- Правда, Афанасий Иванович.- согласился Швецов.
      Первое огненное кольцо прошли благополучно. И вот второе, более мощное, охватывающее большую полосу по глубине на подступах к Берлину. Сплошная стена голубовато-молочного света от десятков прожекторов и четко видимые вспышки рыжих шапок, быстро сносимых ветром в сторону. Зато нет ночных истребителей, они боятся попасть под огонь собственных зениток.
      Совсем неожиданно в районе Берлина оказалась хорошая погода. Черно-синее небо было все в звездах, и лишь кое-где проплывали клочкастые облака. Городские кварталы просматривались довольно ясно, блестела под
      луной извилистая лента реки Шпрее. То тут, то там виднелись зарева пожаров - горели здания.
      - Огни мести! - воскликнул Фокин.- Наши зажгли.
      Он вел четвертое звено, а три первых уже отбомбились и возвращались в Кагул.
      - Герман! Видишь работу наших орлов-балтийцев?
      - Вижу, Афанасий Иванович.
      - Давай поточней! За Москву-матушку! За Ленинград родной! За города наши и села!..
      - Сейчас, сейчас, Афанасий Иванович,- соглашался Швецов.- Еще пару минут... Надо же нам свою цель увидеть.
      Он нажал кнопку электросбрасывателя. Тяжелые бомбы отделились.
      - Пошли, Афанасий Иванович!
      - Молодцом, штурман!
      Взрывы заметили все. Вспыхнул пожар.
      - Вот и мы огонь мести зажгли! - ликовал Фокин. Штурман предупредил:
      - Пора домой. Обратный курс...
      - Погоди, Герман. Еще кружок сделаем,- не согласился Фокин.
      Швецов не понял:
      - Зачем же, Афанасий Иванович? Ведь бомб уже нет.
      - А мы их психологически. Пусть фашисты подрожат от рокота советского бомбардировщика!
      Швецов улыбнулся:
      - Ладно, пожужжим над ухом Гитлера.
      Фокин сделал большой круг над Берлином, давая моторам предельные обороты.
      - Теперь порядок. Можно и домой.
      Он повел машину в сторону моря. В душе его бурлила радость, хотелось смеяться, кричать, петь. И он запел тихо-тихо, чтобы не услышали штурман и стрелки. Запел свою любимую с детства песню:
      Наш паровоз, вперед лети,
      В коммуне - остановка.
      Другого нет у нас пути,
      В руках у нас винтовка!..
      В глаза ударил яркий, режущий луч света. Фокин даже прикрыл их меховой перчаткой.
      - Герман, кто там балуется?
      - Немецкие прожекторы. Поймали все же нас!
      Фокин прислушался: сквозь знакомый гул моторов "паровозика" не слышно хлопающих взрывов зенитных снарядов. Значит, надо ждать ночных истребителей. Освещенный прожекторными лучами советский самолет те собьют быстро. Единственное спасение - это попытаться резкими маневрами вырваться из лучей.
      Фокин резко потянул штурвал на себя, стремясь набрать высоту. Но ДБ-3 не шел вверх - не тянули моторы. Тогда Фокин бросил бомбардировщик вниз и потом уже вверх и опять вниз. Лучи цепко держали самолет.
      - Товарищ старший лейтенант, немецкие ночные истребители! - услышал он в шлемофоне взволнованный голос воздушного стрелка младшего сержанта Белова.
      Их сразу можно было заметить по узким длинным лучам мощных фар. Словно кинжалами, они прорезывали ночную мглу и стремительно неслись к попавшему в световую полосу советскому самолету.
      - Николай, Валентин, дайте жару фашистским ночникам! - приказал стрелкам Фокин.- Сбейте их с курса!
      Лукичев и Белов одновременно открыли огонь из пулеметов. Фокин бросил самолет вниз. Лучи "мессеров" промелькнули стороной.
      - Так-то вот лучше!
      Полет в щупальцах лучей продолжался минут двадцать. Ночные истребители то и дело заходили в атаку на освещенный советский самолет, но всякий, раз неудачно. Их встречали огнем стрелки, а Фокин маневрами уходил от лучей-кинжалов. От чрезмерного напряжения ему стало жарко, несмотря на холод в кабине, с его лица градом катил пот, застилая глаза.
      И вдруг ДБ-3 врезался в стену спасительных облаков.
      - Где мы? - перевел дух Фокин.
      - Над морем,- устало ответил Швецов.
      - Считайте, теперь дома...
      Самолет затрясло, он словно все время на что-то натыкался. По корпусу и стеклу застучали крупные капли.
      - Давайте высоту, Афанасий Иванович,- попросил Швецов.
      - Рад бы в рай, да не тянет наш "паровозик",- ответил Фокин.
      Шли томительные минуты полета. Периодически Фокин спрашивал:
      - Где мы находимся, Герман?
      - На траверзе Свинемюнде.
      - Как там у тебя?
      - Холодно. Замерзаю...
      И снова длительное молчание. Напряжение проходило, наступала предательская усталость, руки и ноги тяжелели, глаза слипались.
      - Герман, где мы теперь?
      - На траверзе Пиллау.
      - Не согрелся еще?
      - Жарко, Афанасий Иванович...
      - Что это тебя то в холод, то в жар бросает? - удивился Фокин.- Не заболел ли ненароком? Крепись, дружище. Немного осталось.
      Через полчаса он снова запросил место нахождения самолета, но ответа от штурмана не последовало.
      - Герман, ты слышишь меня? Почему не отвечаешь? Герман?! - уже почти кричал в микрофон взволнованный Фокин.- Герман, да отзовись же!
      Ответа не было. Видимо, штурман потерял сознание от перенапряжения и нехватки кислорода, а может быть, и был ранен осколком зенитного снаряда. Оставалось вести машину самому. Летчик знает штурманское дело. Но если бы прокладывать курс с самого начала или хотя бы от Берлина, от точки отсчета! Сейчас же приходилось этим заниматься с полпути, а все расчетные данные в кабине штурмана.
      Усталость сняло как рукой. Теперь спасение экипажа и самолета зависело только от летчика. Фокин огляделся: ДБ-3 летел в облаках. Не видно ни одного ориентира.
      По расчету времени под крыльями должен быть уже входной ориентир - мыс Церель с полосатым маяком и вытянутый на юго-запад полуостров Сырве. В просветах между облаками просматривалась синь моря с белыми барашками волн. Вероятно, ДБ-3 проскочил остров Сааремаа мористее. Но может быть, наоборот, идет правее, над Рижским заливом?
      Фокин понял, что заблудился. Без ориентиров ему не определить местонахождения самолета. Посмотрел на стрелку бензомера: горючее на исходе. Принял решение идти прямо по курсу. Если он проскочил острова Моонзундского архипелага, то за ними будут аэродромы Палдиски и Таллинна. Над землей облачности может и не быть или она окажется незначительной.
      Облака стали редеть, и под крыльями показалась земля. Бомбардировщик летел на небольшой высоте. Мелькали квадратики полей, леса, извилистые речки, поселки. Городов не видно, а значит, и аэродромов поблизости нет.
      Надо садиться, бензин на исходе. Если это наша территория, то после заправки бензином можно будет взлететь. А если здесь немецкие войска,- тогда следует подогнать машину вон к той кромке леса, поджечь ее, как требовала специальная инструкция, а самим скрыться в лесу и потом пробиваться через линию фронта к своим. Был еще один выход - выброситься на парашютах, когда кончится горючее, но об этом Фокин не смел и думать. В штурманской кабине находится его боевой товарищ, которого он ни за что не бросит.
      Бензин кончался. Левый мотор уже начал фыркать, задыхаться. Фокин пошел на посадку...
      Старший лейтенант Трычков сбросил бомбы на Берлин самым последним в звене Фокина. При возвращении он видел, как бомбардировщик командира попал в огненные клещи прожекторов. Помочь ему было нельзя, к тому же Трычков летел на предельной высоте, а Фокин почему-то спустился ниже.
      Потерял Трычков из виду командира звена уже над морем, когда оба они вошли в сплошную облачность. "Ушел-таки Афанасий от них!" - подумал Трычков.
      Полет в облаках тянулся долго. Ничего вокруг не видно и выше не забраться, и так уже - потолок. Кислород на исходе, дышать тяжело. Штурман у Трычкова сегодня новый, старший лейтенант Волков, на Берлин идет впервые. Но претензий к нему нет никаких: точно вывел бомбардировщик на цель, отбомбился и теперь периодически докладывает о местонахождении самолета, хотя лететь приходится вслепую, по приборам. Это не каждому штурману под силу, даже очень опытному.
      Прошло несколько часов изнурительного полета в густых облаках.
      - Подходим к аэродрому,- наконец услышал Трычков бодрый голос штурмана.Сейчас откроется земля.
      И действительно, словно какая-то невидимая сила разорвала облака, и в просветах показалась земля. Под крыльями мелькали домики хуторов. Вот и продолговатая поляна с пепельной взлетно-посадочной полосой. У далекой кромки леса видны коробочки ангаров. Трычков, снижаясь, повел ДБ-3 по кругу.
      - Волков, давай сигнальную ракету: иду на посадку,- приказал он штурману.
      Штурман открыл астролюк и выстрелил из ракетницы.
      Трычков выпустил шасси и пошел на второй круг. В глаза бросилось множество машин, ползущих к посадочной полосе. А в машинах люди.
      "Откуда у нас взялось столько автомашин?! - размышлял Трычков.- А может, это другой аэродром? Вроде столько ангаров я у нас и не видел".
      На всякий случай спросил штурмана:
      - Волков, ты куда меня сажаешь?
      - На аэродром.
      - На чей аэродром?
      - На свой,- ответил штурман и с обидой в голосе спросил: - У вас сомнения?
      - Привык верить штурманам,- сказал Трычков.
      Он направил ДБ-3 точно на серую ленту полосы и пошел на посадку. Маленькие фигурки людей энергично махали ему руками, приглашая поскорее сесть.
      "Что они, с ума посходили?!" - усмехнулся Трычков, и вдруг его лицо обожгло точно кипятком, горло перехватило.
      - Это же чужой аэродром! - закричал он в микрофон.- Волков, ты в своем уме? Куда меня сажаешь, каналья?!
      - Точный расчет... вроде,- неуверенно откликнулся штурман.
      Да, теперь Трычков безошибочно определил, что аэродром не похож на кагульский: раза в три больше ангаров, шире взлетно-посадочная полоса, огромное количество машин.
      Самолет почти уже на земле, колеса вот-вот чиркнут о грунт. И тут Трычков дал полный газ. Моторы взревели, и ДБ-3 взмыл в высоту. Промелькнули застывшие на поле люди, крыши ангаров, окружающий аэродром лес. Бомбардировщик развернулся на прежний курс. Трычков тяжело перевел дух. Можно сказать, из лап фашистов вырвались.
      - Волков, в чем дело, ты мне можешь объяснить? Куда ты нас завел? ругался Трычков.- Нет, я с тобой больше не полечу. На кой хрен мне такой штурман, который сажает меня на фашистский аэродром!
      Волков не оправдывался, понимая, что виноват. Он и сам не знал, как это могло произойти. Расчеты верные. Очевидно, неправильно учел силу ветра, скорость полета. Самолет сносило вправо, вот он и оказался над землей, занятой врагом.
      Земля кончилась ленточкой желтого прибрежного песка, внизу море. Слева маяк и поселок рыбаков.
      "Курляндский берег Рижского залива,- определил Волков и поставил на карте точку.- Впереди должен быть эстонский остров Рухну". И точно: зеленая мохнатая шапка покрытого лесом острова Рухну показалась справа. Волков свободно вздохнул. Имея такой ориентир, теперь нетрудно добраться до Кагула.
      - Курс на наш аэродром...- сказал он, специально подчеркивая слово "наш".
      - А это точно? - засомневался Трычков.
      - Теперь точно.
      - Гляди у меня, Волков. Не сносить тебе головы! - предупредил Трычков.
      - Сам тогда выпрыгну из самолета, без парашюта...
      На поле аэродрома Кагул стояло несколько бомбардировщиков, не успевших после приземления зарулить на стоянки Трычков посадил машину с ходу. К нему подъехали на эмке Оганезов и Комаров.
      - Наконец-то! - дружески обнял Оганезов спустившегося на землю Трычкова.
      - А мы тут уж беспокоиться начали. Время ведь!
      - Задержались малость в пути,- ответил Трычков, косясь на смущенного штурмана.- Да сами знаете, какая сегодня погода! Где наш метеодьявол, хотел бы я на него поглядеть.
      - Каспин сам на себе волосы рвет,- улыбнулся Оганезов.- Поехали,- показал он на эмку.
      - А все прилетели? - поинтересовался Трычков.- Мы последние?!
      Оганезов горестно покачал головой.
      - Фокина еще нет. Афанасия...
      - Давайте подождем его здесь,- предложил Трычков.- Он прилетит, я Афанасия знаю.
      Трычков рассказал, как в Фокина вцепились лучи немецких прожекторов и как он выбрался из них.
      - А потом его не видел. Потому что сам...- Трычков вновь покосился на своего штурмана,- сам еле добрался...
      Фокина прождали еще час. Бомбардировщик с бортовым номером 390918 не появлялся.
      Жаворонков не мог больше ждать и шифровкой доложил наркому ВМФ о случившемся.
      Все центральные газеты сообщили об очередном налете советской авиации на район Берлина:
      "В ночь с 10 на 11 августа имел место новый налет советских самолетов на военные объекты в районе Берлина.
      Сброшены зажигательные и фугасные бомбы большой силы. В Берлине вспыхнули большие пожары и наблюдались серьезные взрывы.
      Все наши самолеты вернулись на свои базы, за исключением одного самолета, который разыскивается".
      Четвертый налет на Берлин
      Начальник штаба морской авиагруппы капитан Комаров долго не решался сделать запись в журнале боевых действий о потере экипажа старшего лейтенанта Фокина. Афанасий Иванович - опытный летчик, не из таких передряг выходил. Возможно, еще вернется на свой аэродром? Не хотелось верить в гибель его экипажа.
      От размышлений Комарова отвлек телефонный звонок. В трубке послышался взволнованный голос дежурного с поста ВНОС:
      - Со стороны Рижского залива курсом на Курессаре летят три "Юнкерса-восемьдесят восемь..."
      "Видимо, будут бомбить уездный центр Сааремаа",- подумал Комаров.
      Раздался звонок с соседнего поста ВНОС. Оттуда тоже поступило сообщение о трех немецких бомбардировщиках, но летевших, по мнению наблюдателя, на Кагул.
      "Конечно же, к нам летят "юнкерсы",- сообразил Комаров и поспешил к Жаворонкову.
      - Товарищ генерал, посты ВНОС засекли две группы немецких бомбардировщиков, идущих к нашему аэродрому,- доложил он.
      Жаворонков вышел из подземного командного пункта, прислушался. Посты ВНОС находятся в нескольких десятках километров отсюда, и если Ю-88 летят на Кагул, то звук их моторов сейчас будет слышен.
      Действительно, далекий завывающий гул донесся с юго-востока. Он быстро нарастал, и над лесом показались вражеские бомбардировщики.
      - Появились, незваные! - усмехнулся генерал.- Все, теперь они нам покоя не дадут. Разузнали, откуда бомбят их столицу.
      "Юнкерсы" летели на высоте около двух тысяч метров. Первый из них пошел по восточной кромке аэродрома, от него отделилось несколько темных точек. Взрывы последовали один за другим вдоль опушки леса. Гитлеровский летчик предполагал, что именно на границе поля аэродрома и леса спрятаны советские бомбардировщики, трижды бомбившие Берлин.
      - Командира "чаек" ко мне! - приказал Жаворонков.
      Майор Кудрявцев уже сам спешил к генералу, услышав гул вражеских бомбардировщиков.
      - Видите, товарищ майор? - рукой показал Жаворонков на второй "юнкерс", заходивший на бомбометание с северной стороны аэродрома.- Отучите наглецов. Покажите, на что способны ваши "чайки".
      - Есть, товарищ генерал! - козырнул Кудрявцев.
      Над центром аэродрома повисли одна за другой две зеленые ракеты. Через несколько минут из леса выкатили три "чайки" и зарулили к взлетной полосе. К этому времени западную часть аэродрома уже бомбил третий "юнкерс". Фашистские бомбардировщики не стали делать повторных заходов на бомбардировку. Пока "чайки" взлетали, набирали высоту, их уже и след простыл.
      По замыкающему Ю-88 открыла огонь одна из зенитных батарей, но тут же прекратила его: снаряды не доставали уходивший вражеский бомбардировщик.
      Жаворонков обернулся к Комарову, сердито нахмурил брови.
      - Спят, что ли, зенитчики? Предупредите их!
      Комаров обещал сходить на зенитные батареи, поговорить с личным составом. Туда же он намеревался просить съездить и начальника политотдела Береговой обороны Балтийского района полкового комиссара Копнова.
      Потерь от налета не было. Командир авиабазы майор Георгиади насчитал лишь пятнадцать воронок, которые уже заделывала аэродромная команда.
      Первый налет немецких бомбардировщиков на Кагул можно считать разведкой. Теперь надо ожидать массированного удара. И этот удар может последовать в самое неподходящее время: при взлете или посадке ДБ-3. Зная время появления советских самолетов над Берлином, их скорость и разведав аэродром на Сааремаа, немцы могли с точностью до нескольких минут определить момент взлета и посадки. По логике выходило, что именно в 9 часов вечера и в 4 часа утра над Кагулом могли появиться эскадрильи немецких бомбардировщиков и истребителей. К тому же гитлеровское командование имело возможность выслать свои истребители на перехват ДБ-3 по маршруту полета.
      Было над чем задуматься.
      Жаворонков поделился своими опасениями с Преображенским.
      - Да, отныне фашистские самолеты нам покоя не дадут,- согласился тот.- А вот как их обхитрить?
      - Обхитрить?! - Жаворонков прищурил глаза, что-то прикидывая в уме.Обхитрить, говорите,- повторил он.- Что ж, давайте попробуем. А вдруг проведем, а?
      Преображенский вопросительно поглядел на командующего. Ему не терпелось узнать, как это генерал хочет провести гитлеровских летчиков.
      - Решение самое простое, Евгений Николаевич,- пояснил Жаворонков.Вылетать раньше или позднее. Сегодня вылетим на час раньше. Поглядим, что из этого получится.- Генерал усмехнулся: - Хитрость, правда, не ахти какая. Да на простоте, может, и легче провести самоуверенного врага. В общем, дайте распоряжение все перенести на час раньше. А я скажу об этом майору Щелкунову и капитану Тихонову. Сейчас еду туда...
      По накатанной гравийной дороге, петляющей по лесу, Жаворонков поехал в Асте. В штабной землянке он собрал летчиков и штурманов армейской авиагруппы особого назначения и поставил им боевую задачу на бомбардировку Берлина. Уточнив порядок следования над морем и территорией врага, генерал сказал:
      - Каждое ваше звено поведут летчики полковника Преображенского. Доверьтесь им, они прекрасно изучили весь маршрут от Сааремаа до Берлина. Ну а потом самостоятельно будете летать.
      Летчики и штурманы армейской авиагруппы на опыте экипажей Преображенского уже знали, что ожидает их в пути. Третий налет показал, что противовоздушную оборону своей столицы гитлеровцы заметно усилили. А это значит - надо быть очень внимательным при подходе к цели и полете над ней. Бомбить следовало с высоты, близкой к потолку.
      В свой первый налет на Берлин армейская авиагруппа направляла десять дальних бомбардировщиков. Полностью шла эскадрилья капитана Тихонова и три ДБ-3ф из группы майора Щелкунова: экипаж самого майора, капитана Крюкова и старшего лейтенанта Семенова. Остальные самолеты исправить пока не удалось: на ремонт требовалось время, и немалое.
      К ужину Жаворонков вернулся в Кагул. В столовой было шумно. Летчики и штурманы шутили и смеялись, словно сейчас им предстоял не изнурительный и опасный полет на Берлин, а приятный отдых. Улыбался и Преображенский, хотя ему было и не до веселья. Из головы не выходили мысли о пропавшем экипаже старшего лейтенанта Фокина. Он прекрасно понимал, что потери неизбежны, ведь идет такая жестокая война, и все же никак не хотел смириться с этим.
      Преображенский невольно посмотрел на соседний столик, за которым должен был сидеть Фокин. Место его свободно. Старшая официантка Элла даже положила столовый прибор и поставила холодную закуску, словно Афанасий Иванович вот-вот должен сесть за стол.
      Преображенский одобрительно кивнул девушке. Элла подошла к нему.
      - Он все равно прилетит! - воскликнула она.
      В ее голосе чувствовалась неподдельная уверенность, и у полковника не хватило сил разуверить Эллу.
      Неожиданно донесся гул моторов, низко пролетел самолет. В столовой воцарилась тишина. Откуда в воздухе мог появиться самолет? И чей он?! Наши только готовятся к вылету, а о вражеских оповестили бы посты ВНОС.
      - Это он, он прилетел! - закричала Элла.- Он прилетел, Афанасий Иванович!..
      Преображенский выскочил на улицу, прыгнул в кабину стоящей рядом полуторки и подтолкнул шофера:
      - Гони на аэродром!
      Когда они выскочили на зеленое поле, бомбардировщик уже катил по посадочной полосе. Да, это была машина Афанасия Фокина, Элла не ошиблась.
      Едва спрыгнув на траву, Фокин попал в объятия командира полка,
      - Афанасий, вы ли?!
      - Я, я, товарищ полковник!
      - А мы уж тут...
      - Э-э, меня так быстро не похоронишь!
      - Да откуда же вы?
      - Оттуда,- Фокин показал на северо-восток.- Я не опоздал? - вдруг забеспокоился он. Преображенский не понял вопроса:
      - Куда не опоздали?
      - Да на Берлин.
      Преображенский рассмеялся.
      - Я так торопился, товарищ полковник. Боялся, без меня улетите,- говорил Фокин.- А машина в порядке. Только дозаправить ее. И бомбы подвесить. Да штурмана другого... Заболел мой. От перенапряжения, должно быть. В полете сознание потерял...
      Подошел капитан Комаров.
      - Что будем делать с ним, начальник штаба? - спросил Преображенский, показывая на Фокина.
      - Все равно ведь не удержать его, Евгений Николаевич,- улыбнулся Комаров.
      - Ладно, быть по-вашему, Афанасий. Летите! - согласился Преображенский.- А штурманом пойдет лейтенант Шевченко.- Он обернулся к Комарову, приказал: Срочно готовьте машину старшего лейтенанта к полету.
      Подошла санитарная машина и увезла лейтенанта Швецова в госпиталь. Остальных членов экипажа Преображенский повез на полуторке в столовую.
      - А теперь рассказывайте, где это вы так задержались,- потребовал он у Фокина.
      - Да и рассказывать особо нечего. Заблудились и сели в районе Таллинна,замялся Фокин.
      На счастье, они сели на учебный аэродром, в двух километрах от линии фронта. Убедившись, что самолет советский, командир оборонявшейся здесь части приказал отбуксировать ДБ-3 в тыл. Иначе артиллерия противника могла его расстрелять прямой наводкой.
      Трактор долго тащил бомбардировщик по полям и лугам, пока тот не оказался на большой ровной поляне. Несколько часов пришлось ждать обещанного бензозаправщика из Таллинна. А когда самолет наконец был заправлен, Фокин взял курс на Сааремаа. Теперь он снова с боевыми друзьями.
      Вылетали, как и было условлено, на час раньше. Капитан Каспин дал метеосводку с заметными улучшением погоды.
      - Наконец-то расщедрился наш метеобог! - шутили штурманы.-Давно бы так, Каспин!
      - Я тут ни при чем,- отмахивался метеоролог.- Просто центр циклона наконец сместился к востоку.
      Взлетали звеньями, как и раньше, с интервалом пятнадцать минут. Задача та же: подольше воздействовать на Берлин. Поднялись все самолеты в Кагуле и Асте. Над морем они смыкались в строй и брали курс на Берлин.
      Проводив взглядом последний самолет, скрывшийся за кромкой леса, Жаворонков спустился в подземный командный пункт. Тут же вошел Комаров, взволнованно доложил:
      - Товарищ генерал, посты ВНОС сообщают о приближении шума моторов.
      - Они! Летят! - вырвалось у Жаворонкова. Он посмотрел на часы: - Двадцать один ноль-ноль. Ничего не скажешь, пунктуальны!
      Вначале появились "Мессершмитты-110". С небольшой высоты они открыли огонь из пушек и пулеметов, стремясь подавить зенитные батареи. Их сменила группа "Юнкерсов-88". Рев мощных моторов десятков бомбардировщиков смешался с раскатами взрывов бомб. Земля, казалось, заходила ходуном, точно ее встряхивала невидимая сила.
      Первую группу немецких бомбардировщиков сменила вторая. И снова бесконечные взрывы.
      Жаворонков позвонил в Асте. И там над аэродромом кружили Ю-88. "Быстро же они распознали, что и в Асте есть дальние бомбардировщики",- подумал он. Стало ясно, что тут действует вражеская агентура, о которой предупреждали и комендант Береговой обороны Балтийского района генерал Елисеев, и первый секретарь уездного комитета партии Муй.
      Немецкие самолеты улетели из Кагула и Асте внезапно, как и появились. Жаворонкову сообщили результаты налета: несколько человек ранено, уничтожена одна "чайка", подожжены три хутора, пострадал аэродром. Майор Георгиади немедленно выслал аэродромную команду и технический состав засыпать воронки на аэродромном поле.
      "Надо будет эвакуировать население из ближайших хуторов, чтобы не подвергать его риску попасть под бомбы",- подумал Жаворонков. Но главное - его беспокоило завтрашнее утро, когда ДБ-3 будут возвращаться из Берлина. Не надумают ли немецкие бомбардировщики нанести повторный удар?
      Морозно. За бортом 44 градуса ниже нуля. Холод упорно пробивается за воротник мехового комбинезона, ледяной змейкой ползет по спине, леденит руки, добирается до ног, обутых в, казалось бы, теплые унты. Онемевшие, несмотря на меховые перчатки, пальцы плохо чувствуют рукоятки штурвала. К тому же мешают кислородные маски. Но без них задохнешься на такой высоте. А лететь еще несколько часов.
      Военком эскадрильи старший политрук Васильев осмотрелся. Внизу, в просветах облаков,- Балтийское море.
      Впереди по курсу - аэронавигационные огни бомбардировщика командира эскадрильи капитана Тихонова. За ним можно идти уверенно. Но скоро все должны разойтись, к Берлину пробиваться самостоятельно, так как одиночному самолету легче уйти из-под огня зенитных батарей.
      Штурман лейтенант Фадеев объявил:
      - Подходим к территории Германии. Сейчас справа откроется Штеттин.
      И действительно, справа под крыльями смутно просматривалась огромная бухта, кое-где на берегу мелькали огоньки. "С маскировочкой у них плоховато,подумал Васильев - Надеются, что больше русские не прилетят. А мы вот тут, над ними. Будем скоро над Берлином..."
      Тихонов огнями подал условный сигнал: "Идти к цели самостоятельно". И тут же перед самолетами встал частокол прожекторных лучей, а на их фоне отчетливо вырисовывались облачка разрывов зенитных снарядов.
      Лучи суетливо обшаривали небо, стараясь нащупать приближающиеся бомбардировщики. Казалось, не пройти через них, не пройти между смертоносными, взбухающими, точно пузыри на воде от крупного дождя, разрывами снарядов. Невольно хотелось забраться повыше. Но выше нельзя. Стрелка высотомера показывала больше семи тысяч метров.
      - Пробьемся, ребята...- Васильев хотел было подбодрить свой экипаж, но почувствовал, как что-то словно сдавило его горло: воздух не шел в легкие. "Неужели кончился кислород в баллонах? Не может быть. Перед вылетом сам проверял, все было в порядке". Глаза его впились в стрелку манометра. Она неуклонно скатывалась к нулевому делению. "Утечка!"
      Васильев сбросил с правой руки меховую перчатку, пальцы быстро поползли вверх по медной трубке. Возможно, где-то произошло разъединение узла и еще можно спасти положение, подкрутив гайки. Но поджимные гайки были на месте. А вот чуть ниже их кончики пальцев резанула острая боль. Отдернул руку, и боль прекратилась. Понял: лопнула трубка, и из щели улетучивался кислород.
      - Штурман, кислородная трубка приказала долго жить. Иду на снижение,сказал Васильев.
      - И поскорее! Иначе задохнемся,- ответил Фадеев.
      ДБ-3ф пошел вниз. На высоте четыре тысячи метров Васильев перевел машину в горизонтальный полет. Лететь на такой высоте, доступной для зениток и даже для аэростатов заграждения, очень опасно. Целесообразнее вернуться назад и сбросить бомбы на запасную цель - Штеттин или Данциг. Но ведь это первый их полет на Берлин! И потом, что подумают летчики эскадрильи, если их военком не дотянул до фашистской столицы всего каких-нибудь сто километров? Лично у Васильева сомнений не было: только вперед! Но у него еще есть члены экипажа, за жизнь которых он как летчик и командир в ответе.
      - Виктор, что будем делать? - спросил он.
      - Как что? На Берлин пойдем, на Берлин! - ответил Фадеев.- Авось не собьют...
      - Костя Ковалев, как?
      - На Берлин, товарищ старший политрук,- ответил стрелок-радист старший сержант Ковалев.- Не к лицу нам возвращаться.
      - Спасибо, друзья! - проговорил Васильев, радуясь, что мнение экипажа едино: при любых условиях идти на фашистскую столицу.
      Разрывы зенитных снарядов в основном появились вверху. Фашистские зенитчики не помышляли, что советский бомбардировщик пойдет так низко. Зато здесь, вокруг самолета, метались снопы лучей.
      - Берлин! - наконец доложил Фадеев.- Выходим на цель...
      Огромный город был как на ладони: светила яркая луна, и повсюду полыхали пожары - работа уже отбомбившихся экипажей.
      Прямо по курсу вдруг появился продолговатый черный предмет. Васильев мгновенно потянул штурвал на себя: предмет проплыл под крыльями, едва не задев фюзеляж. "Чуть не наскочил на аэростат заграждения,- понял летчик.- Слава богу, пронесло!"
      Но справа опять черное пятно. И слева! Они попали в сеть заграждения. Надо бы подняться выше, но кислорода нет, можно задохнуться.
      - Штурман, цель скоро? - спросил Васильев.
      - Сейчас, сейчас будет,- ответил Фадеев, видя, с каким мастерством командир увертывается от столкновения с аэростатами заграждения. К счастью, их освещала луна, иначе бы в темноте и не заметить эти громады.
      - Цель!
      - Поддай им, Виктор, жару! - крикнул Васильев.
      - Сброс!
      Знакомый скачок вверх облегченной машины. Бомбы сброшены. Теперь надо скорее выбраться из сети заграждения.
      ДБ-3ф лег на обратный курс. И снова полчаса пришлось прорезать раскачивающийся световой забор, видеть над собой грозные шапки разрывов.
      Наконец-то море. Сразу стало темно и тихо. Летчики почувствовали, насколько они устали. Но лететь еще долго.
      Наступило утро. Впереди по курсу ширилась розовая полоса. Вот она уже охватила весь горизонт.
      Прямо из воды медленно поднимался солнечный диск. Васильеву захотелось петь и кричать от радости. Они хорошо выполнили трудное задание - бомбили Берлин, и вот они уже почти дома.
      - Поздравляю с первой победой, ребята! - сказал Васильев в микрофон штурману и стрелку-радисту.
      - Спасибо, командир, и вас так же! Оставалось меньше часа лету. Потом долгожданный отдых. Только бы поспать...
      И вдруг тревожная весть. Голос Ковалева дрогнул:
      - Радиосообщение, товарищ старший политрук.