Домини нарезала охлажденную peponi <Сорт дыни (греч.).>, когда Поль перекувырнулся за борт лодки и направился по песку в ее сторону. Она наблюдала из-под ресниц за ним, одетым только в морского покроя брюки, обнаженного по талию и казавшегося сверкающей статуей из дельфийской бронзы.
      - Я вполне готов к этому. - Он бросился на песок рядом с ней и взял из ее рук ломоть дыни. Белые зубы глубоко вонзились в золотистую мякоть, в то время как Домини откусывала от своего ломтя по чуть-чуть, закапывая в теплый мелкий песок пальцы ног.
      Над скалами взмыл орел, распластав крылья, вытянув вперед тощую шею. Поль закинул голову, наблюдая за полетом большой темной птицы. При виде семифутового размаха орлиных крыльев на губах его мелькнула улыбка.
      - Чудо, - сказал он, - как в пословице. Ты знаешь ее, Домини?
      Домини покачала головой, думая, что он сам не менее неукротим и безжалостен, чем любой орел в погоне за добычей.
      - В пословице перечисляются несколько чудес, - с улыбкой сообщил он. - И среди них орел в небе, корабль посреди океана.., и мужчина с девушкой.
      - Как интересно, - сказала она. - Хочешь мясного паштета? - Она наклонилась к корзине с едой и в то же мгновение он ухватил ее за талию.
      - Верно, накорми зверя, - хрипло прошептал Поль, - тогда он уснет на часок, и ты сможешь спокойно развлекаться, разглядывая разноцветных рыбок и разыскивая кораллы.
      Она покраснела, почувствовав в его голосе насмешку, и подала ему великолепный мясной паштет, картонную коробку с йогуртом и несколько крупных помидоров. Он опустился на локоть и принялся за еду, задумчиво глядя чуть прищуренными глазами далеко в море. Домини налила из термоса кофе и добавила в него, как нравилось Полю, дикого меда. Он взял чашку и поднял ее в тосте.
      - Stin iyia sou, - сказал он по-гречески.
      - За твое здоровье, Поль, - ответила она и отвела взгляд в сторону, стараясь больше не смотреть на него, пока ела и пила кофе. Она была уверена, ее здоровье имело значение для него по единственной причине: он хочет, чтобы она родила ребенка.
      Ленч был окончен, остатки еды аккуратно убраны в корзину, и Домини оставила Поля и отправилась разыскивать маленькие озерки в углублениях скал, где жили крошечные рыбки, окрашенные во все цвета радуги, с ангельскими крылышками-плавниками, как крошечные пушинки, проскальзывающие между пальцами Домини, когда она пыталась их поймать.
      Поль вытянулся на песке в нескольких ярдах от развлекающейся Домини, подставив обнаженную спину солнцу и положив лицо на скрещенные руки. Домини не знала наверняка, дремлет он или просто с обманчивой ленью сытого и разморенного от солнечного тепла тигра отдыхает.
      Домини перебирала несколько найденных ею бледных и гладких, как детские молочные зубы, камешков и все еще сердилась из-за того, как бесцеремонно Поль возвратил Берри его картину.
      - Я не желаю, чтобы она была в моем доме, - заявил он. - Ты должна подумать о другом подарке для меня, моя дорогая.
      И прошлой ночью Домини, страшно рассерженная, заперла дверь, соединяющую их комнаты. Она лежала в напряжении, прислушиваясь к каждому его движению в соседней комнате. Но он не попытался открыть дверь, и она наконец уснула и проснулась оттого, что Лита раздвигала шторы на окне.
      Лита не из тех женщин, которые часто улыбаются, но на губах ее при виде рассыпавшихся по подушкам и сияющих на фоне их белизны густых и пышных волос Домини и ее кожи, казавшейся рядом с голубизной ночной сорочки медового цвета, появилась улыбка.
      - Солнце, кажется, так и рвется в окна, - сказала Домини, усаживаясь в подушках и наблюдая, как Лита наливает для нее утренний чай.
      - Сейчас пора великолепной погоды на острове, мадам, - сказала Лита. Виноград поспевает и наливается соком, темнея на лозах, а на холмах полно ягнят и козлят.
      - Ты родилась на острове, Лита? - спросила Домини, отхлебывая горячий сладкий чай.
      Лита стояла, держа в руках чайник в стиле рококо с нимфами, эльфами и летящими птицами. Она наклонила голову, и в ярком свете солнца узел ее волос влажно заблестел.
      - Я с холмов, мадам, оттуда, где в старину было много бандитов и до сих пор существует множество самых разных легенд. Вы, конечно, знаете, что во мне течет цыганская кровь?
      Домини кивнула: то, что Лита держалась так, будто имеет какую-то связь с необычайными, тайными сторонами жизни всегда вызывало в ней любопытство.
      - Остров оккупировали, мадам, когда я была ребенком, - сказала она. Оливковые рощи были вырублены, маленькие фермы сожжены, девушек захватывали, как сабинянок.
      Домини поежилась, глядя на горничную, и Лита поспешно добавила:
      - Мне повезло. Мой дедушка спрятал всю семью в пещере среди холмов, а мой отец и братья воевали вместе с партизанами. Но для Греции этим дело не кончилось. Произошло восстание, и снова пули вонзались в землю Греции, и в людей, и в виноград.
      - Для вас это было ужасное время, - сочувствуя, сказала Домини.
      - Но сегодня все позади. - Лита улыбнулась. - Теперь для всех на острове есть работа, и мир, и достаточно пищи. Хотите beignet, мадам?
      Она протянула ей тарелку, и Домини взяла очень вкусное слоеное пирожное, обсыпанное сахарной пудрой.
      - Kalo ya to stomacha, - улыбнулась ей Лита.
      - Они действительно очень вкусны. Знаешь, Лита, я начинаю любить греческие блюда. - Домини тихо рассмеялась, словно сама себе удивляясь. - Вероятно, воздух на вашем острове увеличивает аппетит.
      Лита хитро посмотрела на молодую хозяйку, потом взяла ее опустевшую чашку и заглянула в нее.
      - Меня ждет счастливый день, Лита? - Домини чуть приподняла ресницы, взглянув в сторону двери, ведущей в комнату Поля, которую вчера заперла.
      Лита нахмурилась, разглядывая узор из чаинок на дне чашки.
      - Будет потрясение, - пробормотала она, - это видно совершенно ясно.
      - Шторм? - неуверенно спросила Домини.
      - Случится что-то нехорошее, мадам, - голос Литы стал резким. - Это произойдет сегодня...
      Она остановилась, прерванная стуком дверной ручки запертой двери. Она повернулась, чтобы посмотреть, что это за звук, и ручка снова повернулась и загремела. Домини покраснела, застыдившись, встретив потрясенный взгляд Литы.
      - Отопри дверь, Лита, - сказала она, и резкий звук ключа, поворачивавшегося в замке, еще больше усилил напряжение в залитой солнечным светом комнате.
      Лита пожелала хозяину доброго утра и поспешила удалиться. Домини осталась сидеть среди подушек - тоненькая и побледневшая - и смотрела во все глаза на Поля. На нем были черная шелковая рубашка и серые брюки, брови сердито сдвинуты. Он указал на только что отпертую Литой дверь.
      - Попробуй сделать это еще хоть раз, девочка моя, - хрипло сказал он, - и я не стану ждать, как лакей, когда твоя горничная допустит меня до твоего августейшего величества. Я вышибу дверь.
      Он был так разъярен, что казался вполне способным сделать это, и нервозность вызвала у Домини странную реакцию: ей страшно захотелось рассмеяться. Она подняла руку и прикусила костяшки пальцев, а он со свойственной кошачьей угрожающей грацией направился к кровати. Он стоял и смотрел на Домини сверху, и она чувствовала его взгляд, двигающийся от ее плеч до шифона, прикрывающего ее грудь. Домини ухватилась за шелковое покрывало и натянула его на себя. Поль выгнул насмешливо бровь, заметив ее маневр, потом недобро засмеялся, показывая все белоснежные зубы.
      - Запирая двери и разыгрывая девическую скромность, ты еще больше разожжешь мою страсть, а не погасишь ее, - насмешливо протянул он, и в следующее мгновение уже сидел рядом с нею на кровати, беззастенчиво разглядывая. Губы его кривились от смеха или раздражения, этого Домини не могла сказать с уверенностью. Лицо его было слишком непроницаемым, слишком непонятным, особенно тогда, когда от его близости у нее начиналась нервная дрожь.
      Устремив взгляд на золотое кольцо на ее руке, символ его собственности, он сказал отрывисто:
      - Прекрасно знаю, Домини, что я тебе не нужен, но боюсь, тебе придется переносить мои романтические желания. Однако ты можешь утешиться мыслью, Что придет день, когда ты мне уже не понадобишься.
      Он говорил с холодной иронией, и Домини отшатнулась словно ее ударили. Эти слова давно звучали в ее памяти, и их жестокая откровенность разожгла в ней гнев.
      - Понятно, Поль, - глаза ее сверкали, как голубые кинжалы, - ты разбил мою жизнь для удовлетворения кратковременного каприза. Ты убил во мне гордость и втянул в брак, чтобы владеть мной несколько месяцев. Я всегда знала, какова истинная причина твоей женитьбы на мне, но никогда не думала, что у тебя хватит наглости так цинично сказать об этом вслух.
      - Ну что ж, - грудь ее резко и быстро вздымалась от гнева и боли, спасибо за то, что сказал. Теперь меня не волнует мысль о том, что ненавидеть нехорошо.., я считаю эту ненависть оправданной.
      - Да, чувствуй себя правой. - Он говорил очень спокойно, почти небрежно. Чувство правоты удивительно облегчает совесть.
      - Сомневаюсь, что у тебя вообще есть совесть, - отпарировала Домини. Сердца у тебе нет, это уж совершенно точно.
      С насмешливой улыбкой он дотронулся до своей мускулистой груди, потом, пожав плечами, наклонился к прикроватному столику и взял лежавшую там книгу.
      - Ты пытаешься понять греческий характер? - Поль насмешливо приподнял бровь, глядя на Домини.
      - Я читаю Казантакиса для удовольствия, - холодно отрезала она. - В этом предназначение романа.
      - Каждый человек является узником собственных представлений о жизни, потому он не может говорить за всех, - Поль чуть заметно улыбнулся. Казантакис пишет о любви, как о мече, вонзающемся в сердце. Как ты считаешь, он прав?
      - Откуда мне знать, - передернула плечами Домини.
      - Однако же ты любила, разве не так, хотя бы и по-телячьи?
      - Полюбить - значит отдаться капризам и, возможно, жестокости другого человека, - ледяным тоном сказала она. - Я больше не пойду на такой риск. Поль указал на дверь, запертую ею накануне. - Ты сделала это потому, что я отослал назад картину Созерна, - сказал он. - Нельзя сказать, чтобы это было признаком равнодушия, а?
      - Равнодушия к кому? - Их взгляды встретились, потом Домини оказалась прижатой к подушкам, так как Поль наклонился к ней, приблизив свое темное красивое лицо на расстояние дюйма от лица Домини. Ее синие, как ирисы, глаза широко раскрылись, а он рассмеялся, дыханием коснулся губ Домини, отодвинулся и поднялся на ноги.
      - Мне надо идти кое с кем встретиться сегодня, - он положил ее книгу на место, - но я присоединюсь к тебе на пляже. Я приказал приготовить корзину с едой.
      - Как пожелаешь, Поль, - сказала Домини и следила, как он выходил из комнаты и закрывал за собой дверь. Она закрыла рукой глаза и несколько минут лежала неподвижно, без слез. Ее боль и горечь были слишком велики для слез.
      После легкого завтрака, состоявшего из кофе, булочек и меда, Домини взяла книжку и направилась в беседку из винограда, в глубину сада. В беседке царила густая тень от виноградных листьев, и вся она была увешана гроздьями, которым еще надо созреть. В зеленых ветвях перечных деревьев звенели цикады. Вьюнки и можжевельник распространяли вокруг сладкий аромат. Среди зелени виднелись пятна росших группами ирисов - синих, как сапфиры.
      Домини уселась в арке и решительно погрузилась в роман. Около одиннадцати часов ее нашел Янис, держа в руках корзину с едой, заказанную Полем. Корзина была не очень тяжелой, но Янис настоял снести ее до берега. Домини очень нравился серьезный слуга Поля, который знал имена всех птиц на острове и названия полевых цветов, росших у тропы, по которой они ходили на пляж. У них с Литой не было детей, и Домини иногда казалось, что они относятся к ней, как к ребенку. Они управляли домом на Орлином утесе с такой спокойной деловитостью, что Домини ничего не оставалось делать, кроме как обследовать большие комнаты и винтовые лестницы, ведущие во многочисленные кладовые.
      - Как красив и спокоен сегодняшним утром остров, Янис. - Домини приостановилась на извилистой, спускающейся к морю тропе, чтобы вобрать в себя чистую синеву Ионического моря и жемчужного отсвета солнца на воде, на песке, на отполированных волнами скалах.
      Янис улыбнулся осматривающейся вокруг Домини, легкий бриз играл ее волосами, и она казалась такой юной и беззаботной в трикотажной кофточке без рукавов и коротенькой пляжной юбочке.
      - Ой, посмотри-ка, Янис! - Домини показала на лагуну, где, как на крыльях, подпрыгивал дельфин, взлетал и снова скрывался, ныряя в воду.
      Когда пришел Поль, Домини загорала. Она не слышала, как он подходил по мягкому песку, но почувствовала, на спине его тень. Казалось, что он возвышается до самого солнца, гордый и похожий на Аполлона. Сев, она всмотрелась в его лицо, и оно ей показалось немного усталым.
      - Хочешь есть сразу же? - спросила она.
      - Нет, если тебе самой не хочется. Я думал, мы могли бы ненадолго выйти на лодке.
      - Хорошо. - Она прыжком вскочила на ноги прежде, чем он успел помочь подняться. Глаза ее снова пробежали по его лицу. Домини поняла, что у него болит голова, и он надеется, морским ветером разогнать боль.
      - Поль, - Домини, несколько побаиваясь, прикоснулась к его руке, - что говорят врачи о твоих головных болях?
      - Моя дорогая, - улыбка у него была насмешливой, а взгляд непонятным за темными стеклами очков, - неужели ты беспокоишься обо мне?
      - Я не люблю, чтобы кому-то было больно. - Домини отдернула руку, словно обожглась. - Извини, что вмешалась.
      - Боль пройдет со временем. - Поль пошел к причалу, где стояла лодка, отвязал от тумбы и столкнул в воду. Потом бросил в нее свою рубашку, и когда он переносил Домини в лодку, она почувствовала, как напряглись у него мышцы. Мгновение он держал ее, улыбаясь отчаянно, как греческий пират.
      - Иногда, моя маленькая пленница, мне кажется, что ты не совсем уж ненавидишь меня, - тихо заметил он.
      Она пристально посмотрела на него и отчетливо вспомнила все, что он говорил ей утром.
      - Я стараюсь найти что-нибудь хорошее даже в плохом, - холодно возразила Домини. - Тем более, теперь я знаю, что мое заключение не пожизненное.
      Он рассмеялся и отпустил ее. Потом развернулся и направил лодку в открытое море, где через некоторое время солоноватый морской ветерок и прыгающие и кувыркающиеся в воде дельфины снова заставили глаза Домини разгореться любопытством и весельем.
      - Как твоя головная боль? - крикнула Домини, стараясь перекричать пение пены и шум лодочного мотора.
      - Гораздо лучше, - бросил он через плечо. - Дельфины сегодня очень игривы, да? Посмотри на этого бронзово-голубого парня, он очень отважен.
      Большой дельфин был и на самом деле даже слишком смел, несколько раз он качнул лодку, едва не опрокинув Домини в воду. Когда она, смеясь, ухватилась за борт, Поль велел ей быть осторожнее.
      - В этих водах водятся не только дельфины, - добавил он.
      Он имел в виду акул и не позволил Домини нырнуть в воду, пока они снова не оказались в коралловой лагуне, где рыба была слишком мелкой, чтобы привлечь жестоких и жадных морских тигров-акул.
      Домини очнулась от задумчивости; сидя у озерка в скале, она надолго погрузилась в свои мысли. Домини поднялась и уже бежала к полоске прибоя, чтобы сполоснуть ноги, когда что-то укололо ей левую ступню, и она невольно вскрикнула от боли.
      Домини наступила на колючего морского ежа и, взглянув на ногу, заметила несколько темных колючек, проникших под кожу. Домини хорошо знала, если их сразу не вытащить, они обязательно воспалятся и вызовут заражение. Потому она присела на ближайший валун и попыталась извлечь их ногтями.
      - Что ты сделала? - К ней подошел Поль.
      - А, - она взглянула на него сквозь крылья опустившихся на лицо волос, только наступила на морского ежа и поймала несколько его иголок.
      - Дай-ка я сам посмотрю. - Он встал перед ней на колени и поставил себе на руку ее маленькую ногу. Через мгновение он поднял глаза. - Нужны щипчики, но если ты наступишь на ногу, колючки войдут еще глубже. Давай я донесу тебя до дома.
      - Не по этому же крутому подъему на скалу, Поль! - Она отпрянула от него, нервно рассмеявшись. - Я немного поправилась после приезда в Грецию.
      - На унцию или две? - засмеялся он. Его теплые руки сомкнулись вокруг Домини, и он легко поднял ее, прижав к своей обнаженной груди, где греческая золотая медаль запуталась в поросли темных жестких волос. Когда она уже лежала в его руках, взгляды их встретились, потом его взгляд передвинулся на ее шею, где пульсировала голубая жилка под нежной кожей медового цвета.
      - Ты все еще нервничаешь в моих руках, Домини? - посмеялся над ней Поль. Пора бы уже и привыкнуть.
      Он спокойно и уверенно двигался по песку и нес ее через песчаный пляж под арку пещеры, ведущей к дому. Теперь их накрыла тень, подсвеченная светом морской воды, и Домини чувствовала сильное биение его сердца, так, словно оно касалось ее груди. И вдруг, как за час или более до этого, в лодке она почувствовала во всем теле слабость. Ее пронизала какая-то, пока еще не совсем ясная, мысль. В лодке она могла сбежать от Поля, нырнув за борт, но тут его руки держали ее в плену. Самоуверенный подбородок возвышался над ее головой, как бы приказывая ей, лежать смирно, и она позволила, чтобы ее несли, как Ундину в замок.
      В пещере становилось все сумеречнее, они проникали в самое ее сердце, потом вдруг раздалось как бы рычание невидимого зверя. Оно донеслось откуда-то из скалы над их головами, отдалось эхом от влажных каменных стен, это был жуткий угрожающий гул. Поль замер, руки вокруг Домини сжались так, что ей стало больно.
      - Что это, Поль? - Она ухватилась за его обнаженное плечо, бессознательно впившись до боли в него ногтями.
      Он ответил не сразу, стоял, напрягая слух, как кот при появлении неожиданной опасности. Что-то треснуло, земля содрогнулась, Поль поставил Домини на ноги и торопливо и строго сказал:
      - Беги, детка.., будет обвал!
      Домини бежала с колотящимся от ужаса сердцем. Она знала, что до двери оставалось совсем немного, до той двери, которая спасет их от опасности и впустит в сад перед домом. Снова послышался страшный треск, и Домини в ужасе подняла глаза. Тут свод пещеры раскрылся, и со страшным шумом посыпались камни, швырнув ее на колени.., заставив ее вскрикнуть, но крик был тут же заглушен облаком пыли и болью...
      Глава 13
      В маленькой комнатке Поля, где он обычно отдыхал днем, сумеречно. Потолок из резного дерева и простые беленые стены придавали ей монастырский вид, вся она производила впечатление мирного, спокойного уголка. Но душевное состояние се хозяина плохо сочеталось с отрешенной атмосферой комнаты, по крайней мере в этот вечер, - он метался из угла в угол, напоминая тигра в клетке.
      Поль уже давно заменил разорванные и пыльные брюки, царапины и ссадины на его руках обработал Янис. Доктор был занят наверху. Он там уже много часов, так казалось Полю.
      Он затушил недокуренную сигарету и вышел на балкон с ажурной металлической балюстрадой над находящимися далеко внизу, в пропасти, острыми скалами и блестящим темным морем. Над головой светили многочисленные звезды, в ночном воздухе чувствовался аромат сосен. Далеко внизу, на воде, двигались огни фонарей, похожие на светлячков, это рыбаки вышли на ночной лов.
      Израненные, разрисованные йодом руки Поля крепко стискивали перила балюстрады. Но он, казалось, не чувствовал боли. Он ждал, слепо уставившись вниз, на море, плещущее в скалах. Свет на парусных суденышках привлекал рыб, как обычная лампа привлекает любопытных мошек. Они жадно набрасывались на крючки и, когда их вытаскивали на палубу, бились, сверкая как серебро, стараясь вырваться на свободу.
      Толстый ковер заглушил звуки шагов, и Поль скорее почувствовал, чем услышал, как в дверях позади него появился человек. Поль резко повернулся. Из-за темноты невозможно было разглядеть выражение его лица.
      - Скажите мне! - вырвалось у него по-гречески. - Как она сейчас, Метрос?
      Доктор-грек вышел к нему на балкон. Он бросил быстрый взгляд на видимость преграды между Полем Стефаносом и глубоким обрывом, заканчивающимся опасными острыми скалами на дне.
      - Войдем в комнату, Поль, - позвал доктор. - Там удобнее разговаривать.
      - Ты об этом, Метрос? - Поль указал на обрыв под балконом. - Боишься, что я обреку свою душу на проклятье? Домини умерла, да? Я это знал, знал, когда поднял тот, последний, кусок скалы и увидел, как неподвижно она лежала...
      - Мы не можем разговаривать здесь! - Метрос взял Поля за руку и потянул в дом. С решительным щелчком он закрыл дверь и задернул портьеры. - Свет, мужчина! - приказал он. - Свет!
      Последовал щелчок выключателя, и засияла настольная лампа, бросая свет на лицо Поля под странным углом, высвечивая его обтянувшиеся скулы и впадины под ними. Его шрам побагровел, и края его, казалось, стали пульсировать.
      - Домини... - Поль шумно вздохнул. - Она не приходила в сознание, не звала.., никого не звала?
      - Ваша жена жива. - Доктор-грек взял графин и наполнил небольшой бокал, который сразу же сунул в руку Поля. - Выпейте это, мой друг. Ну же.
      Поль уставился на доктора, но все же, резко закинув голову, одним глотком выпил бренди. Вид его был устрашающим; не сводя глаз с врача, с растрепанными волосами, сжав поросшие щетиной челюсти и по-тигриному сверкая глазами, - что с ней сделали камни? - спросил он. - Она будет калекой? Да?
      У доктора было доброе сухощавое лицо под темной с проседью шевелюрой. Глядя на Поля, он постукивал сигаретой по портсигару, потом взял ее в рот.
      - Ваша молодая и красивая жена, - сказал он тихо, - потеряла ребенка.
      - Что? - Поль изумленно вытаращил на Метроса глаза. - Но я.., я и понятия не имел.., ребенок? Она мне ничего не говорила...
      - Возможно, она не была уверена. - Метрос внимательно разглядывал Поля своими темными мудрыми глазами. - Молоденькая девочка, далеко от родных, а срок беременности всего два месяца.
      - Два месяца? - Казалось, что Поль перебирает в памяти прошедшие недели и возвращается к той, первой, ночи с Домини. Взгляд его исполнился глубокой печали.
      - Мне очень жаль, Поль. - Метрос сочувственно пожал ему руку. - Я знаю, для тебя этот ребенок слишком много значит. Но девушка оправится, переживет потерю и физическое потрясение. У нее будут дети: еще есть время.
      - Нет! - резко выкрикнул Поль. - Второго раза не будет, никогда не будет. Дитя, которого она любила бы, погибло.., ушло, как счастье, неуловимое, и нам двоим его больше не найти.
      - Это говорит мужчина! - сердито воскликнул Метрос. - Нельзя лишать девушку возможности иметь и любить ребенка вместо...
      - Меня? - в насмешке Поля слышалась горечь. - Друг мой, эта девочка ненавидит меня, она не переносит моего вида, не терпит моего голоса, прикосновения. Ага, я тебя, кажется, шокировал! Но уверяю тебя, так оно и есть. Когда проживешь с пониманием этого бок о бок целых два месяца - два месяца, за исключением всего нескольких коротких часов, - сомнений уже не остается. Это читается в ее взгляде. В том, как она вся сжимается, когда я протягиваю руку, чтобы коснуться ее. В дрожащем голосе, когда она изо всех сил старается удержаться от слез, слез, которых она не знала до встречи со мной.
      - Но девушка вышла за тебя замуж, Поль.
      - Ты грек, Метрос. - Улыбка Поля казалась болезненной гримасой. - Ты, как и я, знаешь, что для женщины любовь не всегда является причиной вступления в брак.
      - Понятно... - Доктор Деметриос Суиза погасил сигарету. - Есть ли связь между существующим положением и твоим отказом пересмотреть решение, которое мы обсуждали сегодня утром в моем кабинете?
      - Нет, Метрос. - Поль отодвинулся от стола и направился к двери. - А теперь мне можно подняться к жене?
      - Она находится под действием снотворного, Поль, и проспит до самого утра. Я оставил ее под присмотром очень умелой женщины, Литы. Но ты, естественно, можешь на нее взглянуть. - Метрос подошел к Полю вплотную и, будучи меньше ростом, посмотрел на него снизу вверх. - Поспи и ты, друг мой. Девушка молода и здорова. Очень скоро у нее все будет в порядке.
      - Ты придешь утром, Метрос?
      - Конечно.
      - Самое ужасное в этом, - Поль снова полез рукой в волосы, уже и так стоявшие дыбом, - то, что если бы я пошел впереди Домини, я и принял бы на себя основную массу этих проклятых камней. А я велел ей бежать вперед. Думал, она успеет добраться до двери.
      - Ты не должен упрекать себя за это, - сказал Метрос, когда они выходили в холл, где он забрал свой черный чемоданчик и куртку. Они обменялись рукопожатиями, и Поль направился вверх, тихо вошел в спальню Домини, где, сидя в кресле, освещенная приглушенным светом ночника, сидела Лита и вязала что-то на спицах.
      Поль приблизился к кровати, на которой лежала Домини, погруженная в наркотический сон после тяжких испытаний, камнепада и потери ребенка, и казавшаяся такой маленькой, беспомощной и потерявшейся. Ресницы ее тяжелым веером легли на осунувшиеся щеки, а левая рука лежала поверх простыни, и широкий золотой ободок казался слишком тяжелым для тонкого пальца, на который он был надет.
      В комнате сделалась полнейшая тишина и не нарушалась совершенно ничем Лита перестала шевелить спицами. Потом Поль тихо сказал:
      - Ты можешь отдохнуть, Лита. Я останусь здесь. Женщина поколебалась, но по выражению лица Поля прочитала, что это дело решенное, и, еще раз взглянув на Домини, Лита выскользнула из большой сумеречной комнаты со слабым запахом лекарств. Однако она не сразу отправилась спать, а пошла на кухню и сварила Полю крепкий турецкий кофе. На поднос поставила еще тарелочку с бисквитами и отнесла в спальню. Поль придвинул кресло к кровати и сидел там, посверкивая глазами, как тигр в засаде. Лита поставила поднос так, чтобы Полю было легко до него дотянуться, и оставила его наедине со спящей женой.
      ***
      Тьма постепенно раздвигалась, начиная с востока, и тонкая стального цвета линия уже отделяла ночь ото дня, когда Домини начала просыпаться. Она смутно осознавала, что с ней рядом кто-то есть, кто-то помог ей приподняться в подушках, чтобы она смогла выпить несколько глотков прохладного сока лайма. У нее странно кружилась голова и болело все тело. "Что это, снова грипп?" гадала Домини.
      - Спасибо, - пробормотала она, не совсем понимая, кто поправил подушки, чтобы ей было удобнее, а потом снова осторожно уложил ее. Веки у нее казались невыносимо тяжелыми, Домини силилась их поднять и едва различила силуэт с широкими, как крылья, плечами. Уснула она прежде, чем успела задуматься, кто с ней рядом. А когда в следующий раз проснулась, с ней была Лита и еще коренастый с добрыми глазами мужчина, который оказался доктором Деметриосом Суизой.
      Через восемь дней доктор беседовал с ней о случившемся выкидыше. Шок от того, что она оказалась погребенной под землей и камнями, явился причиной выкидыша, так он сказал Домини.
      Она сидела, облокотясь на подушки, совершенно неподвижно. В день обвала Домини мимолетно почувствовала ребенка, но еще не была готова принять эту весть. Теперь уже слишком поздно, чтобы радоваться или волноваться.
      - Полю хотелось ребенка, - тихо сказала она. - Он, наверное, был разочарован, когда вы сообщили, что я его потеряла.
      - Убежден, он был бы гораздо более расстроен, если бы потерял вас, сказал доктор, и, хотя он разговаривал по-английски не так свободно, как Поль, Домини хорошо поняла каждое вежливое и спотыкающееся слово. Она рассматривала свои руки, лежащие на коленях на шелке халатика. Доктор наблюдал за ней и поражался ее самообладанию. Гречанка безутешно рыдала бы о потере своего первенца, а эта очаровательная и холодная молодая англичанка сидела с совершенно сухими глазами и внешне казалась очень спокойной. Метрос Суиза сунул себе в рот сигарету и вспомнил, как Поль говорил, что эта девушка с холодными синими глазами не любит своего мужа.
      Домини и доктор сидели на площадке перед домом, куда Янис вынес им турецкий чай в высоких стаканах. Подал он и тоненькие сэндвичи со всякой начинкой и богатый выбор пирожных. Поль еще утром поехал к своей тетке и должен вернуться с Карой.
      - Вы должны хотя бы попробовать сэндвич, - уговаривал ее Метрос, так как Домини только пила чай. - Ну-ка, я сам вам подам.
      - Я совсем не голодна, доктор, - запротестовала Домини.
      - Но вы должны есть, дитя мое, иначе будете долго выздоравливать. Вот сэндвич с цыпленком и еще один с паштетом. Очень питательно, и я настаиваю, чтобы вы съели все до крошки.
      Доктор был слишком добр и дружелюбен, чтобы отказаться, и Домини обнаружила, что ест сэндвичи и делится с ним своими впечатлениями о Греции. Еще Домини узнала, что он вдовец и что его единственный сын учится в Афинах в медицинском институте.
      - Его не удовлетворит работа врача на острове, - с улыбкой сообщил доктор Суиза. - А вот я здесь на месте. Я работаю в детской клинике, построенной вашим мужем, которую помогают содержать влиятельные, как и он, люди. Они же помогают оплачивать счета тех, кто сам не в состоянии сделать это.
      - Вы лечите Поля от головных болей, доктор Суиза? - спросила Домини.
      Доктор как раз выбирал для себя пирожное, и его раздумье о том, что же предпочесть из множества вкуснейших изделий кулинарного искусства, оказалось слишком серьезной проблемой. По крайней мере, на минуту его вилка застыла над тарелкой, потом он, наконец, сделал выбор и бросил на Домини короткий взгляд из-под кустистых бровей.
      - Он говорил вам о своих.., головных болях? - спросил Метрос.
      - Не совсем так. Кажется, его раздражает, когда я пытаюсь говорить об этом, - сообщила она. - По всей вероятности, будучи во всем, если не считать головные боли, сильным и здоровым, он не хочет признавать за собой какую-то слабость.
      - Возможно. - Доктор положил в рот пирожное и внимательно наблюдал за пчелами, собирающими мед на ближайших к ним цветах какого-то вьющегося растения.
      - Поль - типичный грек, - вдруг сказал Метрос. - А греков всегда нелегко понять. Их можно сравнить с айсбергами, большая часть их скрыта от глаз.