Глава 12

Сигареты шлепнулись в бензиновую лужу. “Все напрасно, — подумал капитан с холодным безразличием, в котором не было места страху. — События повторяются. Моррисон уже стоял так однажды, сотню лет назад, ничего с тех пор не изменилось, разве что на нем сейчас одни трусы, да в руках он держит спичку вместо автомата. Такого не победить, как нельзя победить стихию. Сейчас этот тип ждет, что я запаникую и буду вопить: “Не зажигай спичку!” Возможно, так и будет, я еще не решил”.

Нужно что-то сказать, но Ингрем боялся, что его голос сорвется.

Если этот человек поймет, что я вот-вот сломаюсь, для нас все будет кончено, впрочем, как и в том случае, если он действительно ненормальный. Выходит, единственное, что следует делать, это выжидать. Капитан вытолкнул пачку из бензина ногой, наклонился и швырнул ее на койку. В этот момент он услышал крик Рей. Моррисон даже не удосужился посмотреть на люк, он просто отступил в сторону, чтобы не стоять прямо под ним, и приказал:

— Отдай револьвер, Герман.

Ингрем отрицательно покачал головой и подумал, что пора заговорить, только бы его не выдал голос.

— Когда ты взобрался на борт? — спросил он самым невозмутимым тоном.

— Да пока вы оба возились с тросом, — ответил Моррисон. — Я спрятался в передней каюте. Кстати, насчет этого револьвера, Герман. Могу сообщить, если тебе это неизвестно, что при выстреле вслед за пулей вылетают несколько горящих крупинок пороха...

— Я об этом знаю, — спокойно ответил Ингрем. — Погоди-ка минутку...

Повернувшись к отверстию люка, он чуть повысил голос:

— Рей, на стенке кокпита висит спасательный круг. Возьми его и иди прямо на нос. Понадобится — прыгнешь, и помни, что плыть нужно против прилива.

Моррисон покачал головой:

— Крутой ты парень, Герман, но все-таки недостаточно для такого дела. Отдай пушку и поплывем на Кубу. Всего сотня миль. Вы высадите меня...

— Непременно, — перебил его Ингрем, — мы тебя высадим и поплывем назад, в Ки-Уэст, тем же манером, как должны были вернуться из Сан-Фелипе. Знаешь, Моррисон, ты надоел мне до чертиков. Хочешь, можешь зажигать свою спичку.

Взгляд великана стал холодным как лед.

— Думаешь, мне слабо это сделать?

— Представления не имею, — ответил капитан. — Но если решишь, то помни, повезет мне, ведь кольт у меня.

Он понял, что до бандита дошел смысл сказанного. Наступила гнетущая тишина. “Дракон” слабо покачивался на зыби, дошедшей из пролива Сантарен. Бензин плескался о стенки каюты и растекался по круто наклоненному дну. “Правильно я блефовал, — решил про себя Ингрем, — осталось меньше минуты, пока мы не одуреем от паров, причем Моррисон знает, что он не сможет отобрать у меня револьвер и выбраться отсюда живым. Один из нас должен сломаться”.

Тут капитан заметил слабое движение в отверстии люка. В него просунулась рука и вынула из зажима около лестницы огнетушитель, а потом довольно уверенно, как ему показалось, направила его внутрь каюты. Он не знал, смеяться ему или плакать. С таким же успехом эта женщина могла пытаться погасить адское пламя мокрым носовым платком, но она была готова попытаться.

— Мне кажется, ты не понял меня, Герман, — процедил сквозь зубы Моррисон. — В таком деле, как это, всегда надо рассудить, кто больше теряет. Возьмем, например, тебя и маму-сан...

Ингрем едва слышно вздохнул и подумал:

"Этот тип уже не так уверен в успехе, коль скоро взялся растолковывать то, что и так очевидно”. Вслух же спросил:

— Кого вы убили во Флориде, Айвса? Моррисон внимательно изучил свою спичку, а потом с наглой улыбкой ответил:

— Хороший вопрос, Герман. Нет, это был полицейский.

Вдруг капитан почувствовал, как черные щупальца страха тянутся к нему и в уголке сознания появляется полыхающая огнем фигура Барни. Вот оно, подумал он, это конец. Внезапно помрачение рассеялось, он овладел собой. Пребывание на карачках в луже бензина выработало в нем что-то вроде иммунитета против всяческих воображаемых ужасов, и теперь они уже не могли сломить его волю. Правда, голова кружилась от бензиновых паров, а время тянулось ужасно медленно.

— А что случилось с Айвсом? — спросил он.

— Ты и это вычислил? — осклабился Моррисон.

— Да, вдобавок к остальному.

Ингрему показалось, что все вокруг стало темно-красным, как будто наступил поздний вечер. Тут он заметил, что огнетушителя не видно в люке. Рей исчезла. Наверно, рука ослабла, или просто испугалась:

— Помощник шерифа остановил нас на проселочной дороге прямо после того, как мы погрузили оружие в грузовик, — рассказывал Моррисон. — Скорее всего, собирался штрафануть за то, что у нас не горели задние огни, но этот идиот Айве запаниковал и выстрелил в него. Тогда коп прихлопнул Айвса, а мне пришлось порешить копа. Мы сбросили обоих в болото, забрав все документы и вещи Патрика, чтобы его нельзя было опознать. Иначе по нему полиция могла выйти на наш след. Но если он у нее и так на примете, к этому времени его наверняка уже нашли. Поэтому суди сам, собираюсь ли я возвращаться.

Ингрем увидел раструб огнетушителя в верхнем иллюминаторе по правую руку от Моррисона. Вот куда она забралась, подумал он вяло. Каюта начинала кружиться перед глазами, свет постепенно мерк.

Моррисон поднял руку со спичкой:

— Сам решай, Герман. Брось мне пушку, или мы взлетим на воздух. Сейчас я не шучу.

Струя из огнетушителя ударила его по руке, и мокрая, уже безвредная, спичка упала на пол. Бандит повернулся и, получив в физиономию струю четыреххлористого углерода, попытался прикрыть глаза рукой. Ингрем ринулся вперед, замахнувшись револьвером, и, как ни странно, тот опустился прямехонько на голову Моррисона. Они оба свалились на пол, причем отключившийся великан оказался сверху. Капитан с усилием выкарабкался из-под обмякшего тела и попытался встать на ноги, но они подкосились. Падая, он сумел ухватиться за лестницу. В глазах было темно. Ингрем задержал дыхание и начал карабкаться вверх. “Только не дышать, пока не окажусь наверху, — приказал он сам себе, — иначе скачусь вниз по лестнице. Не дышать.., первый глоток свежего воздуха — страшнее всего, сразу собьет с ног”.

Капитан почувствовал, как чьи-то руки хватают его и тащат к кокпиту.

Поздно вечером “Дракон” под всеми парусами, наполняемыми легким северо-восточным ветерком, мягко покачивался на воде, направляясь через пролив Сантарен к побережью Флориды. Бриз начался около десяти утра, поэтому сейчас предательские песчаные бары и голубовато-зеленые воды Большой Багамской отмели остались далеко за горизонтом. Яхта уверенно держала курс на надежное темно-синее глубоководье, плывя по вечно набегающим и отступающим волнам. Смертельно усталый Ингрем удовлетворенно думал, что, хотя, конечно, пришлось поработать с насосом, ему все же удалось выкроить время и для того, чтобы немного поспать, помыться и побриться. Сейчас он стоял на передней палубе и следил за парусами и вентилятором, который сумел соорудить. Пока все шло великолепно. Он наклонился в люк и принюхался, внизу уже не пахло бензином.

Моррисон лежал в носовой каюте на койке, свежий ветерок из открытого иллюминатора обдувал его. Руки и ноги ему связали, а веревки закрепили в изголовье и ногах койки. Великана перетащили в каюту, когда бензин выкачали за борт и все проветрили. Под мышками и на груди у Моррисона остались ссадины от веревок, которыми его перевязали, чтобы поднять через люк из трюма, на голове красовалась шишка, но в остальном с ним все было в порядке. Сейчас он лежал, закрыв глаза. Непонятно, размышлял Ингрем, спит этот тип или притворяется. Он наклонился над койкой проверить, не затекли ли у пленника руки и ноги от веревок, но они оказались теплыми на ощупь и имели вполне здоровый цвет.

— Отвали, Герман, — внезапно произнес Моррисон, не открывая глаз.

Ингрем посмотрел на беспомощного громилу, лежащего в мирном свете уходящего дня. Он не вызывал больше в нем никаких чувств и даже ненависти.

— Скажи, а кем был утопленник? Его еще как-нибудь звали, кроме как Герман?

На грубом лице, щедро усыпанном веснушками, нехотя зашевелились губы:

— Косяк.

— Косяк, а фамилия?

— Черт, не знаю, Джадсон, Дженсен, что-то в этом роде. Все его звали Косяк. Он покуривал. — — Марихуану?

— Ну да, травку, даже ходил по притонам.

— А ты знал, что к этому добавился героин?

— Нет. Теперь понятно, почему этот тип не снимал рубашку.

— Это точно. Хочешь в туалет?

— Нет. Шел бы ты куда подальше, а?

— Слушай, если вы уничтожили все, по чему могли бы опознать Айвса, почему ты разрешил Косяку оставить его часы?

— Да я даже не знал, что этот идиот их взял. Наверное, незаметно в карман сунул.

Закончив разговор, Ингрем ушел в кормовую каюту. Здесь воздух тоже был свежим, запаха, бензина не чувствовалось. Еще вчера утром они закончили сливать его за борт и дважды набирали в трюм морской воды и выкачивали ее обратно. Потом Ингрем извел пять галлонов пресной воды и полпачки мыльного порошка, чтобы промыть каюту и помещение для двигателя, везде, куда мог попасть бензин, а мыльная вода стекла в трюм и, в свою очередь, тем же способом оказалась в море. Конечно, яхта набирала немного морской воды через несколько пулевых отверстий в корпусе, но было достаточно включать насос на пару минут каждые четыре часа, чтобы от нее избавиться.

Поднимаясь по лестнице, капитан увидел Рей, и взгляд его потеплел. Она не замечала его, усевшись на месте рулевого за штурвалом. На ней были его брюки цвета хаки, закатанные до колен и подпоясанные на тонкой талии обрывком веревки, и его же рубашка с подвернутыми рукавами. Губы подкрашены, золотистые волосы слегка растрепались от ветра, а лицо так и светится счастьем. Опухоль под глазом прошла, остался роскошный синяк, переливающийся всеми оттенками от темно-синего до пурпурно-красного, резко выделяющийся на белой нежной коже.

Рей окинула море радостным взглядом, но, когда глаза ее снова обратились к нактоузу компаса, поняла, что сбилась с курса. Лицо мгновенно стало по-детски сердитым и сосредоточенным. Высунув от усердия кончик языка, она решала, куда повернуть штурвал. Ингрем, казалось, слышал, как она твердит про себя: “Только не трогай компас, просто сдвинь курсовую черту”.

Он усмехнулся, быстро стер улыбку с лица и строго спросил:

— Придерживаешься курса, юнга? Рей подняла голову и обрадовалась:

— Ой, я сбилась на пять градусов к.., к... Ох, черт. — Она сдалась и просто махнула рукой в наветренную сторону. — Вон туда. Это не страшно, правда?

Капитан улыбнулся:

— Не очень, особенно если принять во внимание, что мы не знаем, насколько сбит компас. В любом случае беспокоиться не о чем. С расстояния в сто миль трудно не попасть в Северную Америку, слишком велика мишень.

Он подошел и присел рядом:

— Мы будем в Майами завтра утром, если сохранится этот ветер.

— Мне не к спеху, — заметила она, — а тебе?

— Тоже.

Рей посмотрела на белый парус, закрывающий часть неба, на волны за бортом и спросила:

— Сколько времени все это длится?

— Несколько тысячелетий, — ответил капитан.

Минуту они молчали, а потом он предложил:

— Давай я постою за штурвалом. Она покачала головой:

— Нет, только приглядывай за мной. — Она слегка подала штурвал вверх. — Ингрем!

Капитан обернулся. Рей, не отрываясь, смотрела на компас.

— В чем дело? — спросил он.

— Ты очень хочешь разбогатеть?

— Не очень.

— А можно только вдвоем плавать на такой яхте?

— Хм-м. Смотря по обстоятельствам. Во всяком случае, работы у этих двоих было бы по горло.

— А как насчет такой парочки, которая большую часть времени хотела бы уделять друг другу?

— Я бы рекомендовал им яхту поменьше, скажем, сорокапятифутовый кеч.

— А такой яхты достаточно, чтобы заниматься чартером?

— Конечно, — улыбнулся капитан. — Во всяком случае, для тех, кто не собирается на нем разбогатеть.

Рей продолжала всматриваться в компас:

— Скажем так, ты знаешь пару, у которой есть сорокапятифутовый кеч. Они хотят заняться чартером в Нассау, но один из них ничего не смыслит в яхтах и морском деле. Не кажется ли тебе, что для них было бы полезно пройти на кече из Майами в Нассау, чтобы этот человек чему-нибудь научился во время плавания?

Ингрем задумчиво посмотрел на Рей, пытаясь понять, к чему она клонит.

— Конечно, — согласился он. — Между городами всего сто пятьдесят миль, а если этот твой предполагаемый новичок настолько же сообразителен, насколько очарователен...

— Я думала о другом пути. Через Индийский океан.

— Что?

— Именно поэтому я спрашивала, нужно ли тебе зарабатывать деньги. Мне кажется, что ни тебе, ни мне этого не надо.

— Но такое путешествие займет два-три года.

Она подняла глаза от компаса и одарила его счастливым взглядом:

— Знаю, знаю.

Ингрем попытался обнять ее.

— Руки прочь, морячок. Я за штурвалом и хочу потолковать с тобой.

— Хорошо, но только выкладывай побыстрее, юнга.

— Мы уже достаточно обсуждали эту тему. Насчет того, что мы взрослые люди и должны соображать, что за четыре дня нельзя влюбиться. Ты уже раз шесть говорил мне, что я видела тебя только в твоей стихии, за тем делом, на котором ты собаку съел, и еще множество разной глубокомысленной чуши умудренного жизнью человека, ты твердил, что мы должны быть благоразумны и так далее. Но вчера, когда ты, едва не задохнувшись от паров бензина, лежал в моих объятиях, а я была мокрая от слез, ты сказал, что любишь меня. И то же самое говорила тебе я. Но ведь следует быть рассудительными, не так ли?

— Во всяком случае, раньше мне казалось, что это правильно.

Рей продолжала, не отрывая глаз от компаса:

— Вот и будем такими, Ингрем. Когда придем в Майами, я вернусь домой, в свою стихию, и, как ты и предлагал, хорошенько подумаю, а ты в это время кое-что для меня сделаешь, причем абсолютно бесплатно. Я хочу, чтобы ты полностью отремонтировал и перекрасил “Дракона”, а потом продал. Доверенность у тебя будет. Затем ты купишь сорокапяти футовый кеч...

— Я все сделаю, но...

— Никаких “но”. Если тебе неудобно, можешь заплатить за него половину стоимости. Дай договорить. Кеч надо привести в идеальное состояние. А потом в один прекрасный день ты увидишь, как в ворота верфи въезжает автомобиль с техасскими номерами, за рулем которого сидит не первой молодости блондинка с увядшим лицом и следом от синяка под глазом.

Ингрем продолжал придерживать коленом штурвал, даже когда они забыли про яхту, и, только оторвавшись от ее губ, чтобы снова поглядеть ей в глаза, понял, что паруса “Дракона” хлопают на ветру.

— Юнга, мне кажется, ты опять сбилась с курса.

Рей осторожно провела кончиками пальцев по его подбородку.

— Ничего подобного, шкипер, ничегошеньки подобного.