— Не хочу торопить вас.

Кевин наклонился к Брендону так близко, что его губы оказались возле его лица. Брендон почувствовал запах дорогого крема. Ему стало не по себе. Он быстро встал с дивана и посмотрел на Кевина сверху вниз.

— Я.., я позвоню вам.

— Ладно, Брендон. — Кевин загадочно посмотрел на него. В этом взгляде было что-то интимное. — Никакой спешки. Молодые люди рвутся на кинопробу.

Сделайте то, что находите нужным.

Брендон вышел на улицу, все еще чувствуя тошноту от близкого общения со своим новым агентом. Всю жизнь он убеждал себя в том, что есть вещи, которые ни в коем случае нельзя делать. Никогда. Даже если испытываешь острую необходимость в работе и нужду.

Ему казалось, что за все это придется платить слишком дорогую цену. Он должен бросить все это. Другого выхода нет. Он никогда не станет ублажать этих гомосексуалистов. Он не сделает этого ни ради блестящей карьеры в Голливуде, ни ради матери и даже ради Флер.

Никакой успех не стоит этого.

Брендон вдруг представил себе хорошенькое личико Флер. ее чистые голубые глаза и доверчивый взгляд. Что она подумает о нем, когда-нибудь узнав, что ее отец пошел на это ради мифического успеха? Она сочтет это гнусным предательством и будет презирать его. Да, он не может послать се в летний лагерь, купить ей модные джинсы и массу других вещей, но не может лишиться ее любви, уважения и восхищения. И ничто не заставит его пойти на это.

Брендон зашел в ближайший бар, купил банку пива и долго стоял, задумавшись. Вскоре он почувствовал себя гораздо лучше. Отвращение, испытанное им после визита к Кевину, постепенно проходило. Он посмотрел на часы.

Было уже около двух. Он еще успеет навестить мать и вернуться домой до того, как из школы придет Флер. А может, подождать Флер и вместе с ней пойти к матери?

Кэтлин безумно обрадуется. Нет, не стоит огорчать Флер.

Тут Брендон понял, что потратил на пиво последние деньги. У него не осталось даже мелочи на поездку в метро. Неужели ему придется идти пешком в Бруклин? Нет, это невозможно. Боже, да это же просто катастрофа! Как же он дошел до этого? Как он объяснит дочери, что не смог добраться до больницы и навестить бабушку? Что она подумает о нем? Что скажет Кейт?

Черт возьми, как же выбраться из этого дурацкого положения? Должен же быть хоть какой-то выход?

Брендон снова вспомнил разговор с Кевином Клинтом. Может, он поступил глупо, отвергнув его предложение? Неужели он не справится с этими извращенцами? Похоже, он очень нужен им обоим. А что, если это все блеф? Не попытаться ли переиграть их обоих? Возможно, этот парень просто флиртовал с ним, проверял его реакцию. Да, вероятно, так оно и есть.

Он быстро допил пиво, решив, что все же глупо упускать такую возможность. Славу Богу, что он не совершил опрометчивого поступка. Ладно, завтра сообщит Кевину, что все обдумал и будет рад, если Берелман представит его в Голливуде. Но при этом он заявит, что Джон Фримен — его театральный агент и он намерен продолжать свое сотрудничество с ним. Если он им действительно нужен, они будут вынуждены принять его условия, если же нет, он откажется от их услуг.

Эти мысли немного успокоили Брендона, но он по-прежнему не знал, как добраться до дома. Ну что ж, придется заложить часы в ломбард. Но это будет последний раз, подумал он.

Найдя автомат, он позвонил Кевину. Тот не скрыл удовлетворения и предложил Брендону вернуться в его офис и подписать кое-какие документы. Кроме того, он обещал дать ему небольшую сумму. Брендон тяжело вздохнул, подумав о том, что скажет сегодня вечером дочери и Кейт. Однако, постаравшись выбросить все это из головы, он отправился к Кевину Клинту.

Брендон прибыл в Лос-Анджелес месяц спустя. Был уже вечер, но жара стояла невыносимая. Он к этому не привык. Сойдя с трапа самолета, Брендон посмотрел на голубое небо, на тропические пальмы и почувствовал, что здесь он обретет свое счастье. Его настроения не испортила даже мысль о встрече с Хилтоном Берелманом. На мгновение Брендон забыл и о том, что оставил в Нью-Йорке мать, которую ему все-таки удалось перевести в частную клинику. Перед отъездом он пообещал ей, что скоро вернется. Флер со слезами на глазах провожала его в аэропорту. Но сейчас Брендон старался не вспоминать об этом.

Киностудия прислала за ним машину. В большом блестящем «студебекере» сидел шофер в строгом сером костюме, производящий весьма внушительное впечатление. Всю дорогу Хилтон улыбался и откидывал назад свои черные волосы. Иногда он что-то записывал в блокнот. Потом Хилтон спросил шофера, оставили ли ему записку в киностудии и заказали ли для него обед в ресторане. Но шофер только отвечал: «Нет, сэр», — словно считал ниже своего достоинства продолжать разговор с ним.

Вскоре стемнело, и Брендон не видел почти ничего, кроме шикарных автомобилей и ярких огней южного города. Наконец они свернули с шоссе и въехали на небольшую улочку с низкими особняками по обеим сторонам.

Хилтон сообщил Брендону, что он будет жить рядом с Шато-Мармонт. Брендон предполагал, что это какой-нибудь задрипанный мотель с узкими окнами. но оказался в превосходной гостинице, кирпичной, с высокими большими окнами. Брендон вспомнил, что здание в таком стиле видел когда-то в одном из фильмов.

Окна его номера не выходили на Шато-Мармонт, но он был большой, хорошо обставленный, с диваном и письменным столом. Принимая душ и переодеваясь, Брендон все еще сомневался в том, что эта авантюра удачно завершится.

Вечером Брендон и Хилтон ужинали в ресторане с молодым, энергичным агентом по связи с прессой. Его прикрепили к Брендону на целую неделю. Тайрон Прентис покорил Брендона множеством интересных идеи Он улыбался и почему-то называл Брендона Байроном.

Брендон сдержанно замечал, что не стоит предаваться бесплодным мечтаниям, пока он не пройдет кинопробу. Но Тайрон возразил, что в Голливуде иначе нельзя.

Здесь всегда и при любых обстоятельствах себя рекламируют и напоминают о себе.

— Если будешь почаще рассказывать о себе и своих планах, а потом успешно пройдешь кинопробу, нам удастся сделать из тебя нечто значительное. Даже если ты какое-то время будешь без работы. У тебя очень интересное имя, — вдруг заметил он. — Мне оно нравится. Ты что, действительно знаешь произведения этого поэта? Или твоя мать прочитала во время беременности кое-какие стихи и назвала тебя в его честь.

Брендон заметил, что у него совсем другое имя, но Тайрон ничуть не смутился и заявил, что это совершенно не важно и что Байрон звучит гораздо лучше, чем Брендон. Байрон Фитц больше подходит для кино, пояснил он, чем Брендон Фитцпатрик.

— Это город грез и ожиданий, Байрон, а у нас не так уж много времени. Особенно если ты получишь работу.

Брендон тяжело вздохнул и признался, что его мать действительно восхищалась Байроном, а его младшего брата поэтому назвали Чайлд Гарольдом. Это вранье произвело на его собеседников впечатление.

На следующий день Тайрон и Хилтон повезли Брендона на киностудию, которая располагалась на улице Мелроуз. При этом Хилтон предложил показать Брендону город и кинокомпанию «Голдвин» на Санта-Монике. Въехав на возвышенность, машина остановилась, и Брендон залюбовался прекрасным видом города.

Киностудия несколько разочаровала Брендона, почему-то предполагавшего, что она похожа на оперный театр Нью-Йорка и какой-нибудь типичный городок в южных штатах. Он думал, что все дороги здесь вымощены камнем, а по самой студии бродят без дела такие актрисы, как Лейна Тернер и Джоан Кроуфорд. Он даже и не представлял себе, что увидит огромное длинное здание без окон, разделенное внутри на множество комнат, в которых суетятся самые обычные люди, занятые рутинной работой. И только позже Тайрон провел Брендона по улочке девятнадцатого века, после чего они свернули на средневековую торговую площадь. Когда же они вошли в современный зал для судебных заседаний, Брендон окончательно успокоился и с любопытством оглядел декорации.

— Байрон, познакомься, это Иоланта Дюграт, — сказал Тайрон. — Иоланта, это Байрон. Байрон Патрик. Хилтон просил подготовить его к кинопробе. О'кей?

Иоланта Дюграт руководила группой гримеров и костюмеров. Ей было около шестидесяти лет, но выглядела она намного моложе. Изящная и хрупкая, она напоминала Луизу Брук рыжеватыми волосами и огромными карими глазами, опушенными длинными ресницами. Иоланта отличалась необычайной подвижностью и экспансивностью, отчего казалась еще моложе. Когда-то она была неплохой актрисой, но со временем решила, что пора учить других актеров и помогать им завоевывать мир. Иоланта никогда не была замужем, но ходили слухи, что она имела связи почти со всеми знаменитыми актерами Голливуда. Она знала всех кинозвезд.

Говорили, что она часто бывала в гостях у Пикфорд, обедала с Гарбо, путешествовала с Эрролом Флннном, пила чай с Гарри Грантом и дружила с Кларком Гейблом. Но больше всего в ней ценили удивительное умение распознавать будущую кинозвезду в любом актере.

— Это самое обычное воровство, — утверждала она. — Особое чувство, сходное с сексуальным. Это способность перенять или украсть все замечательные черты у других людей. Это умение вести себя раскованно в любой ситуации. Такие люди, встретив знаменитость, способны спросить: «Эй, ты кто такой?» Именно это качество я стараюсь обнаружить в молодых актерах прежде всего.

Многие в Голливуде вспоминали ее слова, что Бетти Бэксл — воплощенное воровство.

Брендону эта женщина понравилась с первого взгляда.

— О'кей, — сказала она, — да, я слышала, что вас совсем недавно вытащили из Нью-Йорка, не так ли? У нас тут был такой же молодой парень. Он сделал блестящую карьеру. Тони Кертис. Знаете о нем?

Брендон ответил, что слышал.

— Хорошо, давайте посмотрим на вас. Тайрон, дорогой, можешь исчезнуть на какое-то время? Я дам тебе знать, когда закончу.

Тайрон крайне неохотно покинул студию.

Иоланта села на край сцены и указала на место рядом с собой.

— Нам нужно потолковать. Ты уже знаешь, что должен здесь делать?

— В Голливуде или в вашей студии? — уточнил Брендон.

— В моей студии. Почему ты оказался в Голливуде, Тебе прекрасно известно. Останешься ты здесь или нет — зависит только от тебя.

— Неужели?

— В известном смысле, разумеется. Если продемонстрируешь необходимые для студии качества. Подробнее я расскажу тебе об этом через несколько минут. Но если у тебя такие качества есть, то все будет зависеть только от тебя, понял? Тебе же нужны лишь желание и воля. Это не так трудно, как кажется. Желание преуспеть должно стать частью тебя, твоей главной страстью, превыше которой нет ничего на свете. Ничего и никого. Тебе придется играть черт знает что и при этом не обращать ни малейшего внимания на чьи-то козни и пакости. Это очень жестокий город, и вес его обитатели вынуждены быть крутыми. Иначе они просто не выдержат. К тому же это средоточие фальши, пошлости и показного блеска. И если ты попытаешься взглянуть, что кроется за этим показным блеском, то не обнаружишь ничего, кроме него. Ты должен увидеть все своими глазами, но постарайся не сломаться.

— Вы всем читаете такие лекции? — Осведомился Брендон.

— Нет, — ответила Иоланта. — Только тем, кто мне нравится. Наша студия не без основания считается донкихотской. Все студии в этом городе неизбежно приобретают стиль своих руководителей. Так, например, в «Колумбии» все матерно ругаются, ибо это делает Гарри Коэн. А в студии «Уорнер» все очень серьезные, потому что таков Джек Уорнер. Дик Мэйнард, управляющий нашей студией, очень темпераментный и трудный в общении, поэтому здесь невыносимы все, кроме меня. Тебе придется нелегко, особенно поначалу. Я решила предупредить тебя обо всех этих тонкостях. — Она помолчала и улыбнулась. — Ну а теперь посмотрим твои фотографии. О! Весьма неплохо. Мне нравится. У тебя почти все это уже есть.

— Что?

— Качества.

— Какие качества?

— Ну, это трудно объяснить. Как твое настоящее имя?

— Брендон. Брендон Фитцпатрик.

— Ну что ж, Байрон действительно лучше. Не очень хорошо, но лучше, чем твое настоящее имя.

— Благодарю вас, — с легкой иронией сказал Брендон, которому все это не нравилось.

В ее больших карих глазах заплясали веселые искорки.

— Дорогой мой, — снисходительно заметила Иоланта, — ты должен понять, что будешь по уши в дерьме.

Все, что сказала я, сущий пустяк. Здесь тебя могут обосрать с головы до ног. Понял?

— Понял, — смущенно ответил Брендон.

— Так, — протянула она, — кинопроба будет через пару дней. Это всего лишь съемка, а не проверка актерского мастерства. Тебе не придется ничего играть.

— Нет? А что же я должен делать?

— Я тебе все расскажу. Это совсем нетрудно. Их будет интересовать лишь то, как ты ведешь себя перед камерой. Они предложат тебе, например, войти в комнату, посмотреть налево, направо, повернуться боком и так далее. Если все получится, тебя попросят что-нибудь сказать. Например, твое имя или что-нибудь в этом роде. Запомни, главная их цель — выяснить, как ты держишься перед камерой. Но есть одно, чего ты должен непременно избегать, Байрон, — не старайся походить на других актеров. Делай только то, что тебе скажут.

Если поймешь, чего от тебя хотят, все будет нормально.

Если нет, все пропало. О'кей?

— О'кей, — сказал Брендон.

— А сейчас посмотрим, как ты играешь. Поднимись на сцену и постарайся убедительно показать, что ты меня любишь.

— Это не так уж сложно. — Брендон улыбнулся, поднялся на сцену, подошел к самому краю и начал:

— Мисс Дюграт, я люблю вас.

— Нет, не так. Ты должен проявить не внешнее, а внутреннее чувство, ну, страсть, что ли. Давай попробуем еще раз.

— О'кей. — Брендон задумался. — Мисс Дюграт, я очень люблю вас. Безумно, страстно. Я не могу жить без вас.

— Угу, — кивнула она. — А теперь покажи, как ты ненавидишь меня.

— Господи Иисусе! Мисс Дюграт, мне очень трудно сказать это. Как я могу изобразить ненависть к вам, если у меня ее нет? — Брендон уже почувствовал вкус к игре и начал слегка подыгрывать этой женщине. — Я ненавижу вас, мисс Дюграт, ненавижу всеми фибрами души, — произнес он.

— А теперь попытайся испугать меня.

— Мисс Дюграт, — сказал Брендон, нахмурившись. — В вас есть нечто чудовищное и страшное, и это приводит меня в содрогание.

— Совсем неплохо, — заметила она. — А теперь посмотрим, как ты двигаешься. Пройдись, сядь на стул, поднимись, повернись, О'кей. Ты свободен.

Когда Брендон вышел из студии вместе с Тайроном, Иоланта спустилась вниз и позвонила по телефону.

— Я уже видела вашего парня, — сказала она. — Он производит весьма неплохое впечатление, хотя насчет его актерских данных ничего не могу сказать.

Ничего не могли сказать и те, кто наблюдал за Брендоном во время просмотра. Ему пришлось сыграть небольшую любовную сцену, что он сделал не слишком удачно, по его мнению. У Брендона возникло ощущение, будто он впервые на сцене. В конце монолога он, потупив глаза, сказал, что никогда еще не проходил подобного испытания.

Через две с половиной недели Брендон получил наконец свою первую роль. Ему предстояло сыграть официанта в ночном клубе и произнести лишь одну фразу: «Мартини или бурбон?»

Репетиция этой сцены заняла почти три дня, и никогда в жизни он не испытывал такой скуки. Еще через неделю ему дали небольшой эпизод в мюзикле, а после этого — маленькую роль в триллере, напоминавшем знаменитые произведения Чэндлера. Тайрон работал с ним не покладая рук. Он посылал подробные отчеты в различные газеты и журналы, завалил статьями Луэллу Парсоне и Хедду Хоппере, беспрестанно звонил им и заставлял Брендона постоянно торчать в забегаловках и ночных клубах, надеясь, что тот хоть как-то заявит о себе. Несколько раз он таскал его в ресторан «Романов», где они сидели почти в пустом зале, заказав лишь бутылку вина. Сделав там несколько фотографий, Тайрон с Брендоном тут же покидали ресторан через черный ход, чтобы не привлекать к себе внимания. В своих отчетах Тайрон писал о том, что в Голливуде появился новый талантливый актер по имени Байрон Патрик, которого переманили сюда с нью-йоркской сцены. Ему даже удалось сделать один снимок Брендона вместе с самим Романовым, стоявшим у их столика. Брендона слегка смущала такая активность Тайрона, но Иоланта сказала ему, что тот делает свое дело, вполне обычное для Голливуда.

— Они поступают так же даже с кинозвездами, — пояснила она. — Почти все фотографии, которые публикуют иллюстрированные журналы, сделаны именно так.

Кинозвезды очень много работают и рано встают, чтобы потом часами сидеть в ночных клубах. Поэтому все съемки делаются быстро и наспех. Но это позволяет им поддержать свой статус кинозвезды, а театральные агенты благодаря этому зарабатывают на жизнь. Твои фотографии получились совсем неплохо, дорогой. Остается надеяться, что кто-то заметит их, а соответственно и тебя.

Но время шло, а заманчивых предложений почему-то не поступало.

Две недели Брендон вообще не имел работы. Потом он снова играл официанта, а вслед затем наступило зловещее затишье. Однажды в Голливуд приехал из Нью-Йорка Хилтон, пришел к Брендону в номер и сообщил печальную весть, что контракт с ним не возобновлен и ему придется срочно покинуть этот номер.

— Мейнард сказал, что они потратили на тебя и так слишком много денег. Мне пришлось согласиться с ним.

Он даже Тайрона уволил. Все кончено. Более ты ничего уже не сделаешь, Байрон. Теперь тебе остается освободить номер и попытать счастья самому.

Брендон давно ожидал подобного исхода, и все же это был для него тяжелый удар. Он устало опустился на кровать.

— Что же мне делать?

— У тебя не слишком большой выбор, — ответил Хилтон. — Либо остаться здесь, либо вернуться в Нью-Йорк, — Он холодно посмотрел на Брендона, всем своим видом показывая, что сделал ставку на неудачника и больше не хочет тратить на него ни сил, ни эмоций.

Только это и было приятно Брендону. Все прочее оставляло желать лучшего. Что же теперь делать, лихорадочно думал он. Вернуться в Нью-Йорк? Но это крайне тягостно. Ему будет стыдно перед матерью, а особенно перед Флер. Что он им скажет? Слава Богу, у него еще остались деньги, чтобы прожить педели две здесь или в Нью-Йорке. Брендон жил очень экономно, словно предвидя такую ситуацию. Если он останется в Голливуде, ему может еще представиться шанс. У него уже появились здесь кое-какие знакомые и связи, которые, возможно, пригодятся ему в будущем. По крайней мере здесь он не будет голодать, как в Нью-Йорке, — Я остаюсь, — решительно сказал Брендон.

— О'кей, — сухо ответил Хилтон. — Сложи, пожалуйста, все вещи, которые были куплены за наш счет.

Брендон молча уставился на него. Затем быстро встал, достал из-под кровати чемодан, тоже приобретенный за счет кинокомпании, сложил туда всю одежду, обувь и бросил его на кровать.

— Блок сигарет, — холодно напомнил Хилтон, — и зажигалку.

Брендон со злостью швырнул в чемодан и это.

— Не хотите ли пинту моей крови в придачу? — ехидно спросил он.

Хилтон молча взял чемодан и вышел из комнаты.

Выглянув в окно, Брендон увидел, как тот подошел к машине, бросил чемодан в багажник и уехал. Через несколько минут Брендон выписывался из гостиницы, испытав явное облегчение.

Интервью с Эдной Десмонд, старшей сестрой Брендона, приведенное в книге «Показной блеск»

— Когда Брендона послали во время войны в Англию, для нас это было, ужасно. Наша мать не могла спокойно спать, пока он не вернулся домой. Мы все очень скучали по нему. Конечно же, он был шаловливым мальчиком, но при этом всегда освещал нашу мрачную жизнь.

Даже один день без Брендона казался нам длинным и скучным. Но больше всего мы опасались, как бы с ним что-нибудь не случилось. Мы молились и ставили за него свечи каждое воскресенье и каждую пятницу. Может, именно это и помогло нам. Он выжил и вернулся домой. «Его хранит Бог», — сказала тогда мама. Она очень страдала, особенно узнав, что он в плену у немцев; «Господь Бог убережет его от всех бед», — часто повторяла она. Мы тогда все верили в то, что Бог непременно позаботится о нем. Возможно, так оно и было.

Он вернулся повзрослевшим и возмужавшим. Таким серьезным мы его еще не видели. А самое главное — он Привез с собой Флер. Матери было очень трудно со всеми нами, а тут еще появилась Флер. Сначала мать восприняла это как удар судьбы. Она даже сказала как-то Брендону, что ей стыдно за него. Но со временем поняла и простила его. Но с тех пор в нашей семье что-то изменилось. Мама очень привязалась к Флер; мы все выросли, и внучка стала для нес единственным утешением. Малышка, похожая на отца, оказалась необычайно смышленой и не по возрасту смелой. Однако она не подпускала к себе никого, кроме отца, как будто не доверяла нам.

А как она любила его! У них был свой мир, который они поделили ни с кем. Флер признавала только Брендона и играла только с ним. Да и он отвечал ей такой же любовью. У него не было ни одной серьезной связи; ему и времени не хватило бы на это.

Я никогда не забуду тот день, когда он улетел в Голливуд, и до сих пор плачу, вспоминая минуты прощания. У Флер разрывалось сердце от горя. Мы поехали провожать его в аэропорт. Девочка всю дорогу сидела молча, бледная, с заплаканными глазами, и держала отца за руку. А при расставании так вцепилась в него, что мы с большим трудом оторвали ее от Брендона. «Я люблю тебя, папочка, — кричала она на весь зал, — я люблю тебя». Она повторяла это снова и снова, хотя понимала, что отец не может взять ее с собой. Это было ужасно.

Флер стояла с окаменевшим лицом возле загородки еще долго после того, как самолет скрылся из виду. Мы едва уговорили се уехать, но она всю дорогу молчала, а дома заперлась в своей комнате и не выходила оттуда двенадцать часов.

Когда наконец Флер вышла к нам, она казалась подчеркнуто спокойной, но с тех пор мы редко видели ее веселой и жизнерадостной.

Брендон часто рассказывал нам про Каролину. Брат очень любил ее и страдал, что она отказалась уехать с ним в Нью-Йорк. Мы никогда ни в чем не упрекали ее.

Что ж, так трагически сложились обстоятельства, по в глубине души мы понимали, что если бы Каролина по-настоящему любила Брендона, она бросила бы все и отправилась с ним. Мы решили, что она трудная и довольно эгоистичная женщина. Я вообще не представляю себе, как мать может расстаться со своим ребенком.

Брендон неизменно оправдывал ее и вес ей простил.

Потом мы узнали, что она вышла замуж, кажется, за английского лорда и родила ему нескольких детей. Не говорите мне, что она любила кого-нибудь из них — Брендона или этого лорда. Даже повзрослев, Флер не могла понять этого.

То, что произошло с Брендоном потом, помогло нам понять и объяснить его поведение. Он не мог забыть ту боль, которую причинила ему Каролина. И мы простили ему все, потому что он сам оказался жертвой жестокости и обмана.