Возведение плотины правительство доверило энергии и инженерному таланту Уолтера Харлинга, выбрав его из множества кандидатов, и он стал душой и мозгом строительства. Вместе с плотиной росла его слава. Когда работы были завершены, ирригационное управление с гордостью объявило, что создано самое большое искусственное озеро на земле, далеко превосходящее все остальные и красотой и полезностью. Вряд ли стоит говорить, что гидростанция была самой современной и самой мощной.
      Работала она безупречно. Как бы ни росли требования алюминиевого завода, она спокойно снабжала его необходимыми миллионами киловатт-часов. При упоминании о Харлинговской плотине министерство финансов расцветало довольными улыбками. Гидростанция была прекрасна даже с бухгалтерской точки зрения — вещь крайне редкая. За три с половиной года ее успешной работы не случилось ни одной неполадки. Правда, кто-то однажды умудрился подключиться к линии высокого напряжения и украсть девяносто тысяч киловатт-часов, прежде чем его наконец поймали.
      Беда пришла внезапно в одну прекрасную весеннюю ночь, когда дежурные инженеры, которые безмятежно следили за показаниями многочисленных приборов, были исполнены благодушия, знакомого только тем, кто выполняет идеальную работу в идеальных условиях. Они чувствовали — и сказали бы об этом вслух, если бы их спросили, — что живут на самой лучшей планете в самое лучшее время.
      Вдруг стрелки приборов словно взбесились. Те, которым полагалось стоять на нуле, начали показывать чудовищную перегрузку, другие метнулись к нулю и повели себя так, словно испытывали неодолимую потребность показать отрицательную величину. Отчаянно замигали десятки сигнальных лампочек. Зазвенели почти все сигналы тревоги. Но даже их звон был не совсем нормальным — они звонили отрывисто, непривычным стаккато, как обыкновенным электрическим звонкам звонить не положено. Радиоприемник, из которого до той минуты лилась тихая музыка, начал издавать звуки, больше всего смахивавшие на скверную имитацию артиллерийских заградительных залпов.
      Зазвонили телефоны — так же отрывисто, как сигналы тревоги, а когда инженеры сняли трубки, то услышали тот же грохот, который доносился из приемника.
      Все прекратилось столь же внезапно, как началось. Стрелки приборов вернулись в нормальное положение, правда, все еще подрагивая, словно от волнения, сигналы тревоги и телефоны умолкли, сигнальные лампочки погасли, а из приемника полились первые такты "Лунной сонаты". Инженеры переглянулись, но никто ничего не сказал, потому что каждый пытался найти какое-то объяснение случившемуся и не находил.
      Прежде чем они успели обменяться хотя бы первыми предварительными фразами, все повторилось сначала. Но на сей раз им показалось, что они обнаружили причину всех этих непонятных явлений. Над лесом медленно плыли три дирижабля, направляясь к плотине и зданию гидростанции. Вскоре инженеры увидели, что это не дирижабли, хотя назвать их самолетами тоже было нельзя. Луна светила ярко, и нетрудно было заметить, что перед ними — что-то совсем незнакомое. Неизвестные предметы больше всего напоминали фюзеляжи больших самолетов.
      По форме они походили на удлиненные капельки с круглым поперечным сечением, завершавшиеся узким длинным острием. Инженеры различали металлическую обшивку, несколько поврежденную и обгоревшую, и могли даже пересчитать ряды эллипсообразных иллюминаторов, но не видели ничего, что помогало бы этим трем небесным кораблям держаться и двигаться в воздухе. Не было ни моторов, ни пропеллеров, ни даже крыльев или хвостового оперения. Просто висящие в воздухе красивые корпуса величиной с небольшой океанский лайнер. Время от времени у хвоста возникала светящаяся спираль, но она вспыхивала и угасала столь быстро, что наблюдатели не были уверены, не обманывает ли их зрение.
      Три корабля опустились на землю в какой-нибудь тысяче футов от здания станции — снижались они медленно и мягко, как дирижабли, хотя, несомненно, не имели никакого вместилища для легкого газа, который поддерживал бы их в воздухе. Теперь уже почти все работники гидростанции стояли у окон, рассматривая неизвестные корабли. Они не могли различить никаких опознавательных знаков, но не сомневались, что корабли эти принадлежат воздушному флоту их собственной страны, так как не было никаких оснований опасаться вражеского вторжения. К тому же такое вторжение, несомненно, выглядело бы совсем иначе. Те немногие, кто остался у приборов, с величайшим изумлением увидели, что количество выдаваемой энергии вдруг начало резко снижаться. Через тридцать секунд оно уже равнялось нулю. Внезапно без видимой причины перегорело несколько предохранителей. Тем не менее приборы показывали, что турбины и генераторы попрежнему продолжают работать на полную мощность. Казалось, будто кто-то похищает всю вырабатываемую ими энергию до того, как она достигает линии передач.
      Филлипс, главный инженер гидростанции, бывший в ту ночь дежурным, решил получше рассмотреть неизвестные корабли. В сопровождении некоторых работников станции он поднялся на плоскую крышу. Корабли попрежнему лежали на земле, но, казалось, за этот короткий срок успели приблизиться к станции. Теперь их отделяло от нее не более пятисот футов. Затем произошла еще одна невероятная вещь: корабли начали погружаться в землю. Почва в этом месте была не особенно мягкой и свободно выдерживала вес автомобиля. Но, разумеется, это были не каменные породы. Все три корабля уходили в почву так, словно были свинцовыми болванками. Когда верхняя часть корпуса оказалась на уровне почвы, погружение прекратилось. И тут один из наблюдателей допустил ошибку. Луна к этому времени исчезла за облаками, и таинственные корабли совсем скрылись из виду, так как ни один из их многочисленных иллюминаторов не был освещен.
      — Прожектор! — предложил кто-то.
      Филлипс сам навел прожектор на корабли. Затем ктото нажал на выключатель, и прожектор осветил корабль. Последовала яркая вспышка. Сначала луч задел одну из стальных мачт, поддерживающих тяжелые провода высокого напряжения. Мачта разлетелась на мелкие куски. Затем он опустился на здание станции, и через какую-то долю секунды все жучки и ночные бабочки, сидевшие на стенах, все птицы и ящерицы, обитавшие в плюще, и, разумеется, все люди внутри станции и на ее крыше были мертвы.
      На следующий день над кораблями появились самолеты. Прекращение подачи электроэнергии было замечено на сотни миль вокруг. А то, что со станции никто не звонил и никто там не отвечал на звонки, было замечено и еще дальше. Поэтому на разведку были посланы самолеты. Многие полагали, что Харлинговская плотина рухнула и все, кто находился в долине, погибли в волнах. Однако летчики, кружившие над долиной, убедились, что плотина совершенно цела и стоит на месте. Впрочем, они заметили и кое-что необычное. Одна из мачт линии передачи бесследно исчезла. Провода, которые она прежде поддерживала, были обрезаны и подведены к трем неизвестным предметам, похожим на металлические дирижабли, на три четверти зарытые в землю. Эти самолеты не вернулись на свой аэродром, и когда они перестали отвечать на вызовы цо радио, к Харлинговской плотине были преданы другио самолеты. Один из них вернулся, и летчик доложил, что самолет его напарника внезапно разлетелся в воздухе на куски, когда на них обоих с земли был направлен какой-то яркий луч.
      После этого полеты гражданской авиации к плотине прекратились. Армия взяла дело в свои руки. И три дня спустя было собрано уже немало сведений… А тем временем в лесу тайно сосредоточивались батареи тяжелой артиллерии.
      В штабе командующего шли ожесточенные споры.
      Факты были ясны, но необъяснимы.
      Три воздушных корабля неизвестной конструкции захватили самую большую электростанцию страны. Они не остановили ее и используют получаемый ток для какихто своих неизвестных целей. Самолеты, пытающиеся атаковать их, обречены на верную гибель, так как корабли располагают неизвестным, но смертоносным оружием. Впрочем, различные самолеты оно поражало по-разному, и некоторым удалось спастись. Правда, они получили повреждение, но сумели, планируя, уйти из опасной зоны.
      Обследование показало, что их двигатели и некоторые приборы бесследно исчезли, если не считать нескольких горсточек металлических обломков. Кто-то случайно обнаружил, что эти обломки намагничены. Кто-то еще вспомнил, что в уцелевших самолетах было мало стальных деталей. Вывод напрашивался сам собой: белый луч с кораблей уничтожал железо и сталь, возможно, создавая такое магнитное напряжение и натяжение, что металл ломался (хотя с точки зрения ферромагнитной теории это было бы необъяснимо), а возможно, каким-то иным, совершенно неизвестным способом, и намагничивание было только побочным его результатом.
      Наземная разведка сообщала и о других не менее странных фактах. Возле плотины, по-видимому, возникла зона, в которой гибло все живое. Эта зона, насколько удалось установить, имела форму кольца, в центре которого находились корабли. Кончалась она сразу за плотиной. Тот, кто пересекал границу зоны, тут же падал мертвым без видимой причины. Солдаты, как могли, пометили границу зоны.
      Другая группа разведчиков постаралась установить связь с неизвестными кораблями с помощью гелиографа, так как на радиосигналы они не реагировали. Корабли ответили яркой вспышкой, которая уничтожила солдат, гелиограф и грузовик. По-видимому, обитатели кораблей не выносили яркого света, а быть может, они считали, что это такое же оружие, как и их собственный луч.
      Время от времени один из кораблей подымался из своей ямы и совершал полет над каким-нибудь другим континентом. Их видели (а если не видели, то опознавали благодаря очень типичным «стаккатным» помехам, возникавшим в радиоприемниках при их приближении) почти повсюду. Однажды о появлении корабля сообщил Гонконг, а на следующий день — почти одновременно Лондон и Берлин. Затем Буэнос-Айрес и Нью-Йорк, с интервалом всего два с половиной часа. Но ничего не случалось. Если к кораблю направлялись самолеты, то он взмывал в верхние слои атмосферы, куда они за ним следовать не могли.
      Иногда корабли выбрасывали какой-то таинственный сигнал — светящийся шар, который бывал вначале темно-фиолетовым, затем медленно синел, после чего все быстрее один цвет радуги сменялся другим, пока наконец не становился красным.
      Профессор астрономии Хасгрейв первым заговорил о том, что многие втайне подозревали уже давно, — он сказал, что неизвестные корабли прибыли на Землю с другой планеты, возможно, даже из иной солнечной системы.
      Военные власти сначала только посмеялись над Хасгрейвом, однако они вынуждены были признать, что никто из их ученых не мог даже объяснить принцип действия неизвестных кораблей, не говоря уж о том, чтобы создать что-либо подобное. Кроме того, им пришлось признать, что их разведка не могла обнаружить ни малейших данных, свидетельствовавших о том, что в какой-либо из стран земного шара велась постройка подобных кораблей. Они уже перестали отрицать внеземное происхождение этих кораблей, когда Хасгрейв внезапно сумел найти убедительное объяснение цветному световому шару, который корабли выпускали над несколькими городами.
      Это было не оружие, объяснил он, а предупреждение. Корабли пытались использовать астрономический принцип для установления связи. Шар, изменяясь в цвете от синего до красного, воспроизводил эффект Допплера. В астрономии он означает удаление какого-то тела. Поскольку сам шар оставался неподвижным, отсюда следовало, что самолетам предлагалось удалиться. Нарастание скорости смены цветов означало, что им следует удалиться как можно быстрее.
      После нескольких дней усиленной умственной работы власти наконец убедились, что три загадочных корабля действительно были космическими гостями. Точнее говоря, гостями они все-таки не были. Они просто явились на Землю и устроились на ней, как им заблагорассудилось. Вступать в сношения с людьми они явно не собирались и даже рекомендовали им держаться подальше. Пока к ним не приближались, они никому не причиняли вреда. И ничего не захватывали, если не считать электрической энергии, производимой гидростанцией Харлинговской плотины. Они вели себя точно так же, как человек, вскрывающий пчелиный улей, — избегали причинять бессмысленный вред, а просто забирали мед и давили пчел, которые им мешали. Но у пчел есть жала, чтобы защищаться и мстить за погибших. У человечества также было жало — самолеты, танки и пушки.
      Вскоре люди уже жаждали начать войну против пришельцев. Ведь они явились не как друзья и, следовательно, были врагами. Их видимое безразличие глубоко уязвило человечество: им следовало хотя бы принести извинения за смерть людей, погибших по их вине. Создания, наделенные разумом, способные проделывать то, что проделывали они, несомненно, могли бы установить связь с обитателями Земли, если бы хотели. И как бы то ни было, они первыми начали враждебные действия, и им следовало показать, что человечество готово сражаться.
      В конце концов командующий позволил убедить себя, что пора начать артиллерийский обстрел. К этому времени в лесу было сосредоточено значительное число тяжелых батарей.
      Командующий отдал приказ.
      Шесть восьмидюймовых снарядов по крутой траектории опустились на три корабля.
      У командиров батарей было достаточно времени, чтобы учесть все факторы, влияющие на траекторию. Пять из шести снарядов точно поразили цель… но взорвались в пятидесяти ярдах над ней. Шестой слегка отклонился и попал в землю неподалеку от станции — взрыв образовал большую воронку и слегка повредил здание.
      Через двадцать четыре часа генералу доложили, что у плотины за ночь появился купол из серебристого металла. Он был построен над гидростанцией, и пробный выстрел показал, что купол этот так же неуязвим для тяжелых снарядов, как и сами корабли.
      И тогда эта странная война началась всерьез. Однако почти все время она была односторонней и абсолютно безрезультатной. Артиллеристы, хотя и вели непрерывный обстрел, ни разу не смогли застать корабли врасплох. Неизвестная сила, которая заставляла снаряды взрываться на безопасном для кораблей расстоянии, действовала непрерывно. Настроение у солдат становилось все хуже, тем более что корабли иногда отвечали и каждая вспышка их лучей уносила много жизней и орудий.
      Наконец профессор Хасгрейв разработал план. Он был твердо убежден, что таинственная сила пришельцев в конечном счете опирается на электричество и, значит, ее можно обезвредить. Первым, кому Хасгрейв сообщил свои выводы, был Уолтер Харлинг, создатель Харлинговской плотины, которая стала центром всех этих событий. Затем они оба совещались с командующим, а потом с президентом. В конце концов было решено использовать план Хасгрейва, и Уолтер Харлинг после ожесточенных споров все-таки настоял на своем и добился разрешения взять исполнение этого плана на себя.
      Танк, разбрызгивая воду и грязь, доставил Харлинга к простому, но просторному зданию лесничества, где теперь разместился штаб, руководивший военными операциями. Генерал ждал его там.
      Они стояли в дверях и смотрели на темный мокрый лес. Оба молчали, и каждый знал, о чем думает другой.
      — Все готово, — наконец сказал генерал.
      — И я готов, — ответил Харлинг.
      Они обменялись рукопожатиями.
      — Красные ракеты, — сказал Харлинг.
      — Красные ракеты, — повторил генерал. — Желаю удачи, Харлинг.
      Офицеры проводили Харлинга по мокрой бетонной дорожке, которая вела на берег озера. Там на воде покачивались катер и эскадрилья гидросамолетов. Харлинг услышал, как они взлетели через десять минут после того, как катер, буксировавший его лодку, отошел от берега. Когда гидросамолеты взмыли в воздух, рев артиллерии постепенно замер. Харлинг знал, что происходило сейчас в лесу.
      Расчеты проверяли орудия, готовясь начать обстрел по условленному сигналу. Снаряды укладывались возле орудий, чтобы не было ни секунды задержки. Автоматические гироприборы наводили стволы батарей на цель. Гигантские железнодорожные пушки, способные стрелять лишь через большие интервалы, поднимали свои стволы так, чтобы их сверхтяжелые снаряды попали в точно заданное место в точно заданный момент. Опытнейшие офицеры с помощью логарифмических линеек вычисляли точную величину заряда, необходимого для получения заданной траектории при определенном давлении, плотности и температуре воздуха.
      — Полмили до опасной зоны, — сказал офицер на катере.
      — Отдать канат!
      — Желаем удачи!
      Харлинг подождал, пока катер не скрылся за завесой дождя. Затем он еще раз осмотрел свою лодку. Она была построена без единого железного гвоздя или винтика. Над бортами деревянного суденышка поднимались алюминиевые стойки, поддерживавшие сетку из блестящих медных колечек. Сетка накрывала всю лодку, и Харлинг мог стоять под этим медным шатром только полусогнувшись. Края сетки были опущены в воду так, чтобы оставалось место для весел.
      Для Харлинга было приготовлено нечто вроде широкого плаща из медных колечек. Сетку над его головой поддерживали распорки, прикрепленные к широкому алюминиевому воротнику. «Плащ» был такой длины, что волочился по земле, какую бы позу Харлинг ни принял. Как и защитная сетка над лодкой, он был рассчитан на то, чтобы обезвредить самый мощный электрический разряд. Харлинг облачился в это странное одеяние и начал грести, направляясь к щитовой плотине. Тем временем гидросамолеты (на них все было сделано из алюминия, вплоть до моторов, которые, естественно, очень быстро выходили из строя), точно светлячки, кружили над тремя кораблями и металлическим куполом, защищавшим здание гидростанции. Самолеты пытались отвлечь внимание противника на себя.
      Если он вообще обращал внимание на их бесполезные маневры…
      Когда Харлинг вступил в опасную зону, он почувствовал во всем теле легкое покалывание. Невидимый барьер действительно оказался мощнейшим электрическим полем, созданным и сохраняемым способом, неизвестным земной науке. Внезапно из мрака возникла плотина, точно массивная семифутовая стена, встающая из вод озера. Харлинг повел лодку вдоль изгиба плотины. Он знал ее всю, до последнего дюйма, но теперь было не время для сентиментальных размышлений. Он думал об одном: в порядке ли механизмы затворов. Они были гидравлическими, и электрическое поле не могло им повредить. Но ведь «противник» мог их просто уничтожить. А послать к плотине разведку, которая проверила бы, целы ли они, было невозможно.
      Харлинг приблизился к одной из металлических лестниц, которые вели с гребня плотины на дно озера. Он привязал к ней лодку и проверил положение нескольких десятков красных сигнальных ракет, укрепленных на медной сетке. После этого он взял бикфордов шнур (об электрическом запале, разумеется, не могло быть и речи), который был вставлен в резиновый шланг. К концу шланга были привязаны спички в водонепроницаемом футляре. Сжимая конец шланга в руке, Харлинг приподнял медную сетку над лодкой и перешел на металлическую лестницу, внимательно следя за тем, чтобы края защитной кольчуги оставались погруженными в воду. Он подождал, но никаких электрических явлений не последовало.
      К счастью, вдоль внутренней стороны плотины, футах в четырех под водой, тянулся узкий карниз. Харлинг решил, что эта подводная дорожка — путь более надежный, чем гребень плотины. Там, даже если бы он полз, его могли бы заметить, несмотря на темноту. По мнению Хасгрейва, пришельцы, возможно, обладали способностью «видеть» тепловые волны, излучаемые его телом.
      Харлинг шел, сжимая в левой руке конец шланга и футляр со спичками, а в правой армейский пистолет: ведь никто не мог предсказать заранее, что ждет его в щитовой. Наконец он добрался до нее и увидел, что дверь открыта. На пороге, преграждая ему путь, лежал труп — вахтер, дежуривший в ночь вторжения. Нигде во всех четырех помещениях не было ни одного живого существа. Харлинг осмотрел рычаги: их явно давно уже никто не касался, и они, казалось, были в полном порядке. Он попробовал рычаг самого маленького щита… Механизм работал. Значит, можно было приступить к выполнению плана.
      Он открыл футляр — спички были сухие. Тогда он повернул штурвалы, которые открывали верхние затворы обоих водосливов. Однако он не стал открывать нижние затворы, впускавшие воду в канал. Теперь вода должна была наполнить оба гигантских водослива и остановиться у нижнего затвора. Если бы он открылся, вода ринулась бы не в канал, перекрытый вторым затвором, а затопила бы долину. Поэтому механизмы были сконструированы так, что открыть нижние затворы по отдельности было невозможно. Они открывались и закрывались только вместе. Приборы на пульте управления показывали, что они закрыты, и Харлинг не стал их открывать. Он подождал три минуты, зная, что от этих ста восьмидесяти секунд зависит все. Пока не истекли сто пятьдесят секунд, ему раз сто казалось, что часы его остановились. И сто раз он убеждался, что это не так.
      Повсюду в лесу ждали командиры орудийных расчетов. Глаза их не отрывались от часовых циферблатов, руки готовились дернуть спусковой шнур. Первоклассные летчики, выделывая самые отчаянные фигуры высшего пилотажа над застывшими в неподвижности вражескими кораблями, то и дело поглядывали на гребень плотины.
      Две минуты сорок секунд.
      Бесчисленные тонны воды неслись по крутому уклону закрытых водосливов.
      Две минуты сорок пять секунд.
      Вода продолжает заполнять водосливы, так что уровень озера снижается на несколько дюймов, но проливной дождь маскирует это.
      Две минуты пятьдесят секунд.
      Через двадцать секунд вода достигнет нижних затворов. Три секунды… Одна, чтобы успел сгореть бикфордов шпур. Одна-две — для ракет. Еще четыре для…
      Две минуты пятьдесят пять секунд.
      Харлинг чиркнул сразу семью спичками и стиснул шланг.
      Три минуты!
      Еще две секунды ожидания. Харлинг отсчитывал их сдавленным голосом; вместо того чтобы сказать "раз… два…", он назвал более длинное число:
      — Сто один… сто два…
      Он поджег шнур, бросил шланг на пол и растянулся рядом с ним.
      Три секунды спустя пятьдесят сигнальных ракет взмыли в небо. Несмотря на сырость, большинство из них сработало. Они рвались вверх сквозь дождь… Харлинг подумал, что, не будь сопротивления дождя, они могли бы взорваться среди низко нависающих туч так, что остались бы незамеченными.
      Небо внезапно побагровело от вспышек ракет.
      В ответ раздался громовый залп ста орудий, отдача заставила дернуться стволы, грохот оглушил солдат, снаряды с визгом пронизывали дождь.
      Первыми своей обычной цели достигли снаряды гаубиц и, как всегда, взорвались над кораблями и куполом. Двадцатичетырехдюймовые снаряды железнодорожных пушек отстали от них на секунду. Прицел был взят с невообразимой точностью. Два снаряда одновременно ударили по обе стороны долины…
      И разбили нижние затворы!
      Бешеный поток воды вырвался из водосливов и хлынул в долину, так как вторые затворы, запирающие канал, оставались закрытыми. В то же мгновение снаряды двух сводных батарей семнадцатидюймовых мортир ударили по плотине — в те секции, которые уже не подпирала вода. Харлинговская плотина с грохотом обрушилась в долину. Вода затопила купол и корабли. И вместе с водой на них обрушились все снаряды, остававшиеся в резерве десятков батарей тяжелых гаубиц, над которыми теперь курился пар.
      Профессор Хасгрейв не ошибся. Защитное поле, на котором безвредно рвались снаряды и бомбы, исчезло, вода каким-то образом уничтожила его.
      Лавина тяжелых снарядов накрыла цель. И цель перестала существовать…
      Во главе спасателей, которые поднялись в щитовую в поисках Харлинга, был сам генерал. Они не слишком ясно представляли, что ожидали увидеть, но, во всяком случае, это было не то, что они увидали.
      Харлинг в весьма скудном костюме — почти всю свою одежду он развесил для просушки — сидел, озаренный лучами восходящего солнца, за единственным столом контрольного пункта. Он торопливо писал формулы и уравнения на обороте афиши, рекламирующей пиво. И, не слушая поздравлений, сообщил своим спасителям, что Харлинговская плотина начнет работать еще до весны.

Конрад ФИАЛКОВСКИЙ
Я — МИЛИКИЛОС