будет после трех. У него сегодня лекция в университете.
      А! Я и забыл, что он передает опыт подрастающему поколению. Говорят, студентки от него в восторге.
      В конторе было почти пусто — все в разъездах. За столом у входа, уткнувшись в очередное произведение Обнорского, сидел наш новый охранник. Только дверь в кабинет нашего главного сыщика Спозаранника была открыта, и Глеб, как всегда в белой рубашке и при галстуке, с кем-то строго говорил по телефону.
      — Николай, ты мне нужен. — крикнул он мне, когда я проходил мимо. Войдя, я услышал только последнюю фразу:
      — Нет, это я не вам. А вы, если хотите что-нибудь сказать в свое оправдание, — заходите, мы вас выслушаем, — и Глеб положил трубку.
      — С кем это ты так?
      — Понимаешь, помощник прокурора районного с подследственных деньги вымогал за прекращение дел. Мне в РУБОПе эту тему слили. Вот собираюсь написать, а товарищ сопротивляется.
      — Странный он какой-то. Что еще новенького?
      — Новенькое — это у репортеров. А мы, ты же знаешь, пишем большие полотна.
      — Да кто ж не знает. По полгода над каждым работаете.
      — А ты как думал? Вон в прокуратуре по три го да дела висят. Расследования не терпят суеты. Кстати, насчет новенького. Хочешь, кое-что покажу? — Глеб извлек из стола и протянул мне страничку текста. — Прикинь, как круто! Прокурор получил на халяву квартиру от директора завода.
      Что-то в этой справке показалось мне подозрительно знакомым. Только я не сразу смог вспомнить, что именно.
      — Подожди… — наконец вспомнил я. — Так ведь я тебе сам эту справку еще год назад передал.
      — Да? — он выхватил у меня документ и стремительно спрятал в стол. — Ну ладно, тогда можешь идти.
      И на том спасибо. Глеб со своей таинственностью когда-нибудь перехитрит сам себя.
      — Я тебе тоже могу кое-что показать, — сказал я.
      — Давай, — оживился Спозаранник.
      — Нет, пожалуй, не буду.
      Я перебрался к себе в кабинет и, устроившись в кресле, вновь перечитал содержимое конверта. Все это, конечно, надо проверять. Но как? Звонить в Управление охраны и спрашивать, служит ли у них имярек такой-то? Бессмысленно. В лучшем случае ничего не скажут, а скорее всего, просто пошлют.
      С другой стороны, можно «пробить» телефончик этого самого «Геракла» и напрямую спросить товарища Подкопаева — чем ему так обязан господин офицер. Тем более что других вариантов вроде бы нет. Правда, колоть людей, как наш Глеб, я не могу — не получается. Наверное, не мой стиль. А сам Подкопаев ведь может и не сказать. И что, если об этом сразу же станет известно Аксененко?
      Нет, такой футбол нам не нужен… Хотя есть идея. Нормальные герои всегда идут в обход. Есть же Степа. Степан — хороший парень, вдобавок — помощник депутата из комитета по делам безопасности городского собрания. Пускай пнет своего народного избранника. Что тому стоит сделать пару звонков и доложить: существует ли в природе такой товарищ майор или нет. Если существует — будем думать дальше.
      Я набрал номер телефона. Степа, последний резерв ставки, как всегда, был на месте.
      — Старик, ты слышал, только что подписано распоряжение о досрочных выборах? — пошутил я для начала.
      — Ты что! — он все принял всерьез. — Кто подписал? Когда?
      — Можешь расслабиться. Шутка.
      — Ну у тебя и шутки с утра пораньше. Так и кондратий может схватить. Выборы — это же опять деньги искать, к банкирам идти, а они после кризиса знаешь как жмутся.
      — Ничего, работа у тебя такая. А что, взяток нынче не дают?
      — Какие взятки? Обижаешь. Никто даже и не предлагал.
      — Оправдываться будешь в милиции. — Пора сменить тему, решил я. — Дело есть. Ты ни куда не убегаешь? Тогда я подъеду.
      У Мариинского дворца — обители депутатов — полукругом стояла стайка бабушек под предводительством мужика с мегафоном, взывающих выпустить на волю их избранника, арестованного за развратные действия с несовершеннолетней прямо в своем депутатском кабинете. Время от времени, по команде мужика, они принимались нестройно голосить: «Топоров — лучший друг детей», но всякий раз заканчивали лозунгом «Президента — в отставку».
      Особенно мне понравилась надпись на картонке в руках одной сердобольной старушки: «Свободу узнику совести».
      В дворцовых коридорах царила обычная, никого ни к чему не обязывающая суета. В перерыве заседания депутаты толпились у стойки в столовой, но их лица не покидала печать заботы о благе народонаселения.
      Я вспомнил, как в советские времена здесь висел маленький плакатик с запретом выносить еду в прозрачных пакетах. Очевидно, чтобы не дразнить измученного дефицитом обывателя…
      В отсутствие босса Степа восседал в кресле за его массивным, старой работы столом, покрытым зеленым сукном. Рядом на тумбочке стояли четыре телефона, один из них даже с гербом.
      — А ты заматерел, — приветствовал я Степана и, не дожидаясь приглашения, сел на стул у стола. На столе были аккуратно разложены какие-то документы, а с краю возвышалась толстая пачка свежих газет.
      — Заматереешь тут, — Степа откинулся в кресле. — Пишу речь для начальника — будет выступать на комиссии по борьбе с преступностью. Вот, послушай, — он повернулся к монитору компьютера:
      «На сегодняшний день организованная преступность уже имеет своих представителей во всех эшелонах городской власти. Она контролирует ряд ключевых сфер бизнеса и пытается оказывать влияние на кадровые назначения…»
      — Ну как? — он вопросительно посмотрел на меня.
      — Сильно сказано. Только нынче это вроде бы уже не новость. — По-моему, он расстроился. — Ладно, не обижайся. Когда напишешь — покажи, может, подкину тебе что-нибудь любопытное из нашей базы. Не за просто так, конечно. Баш на баш. Тут такое дело. Твой хозяин может ведь поинтересоваться, работает ли в Управлении охраны один человек…
      — А тебе-то зачем? Собираешь секретные сведения?
      — Да, по заданию ЦРУ, — пришлось показать ему расписки.
      — О, я как раз сейчас делаю доклад по нарушениям законности работниками право охранительных органов. Можно это включить туда.
      — Погоди, пока еще нечего включать. Сперва надо все проверить.
      — Ладно, пиши, как там фамилия твоего майора. Начальник скоро будет, озадачу его.
      Я чиркнул на листочке фамилию, инициалы, звание Аксененко и, пожав Степе руку, отправился пить заслуженную чашку кофе с булочкой. Булочки в Мариинском очень аппетитные. Можно считать, что полдела сделано.
      В буфете рядом со столовой было почти пусто. Только за дальним столом несколько акул пера из числа постоянно освещающих перипетии тяжелой депутатской жизни внимательно слушали Жоржа. Жорж, круглолицый упитанный пацан, недавно заделался пресс-секретарем одного из депутатов и, без сомнения, был очень горд этим назначением. Но вообще-то он был прирожденным «бутербродным» журналистом. Несколько лет назад Жорик, которому не было тогда еще и пятнадцати, стал появляться на презентациях и пресс-конференциях. Он не пропускал ни одного мероприятия, заканчивающегося фуршетом или подарками для пишущей и снимающей братии. Запихивая за обе щеки бутерброды и тарталетки, он успевал между делом собирать угощения в большую сумку, прямо с тарелок вперемешку ссыпая в нее остатки со столов.
      Взяв кофе, я пристроился рядом с ним и, выждав паузу, невзначай поинтересовался, когда наверху начинается презентация.
      — Презентация? — встрепенулся Жорик. — Почему я не знаю? Надо посмотреть, — он выскочил из-за стола и убежал. Остальные тоже было засобирались, но мне пришлось их разочаровать: это была спецшутка для Жорика.
      Судя по припаркованной у нашего офиса навороченной «Ниве», Обнорский уже был в конторе. Когда я заглянул к нему в кабинет, он полулежал на диване, а на краешке его кресла примостилась длинноногая рыжая девица в коротенькой юбочке.
      Знакомая картина. Поклонницы шастали к Андрею чуть ли не каждый день — как же, модный писатель, известный журналист, в ореоле таинственности, — и, лежа на диване, шеф позволял себе пофилософствовать перед посетительницами или вспомнить, как выполнял интернациональный долг на Ближнем Востоке. Но эта, по-моему, была не в его вкусе.
      — Здорово, проходи, — увидев, что я собрался ретироваться, Обнорский привстал и представил меня гостье:
      — А это, Валя, мой заместитель, Коля Повзло. Очень хороший журналист.
      Приятно, черт побери, что начальство тебя ценит, но Валя на меня даже не взглянула. Полуоткрыв рот, она завороженно смотрела на Андрея.
      — А это, Николай, — Валентина Горностаева, студентка журфака, — я у них лекции читаю. Просится к нам на работу.
      Обнорский повернулся к гостье:
      — Валя, вы должны понять, что это очень тяжелая и ответственная работа. Может быть, совсем не такая, как вы себе представляете.
      — А пистолеты у вас выдают? — вдруг перебила Горностаева, закидывая ногу на ногу и поправляя юбку.
      Шеф осекся и даже несколько секунд собирался с мыслями. Мне, честно говоря, показалось, что девица малость того, и вроде бы он посмотрел на нее с сожалением.
      — Я должен вас разочаровать. Здесь нет ни какой романтики. Ни погонь по ночному городу, ни часов ожидания в засадах. Вместо этого вам днями придется сидеть в библиотеках, читая подшивки газет, и еще многому учиться.
      Девица закурила сигарету и сказала после некоторого раздумья:
      — Жаль, но я согласна.
      Ответила она так, будто сделала нам одолжение. А я-то думал, что она тащится оттого, что вот так запросто общается с самим(!) Обнорским.
      В общем, я не совсем понял, на что она согласна.
      — Ну что, Николай, попробуем? — утвердительно спросил у меня Андрей.
      Я молча пожал плечами. Попытка — не пытка. Тем более если шеф что-то решил — переубеждать его все равно бесполезно.
      — Хорошо, — оценив мое молчание как одобрение, подвел итог Обнорский. — Для начала мы вам можем предложить пройти у нас стажировку. Только, барышня, эту юбку вам придется сменить на что-нибудь более подходящее. У нас не ночной клуб. Забирай Валентину, введи в курс дела (это уже задание для меня).
      Вводить мне никому ничего не хотелось, даже длинноногой. Поэтому я решил сплавить ее Агеевой, даме опытной во всех отношениях, к тому же заведующей нашей аналитической службой. Пускай воспитывает подрастающее поколение.
      Марина Борисовна была на месте.
      — Принимайте пополнение, — уступив дорогу, я пропустил впереди себя в кабинет Валентину. Марина Борисовна пила кофе с каким-то субъектом с выпученными глазами в очках с тонкой оправой и черном костюме-тройке.
      — Вам задание шефа. Валя Горностаева будет у нас стажироваться. Познакомьтесь, расскажите ей, чем мы тут занимаемся.
      — Николай, вы же знаете, у меня море работы, — попыталась отмазаться Агеева.
      Знаю, знаю. Море работы — это любимый ответ Марины Борисовны.
      — Обнорский собрался писать исторический детектив, — продолжила Агеева. — Современных сюжетов ему уже мало, так он придумал что-то про коррупцию при Юрии Долгоруком — который на Тверской у Моссовета на коне восседает. Заказал мне историческую справку. Я неделю провела в архивах. Оказывается, Долгорукий был маленький и толстый, а посему на коне в доспехах да с бравой выправкой вряд ли сидел…
      — Все равно лучше вас с этим поручением никто не справится, — сказал я. — Да, и расскажите Ване про форму одежды.
      Пока Марина Борисовна рассказывала о своих исторических изысканиях, Горностаева присела на край стола. Ноги у нее были действительно хороши. Впрочем, я поспешил выйти.
      — А вы, наверное, Повзло, — остановил меня в дверях субъект, до этого молча сидевший в кресле рядом с Агеевой.
      — Арнольд, — он протянул руку. — Обнорский поручил мне проводить психологическое тестирование сотрудников «Золотой пули».
      Этого еще не хватало. Новая затея шефа. В нашей «Золотой пуле» есть бывшие менты, коммерсанты, музыканты, манекенщицы и, само собой, журналисты. Как в Ноевом ковчеге. Только психолога не хватало.
      Рука Арнольда оказалась рыхлой и потной.
      — Так вы психолог?
      — Почти. Сейчас защищаю диплом на заочном. У вас есть время побеседовать?
      Какие-то задатки психолога, наверное, у него все-таки были, потому что субъект почувствовал, что желания беседовать у меня нет.
      — Ну хорошо, не надо. Давайте я вам оставлю вопросник, а вы на досуге посмотрите, — и будущий психолог всучил мне целую пачку переснятых на ксероксе листов с какими-то вопросами, геометрическими фигурами и прочей дребеденью.
      Со мной ему явно не повезло. С досугом у меня проблемы, поэтому я сразу засунул «домашнее задание» под ворох бумаг на своем столе. Стол я никогда не разбираю и другим не даю, зато складываю сюда всю макулатуру. Может быть, через несколько месяцев, перебирая бумаги, найду и вопросы Альберта. Да, надо же доложить Обнорскому о расписках.
      — А он уже уехал, — радостно сообщила Любочка. — У него сегодня вечером турнир по бильярду.
      Шары, значит, катает.
      Впрочем, дело к вечеру. До завтра терпит.
      — Коля! Обнорский сегодня целый день будет на симпозиуме по борьбе с организованной преступностью. Велел передать, что ты в конторе за старшего, — обрадовала меня Люба, едва утром я переступил порог конторы.
      Во влип. Других забот нету. Такие симпозиумы проводят чуть ли не каждую неделю, только оргпреступности это по фигу.
      — Повзло! Сними трубочку, — остановил меня уже в коридоре звонкий Ксюшин голос.
      — Николай Львович? — бархатистый голос в телефоне был мне незнаком. — Вы интересовались Аксененко, — это был скорее не вопрос, а утверждение. — Нам надо бы встретиться.
      Предложение застало меня врасплох.
      — Собственно говоря, с кем?.. — Хотя логичнее было бы спросить — зачем.
      — Вы все узнаете. Договорились! — Это «договорились» тоже не предполагало возражений.
      — Допустим. А где? — я растерялся к совсем упустил инициативу.
      — Давайте на углу Литейного и Шпалерной через полчасика.
      Ничего себе местечко — у Большого дома.
      — Хорошо, как я вас узнаю?
      — А мы вас сами узнаем, — в трубке раздались короткие гудки.
      Интересно, как они пронюхали? Неужели Степа проговорился?
      Делать нечего, придется ехать. Только сейчас до меня дошло, что я понятия не имею, с кем собираюсь встречаться. Надо бы кого-нибудь из наших предупредить. Мало ли что. Впрочем, место для встречи выбрано такое, что вряд ли что-то случится. Но предупредить все равно надо.
      — Слушай, дорогой, к тебе уже приставал этот, Адольф или как его там? — подскочил ко мне Зураб Гвичия.
      В моменты высшего волнения (а сейчас, видимо, как раз был такой момент) у него прорывался кавказский акцент. Год назад, когда ему вместо очередной звезды предложили очередную командировку на Северный Кавказ, Гвичия понял, что «майору так и не бывать генералом». Он забил болт на армейскую карьеру в десантных войсках и сам попросился на работу в агентство. Мы как раз искали себе тогда начальника службы безопасности. Зураб подошел как нельзя кстати. Но поначалу предпочитал действовать сугубо армейскими методами. Пришлось объяснять, что здесь не Чечня и совершенно не обязательно каждого постороннего, входящего в офис, допрашивать с пристрастием. Однажды ему под горячую руку попался директор крупнейшей охранной конторы «Стервятник», зашедший в гости к Обнорскому. Он прошел мимо поста охраны, не показав удостоверение, но тут же попал в руки Гвичия, а еще через пятнадцать секунд стоял лицом к стене, ноги на ширине плеч, руки на стену…
      — Я сам психолог. Физиономист! Я его так протестирую, что мало не покажется, — горячился Зураб..
      Ага, видимо, Альберт добрался и до него.
      — Нет, кто это придумал, скажи? — продолжал шуметь Гвичия.
      — Ладно, остынь, — сказал я ему. — Не нравится, пожалуйста, скажи об этом шефу. И знаешь, на всякий случай: я уехал на одну интересную встречу к Большому дому. Ориентировочно, люди из конторы. Сами предложили.
      — Может, съездить с тобой?
      Это было бы неплохо. «Здрасьте, а это моя охрана». Но вдвоем нас явно не ждут.
      — Нет, спасибо, это лишнее.
      А вот разговор не мешало бы записать, подумал я, кстати вспомнив про нашу спецтехнику.
      Я вытащил из сейфа диктофон размером с пол-ладони, положил машинку во внутренний карман куртки, а через рукав вывел к ладони пульт дистанционного управления. Диктофон работает бесшумно, а на улице не будет слышно даже, как щелкнет включение записи. «Раз, раз, проверка диктофона». Пожалуй, неплохо. Конечно, видеокамера в пуговице — это было бы еще круче — как-то шведские телевизионщики показывали нам такую игрушку, — но пока об этом остается только мечтать.
      До встречи оставалось двадцать минут. Общественную агентскую тачку кто-то уже увел. Значит, на такси. На месте я был за пять минут до «стрелки».
      У Большого дама, где размешаются управления ГУВД и ФСБ по Петербургу, было, как всегда, немноголюдно. Странно, но почему-то прохожие, проходя мимо этих подъездов, до сих пор ускоряют шаг. Только у главного входа лениво покуривала пара постовых с автоматами ив бронежилетах.
      — Николай Львович…
      Я даже не заметил, как они подошли. Как раз про таких, наверное, говорят — внешность настоящего разведчика. Ничем не примечательные лица, ничего выдающегося в одежде. В инкубаторе их выращивают, что ли? Один, повыше, в коричневой кожаной куртке и кепке. Другой — в сером плаще.
      — Алексей Иванович, — представился тот, что в плаще. Видимо, он был старшим, и, похоже, именно он говорил со мной по телефону. Такой же Алексей Иванович, как я Петр Петрович.
      — Это мой коллега, — «Алексей Иванович» показал на второго. Тот слегка кивнул в знак согласия. — Где бы нам поговорить? Давайте пройдемся. — Мы не спеша свернули на Шпалерную.
      — Очень нравится нам ваша «Золотая пуля». Всех злодеев вывели на чистую воду? — По-прежнему говорил только «.Алексей Иванович». Вопрос, впрочем, не требовал ответа. — Но иногда вы слишком увлекаетесь.
      Я включил диктофон на запись.
      — Вы, Николай, — ничего, что я буду вас так называть? — наверное, догадываетесь, откуда мы и почему встречаемся с вами. Мы понимаем, что журналистам нужны сенсации. Но иногда не стоит ловить кошку в темной комнате. Особенно если там ее нет. Ошибся Сергей Николаевич Аксененко, с кем не бывает. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Наш вам дружеский совет — не стоит об этом писать. Пятно на всю службу, опять же. Забудьте вы об этом. А мы вам, в порядке компенсации, подбросим что-нибудь любопытное. Настоящую бомбу.
      — Вот только бомбы не надо, — спохватился я. — У нас их, знаете ли, у самих хватает.
      Молчавший до сих пор «коллега» усмехнулся и, вытащив из внутреннего кармана пачку фотографий, протянул ее мне.
      — Взгляните, вот настоящая сенсация.
      Не очень качественные, явно непрофессиональные снимки, вероятно, сделанные телеобъективом: лысеющий мэн и женщина, в возрасте далеко за тридцать, на корме катера на Неве. Мужчина накинул на плечи спутнице пиджак и слегка приобнял ее. Еще на одном — эта же пара обедает где-то в открытом кафе. А вот они же, взявшись за руки, гуляют в парке. Снято, опять же, издалека. Обычная влюбленная пара. На последней карточке — он за рулем, а она садится в машину. На «форде» — дипломатические номера. Дипломат? Ну и что?
      — Ну и что? — я хотел вернуть фотографии «коллеге».
      — Не торопитесь, это очень любопытные снимки. Мужик — Курт Дерксон — атташе немецкого консульства, а женщина — его русская подруга.
      — Это у нас вроде бы теперь не запрещено? Или времена меняются?
      — Не запрещено, — серьезно продолжил «Алексей Иванович». — Поэтому мы даже не говорим, что господина Дерксона на родине ждет супруга и две очаровательные дочки, которых он почему-то не привез в Россию. Но вот его спутница, назовем ее Лена, раньше работала в секретном НИИ. Не исключено, что отсюда и интерес к ней Курта.
      — У вас есть доказательства?
      — Пока нет. Но вот вы и проверьте. Получится великолепный материал. Берите фотографии. А Аксененко оставьте в покое. Идет?
      Признаться, предложение меня не вдохновило. Но у меня плохо получается говорить людям «нет».
      — Я сейчас не могу ничего обещать. По крайней мере, поставлю в известность Обнорского.
      — Поставьте, но все же, наш вам совет, не лезьте вы в эту историю.
      — Как вас найти?
      — Мы вас сами найдем, — мои новые знакомые повернули назад.
      А я перевел рычажок на пульте диктофона, и, повернув за угол, вытащил из кармана радиотелефон. Больно не терпелось сказать пару ласковых слов Степе. Кто ?как не он, сдал меня с потрохами.
      — Степа, ты офуел! — я почти орал в трубку, так, что проходящая мимо интеллигентного вида барышня дернулась и отшатнулась в сторону. — Кто-кто, конь в пальто! Повторяю: ты офуел! Почему? Ты знаешь, с кем я сейчас встречался? Откуда они могли узнать, что я интересуюсь Аксененко? Что я сам просил? Я просил узнать, есть ли такой сотрудник, и больше ничего. Кому ты про меня говорил? Только депутату? А он… Идиот!
      Короче, заставь дурака Богу молиться… Степаша, конечно, напряг своего начальника. Но когда в Управлении охраны спросили у депутата — зачем ему сдался их сотрудник, тот не придумал ничего лучше, как рассказать о просьбе журналиста Повзло. Святая простота. Блин, надо же было так влипнуть,
      Глупейший прокол. Именно из-за таких глупостей и случаются большие неприятности". А если бы, допустим, те же бумаги касались какого-нибудь бандита, и информация ушла бы к браткам…
      С этими депутатами лучше не связываться. Работа у них такая — языком трепать. Кстати, поэтому получить любую информацию в депу-татнике проще пареной репы. Подойди к одному-другому — все, что знают, расскажут. Нет, секретов там не утаишь. Я это понял, еще когда писал для газеты отчеты со съездов народных депутатов. Чуть только перерыв — депутаты сразу в коридор, ищут, кому бы дать интервью.
      Однако товарищ Аксененко все же существует в реальности. Очень интересно. Значит, надо «пробить» «Геракл».
      Это было полное безумие. Мы долго целовались прямо в прихожей. Потом сорвали друг с друга одежду и перебрались в ванну. Но ванна оказалась слишком мала для этого занятия. Теперь я точно знаю, почему иностранцы придумали джакузи. В магазине около дома такая стоит. За три зарплаты. Только если даже образуются лишние деньги — все равно в квартиру она не влезет.
      Не вытираясь, мы перекочевали на диван, оставив за собой брызги и следы мокрых босых ног. Анка сперва немного стеснялась, но оказалась в постели просто потрясающей. Настоящая пантера. Никогда бы не сказал.
      — Хочешь колы?
      Кивнув, она лизнула меня в шею. Свесив ноги, я нащупал тапки и вышел на кухню. Был уже второй час ночи. Ничего себе, сколько же это мы кувыркаемся…
      На работе я на нее не обращал внимания. Блондинка, — а я по блондинкам с ума никогда не сходил. Сидит целый день, уткнувшись в компьютер, да вечно сумки с продуктами домой тащит. Серая мышка.
      В своем деле она, кстати, соображает — иногда выуживает шикарную информацию. Мне, правда, наша Марина Борисовна, которая обычно все про всех знает, недавно делала прозрачные намеки.
      Зазвала вечером к себе в кабинет, якобы кофе попить. Хотя понятно, если Агеева кофе предлагает, значит, хочет о чем-то посплетничать. Закрыла дверь на замок и даже плеснула в кофе армянского коньяку. Это знак высшего доверия и расположения. Початая бутылка благородного напитка хранится у нее в сейфе вместе с самыми секретными материалами. Шеф спиртное вообще — и на работе в частности — не одобряет. Я, как первый зам Обнорского, вроде бы тоже должен не одобрять, но с пониманием отношусь к слабостям коллег.
      Так вот, сперва Агеева, как водится, пожаловалась на тяжелую жизнь: работы — море, совсем меня замучили, сижу здесь до ночи. Это, наверное, к тому, что надо бы выписать премию.
      Я молча слушал, дожидаясь, когда она перейдет к главному.
      — Николай, какой у вас галстук!
      Очевидно, это комплимент. Марина Борисовна умеет льстить. Галстук был куплен несколько лет назад где-то на просторах штата Айовы взамен забытого в гостинице.
      — И галстук у вас красивый, и девушкам нашим вы нравитесь, — продолжала Агеева, почти заинтриговав меня.
      — Кому, интересно?
      — Да вот хотя бы Анечке Соболиной, — Марина Борисовна понизила голос и почти перешла на шепот, хотя рядом никого не было. — Мы на днях с ней пооткровенничали.
      Муж Ани Володька Соболин работает у нас начальником репортерского отдела и ведает каждодневной городской текучкой — грабежами, разбоями, пожарами и прочими безобразиями. Постоянно где-то носится как угорелый.
      — Замужем — еще не значит, что умерла, — как будто угадав мои размышления, напутствовала Агеева.
      Впрочем, мне-то, честно говоря, на эти бабские сплетни тогда было глубоко наплевать.
      Колы в холодильнике не оказалось. Была пару дней назад, да вся вышла. Зато водопроводная вода осталась в изобилии. Стоя у раковины, я чуть не выронил стакан, потому что Соболина сзади прильнула ко мне стройным разгоряченным телом. У меня аж мурашки побежали от соблазна, когда я спиной ощутил ее бархатистую кожу. Пить расхотелось. Я слегка наклонился вперед и, подхватив ее за попку, потащил в комнату. На глаза попался трельяж.
      Меня подвела склонность к экспериментам — я только успел посадить Аню на видавший виды столик, как он затрещал, ножки у шаткой конструкции подкосились, и сооружение с грохотом рухнуло на пол.
      — Не выдержал испытаний, — я крепко держал продолжавшую висеть на мне и даже не успевшую испугаться Соболину.
      — Все, я хочу кофе, — кстати вспомнила Аня фразу из поднадоевшего рекламного ролика.
      Мы молча пили кофе.
      Нет, ну дернуло же меня под конец дня попросить Аню посмотреть в нашем компьютере что-нибудь о «Геракле». Не мог потерпеть до утра.
      Хотя я сказал Соболиной про «Геракл» в расчете на завтра, она уже через полчаса принесла тонкую пластиковую папку.
      — Посмотри, здесь то, что у нас есть. Все, что ты хотел узнать, но стеснялся спросить. Если этого будет мало, я завтра попробую еще что-нибудь поискать.
      — Спасибо, дома почитаю. Что-то мы сегодня засиделись, — я решил сделать доброе дело в порядке компенсации за сверхурочные. — Тебя подбросить до метро?
      — Хорошо бы. Только сумки возьму, — Соболина побежала к себе в кабинет.
      «Шестерка», предназначенная для нашего коллективного пользования, сегодня вечером была в моем распоряжении.
      Недавно у шефа родилась очередная идея, и он заставил всех сотрудников получить права. Теперь коллеги гоняют на тачке куда ни попадя. Удивительно, что старушка до сих пор жива. Нет, движущиеся автомобили от новоиспеченных «чайников» еще успевали иногда уворачиваться, но еще недели не было, чтобы кто-нибудь из наших не зацепил поребрик, угол дома или припаркованную машину. На днях сам видел, как Витя Шаховский прямо у офиса лихо завернул под арку, впилился в «ауди», выскочил и тут же начал качать права — «Мужик, ты на кого наехал».
      Мужик, правда, оказался из налоговой полиции, поэтому Витек быстро поостыл и побежал договариваться со знакомым автослесарем.
      Соболина со своим сумками еле уместилась на переднем сиденье. Из одного пакета торчали куриные лапы, другой под завязку забит тоже какой-то снедью. Все-таки везет Володьке. А мне придется ужинать колбасой с чаем. Готовить лень, да и некогда.