Глава 15

Может быть, Олли что-нибудь видел. У меня оставалось несколько минут, пока Редфилд не добрался до телефона и не поднял тревогу. Я проскользнул между двумя машинами на стоянке возле «Сильвер Кинг» и быстро осмотрелся по сторонам. Поблизости никого не было. Когда я пробегал мимо, официантка и двое посетителей обернулись мне вслед.

Интересно, на кого я сейчас похож.

В баре было настоящее столпотворение. За стойкой стоял незнакомый мне человек. «Ладно, — устало подумал я, — не может же он работать без выходных».

Потом я увидел Олли в другом конце зала. Он ремонтировал кассовый аппарат. Я подошел к нему, нашел свободное местечко и окликнул его по имени. Кое-кто из завсегдатаев обернулся. Я мельком глянул на свое отражение в зеркале. Порез над глазом еще кровоточил, и всю щеку покрывала корка засохшей крови. Под другим глазом виднелся фонарь, а на челюсти слева наливался здоровенный отек. Я заткнул за пояс развевающуюся, как знамя, оторванную полу рубахи и застегнул пиджак. Судя по устремленным на меня взглядам, это мало что изменило.

Олли обернулся и быстро подошел ко мне:

— Господи, Чатхэм, что с вами случилось?

— Долго рассказывать.

— Вы видели сегодня вечером миссис Лэнгстон?

Не заметили, как она выходила из дома?

— Нет, — ответил я…

— Она звонила несколько минут назад, спрашивала, не видел ли я вас…

— Откуда она звонила? — перебил я. — Как давно?

— Не знаю, откуда она звонила, но было это не больше пяти минут назад.

— С ней ничего не случилось?

Он удивленно посмотрел на меня:

— Думаю, ничего. Мне показалось, что она беспокоится за вас.

В этот момент в баре неожиданно стало тихо — такие паузы иногда случаются: умолк музыкальный автомат, и несколько человек одновременно замолчали, в результате чего я услышал за своей спиной чей-то голос. Он показался мне и знакомым и незнакомым в то же время. Я обернулся. Это был Перл Телли — он сидел ко мне спиной и рассказывал кому-то одну из своих нескончаемых историй:

— ..значит, первый говорит: «Слушай, Морис, мы знаем от тебя, что это должно было случиться с Гитлером, но, Морис, мы только хотим попросить — не будешь ли ты так любезен…

— Идиш из табачной лавочки, — пояснил Олли. — У него еще хорошо получаются южные шведы.

— Неплохо, — задумчиво отозвался я, не сводя глаз с Перла.

— Иногда, когда он заведется, то может всю ночь разговаривать на этих тарабарских наречиях.

— Может, он даже умеет говорить по-английски?

Олли усмехнулся и покачал головой:

— Ни разу не слышал.

— Ладно, я еще загляну к тебе, — сказал я, собираясь уходить.

— Чем я могу вам помочь? — спросил он. — Может, отвезти вас к врачу, если у вас нет машины?

— Спасибо, со мной все в порядке. Я собираюсь разыскать миссис Лэнгстон. — «И исчезнуть не позднее чем через десять минут, — добавил я про себя, — если, конечно, хочу дожить до рассвета». Я вышел за дверь и посмотрел через дорогу. Ее фургон стоял у дверей офиса. Ничему уже не удивляясь, я бросился бежать и чуть не попал под машину. Водитель выкрикнул мне что-то непечатное и газанул. Я ворвался в прихожую и услышал в гостиной звуки шагов. Я откинул занавеску, и она обернулась. Насколько я мог заметить, она была цела и невредима и одета в то же платье, которое надела к ужину. Она взглянула на мое лицо и ахнула, а в следующее мгновение оказалась в моих объятиях, как будто мы целую неделю репетировали.

— Я так волновалась, — сказала она. — Я везде тебя искала, Билл. Что случилось?

— Нет времени объяснять. Нам нужно убираться отсюда, и поскорее.

Она услышала в моем голосе волнение и не стала задавать вопросов. Забежав в спальню, она выскочила оттуда с кошельком и парой туфель без каблуков.

Мы выбежали на улицу, и она заперла входную дверь.

Я подумал, что задняя дверь все равно взломана, но это не имело значения.

— Где живет Телли? — Я завел мотор. — На западе или на востоке?

— На западе. Нужно переехать через реку, и там еще миль пять к югу.

«Придется рискнуть», — подумал я. Я не представлял себе, как проехать по шоссе, не попавшись никому на глаза, но раз уж мы в это ввязались, так, по крайней мере, нам не придется возвращаться через город и снова ехать по этому мосту. Через несколько минут для нас все закончится.

Я повернул руль, вывел машину на шоссе и поехал по направлению к городу. Почти в то же мгновение мы услышали приближающийся звук сирен. Сворачивать было поздно. Я продолжал ехать вперед, затаив дыхание. Мимо нас на скорости не меньше шестидесяти миль пронеслась машина шерифа. Они нас не заметили. Они по-прежнему думали, что я разъезжаю на их джипе.

— Проследи за ним. — И я рванул с такой скоростью, на какую только мог решиться. — Он разворачивается?

— Да, — спокойно ответила она. — Что происходит, Билл?

Они обнаружили на Стоянке свой джип и теперь будут искать фургон.

— Я все тебе объясню, — ответил я, — если только удастся проскочить через город.

Через город я проскочил так, как будто за мной черти гнались. На практически пустынных улицах почти не было машин, чтобы я мог затеряться в потоке.

Я чувствовал себя как голый. Но никто не обращал на нас внимания.

Мы уже поднялись на мост в конце Ривер-стрит — от напряжения все мои нервы сплелись в клубок: я все время ждал, что услышу за спиной приближающийся звук сирен. Все обошлось. Я вздохнул с облегчением и, перебравшись на противоположный берег, сбросил скорость до пятидесяти.

— Где сворачивать?

— Примерно через милю. Там заправочная станция.

Я от всей души пожелал про себя, чтобы она оказалась закрыта, но мои молитвы не подействовали.

Однако, когда мы сворачивали, владелец станции разговаривал с клиентом и не обратил на нас внимания.

Я вывернул напрямую и снова прибавил газу. Засыпанная гравием дорога шла через лес, и другие машины нам не попадались. Я ударил по тормозам.

— Слушай, здесь я могу выйти. Без меня они тебя не тронут. Возвращайся на шоссе и поезжай на восток.

— У тебя неприятности? — все так же спокойно спросила она. , — И довольно серьезные. Если тебя поймают вместе со мной, у тебя тоже будут неприятности.

— Значит, ты предлагаешь бросить тебя здесь, без машины, ночью? Билл, не зли меня.

— Я только хотел сказать…

— Твои неприятности случились из-за меня. Я не знаю, что ты собираешься делать, но настаиваю на том, чтобы ты принял мою помощь. Так что поехали. Если хочешь, я могу сесть за руль.

— Мои шансы равняются одному к тысяче…

— Билл!

Я включил передачу и поехал дальше.

— Упрямая, — сказал я и улыбнулся в темноте.

Лицо тут же отозвалось болью. — Ты когда-нибудь бывала у него?

— Нет. Только проезжала мимо. Эта дорога идет вдоль реки до того места, где Кенделл держал свою лодку.

— Это символично, — ответил я, бросая машину в рискованный вираж, отчего из-под колес брызнул гравий. — Скажи мне, когда мы будем уже близко.

— Хорошо. Примерно за полмили до места мы должны увидеть забор и загон для скота.

— Отлично.

Мы свернули еще раз, но вокруг нас по-прежнему были только темнота и деревья. Мы мчались вперед по безлюдной дороге. Через несколько минут миновали ограду, и под колесами загрохотал настил. Я резко затормозил, высматривая края дороги. Меньше чем в сотне ярдов я заметил место, где нужно было свернуть. Едва различимая колея уходила влево, извиваясь между деревьями. Я ехал по ней, пока она не исчезла вовсе, но я продолжал держаться прежнего направления, прокладывая себе путь между стволами и зарослями кустов. Земля была сухой и твердой. Когда мы отъехали от дороги на четверть мили, я остановился и выключил зажигание и фары. Нас окружали сплошная чернота и абсолютная тишина, как будто мы были одни на всем континенте, который еще никто не открыл. Я повернулся к ней, но в темноте не смог различить ее лица. Тогда я протянул руку, и мои пальцы коснулись ее щеки. Она придвинулась ко мне, я обнял ее покрепче и прошептал ей на ухо:

— Мне страшно. Я здорово напуган.

— Я тоже, — ответила она. — Что случилось, Билл?

— Я разыгрываю свой единственный шанс из тысячи. Сначала я попался в ловушку, которую мне подстроил деревенщина, считающий членораздельный английский язык каким-то наречием. А теперь меня отколотила школьная учительница из заштатного городишки.

— В чем тебя обвиняют?

— В изнасиловании.

Она вскрикнула:

— Как ей это удалось?

Я обо всем ей рассказал.

— Я сам влез во всю эту кашу. Она устроила так, что я приехал туда на такси, чтобы потом использовать шофера как своего свидетеля. После этого она выждала некоторое время, чтобы все выглядело правдоподобно. Кто тебе позвонил — мужчина или женщина?

— Мужчина. Он сказал, что ты ввязался в драку и тебя сильно избили, а Колхаун арестовал тебя. Я была и в тюрьме, и в больнице…

Я вздохнул:

— Это становится однообразным. Но в этот раз своими телефонными звонками они только сыграли нам на руку. Скажи, кто такой этот Фрэнки, в которого я врезался на машине?

— Фрэнки Кроссман. Он работает на станции утильсырья у Перла Телли, на западной окраине.

— Значит, все верно. Фрэнки тоже в этом замешан.

Ему тоже удалось заманить меня в мышеловку — именно он начал драку, чтобы тот, который разлил кислоту, успел сбежать.

— Но зачем они перевернули все в гостиной?

— Один из них дождался, когда ты уедешь, взломал заднюю дверь и вошел. Понимаешь, им было нужно, чтобы все выглядело так, как будто с тобой что-то случилось, но чтобы на самом деле ничего такого не было, то есть они хотели дать Редфилду возможность обвинить меня, если удастся заманить меня к нему домой.

Ты куда-то уехала, я выпил, и мне пришло в голову поинтересоваться, как она выглядит без одежды, — вот я и стал ломиться туда, как лось во время гона…

— А в самом деле, как она выглядит без одежды?

Ты видел?

Я рассказал ей о том случае и добавил:

— Видишь, она обо всем позаботилась, сделав из меня любителя подсматривать.

— Что нам теперь делать?

— Пока не знаю. До сих пор все зависело от времени. Мой единственный шанс — убраться из штата, и Редфилд это отлично понимает. Я смогу нанять хорошего адвоката и сопротивляться экстрадиции до тех пор, пока не вернется шериф. Но так просто он меня не выпустит. Я думаю, что все шоссе уже перекрыты.

— Ты думаешь, он способен на все?

— Сразу ясно, что это давно его мучит. Он так долго варится в этом, что уже не в состоянии увидеть правду, даже если бы и захотел. К тому же не думаю, что ему этого хочется. Связавшись с ней, он в какой-то мере потерял себя, что, очевидно, его вполне устраивает.

— Но зачем мы едем к Телли?

— У меня есть кое-какие догадки. Я думаю, он следил за мной…

— Что ты хочешь сказать?

Я прикурил для нас по сигарете. Здесь нас никто не мог увидеть.

— Телли — тот человек, который звонил тебе, я почти не сомневаюсь в этом. Это он нанял того парня, чтобы облить номер кислотой. Я думаю, что он участвовал в убийстве твоего мужа. И я почти уверен, что он — один из тех, кто охотится за мной. — Я объяснил ей, почему так думаю.

— Господи, — прошептала она.

— Мне кажется, что телефон для него — такое же привычное оружие, как кислота или дробовик. Я продолжал собирать все ниточки, которые указывали на него, но не мог в них поверить, потому что тот, кого мы искали, говорил на языке, по крайней мере, отдаленно напоминающем английский. До сегодняшнего вечера я не знал, что Телли может говорить не только на диалекте…

— Он отлично копирует.

— Я догадался. Расскажи мне все, что ты о нем знаешь.

— Наверное, его можно назвать местной знаменитостью, — начала она. — Везде только и слышишь его новые истории. Он специально ведет себя как слабоумный деревенский парень или какой-то пошлый клоун, я не знаю, зачем он это делает, потому что никто в это не верит. Вряд ли он получил какое-нибудь образование, но ум у него острый как бритва. Никто не сумел обойти его в деловых вопросах. Он продает и покупает, торгует недвижимостью в качестве посредника, но готов потратить три часа на разные ухищрения и уловки, чтобы выторговать себе обыкновенную авторучку.

Лет восемь назад он приехал из Джорджии. У него не было ничего, кроме дряхлого грузовичка, нагруженного бычками, которых он собирался продать. Я говорила тебе, по-моему, что у него есть теперь, — большая контора утильсырья, доля в доходах от кинотеатра, три или даже четыре фермы, на которых выращивают скот, и земельные участки вдоль шоссе.

В одном из принадлежащих ему домов живет он сам, а в остальных — его родственники. Он называет их родней. Никто не знает, сколько их, откуда они приезжают и куда уезжают потом, неизвестно даже, платит ли он им что-нибудь. Он не женат, так что в его доме всегда кто-нибудь гостит, не считая той испорченной девчонки, с которой он сейчас живет. Я не помню, чтобы когда-нибудь встречала его с женщиной, которая не выглядела бы так, как будто он нашел ее на помойке, к тому же все они такого возраста, что их можно принять за малолетних преступниц, — возможно, так оно и есть. Я думаю, психиатр пришел бы к выводу, что он боится женщин, может быть, даже ненавидит их, поэтому не хочет видеть рядом с собой такую, которую не мог бы унижать.

Все свои сделки он заключает в барах, но сам почти не пьет. Кто-то рассказывал мне, что его дом напоминает забегаловку — там есть автомат для кока-колы и проигрыватель. Я знаю, что можно включить проигрыватель, если ударить по нему кулаком, но в автомат для колы он требует бросать настоящие монеты. С другой стороны, говорят, что он привозит самогон и устраивает для всех бесплатные попойки. Но не веселые, а просто скотские — они пьют до тех пор, пока не свалятся. Сам он остается трезвым и наблюдает за тем, как окружающие его люди превращаются в скотов. Я думаю, после всего, что я рассказала, тебе ясно, что я его не выношу.

— Наверное, на это есть серьезные причины. Я думаю, он пытался свести тебя с ума или хотел добиться, чтобы ты серьезно заболела просто потому, что собирался купить твой мотель за символическую цену.

Не сомневаюсь, — с его точки зрения, это совершенно нормальный поступок.

— Билл, может быть, за это он и пытался тебя убить?

— Не знаю. Надеюсь, что причина была другая.

Ты не знаешь, его когда-нибудь задерживала полиция? Я имею в виду — за уголовные преступления?

— Нет, я ничего об этом не слышала. А почему ты спрашиваешь?

— Просто предполагаю. Я скажу больше, когда доберусь до телефона.

— Где, — недоверчиво спросила она, — где ты собираешься искать здесь телефон?

— Ну, думаю, мы сможем позвонить от Перла.

— Но…

— Я догадался, когда меня снова обвели вокруг пальца с помощью телефонного звонка. Что скажешь, если мы изменим тактику и перейдем в наступление?

Терять нам нечего, что бы мы ни сделали, хуже не будет.

— Я согласна.

— Надень туфли без каблуков и пошли.

Двухэтажный дом стоял среди небольшой дубовой рощицы в двух сотнях ярдов от дороги. Свет горел только в одном окне, справа. Дом окружала голая утоптанная земля, и никакого забора вокруг этого двора я не заметил. Я взял ее за руку, и мы тихо обошли вокруг дома, изучая местность. На задней стене дома тоже светилось только одно окно. Может быть, это была одна и та же комната. Я старался не смотреть на окна, чтобы глаза привыкли к темноте. Ярдах в пятидесяти за домом темнело что-то большое, очевидно, это был амбар. Справа от парадного крыльца, под деревом, стояла машина — «форд» типа седан.

Здесь я оставил Джорджию. Приложив губы к ее уху, я прошептал:

— Жди меня здесь: Не входи, пока я тебя не позову.

Она кивнула.

Я скользнул к освещенному окну и услышал, что внутри играет музыкальный автомат и раздаются шаги по деревянному полу. Я осторожно посмотрел сквозь сетку на окне, стараясь не придвигаться слишком близко.

Я увидел длинную комнату, занимавшую почти все пространство от фасада до задней стены. Она была залита ярким светом двух больших ламп под потолком Прямо передо мной на диване лежала непомерно толстая и безвкусно одетая блондинка лет восемнадцати с книгой в руках. Она то и дело посматривала в ту сторону, где, очевидно, танцевали еще два человека, которых я не видел из своего укрытия. На ней были куцые шорты и совершенно неподходящая блузка, которая, как ни старалась, не могла скрыть всей этой груды цветущей девичьей плоти. Ноги у нее были босы, но на каждую лодыжку она нацепила по золотой цепочке, а на ее запястье желтели золотые часы. Рядом с диваном стоял шаткий карточный столик, заваленный журналами и книгами. То, что происходило в глубине комнаты и слева от меня, я не видел.

Она отложила книгу и обратилась к танцующим:

— Труди, если ты не прекратишь, то скоро отполируешь Ти-Джея. Перлу это не понравится. — Она говорила так, как будто во рту держала кусок мыла.

— Заткнись, Ла Верн, — ответил девичий голос, — и, ради Бога, надень что-нибудь. Меня тошнит смотреть на твои тряпки…

Тут танцоры попали в поле моего зрения. Я вгляделся получше. Девица была той худой брюнеткой, ногу которой Телли использовал в качестве блокнота, когда я увидел его в первый раз. Но мое внимание привлек мужчина. Это был парень, который ушел от меня, когда Фрэнки затеял драку в баре.

Я подкрался к крыльцу и ступил на него. Дверь, затянутая москитной сеткой, бесшумно открылась, и я оказался в коридоре. Там было темно, свет падал только из комнаты. Я прошел вперед и быстро огляделся.

Их было только трое, и сидели они в самой дурацкой комнате, какую мне только приходилось видеть.

Если бы в ней на часок заперли специалиста по интерьерам, он бы, наверное, взбесился. Рядом с диваном стоял автомат с колой. На нем на боку лежало деревянное седло. У противоположной стены находился проигрыватель, окрашенный в пастельные тона и исторгающий танцевальную музыку, а в глубине комнаты я заметил кровать со старомодными валиками, застеленную лоскутным одеялом. В противоположном от нее углу стоял автомат для пинболла, а прямо напротив меня — небольшой сейф и круглый столик, заваленный бумагами. На нем стоял телефон, а под ним, на полу, — маленький электрический вентилятор. Ни половиков, ни ковров в комнате не было, а некрашеные деревянные стены украшало несколько картинок, вырезанных из журналов.

Танцующие разошлись. Ти-Джей был худощавым и долговязым — футов шести ростом, с угловатым загорелым лицом и светлыми глазами. Джорджия описала его довольно точно. Труди показалась мне ничуть не симпатичнее, чем в первый раз. У нее были острые черные глазки, а узкое смуглое лицо выражало самоуверенное презрение ко всему на свете. Ла Верн просто таращила на меня глаза, не уверенная, что ситуация настолько серьезна, что стоит поменять выражение лица.

— Чего тебе надо? — свирепо произнес Ти-Джей.

— Во-первых, тебя.

Труди причмокнула губами и рассмеялась. Глядеть на нее было таким же удовольствием, как обнаружить у себя грыжу.

— Займись этим ублюдком, Ти-Джей.

Он вынул нож и направился ко мне танцующей походкой, поигрывая лезвием. Я вытащил из кармана кастет и ударил его по предплечью. Нож упал на пол.

Я отшвырнул его под диван; Ла Верн охватило такое волнение, что она даже приняла сидячее положение.

Труди завизжала и попыталась проскочить мимо меня к столу. Я отшвырнул ее обратно, и она, ударившись о музыкальный автомат, рухнула на пол. Ти-Джей держался за свою руку. Я перебросил дубинку в другую руку, схватил его одной рукой за шиворот, а другой — за брючный ремень и швырнул об стену. Потом я вспомнил, во что он превратил номер в мотеле, снова сгреб его и швырнул еще раз.

Револьвер лежал в одном из ящиков стола — автоматический, 45-го калибра. Я опустил его в левый карман плаща и подошел к Ла Верн.

— Как тебя зовут? — спросил я.

Она подобрала под себя свои громадные ляжки и обхватила их руками, положив подбородок на колени.

Теперь со стороны могло показаться, что она совершенно голая. Она ждала от меня проявлений если не участия, то хотя бы просто заинтересованности.

— Вы не собираетесь меня изнасиловать?

— Не сегодня, — ответил я. — Может, завтра, если получу амнистию. Так, значит, Перл уже сообщил вам радостную новость?

— Что? Ах да, он, конечно, нам все рассказал.

— Твое имя, — снова спросил я.

— Ла Верн Телли, — ответила она. — Я его двоюродная сестра.

— В котором часу он обычно возвращается из города?

— Не раньше часа или двух.

— Заткнись, — набросилась на нее Труди, — ты, безмозглая рваная кошелка!

— Как зовут ее? — продолжал я.

— Труди Хьюлет. Она не из нашей родни.

Я обернулся и посмотрел на Труди:

— Гертруда Хьюлет. Гертруда Хайнс. Вашего брата ничему не научишь.

Она выругалась.

— А этот? — Я указал на Ти-Джея. — Как зовут его, в какой степени родства вы с ним состоите и чем он занимается, когда ничего не поливает кислотой?

— Ти-Джей-младший, — ответила она. — Он наш двоюродный брат. Он был поденным рабочим, но у него случились кое-какие неприятности в Джорджии, и ему пришлось уехать. Мы с ним помолвлены. Мы будем работать в мотеле, который Перл собрался купить…

Труди попыталась добраться до нее, на шее у нее вздулись жилы, и она завизжала:

— Заткнись, слабоумная корова!

Я отшвырнул ее и снова встал перед толстухой:

— Какие у вас красивые часы. Это подарок Перла?

Она поднесла к глазам запястье и с любовью посмотрела на него:

— Нет, мне подарил их Фрэнки… Ох, это было до того, как мы с Ти-Джеем обручились.

— А Перл ничего вам не дарил?

Она покачала головой, как будто удивляясь моей несообразительности:

— Перл? Нет, он не собирался дарить мне часы.

Он сказал: какого черта, ты их не заработала. И дал часы Труди — я думаю, что это за что-то другое.

— Да, — ответил я. — Догадываюсь за что.

Мне снова пришлось усмирять разъяренную Труди. Я оттолкнул ее сильнее, и она села на пол возле музыкального автомата.

— Хорошо, Ла Верн. Где ты спишь? Наверху?

— Гм, — отозвалась она, — я ведь уже говорила, что мы с Ти-Джеем… — Она умолкла и задумчиво посмотрела на меня.

— Нет, — возразил я, — я хотел сказать, что тебе лучше подняться в свою комнату и лечь спать.

Мы будем заниматься здесь серьезными вещами, и будет безопаснее, если ты сделаешь так, как я сказал.

Глава 16

Музыкальный автомат издал жалобное завывание и умолк. В комнате стало совершенно тихо и очень жарко, потому что штор на окнах не было. Я услышал, как Ла Верн поднимается в свою комнату. Труди сидела, глядя на меня, как затравленный зверек, в то время как Ти-Джей возился у стены, пытаясь опереться о нее плечом и сесть.

Я подошел к столу, взял маленький вентилятор и включил его в розетку. Как я и ожидал, раздалось жужжание, похожее на то, которое я слышал в телефонной кабинке у Олли. «Наверное, забился пылью», — подумал я. Я выключил его и поставил на место.

— Который час? — спросил я у Труди. Она в ответ плюнула в меня.

Я позвал Джорджию, она сразу же прибежала, с тревогой посмотрела на меня, потом на остальных, и я увидел, как по ее лицу пробежала тень, — она узнала Ти-Джея.

— Хочу познакомить тебя с очаровательными людьми, — сказал я. — Это специалисты по кислоте, как ты понимаешь. Вот это — Труди Хьюлет, бриллиант чистой воды. Это она объясняла мне по телефону, как добраться до того амбара, — По-моему, меня сейчас стошнит, — прошептала Джорджия.

— О, не будь такой злой и нетерпимой, — возразил я. — За это она получила в подарок чудесные часики.

— Билл, хватит…

— Вы мне надоели, — сказала Труди. — Зануды!

— Что будем делать? — опросила Джорджия.

— Почему бы вам не позвонить в полицию? — воскликнула Труди. — Это было бы то, что нужно. — К ней постепенно возвращалась самоуверенность. Разве зануды способны что-нибудь ей сделать? Они бессильны, когда не могут вызвать полицию.

— Нам начинает везти, — ответил я, — пока не особенно, но это все же лучше, чем было. Подожди снаружи и, если увидишь, что сюда сворачивает машина, предупреди меня, а сама спрячься. Я собираюсь воспользоваться этим телефоном, но времени все равно мало.

Она вышла. Я оперся на угол стола, вынул из кармана револьвер Редфилда и показал им.

— Вам выпал шанс узнать, как ведут себя зануды, если их довести до крайности. Если один из вас шевельнется, он превратится в труп раньше, чем успеет упасть.

Ти-Джей ничего не ответил. Труди снова дала волю языку, но с места не двинулась. Я посмотрел домашний номер Колхауна, мысленно взмолился о том, чтобы мне удалось его застать, и набрал номер. Раздался гудок, потом другой. Я уже почти потерял надежду, как вдруг он ответил: