Конные полицейские врезались в нашу толпу, словно русские казаки, размахивая дубинками. Хиппи осыпали их цветами и приговаривали: «Мир, братки, мир». Я сказал Джону: «Этих хиппи били, валили с ног. Что же им еще оставалось делать? Или тебя забивают дубинками, или ты защищаешься, как можешь!» Ему нечего было на это возразить. И еще я ему сказал: «Конечно, в газетах дело изобразили так, будто мы сами все начали». А Джон на собственном опыте прекрасно знал, как в газетах умеют исказить факты». Тарик, правда, не стал рассказывать Джону, что в той самой демонстрации участвовал Мик Джеггер, который в то время был настроен куда радикальнее Джона.
По воспоминаниям Робина Блэкберна, «Джон был совсем недогматичен. Это приятно удивляло. Я думаю, он с куда более глубоким отвращением относился к существующему общественному строю, чем можно было предположить, глядя на него со стороны. Он видел, что в британском обществе господствует ограниченный в своем мировоззрении консервативный правящий класс, с которым он, как художник, уже вступил в конфликт».
Джон пригласил Тарика Али и Робина Блэкберна в Титтенхерст, чтобы дать интервью для «Ред моул». «До сих пор не могу забыть, как к редакции «Ред моул» подкатил огромный лимузин: Джон послал за нами с Робином своего шофера».
Когда во время интервью они сделали небольшой перерыв, «Джон принес очень красивую шкатулку, где лежали шесть разных сортов сигарет с гашишем. Он у меня спрашивает: «Какую хочешь?» А я ему: «Я это не курю». Почему, спрашивает. Я отвечаю, что вообще не курю, и что в кодексе международной марксистской группы, членом которой я состоял, был пункт, запрещавший товарищам курить наркоту, потому что их за это могли привлечь к суду. Он это оценил».
Интервью появилось в мартовском номере газеты за 1971 год и начиналось таким заявлением Джона: «Меня всегда интересовала политика, и я всегда был против статус-кво. Когда взрослеешь, очень важно ненавидеть и бояться полицию как своего естественного врага, ненавидеть военных, которые вечно кого-то забирают, кого-то убивают… С детства я насмехался над системой… У меня очень обострено классовое чувство, можно сказать, это мой пунктик…»
Джон рассказал о своем понимании стоящих перед «новыми левыми» политических задач. «Надо попытаться установить тесный контакт с молодыми рабочими, потому что сейчас они в наибольшей степени идеалистичны в своих жизненных устремлениях и в наименьшей степени запуганы. Революционеры сами должны найти подход к рабочим, потому что рабочие к ним не придут… Для меня проблема заключается в том, что по мере того, как я все больше и больше становлюсь настоящим, я все дальше удаляюсь от рабочих. Знаете, кого они любят - Энгельберта Хампердинка! А нас сейчас слушают только студенты - вот в чем проблема… Рабочим не нравится наше отношение к сексу. Мне кажется, что студенты уже окончательно проснулись и теперь могут разбудить своих братьев-рабочих. Я бы хотел обратиться ко всем с призывом - ломать все существующие рамки, быть непокорными в школе, оскорблять авторитеты».
Еще год назад редакторы «Блэк дуорф», и Тарик Али в том числе, убеждали Джона, что он совершает ошибку, отгораживаясь от «повседневных битв». В интервью «Ред моул» он уже заявил, что разделяет позиции «новых левых».
Джон, похоже, использовал возможность этого интервью, скорее чтобы задаться вопросами, нежели сделать политические заявления. Так, Блэкберн и Али упомянули о рабочем контроле на производстве, и Джон спросил: «А разве в Югославии не делают чего-то в этом роде? Хотел бы я туда поехать и посмотреть, как это у них получается». Они напомнили, как в 1968 году французские рабочие захватили фабрики, на что Джон возразил: «Но ведь коммунистическая партия это не приветствовала?» Они упомянули о Мао, и Джон прокомментировал: «Кажется, все революции завершаются культом личности: даже китайцам понадобился отец родной… В коммунизме западного типа пришлось бы создать вымышленный образ пролетариата, который стал бы сам для себя «отцом народа».
Еще Джон говорил об охватившем левое движение чувстве усталости и разочарования: «У нас у всех буржуазные инстинкты - все мы выдохлись».
Это были типичные для «новых левых» проблемы: революция в культуре, рабочий контроль, взаимоотношения со «старыми левыми». И Джон вовсе не повторял, как попугай, левацкие клише. Напротив, он вдумчиво и без высокомерия пытался самостоятельно дойти до сути политического радикализма.
Интервью получило широкий резонанс в Лондоне, его фрагменты с фотографией Джона и Йоко в фирменных майках «Ред моул» опубликовала респектабельная газета «Обсервер». Эволюцию Джона от увлечения наркотиками и мистикой к «новым левым» резюмировала его фраза «конец наркотическим грезам», вынесенная в заголовок материала. Интервью перепечатали многие «подпольные» издания в США. Журнал «Рэмпартс», незадолго до того разоблачивший тайное финансирование ЦРУ Национальной студенческой ассоциации и опубликовавший боливийский дневник Че Гевары, поместил на обложке июльского номера за 1971 год фотографию Джона и Йоко, перепечатав «редмоуловское» интервью под заголовком: «Герой рабочего класса становится красным».
Как говорил мне Тарик Али, «песня «Власть - народу!» была своего рода музыкальным итогом интервью в «Ред моул». На следующий день мне позвонил Джон: «Слушай, я так забалдел от нашего вчерашнего разговора, что написал для движения песню. Вы можете ее петь на демонстрациях». Я ему говорю: «Да это же просто здорово!» А он мне: «Хочешь послушать?» Я спрашиваю: «Что, прямо по телефону?» Он говорит: «Да нет, петь я не буду, я просто прочту слова». И прочитал, а потом спрашивает: «Ну как?» Я говорю: «По-моему, здорово. Я уверен, что такую песню будут петь на демонстрациях».
«Власть - народу!» вышла в канун весенней вспышки антивоенного движения. 30 апреля 1971 года две тысячи ветеранов вьетнамской войны провели в Вашингтоне марш протеста, организованный союзом «Ветераны Вьетнама против войны». Это было небывалое событие в американской истории. Парни, многие из которых потеряли на фронте руки, ноги и прибыли на митинг в инвалидных колясках, один за другим выкрикивали свои имена, воинские звания, называли подразделения, где они служили, перечисляли полученные награды. Многие плакали. Потом все они стали швырять свои ордена и медали на ступеньки Капитолия. Зрелище было душераздирающее.
3 мая в столице состоялся митинг под лозунгом «Остановите войну, или мы остановим правительство». Молодежь вышла на улицы Вашингтона, скандируя: «Все, что мы просим: дайте нам задницу Никсона». Эта акция гражданского неповиновения вызвала массовые репрессии. В один день было арестовано двенадцать тысяч демонстрантов. В 1975 году окружной суд Вашингтона вынес беспрецедентное решение о возмещении им всем морального и физического ущерба за безосновательный арест в размере двенадцати миллионов долларов.
Эта демонстрация привела Ричарда Никсона в бешенство. Судя по пресс-релизу, опубликованному Белым домом только в 1981 году, он сказал тогда Г. Хэлдимену: «Надо нанять громил, чтобы они открутили этим молодчикам головы». И Хэлдимен ответил: «Конечно, наймем убийц. Ребят, которые, знаете, многое могут сделать… Они из этих говнюков дурь-то повыбьют! Они им покажут, будьте уверены!» Тогда как раз какие-то неизвестные в штатском «повыбили дурь» из Эбби Хоффмана, напав на него на улице.
Во время проведения этих демонстраций песня «Власть - народу!» заняла одиннадцатое место в «лучшей сотне» журнала «Биллборд», а в английском хит-параде поднялась еще выше - на шестую строчку. Джон пел ее как уличную песню, как марш, как песню борьбы. Для него это все было в новинку. В его предыдущей политической песне «мы» просили политических деятелей «дать миру шанс». Теперь же Леннон утверждал, что решения должны приниматься не облеченными властью чиновниками, а всем народом. Конечно, призыв «Власть - народу!» был только лозунгом, но в высшей степени демократическим лозунгом, который к тому же имел то достоинство, что учитывал политическую реальность: любая политика - это борьба за власть.
Стихи песни выявили новый нюанс в политической позиции Джона. Сначала он дает некую революционную перспективу, сознательно переиначивая заявление, сделанное им в песне 1968 года «Революция», которая начиналась словами: «Так вы говорите, что хотите революцию?» - и завершалась предупреждением: «Можете меня вычеркнуть». Новая же песня начиналась словами: «Мы говорим, что хотим революцию, и лучше - немедленно». Вторая строчка звучала и вовсе по-социалистически: в ней он заявлял, что рабочие «должны получить то, чем они в действительности владеют». А в третьей строчке Джон заявляет о своем феминизме, соединяя личное и политическое:
Я хочу спросить тебя, брат и товарищ,
Как ты обращаешься со своей женщиной дома -
Она должна стать самой собой
И обрести свободу…
Это было требование, которое женщины-участницы «нового левого» движения адресовали мужчинам-единомышленникам. Они настаивали, что борьба за равноправие в сфере личных взаимоотношений внутри самого движения неотделима от борьбы за создание справедливого и демократического общества. И Джон полностью разделял это убеждение.
Песня, как ни удивительно, имела большой успех. В авторитетной «Книге золотых дисков» помещен список пластинок, разошедшихся в мире миллионными тиражами. «Власть - народу» едва не попала в американскую «десятку лучших» и превзошла по популярности «Дайте миру шанс» и «Революцию». Весной 1971 года она в течение восьми недель исполнялась по радио в числе «сорока лучших» - небывалое достижение для социалистической революционной песни-марша. Кстати, по-своему примечательно и то, что спустя десять лет пластинку «Дайте миру шанс» исключили из торговых каталогов фирмы «Кэпитол», а «Власть - народу!» все еще продавалась в магазинах.
«Власть - народу!» привела критиков в замешательство. Рой Керр писал в «Мелоди мейкер», что в этой песне сполна проявилось «роковое ослепление безмозглого бунтовщика». Биограф «Битлз» Николас Шайнер счел, что Джон перепевает обветшалые пропагандистские клише «новых левых». С другой стороны, «подпольная» газета Атланты «Грейт спеклд бэрд» назвала ее лучшей песней движения со времен «Уносится ветром».
Либерально настроенные критики доказывали, что власть не может принадлежать какой-то части общества. «Глупости, - возражал им Джон. - Народ - не «какая-то часть»… Я считаю, что все должны владеть всем поровну, люди должны владеть своей долей производства, иметь право голоса и решать, кому быть боссом и кому чем заниматься…»
Даже в апогее своей политической активности Джон не порвал связей с капиталистическим обществом. Напротив, он продолжал работать для индустрии звукозаписи и для популярного радио, которые являлись не просто основными, но и самыми коррумпированными институтами капиталистического рынка. Он продолжал выпускать пластинки как товар - на продажу в магазинах и для радиопрограмм. Его попытка создать коммерческий хит из такой песни, как «Власть - народу!», оказалась затеей куда более рискованной, чем труд самых талантливых политических песенников вроде Тома Пакстона и Фила Окса. Они заключили со своими слушателями что-то вроде негласного соглашения, чего был лишен Джон. Не ожидая от него политических песен, его поклонники решили, что он их предал ради нового увлечения феминизмом и социализмом. А Джон просто захотел воспользоваться собственным именем, чтобы привлечь на свою сторону аудиторию, все еще равнодушную к радикальной политике.
Примером растущего интереса Джона к политической борьбе стало его участие в кампании поддержки лондонского «подпольного» журнала «0у-Зет». Этот журнал, как рассказывал мне Робин Блэкберн, «представлял крыло йиппи в леворадикальном политическом спектре. Левые вообще-то не имели к нему никакого отношения, если не считать того, что в «0у-Зет» печатались многие левые журналисты». Журнал в основном публиковал материалы анархистско-сатирического характера.
Номер, вызвавший гнев властей, появился в 1970 году. Редакция предложила школьникам собрать материал для журнала и подготовить его к печати. «Школьный» выпуск «0у-Зет» открывался лесбийской картинкой на обложке. Еще один рисунок в журнале изображал крыс, вбегающих во влагалище… Редакторов журнала арестовали и предъявили им обвинение в потворствовании преступности среди малолетних. «Суд больше походил на викторианский фарс, поставленный в зале суда, - рассказывал мне Тарик Али. - Это было похоже на анекдот. Мы все - и те, кому нравился «0у-Зет», и кто его недолюбливал, - организовали кампанию в защиту журнала». Обвинение заявило суду, что «0у-Зет» пропагандирует «похоть без любви». Защита предъявила свидетеля - эксперта-медика, который заявил, что лесбийский рисунок на обложке «не может стимулировать склонность к лесбиянству, если таковая тенденция не присутствует в психике».
В ходе процесса всплыло и имя Джона Леннона: как выяснилось, он был подписчиком «0у-Зет». Среди подписчиков журнала, впрочем, фигурировали известные журналисты, бывшие члены кабинета. Защита полагала, что этот внушительный список произведет впечатление на присяжных.
Суд по делу о непристойности оказался самым долгим в британской истории: он длился двадцать шесть дней. Присяжные вынесли свое решение: «Виновны». Судья приговорил членов редколлегии журнала к пятнадцати месяцам тюрьмы. Это было беспрецедентно суровое наказание: ранее дела по обвинению в непристойности завершались штрафом в сто фунтов.
Общественный комитет защиты «0у-Зет» заявил, что подаст апелляцию. Джон с Йоко включились в кампанию по сбору средств в пользу журнала. Они написали две песни - «Боже, храни нас» и «Делай, как «0у-Зет». Последнюю в июле 1971 года выпустила на «сорокапятке» фирма «Эппл». Джон исполнял обе композиции, назвав ансамбль сопровождения «Эластик 0у-Зет бэнд»…
Эта пластинка так и осталась раритетом: песни не вошли ни в один альбом Джона. Кстати, Грейл Маркус включил «Делай, как «Оу-Зет» в свой список «лучших рок-н-роллов всех времен».
В августе Джон и Йоко участвовали в полуторатысячной демонстрации в поддержку «Оу-Зет» и в знак протеста против британской политики в Северной Ирландии. Джон заявил в интервью, что «преследование властями контркультуры и ирландских католиков - звенья одной цепи». Оказавшись во главе шествующей по Оксфорд- стрит колонны демонстрантов в своей майке с надписью «Ред моул» и плакатиком «За ИРА, против британского империализма» и подбадривая участников марша в мегафон, Джон вместе со всеми скандировал: «Власть - народу!» Впервые он присоединился к молодым радикалам, вышедшим на улицу.
15. «Надеемся, когда-нибудь вы будете с нами»
Через полгода после выхода сингла «Власть - народу!» Джон выпустил песню «Вообрази себе», которая быстро стала самой популярной и наиболее часто исполняемой его послебитловской композицией. Осенью 1971 года, однако, эта «сорокапятка» так и не заняла первого места в хит-параде и не стала миллионселлером. В списках популярности она добралась до тридцать третьей строки и в «сотне лучших» продержалась всего лишь девять недель, как и «Власть - народу!». «Карма - немедленно!» в 1970 году имела куда больший успех. Особенно болезненно Джон и его фанаты, наверное, восприняли триумф легкомысленного «Дяди Алберта/Адмирала Хэлси» Пола Маккартни, выпущенного незадолго до «Вообрази себе»: сингл легко победил в хит-параде, стал «золотым» и получил приз «Грэмми».
Если учесть, сколь простой и ясной была песня «Вообрази себе», можно лишь поражаться тому, как неверно истолковали ее критики. В мемориальном номере «Роллинг стоун», вышедшем после смерти Джона, отмечалось, что песня рисовала «образ мира иррационального, но прекрасного». Интересно, наш мир, где господствует алчность и голод, более рационален? Рон Шомбург, автор книги «Битломания», назвал песню «альтруистической». Однако альтруизм - это бескорыстная забота о чужом благе. А Джон вовсе и не говорил, что готов от чего-то отказаться ради чьей-то выгоды. Он и сам хотел получить от жизни все. Рецензент «Нью-Йорк таймс» назвал песню «оптимистической». Так-то оно так, но с каких это пор сей компендиум рекламы стал считать оптимистическим призыв «вообразить себе мир без имущества»? Всемирная Церковь обратилась к Джону с просьбой о разрешении использовать его песню в своих официальных ритуалах, но при этом изменить одну строчку на «Вообрази себе одну религию». На что Джон ответил им, что они «совсем не поняли смысла песни».
Даже Пол не вполне понял ее. В интервью журналу «Мелоди мейкер» он признался: «Мне нравится «Вообрази себе»… где Джон реализовался в полной мере. Но в его прочих вещах слишком много политики». Джон возмущался в открытом письме: «Так что же, ты считаешь «Вообрази себе» неполитической песней? Да ведь это «Герой рабочего класса» в сахаре для консерваторов вроде тебя».
Конечно, песня была утопичной, а утопическое мироощущение являлось краеугольным камнем философии «новых левых», расходившейся с традиционным социалистическим земным идеалом хлеба с маслом. «Вообрази себе», как и «Герой рабочего класса» из альбома «Пластик Оно бэнд», выразила позицию «нового левого» движения, которую пропагандировал Герберт Маркузе: потенциальные возможности рабочего класса подрываются репрессивной культурой, поэтому возврат к утопическому воображению - важнейшее условие трансформации общества.
В Соединенных Штатах вышло по крайней мере двадцать три интерпретации песни «Вообрази себе», в том числе в стиле реггей в исполнении Эллы Бут, джазовая вариация Хэнка Кроуфорда и потрясающая версия в стиле ду-уоп ансамбля «Каприс». Исполняли песню и черные певцы: Дайана Росс, Бен Кинг, Сара Воэн.
Конечно, записала ее и Джоан Баэз. Песня зажила собственной жизнью в поп-музыкальном мире, где интерпретация Рэя Кониффа возглавляет список ублажающих слух хорово-оркестровых мелодий для лифтов и универсамов.
Песню, впрочем, критиковали как слева, так и справа. Комитет рабочих организаций Филадельфии заявил, будто песня содержит мысль о том, что Леннон вместе с прочими немногими избранными уже достиг просветления, а нам, ничтожным, остается только присоединиться к ним. «Леннону больше нечего нам предложить, кроме милостивого приглашения». Очень жаль, что филадельфийские рабочие не слышали «Власть - народу!». Журнал «Роллинг стоун» назвал ее «бесцветной» и «надуманной» и критиковал автора за «беспомощность аранжировки» и «самолюбование». Критики Джона из числа религиозных правых внимательно вчитались в текст песни и торжественно провозгласили, что в первой же строке предлагается «вообразить себе, что нет Всевышнего», и что, следовательно, для автора песни отказ от веры - задача номер один, куда важнее даже отказа от государства и собственности. Безбожник Леннон, мол, остался верен себе!
В политическом контексте 1971 года тем не менее «Вообрази себе» многим радикалам показалась гимном потерпевшим поражение «новым левым». К осени того же года движение уже полностью себя исчерпало и почти распалось… Невзирая на мощнейшие в американской истории выступления антивоенного протеста и яростные массовые акции гражданского неповиновения, Никсон крепко держался в седле и, судя по всему, готовился без труда выиграть очередные президентские выборы. В ту суровую зиму 1971-1972 годов радикалы, сидя по домам возле своих стереосистем и покуривая травку, наверное, слушали «Вообрази себе» и размышляли о том, сколь немногого они добились. Песня напоминала им о высоких целях, которые придавали смысл их борьбе - безуспешной, как это было уже очевидно. И «Вообрази себе» стала песней, которая могла бы помочь возродить эту борьбу в будущем.
На одноименном альбоме вслед за этой песней следовала «С изъяном в душе» - глуповатая песенка, где иронически звучало рэгтаймовое пианино под заразительный бит ударных. Песня была обращена к Полу, который, по уверениям автора, способен «жить во лжи» до самой смерти. Странно, что за «С изъяном в душе» следовала исповедальная «Ревнивый парень». Эту песню, написанную для Йоко, в контексте пластинки можно было интерпретировать и как еще одно послание Полу. Песня «Так тяжело» оказалась мощным блюзом с «тяжелой» бас-гитарой и ударными, ноющей лидер-гитарой и пронзительным альт-саксофоном. Голос Джона звучал словно в пустой комнате с эхом.
Песня «Я не хочу быть солдатом, мама, я не хочу умирать» стала звуковой экстраваганцей Фила Спектора. Аналогичные настроения, которыми проникнута песня, когда-то выражал фильм «Как я выиграл войну». Джон поведал о своих страхах той самой «маме», к которой были обращены его молящие крики «Мама, не уходи!» в «Пластик Оно бэнд».
Первая песня на оборотной стороне - «Скажи мне правду». Это ошарашивающе яростный словесный поток в духе «джойсовских» каламбуров, собранных в «Ежедневном вое». Политиков, повинных в продолжающейся вьетнамской войне, Джон именовал «коротковолосыми желтопузыми детишками шалунишки-хреновчика». Даже Дилану, виртуозу рок-н-ролльной ядовитой сатиры, не удавалось создать ничего подобного. Композиция выдержана в стиле тяжелого рока с необычной сменой аккордов и замечательным гитарным соло Джорджа Харрисона. В следующем десятилетии только одна вещь в музыкальном и политическом отношении сможет сравниться с ней - «Ты ничего не добьешься» Стиви Уандера.
«Скажи мне правду» вкупе с «Вообрази себе» подводила итог политической эволюции Джона за два предыдущих года: гнев, обращенный на события настоящего, контрастировал с надеждой на будущее, мощная энергия контрастировала с мягким лиризмом, глубина мысли и горечь контрастировали с безыскусной красотой. Эта песня стала подлинной удачей Джона.
Но так считали далеко не все. «Роллинг стоун» назвал «Скажи мне правду» «пустопорожней болтовней». Другие разгромили ее как «очередное ленноновское клише». Впрочем, одна газета андерграунда написала: «Вообрази себе» - это формула мировоззрения Леннона, но «Скажи мне правду» придает этому мировоззрению настоящую мощь… Это лучшая песня альбома».
Следующая песня на пластинке - «О моя любовь», незамысловатая любовная баллада. Она как бы расслабляла слушателей, чтобы потом отправить их в нокаут песней «Как тебе спится?». «Единственное, что тебе удалось сделать, ты сделал вчера», - обращается Джон к Полу, превращая его любимую песню в символ творческого увядания бывшего соратника. Колкая ирония стихов, чье жало обращено против Пола, напоминала о лучших вещах Боба Дилана, корифея этого жанра (впрочем, мишенью острот Дилана всегда являлись женщины: он никогда не нападал на мужчин так, как Джон - на Пола). В интервью «Ред моул» Джон говорил о своих страхах и страданиях, от которых «просыпаешься по ночам в ужасе, с бьющимся сердцем». В песне «Как тебе спится?» он спрашивает Пола, как тот умудряется избегать сомнений, депрессий, душевной маеты, доставляющих ему, Джону, столько мучений.
Многие просто не сумели по достоинству оценить эту песню. «Роллинг стоун» назвал ее «ужасающей и беспомощной», «песней настолько злобной и самодовольной, что она, по существу, возвеличивает жертву и унижает самого обличителя». Однако, когда Джон пенял Полу, что тот сочиняет дешевую попсу, он говорил истинную правду о недавнем альбоме «Барашек». В течение последующих лет Пол и вовсе деградировал до уровня песни «С красной розой на мотоцикле» - пожалуй, никому из ведущих рок-музыкантов не доводилось выпускать столь плохой альбом.
В «Как тебе спится?» Джон заявил, что Пол лишен таланта. В интервью «Леннон вспоминает» несколько месяцев спустя он сделает другое заявление. Он скажет, что Пол сам не осознает масштаба своего таланта: «Я убежден, что он способен создать великие произведения… Но я бы не хотел, чтобы ему это удалось… В глубине души я хочу быть единственным мастером». Поразительно откровенное признание!
Горькую правду песни «Как тебе спится?» сменяли фальшивые сомнения в следующей - «Как?», где Джон, похоже, чуть ли не гордился чувством неуверенности в себе. Даже скрипки не спасли песню.
Альбом завершался балладой «О, Йоко!» - веселой, ироничной, страстной. Он признается, что произносит ее имя среди ночи, во время бритья, во сне. Все в этой вещи - само совершенство: и акустическая ритм-гитара, и смена мажорных и минорных аккордов, и гармоника «под Дилана», которая зазвучала у Джона впервые после его «Вечера трудного дня».
Предыдущий альбом Джона заканчивался пугающей «Моя мумия умерла». Теперь же финалом пластинки стала «О, Иоко!» - эта однозначная декларация счастья свидетельствовала, сколь глубокую эволюцию после распада «Битлз» проделал Джон как личность. Однако ему было трудно сохранить в себе это ощущение счастья.
«Вообрази себе» стал первым альбомом Джона послебитловской поры, занявшим первое место в хит-параде, и - наиболее удачным. «Пластик Оно бэнд» в английском хит-параде занял восьмое место. «Вообрази себе» три недели возглавлял список хитов, а весной 1973 года, шестнадцать месяцев спустя после выхода, все еще фигурировал в «тридцатке лучших». В Соединенных Штатах наблюдалась такая же картина. «Пластик Оно бэнд» четыре недели оставался в «десятке лучших». «Вообрази себе» - двенадцать недель, причем фанаты тут же вспомнили о предыдущей пластинке: «Пластик Оно бэнд» еще на пять недель вернулась в списки популярности. Ни один альбом Джона вплоть до «Двойной фантазии» не имел такого успеха.
Все эти факты означали, что Джон выполнил свою задачу. Он развил личные и политические темы альбома «Пластик Оно бэнд» и создал музыку, которую хотела слушать массовая аудитория. По словам Дэна Рихтера, личного секретаря Джона и Йоко, «Джон успешно использовал свой талант и прошел по тонкому канату, связывающему поп и высокое искусство. Он добился того, чего раньше ему не удавалось. Так был достигнут и пройден важный рубеж».
Критики из лагеря «новых левых» могли согласиться с такой оценкой. Роберт Кристгау, впрочем, сделал несколько критических выпадов. «Джону постоянно надо напоминать самому себе о своем поп-музыкальном происхождении, чтобы как-то обуздать классовое чувство и бремя эдипова комплекса». В целом же, по его мнению, альбом представлял собой «вдохновляющий пример для всех нас - тех, кто всю жизнь пытался соединить рок и политику. В лучших песнях этот альбом богаче и интереснее, чем «Пластик Оно бэнд». Синдикат прессы андерграунда вынес безапелляционное суждение: «Джон Леннон по-настоящему повзрослел. Он теперь стал поэтом, пророком, радикалом и мужчиной».
В интервью, данном сразу после завершения записи «Вообрази себе», Джон назвал этот альбом «бескомпромиссно коммерческим» - отличная фраза, не правда ли? - и рассказал, каково ему было работать над ним. «Это было тяжко, это была пытка. Да, сущая пытка! Йоко вот говорит, что сочинять песни куда легче, чем их записывать. Но сочинять для меня все равно что пройти сквозь ад. Когда я заканчиваю очередной альбом, я думаю: «К черту! Больше не буду сочинять! С меня довольно! Потом, когда я ничего не делаю несколько месяцев, я вдруг начинаю психовать: о Господи, да я уж и сочинить ничего не могу! Надо что-то еще написать…»
Своему творчеству он давал психотерапевтическую интерпретацию: «Это похоже на то, что тебя судят на глазах у всего мира и выясняют, хороший ли ты сын для своих папы с мамой. Это вроде того, будто ты говоришь: «Ну, а вы будете меня любить, если я встану на голову и начну бренчать на гитаре, плясать, надувать воздушные шарики и петь «Она тебя любит» - ну, теперь-то вы будете меня любить?»
В другом интервью той же поры он размышлял о преследующем его ощущении собственной никчемности. «У всякого человека есть этот комплекс вины - ты ни на что не годен, у тебя нет таланта, ты никому не нужен, что-то в тебе не то… Но это все ерунда. Все с тобой в порядке, со всеми все в порядке. И нечего стыдиться своих вожделений. Люди сдерживают себя даже в том, что не позволяют себе желать».
И еще он рассказал о парне по имени Клаудио, который счел, будто весь альбом «Пластик Оно бэнд» - рассказ о нем… «В течение девяти месяцев он присылал мне телеграммы такого содержания: «Я скоро буду, я скоро приеду, мне надо только взглянуть тебе в глаза - и тогда я все пойму». И вот недавно он заявился к нам домой. Он посмотрел мне в глаза и не нашел там для себя ничего интересного. Я ему сказал: «Альбом мог затронуть какую-то родственную струну в тебе, но вообще-то он - обо мне самом. Так что тебе лучше жить своей собственной жизнью. А то ты ведь просто время теряешь».
Джон тогда и не догадывался, какую опасность могут представлять для него подобные Клаудио…
В июне 1971 года Джон и Йоко выступили в нью-йоркском концертном зале «Филлмор», где играли джем-сейшн с Фрэнком Заппой и его группой «Мазерс оф инвеншн». Один из первых пропагандистов культурной революции, Заппа в своей музыке пародировал клише популярной культуры и высмеивал стереотипы политической жизни. Он и «Мазерс оф инвеншн» обожали эпатировать публику - занятие, не чуждое Джону и Йоко. «Мы ценим интеллектуальные усилия Заппы, пытающегося добиться понимания у слушателей», - говорил Джон. Заппа был приверженцем поисков новых путей в музыке. Одним из первых в экспериментальных целях он использовал монтаж магнитофонных записей как компонент аранжировки рок-музыки и стал привносить в рок элементы джаза. Мишенью его сатиры становились и «Битлз» - сначала в «Мы это делаем только ради денег», пародии на «Сержанта Пеппера», а потом в песенке «О нет!» из альбома «Эти хитрые лисы истерзали мою плоть», - убийственный ответ на «Все, что тебе нужно, - это любовь». Однако чем дальше, тем больше творчество Заппы страдало от какого-то подросткового сексизма.
Джэм-сейшн с Заппой так понравился Джону, что он решил включить его запись в двойной альбом «Однажды в Нью-Йорке». Впрочем, их варианты культурной революции все же имели мало общего: вместе они больше не выступали.
В день совместного концерта с Заппой Джон принял участие в радиопередаче Говарда Смита. Имитируя немецкий акцент, он объявил: «Кофорит ратиостанция «Таблъю Фэ-бэ-эр»; мы перетаем фаши люпимые мелотии. У микрофона Эгкар Кувер, и я хочу стелать ремонт ф фашей кфартире». Кто-то из радиослушателей позвонил на студию и спросил: «Вы хотите сделать ремонт в моей квартире? А в какой цвет вы покрасите стены?» Джон: «Нет, нет, я могу вам отгуверировать квартиру!» Через полгода Эдгар Гувер издаст распоряжение об установлении слежки за Джоном, а через год Джон станет утверждать, что в его квартире установлены «жучки». И у него сразу пропадет охота подшучивать над ФБР и над его директором.
