Разумеется, Орловский вынужден был ретироваться, что он и сделал – неохотно, однако соблюдая все необходимые приличия и такт.
      И когда он ушел, Марианна ввела в кабинет высокую, очень красивую девушку лет восемнадцати в строгом сером платье, пошитом с безукоризненным вкусом.
      Минуты две мы обе смотрели друг на друга. В иное время я бы залюбовалась ею. Она восхищала чарующей юной прелестью и грацией. Ее темно-синие глаза прекрасно гармонировали с золотистыми волосами, причесанными по последней моде. Она напомнила мне свежую весеннюю розу с лепестками, обрызганными утренней росой, – розу, лишь недавно выглянувшую из бутона и радостно цветущую в сказочном саду…
      Признаюсь, я позавидовала ее юности и красоте, которые говорили о безмятежности ее девичьей жизни, такой непохожей на мою жизнь – бурную, полную риска и невзгод, лишь с кратковременными проблесками счастья; даже детство мое было суровым и безрадостным.
      У меня мелькнула мысль: не эту ли девушку любил Ивор, не с ней ли он расстался ради меня?
      Пока мы так смотрели друг на друга, маленькие бронзовые часы на каминной полке мелодично пробили полвосьмого. Через полчаса я уже должна выходить на сцену – играть в спектакле, который, вероятно, станет последним в моей жизни… Я спохватилась.
      – Вас ко мне послал мистер Дандес? – быстро спросила я. – Когда вы его видели? Наверное, давно, потому что… – я хотела сказать: «потому что он уже пятый день в тюрьме!» – но замялась.
      – Позавчера днем, – спокойно отвечала она мягким, приятным грудным голосом с легким южно-английским выговором. – Я была у него на свидании. Нам дали всего пять минут, и при этом присутствовал тюремный надзиратель. Но он – мистер Дандес – сумел быстро-быстро сказать мне несколько фраз на испанском языке.
      – И что же он сказал? – я вся превратилась в слух.
      – Он доверил мне одно дело, по его словам – более важное, чем его жизнь, и потому я взялась выполнить его просьбу: мы – друзья, а он сейчас беспомощен. Надзиратель очень рассердился и сразу прекратил наше свидание, хотя пять минут еще не истекли, но я все поняла. Мистер Дандес сказал, что нельзя терять ни минуты…
      – Однако же, вы виделись с ним позавчера днем, а ко мне пришли – только сегодня вечером! – воскликнула я с упреком. – Где вы пропадали все это время?
      – Я лишь сегодня утром смогла выполнить его поручение. Л потом случилось еще кое-что… меня задержали на полдня, – сказала она по-прежнему спокойно, однако опустила взор, и ее длинные ресницы отбросили тень на запылавшие щеки. При этом она машинально приложила руки к щекам.
      – Бог мой! – воскликнула я. – Что с вашими руками? Она испуганно отдернула их от лица.
      – Пустяки! – поспешно ответила она, пряча руки.
      – Нет, не пустяки; у вас на нескольких пальцах сорваны ногти. Маникюрше придется изрядно повозиться над вашими искалеченными руками.
      – Чепуха, это быстро заживет. Это… это… Но давайте лучше говорить о нашем деле! Еще до того, как я увиделась с Ив… с мистером Дандесом, у меня было намерение посетить вас… по другому делу. Думаю, с моей стороны будет честней прямо сказать вам, поскольку это затрагивает и меня, что в ночь убийства одно лицо видело, как он вошел в ваш дом – вскоре после двенадцати. Поверьте, я никогда не собиралась шпионить ни за ним, ни за вами, и прошу вас, мадемуазель де Рензи, сказать только одно: находился ли он у вас так долго, что уже не мог находиться в другом месте, когда там произошло убийство?
      – Он был в моем доме приблизительно до половины второго ночи, – сказала я. – Но если вы ему друг, вы должны его хорошо знать и не требовать у меня подтверждения в том, что он не преступник.
      – О, я, конечно, уверена в этом! – с жаром запротестовала она. – Я спросила лишь потому, что хотела знать, можете ли вы доказать на суде его невиновность. Теперь я знаю, что можете. Когда я впервые прочитала о нем в газетах, моей первой мыслью было кинуться в полицию и рассказать, где он находился во время преступления. Но я не знала, как долго он оставался у вас…
      – Посмели бы вы сделать это! – гневно перебила я, и кровь прихлынула к моим щекам еще сильнее, чем у нее.
      – Я не задавала себе вопроса, смею я или не смею, – сказала она, и спокойствие впервые изменило ей. – Я думала о нем, а не о вас… впрочем, и о вас также. Будь я на вашем месте, я бы не побоялась нанести ущерб своей репутации и сознаться, что он был в моем доме.
      – Были причины, почему я не могла этого сказать, – сухо произнесла я, пытаясь припугнуть ее своим гордым видом. – Его визит ко мне был исключительно деловым. Мистер Дандес знает, почему я молчала, и одобряет это. Он и сам хранит молчание…
      – Ради вас, потому что он не хотел вас компрометировать. Он настоящий джентльмен, рыцарь… и вам это на руку!
      – Вероятно, это вам на руку предъявлять мне разные претензии, дорогая мисс… э-э… Форрест! – кинула я, смерив девушку с головы до ног презрительным ледяным взглядом. – Вы заявили, что пришли от мистера Дандеса с каким-то неотложным поручением ко мне. Где оно, это поручение? Я очень высокого мнения о мистере Дандесе.
      – Не верю этому. Вы сердитесь на меня, мадемуазель де Рензи, но ведь я имею право высказать вам свою точку зрения…
      – Через двадцать минут я должна быть на сцене, – предупредила я.
      – На сцене! – откликнулась она возмущенно. – И вы можете идти играть на сцену в то время, как он томится в тюрьме… из-за вас!
      – Я должна идти играть. Если не пойду – я причиню ему больше вреда, чем пользы, поверьте мне!
      – Я не задержу вас, мадемуазель. Я только прошу вас не причинять ему вреда. Если вы влюблены в него без памяти, то обязаны спасти его!
      – Если я влюблена? – повторила я изумленно. – Вы думаете, что… о, теперь я поняла! Вы – та самая девушка, о которой он упоминал мне.
      Она опять вспыхнула, но тут же побледнела. – Не думаю, чтобы он упоминал обо мне, – быстро сказала она. – И мне это вовсе не нужно. Но раз вы все знаете, то должны понять, что вам нечего опасаться соперничества с моей стороны.
      – Как! – воскликнула я. – Вы говорите так, словно Ивор Дандес – мой возлюбленный!
      – Я не знаю, кто он для вас и кто вы для него… – с болезненной грустью произнесла она. – Мне нет дела до этого…
      – Нет, есть! Вы жестоко ошибаетесь, мисс Форрест! Он мне друг, просто друг, и никогда не любил меня, хотя в Лондоне года два назад мы с ним чуть-чуть флиртовали – потехи ради. Знайте же, что я обручена и собираюсь выйти замуж за человека, которого боготворю, которому с радостью отдала бы жизнь. Ивор Дандес знает это и рад за меня. Но тот человек безумно ревнив и не поймет наших деловых отношений, он убьет и меня, и его, и себя, если узнает, что Дандес был у меня в ту ночь. Видите ли, он тоже был там, и я не сказала ему про Ивора: могла ли я надеяться, что он поверит мне? Он – мужчина. Но вы поверите, вы – женщина, как и я. И думаю, что вы – та женщина, которую обожает Ивор.
      Ее прекрасные глаза засияли.
      – Он сказал вам… это?
      – Он не назвал вашего имени, но сказал, что любит девушку и боится, что потерял ее из-за того дела, которое привело его ко мне. Вы так же несправедливы к нему, как Ра… как мой жених несправедлив ко мне. Бедняжка Ивор! В ту ночь он пожертвовал самым дорогим для себя, а вы, вы обвиняете во всем меня!
      – Я… я не обвиняю вас, – запинаясь пробормотала она, и в ее голосе прозвучало скрытое рыдание. – Я только прошу вас спасти его – из благодарности, если не из любви…
      – Да, я должна быть ему благодарна, даже глубже, чем вы думаете. Он заслуживает любой жертвы, и все-таки я не могу ради него пожертвовать человеком, которого люблю.
      Диана призадумалась, что-то вспомнив:
      – Вы сказали, что ваш жених был около вашего дома, когда к вам пришел Ивор Дандес?
      – Да. Он был там. Но я спрятала Ивора и солгала жениху.
      – Он заподозрил, что кто-то был с вами? Значит, он стоял у ваших ворот и наблюдал?
      – Да, он сознался в этом, когда я стала упрекать его в ревности. Но почему вы спрашиваете? Вы видели его?
      – Нет, но его видело одно лицо, о котором я уже упоминала. Теперь скажите, не потерял ли он что-либо ценное возле вашего дома?
      – Великий Боже! – крикнула я. – Что вы знаете об этом?
      – Кое-что знаю, – достаточно, чтобы помочь вам найти эту вещь… если вы пообещаете доказать алиби мистера Дандеса.
      – Как вам не стыдно! Вы хотите подкупить меня, дать мне взятку!
      – Я не чувствую стыда, – ответила девушка с гордо поднятой головой. – У меня нет вещи, которую вы утеряли, но думаю, я могла бы достать ее для вас завтра же, если вы сделаете то, о чем я прошу.
      – Не могу, – сказала я, – даже если получу обратно эту вещь, которая послужила началом всех моих бед. Ивор сам не захотел бы погубить меня… и других. Он должен быть спасен без моего участия. Пожалуйста, уходите! Если б мы с вами толковали об этом всю ночь напролет – это ни к чему не привело бы. Я и без того в ужасной тревоге, я боюсь не только за себя…
      – Не связана ли ваша тревога с каким-то футляром? – спросила она.
      Я вздрогнула всем телом и вскочила, не сводя с нее глаз.
      – Так и есть! – ответила она сама за меня. – Ваше лицо выдает вас…
      И в этот момент задребезжал звонок. Ах, как это было некстати!
      Тотчас вслед за звонком в кабинет вошла Марианна.
      – Мадемуазель! – грозно возвестила она. – Вы слышите? Первый звонок!
      – Марианна! – прошептала я. – Ради Бога, ради Бога, пусть администратор объявит, что начало спектакля задержится на десять минут.
      – Зачем это? – недоверчиво спросила она, оглядывая меня. – Вы уже одеты для выхода, к чему откладывать? Что мы скажем публике?
      – Придумайте, что хотите, только уходи отсюда сейчас же! Марианна посмотрела на меня с испугом, однако сразу послушалась (что было удивительно) и торопливо вышла.
      Я заперла за ней дверь на ключ и снова обратилась к мисс Форрест. Кажется, я была готова упасть перед ней на колени. Вся моя гордость и гнев мгновенно испарились, я почти задыхалась, была жалкой.
      – Говорите же, умоляю! – простонала я растерянно. – Это Ивор сообщил вам насчет футляра?
      – Успокойтесь! – сказала она. – Ивор сам не знает, как обстоит дело с футляром. Он поручил это мне, и только я могу вам сказать, что с ним произошло.
      – Все-все на свете, все, что хотите, я сделаю для вас за этот футляр, если вы сможете достать его. Диктуйте мне любые условия!
      – Я требую лишь одного, мадемуазель де Рензи: чтобы вы заявили в полиции, что Ивор Дандес находился в вашем доме в момент убийства, т. е. с полуночи до половины второго. Вы согласны?
      – Должна согласиться, – сказала я разбитым голосом, – если футляр у вас и вы решили продать его только за такую цену… Правда, если я так поступлю – это сломает мою жизнь, потому что убьет любовь и доверие моего возлюбленного. Он узнает, что я его обманула… Но зато это спасет его от ревизии и от… – я остановилась, прикусив губу, и униженно спросила:
      – А бриллианты вы тоже отдадите? Они не принадлежат мне, я должна вернуть их законному владельцу.
      – Бриллианты? – она глянула на меня озадаченно.
      – Бриллианты в розовой парчовой сумочке. Ведь они все лежат там, в этой сумочке, да?
      – Бриллианты… – вполголоса повторила Диана, как бы разговаривая сама с собой. – Уже третий раз за эти дни я слышу о них. Неужели они имеют отношение к… Ах да! – спохватилась она. – Конечно, они лежат там… надеюсь, что лежат и никуда не исчезли! В противном случае…
      Ее очаровательный рот принял решительное выражение, хотя в глазах мелькнула тревога. – Хорошо, мадемуазель, вы получите и ваши бриллианты, и футляр, – только за обещание спасти Ивора Дандеса.
      – Но возможно ли, что вы сумеете достать футляр? – спросила я, все еще не веря, что мне может выпасть такая удача после всех пережитых мною мук и волнений. Это было бы чересчур хорошо!
      – Ивор поручил мне отыскать его, и я отыскала, – сказала она просто. – Вот почему я не могла прийти раньше. Вначале я даже не знала, как взяться за дело, мне неоткуда было ждать помощи или совета…
      – Вы – славная, мужественная, смелая девушка! – сказала я. – И имеете право назначать любую, самую высокую цену.
      – Быть смелой во имя любви, рисковать ради любимого человека – разве это так много?.. Я передаю вам эту вещь, мадемуазель де Рензи, потому что верю вам. И надеюсь, ваша помощь Ивору не ранит вас так сильно, как вы опасаетесь.
      Говоря это, она вынула из ридикюля и протянула мне длинный зеленый футляр. Я схватила его и порывисто прижала к губам. Честное слово, это был не эффектный театральный жест трагической актрисы, а естественный порыв, крик моей души. Я готова была расцеловать и милую девушку, но в ту же минуту прозвучал второй звонок.
      – Вы знаете, что находится в этом футляре, мисс Форрест? – спросила я быстро.
      – Нет. Я не открывала его. Ведь это ваше… или Ивора… И тут в мою дверь отчаянно забарабанили:
      – Мадемуазель! Мадемуазель! Занавес сейчас подымается!

      Когда спектакль окончился, я позволила Раулю поехать ко мне и поужинать вместе со мной. Если граф Орловский узнал об этом (он ведь следил за каждым моим шагом), то, вероятно, подумал, что это – моя последняя встреча с Раулем, после которой я расстанусь со своим возлюбленным навсегда.
      Но хотя в нашей запутанной игре еще не все козыри были в моих руках, однако главный – Договор – уже был у меня. И я решила бросить Орловскому вызов.
      Совсем недавно я почти обещала ему, что откажу Раулю дю Лорье, если Орловский воздержится от разглашения собранной им компрометирующей информации. Но теперь я могу написать ему письмо, в котором сообщу, что обстоятельства изменились, и мое решение также изменилось. Только смерть может разлучить нас с Раулем! А если он осмелится нам мстить или угрожать, я тоже перейду в наступление: устрою ему публичный скандал, чего он всегда боялся.
      Само собой разумеется, раньше чем он получит это письмо, я должна найти способ незаметно вернуть Договор обратно в сейф, откуда он был мною похищен, – вернуть так, чтобы Рауль ничего не заподозрил.
      Ах, как помогли бы мне в этом бриллианты герцогини де Бриансон! Я заставила бы Рауля отпереть сейф, закрыть глаза и считать до десяти; за это время я положила бы в сейф и ожерелье, и Договор, а потом сказала бы Раулю: «Теперь можешь открыть глаза и взглянуть, какой роскошный сувенир лежит в твоем противном шкафу!»
      Конечно, он пришел бы в неописуемый восторг… но – увы! – бриллиантов у меня не было, и я серьезно сомневалась, сумеет ли Диана Форрест где-то добыть их.
      Вообще, было слишком рано торжествовать победу, чувствовать себя вполне счастливой; если даже мне удастся задуманное и я сумею спасти Рауля от последствий моего вероломного поступка, Орловский постарается помешать нашему счастью…
      И все же облегчение, которое я испытала после всех страданий, пережитых мною за последние дни, всколыхнуло в моей душе бурю радости. И чтобы Рауль мог хоть отчасти разделить со мной эту радость, я намекнула ему, что получила обнадеживающие известия о пропавшем колье… и если он позволит мне завтра зайти к нему на службу, я сделаю ему приятный сюрприз.
      Нечего и говорить, что он не только согласился, но и добавил: «Твой визит доставит мне огромное удовольствие – больше, чем любой сюрприз!» И мы расстались довольные друг другом, договорившись встретиться завтра рано утром.
      Когда он ушел, я написала коротенькую записку графу Орловскому, решив завтра отослать ее с посыльным, как только Договор окажется в сейфе на своем месте. Чем раньше это случится, тем лучше.
      …Обычно я просыпаюсь в половине десятого и пью чашку горячего шоколада прямо в постели. Но утром следующего дня поднялась в восемь и уже через полчаса была одета и готова на выход.
      Хотя я почти не спала ночью, я чувствовала себя свежей и бодрой, а сердце было преисполнено решимости. За ночь я составила план, как лучше сыграть эту мою последнюю игру; конечно, она еще могла обернуться против меня, но это был мой последний шанс на выигрыш.
      …Снова, как и в тот памятный день, Рауль встретился со мной в министерстве. Когда я вошла в его кабинет, там находился Бернар, его друг и коллега. Они вместе перебирали какие-то бумаги – возможно, начали готовиться к предстоящей ведомственной ревизии, но сейф был заперт.
      Бернар поздоровался со мной, галантно поцеловал мне руку и тут же исчез за дверью, дружески подмигнув с порога Раулю и мне.
      – Дорогая! – воскликнул Рауль. – Я знаю, ты принесла какую-то хорошую новость, потому что выглядишь блестяще. Сегодня ты обворожительна, как утренняя звезда, – прости за это банальное сравнение. Ну говори же, что там у тебя?
      Я рассмеялась, поддразнивая его, хотя Небесам известно, что в тот момент у меня вовсе не было желания кого-либо поддразнивать.
      – Ты слишком нетерпелив, – сказала я. – Наверное, торопишься узнать что-нибудь о своих негодных бриллиантах? Ты даже не спросил, как я сегодня спала, вспоминала ли ночью о тебе… За это я тебя накажу: заставлю уплатить штраф.
      – Любой, какой хочешь! – ответил он, тоже смеясь и принимая мою шутку; он видел, что я в хорошем настроении, и был счастлив.
      – Позволь мне сесть за твой стол и написать тебе кое-что! – потребовала я.
      Он дал мне лист бумаги, пододвинул перо, чернила. Я нацарапала несколько строк и сложила записку конвертиком.
      – Ну вот здесь написано нечто очень важное, – торжественно заявила я. – Прочитав, ты все узнаешь. Я намерена послать тебе это письмо почтой…
      – Нет, нет! – запротестовал он (как я и рассчитывала). – Я не могу дожидаться, пока придет почта. Я умру от любопытства!
      – Не капризничай, пожалуйста… а впрочем, если хочешь… я тоже боюсь доверить почте такой ценный документ. Знаешь, что мы сделаем? – глубокомысленно добавила я, словно осененная внезапной идеей. – Помнишь, дней десять назад ты отпирал свой самый большой сейф, чтобы показать мне, как он выглядит внутри? Так вот, открой его сейчас, и я положу туда это важное послание – важное, конечно, только для нас с тобой. Я спрячу его среди бумаг, а ты должен захлопнуть сейф и не заглядывать в него, пока я не уйду, а затем просчитать до десяти и только тогда начать поиски… Помни, ты согласился заплатить любой штраф, поэтому никаких извинений и возражений! Рауль смеялся от души.
      – Ты, как маленькая девочка, любишь всякие проказы, – сказал он, любуясь мною. – Но ты околдовала меня, и я подчиняюсь твоей власти!
      Он распахнул тяжелую дверь сейфа и стоял в ожидании, когда я начну свою «проказу». Я весело отодвинула его подальше в сторону:
      – Если ты будешь стоять рядом, то подглядишь, куда я его запрячу. Это нечестно. Повернись сейчас же спиной!
      Он повиновался.
      – Видишь, как я доверяю тебе! – сказал он. – Там хранятся государственные секреты Франции.
      – Им ничего не сделается, – дерзко возразила я. – Они меня ничуть не интересуют…
      Говоря это, я быстро отыскала и извлекла положенный мною ранее фальшивый документ, т. е. попросту чистый лист бумаги, и на его место положила подлинный Договор. Затем сунула в шкаф свой конвертик с запиской, однако не слишком далеко, чтобы его можно было легко отыскать. Конечно, ничего важного в записке не было, только ласковые слова и уверения в любви – то, что для Рауля всегда было важней дипломатии.
      – Теперь можешь закрывать свой шкаф! – сказала я.
      Он захлопнул дверь сейфа, и я чуть не выдохнула вслух слова, которые рвались из глубины моего сердца: «Слава Богу!»
      – Ну, теперь я должна оставить тебя, – заявила я ему.
      – Могу я прийти к тебе, как только освобожусь? – спросил Рауль.
      – Да, да, приходи, расскажешь, что ты думаешь о письме… и обо мне.
      Говоря это, я улыбалась, а в душе молила Бога, чтобы Рауль продолжал думать обо мне только хорошее – и сегодня, и в будущем, если судьба позволит мне разделить с ним это будущее.
      Следующее, что я сделала в тот день, – отослала письмо Орловскому. Я знала, что этим письмом бросаю ему в лицо перчатку, распахиваю ворота для его мести. И, откровенно говоря, побаивалась.
      А впереди меня ждала Голгофа, пожалуй, пострашнее, чем месть Орловского: надо было выполнять обещание, данное Диане Форрест.
      Но я не зря провела бессонную ночь. Я обдумала, как это сделать, чтобы не слишком навредить себе, а может быть, даже извлечь для себя кое-какую пользу…
      Итак, на следующее утро я направилась в полицейское управление к шефу парижской полиции. Я знала его как завзятого театрала (в свободное от службы время он с супругой часто посещал театр) и имела основание думать, что он восхищается моей игрой.
      Его первыми словами, обращенными ко мне, были горячие поздравления с моим успехом в новой роли; он был так сердечен, так рассыпался в комплиментах, словно никогда не слышал о неприятной сцене в отеле «Елисейский Дворец», хотя, безусловно, знал о ней из рапорта подчиненного ему полицейского комиссара.
      – Вы удивлены моим визитом, мосье Андрэ? – спросила я.
      – Огромное восхищение – это всегда удивление в нашей будничной жизни, – изысканно любезно ответил он.
      – Но вы догадываетесь, что привело меня к вам?
      – Все, что я могу придумать, – вы собираетесь предложить мне билеты на сегодняшний спектакль. Угадал?
      – Частично, – рассмеялась я. – А еще – частично – хотела иметь удовольствие повидать вас. И еще – частично – ведь вы уже знаете, что я – друг мистера Дандеса, англичанина, обвиняемого в убийстве, которое он не мог совершить…
      Не мог совершить? Это только ваше мнение, как его верного друга, или же вы пришли сделать мне официальное заявление?
      – Сделать заявление… и предложить вам ложу на сегодня.
      – Тысячу благодарностей за ложу. А что касается заявления…
      – Вот оно: мистер Дандес находился в моем доме в то время, когда, по утверждению врачей, было совершено убийство. О, поверьте, мне нелегко было решиться прийти к вам и заявить это! – продолжала я торопливо. – Не только потому, что с моей стороны было необдуманно принимать его у себя в такой поздний час… хотя это и было просто необходимо, так как рано утром он должен был покинуть Париж… Но еще и потому, что я обручена… вероятно, вы уже знаете об этом?
      – Я слышал что-то, но не знал, что дело уже дошло до помолвки. Тысячу поздравлений вам и виконту дю Лорье!
      – Я очень люблю его, – сказала я с искренним чувством. И не потому, что я актриса, а потому, что я женщина, выстрадавшая так много, слезы потоком хлынули из моих глаз.
      Шеф поспешно вскочил и подал мне стакан воды.
      – Я верна ему, и всегда буду верна, – бормотала я, стуча зубами о край стакана. – Но он ужасно ревнив. Я не смогла бы объяснить ему ночной визит мистера Дандеса, о котором до сих пор никогда ему не говорила, и он решил бы, что я подло обманула его. Как доказать, что визит незнакомого ему мужчины в мой дом в полночь – не измена, а разрыв с прошлым? О мосье, прошу, умоляю вас – помогите мне сохранить в тайне то, о чем я вам сейчас откровенно рассказала!