— Я должна попробовать. — Она увидела, как шевельнулась печаль в темно-синих глазах Элсевиер; печаль и страх. — Элси, это значит абсолютно все в моей жизни! Я не подведу тебя.
— Ну конечно не подведешь, дорогая! — Элси кивнула, и на ее губах появилось некое подобие улыбки. — Хорошо, мы полетим на Тиамат. Но, КейАр, — она пытливо посмотрела на деверя, — как же нам потом попасть без нее обратно?
Он криво усмехнулся.
— С фальшивыми документами, разумеется, которые я вам подготовлю. В неразберихе окончательной эвакуации с Тиамат, никто ничего не заметит, уверяю вас... Даже Силки улетит спокойно.
— Ах, КейАр, тайный вы грешник, — улыбка у Элси снова вышла бледной.
— Я вовсе не считаю это таким уж забавным. — Лицо у него посуровело. — Если я обучу девочку всему, что должна знать предсказательница, а потом отошлю ее обратно на Тиамат, то тем самым совершу акт предательства по отношению к Гегемонии. Но, поступая так, я подчиняюсь высшему закону — более важному, чем все законы Гегемонии, вместе взятые.
— Простите меня. — Элси торопливо кивнула. — А как насчет корабля?
— Корабль я вам добуду — в честь моего покойного брата и его несбыточных мечтаний. Я же говорил, Элсевиер, что вам стоит только попросить... Итак, отвезите девочку на Тиамат, — и больше никакой контрабанды.
— Вот спасибо! — Искорка бунтарства блеснула в ее глазах. — Ну да мы все равно собирались кончать с этим делом, даже если б последняя наша экспедиция не превратилась в цепь несчастий. Что ж, по крайней мере, теперь мы сумеем то, что не смогли сделать в прошлый раз: вручить заказчику товар.
Аспундх слегка нахмурился.
Кресс вдруг с очевидным усилием распрямил скрещенные ноги; следом задвигались и все остальные. Мун заметила, что Кресс очень внимательно смотрит на нее; потом взгляд его переметнулся на Элсевиер. На Элси он смотрел так, как смотрит сиротка на приласкавшую его руку. Но улыбка у него была какая-то нехорошая.
— Догадываюсь, что мне пора говорить вам всем «прощайте», да, Элси?
Мун вскочила и помогла ему подняться; остальные даже не успели сообразить, что к чему.
— Кресс...
— Считай, что я отдаю тебе должок, юная леди. — Он пожал плечами.
Элсевиер умоляюще посмотрела на Аспундха, но у того лицо буквально окаменело: на нем был написан отказ.
— Ему не так уж трудно будет найти другой корабль. Астронавигаторы весьма в цене... особенно в... торговле, не сомневаюсь.
— Есть разные контрабандисты, КейАр, — сказала Элси.
— По-видимому, кто-то может и не захотеть взять на корабль человека, занесенного в черный список за убийство... Вы ведь это хотели сказать, Элсевиер? — Профиль Аспундха был точно отлит из стали. Мун ахнула.
— Это же была самозащита! — вспыхнул Кресс. — Так даже в судебном деле записано.
— Дело было так, КейАр, — вмешалась Элси. — Один накачавшийся наркотиками мерзавец вызвал Кресса на дуэль и непременно убил бы его. Но случилось иначе. А правила никаких исключений не допускают... Неужели вы можете предположить, что все это время я летала на одном корабле с убийцей?
— А что... я, например, до сих пор не могу понять, отчего вы все-таки согласились стать женой моего брата, Элси... — вздохнул КейАр, сдаваясь. — Ну хорошо, хотя из-за вас я в очередной раз поступаюсь собственными принципами. Дело в том, Кресс, что, насколько мне известно, я являюсь совладельцем какой-то пассажирской космической линии… Там наверняка астронавигаторы нужны...
— Вы это серьезно? О боги! — Кресс засмеялся. — Спасибо, старый хозя... гражданин! Вам не придется жалеть. — Он долго смотрел на Элсевиер, глаза его были полны благодарности.
— Надеюсь, что жалеть мне не придется, — с расстановкой откликнулся Аспундх. Потом подошел к Мун. — А из-за тебя?
В его глазах она увидела мрачную перспективу того, что может означать ее неудача — не только для нее самой, но и для всех остальных.
— Нет, — твердо ответила она.
КейАр кивнул.
— Тогда побудь со мной несколько дней, пока готовят корабль. Я научу тебя кое-чему, что непременно должна знать сивилла.
— Хорошо. — Она коснулась татуировки на горле.
— КейАр, неужели она должна и эти последние дни...
— Ей это только на пользу, Элсевиер... да и вам тоже!
— Да... конечно. — Элсевиер улыбнулась. — Вы, безусловно, правы. Мун, я... — она погладила Мун по руке и снова отвернулась. — Ну хорошо. Не обращайте на меня внимания. Это неважно. Не обращайте внимания. — Она пошла прочь, не оборачиваясь и не заметив протянутой к ней руки Мун. Силки молча последовал за нею.
— Что ж, — Кресс ухмыльнулся, посматривая то на Мун, то на собственные ботинки. — Желаю тебе счастья, юная леди. Значит, ты могла бы стать королевой... Что ж, если станешь, я скажу: и я знавал ее когда-то... — Он, наконец, посмотрел ей прямо в глаза. — Надеюсь, что ты его найдешь. Прощай. — Он неловко попятился, резко повернулся и устремился за своими друзьями.
Мун молча смотрела им вслед, но никто из них так и не обернулся.
* * *
Мун сидела на качелях в саду, время от времени отталкиваясь ногой от земли. Над головой звучала световая симфония вечерних небес Харему. Мун положила голову на подушку, впитывая эту красоту глазами. Когда она закрывала их, то слышала и другую музыку — нежные сложные переливы старинной песни, доносившейся из раскрытых в патио дверей, стрекотание ночных насекомых в кустарнике, пронзительные гортанные крики странных существ, что жили в вольерах и бродили свободно по аллеям парка...
Весь день она, как и все предыдущие дни, совершенствовалась в управлении собственным разумом и телом, просматривала те записи, которые дал ей Аспундх, стараясь запомнить как можно больше о том, кто такие предсказатели, каковы их функции в своих мирах и их предназначение в масштабе Вселенной. На Харему для предсказателей была создана официально разрешенная школа, где они в полной безопасности учились управлять собой при впадении в Транс — подобно тому, как в свое время, только безо всякой определенной системы, и ее учили Клавалли и Данакиль Лю на крошечном, затерянном в море островке, где над головой расстилалось бескрайнее небо.
Помимо этого, КейАр и другие предсказатели Харему изучали ту сложную информационную систему, частью которой являлись сами, пытаясь разобраться в предохранительных мерах, предпринятых Старой Империей для защиты знаний от надвигающейся тьмы невежества. Все предсказатели здесь знали, например, что погружение в пустоту, в Ничто — это на самом деле момент соединения с электронным мозгом машины. Однако никто из предсказателей не знал, на какой именно планете находится этот электронный мозг. Впрочем, понимание своей исключительно важной роли всегда давало им силы пережить тяжкие испытания — вроде тех, что чуть не убили Мун при прохождении Черных Ворот.
Предсказатели Харему постепенно познавали реальную природу собственного могущества: способность не только облегчить бремя жизни других, но и существенно улучшить эту жизнь, внести свой вклад в техническое и общественное развитие окружающего их мира. Причем вклад предсказателей порой был куда более ценным, чем любые гениальные догадки известных ученых... нужно было лишь одно: чтобы у людей, населяющих ту или иную планету, хватило мудрости и желания использовать знания предсказателей.
А еще в этой школе предсказателям давали представление о природе их загадочного «инфицирования» и о том, как защититься от злого умысла и как защитить любимых людей от того риска, которому те подвергались, общаясь с «инфицированными». Предсказательница могла, например, при желании даже родить ребенка. «Вирус», содержащийся в ее крови, не способен был преодолеть такой защитный фильтр, как плацента, и ребенок совсем не обязательно наследовал материнские качества, но имел значительно большую, по сравнению с другими, предрасположенность к тому, чтобы стать предсказателем. Иметь ребенка... лежать в объятиях любимого... знать, что можешь быть с ним всегда, быть для него всем...
Мун вздрогнула, пробудившись от своих мечтаний: кто-то шел к ней через патио. Теперь он любит другую. Воспоминание о том, что любовь к этой другой разделяет их сейчас куда сильнее, чем время и пространство, причиняло ей резкую боль. И тут она увидела, что к ней подходит Аспундх.
— Мун, дорогая, — приветливо улыбнулся он ей, — а не пора ли нам на прогулку?
Каждый вечер он прогуливался по террасам своих садов, доходя до усыпальницы с мраморными колоннами, прятавшейся в густом кустарнике, где покоился прах его предков. На Харему существовала целая иерархическая система божеств, тесно и самым непосредственным образом связанная со сложной кастовой структурой их общества. Здесь поклонялись и «чужим» богам — тем, которые «правили» иными мирами Гегемонии. Однако на первой ступени этой иерархической лестницы стояли всемерно почитаемые предки того конкретного человека, чьи успехи или неудачи определили его собственное положение в обществе. Аспундх от всей души почитал своих покойных родителей, и Мун порой очень хотелось узнать: неужели только благодаря тем успехам, которых достиг твой отец при жизни, так легко поверить в его божественность?
Она спрыгнула с качелей. Каждый вечер она сопровождала КейАра в его путешествии к могиле предков, и в тиши садов он обсуждал с ней те вопросы, которые накопились у нее в течение дня.
— Ты достаточно тепло одета? Весной вечера сырые, прохладные. Возьми мой плащ.
— Нет, мне тепло. — Она помотала головой, втайне надеясь, что настаивать он не будет. На ней было платье без рукавов, которое она сама выбрала в лавке у механического торговца. Ей казалось, что даже ее обнаженные руки смущают этих людей, но было ужасно противно надевать больше одежды, чем хочется, так что она — из чувства протеста! — нарочно носила меньше, чем ей порой было нужно.
— Ах, вот что значит суровые условия воспитания! — КейАр рассмеялся; она насупилась. — А где же твоя очаровательная улыбка? Не потому ли ты мрачна, что завтра утром должна быть в космопорте?
Они пошли рядом. Мун старалась приноровиться к его неторопливым широким шагам.
— Отчасти. — Она смотрела, как ступают ее мягкие удобные туфли по выложенной гладкими камешками дорожке. Силки мог часами ползать по этим дорожкам и с восторгом разбирать сложный рисунок орнамента... Она, пожалуй, будет даже рада снова увидеть Силки; еще больше — Элсевиер... И рада будет убраться из этого удушливого мира искусственной безукоризненной красоты. Она, правда, всегда ждала этих вечерних прогулок, но в течение дня КейАр бывал чрезвычайно занят, и за Мун присматривала ЭйЭлВи, проявлявшая благоразумную заботу о доме своего отца, когда в нем живет девушка весьма сомнительного происхождения. ЭйЭлВи была с Мун почтительна — благодаря трилистнику сивиллы у той на шее, — но одно лишь ее присутствие доводило Мун до полной потери контроля над собой; она то и дело спотыкалась, что-то роняла, разливала, разбивала... Безжалостная светскость ЭйЭлВи превращала каждое неверно произнесенное Мун слово в фатальную ошибку, делала нелепым любой ее вопрос, а искренний смех — просто немыслимым. В мире ЭйЭлВи боялись смеяться, боялись потерять самообладание — и контроль над Гегемонией, контроль над Тиамат...
— А тебе не кажется, что нам нужно было бы еще немного времени? Впрочем, я, видимо, уже мало чему могу научить тебя... а время, к несчастью, поджимает.
— Я знаю, — Неведомое существо с жабо из мерцающей чешуи испуганно закричало возле них на дорожке. — Я знаю, что сейчас готова настолько, насколько вообще могу быть готова к этому испытанию. Но иногда мне кажется, что я никогда по-настоящему готова не буду! — Она давно уже ощущала, что вера ее в себя и в силу, которой они оба принадлежат, постепенно меняется по мере постижения ею истины; но она по-прежнему боялась Транса: ей казалось, что если это не получится у нее сразу, то не получится уже никогда.
— Ты вполне готова. — Он улыбнулся. — Именно потому, что непременно должна пройти это испытание.
Она попыталась тоже ответить ему улыбкой, ибо его справедливые слова были созвучны с зовом ее души. Порой в системе взаимоотношений предсказателей с машиной было нечто такое, чего даже жители Харему объяснить не могли, — нечто аномальное, непредсказуемое, как если бы всеведущий источник вдохновения сивилл в чем-то имел некий, почти человеческий изъян. Некоторые его ответы были настолько сложны и запутанны, что никакие специалисты не способны оказались прояснить их; иногда возникало впечатление, что он полностью исчерпал себя, решая какую-то неразрешимую задачу, хотя обычно он лишь реагировал на вопросы, задаваемые предсказателям. На этот раз было похоже, что гигантский компьютер решил проявить активность и использовать Мун в качестве подручного средства... что ж, неудачи она потерпеть не должна — не может! Но к чему она так стремится, если больше не нужна Спарксу? Я должна вернуть его. Я сделаю это. Я смогу. Она сжала руки, словно уцепившись за эту мысль. Мы принадлежим друг другу. Он принадлежит мне.
— Ну, вот и хорошо, — сказал Аспундх. — Итак, какие еще вопросы ты приготовила? Что-нибудь не ясно?
— Она кивнула и задала один-единственный вопрос, беспокоивший ее с самого начала:
— Почему Гегемония хочет, чтобы на Тиамат оставалось тайной то, что предсказатели есть повсюду, на всех планетах? Почему вы внушаете жителям Зимы, что мы, сивиллы, несем зло или безумие?
КейАр нахмурился, как если бы Мун нечаянно нарушила старинное табу.
— Я не могу объяснить тебе этого. Слишком сложно.
— Но ведь это несправедливо! Вы говорили, что предсказатели жизненно необходимы, что они во всех мирах творят только добро... — Она вдруг поняла все их намеки и выпады в отношении власти Гегемонии — все-таки она узнала здесь несравненно больше того, чему учили ее на Островах Избранных.
Судя по выражению лица Аспундха, он тоже понимал — и сожалел! — что теперь бессилен остановить процесс познания ею истинного положения дел.
— Я надеюсь, что не причинил и не причиню впредь слишком большого вреда своей планете. — Он отвернулся. — Ты должна быть возвращена на Тиамат. А мне остается лишь молиться, чтобы это не принесло несчастий Харему.
Ей нечего было ответить ему.
Они миновали поблескивающую искусной мозаикой тропу в зарослях цветущей силлифы и углубились в лабиринт из искусно подстриженных кустарников, где вскоре перед ними возникла мраморная усыпальница, колонны которой отражали пастельные краски закатного неба. КейАр исчез внутри; там лежали глубокие тени; а Мун присела на влажную от росы мраморную скамью и стала ждать его. Поднявшийся ветерок донес до нее запах изысканных благовоний. Интересно, подумала она, с какой молитвой обращается Аспундх к своим предкам сегодня?
Птицы, чье оперение днем могло показаться кричаще ярким, садились к ней на колени, в сумерках сменив тона на пастельно-серые и что-то нежно воркуя. Она гладила их по перышкам, все время помня, что делает это в последний раз, что послезавтра вокруг будут не эти мирные сады, а пропасть Черных Ворот... Она вдруг резко ощутила ночную прохладу и обхватила свои обнаженные плечи руками.
Глава 21
— Вы зачем пришли ко мне, гражданин? — Джеруша посмотрела на него поверх компьютера, который только что перевел в память очередной официальный отказ.
— Меня к вам послали... насчет разрешения... — Владелец магазина растерянно теребил концы шарфа, однако в нем чувствовалась скрытая агрессивность. — Мне сказали, вы знаете, почему я ниче...
— Да, знаю. Однако любой сержант мог сообщить вам то же самое, любой патрульный робот, даже самый безмозглый! О боги, если бы я могла хоть один день прожить, не повышая голоса... хоть один час! — Она провела рукой по своим вьющимся каштановым волосам, пожала плечами. — Кто, черт побери, послал вас сюда?
— Инспектор Ман...
— ...таньес, — договорила она за него. — Что ж, он ошибся. Ступайте назад и спросите дежурного офицера, к кому именно вам надо.
— Но он сказал...
— А вы настаивайте, требуйте конкретного ответа. — Она махнула рукой, чтобы он уходил, и снова уставилась в экран, пытаясь, наконец, дочитать отчет; потом потянулась к кнопке интеркома:
— Дежурный? У вас что, совсем голова не работает? Почему вы без конца посылаете ко мне кого попало? Вы для чего, собственно, на посту находитесь?
— Черт побери, вечно у вас неразбериха!.. — Пробормотав ругательство, владелец магазина захлопнул за собой дверь.
— Прошу прощения, комиссар, — дежурный сержант отвечал угрюмо и неохотно, — мне следующего к вам направлять?
— Направляйте. — Нет, нет, больше никого! — И попросите инспектора Мантаньеса зайти ко мне... Нет, не нужно. — Она отключила переговорное устройство. Вполне можно было бы прямо сейчас уволить Мантаньеса за халатность, мешающую ей нормально работать... но если она это сделает, то, пожалуй, окажется перед фактом открытого неповиновения, а не тщательно скрываемой неприязни. С тех пор, как она заняла пост комиссара полиции, отношение к ней из прохладного превратилось в невыносимое. И он это понимает. Он это отлично понимает, ублюдок... Она невидящим взором уставилась на экран. Их главный компьютер несколько месяцев назад пережил серьезную поломку, что повергло всю регистрационную систему в полный хаос. Да и теперь кое-каких данных не хватало, и обнаружить их было невозможно. Даже эксперты, вызванные с Харему, не сумели восстановить прежний банк данных. Она все это время билась, пытаясь восстановить свой архив; в частности, сегодня она вот уже целый час возилась с одним и тем же отчетом, через каждые тридцать секунд заходя в тупик. Она набрала слова: «Текст проверен и одобрен» — и отправила текст в память, решив оставить остальное как есть.
Меня загнали в тупик. Я вот-вот буду похоронена заживо. Она поискала среди мятых пустых пачек ту, где еще оставалось несколько стручков йесты. Черт побери, почти вся кончилась... Как же мне дожить до конца рабочего дня?
Дверь, словно отвечая на ее вопрос, приоткрылась, вошел капитан полиции — о боги, как же его имя? — и отдал ей честь.
— Докладывает капитан КерлаТинде, комиссар. — Он будто прочел по ее лицу, что она не помнит, как его зовут. Теперь она уже почти привыкла и к подчеркнуто официальному обращению, и к наглости подчиненных. Мужчины-полицейские терпеть ее не могли — практически все! Дисциплина катилась ко всем чертям, однако понизить в должности она никого не решалась, зато все остальное уже пробовала. Они ни за что не станут ей подчиняться: ведь она женщина! И будь проклят тот день, когда ей пришло в голову попытаться прыгнуть выше собственной головы! К тому же она заняла место, которое, как все считали, должно было достаться Мантаньесу. И только потому, что так захотела Снежная королева. Все были уверены, что Джеруша — ее марионетка; и как можно было доказать обратное, если Ариенрод с помощью своих шпионов словно паутиной ее опутала, заставляя висеть между раем и адом, высасывая из нее силы, подавляя волю и уничтожая желание делать что бы то ни было.
— В чем дело, КерлаТинде? — Она уже разучилась говорить нормально, не таким резким тоном.
— Офицеры попросили меня обратиться к вам, мэм, — слово это было отчетливо, неуместным, и он специально назвал ее именно так, — с нашей общей просьбой: нельзя ли прекратить усиленное патрулирование города офицерами? Нам кажется, что это — обязанность патрульных роботов; столь примитивные задания наносят ущерб престижу офицера полиции. К тому же наше появление на улицах тревожит граждан...
— А вы предпочитаете, чтобы граждане сами тревожили друг друга? — Она нахмурилась и подалась вперед. — Какое же не столь примитивное задание вы бы предпочли?
— Исполнять свои непосредственные обязанности! У нас не хватает времени даже на ведение протоколов и отчетов. — Он, тоже нахмурившись, выразительно посмотрел на груду ящичков с дискетами у нее на столе.
— Я знаю, КерлаТинде. — Она видела, куда он смотрит. — Я и так уж стараюсь подогнать все хвосты. — И вы еще полюбуетесь, какие шрамы из-за этого оставит на моей шкуре кнут Хованнеса. — Я понимаю, что поломка главного компьютера поставила нас в тяжелое положение, но, черт побери, нашей основной задачей здесь является все-таки именно защита граждан от нарушения законности, и эту работу нам придется выполнять как следует.
— Тогда дайте нам хоть какое-нибудь стоящее задание! — КерлаТинде сердито махнул рукой. — Чтобы мы, по крайней мере, не только пьяных в канавах подбирали. Дайте нам поохотиться на матерых преступников, почувствовать, что наша работа хоть что-нибудь да значит!
— А вы никогда не чувствовали этого? Тогда вы просто зря тратили время. — Боги, неужели это действительно я говорю? Неужели я и сейчас такая, как несколько лет назад, когда, стоя на месте КерлаТинде, говорила абсолютно то же самое, что и он? Она скатала в комок пустой пакетик из-под йесты. Нет... Я не та, что прежде. Но то, что она только что сказала ему, было чистой правдой...
Став комиссаром полиции, она в первую очередь попыталась сломить сопротивление тех воротил подпольного бизнеса, которые, как ей было известно, контролировали массовые поставки в Карбункул запрещенных товаров. Однако они ушли из расставленных ею сетей, как вода сквозь сито. Любая незаконная деятельность, участие в которой можно было бы предъявить им в качестве обвинения, оказывалась формально под контролем одного из уважаемых и знатных местных граждан, которые подчинялись только своей королеве; она, Джеруша, без ее разрешения и пальцем их тронуть не смела.
— Комиссар ЛиуСкед имел несколько иное мнение...
Черта с два он его имел! Впрочем, есть ли смысл спорить? Заходил ли ЛиуСкед в подобный, сводящий с ума тупик? Или Ариенрод специально сделала так, чтобы сбить с толку комиссара ПалаТион? Разве можно объяснить что-либо этому КерлаТинде или кому-то из других ее подчиненных? Они так или иначе уже убеждены, что комиссар полиции у Снежной королевы в кармане, и что бы Джеруша ни говорила, все равно ничего не изменишь.
— Вы патрулируете улицы не просто так, капитан. Вы же знаете, сколь значителен в последнее время рост особо опасных преступлений. — Она чувствовала за всем этим руку Ариенрод; читала в глазах КерлаТинде обвинение в свой адрес, в адрес комиссара полиции ПалаТион. — Грядет окончательная эвакуация, и штат нам расширять никто не собирается. Так что придется вам все-таки патрулировать улицы, пока последний корабль не будет готов к отлету с Тиамат. Мы должны обеспечить порядок!
— Но старший инспектор Мантаньес...
— Мантаньес — пока что не глава здешней полиции, черт побери! Этот пост занимаю я! — Голос у нее сорвался. — И мои приказы должны выполняться! А теперь убирайтесь из моего кабинета, капитан, пока я не сделала вас лейтенантом.
Оливковое лицо КерлаТинде потемнело от возмущения. Он удалился, хлопнув дверью. Так, ну вот и еще одна неразрешимая проблема. Она совершила еще одну идиотскую, глупейшую ошибку.
Ничего удивительного, что они меня ненавидят. Она и сама себя ненавидела сейчас, тупо уставившись в стену — единственную защиту от враждебности, буквально излучаемой ее подчиненными. В стене из непрозрачного стекла слабо маячило ее собственное отражение, похожее на голограмму или на привидение и словно искаженное лживой атмосферой, царившей вокруг. Где прежняя Джеруша ПалаТион, нормальная женщина, нормальный человек? Ее будто подменили, она превратилась в старую ведьму с истрепанными нервами, параноидальными заблуждениями и острым как бритва языком. Кого, черт побери, она пытается обмануть? То была ее собственная ошибка, она не сумела справиться с работой, она потерпела поражение... нет, женщины — это низшие существа, слабые, слишком эмоциональные. Самки, одним словом. Джеруша откинулась на спинку кресла, изучая собственное тело и приходя к выводу, что даже тяжелая полицейская форма не в состоянии скрыть полностью ее женскую сущность. Ведь не хватило же у нее духу признать, что ошибка была допущена ею самой, а не явилась следствием какого-то дикого заговора Снежной королевы. Ничего удивительного, что она стала всеобщим посмешищем.
И все же... она совершенно определенно видела, что та девочка с Летних островов — двойник королевы! И видела, как разъярилась Ариенрод, узнав, что девочка исчезла. И видела, как ЛиуСкед барахтался в собственном дерьме — и не была для того никакой мыслимой причины, кроме мести Ариенрод. Нет, это вовсе не она сходит с ума! Это королева систематически, упорно отнимает у нее рассудок.
Но с этим ничего поделать нельзя; ничего! Она уже все испробовала. Спасения не было; пришло только ужасное понимание того, что ее карьера, ее будущее, ее вера в собственные возможности неудержимо рушатся. Ее карьера!.. Отчет о ее пребывании на посту комиссара полиции будет представлять собой один долгий перечень просчетов и жалоб. Конец их пребывания на Тиамат станет концом всего, ради чего она работала, к чему всегда стремилась. Ариенрод уничтожала ее, — не так быстро, как ЛиуСкеда, но давая ей почувствовать все этапы агонии.
И Ариенрод прекрасно знала: Джеруша будет продолжать свою работу даже наперекор собственной судьбе — как поступала всегда, всю жизнь. Ибо сейчас для нее оставить этот пост и уехать с Тиамат означало бы, что она сдалась, и все ее усилия были напрасны. Разумеется, все пойдет прахом, когда они надолго покинут эту планету; но даже неразрешимая шарада ее мечтаний лучше жизни, совсем лишенной мечты.
Она была не в силах нанести королеве ответный удар, не могла отомстить ей даже маленькой неприятностью. Чисто случайно ей удалось сорвать один из заговоров, устроенных Ариенрод во имя сохранения собственной власти на планете. Однако она не получила тогда даже мимолетного удовлетворения. Богам известно, с тех пор она не нашла ни одного ключа к тем новым заговорам, которые, несомненно, плела Снежная королева... Джеруша была уверена, что готовится очередной план захвата власти, однако не знала, сможет ли на этот раз Гегемония остановить происки Ариенрод. И этот проигрыш будет венчать крах ее собственной полицейской карьеры.
Но время пока еще есть. Сражение со Снежной королевой не закончено, просто нужно немного оглядеться, подумать...
— Ты слышишь меня, сука? Я еще доберусь до тебя, клянусь! Ты не успеешь сломить меня, уничтожить, прежде чем я...
Дверь в ее кабинет снова отворилась. Вошел дежурный. Одного взгляда ему было достаточно, чтобы понять: комиссар в полном одиночестве разговаривает сама с собой. Он положил на стол еще несколько коробок с дискетами, посматривая на нее исподтишка.
— Ну, в чем дело? Что это вы высматриваете?
Он отдал ей честь и вышел из кабинета.
Ну вот, пожалуйста, еще одна сплетня для подчиненных! Ей стало не по себе. Откуда тебе знать? Разве можно быть в чем-то уверенной, если действительно сходишь с ума?.. Она потянулась было к дискетам, но тут заметила торчавший из ящичка одинокий листок. Она вытащила его и прочитала первую строчку; СПИСОК ЖАЛОБ... Она скомкала листок. Кто положил его туда? Кто?
Запищал интерком; она молча включила его, не доверяя собственному голосу.
— Радиовызов из дальних поселений, комиссар. Некто по имени Кеннет или что-то в этом роде. Переключить на вас?
Нгенет? Боги, да невозможно же говорить с ним прямо отсюда, нет, только не это... Ну почему, черт побери, он выбрал самое неудачное время, почему вообще еще помнит о ней?
— Да, комиссар, здесь еще инспектор Мантаньес...
— Переключите вызов на меня. — Но что, черт побери, я скажу? Что? — И попросите Мантаньеса... — Она стиснула зубы. — Попросите инспектора Мантаньеса подождать.
Она услышала в динамике потрескивание грозовых разрядов, и знакомый, хотя и искаженный расстоянием голос произнес:
— Алло? Здравствуйте, Джеруша!..
— Здравствуйте, Миро! — Вдруг стало необычайно приятно вспомнить, что и с тобой кто-то может говорить радостно, охотно... Она понимала теперь, как много дала ей дружба с ним, как много простой человеческой теплоты... — Боги, как хорошо услышать вас снова! — Она улыбалась, нет, она действительно по-настоящему улыбалась!
— Ничего не слышу!.. Очень плохо сигнал проходит! Как вы?.. Приезжайте ко мне на плантацию снова... день или около того? ...времени прошло с тех пор, как вы приезжали ко мне в гости?
— Я не могу, Миро. — Сколько же времени прошло с тех пор — наверно, несколько месяцев! — как она приняла его приглашение; с тех пор, как даже просто разговаривала с ним; и уже много месяцев она ни дня, ни часа не потратила на то, что могло бы заставить ее просто улыбнуться. Она не могла, не могла себе этого позволить.
— Что? Что вы сказали?
— Я сказала, я... я... — Она снова увидела собственное отражение в зеркальной стене; лицо казалось измученным, похожим на лицо заключенного в одиночную камеру. Панический ужас ощутимо коснулся ее волос своими расплывающимися как дым ледяными пальцами. — Да! Да, я приеду! Сегодня.
Глава 22
— Ну что, простофили, вот вы и остались с носом! — Тор двинулась назад, надеясь, хоть и не особенно, на переменчивую благосклонность фортуны. Невольно обнажив больше собственной плоти, чем это было допустимо, она продралась сквозь толпу. На голове у нее покачивалась золотом шитая шапочка — сверкающий диск космического корабля и дождь метеоритов, — прижимавшая к голове пышный парадный парик. Блестящая ткань платья сверкала, точно пламя газовой горелки; участки обнаженного тела казались в сумеречном свете мертвенно-бледными, даже чуть лиловатыми.
Толпа свистела и негодующе вопила ей вслед. Как ей и было велено хозяином, она рискнула сыграть сегодня сама, проиграв ровно столько, (и отыграв на столько же больше), сколько было нужно, чтобы убедить всех в том, что игра здесь ведется честно. Простофили! Автоматы вообще играли довольно честно — что ее весьма удивляло. Они были настолько сложны, что обычный человек не мог и надеяться перехитрить их. Когда Тор вспоминала, сколько раньше пускала на ветер времени и денег — так же безалаберно и глупо, как любой из этих сбрендивших от вина и наркотиков людишек, — то лишь с отвращением трясла головой. И все-таки дела сейчас у нее шли в общем-то неплохо; теперь она уже знала правила, позволявшие ей тайно контролировать доходы заведения.