- Я боюсь, - призналась девушка. - Какой я покажусь ему?
      - Голубка моя! - По губам его прозмеилась странная улыбка. - Араб, а тем более эмир, никогда не смотрит в лицо женщине. Так что ты ему покажешься очень хорошенькой. - И поцеловал ее руки.
      - А теперь иди к Кейше.
      Касим опять улыбнулся и ушел в другую половину дворца. Лорна смотрела ему вслед. В его облике ощущалась печаль, приводившая девушку в отчаяние и усиливавшая предчувствие, что встреча с эмиром станет прелюдией к ее отъезду.
      В покоях ее уже ждала Кейша, чтобы помочь одеться, но Лорна решила прежде всего принять прохладную ванну, чтобы освежиться и успокоиться перед решающей встречей.
      Потом Кейша расчесала ей волосы до блеска и облачила в длинное шелковое платье и прозрачную тунику с расшитыми рукавами. На голову девушки она надела маленькую, украшенную драгоценностями шапочку с вуалью, закрепив вуаль на плече аграфом <Аграф - пряжка с драгоценными камнями для закрепления одежды.>. На ногах у Лорны оказались жемчужного цвета туфельки. Обернувшись к своему отражению в зеркале, она даже замерла от восхищения.
      - Лелла и в самом деле жемчужина сиди Касима.
      - Кейша расправила длинную, в несколько ярдов, вуаль и удовлетворенно улыбнулась. - При таком же врожденном чувстве красоты, как у матери, и такой же дьявольски горячей крови, как у отца, немудрено, что он выбрал именно вас.
      - Кейша, я собираюсь к его отцу и очень нервничаю.
      Старушка внимательно взглянула прямо в глаза отражению Лорны, а потом, улыбаясь, коснулась прядки белокурых волос.
      - Теперь эмир уже не так суров, как до болезни. Не надо бояться его.
      Но Лорне все-таки было боязно. Она почти не сомневалась, что он распорядится отлучить своего сына от нее.
      Пришел Касим и накинул на шелковое платье девушки тот плащ, в котором она была с ним на крыше минувшей лунной ночью. Они долго шли длинными сводчатыми коридорами, украшенными резьбой и позолотой, и наконец добрались до массивной двери с золотым полумесяцем <Полумесяц - символ ислама, как крест - символ христианства.>.
      За дверью находился зал приемов - великолепный, пышный; в таком зале в старину на одном из диванов вполне мог возлежать султан, попивая шербет и слушая музыку рядом со своей любимой наложницей.
      Лорна смотрела на Касима, и в ее синих глазах затаилась бездна вопросов. Он же в черной с золотом одежде, с особой золотой повязкой на голове, обозначавшей его высокое положение, был величественно великолепен и заставлял ее сердце биться еще сильнее. Торжественный наряд, строгая прямая осанка и несколько суровый вид делали его чужим и далеким.
      - Прошу тебя, скажи! - Слова сами рвались из груди. - Я знаю, что твой отец отошлет меня!
      Его взгляд остановился на лице девушки, ноздри расширились и задрожали, словно самая мысль о разлуке с нею вызывала в нем яростный протест, словно он нуждался в ее обществе ничуть не меньше, чем в пустыне. Касим уже открыл рот, чтобы сказать Лорне что-то важное, но в этот момент дверь распахнулась и одетый в белое слуга с отменной вежливостью пригласил их следовать за ним.
      Еще через мгновение они уже стояли перед лицом Хусейна бен Мансура могущественного эмира племени саади, главы большого арабского клана, корни которого прослеживались задолго до крестовых походов.
      У него были большие выразительные глаза и жесткое лицо человека, привыкшего управлять. Старый, гордый, он даже в болезни сохранял величественность, полулежа на высоких подушках в кровати с балдахином до самого потолка.
      Долго и внимательно рассматривал эмир Лорну, такую маленькую, хрупкую, растерянную в этом арабском наряде. Взгляд его остановился на вуали, которую девушка сжимала пальцами, но не прятала за нею лица, потом медленно перешел на Касима, молча и напряженно стоявшего в ногах широкой кровати. В комнате находились и другие люди, очевидно какие-то чиновники, также хранившие молчание.
      - Итак, сын мой, - на лице эмира стала медленно появляться улыбка, и тотчас же все, находившиеся в комнате, почувствовали, как спало напряжение, значит, это и есть та самая белокурая румия, которую ты выбрал себе в жены, а?
      При этих словах над Лорной словно разверзлось небо, раздался удар грома, а затем снова воцарилось молчание. Она растерянно смотрела на Касима. Нет, невозможно! Наверное, это сон, безумный, невероятный сон!
      При виде ее растерянности губы Касима искривились в язвительной улыбке.
      - Отец пожелал, чтобы я взял жену, и я выбрал тебя, - произнес он с вызовом.
      Лорна стояла, утратив дар речи, и понимала, что все смотрят на нее. Так вот о каком возмещении убытков и искуплении грехов говорил Касим прошлой ночью! Да, уж это было не просто искупление грехов, a amende honorable <Публичное покаяние (фр.).>, никак не меньше!
      Вентилятор под потолком издавал тихое, гипнотическое урчание. Теперь девушка поняла, для чего на нее надели и это шелковое платье и эту вуаль... Здесь, у государственного ложа эмира, должно состояться бракосочетание и должны прозвучать обеты! Все в ней протестовало; хотелось закричать: нет! Только не так - без любви, без нежности, без всякой надежды на грядущее счастье! Ведь она-то жаждет только его любви, сердечной привязанности, а без них какое же может быть счастье, какая радость!
      Но тут Лорна вспомнила незабываемые мгновения с Касимом: прогулки в песках под рассветным небом, как они делили опасности песчаной бури, как он выдавал ее друзьям-кочевникам за мальчика, - и протест замер на ее губах. К тому же она считала, что все равно у него в плену - в плену его загадочности и мощи, и если именно этого он от нее хотел, то ей следует покорится его воле.
      И девушка склонила голову, давая всем понять, что согласна стать его невестой. Потом, как в тумане, выслушала слова чиновника в длинных одеждах и коснулась затейливой вязи священного Корана. В знак того, что теперь она полностью предается во власть мужа-араба, над ее головой взмахнули кривой саблей, украшенной драгоценными камнями. Да, всего несколько слов, и Касим ее муж!
      После короткой церемонии эмир подозвал ее к себе и надел на шею мерцающее ожерелье.
      - Теперь ты - одна из саади, дочь моя. Торжественный момент, а?
      Он улыбался, но лицо, похожее на бронзовую маску, изъеденную неумолимым временем, было грустным и изможденно-усталым, а холодные руки заметно подрагивали. Наверное, только ради отца Касим и женился!
      - Я благословил ваш брак, - произнес эмир утомленно, держа ее за руки. Надеюсь, и Аллах много раз благословит его во имя свое и ради блага племени саади.
      - Благодарю вас, господин мой, - прошептала Лорна, после чего ее проводили в соседнюю комнату, укутали в роскошный плащ и в носилках перенесли из отцовской половины дворца в сыновнюю.
      Новость о женитьбе принца Касима быстро разнеслась по всему городу. Отдыхая в своих покоях, Лорна слышала крики "Аллах акбар!" <Аллах акбар Аллах велик! (араб.). Восклицание радости, облегчения, вроде нашего "Слава тебе. Господи!".>, а вскоре раздались выстрелы и треск фейерверков: люди высыпали на улицы, чтобы отпраздновать такое замечательное событие.
      Все это казалось Лорне каким-то сном, и его было не стряхнуть даже тогда, когда Тюркейя пришла сказать, что ее ждет многочисленная группа женщин, желающих поздравить новобрачную. Из соседней комнаты доносились их смех и болтовня, и Лорна содрогнулась при мысли, что придется выходить к ним, изображая на лице счастье и радость.
      - Что с тобой, сестричка? - От тихого отчаяния, переполнявшего глаза новобрачной, улыбка Тюркейи увяла. - Я думала, ты любишь Касима! Разве тебе не больше всего на свете хотелось стать его женой?
      - Да, хотелось, но только при условии, что и он любит меня. - Лорна без остановки крутила на пальце кольцо с сапфировой звездой. - Ведь ты сама женщина, Тюркейя, и должна понимать, что я сейчас чувствую!
      - Да. - Глаза Тюркейи рассеянно смотрели на сапфир, сиявший такой же густой синевой, как и глаза Лорны. - Я, как и всякая арабская девушка, все время живу в страхе, что меня отдадут замуж против воли. А как же мне идти замуж, если вот уже много лет, с двенадцатилетнего возраста, в моей душе запечатлен образ единственного мужчины. Он не богат, не знатен, но я люблю его всем сердцем.
      Тюркейя уселась подле Лорны и завладела ее рукой.
      - Я так надеялась, что теперь, когда ты стала Касиму женой, а мне сестрой, ты заступишься за меня и скажешь ему: или Омар - или никто.., никто не будет моим мужем.
      - Омар бен Сайд? - Синие и карие глаза с пониманием и сочувствием смотрели друг на друга, а на ресницах Тюркейи вдруг повисли слезинки.
      - Ты видела его? - с нетерпением спросила она.
      - Он тебе понравился?
      - Да, очень. - Лорна отерла слезы со щек девушки. - Ведь он прекрасный человек, так зачем же Касиму возражать против вашего брака?
      - Омар живет только на свое жалование и боится получить отказ от брата на том основании, что я - единственная дочь эмира Сиди-Кебира.
      - Хорошо. - Улыбка у Лорны вышла смущенной.
      - Но Касим ведь тоже единственный сын эмира, однако же это не помешало ему жениться на мне.
      - Тут совсем другое дело. - Тюркейя уныло потупила глаза. - Касим мужчина, и ваши с ним дети унаследуют от него все. Если же мне разрешат выйти замуж за Омара, то у наших детей не будет ни титулов, ни почестей.
      - Зато у них будет любовь, - ласково сказала Лорна. - Тюркейя, не сомневаюсь, что вы оба ошибаетесь насчет Касима, ведь он - друг Омара и наверняка не откажется видеть в нем брата. Я более чем уверена, что ему не захочется принуждать тебя к браку с нелюбимым.
      - Но тебя же он принудил стать его женой! Ты сама говорила, Лорна, что его сердце тебе не принадлежит.
      То была невыносимо горькая правда, которую душа Лорны отказывалась признавать.
      - Нет, Тюркейя, но пусть хотя бы ты будешь счастлива, - твердо заявила она. - Я поговорю с Касимом и обещаю...
      Закончить ей не удалось, ибо Тюркейя, радостно всплеснув руками, так сжала ее в объятиях, что Лорна чуть не задохнулась.
      - Я поняла, с самой первой минуты поняла, какое у тебя великодушное сердечко! И что мы подружимся - знала, а теперь мы - сестры, это совсем здорово!
      Лорна поцеловала девушку в нежную, юную щечку, чистую, без следов косметики. Запах восточных благовоний, окутывавший Тюркейю, напомнил Лорне, что она вышла замуж в арабскую семью и теперь должна подчиняться всем здешним законам, распространявшимся и на нее как на жену принца.
      Она заставила себя улыбнуться.
      - Пойдем же к гостям. Неудобно заставлять их ждать.
      Женщинам новобрачная понравилась. С трогательным, занятным любопытством они прикасались к ее волосам, лицу, не переставая сравнивать с цветочком.
      Заиграла цитра и барабаны; вся компания, рассевшись по диванам, принялась пить кофе и лакомиться разнообразнейшими пирожными, печеньями и конфетами.
      Лорна - объект обсуждения и острот - сидела между ними, не очень хорошо понимая, что они говорят. Потом внесли огромное блюдо плова с кусочками жареной ягнятины, цыплячьими грудками и абрикосами.
      Как новобрачной ей нельзя было ни к чему прикасаться руками, и хохочущие женщины наперебой совали ей в рот лучшие кусочки, словно откармливаемой индюшке. В другое время она тоже позабавилась бы с ними, но сейчас думала только о Касиме, принимавшем своих гостей-мужчин во дворе.
      Только около полуночи женщины, высоко поднимая зажженные свечи, проводили ее в спальню. Там уже были разбросаны амулеты от сглаза и злых духов, а около брачной постели на столике были приготовлены финики и молоко. Старая Кейша помогла Лорне раздеться, ибо жениха следовало встречать без всяких украшений.
      - Лелла немножко бледна, - шептала Кейша. - Конечно, день свадьбы - день испытаний. Помню, и госпожа моя Елена тоже волновалась в первую брачную ночь.
      Лорна вздрогнула; взгляд ее упал на шелковую сорочку, туманным облачком лежавшую на вышитом покрывале.
      - Была ли счастлива госпожа Елена в браке? - наконец задала она мучивший ее вопрос. Кейша долго не отвечала, а потом тихо произнесла:
      - Госпожа привыкла к здешней жизни. Потом явились утешения...
      - Вы имеете в виду рождение сына, Касима?
      - Да, лелла, конечно, я имею в виду рождение сиди Касима.
      - Наверное, он был прелестным ребенком. - Пальцы Лорны мяли прозрачную сорочку. - И мать, должно быть, баловала его?
      - Сынок был радостью госпожи Елены, а еще больше - гордостью господина эмира.
      - Касим - единственный сын?
      - Да, лелла, только одного сына послал эмиру Аллах, чтобы было кому передать алый плащ.
      Оставшись наконец-то одна, Лорна безостановочно расхаживала по освещенной спальне. За закрытыми дверями еще слышались звуки продолжающегося веселья, потом вдруг все стихло, и с громко бьющимся сердцем Лорна поняла, что ее муж вот-вот появиться здесь.
      Запахнув поплотнее легкий халатик, она забилась в угол, чувствуя себя, как и тогда , в шатре, пойманной птичкой. Только бы он пришел с любовью в сердце, пусть даже и яростной!..
      Дверь распахнулась, и появился Касим, замерев на секунду в рамке двери, прежде чем закрыть ее за собой. Он переоделся в роскошный халат из шафранового шелка, из-под которого виднелась кремового цвета шелковая рубашка. Рукава халата украшала золотая кайма, а белоснежный тюрбан был обвязан золотым шнуром. На ногах были красивые желтые туфли. Касим походил на прекрасного принца из "Тысячи и одной ночи".
      Лорна напряженно смотрела на него огромными синими глазами. Сердце ее горело в пламени любви и страха. Теперь он - муж, и ей никогда еще не приходилось быть настолько в его власти.
      Его взгляд блуждал по ней .. И тут, измотанную событиями минувшего дня, силы окончательно оставили ее; перед глазами все поплыло... Лорна упала бы там, где стояла, если бы Касим в один прыжок не оказался рядом и не подхватил ее на руки. Положив на постель, сам сел около, поглаживая нежные побледневшие щеки.
      - Бедная малышка, - шептал он, - трудновато тебе пришлось, да?
      Широкие плени нависли над нею, пойманной в ловушку и этой любовью, и этим браком, который не сегодня-завтра может прекратиться.
      - Так вот, значит, что ты имел в виду прошлой ночью, - хриплым шепотом сказала она. - Публичное покаяние. Женитьба по желанию эмира.
      - Отчасти да, Лорна, - признался Касим, и на секунду печаль разделила их, словно темным крылом. - Вчера ночью эта идея могла показаться тебе неприемлемой, если бы я не удержался и рассказал. К тому же по моей вине на твою репутацию пала тень... Зато теперь ты носишь одно из самых почетных и известных имен в этой части света.
      Лорна во все глаза смотрела на него, как бы вбирая в себя каждую черточку смуглого красивого лица, освещенного янтарным светом. Это любимое до дрожи в сердце лицо, это сильное гибкое тело.., так близко.., и так безмерно далеко; перекинуть мост между их сердцами под силу лишь одной взаимной любви.
      - Говорят, арабу, чтобы развестись с нелюбимой женой, достаточно одного слова <Это слово - талак Произнесенное мужем трижды в присутствии жены и кади (судьи), оно освобождает мужа о г уз брака Согласия жены при этом не требуется.>.
      - Ты хочешь, чтобы я сказал его, Лорна, и отпустил тебя обратно в твой мир?
      - Мой мир? - Она горько улыбнулась. - Ты подарил мне пустыню и показал дорогу к звездам. Открыл для меня свет, а теперь хочешь снова ввергнуть во тьму?
      - Ты так сильно полюбила пустыню? - С затаенным блеском в глазах Касим укачивал ее на руке.
      - Что же произошло с твоим мятежным сердечком? Ведь всего несколько дней назад ты пыталась сбежать и от меня, и от того самого света и тех пустынных звезд, что открылись тебе. Если бы не буря, твой побег удался бы... А теперь ты уверяешь меня, что хочешь остаться. Лорна, девочка моя, ты действительно хочешь остаться моей женой?
      Ее глаза смотрели робко, а щеки покрыл румянец смущения.
      - Мсье, вы лишаете меня преимущества.
      - Ты хочешь сказать, что стесняешься спросить прямо, желаю ли я оставаться твоим мужем?
      - Было бы замечательно, если б ты пожелал этого. - Лорна все-таки набралась храбрости; глядя прямо в желтые глаза и ощущая восхитительную силу его рук, она подавила остатки совершенно не нужной теперь гордости. - Я - твоя теперь, Касим. Хочешь - бери меня, хочешь - бросай.
      - Моя? - Он с силой прижал ее к себе, причинив боль, сладостную, счастливую боль. - Mon amour adoree <Обожаемая любовь моя! (фр.)>! Ангел мой! Прекрасная, нежная возлюбленная моя! Твоя доброта победила дьявола в моем сердце. Любовь моя, жизнь моя, свет очей моих! Я с самой первой минуты понял это, вот и пришлось похитить тебя, чтобы не потерять навсегда. И потом приручать и покорять той, своей, пустыней, утренними прогулками, страстными рассветами и серебристыми ночами...
      А теперь ты, мой золотисто-синий цветок, и сама стала частью всего этого...
      Касим замолчал и зарылся лицом в ее волосы.
      - Я так страстно жаждал твоей любви, так стыдился за свое высокомерие! Любишь ли? Простишь ли, что похитил тебя? Ты тогда показалась мне прекрасным сновидением, и я просто не мог позволить себе проснуться, а тебе - растаять легким облачком, как всем снам... Понимаешь?
      - Ах, Касим! - Лорна что было сил прижала к себе эту гордую голову на крепкой шее, голову, никогда ни перед кем не склонявшуюся, и вот теперь склоненную ей на грудь. - Я поняла, что люблю тебя, во время песчаной бури. Ты говорил тогда, что мы можем умереть, погребенные навечно, в объятиях друг друга. И я вдруг поняла, что лучше смерть, чем разлука с тобой, Касим.
      Она выдохнула его имя, а он губами словил и выдох, и свое имя, и ее губы; поцелуй был так пронзительно сладостен, что у нее зашлось сердце.
      - Наш брак станет настоящим, Лорна, честным, без всяких тайн друг от друга, и будет длиться до самой нашей смерти.
      - А у тебя есть тайны, Касим? - Она тихо рассмеялась, ибо в этот восторженный момент понимала лишь, что он любит ее и держит в своих объятиях, и только это имело сейчас значение. Лорна уже не была той льдинкой, что в саду в Рас-Юсуфе насмехалась над любовью. Она таяла в сильных руках Касима. Он все-таки растопил ее, этот пустынный житель...
      - Да, дорогая. Я должен кое-что рассказать тебе. - Он поцеловал ее в глаза и достал сигарету из коробочки, лежавшей на столике у постели. Лорна молча, с бьющимся сердцем наблюдала, как Касим прикуривает. Что же он хочет рассказать? Что до встречи с нею кого-то любил? Конечно, она проявит снисходительность, но как же хочется надеяться, что это не так.
      Несколько минут он молча курил, словно стараясь привести мысли в порядок, а Лорна впервые обратила внимание на огромный букет синего жасмина в вазе, благоухание которого смешивалось с дымом сигареты. На глаза попался портрет мальчика в серебряной рамке, стоявший на низком бюро. Волосы у мальчика были черные и кудрявые, а глаза веселые, лукавые; он напомнил ей детей, игравших на парижских бульварах.
      Касим заметил, что она рассматривает портрет, и улыбнулся.
      - Мне было около десяти, когда маман велела сделать эту фотографию.
      - Как бы мне хотелось узнать тебя мальчиком, - смущенно произнесла Лорна.
      - Гораздо интереснее узнать меня мужчиной, дорогая. - Он улыбнулся так же многозначительно, как и во дни их пребывания в пустыне. - Надеюсь, маман оттуда, с небес, видит, какую прекрасную и добрую жену я нашел.
      - А есть другое, арабское, слово, обозначающее мать? - Лорна была заинтригованна.
      - Конечно есть, но я никогда его не произносил. Едва я научился говорить, как мама попросила меня называть ее маман.
      - А почему, Касим? - Лорна смотрела на него любящими глазами женщины, знающей, что и сама любима. - Она никогда не говорила, почему?
      - Думаю, хотела сказать. - Сквозь дым, окутывающий худое, бронзовое от загара лицо, матово мерцали задумчивые желтые глаза. Они с нежность и жадно рассматривали Лорну, такую юную, маленькую, хрупкую на широкой арабской постели, с глазами такими же синими, как благоухавший вокруг жасмин, и припухшими губами, полураскрытыми для его жарких, всепоглощающих поцелуев.
      Вдруг Касим схватил ее руку, поднес к губам и, словно настоящий француз, принялся целовать каждый пальчик.
      - Именно по настоянию матери я выучил и испанский и французский. Она вела дневник, и после ее смерти прочесть его смог только я. Некоторые страницы пришлось вырвать и сжечь... В них раскрывалась тайна, которой она могла поделиться только со мной. А теперь я хочу поделиться ею и с тобой, Лорна, потому что ты любишь меня и хочешь остаться моей женой. Лорна удивленно смотрела на него.
      - Я думала, ты хочешь рассказать мне, что любил кого-то до нашей встречи...
      - Девушек? - Он вздернул бровь. - Да, в студенческие годы в Париже у меня были девушки. С ними было весело и приятно, но сердца моего они не затронули. Я любил пустыню... И она была для меня главной и единственной женщиной, пока в мою жизнь не вошла ты, синеглазая, солнечноволосая, с характером, как у самой пустыни.
      - Неужели ни одна прелестная арабская девушка ни разу не привлекла твоего царственного взгляда?
      - поддразнила Лорна. Ответная улыбка была чуть странной.
      - Что ж, некоторые из них очень милы, например, Тюркейя, но по своим внутренним побуждениям я, кажется, всегда был французом, а это...
      - Французом? - воскликнула Лорна.
      - Да, - Касим сжал ее пальцы. - Моим отцом был не эмир, а француз, приехавший в Сиди-Кебир через год после того, как мать вышла замуж. Слова прозвучали, словно удар грома, и в воцарившейся потом тишине Лорна даже слышала биение своего сердца. Она уставилась на Касима синими, безмерно удивленными глазами... А за окнами, в дворцовом саду, пел соловей; его чарующий голос лился прямо в душу...
      - Пожалуйста, - прошептала она, - расскажи мне все.
      Касим опустил голову, словно даже Лорне ему нелегко было рассказывать о тайне, которую он прочел в дневнике матери.
      - Этот человек приехал сюда из La belle France <Прекрасной Франции (фр.).>. Мать, вынужденная вести жизнь замкнутую, чуждую для нее, была не слишком-то счастлива, и приезжий француз немного развлек ее. Он был молод, образован, а здесь собирался изучать старинные пергаментные свитки, найденные в одном из дворцовых подвалов. Обаятельный юноша, он напоминал ей о том мире, который она оставила, выйдя замуж за эмира. Вскоре в дневнике появилась виноватая запись о счастье, испытываемом ею в обществе Жюстена.
      Касим поднял голову и многозначительно взглянул в широко раскрытые, внимательные синие глаза Лорны.
      - Эмир почти все время занимался государственными делами, а когда все-таки уделял минутку своей молодой жене, то обращался с нею, как с котенком, которого можно ласкать, но делится своей внутренней жизнью даже не приходит в голову.
      Жюстен был совершенно другим. Он обсуждал с нею свою работу, рассказывал о странах, где побывал. Немудрено, что их дружба вскоре переросла в преступную страсть.
      Касим вздохнул и погладил кольцо с сапфиром на руке Лорны.
      - "Птичка" играла с огнем. Она отваживалась принимать этого человека даже здесь, в этих самых покоях. Конечно, ей ведь было так одиноко, а он обаятелен и молод... Но дни их любви оказались сочтены: в положенное время Жюстен закончил свою работу и уехал. Мать старалась забыть его, но скоро поняла, что у нее будет ребенок - от Жюстена, а не от мужа!
      Касим прервал свое повествование, а Лорна снова почти ощутила присутствие здесь, в этой самой комнате, и его матери и чувств, охвативших ее, когда выяснилось, что их с французом любовь оказалась не бесплодной. Красавица, с длинными черными волосами до талии, должно быть металась по этой комнате, не сожалея, разумеется, о любви, подаренной Жюстену, но страшась за судьбу ребенка - его ребенка.
      - Какое-то время она, наверное, была в ужасе, - продолжал Касим низким, проникновенным голосом. - Но эмир безумно хотел ребенка и, к великому счастью, никогда не заподозрил, что его Елена была ему неверна. Он с восторгом узнал о рождении сына. Кейша рассказывала, что я родился крупным, крикливым, черноволосым младенцем. Меня положили на руки эмиру, он вышел на балкон и с гордостью показал своему народу наследника... Странно, Лорна, но арабы всегда любили меня, да и я ощущал их своим родным племенем. Как и они, я любил палящее солнце, горячих лошадей, бешеную скачку по пустыне, когда ветер в лицо. Знаю, мать собиралась поведать мне тайну моего рождения, но скоропостижно умерла, когда мне было тринадцать лет. Я один смог прочесть ее дневник, найденный среди прочих вещей. Касим смотрел ей в глаза не отрываясь.
      - Эмир болен, возможно, при смерти, и теперь уже поздно рассказывать ему правду. А я все равно буду выказывать ему сыновнюю любовь и выполню свой сыновний долг. Он нуждается во мне, надеется передать свои государственные дела, и наши узы невозможно разорвать тайной, которой столько же лет, сколько и мне. Думаю, Кейша догадывалась обо всем, но она слишком любила мою мать, чтобы хоть намеком выдать ее. Лорна?..
      Вместо ответа она наклонилась и поцеловала его в губы, словно запечатав навеки тайну, теперь уже общую для них.
      - Я люблю тебя, Касим. И последую за тобой туда, куда поведет нас судьба.
      Он обхватил Лорну и с неистовой силой прижал к сердцу. Глядел, и в глазах разгоралось пламя.
      - В Сиди-Кебире говорят, что ты похожа на жемчужину. Как же они правы, дорогая. Жемчужина пустыни... Мне всегда казалось, что я звал тебя, что найду здесь, и вот ты откликнулась. Как думаешь, не мой ли зов ты слышала?
      - Да, Касим, я слышала его сердцем. - Лорна опустила голову ему на плечо, вдыхая запах табака, всегда напоминавший ей об отце. - Помнишь белый цветок, что выпал у меня из кармана? Ты еще пришел в ярость, когда я сказал, что его подарил мне любимый человек. То был мой отец. Он долго жил в домике в оазисе Фадна, а после его смерти я решила поехать к этому дому. Он оказался почти разрушенным, не осталось ничего, кроме стены, на которой цвели какие-то белые цветы. Я сорвала один, и он был моей единственной радостью в ту первую ночь в твоем шатре. Я так боялась тебя...
      - Ангел мой. - Касим зарылся лицом в ее волосы. - Никогда больше не бойся меня!
      - Нет, я всегда буду тебя бояться - немножко, самую малость. - И она серебристо рассмеялась, обдав его шею теплым дыханием. - Иногда ты можешь выглядеть таким свирепым, мой пустынный возлюбленный. Касим взглянул ей прямо в глаза и улыбнулся их незамутненной синеве.
      - Думаю, нам предстоит борьба, - шепнул он, склоняясь к ее уху, - но потом - всегда поцелуй.
      Лорна тоже улыбнулась, и черные волосы перемешались с золотыми... Соловей пел в саду, где на стене звездами сиял в лунном свете синий жасмин. Лорне уже никуда не хотелось убегать из объятий своего пустынного возлюбленного. Никогда больше не знать им одиночества. Они искали и нашли свои золотые сады - сады любви.