А теперь они попытались «отбросить нашу конституцию» и сорвать выборы 1972 года, чтобы установить в Соединенных Штатах «фашистскую диктатуру». Появление подобной горячечной теории заговора было отчасти инспирировано недавними заявлениями Луиса Тэквуда, грозившего рассказать о невероятных вещах, которые он узнал, будучи тайным агентом спецслужб.
Строго говоря, осознать истинные масштабы «уотергейтского заговора» в то лето не представлялось возможным. Даже когда Вудвард и Бернстайн обнародовали полученные ими сведения, представителям Никсона почти удалось убедить общественность, что статьи в «Вашингтон пост» содержат «нагромождение нелепостей», «бессмысленную ложь» и вообще являются образцом «вопиюще безответственного журнализма». Тем не менее, если Джон финансировал издание журнала со статьей Мэй Брасселл, это означало, что сам он был весьма напуган обстоятельствами своего дела. «Мы все находились во власти паранойи, - вспоминал в 1983 году Красснер. - Меня называли параноиком. А я и сам думал - уж не сошел ли я с ума, в самом-то деле?..»
Размышления Красснера о политических заговорах не ограничились поисками связи между убийством братьев Кеннеди и «уотергейтским взломом». Он поделился с Джоном своими мыслями о том, что «все политические убийства являются также убийствами культуры. Меня интересовало его мнение о смерти Джэнис Джоплин, Джима Моррисона, Джими Хендрикса, а также и Отиса Реддинга, которые, возможно, только выглядели как самоубийства, - ведь все эти люди были бунтарями и образцом для подражания, находясь на гребне волны молодежного движения. На это Джон мне ответил: «Нет, нет, они просто вели саморазрушительную жизнь». Но несколько месяцев спустя, когда его дела приняли очень серьезный оборот, он сам напомнил мне об этом разговоре и сказал: «Слушай, если что-нибудь случится со мной или с Йоко, то это будет не несчастный случай». Это замечание, сделанное осенью 1972 года, свидетельствует, что процесс о депортации пробудил в душе Джона самые страшные предчувствия.
Чтобы проявить гражданскую лояльность, Джон принял приглашение участвовать в благотворительном концерте в «Мэдисон-сквер-гарден» в августе 1972 года для фонда Джералдо Риверы «Один на один». Этот фонд финансировал лечение умственно отсталых детей. Сегодня подобное мероприятие воспринималось бы как само собой разумеющееся. Однако в 1972 году развернулся громкий скандал, когда Ривера предал гласности информацию о кошмарных условиях содержания умственно отсталых больных в приюте «Уиллоубрук» в Штате Нью-Йорк. В своей телевизионной программе Ривера показал документальный фильм, из которого явствовало, что пациенты подвергаются там истязаниям, лишены возможности носить нормальную одежду и живут в антисанитарных условиях.
«Мы поставили своей задачей с помощью этого концерта вызволить больных из заточения, - рассказывал мне Ривера. - Помимо того, что их держали там под замком, в грязи, им не разрешали показываться на глаза людям. Устраивая для них этот благотворительный концерт, мы хотели просто вывести их на волю, чтобы они очутились среди множества людей, чтобы все могли общаться друг с другом один на один - вот откуда название нашего концерта.
Сначала мы собирались провести однодневный фестиваль в Центральном парке - нашей темой была песня «Вообрази себе». Мы планировали каждого больного включить в пару со здоровым человеком - всего в парке должно было собраться двадцать пять тысяч зрителей. Спор возник, когда стали решать, надо ли приглашать больных на вечерний концерт в «Мэдисон-сквер-гарден». Тогда, конечно, мы потеряли бы много средств. Но Аллен Клайн и Джон просто купили билеты на пятьдесят тысяч долларов и раздали их больным и помощникам-добровольцам».
Когда все билеты на концерт уже разошлись, Леннон вдруг занервничал. «Джон сообщил мне, что выступать не будет, - вспоминает Ривера. - Он говорил, что уже много лет не выходил на публику, не репетировал с группой и что вообще он очень волнуется. Йоко мне рассказывала, что, когда у Джона возникло это чувство неуверенности в себе, он позвонил Полу и Линде - предложил «зарыть томагавк войны» и вместе принять участие в концерте. Почему Пол ответил отказом, они так и не поняли».
И все же Ривере удалось успокоить Джона и уговорить его начать репетиции с группой «Элефантс мемори». Еще одна проблема возникла с компанией «Эй-би-си», которая планировала дать эксклюзивную трансляцию концерта. «Они начали крутить носом и ставить условия по поводу участия Йоко в часовой трансляции, - вспоминает Ривера. - Вопрос этот был очень и очень щекотливый. Ведь именно Йоко сыграла решающую роль, заставив Джона в конце концов согласиться выступать. И если бы не она, Джон не вышел бы на сцену. Да и сам Джон настаивал, чтобы ее выступление продолжалось не меньше, чем его собственное». Но «Эй-би-си» на этот раз выиграла: для трансляции выступление Йоко почти полностью вырезали из записи.
В концерте выступили Стиви Уандер, чья песня «Суеверие» только что заняла первую строчку национального хит-парада, Роберта Флэк и группа «Ша-на-на». До этого Джон без «Битлз» появлялся в большом концерте лишь дважды - в 1969 году на фестивале «Возрождение рок-н-ролла» в Торонто (тогда он дал согласие за день до начала концертов и репетировал в самолете) и в Энн-Арборе - там он выступал фактически без ансамбля. Благотворительный концерт «Один на один» оказался единственным настоящим концертом Джона за весь период после последнего турне «Битлз» 1966 года и до его смерти в 1980 году.
Его выступление прошло с триумфом. Хотя Джон вынужден был скрывать свои политические симпатии и антипатии, он все равно не смог полностью отрешиться от своего радикализма. Он исполнил битловскую песню «Вместе!», причем, исполняя припев, обратился непосредственно к зрителям: «Одно тебе я хочу сказать: ты должен быть свободен!» - и изменил другую строчку: «Вместе - немедленно остановим войну!» Тысячи зрителей с воодушевлением подпевали ему, когда он бесконечно повторял: «Все вместе! Все вместе!», придавая старой песне злободневное политическое звучание. Никсон таки был прав, опасаясь его влияния. В этом контексте даже «Карма - немедленно!» обрела дополнительное политическое содержание, когда Джон спел: «Постарайся узнать своих братьев в лицах тех, кого ты встречаешь на улице!» - и спросил: «Почему мы здесь? Не для того же, чтобы жить в страдании и страхе?» Он спел «Вообрази себе», слегка, но многозначительно изменив слова в одной строчке: «Вообрази себе, что нет богатства: интересно, сможем ли мы?» - вместо «сможешь ли ты?». То есть он обращался к публике не как сторонний наблюдатель. Он исполнил «Я завязал» с душераздирающей экспрессией. Но теперь он «спасался бегством» от правительства, и его крики боли и гнева звучали весьма правдоподобно. Зрители не подозревали об обуревавших певца волнениях: они приветствовали его и аплодировали ему, им было весело. В конце песни Джон сказал тихо, с нескрываемой иронией: «Вам понравилось, да?» А потом и сам развеселился, лихо спев «Гончего пса». Может быть, он и не верил теперь в Элвиса, но по-прежнему любил его ранние песенки.
Под занавес Джон и Стиви Уандер вместе со всеми зрителями спели «Дайте миру шанс» в стиле реггей. Двадцать тысяч зрителей «Мэдисон-сквер-гарден» снова и снова повторяли припев: «Дайте миру шанс!», а Джон выкрикнул: «Больше никаких войн!», и ему подпел Стиви Уандер: «Скажи-ка еще раз!» Это была кульминация политической борьбы Джона и один из триумфальных моментов в истории политической рок-музыки десятилетия.
По мере того как приближалась дата открытия съезда республиканцев, дел в офисе ФБР в Майами прибавлялось. И. о. директора Бюро Грей прислал туда очередной меморандум: «В Майами следует особо отметить, что Леннон является хроническим наркоманом, который использует «отупляющие» наркотики. Эту информацию следует довести до сведения всех правоохранительных учреждений Майами с целью возможного ареста объекта по обвинению в хранении наркотиков». Агенты ФБР не собирались следить за исполнением законов, разоблачая тех, кто преступно хранил наркотики. Это право они предоставили местным полицейским: меморандум звучит как прямое указание полиции Майами от имени ФБР - постараться сделать так, чтобы Джона Леннона можно было уличить в хранении наркотиков и арестовать. «Как подчеркивает Служба иммиграции и натурализации, если Леннона удастся арестовать в Соединенных Штатах по обвинению в хранении наркотиков, станет возможно подвергнуть его незамедлительной высылке», - поучает меморандум малопонятливых сотрудников Бюро в Майами.
В июле ФБР подготовило новый информационный рапорт о Ленноне и его связях с радикалами и коммунистами. На этот раз к рапорту подшили «описание внешности и фотографию Леннона» - вероятно, самый поразительный документ в этом секретном досье. Прежде всего, вызывает удивление, что в ФБР сочли необходимым предъявить своим агентам фото Леннона для его опознания. Ведь лицо этого человека знали во всем мире! Но куда более удивляет тот факт, что на фотографии в досье ФБР изображен… вовсе не Леннон. Это Дэвид Пил.
Пил в то время и впрямь был чем-то похож на Леннона. Он носил такие же круглые очки и похожую прическу. Журнал «Роллинг стоун» даже поместил фотографию Джона, сделанную во время концерта в поддержку Джона Синклера, и снабдил ее подписью: «Ну, разве он не похож на Дэвида Пила?»
1 августа сан-францисское отделение ФБР доложило и. о. директора Бюро, что Джон собирается участвовать в предвыборной кампании Джорджа Макговерна. Источником этой информации послужил бюллетень небольшой социалистической организации, которая в донесении ФБР, с ее же слов, названа «Партией народа - единственной независимой политической партией, имеющей массовую поддержку и выступающей за социализм». Джон и Йоко призывали голосовать на выборах, а не отсиживаться дома, - голосовать против Никсона, за Макговерна. На конверте пластинки «Однажды в Нью-Йорке» был напечатан лозунг «Не забудь проголосовать!». В своей колонке журнала «Сандэнс» чета Леннон писала: «Специально для тугодумов, которые считают, что у них недостаточно сил освободиться от тирании и угнетения капиталистов: они управляют вами не потому, что имеют власть и деньги. В основе их власти над вами - ваш собственный страх и бездеятельность. Не забудьте проголосовать!»
Многие радикалы поддерживали Макговерна, доказывая, что политический выбор в 1972 году уже не тот, что был в 1968 году. В 1968 году Хэмфри поддерживал военную политику Джонсона, но Макговерн имел мало общего с Хэмфри, а Никсон оказался просто ужасен, как и предсказывали ранее его политические противники. У Джона и Йоко, разумеется, имелись свои причины желать поражения Никсона… Некоторые музыканты непосредственно участвовали в кампании Макговерна. Уоррен Битти организовал благотворительный концерт, где выступили Саймон и Гарфункел, «Грейтфул дэд» и Питер, Пол и Мэри. Концерт принес фонду Макговерна 1,5 млн. долларов.
Республиканцы провели свой съезд в Майами с 21 по 24 августа 1972 года, и Никсон вторично стал кандидатом на пост президента. Попытки ФБР обнаружить Леннона среди демонстрантов явились высшим взлетом и последним аккордом их служебного рвения в поисках «объекта». Агент ФБР, который выступал в роли «члена оперативной группы уэзерменов
[Уэзермены - экстремистская леворадикальная организация]», приехал в Майами из Нью-Йорка. Он доложил и. о. директора Бюро, что Джон в Майами «не обнаружен» и что «объект не приезжал в Майами на национальный съезд республиканской партии, как он планировал ранее».
Месяц спустя ФБР все еще пыталось удостовериться, там Леннон или нет. Отделение ФБР в Майами доложило и.о. директора, что они изучили 1200 дел демонстрантов, подвергнутых аресту во время съезда с целью выяснить, не было ли среди них Джона. Сама мысль, что Леннон мог быть арестован во время съезда республиканцев, а пресса этого не заметила, была абсурдной. Розыски в Майами продолжались еще два месяца, пока 24 октября глава местного отделения ФБР не довел до сведения и. о. директора свое окончательное мнение: «Нет никаких свидетельств того, что среди арестованных находился объект».
Самым печальным событием за всю историю концертных выступлений Джона стало его участие - вместе с Йоко и группой «Элефантс мемори» - в телемарафоне Джерри Льюиса, посвященном Дню труда в сентябре 1972 года. «Мы с Джоном очень любим эту страну, - сказала тогда Йоко, - и мы счастливы здесь находиться». «В прошлом году в этот же день было намного легче», - добавил Джон, ведь тогда им еще не был предъявлен ордер на депортацию. «Джерри - один из моих любимых комиков», - сообщил он.
Потом они исполнили несколько отличных вещей: «Вообрази себе» и реггей-версию «Дайте миру шанс» - участвуя, правда, в не очень благовидном мероприятии. Помощь больным мускулатурной дистрофией - благое дело, но то, как это обставил Джерри Льюис, выглядело скверно. До и после появления Джона и Йоко на сцене Джерри Льюис по своему обыкновению призывал жертвовать деньги на нужды больных, при этом он то зубоскалил, то лил крокодиловы слезы, демонстрируя несчастных больных на лас-вегасской эстраде и приговаривая, что он - лучший друг всех немощных и убогих. Самым безобразным выглядело то, как он рассыпался в благодарностях перед представителями крупнейших корпораций. Когда на сцену выходили сотрудники отделов по связям с общественностью корпораций «Юнайтед эарлайнз», «Макдоналдс», «Анхойзер-Буш» и других компаний, чтобы вручить Джерри чеки, он подобострастно благодарил их и восхищался тем, какие замечательные и добросердечные люди работают в этих корпорациях.
Джон и Йоко позволили использовать себя подобным образом лишь потому, что им надо было «отмазаться» и произвести на правительственных чиновников впечатление добропорядочных граждан. К тому же в таких телемарафонах всегда участвовали рок-звезды - например, Пол и Ринго в прошлые годы. Впрочем, ничто не мешало Джону и Йоко предотвратить это падение - от Джерри Рубина к Джерри Льюису…
В ходе своей предвыборной кампании Никсон собрал и израсходовал больше средств, чем любой другой кандидат за всю историю страны. В основном это были незаконные тайные пожертвования крупнейших корпораций, поступившие через мексиканские банки. Мощная кампания саботажа и политического шпионажа успешно раздробила силы демократов и внесла сумятицу в их ряды. Конечно, основной политической проблемой на выборах была война во Вьетнаме. Но за две недели до выборов в ходе переговоров государственный секретарь Генри Киссинджер заявил: «Мир у нашего порога». А через полтора месяца после выборов Соединенные Штаты обрушили самые массированные за весь период войны бомбовые удары, в результате чего была разрушена крупнейшая в Индокитае больница «Ба-май».
7 ноября 1972 года Никсон получил на выборах 60,7% голосов - больше, чем любой другой республиканский кандидат за всю историю Америки, он победил с наибольшим преимуществом со времени победы Линдона Джонсона над Барри Голдуотером в 1964 году…
Джон считал, что Макговерн может победить, хотя опросы общественного мнения не оставляли тому никаких шансов. Поражение Макговерна означало, что Служба иммиграции и натурализации по-прежнему остается в подчинении у Никсона и депортация Леннона более чем вероятна. Но весь смысл этого события дошел до сознания Джона лишь вечером в день выборов, когда он отправился к Джерри Рубину смотреть по телевизору репортаж о результатах голосования.
«Он появился у меня, крича, обезумев от ярости, - вспоминает Джерри Рубин.
– И это - все? - кричал он. - Вот это и все? Я поверить не могу, что все кончено! Вот мы тут с вами сидим в своей революции по уши, как в дерьме, - Джерри Рубин, Джон и Йоко и вся их свита! Что же, вот эти вот гребаные умники из буржуев будут защищать нас от них?
– Ты нас буржуями не называй! - крикнул кто-то из присутствовавших. - Ты сам гребаный капиталист!
– Я знаю, что я гребаный буржуй-капиталист. Но это не значит, что я не могу…
Тут Стэн Бронстайн из ансамбля «Элефантс мемори» прервал его:
– Ты, Джон, сам можешь защитить себя от них. Ты и твои друзья. Организуй друзей, организуй квартал, организуй свой район…
Его поддержали:
– Да-да, организуй людей, тебя будут слушать!
– Слушать меня? Ты что, с луны свалился? Что-то они меня пока не слушали! - И тут Джон начал бегать по комнате, толкая всех и приговаривая: «Ты слабак, ты даже Никсона не смог победить!»
И вот осталось человек шесть, - продолжает Рубин. - Джон подошел к какой-то женщине - ее толком никто не знал - и начал приставать к ней при всех. А потом увел ее в мою спальню. Для Йоко это было очень унизительно. Я никогда не видел, чтобы он так вел себя раньше. Он ничего не соображал - принял большую дозу. Вот тогда-то между ними все было кончено - сразу. Хотя они потом и прожили еще вместе несколько месяцев, все рухнуло. То, что случилось в тот вечер, привело к их разрыву».
Для рок-звезды переспать с женщиной, с которой он познакомился на вечеринке, было обычным делом. Джон и сам называл гастрольные поездки «Битлз» «Сатириконом». Но поведение Джона в квартире Рубина в день президентских выборов шокировало его друзей, потому что он давно уже не воспринимался как обычная рок-звезда. Став свидетелем политического триумфа своих мучителей, он излил безотчетный гнев на друзей, на Йоко. Его политические надежды оказались разбиты, и он нанес сокрушительный удар по собственной судьбе. Вот так неосознанно он лишний раз подтвердил, сколь неразрывной была в его судьбе связь между политикой и личной жизнью.
Примерно в то же время завершили свою политическую карьеру и радикалы, с которыми водил тесную дружбу Джон. Первым сошел со сиены Ренни Дэвис, самозабвенно увлекшись каким-то юным гуру. Рубин, осмеянный новым поколением йиппи (они теперь называли себя «зиппи»), бросил политику и посвятил себя изучению каких-то новомодных биотерапевтических методов лечения. Эбби Хоффмана, занявшегося торговлей кокаином, едва не поймали с поличным, - он ушел в подполье…
Кое-кто из музыкальных критиков и поклонников Джона считал всю эпопею его взаимоотношений с этими людьми ошибкой. Ведь совершенно очевидно, что в идеологии йиппи изъянов было куда больше, чем достоинств. Им нельзя было отказать в дерзости, когда они пытались воздействовать на массовую прессу, но ведь они добились лишь того, что прославились сами, не став при этом ответственными организаторами массового движения. Пусть их эпатирующие выходки разоблачали претенциозность и тупость привычных форм политики, но им оказалось не под силу дать глубокий анализ современной ситуации и выработать серьезную стратегию действий. Пусть они обращались к молодежи контркультуры вне университетов, но они сумели вдохновить ее лишь на бездумные разрушительные акции.
В этом была вина не только йиппи. Сама политическая программа движения «Студенты за демократическое общество» не способствовала развитию политического самосознания лидеров «новых левых» и препятствовала созданию крепких организаций. Политическая неискушенность и опора только на личную преданность идеям, что было характерно для студенческого движения, порождала иллюзию, будто решение любой политической проблемы лежало во все возрастающей агрессивности. Взяв в качестве идеологической модели революции в «третьем мире», «новые левые» фактически изолировали себя от американского общества.
Джон тоже разделял некоторые, хотя и не все, заблуждения йиппи. Он легко привлек к себе внимание прессы и общественности, но при этом лишь отдалился от той политической деятельности, с помощью которой только и возможно создать настоящее общественное движение. Тактика, применявшаяся йиппи во взаимоотношениях со средствами массовой информации, не помогла Джону добиться своих политических целей. Эбби Хоффман и Джерри Рубин смогли «сделать себя» знаменитыми, а Джон Ленной и так был знаменитостью, мечтавшей обрести себя как личность. Однако политические методы йиппи оказались малоудачным способом осуществления этой мечты.
Джон расходился с йиппи и с «новыми левыми» в одном важном политическом пункте - в требовании эскалации насилия. К чести Джона надо сказать, что он никогда не считал, будто насилие может стать «тестом» на преданность делу революции. Поп-звезда, он привык иметь дело с огромными массами молодежи. Возможно, именно это и позволило ему осознать, что именно идеология насилия способствовала изоляции «новых левых». И пацифизм Джона помог ему избежать эксцессов воинственной агрессивности.
Но, невзирая на все свои слабости и недостатки, йиппи привели Леннона в самую гущу политической жизни 60-х годов - это оказалась та сторона действительности, с которой он практически не был знаком в период своего «битловского» существования и которую мало знала Йоко. Вместе с йиппи Джон протестовал против британского вмешательства в Северной Ирландии. С йиппи он выступал против угнетения черных в Америке. И разумеется, он много отдал сил на то, чтобы приблизить конец войны во Вьетнаме…
Друзья Джона по движению часто задумывались над тем, как бы ему следовало вести себя, чтобы не вызвать гнев администрации Никсона. Возможно, Никсон не развернул бы охоту на Джона, если бы тот проигнорировал сумасбродные планы йиппи провести демонстрации во время съезда республиканской партии, или если бы он отказался от амбициозной идеи гастролей, где йиппи намеревались соединить рок и политический радикализм, или если бы он не увлекся многими другими безумными идеями йиппи, или если бы он примкнул к движению чуть раньше, когда оно только набирало силу, а не переживало упадок, или если бы он не попал в орбиту влияния Джерри Рубина, в ком, как в зеркале, отражались слабости его собственной натуры; если бы вместо Рубина он нашел себе иного друга, который мог создать противовес его политическим взглядам, - такого же, как Маккартни, который когда-то создавал противовес для его музыки. И может быть, не будь он таким импульсивным, не будь он столь привержен своим мечтам, столь необуздан в своих поступках, - администрация Никсона оставила бы его в покое.
Но тогда это был бы не Джон. Он просто не мог вести спокойную, размеренную жизнь. А страстная преданность Джона политической борьбе составляла самую основу его лучших музыкальных произведений того времени. К тому же эта неукротимая преданность своим идеалам являлась одной из самых привлекательных черт его характера.
Часто говорили, что движение уничтожило себя само - из-за собственной глупости. Этого нельзя сказать об антиниксоновских гастролях, в которые замыслил отправиться Джон. Эти гастроли сорвались не сами собой - их удалось сорвать правительству, которое чинило Джону всевозможные препоны. Замысел гастролей обещал им успех - потому-то администрация Никсона и вынуждена была предпринять активные контрдействия. Так что все беды, обрушившиеся на Джона, произошли вовсе не из-за глупости и наивности его политических проектов, но, скорее, из-за их потенциальной эффективности.
22. «Леннон забывает»
В ФБР после переизбрания Никсона решили, что задача по нейтрализации Леннона выполнена. «Учитывая, что объект перестал принимать активное участие в революционной деятельности и что он, как представляется, отвергнут нью-йоркскими радикалами, его дело может быть закрыто», - докладывал «наверх» руководитель нью-йоркского отделения Бюро.
Служба иммиграции и натурализации тем не менее не стала действовать в унисон с ФБР. Спустя неделю после выборов правительственные адвокаты сделали официальное заявление, из которого явствовало, что они не собираются оставлять Леннона в покое. Это была печальная новость. Ведь Никсон добился, чего хотел: он обеспечил себе еще четыре года пребывания у власти, дал по носу всем оппонентам, включая и Леннона, который ушел из активной политической деятельности. Но администрации этого оказалось мало. Оправдывались худшие опасения Джона.
Впрочем, один светлый огонек все же замерцал во мраке. Сержант лондонской криминальной полиции Норман Пилчер, арестовавший Джона в 1968 году, 8 ноября 1972 года был отдан под суд по обвинению в «заговоре с целью нарушить нормы законности». Джон давно утверждал, что марихуану, обнаруженную у него в лондонской квартире Пилчером, подбросили туда накануне обыска. Если бы Пилчера признали виновным, то и давнее решение суда в отношении Джона могло быть пересмотрено, и тогда у американской Службы иммиграции и натурализации больше не осталось бы повода депортировать его из Соединенных Штатов. Адвокат Уайлдс потребовал отсрочки слушания дела Джона до вынесения приговора Пилчеру, но СИН отклонила его запрос.
19 декабря произошло еще одно обнадеживающее для Джона событие - в британском парламенте начали обсуждать законопроект, согласно которому должны были отменить все приговоры, вынесенные за хранение незначительного количества марихуаны, - в том числе и приговор Джону. Уайлдс тотчас послал новый запрос об отсрочке слушания, но вновь получил отказ. 23 марта 1973 года Служба иммиграции и натурализации вынесла окончательный вердикт на сорока семи страницах: прошение Йоко разрешить ей постоянное проживание в США удовлетворили, Джону же отказали. Ему предписали в течение шестидесяти дней покинуть страну.
2 апреля Уайлдс подал новую апелляцию. А 13 апреля, основываясь на законе о свободе информации, он послал запрос на получение документов СИН, надеясь доказать, что другие иностранные граждане, ранее осужденные за хранение незначительного количества марихуаны, в отличие от Джона не подвергались депортации. 26 апреля он подал ходатайство о приостановке дела до момента получения запрошенных документов. Апелляционные инстанции назначили очередное слушание на 10 сентября.
У адвокатов Джона оставался в запасе еще один стратегический ход: ожидалось изменение в иммиграционном законодательстве США. 30 апреля конгресс начал рассматривать законопроект, по которому Генеральный прокурор получал право разрешать постоянное проживание в стране иностранным гражданам, ранее осужденным за хранение незначительного количества марихуаны. В палате представителей законопроект поддерживал Эдвард Коч (будущий мэр Нью-Йорка), в сенате - Алан Крэнстон. В тот год конгресс, однако, не принял новый закон. Это произошло лишь десять лет спустя.
Между тем Джон и Йоко купили себе квартиру в «Дакоте», историческом здании в западной части Центрального парка, где жили разные знаменитости: Лорен Баколл, Леонард Бернстайн, Рекс Рид. Впоследствии Джон и Йоко покупали освобождавшиеся квартиры в доме. Несколько квартир на первом этаже они переоборудовали в рабочие кабинеты, а сами жили на шестом этаже, откуда открывается замечательный вид на Центральный парк. Этот переезд из двухкомнатной квартирки в Гринвич-Виллидж в роскошную «Дакоту» символизировал расставание Джона с политическим активизмом.
В июне Джон вместе с Йоко поехал в Кембридж (Массачусетс), где она выступила перед делегатами Международной феминистской конференции. Как потом рассказывал их ассистент Джон Хендрикс, Джон и Йоко сближались с феминистским движением, так как «все больше убеждались в том, что в антивоенном движении доминируют мужчины».
Именно в это время у них взял интервью Дэнни Шехтер, ведущий бостонской радиостанции «Даблъю-би-си-эн», которая ориентировалась на «новых левых» и контркультуру. Шехтер спросил Йоко, изменился ли Джон в связи с его интересом к проблемам положения женщины в современном обществе. Она отвечала: «Вам это может показаться банальным, но он вот стал учиться готовить. Он теперь познает в себе и эту сторону». Шехтер обратился к Джону: «Вы хороший повар?» Джон: «Да нет, я ведь только хочу научиться. Вообще-то я всего лишь один раз готовил еду». Это прозвучало банально. «Большинство мужчин не умеют ни приготовить себе еды, ни ухаживать за собой, - продолжал Джон. - Если бы рядом со мной никого не было, я бы, наверное, умер с голоду… Мы, правда, не совсем эмансипированная пара, мы все еще ведем друг с другом борьбу. Главным образом за жизненное пространство».
«А как вы справляетесь с моногамией?» - Шехтер задал вопрос, который в то время широко дебатировался. «Очень хорошо!» - ответил Джон потешной скороговоркой. На этот вопрос ответила Йоко: «Многие женщины «гуляют» потому, что лишены возможности самовыражаться каким-то иным образом. У меня полно работы. У меня помимо работы есть Джон, так что почти не остается времени на что-то другое. И поскольку я так много сил отдаю работе, я всегда беспокоюсь, не мало ли времени мы уделяем друг другу».
Джон ответил по-своему: «Раньше, еще до нашего знакомства, в сексуальном плане мы были индивидуалистами. Это похоже на то, как если бы ребенок с полными карманами денег попал в кондитерский магазин и ел бы все подряд. При желании так можно прожить всю жизнь. Но какого черта? Мы вот предпочитаем все время проводить вместе и углублять наши взаимоотношения. Нам вечно не хватает времени…»
Шехтер затронул деликатный вопрос об уходе Джона из радикальной политики. «Кажется, вас не видели в недавних немногочисленных акциях?» - «Вы правы, - ответил Джон. - Именно в немногочисленных акциях… Когда об этом заговорила пресса, произошло то же самое, что и с «Битлз». Все говорят: ах, вот вы теперь чем занимаетесь! Пожалуйста, продолжайте в том же духе, чтобы мы привыкли к вашему нынешнему имиджу! Слушайте, мы же живем, развиваемся».
У Джона тем не менее не нашлось сколько-нибудь убедительного объяснения, почему он «развивается» прочь от «новых левых». Шехтер переменил тему: «Вы что-нибудь сочиняете сейчас?» - «Сейчас - ничего! - отрезал Джон. - Я, знаете ли, либо сочиняю, либо не сочиняю. Я не хочу превращать это в ремесло. Иначе можно просто загубить музыку. Это как после школьных экзаменов не можешь раскрыть книжку - тошнит. Всякий раз, когда я беру в руки гитару, я понимаю, что получается все то же старье. Я хочу немного передохнуть».
Он не смог признаться, что провал альбома «Однажды в Нью-Йорке» иссушил в нем творческую энергию. И продолжал: «В моем первом сольном альбоме участвовал Джордж. Или Ринго? Да, Джордж был в «Вообрази себе». Он даже не мог теперь припомнить, как создавал свои лучшие произведения!
На помощь пришла Йоко, заметившая, что Джон не из тех музыкантов, что штампуют один альбом за другим и не могут подумать ни о чем другом. «Очень жаль, что люди мыслят стереотипами. Вот Джон бросается в какое-нибудь новое дело и смотрит - что из этого получится…»