После завтрака он немножко погулял в саду. Его сменщик должен был появиться только завтра. Архидиакон терпеть не мог этого клирика, вечно нуждавшегося в деньгах и потому бравшегося за любую временную работу. Мысль о том, что этот сутулый зануда будет сидеть в его кресле и спать на его кровати, не на шутку мучила архидиакона. Ему не хотелось думать, что такие приятные и совершенные вещи поневоле будут служить такому пустому человеку. Он протянул руку и со вздохом коснулся расцветающей розы. "Кажется, я становлюсь сентиментальным, - подумал он. - Откуда мне знать, чего хотят мои кровать и кресло? Может, они согласны со мной, а может, и нет. Их жизнь сокрыта в Боге и мне неведома".
      - Благодарение Богу богов, - начал он напевно, - ибо извечна милость Его...
      - Мистер Давенант? - произнес чей-то голос за его спиной.
      Вздрогнув от неожиданности, архидиакон обернулся.
      Пожилой человек огромного роста заглядывал в сад поверх калитки. Где-то он его видел...
      - Д-да, - с легкой запинкой ответил архидиакон. - Давенант - это я.
      - Прошу прощения, - проговорил незнакомец, - Мне, конечно, надо было сказать "мистер архидиакон". Это я с непривычки, оговорился.
      - Ничего, ничего, - успокоил его архидиакон. - Вы ко мне? Заходите. Он распахнул калитку и пропустил посетителя.
      Войдя, тот представился.
      - Персиммонс. Грегори Персиммонс, с вашего позволения. Я недавно купил Калли, так что мы теперь соседи. Из разговоров в деревне я понял, что вы собрались в отпуск, вот и решил поторопиться с визитом. Вы уж извините...
      - Право, не стоит, - пробормотал архидиакон. - Хотите пройти в дом, или присядем вот здесь? - он показал на садовую скамейку среди цветов.
      - Здесь, пожалуй, даже лучше, - решил Персиммонс. - Благодарю вас. - Он достал сигарету. - Я ведь пришел с просьбой, - продолжил он. - Правда, прошу я за другого, а платить буду сам.
      Архидиакон растерянно поправил очки и приготовился слушать. Тон последней фразы задел его. Фамилия "Персиммонс" вызвала в памяти визит в издательство, и теперь он был почти уверен, что слышал голос этого человека, когда уходил от Морнингтона. Он давал кому-то советы по воспитанию детей.
      - Я знаю одного священника, - говорил между тем Персиммонс, - которому для новой миссионерской церкви очень нужна всякая алтарная утварь, сосуды там и прочее. Я поговорил кое с кем в деревне - представляете, бакалейщик оказался вашим ревностным прихожанином, попался даже один хорист, - мне ведь теперь жить здесь, вот я и решил поговорить с народом, и кое-что выяснил. Если я ошибаюсь, поправьте меня.
      Кажется, у вас есть лишний потир, и он лежит без дела. Леди Сайкс-Мартиндейл подарила вашей церкви новый потир для службы, она говорила мне, вот я и подумал, не купить ли мне у вас старый для моего приятеля? За разумную цену, разумеется...
      - Да, да, понимаю, - поспешил остановить его архидиакон. - Но позвольте и мне вопрос, мистер Персиммонс. Вам не кажется, что новой церкви больше соответствует новый потир, нежели.., э-э.., подержанный? - В его улыбке, обращенной к собеседнику, проскользнуло едва заметное осуждение, в Душе же священник чисто и светло улыбнулся Христу.
      - Мой друг - изрядный оригинал, - снисходительно пояснил Персиммонс, вольготно устраиваясь на скамейке, - он терпеть не может новую утварь в алтаре. У него даже есть теория о накапливании силы и концентрации святости. Впрочем, теология - не моя область, я в ней многого не понимаю. Короче, он собирает для церкви вещи, которые много лет были в ходу, ему как-то лучше среди них. Вам это знакомо?
      - Пожалуй, знакомо, - кивнул архидиакон. - К сожалению, я едва ли смогу помочь вашему приятелю. Старый потир останется здесь.
      - Да, конечно, - кажется, посетитель понял, что допустил бестактность, - наверное, вы правы. Видимо, я не так подошел к этому делу. Но, может быть, вы еще подумаете, а? Конечно, я чужак, но уж коли я собрался жить в Фардле... Думал, знаете, куплю эту старую вещь для моего приятеля и как бы прикоснусь к здешней жизни.., этакое магнегическое переживание.., а для вас я купил бы другой, если бы вы согласились, конечно... Не знаю... Пришелец растерянно замолчал и сидел теперь, явно расстроенный, глядя на цветы взглядом горожанина. Да и весь его вид выдавал горожанина, ушедшего на покой и стремящегося отыскать для себя местечко в новом, чуждом ему окружении. Не очень-то решительный, похоже, добросердечный, но слегка грубоватый человек, побаивающийся сложных понятий, в которых не очень разбирается... Архидиакон, проверяя свои ощущения, еще раз внимательно взглянул на посетителя и снова покачал головой.
      - Нет, - повторил он. - Простите, мистер Персиммонс, этот потир не продается. Может быть, я все же сумею вам помочь. Прямо за вашим домом, милях в восьми, есть церковь, в которой вы найдете все, что нужно Там недавно установили новый алтарь в приделе Девы Марии и заодно решили поменять утварь в двух других приделах. Если викарий не раздарил старые сосуды - неделю назад они были еще на месте, - я думаю, он с радостью вам поможет. Он славный человек, из старых Рашфортов, это боковая ветвь Гербертов.
      Старая, добрая англиканская семья. Его даже нарекли при крещении Гербертом. Во всех отношениях приятный человек, и весьма глубокой веры. Свято блюдет посты и, говорят, даже исповедует, - архидиакон понизил голос. - Впрочем, это неважно, по крайней мере, я не стану в этом разбираться. Хорошо быть архидиаконом, знаете ли, никому ничем не обязан. А к Рашфорту я вам обязательно дам записку. Нет, давайте так: я все равно собираюсь в те края, возможно, даже сегодня и поеду, и сам с ним поговорю. Если только он не все раздал, то, конечно, вам не откажет. Вы не беспокойтесь, он совсем не беден. Да он завтра же и привезет все в Калли. А если хотите, пошлет вашему другу. Где, вы говорите, у него приход? Архидиакон с авторучкой в руке и листком бумаги на колене приветливо и выжидающе поглядывал на Персиммонса, а вокруг пошевеливали головками садовые цветы.
      Персиммонс растерялся. Он не понимал, почему бы архидиакону не отдать потир, а если тот заупрямится, рассчитывал хотя бы посмотреть на эту штуку и выяснить, где она хранится. А его вдруг загнали на другой конец графства, и непонятно, как теперь возвращаться в Фардль. Разве что сделать этого приятеля здешним уроженцем и наделить особым пристрастием именно к местным предметам.., нет, это слишком рискованно.
      - Мне не хотелось бы называть его, - доверительно заговорил Персиммонс. - Мой приятель - человек совестливый, ему стыдно признаться, что он не может купить новую утварь. Другое дело, если мы с вами уладили бы все тихо, между собой, никого не впутывая. Священники не любят признаваться в собственной бедности, правда? Вот я и говорю...
      "Черт! - подумал он. - Я, кажется, начинаю повторяться". Круглая физиономия архидиакона уже не казалась ему такой простодушной. Золотые очки поблескивали внимательно, пожалуй, даже строго. А главное, водопад слов неожиданно иссяк, сменившись неприятной тишиной.
      - Ладно, - с усилием произнес Персиммонс, - ладно, простите за беспокойство. Раз уж вы не можете отдать его...
      - Я же вам его и предлагаю! - удивленно воскликнул священник. - Или вам непременно нужен потир из Фардля?
      - Понимаете, - выговорил Персиммонс, - я ведь собираюсь здесь жить. - И торопливо прибавил:
      - Вот я и подумал, хорошо бы послать ему, то есть моему другу, как бы вместо себя, что-то такое величественное, сильное, доброе...
      - Я правильно вас понял? - недоверчиво переспросил архидиакон. - Мы же говорили о старом потире.., при чем тут величественность и доброта?
      - Я о потире и говорю, - совсем смешался Грегори. - Именно этот, старый...
      Архидиакон добродушно рассмеялся и покачал головой.
      - Нет, - сказал он. - Нет, вряд ли вы могли иметь в виду только потир. Да будь здесь сам святой Грааль, - добавил он, аккуратно надевая колпачок на авторучку, - и то слишком сильно сказано.
      Его собеседник никак не реагировал на упоминание о Граале, и это слегка разочаровало архидиакона. Он встал.
      - Вы меня простите, но мне ведь уезжать завтра, надо закончить кое-какие дела. Так говорить мне с Рашфортом?
      - Да, я был бы вам очень признателен, - неуверенно ответил Персиммонс. - А впрочем, лучше не надо. Не хочу я тратить ваше время на пустяки. Я ведь и сам могу к нему съездить. Если позволите, сошлюсь на вас. Всего доброго.
      - Да свидания, - вежливо сказал архидиакон. - Когда я вернусь, мы, наверное, еще не раз увидимся.
      Он проводил гостя до калитки, приветливо болтая, но к дому брел медленно, напряженно обдумывая весь разговор.
      Существует ли на самом деле бедная миссионерская церковь?
      А Персиммонс? Не очень-то он похож на благотворителя. А потир? Если верить сумасшедшим доводам этого археолога, вполне можно допустить, что легендарный Грааль, вдохновивший целое воинство поэтов и рыцарей, Грааль Ланселота и Галахада, Грааль таинственных дев, воспроизведенный десятки раз в древних геральдических знаках, мечта Камелота, посланник Сарраса, реликвия Иерусалима - хранится, всеми забытый, в маленькой английской деревушке.
      "Фардль, - думал он, - Кастра Парвулорум, лагерь детей... Где же еще пребывать Младенцу?" Он вошел в дом, привычно выпевая про себя: "Славьте Господа, который один творит чудеса великие, ибо вовек милость Его" <Пс. 135:3-4.>.
      Утренняя служба, по давно заведенному обычаю, начиналась в семь часов. Летом прихожан собиралось немного.
      Перед началом, как и требовал канон, архидиакон читал утренние молитвы. По четвергам ему помогал пономарь, в остальные дни он обходился без него. Но пономарь любил поспать, часто опаздывал, и ключи от церкви обычно хранились у архидиакона. Позванивая ими, он наутро, в половине седьмого, подходил к двери храма. И вот тут-то раннее утро уготовило ему неожиданность. Дверь не просто была открыта, она висела на одной петле, и замок, вырванный с мясом, лежал возле стены. Архидиакон уставился на вход, подошел поближе, присмотрелся и бросился в храм. Через несколько минут он уже уяснил себе размеры ущерба. Два ящика с пожертвованиями "на бедных" и "на храм", стоявшие возле купели, были взломаны, подсвечники в алтаре повалены, алтарная занавесь сорвана, дверь в ризницу тоже взломана, а золотые потир и дискос, память о сэре Джоне, исчезли. На добела отмытой стене чернели какие-то выцарапанные знаки.
      - Фаллические символы, - пробормотал архидиакон, слабо улыбаясь.
      Он вернулся ко входной двери и увидел на дорожке у ворот пономаря в сопровождении двух прихожанок, из тех, чья набожность проявлялась приступами, как подагра. Архидиакон помахал им рукой, и когда они подошли, сообщил о случившемся.
      - Как? Дорогой архидиакон... - завопила миссис Мейджер.
      - Как? Мистер Давенант... - вторила ей мисс Виллоуби, на правах старожила позволив себе обратиться к священнику по фамилии. Обе закончили вместе:
      - Кто же мог это сделать?
      - Странное дело, правда? - мягко произнес архидиакон.
      - Это же святотатство! - вскричала миссис Мейджер.
      - Бродяга какой-нибудь? - предположила мисс Виллоуби.
      - Таулау, вот кто нам нужен, - твердо сказал пономарь. - Хорошо ищет всякие потерянные вещи. Он, правда, веслианский методист, вряд ли ему хочется искать этих проклятых убийц. Я, пожалуй, схожу за ним, сэр?
      - А у меня брат гостит! - воскликнула миссис Мейджер. - Как удачно! Он моряк, привык там у себя ко всяким преступлениям. Даже один раз в трибунале заседал...
      Жизненный опыт удержал мисс Виллоуби от каких бы то ни было предложений. Она внимательно наблюдала за ар, хидиаконом и заметила, как прохладно он встретил энтузиазм пономаря и миссис Мейджер. Поэтому она ограничилась ни к чему не обязывающим "хм, хм!" Она знала, что даже у самых симпатичных священников бывают свои причуды.
      - Не будем беспокоить Таулау, - сказал архидиакон. - Да и вашего брата тоже, миссис Мейджер. Конечно, если он захочет взглянуть на взломанные двери - пожалуйста, но арестовывать пока некого. Да и для нынешнего суда святотатство - не очень-то подходящее обвинение, а священник - плохой обвинитель.
      - Но... - начали было пономарь и миссис Мейджер.
      - У нас ведь есть неотложное дело, - продолжал архидиакон. - Сейчас время утренней службы, не так ли?
      Джессамин, - обратился он к пономарю, - вы не могли вы привести в порядок алтарь? Хотя бы расставить подсвечники и слегка почистить. А вы, миссис Мейджер, не поправите ли занавесь? Мисс Виллоуби, если вам не трудно, приберите здесь немного. Вот так, спасибо вам, спасибо. К счастью, у меня дома есть другой потир, сейчас принесу. И вот еще что, - помедлив, серьезно сказал он, - ящики для пожертвований пусты. Я думаю, самое время внести свою лепту.
      Он опустил в каждый ящик по несколько монет, и дамы, не слишком охотно, но все же последовали его примеру.
      По дороге к дому архидиакон разрешил себе обдумать происшествие. Вряд ли бродяга станет взламывать дверь маленькой приходской церкви. Для этого нужны инструменты, значит, кто-то всерьез готовился к взлому. Но серьезного грабителя едва ли могла привлечь мелочь в ящиках для пожертвований. Выходит, ему нужен был золотой потир? Что ж, вполне возможно.., или охотились за другим потиром, тем самым, чью историю архидиакон случайно узнал в кабинете Морнингтона? В конце концов, автор книги - как же его фамилия? - мог обсуждать свои гипотезы с каким-нибудь коллекционером, с миллионером или даже с оголтелым материалистом. Пожалуй, мог... Но трудно предположить, чтобы кто-то из них отважился на грабеж. Взгляд его упал на садовую скамью, где он только вчера сидел и беседовал со странным посетителем. Не сумели купить и теперь решились...
      Персиммонс... Стивен Персиммонс, издатель... "Христианство и Лига Наций".., бедная миссионерская церковь.., святотатство.., фаллические символы... Над этим стоило подумать.
      На пороге маленькой комнаты, где он накануне разглядывал Чашу, его остановил высокий, чистый и радостный звук.
      Какая-то нездешняя нота прозвучала на миг и тут же исчезла, если вообще была. Архидиакон благоговейно преклонил колени перед старым потиром и бережно поднял его.
      Он нес его по дорожке к церкви так же, как прежде носил за литургией другие чаши, и снова становился опорой для предмета у него в руках, он был един с Чашей, он превращался в луч, в один из лучей, бьющих из этого центра, в луч, опираясь на который, священный сосуд плывет среди смертных. Правда, ощущая себя лишь средством, он не упускал из вида другие, частные составляющие сложного чувства - ритуальное движение, радость служения, спокойную ясность и незыблемость канона... "Но это - не Ты", - сказал он вслух, подходя к калитке. Часы в гостиной пробили семь; он услышал, как прошла наверх экономка, а на дороге, уже за калиткой, несколько местных жителей спешили на работу. Вдруг архидиакон заметил еще одного человека. Как и вчерашний гость, он заглядывал в сад, перегнувшись через изгородь, со старым издателем они были даже чем-то похожи, может быть - высоким ростом, но этот был еще и с бородой. Посетитель толкнул калитку и вошел в сад. От неожиданности архидиакон остановился.
      - Прошу прощения, - промолвил ранний визитер, - не эта ли дорога ведет в Фардль?
      - Она самая, - ответил архидиакон, - забирайте все время чуть вправо и не ошибетесь.
      - Спасибо, - сказал пришелец, - а то я всю ночь шел.
      Ни еды, ни денег... - Он остановился в нескольких ярдах от священника. - Вы меня извините, но я вас увидел, вот и решил...
      - Хотите перекусить? - спросил архидиакон.
      - А то как же! - ответил незнакомец, с любопытством разглядывая и его, и Чашу. - Вам-то поди не доводилось сутки голодать - ни тебе глоточка, ни тебе кусочка. - Он сделал еще один шаг вперед.
      - Зайдите на кухню, вам дадут поесть, - твердо прервал его архидиакон. - Я спешу в церковь. Если хотите поговорить со мной, дождитесь конца службы. - Он повернулся и направился по тропинке к церкви.
      Когда служба кончилась, архидиакон вернулся домой и пристроил потир в дальнем углу буфета. Дождавшись кофе, он спросил экономку, не заходил ли давешний прохожий. - - Как же, заходил, сэр, - отвечала она. - Дала я ему поесть, дала, да не больно много он съел, а через десять минут и был таков. Знаю я этот народ. Деньги ему подавай, а не завтрак. Я ему намекнула, что вы ему работу приискать можете, да куда там! Нужна ему эта работа! Он и вас дожидаться не захотел. Вот помяните мое слово - деньги ему нужны.
      В ее словах был резон, но нелепых сомнений архидиакона они не развеяли. Он хорошо помнил, что во время короткого разговора в саду внимание незнакомца было всецело поглощено Чашей, и только ей. Он явно видел ее впервые и словно хотел запомнить на всю жизнь.
      До отхода поезда оставался час. Впрочем, Шотландия может подождать. Надо было встретить другого священника, сдать церковь и повидать Рашфорта уже не ради Персиммонса, а по своим делам. А самое главное, надо было решить, наконец, что делать со старым поцарапанным потиром, притаившимся в дальнем углу буфета, стоявшего в столовой обычного сельского дома в скромном английском приходе.
      Сперва ему пришло в голову, что потир можно отдать в банк; потом - что его надо отвезти епископу. Но до ближайшего банка было миль пять, а до епископа и все тридцать.
      К тому же Фардль находился в ведении молодого, энергичного епископа, который не любил сидеть на месте, а ловить его по вокзалам и общественным собраниям архидиакону совсем не хотелось. Да и как объяснишь епископу такое щекотливое дело? Нельзя же просто войти, поставить потир на стол и заявить: "Вот Святой Грааль. Это он, потому что я читал одну рукопись, а мой сосед хотел купить его для миссионерской церкви и говорил, что детей надо учить, чтобы они не творили зла, а храм у меня обокрали, и еще какой-то прохожий спросил дорогу в Фардль". Поверит ли этому молодой, энергичный епископ современных взглядов? Архидиакону он нравился, но не было ни малейших оснований подозревать его в терпении или в легковерии.
      Значит, сначала - банк, а потом Рашфорт. Ну а потом, денек-другой спустя, дойдет черед и до епископа. Нет, сначала телеграмма в Шотландию. Впрочем, ее можно отправить со станции.
      Архидиакон разыскал портфель - ему и раньше приходилось возить в нем церковную утварь; уложил в него Грааль - если то был Грааль; предупредил экономку, что вернется во второй половине дня, и в самом начале десятого надевал в передней шляпу. Тут в дверь постучали. Экономка открыла. На пороге стоял бродяга, интересовавшийся утром дорогой в Фардль.
      - Извините, мэм, - хрипловато произнес он, - хозяин ваш дома? А-а, вот он! Понимаете, сэр, я не хотел надоедать вам за завтраком, погулял тут немного. Вы вроде как обещали помочь мне с работой... Я, значит, работу ищу.
      - Что-то я не заметила, чтобы вы очень искали работу, - вставила экономка.
      - Да ведь работу-то мне его преподобие обещал, а не вы, мэм, - возразил незнакомец. - Так что очень вам буду благодарен, если подыщете что-нибудь.
      - Как вас зовут? - спросил архидиакон.
      - Кеджет, сэр, - ответил тот. - Сэмюэль Кеджет. Я в армии служил, сэр, и вот теперь...
      - Хорошо, мистер Кеджет, - остановил его архидиакон. - К сожалению, я спешу, мне срочно нужно в город.
      Зайдите... - он чуть было не сказал "сегодня вечером", но вовремя спохватился:
      - завтра утром, я погляжу, что можно для вас сделать.
      - Спасибо, сэр, - с внезапной живостью ответил Кеджет. - Приду, приду. До свидания, - и, повернувшись, исчез с крыльца так быстро, что архидиакон с экономкой не успели удивиться.
      - Экий торопливый! - проворчала экономка. - Надеюсь, сэр, вы не собираетесь давать ему работу здесь. Мне с ним не ужиться.
      - Да нет, конечно, - рассеянно отозвался архидиакон. - До свидания, миссис Лексперроу. Я надеюсь, вы встретите Бетсби, когда он придет, и все ему покажете. Я вернусь днем.
      От церкви к станции среди холмов и полей вела тропинка (этот сельский пейзаж отделяло от Лондона не больше двадцати миль). Архидиакон шел и поглядывал по сторонам, время от времени не забывая оборачиваться. Едва ли он всерьез опасался грабителей, но с некоторых пор ловил себя на мысли, что не вполне понимает происходящее.
      "Сколь суетен Адамов род..." - процитировал он и тут же принялся подстраивать к этой строке новую, где упоминался бы сосуд. Войдя в рощицу перед развилкой, по старой памяти сохранившую название леса, он уже мог продекламировать:
      Сколь суетен Адамов род,
      Коль даже Чаша к бедствию ведет!
      Тут он услышал, что навстречу, со стороны станции, едет автомобиль. Ехал он очень медленно и через несколько минут показался у поворота. Священник с удивлением увидел, как кто-то привстал на сидении и машет ему рукой. Он еще успел услышать негромкий оклик и ускорил шаг, но в тот же миг от Удара по затылку потерял сознание и рухнул на дорогу.
      Автомобиль подъехал и притормозил возле тела.
      - Быстро, Леддинг, портфель, - сказал Персиммонс человеку, который вынырнул из рощи. Тот нагнулся, поднял портфель и перебросил хозяину. Персиммонс запустил руку внутрь, выудил потир и быстро переложил в другую сумку.
      Пустой портфель он отдал Леддингу.
      - Держи, пока не скажу, где выбросить. А его давай-ка сюда. Здорово ты его тюкнул. Точно бьешь. Надеюсь, не перестарался. Лишние хлопоты нам ни к чему. Сейчас мы немного проедем вперед, вот так, а потом я приведу его в чувство. Где у нас бренди?.. Садись за руль, а я буду с ним. Сумку поставь вон там, рядом с канистрой. Молодец! Теперь - езжай, только поосторожней.
      Когда они доехали до перекрестка, Персиммонс хлопнул шофера по плечу:
      - Смотри. Вон там, за деревьями, яма. Портфель бросишь туда. Давай! Так, отличная работа, Леддинг. А теперь поворачивай к его дому. Мы его выгрузим, и ты поедешь в деревню за доктором. Нет, лучше в город. Сделаем для нашего архидиакона все, что можем. Я думаю, на него напал тот же бродяга, который обчистил церковь. Пожалуй, стоит известить полицию. Поехали...
      Глава 5
      Аптека
      Архидиакону пришлось недели три провести в вынужденном безделье, наедине с преданной миссис Лексперроу и назойливо-милосердным Бетсби, хотя и появившимся в доме с иной целью, но, конечно, не отказавшимся остаться. Как только больному разрешили принимать посетителей, Бетсби довел до абсурда слова Нового Завета: "Я был болен, и вы посетили Меня..." <Мтф. 25:36.>, попутно лишив смысла другой, не менее властный призыв: "Будьте мудры, как змеи". Бетсби приводила в возбуждение одна мысль о том, что он оказался в Фардле так кстати. Экономка и врач радовались такой удаче, а бедному архидиакону приходилось, превозмогая головокружение, целыми днями стоически выслушивать речи об изменениях в молитвослове, о приходских советах и церковной десятине, такие уверенные и категоричные, словно изрек их сам Господь Бог. Всякий раз после ухода Бетсби архидиакон поневоле размышлял над непреходящей мудростью Символа Веры св. Афанасия: "Не схождением божества во плоть, но обожением человека..." достигается наше спасение. Казалось бы, их разговоры были вполне обожены (в самом деле, что еще можно сделать с приходскими советами?), но при всей своей доброжелательности архидиакон не мог избавиться от ощущения, что Бетсби обуреваем желанием как раз прямо противоположным: загнать Бога во плоть. "В любимую нашу плоть..." - бормотал архидиакон, печально думая о том, как досталось его собственной.
      А в Лондоне полиция неторопливо ловила убийцу. Разосланные в разные концы описания жертвы не дали никаких результатов. При убитом не оказалось никаких бумаг, только в уголке кармана обнаружился затертый обрывок приглашения на миссионерскую службу в одну из веслианских церквей, в какую именно - непонятно. Одежда тоже ничем не помогла, на ней не нашлось ни одной метки, а такие воротнички и ботинки продаются в Лондоне на каждом углу. Особых примет на теле набралось бы на подтверждение, но отнюдь не на установление личности бедняги.
      Расспросив посыльных, шоферов и вообще всех тех, кто находился в злополучный день хотя бы в двух кварталах от издательства, следствие установило: одиннадцать человек не видели ничего, пятеро вспомнили, как неизвестный входил в издательство (трое назвали парадную дверь, двое боковую), один видел будущую жертву в обществе пожилой дамы, другой молодого парня, еще трое - мужчину тех же лет и такого же вида, а еще один точно запомнил, как жертва вышла из такси, оставив в машине не то бородатого, не то наоборот чисто выбритого спутника, что-то приказавшего на прощание, после чего такси отъехало. Однако опросы водителей эту версию не подтвердили.
      Морнингтон предположил, что полиция установила за некоторыми сотрудниками осторожное наблюдение, но даже будь оно неосторожным, дело не сдвинулось бы ни на шаг.
      Ничего не прибавил и разговор инспектора Колхауна с сэром Джайлсом Тамалти.
      - Рекстоу? - нетерпеливо переспросил сэр Джайлс, отрываясь от трудов и обращая к инспектору темное, морщинистое личико. - Ну да, конечно, он у меня обедал. Почему бы и нет?
      - Не вижу причин, сэр, - успокоил его инспектор. - Я просто хотел удостовериться. Вы не припомните, когда он ушел?
      - Примерно в половине третьего, - ответил сэр Джайлс. - Это вам подойдет? Если хотите, могу сказать, что в два. Но тогда я хотел бы посмотреть, как его повесят.
      - Меня вполне устроит половина третьего, - сказал инспектор. - А вы не говорили кому-нибудь, что ждете Рекстоу?
      - А как же! - немедленно откликнулся сэр Джайлс. - Я известил премьер-министра, профессора сравнительной этимологии в Королевском колледже и свою кухарку. Какого черта вы пристаете ко мне с дурацкими вопросами? Думаете, у меня только и дел, что рассказывать всем друзьям и знакомым, как ничтожный издательский клерк будет чавкать у меня за столом?
      - Если вы так к нему относитесь, - сдерживая раздражение, произнес инспектор, - зачем было звать его?
      - Пусть уж лучше лопает мою еду, чем мое время, - выпалил Тамалти. Он, видите ли, не понял элементарных вещей насчет иллюстраций! Ну вот я и потратил на него час, пришлось наверстывать, работая за едой. Думаю, он потребовал от начальства сверхурочные и сэкономил два шиллинга - один на еде, другой на работе. В ту же ночь, поди, и потратил на бабу. Вам это во сколько обходится, инспектор?
      В тот момент Колхаун понял только одно - сэр Джайлс рехнулся. Лишь несколько часов спустя до него дошло, что тот хотел оскорбить его, а в ту минуту он просто с удивлением воззрился на собеседника и спокойно ответил:
      - Я женат, сэр.
      - А, хотите сказать, что баба у вас даром, - откликнулся сэр Джайлс. Считаете, так дешевле? И сверхурочные при себе? Не обольщайтесь... Ладно. Меня ждут в Министерстве иностранных дел. Может, поговорим в такси? Они у вас в Лондоне только на это и годятся. Когда мне хочется поболтать, я беру после завтрака такси у Вестминстера и еду к Нельсоновой колонне. К чаю мы туда обычно поспеваем. Ну" до свидания, инспектор, заходите как-нибудь.
      В итоге Колхаун вопреки всему начал всерьез подозревать Рекстоу. Никакое, даже самое тщательное расследование, не опровергло бы его алиби. За ним ничего не числилось. Он никому не задолжал, нигде кроме дома и работы не бывал, а с сумасшедшим служителем науки его связывало только издание "Священных сосудов". Инспектор даже выпросил у Стивена сигнальный экземпляр и прочел от корки до корки, но расследованию не помогло даже это.
      Еще один сигнальный экземпляр Морнингтон отправил архидиакону и за несколько дней до выхода книги (то есть спустя примерно месяц поле того, как адресат побывал в издательстве) получил ответ.
      "Дорогой мистер Морнингтон, - писал архидиакон, - благодарю Вас за книгу. Она представляет для меня огромный интерес, ведь священник но самой своей профессии должен интересоваться всем священным, тем более, связанным с христианской традицией. Я, конечно, имею в виду исследование сэра Джайлса, посвященное истории Святого Грааля. В связи с этим мне хотелось бы узнать, если это не издательская тайна, как получилось, что в гранках, которые я читал у Вас, статья о Граале заканчивалась абзацем, в котором сэр Джайлс (с известными оговорками) отождествил Грааль с вполне определенным потиром, находящимся в конкретном месте, а в книге, присланной Вами, я, как ни искал, ничего подобного не нашел. Поэтому не могли бы Вы сообщить мне: 1. Был ли изъят упомянутый абзац при печати? 2. Если да, то не от того ли, что подобное отождествление вызвало серьезные сомнения? 3. Могу ли я поговорить об этом с самим сэром Джайлсом? Простите, что доставляю Вам столько беспокойств из-за дела, о котором и узнал-то благодаря Вашей доброте. Мне совестно за такое любопытство, и я уповаю лишь на то, что моя профессия объясняет его и в целом, и в частности. Если Вам когда-нибудь случится оказаться неподалеку от Кастра Парвулорум, непременно зайдите ко мне. Хочу похвастаться двумя-тремя старинными изданиями, среди них "Восхождение на гору Кармель" <Мистический трактат испанского кармелита, св. Хианеса де ла Круса(1549-159?)>, вдруг они Вас заинтересуют?
      Искренне Ваш
      Юлиан Давенант".
      - О господи! - пробормотал Морнингтон, дочитав письмо. - Черт бы его побрал! - тут же добавил он. - Откуда я знаю! Может быть, Лайонел... письмо полетело на стол, и он уже взялся за следующее, когда в кабинет вошел Стивен Персиммонс.
      - Вы когда идете в отпуск, Морнингтон? - спросил он.
      - Собирался в конце августа ненадолго, - озадаченно ответил Морнингтон, - если нет возражений. Когда я подавал заявление, никто вроде не возражал. Но я не собирался никуда уезжать, могу и переиграть. А что?
      - Тут вот в чем дело, - сказал Стивен, - мне, видимо, придется сопровождать кое-кого во Францию в начале августа, и если дела позволят, я бы задержался там месяца на полтора. Хочу, чтобы вы меня здесь заменили.
      - Так.., в начале августа, - соображал Морнингтон, - полтора месяца.., а сейчас у нас пятое июля... Что ж, могу уйти пораньше, или попозже, как скажете. Рекстоу уходит в ту пятницу, к концу июля вернется.