Вот и вся конспирация по Петрову-Водкину.

* * *

      А вот тебе еще один сюжетик – про «агента Белова». История на первый взгляд совершенно идиотская, но тоже реальная. Хотя, конечно, твой читатель может не поверить и сказать: э-э, господин сочинитель, таких совпадений не бывает. Однако я готов под присягой заявить: все в этой истории – правда.
      Невероятная, сюрреалистическая, шизофреническая реальность. Она порой оказывается гораздо более причудливой и страшной, чем вымысел. Все мы восхищаемся сочинениями Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Зощенко и братьев Стругацких... Не умаляя литературного дара вышеупомянутых писателей, скажу прямо: в нашей уродливой жизни сочинять ничего не нужно! В ней все уже есть! Град обреченный стоит неколебимо. Конечно, он трансформируется. Но трансформируется только внешне, не меняя своей сути...
      Эта история началась для меня в восемьдесят третьем, когда я еще не был сотрудником милиции. Я был студентом четвертого курса университета. Пора незрелого максимализма, разочарований и юношеской бесшабашности. Белые ночи, запретный еще Бродский, портвейн за два рубля семь копеек. Распускающаяся сакура, которая вблизи оказалась засохшей березой.
      ...Итак, история началась с того, что в июне восемьдесят третьего года я вписался в драку в баре на Наличной улице. А нетрезвый мужик, с которым я подрался, оказался опером Петроградского РУВД. Он постращал меня удостоверением, переписал мои данные и сказал, чтобы завтра я – как штык! – был у него. Тогда эта была катастрофа! Ты понимаешь.
      Я – чего греха таить? – напуган. Прихожу, он со мной проводит какую-то странную беседу на тему: драться нехорошо. Да, отвечаю, худо. Больше не буду. И все. На этом – все. Только напоследок он мне:
      – Но вам следует зайти на Лиговский, 55.
      – А что такое? – спрашиваю.
      – Там все объяснят. Комната такая-то.
      Через знакомых узнаю, что же такое находится на Лиговке, пятьдесят пять. Мама ты моя, отдел спецслужбы. Становится мне еще страшнее. Еду я туда в самых растрепанных чувствах., спецслужба! Это что же? Сейчас смешно, а тогда не до смеха было. Приехал, представился, жду немедленного расстрела в подвале с последующей тайной кремацией. Меня, однако, не расстреливают, на дыбе не подвешивают и даже лампу в лицо не направляют. А ведут со мной странный разговор:
      – Ну, Женя, где работаешь-учишься?
      – Учусь... Восточный факультет университета, четвертый курс.
      – Ага... Так-так... А много ли иностранцев у вас?
      – Хватает.
      – В общежитии бываешь? С людьми в контакте?
      – Бываю. В контакте.
      – Так-так... Хорошо. С людьми нужно в контакте быть. Мы все интернационалисты. Ну а водку пьешь?
      – Пью, если в хорошей компании, – отвечаю, а про себя думаю: то ли я говорю? Но вроде бы то, потому что мне кивают и разговаривают вполне доброжелательно:
      – Верно. В хорошей компании отчего не выпить? Ну а если бы ты о краже услышал, сообщил бы нам?
      Естественно, я отвечаю «да». И его, этого опера, мой ответ вполне устраивает.
      – Ладушки, – говорит он, – вот тебе бумага, напиши-ка свою автобиографию.
      Написал, автобиография в двадцать лет не Бог весть какая длинная. Но вижу, что шансы ее продлить есть – расстрел, кажется, отменяется, тайная кремация тоже... Опер с биографией познакомился, дает еще один лист.
      – Перечислите, – говорит, – несколько ваших знакомых по университету.
      Я в недоумении: зачем?..
      Отвечает веско, значительно:
      – Так надо. Вот здесь напишите: «Мои связи», перечислите несколько фамилий и распишитесь.
      Черканул я ему пять фамилий.. На сердце нехорошо, тревожно. Муторно. Не цветет сакура, стоит голая, засохшая...
      – Спасибо, – говорит опер. – Вы свободны.
      Ушел я. Ушел в полном недоумении. В голове крутится: спецслужба, иностранцы, кража... Что все это означает, понять не могу.
      ...Понял спустя пять лет, когда сам уже работал в спецслужбе. Было дело так. Уходит на повышение один из оперативников, а его агентуру распределяют по остальным операм. Мне достались трое агентов. И трое доверенных лиц. В чем разница между доверенным лицом и агентом? Объясняю.
      Агент – это человек, который дал подписку о сотрудничестве с органами. Он получает задания и обязан их выполнять, хотя, конечно, запросто может и не выполнить. А доверенное лицо никаких подписок о сотрудничестве не дает, и вся наша работа построена на доверительных отношениях. На доверенное лицо оформляется справка, но это ни к чему его не обязывает. Всю информацию он дает в устном виде. Хочет – дает, а уж не хочет – не дает. А агент обязан, но это опять же в теории. На практике такую пургу гнали... тошно!
      Ну так вот... получаю я в наследство от опера Храброва часть его агентуры. Хорошо, нужно знакомиться. Открываю первое попавшееся личное дело – и становится мне худо. Агент Кондрашов Евгений Владимирович. Агентурное прозвище – Белов. Есть еще некоторая надежда на совпадение. Есть. Но все последующие записи ее начисто развеивают. Сижу ошеломленный и листаю свое собственное агентурное дело. Я, оказывается, «на связи» с восемьдесят третьего года. От подписи отказался, но реальный кандидат на вербовку... Автобиография... список связей по университету. За пять лет из-под меня раскрыли штук двадцать преступлений. Я, оказывается, за это даже деньги получал. По десять-пятнадцать-двадцать рублей за каждое раскрытие... десятка – это, конечно, деньги небольшие, но по тем временам все-таки литр водки. Разумеется, они и тратились операми на водку, помогая выполнить план рюмочным, закусочным, пельменным.
      Последнее «мое» агентурное сообщение было написано всего лишь месяц назад. С «моей» информации раскрыли кражу магнитофона.
      Удивительная история?.. А на самом-то деле ничего удивительного в ней нет. Самая обыкновенная история в условиях бюрократической системы, которая требует одного: дай план! И опер дает план. Он заводит всеми правдами и неправдами положенное количество агентов и доверенных лиц. Доверенных писали вообще без счета, потому что проверять это никто не будет... да и невозможно это проверить. Да и желания нет. За то время, что прошло с момента моей «вербовки», у меня сменилось четверо курирующих офицеров. Четверо! И ни один из них не пожелал вызвать к себе «агента Белова» познакомиться. Если бы я не заглянул в «свое личное дело», то, вполне вероятно, мог бы, еще долго «поставлять информацию». И получать пьяные десятки...
      Кому эта бутафория нужна? Господи, да никому. Она вредна и порочна изначально. Хотя бы потому, что отнимает у опера время, которого не хватает острейшим образом. Времени оперу не хватает так же, как воздуха астматику. Но он тратит его на написание липовых бумаг, бумажек и бумажонок. На каждой из них стоит гриф «Совершенно секретно». Скрипят шариковые ручки, стучат машинки, бормочут принтеры. Работа кипит!
      На определенном уровне невообразимый бумажный вал заслоняет уже и саму цель – борьбу с преступностью. Но, кажется, это понимают только те, кто внизу – на земле. А милицейские генералы всего этого не видят. С вершины бумажного вала все, что происходит там, внизу, представляется копошением человечков в погонах или без них, с головой или без нее.
      Среди этих человечков гордо шагает агент Белов.
       Мата Хари
      (полуоптимистическое послесловие)
      Если послушать мои рассказы об особенностях национальной агентуры, может сложиться впечатление, что настоящих-то агентов вовсе и не существует. Да и вообще – милицейская работа – сплошной фарс, замешанный на крутой пьянке и приправленный бестолковщиной.
      Это, однако же, не так... Меньше всего мне хотелось бы очернить своих товарищей. Когда опер болеет за дело, когда он человек неравнодушный, он изыскивает возможности работать даже в условиях Зазеркалья. В подтверждение я расскажу историю из собственной практики.
      ...Итак, была у меня агентесса. Звали ее... пусть будет Марина. Наркоманка, лет под тридцать. Когда-то была красивой женщиной. Но – наркотики! Этим все сказано. Познакомился я с ней, когда взяли ее мужа. Он был кидала, грабитель, имел уже два срока. И тоже сидел на игле... Но внутренний стержень имел, друзей своих сдавать не стал. Держался достойно, а это всегда вызывает уважение. Среди уголовной мрази таких немного.
      В общем, взял его с поличным. И для нас, и для него совершенно очевидно, что будет сидеть. Впереди у него ломка, тяжелейшая депрессия, которая значительно страшней ломки. Он все это прекрасно понимает, но держится. Только тогда встрепенулся, когда собрались ехать к нему домой с обыском. Он говорит:
      – Ребята, давайте по-человечески. Я все эпизоды беру на себя. Все признаю. А вы отложите обыск на денек... У меня жена, ребенок. Жена тоже на игле. Вы – говорю прямо – найдете наркоту и ее под кайфом. А значит, посадите. Так?
      – Так, – говорю. – А что ты предлагаешь?
      – Я прямо сейчас пишу явку с повинной, перечисляю все свои подвиги. А в обмен вы разрешаете мне позвонить жене – предупредить про обыск.
      – Э-э, нет, Володя. На это мы пойти не можем... Но чисто по-человечески согласны при обыске наркоты «не заметить».
      На том и порешили. Строгий читатель скажет: ба! Да это же нарушение закона... На что я отвечу: да, конечно, строгий читатель, это грубейшее нарушение закона, на которое я пошел с чистой совестью... Коля Романцов из двадцать седьмого отделения съездил на обыск. Наркоты «не нашел». Володю закрыли, Марина осталась на свободе и с ребенком на руках. Как я знаю, муж ей из «Крестов» записочку передал: если что, мол, то обратись к Жене Кондрашову. Он порядочный мент, слово держит.
      Такова предыстория моего знакомства с Мариной. Бесспорно, она была уже обречена, у наркоманов всего несколько путей: смерть от передозировки или от общей изношенности организма... Суицид в состоянии депрессии. Или – в лучшем случае – тюрьма. Кто не помер, тот сел. Кто не сел, тот помер. Я позвонил ей и предложил встретиться, потолковать.
      Пришла. Созналась, что на игле сидит уже крепко. Трижды пыталась скинуться, но ничего не выходит. Обычная история... исключений практически нет.
      – Ну, ты свои перспективы знаешь? – спрашиваю.
      – Знаю, – отвечает. – Чего же не знать?
      Не думай только, что это был легкий разговор. Вот, мол, циничный опер, откровенно используя чужую беду, проводит вербовку... С обывательски-правильной точки зрения все, наверно, выглядит именно так. Но на самом-то деле я предложил ей свою помощь. И она ее охотно приняла.
      – Чего же не знать? – отвечает. – Или сдохну, или посадят.
      – Давай говорить прямо: будешь мне помогать – от ментуры я тебя отмажу. От морга – нет, я не Господь Бог. Но от ментуры могу. В моих силах.
      И она сразу согласилась, стала давать конкретную информацию. Раз в месяц – дело, а то и два. Вот это иллюстрация на тему: агентурная работа. Мой начальник на нее нарадоваться не мог. Называл Мата Хари, предлагал сделать из нее платницу. Но это, разумеется, фантазии: она не хотела, да и я был против – какая, к черту, платница на героине?
      Собственно, именно наркотик был главным стимулом в ее работе. Сколько раз я вытаскивал ее из всяческих передряг... Не сосчитать. Сколько раз мне звонили ребята из отдела по борьбе с наркотиками: так и так, Женя, задержали некую И-ву, подъезжай, мы в таком-то отделении... Еду, договариваюсь, забираю. Если необходимо, обращаюсь к начальнику:
      – Владимир Николаевич, снова мою Мату Хари задержали.
      А Николаич был настоящий мент. Мент по жизни. За стоящего агента он мог дойти до начальника ГУВД. И доходил. И добивался своего.
      Несколько раз ее задерживали на дому. Соседи жаловались, и мудреного тут ничего нет: свою квартиру Марина давно уже превратила в настоящий притон. Там варили раствор, а это постоянный запах ацетона... Там крутились и наркоманы, и воры. Конечно, она уже была на крючке, и ребята из наркоотдела ее адрес знали отлично.
      Так вот, мы нашу Мату Хари отмазывали, даже изъятую наркоту ей возвращали. Она без нее жить уже не могла... Мы, случалось, изымая где-нибудь наркоту, отсыпали себе некий тактический запас. Как раз для таких случаев. Начальство ругалось: вы что это, раздолбаи, прямо в кабинетах наркотики храните?.. А что ж мне – дома их хранить?
      Да, господин строгий читатель, мы возвращали наркотики агентам-наркоманам. Нарушали закон – и получали информацию.
      Однажды звоню я своей агентессе, а трубочку снимает некто мне неизвестный.
      – Але, – говорю, – хозяйка дома?
      – Это кто?
      – Конь в пальто. Дома хозяйка?
      После такого «представления» зовут хозяюшку к телефону без дополнительных вопросов.
      Подходит моя Мата Хари.
      – Узнала?
      – Узнала.
      – Тогда переходим к ответам на вопросы. Кто у тебя – воры?
      – Да, – отвечает, – скорее всего, приду.
      – Ленинградцы?
      – Да нет, откуда?
      – Квартирные?
      – Да, постараюсь... Ты позвони часа через три, может, достану чего.
      Вот так конспиративно общались. Звоню через три часа, и она уже открытым текстом сообщает: двое из Пензы, ломят хаты. Вчера принесли такую-то видео– и аудиотехнику, шубу, кольца золотые... Ясно, перепиши-ка номера. Потом я звоню ребятам в отдел квартирных краж, называю номера, даю описание шубы. Через час дело раскрыто. Остается только взять голубцов так, чтобы надежно привязать их к краже и не спалить Мату Хари. Это для меня главное. Поэтому контролирую всегда лично. Публика-то ведь там какая? Могут и на ножи поставить.
      ...Один случай был – из ряда вон! Звонит мне Марина:
      – Женя, есть два красавца. Оба из Кутаиси, судимые... один ранен. Говорит, гранату в него кинули.
      Я ей сперва не поверил, подумал: хочет из меня побольше кайфу вытянуть... граната, раненый... бред голливудский. Но на всякий случай позвонил дежурному в Кутаиси: были ли у вас в последнее время взрывы гранат? Мне в ответ: уточним, перезвоните, батоне...
      Два дня я звонил, все это время они уточняли, но уточнить так и не смогли. Большой, видно, город Кутаиси. Если на одном краю гранату взорвут, то когда еще эхо взрыва до другого докатится?. На третий день я, совершенно уже озверев, звоню прямо в МВД Грузии. Представляюсь грозно:
      – Спецслужба МВД СССР города Ленинграда. Кто у вас ответственный из руководства? Соедините.
      При словах «спецслужба МВД СССР» на том конце провода возникает легкая паника. Даже по телефону ощущается... тишина напряженная... щелчки. Соединение.
      – Але, – говорит мне кто-то сладко-сладко, – здравствуйте, батоне.
      – Как ваше имя-отчество? – спрашиваю строго.– Что вообще у вас происходит? Второй день пытаюсь получить информацию о преступлении.
      – Вай, – говорит мне кто-то огорченно, – всех накажем. Вы будете на месте? В течение тридцати минут вам позвонит начальник ГУВД города Кутаиси. Доложит.
      И ведь действительно позвонил! И «доложил». Выясняется такая картина: двое грабителей при задержании оказали вооруженное сопротивление. Застрелили сержанта милиции, затем швырнули гранату. В результате взрыва один из них получил ранение. Разыскиваются МВД Грузии.
      Вот тебе и раз, думаю! Не обманула Мата Хари... Теперь уже я в свою очередь докладываю начальнику ГУВД Кутаиси: оба орелика у нас, в Ленинграде. Дайте по телетайпу ориентировку, приметы.
      Вах, батоне дорогой, уже даю. И группу высылаю – брать будем.
      Ориентировка пришла, с описанием Маты Хари абсолютно сходится. И биографии у обоих орлов – караул! – грабежи, разбои, ношение оружия. Плюс ко всему теперь еще и убийство сотрудника милиции. Прямо скажем: не каждый день такие ориентировки приходят. Тем более что на дворе у нас девяностый год... Конечно, по нынешним нашим представлениям, тишайшие времена.
      Я сажусь и пытаюсь сообразить, что же в этой ситуации можно сделать. А проблема, собственно, вот в чем: есть два преступника, которых обнаружили мы, но отдаем их грузинам. И в результате в зачет нам ничего не идет. Ноль получается, пустышка. А над нами висит меч статотчетности. Но галочка-то появится у грузин в Кутаиси.
      И тогда я иду на аферу. Я провоцирую кутаисских лихоимцев на преступление в Ленинграде. Собственно, нет никакого сомнения, что они сами к этому готовы и пойдут на грабеж или разбой, как только у них будет хорошая наводка. Значит, надо им эту наводку дать.
      И я через свою агентессу подбрасываю им адрес одной валютной проститутки. Действуй, Марина, Мата Хари моя ненаглядная... А дальше все пошло, как в плохом кино. Я написал рапорт: так, мол, и так, есть оперативная информация о том, что находящиеся в розыске Чачуа и Кипиани собираются совершить квартирный разбой.
      – О, – говорит мне начальство, – молодец, Женя! Готовь операцию, а мы поддержим всеми средствами. И наружку обеспечим, и оружие.
      Почему я говорю про оружие? Да потому, что в то время постоянное ношение пистолета еще не было узаконено. Табельный ПМ можно было получить только под конкретную операцию после написания соответствующего рапорта. Глупо? Конечно, глупо, но так было. Более того, на Лиговке, где находилась спецслужба, не было оружейной комнаты, и наши пушки хранились на Литейном. Так что оружие как бы есть, но в то же время его нет.
      ...Итак, я написал рапорт, получил добро и начал продумывать операцию. Не успел выкурить сигарету, как позвонила Мата Хари.
      – Все, – говорит, – о'кей. Они клюнули. Собираются идти на дело.
      – Отлично, – отвечаю, – а когда?
      – Сейчас.
      – Как – сейчас?
      – Вот так. Поедят и поедут, часа через два будут там.
      Такого поворота событий я, разумеется, никак не ожидал. Да и вообще – ТАК дела не делают... без разведки, с ходу... Короче – караул! Ребятки-то, вижу, вконец отмороженные. И вполне вероятно, дело кончится кровью. А у нас ничего не готово... Дело к вечеру, Саня Карцев уже изрядно пьян, Димка уехал на переговорный пункт. С кем ехать?
      А убийцы собираются на разбой.
      По моей, между прочим, наводке.
      Бегу к заместителю начальника, товарищу Братынскому. Он раньше в ОВИРе служил, нашего дела совсем не знает и знать не хочет. Чисто тыловая крыса, чиновник...
      Прибегаю, объясняю, прошу:
      – Станислав Михалыч, нужно две машины, трех-четырех оперов, «браслеты», оружие, радиостанции.
      – Нет, – отвечает товарищ Братынский, – транспорта. Все в разгоне.
      – А вон же, – говорю, – «Волга» под окном стоит
      – Я на ней в прокуратуру сейчас еду. На совещание.
      Ну, думаю, сука, там разбой, там человек в реальной опасности, а он – в прокуратуру! На совещание!
      – Ладно, – говорю, – а оружие?
      – Пиши, Женя, рапорт. А я по дороге заскочу на Литейный, подпишу. Ты тем временем подтягивайся... получишь свое оружие и поедешь.
      – Вы что, издеваетесь? Там убийцы. Они уже, поди, чаек допили, на разбой собираются! Скоро будут в адресе.
      – Плохо работаете, Кондрашов. Некачественно планируете операции, а потом начинаете горячку пороть.
      Ну, спасибо, товарищ Братынский, за помощь... А стрелки часов бегут, и, как это всегда бывает при цейтноте, бегут как-то особенно быстро. Я вышел от гражданина начальника в коридор, закурил и подвел итоги: я один, оружия у меня нет, транспорта нет, а убийцы собираются на дело. Навел их я.
      Нет, думаю, так не пойдет. Поймал в коридоре Ромку Иванова и Димона.
      – Оружие, – говорю, – есть, мужики?
      – Да откуда?
      Объясняю им ситуацию: помогайте! Ребята – без вопросов – идут со мной. Нас уже трое. На улице вижу, как упырь Братынский загружает в служебную «Волгу» свой солидный портфель и не менее солидную задницу. Желаю больших успехов на совещании, Станислав Михалыч! Передавайте горячий привет прокурору... «Волга», рыча двигателем, уезжает. А во двор вкатывается Игорь Лялин на своей «копеечке»-развалюхе. И мы летим в Купчино, в адрес к нашей проститутке... Стрелки бегут, сколько у нас времени в запасе, мы не знаем. А вот то, что эти кутаисские герои могут пойти на любую крайность, знаем точно... Стрелки бегут.
      Все, что можно сделать в этой ситуации, так это предупредить проститутку, чтобы дверь никому не открывала. Это может полностью сорвать операцию, но другого выхода уже нет.
      Прошу Игоря тормознуть у ближайшего телефона-автомата. И в тот самый момент, когда я уже опустил монетку в прорезь, у меня вдруг появляется блестящая мысль: проще выманить путану из дому, чем «запирать» ее внутри... Тем более что я знаю, как это сделать. Мой агент рассказывал, что она часто «дружит» с испанскими морячками... А у меня в «Жигулях» Димон сидит, который по-испански шпарит весьма прилично.
      – Давай, – говорю, – Дима, впаривай ей что хочешь, но из хаты вытащи обязательно и без промедления.
      Димон звонит этой подруге и, путая язык Сервантеса с великим и могучим, назначает срочную встречу. Страстью, мол, горю испанской, прекрасная моя Дульсинея. Срочно приезжай.
      Путанка клюнула, и нам всем стало немного легче. Вроде и стрелки стали двигаться чуть медленнее. Но расслабляться все равно некогда. Едем... Мы едем, но не имеем ни малейшего представления, чем же может дело обернуться. Разумеется, можно было махнуть на все рукой – человека-то мы из-под удара вывели! – и пойти пить водку. Приедет бригада кутаисская, заберет своих Чачуа с Кипиани – и все! Плюнули и забыли. Хрен с ней, со статистикой.
      Но нет! Я уже не могу отдать этих уродов просто так. Меня уже зацепило, и я должен их взять. Не ради статистики, а для себя. Такая натура дурная... Мы едем, и вдруг на одном перекрестке я вижу знакомые морды: четверо фарцовщиков с «Галеры» спорят оживленно о чем-то возле белой «восьмерки». Стоп, машина! Берем на абордаж!
      Подходим к голубцам: стоять! Ну, они нас тоже знают, бежать или еще какой номер отколоть никто даже не пытается. Я уже очень взведенный, объясняю ситуацию: нужно оружие... любое... лично для меня, на один вечер, с возвратом. Они немного поколебались, не могут понять, что происходит. Но я повторяю: очень нужно. Лично мне.
      И один вдруг достает и протягивает мне газовый револьвер. Ну теперь мы «вооружены». Летим!.. Сейчас, по прошествии десяти лет, абсурдность ситуации кажется еще более очевидной: четверо ментов получастным образом, на частной машине, с газовой пукалкой, отобранной у фарцовщиков, едут брать вооруженных убийц. Бред, Зазеркалье, театр абсурда.
      ...Вылетаем на Софийскую, находим дом. И снова происходит неправдоподобно-киношная история... Почти одновременно с нами к дому подкатывает такси и оттуда выходят... два грузина. У одного в руках спортивная сумка. Но и это еще не все, как говорят в рекламе. В тот же самый момент из подъезда выходит расфуфыренная мадам. Я нашу путану в лицо никогда не видел, но сразу понял: она. Позже выяснилось, что не ошибся.
      Грузины входят в дом, путана уезжает на том самом такси. Мы сидим в «копейке». Ждем, чтобы они поднялись и начали действовать. Состояние, надо сказать, несколько мандражное... Но – надо брать! Выждали минуту, и вперед. С первого этажа слышим треск на шестом – все ясно, ломают дверь. Втроем, с газовым револьверчиком, поднимаемся. Рации у нас нет, наручников нет. Романтика, одним словом. Можно и другими словами определить, но непечатно будет совершенно...
      Поднялись. Дверь взломана монтировкой, щепки валяются... открываю тихонько дверь и – скажу честно – страшно жалею, что нет на мне бронежилета. Все лезет в голову ориентировка кутаисского ГУВД: перестрелка, граната, убитый мент... В прихожей пусто, но дверь в одну комнату приоткрыта и там определенно что-то происходит. Движение какое-то ощущается... Подхожу и вижу сквозь щель грузина, который запихивает в сумку шикарную шубу. В этот момент он начинает оборачиваться – у него ведь тоже чувства обострены... Он начинает оборачиваться. Я – с криком «Уголовный розыск» – влетаю внутрь и бью его рукояткой по голове.
      Ромка с Димой разлетаются: один в комнату, другой в кухню. Тоже орут про уголовный розыск... Этот крик, по сути, единственное наше оружие... Но там – никого. По крайней мере они оба выходят и говорят: никого. И в сортире никого. И в ванной... Ну где второй? Где?
      Рома бросается на лестницу. Димон снова входит в комнату. И... видит ботинки под портьерой у окна. Портьера слегка колышется, а из-под нее торчат носки ботинок. Димка хватает первое, что попалось под руку (а попалась ему хрустальная ваза), и обрушивает ее на убийцу, скрытого портьерой. Вместе с осколками хрусталя, вместе с шелковым полотнищем налетчик падает на пол. Под ноги Димке выкатывается граната... Он потом рассказывал: граната катится по полу, катится, стекляшки блестят. И он понимает, что надо отпрыгивать куда-то, за дверь, за стену... И – не может. Но она не взорвалась – грузин кольцо не выдернул. То ли не успел, то ли просто не решился.
      Вот такое задержание получилось... Да, пистолета при них не оказалось, они его у Маринки оставили. С собой была только граната да по ножу у каждого... В общем, связали мы голубчиков простынями, так как наручников у нас не было, связали, и тогда начался отходняк от пережитого. И мы стали их бить. Как только они начинают шевелиться, мы начинаем их бить. От нервов ли, от страха... черт знает отчего, но именно так все и было.
      Что потом? Потом звоню территориалам: приезжайте, забирайте. Те приехали, надели на орлов наручники, увезли. А мы сидим, ждем теперь уже следователя с экспертом... Игорь к нам поднялся. И вчетвером мы сели пить. Проститутка, она и есть проститутка – все у нее импортное. Раскатали мы бутылку джина с каким-то стражником на этикетке. Как сейчас помню, в красной одежонке был стражник. Вкуса этого джина не помню, цвета, запаха... а вот картинка запомнилась, до сих пор перед глазами стоит.
      Потом приехали следак с экспертом, покрутились там, нас опросили, и мы поехали в отдел. В отделение что нам ехать? Мы бандитов взяли, остальное – дело техники... А мы сидим у себя пьем вторую бутылку. Напряжение уже прошло, сидим воодушевленные, приподнятые. Вдруг открывается дверь и входит товарищ Братынский:
      – Ну что, ребята, взяли?
      Как мы вчетвером на него посмотрели!.. Мы на него только посмотрели, и он сразу обратно за дверь – шасть. Ух, сука какая... А потом появилась потерпевшая, проституточка наша. И заверещала: о-е-ей, мою водку пьете, я на вас буду жалобу писать. В квартире разгром, штора порвана, простыни в крови, ваза разбита... А вы еще и водку пьете мою, паразиты, бездельники!
      Такое вот «спасибо». Можно, конечно, плюнуть – проститутка, она и есть проститутка, но настроение изгаженное.
      Потом было еще смешнее. Приехали грузины, забрали своих героев. Те после задержания были полностью деморализованы, во всем сознались. Наш товарищ Братынский с грузинскими оперативниками три дня квасил и все рассказывал, каких он, понимаешь ли, воспитал подчиненных. В результате попал в приказ министра МВД Грузии вместе с нами. Этим приказом Роме, Димке, Игорю, мне и товарищу Братынскому объявили благодарность и выписали по сто двадцать рублей премии. Своим, местным, приказом нам отмусолили еще по сороковнику. Игорехе, который на личной машине нас возил, ни копейки. Товарищу Братынскому шестьдесят. Каждому, стало быть, по заслугам и по риску.
      ...Но и это еще не все! Спустя месяц пришел счет за телефонные переговоры с Кутаиси. Братынский вызывает меня и показывает этот счет.
      – Ну ты даешь, Кондрашов! Как это ты на восемьдесят два рубля умудрился наболтать? Ты что, не знаешь, что есть приказ, устанавливающий лимит на междугородные разговоры – сорок рублей в месяц.
      – Я же, – отвечаю, – по делу звонил.
      – Еще бы ты не по делу... Только личные разговоры нам не хватает оплачивать. Придется с тебя сорок два рубля удержать.
      Все! Абсурдность ситуации достигла пика. Я сижу слушаю рассуждения товарища Братынского... Вернее, я не слушаю рассуждения товарища Братынского. Доносятся какие-то слова: ответственность.. понимание задач... новое мышление... человеческий фактор...
      – Станислав Михайлович! – говорю я, невежливо перебивая старшего по званию. – Станислав Михайлович, всему есть предел. Очнитесь!
      А он на меня смотрит осоловевшими от словоблудия глазами и, видимо, думает про «человеческий фактор». И не понимает, почему же я-то этого не понимаю. Видно, до «нового мышления» я еще не дорос.
      Я встал и вышел. Я даже дверью не хлопнул. Я ее аккуратно закрыл и пошел к ребятам пить водку... Сорок два рубля с меня все-таки удержали, но тут же выписали по девятой статье – «оперрасходы на агентурную работу». Оч-чень благородно.
      Вот тебе и вся история про Мату Хари и задержание грузинских гастролеров. Незамысловатая, без шекспировских страстей, но в ней, мне кажется, как в капле воды, отражается вся ментовская реальность. Все наше Зазеркалье... А впрочем... называйте как хотите.

И еще немного о национальной агентуре