– Ты всю свою жизнь играешь в видеоигры, убеждаешь себя и своих друзей, что чего-то стоишь, ноты – всего лишь безделушка. И ручаюсь, у твоих родителей хватает глупости говорить тебе, какая ты умная. Но знаешь, что я тебе скажу? Не очень красиво стараться быть главной, когда ты – всего лишь толстая безмозглая девчонка!
– Я…
Мири поднесла руку ко рту, глаза у нее широко раскрылись. Она неуклюже шагнула назад, вверх по лестнице. Теперь его слова попадали в цель. Прямо на глазах с нее сползал лоск самоуверенности и назойливой жизнерадостности. Роберт не отступал;
– Я, я, я! Вот это и все, о чем думает твой мелкий эгоцентричный умишко, иначе ты бы сама не вынесла своей никчемности. Но впредь подумай об этом, если еще когда-нибудь захочешь командовать мной.
Слезы выступили у нее на глазах. Она повернулась, понеслась вверх по лестнице, и шаги ее звучали не с гулкой силой детского топота, а осторожно – как будто она вообще боялась напомнить о своем существовании.
Роберт постоял минуту, глядя на пустую лестницу. Как будто стоишь на дне колодца, а наверху клочок дня.
Он вспомнил. Было время, когда ему было пятнадцать, а сестре Каре около десяти, и тогда она стала независимой и невыносимой. У Роберта были тогда свои проблемы – совершенно пустячные с высоты теперешних семидесяти пяти, но тогда очень значимые. И он, раздолбав невесть откуда возникшее самолюбие сестрицы, заставив ее понять, как мало значит она в общем ходе вещей, испытал колоссальный прилив радости.
Роберт смотрел вверх, на клочок дня, и ждал прилива.
Боб Гу освободился после доклада об операции в субботу к вечеру. Он чувствовал себя виноватым, что не следил за событиями дома, но парагвайская операция поглощала все внимание полностью. Ну, это, конечно, попытка оправдания, но все равно правда. Под взятым в заложники сиротским приютом лежали атомные снаряды. Там, в Асунсьоне, он заглянул в бездну.
И потому лишь приехав домой, он узнал
местныеплохие новости.
Дочь была уже слишком большой и взрослой, чтобы сидеть у него на коленях, но она сидела рядом на софе и позволяла держать себя за руки. Элис сидела с другой стороны, вид у нее был спокойный, но Боб знал, что она вне себя. Последствия обучения плюс эта домашняя проблема оказались чуть ли не выше ее сил.
Так что он с опозданием взялся за свои семейные обязанности.
– Ты ничего плохого не сделала, Мири.
Она покачала головой. Под глазами у нее легли темные круги. Элис сказала, что девочка только час назад перестала плакать.
– Я хотела ему помочь, а…
Фраза повисла в воздухе. В голосе Мири не было и тени той уверенности, что вырастала в ней последние два-три года.
Черт бы побрал!Уголком глаза Боб видел, что отец все еще сидит, запершись в комнате наверху, и доволен, вывалив свою кучу дерьма на всех. Ладно, зайти к папочке – следующий пункт повестки дня. Старика ждет сюрприз.
А пока что надо исправить более серьезную вещь.
– Я знаю, Мири, что ты пыталась. И я думаю, ты дедушке много в чем помогла за то время, что он с нами живет. –
Если бы не это, старик до сих пор бы искал свое место в мире. – Ты помнишь, мы с тобой говорили, когда дедушка приехал? Он не всегда бывает приятным человеком.
Только когда ему что-нибудь надо, или он тебе хочет подставить ножку – тогда он кого угодно способен очаровать.
– П-помню.
– То, что он говорит, когда хочет тебя задеть, не имеет никакого отношения к тому, какая ты на самом деле: хорошая или плохая, умная или глупая.
– Н-но… может, я была слишком настойчива. Ты его не видел сегодня утром, Боб, – он был такой печальный! Он думал, что я не вижу, но я заметила. У него пульс сильно участился, он так боится, что не может больше писать! И он страдает без бабушки – без Лены. И я тоже. Но я…
– Не твоя работа – решать его проблемы, Мири. – Он посмотрел на Элис поверх головы дочери. – Это моя работа, и я ее запустил. А твоя работа – в Фэрмонте.
– Ну, я понимаю…
– О'кей. Вот смотри: пока не появился дедушка, ты только и думала, что о школе. О ней, о своих друзьях, о своем проекте. Ты разве мне не говорила, что собираешься его переделать к Хэллоуину?
На лице Мири мелькнул блик прежнего энтузиазма.
– Ага. Мы выяснили предысторию по всему Спилбергу-Роулинг. Аннет собирается…
– Вот это, и твоя учеба – вот на чем тебе надо сосредоточиться. Это и есть твоя работа, детка.
– А Роберт?
А Роберт пусть проваливает к черту.
– Я с ним поговорю. Думаю, ты права, что у него есть проблема. Но иногда, знаешь… ну, когда вырастешь, сама поймешь. Некоторые люди создают себе проблемы сами. И все время ранят самих себя и окружающих. В таких случаях надо не давать себя впутывать.
Мири опустила голову; вид у нее был печальный. А потом она посмотрела на отца – знакомым упрямым взглядом.
– С другими – может быть. А это
мойдедушка.
08
ВНУТРИ НЕТ ДЕТАЛЕЙ, ОБСЛУЖИВАЕМЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕМ
После той примечательной субботы Роберт Гу намного меньше времени проводил в доме своего сына. Спал в той же комнате наверху. Иногда даже ел в столовой. Мири всегда отсутствовала.
Элис была бесстрастна, как камень. Когда присутствовал Боб, радушия было еще меньше. Роберт проживал заемное время, и это не имело отношения к состоянию его здоровья.
Он шатался по пустым классам в школе, читая из своих старых книг. Он путешествовал по сети более обычного. Чамлиг показала ему некоторые современные утилиты, скрытые в обзорной странице – утилиты, которые даже притвориться не могли бы программами из WinME.
И он ездил по городу. Для того, чтобы поиграть с современными автоматическими машинами и посмотреть, во что превратился Сан-Диего. Все те же скучные расползающиеся пригороды. Но Роберт открыл, что его новая, изувеченная личность любит всякие приспособления. В эти дни повсюду попадались загадочные машины. Они скрывались в стенах, прятались в деревьях, даже валялись на лужайках. Работали они беззвучно, почти невидимо, двадцать четыре часа в сутки. И он гадал, где же это кончается.
Однажды после школы Роберт заехал далеко в Восточное графство, миновав бесконечные однообразные пригороды. Дома не стали реже, пока он не углубился в горы. Но в двадцати милях за Эль-Кайоном он нашел между домами просвет, который выглядел как театр военных действий. Из домов, расположенных за несколько сот ярдов от хайвея, вылетали султаны пыли. Опустив стекло, Роберт услышал что-то вроде артиллерийской пальбы. Вдоль высокой ограды шла дорога и висел ржавый знак «ЮПИ/Экспресс»-что-то-там-такое.
А потом этот странный полигон остался сзади.
Хайвей превратился в длинный прямой подъем, где-то за четыре тысячи футов, и уходил все дальше и дальше между двумя съездами с шоссе. Машина медленно набирала скорость. Как показывал неуклюжий дисплей в виде приборной доски, который Роберт нашел в папке WinME с играми, машина шла быстрее ста двадцати миль в час. Камни и кусты по обочинам дороги сливались в мелькающие полосы, окно само по себе закрылось. Машины с ручным управлением на правых полосах остались позади, как будто они просто стояли.
Когда-нибудь мне надо будет заново научиться водить.
Потом он оказался на гребне. Машина замедлила ход, беря повороты на скорости всего пятьдесят миль в час. Он вспомнил, как ездил по этой дороге с Леной, даже не по этой, а по куда меньшему хайвею 8, году, может быть, в 1970-м. Лена Ллевелин была впервые в Калифорнии, впервые в США. Ее ошеломили масштабы этой страны в сравнении с родной Британией. Она тогда была так открыта, так доверчива. Это было еще до того, как она решила специализироваться по психиатрии.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.