Глава 8

Люди молча отступили от двери и дали Годарду пройти. Он услышал позади себя шепот: «С тех пор, как мы выловили этого парня из воды… Вот уж действительно накликали себе на голову…»

Значит, его сделали козлом отпущения? Он лишился своей яхты и перенес проклятие, тяготевшее над ним, на этот корабль. Ни один моряк, конечно, не сознается, что он суеверен до такой степени, но тем не менее и в нашем столетии такие казусы еще встречаются. Поэтому Гарри постарался не слушать, что говорят вокруг него, а подумать над вопросами, нахлынувшими на него со всех сторон.

Карин Брук прогуливалась по бакборту. И, как всегда, выглядела изумительно — холодно, сдержанно. Увидев его, она улыбнулась и спросила:

— Ну как, изменилось что-нибудь в состоянии Красицки?

В этот момент мимо них поспешно прошел капитан Стин. Карин удивленно посмотрела ему вслед.

— Да, изменилось, — ответил Годард. — Он умер… Повесился. — И про себя подумал: «А может быть, это я его убил».

— О, какой ужас! — В ее глазах сразу появились слезы. — Как это несправедливо! Вся его жизнь была сплошной трагедией!

— Да, да, конечно, — отозвался Годард. Она, казалось, ни в чем не сомневалась, ее не мучили никакие загадки, поэтому и у него не было ни малейшего намерения вызвать у нее те или иные подозрения. Карин ему нравилась. Гарри чувствовал, что она так же одинока, как и он в последние пять месяцев, поэтому ему хотелось ее защитить, насколько это было в его силах.

Но от чего защитить? Разве смерть Красицки убедила его, что он заблуждается?

Наоборот, скорее стала доказательством того, что все действительно так, как ему и казалось. Все отлично спланировано.

Недостаток этого плана только в том, что мысли Линда уж слишком похожи на его собственные. С самого начала они с ним думают одинаково. Разумеется, смерть Майера от огнестрельного ранения в присутствии пятерых свидетелей была намного эффектней, чем, например, от сердечного приступа, но если Линд почувствовал какие-то сомнения или подозрения, то дальше он должен действовать не так, как задумал, а сообразуясь со сложившимися обстоятельствами. С корабля надо было убрать и Красицки, но вторичного фальшивого погребения делать уже нельзя. Если Годард уже при первом что-то заподозрил, то второе он должен предвидеть. Значит, Красицки нужно было пожертвовать. И вот Линд хладнокровно его убил, чтобы залатать дырку, образовавшуюся в его плане.

Но это далеко не все. «Этот дьявол еще проверяет меня, — подумал Годард, а я чуть было не клюнул на его приманку. Ведь если бы я предвидел второй смертельный случай, точнее, второе погребение, то и соответственно реагировал бы. Я бы знал, что меня приглашают специально как свидетеля, и очень тщательно следил бы за тем, чтобы не заметить того, что должен был заметить. Но, возможно, я не очень быстро среагировал, и это меня спасло. Если бы я чем-то дал ему понять, что не верю в смерть Красицки, то стало бы ясно, что этот человек убит совершенно напрасно и мы теперь находимся на том же месте, на котором были вначале. А этот сукин сын четко понял, что я ненадежный свидетель и он должен принять меры в отношении меня…»

Здесь мысли Гарри внезапно оборвались, так как он вновь почувствовал, что пахнет чем-то горелым. Годард обратил внимание, что находится сейчас точно на том же месте, что и в прошлый раз, — в конце палубы у борта. Может, этот запах доносится откуда-то из иллюминатора столовой или камбуза? Он заглянул в один из иллюминаторов и потянул носом. Ничего подобного. Понюхал у люков. Но запаха гари не чувствовалось и здесь.

В это время Карин Брук поднялась из-за палубных надстроек.

— Как вы думаете, мистера Красицки тоже похоронят в море? — спросила она его.

— Вероятно, — ответил он. — Ведь, насколько я знаю, у него нет родственников.

Она с мрачным видом кивнула и неожиданно сказала:

— Я люблю плавать на кораблях, но на этом судне есть что-то такое, от чего я начинаю испытывать страх. Понимаю, это звучит глупо…

— О нет! Это вполне нормальная реакция, — возразил Годард. — Смерть в открытом море всегда вызывает такие чувства. Ведь мы, как говорится, все сидим в одной лодке. — Он закурил сигарету. — Кстати, вы не знаете, что за груз находится на нашем корабле?

— Медные плиты и всякое другое, но главным образом хлопок. Несколько тысяч тюков — для японских фабрик.

Гарри кивнул. Она направилась дальше, а он остался стоять. Итак, хлопок… Великолепно! Только этого не хватало!

К полудню легкий бриз совсем затих, и жара стала буквально адской. У всех было мрачное и недовольное настроение. На всех угнетающе подействовал второй смертельный случай, случившийся за столь короткий промежуток времени. Была сообщено, что погребение Красицки состоится завтра в четыре часа дня. Все были раздражены и слегка возбуждены. На нижней палубе даже разгорелась драка: Рафферти, каютный стюард, избил одного из механиков, и Линд был вынужден наложить на его лицо шов.

В начале двенадцатого в машинном отделении снова произошла авария, и «Леандр» остановился посреди свинцово-серого моря. Опять там что-то перегрелось, объяснил Барсет, но шеф надеется, что через час все будет в порядке. Тем не менее прошло более двух часов, а корабль не двигался с места. К обеду никто не вышел. Судя по всему, обе дамы лежали в своих каютах под вентиляторами. Годард прогуливался по средней палубе, постоянно потягивая носом воздух и изучая вентиляторы на грузовой палубе. В начале второго он наконец заметил тонкую струйку дыма, которая выходила из третьего вентилятора со стороны бакборта. Теперь у него не осталось сомнений. Груз, находившийся в трюме, горел.

Где-то в глубинах трюма номер три тлел тюк с хлопком. Это напоминало раковые клетки, которые медленно размножаются и расширяются в объеме. Не исключено, что этот тюк тлел уже тогда, когда он, Годард, только появился на корабле. Для этого было достаточно одной неряшливо брошенной на палубу сигареты, которая упала в щель люка и проникла в трюм. Поэтому могли пройти еще дни и даже недели, прежде чем этот очаг пожара превратится в бушующее пламя и начнет пожирать весь корабль.

Интересно, знает ли об этом? Если у него в трюмах нет автоматического огнетушителя, то остается только воздеть руки к небесам и молиться Господу Богу. А если тлеющий тюк находится где-то на дне, то нужно залить весь отсек.

По трапу спустился Спаркс и, сделав легкое движение головой куда-то вверх, сказал:

— Капитан просит, чтобы вы к нему зашли.

— Большое спасибо, — отозвался Годард и с этими словами начал подниматься по трапу на верхнюю палубу.

Стин выглядел озабоченным, но тем не менее с подчеркнутым равнодушием предложил Годарду присесть. Но прежде чем он смог начать разговор, кто-то постучал в дверь. Это был мистер Паргорас, главный инженер, лысый смуглый человек в штанах цвета хаки, промокшими от пота.

Он кивнул Годарду.

— Все в порядке? — спросил инженера Стин.

— Все будет в порядке через полчаса, — ответил тот и провел, по лицу промокшим от пота платком. — Никто не может находиться в этой адской жаре более нескольких минут. Один уже вообще свалился с ног.

Годард все отлично понял. Речь шла о стальном туннеле, ведущем к винту мимо машинного отделения, а также мимо отсеков три и четыре.

— Какова сейчас температура? — поинтересовался Стин.

— Там, где мы работаем, пятьдесят четыре. А под третьим отсеком даже нельзя приложить руку к пластинам.

Гарри уловил многозначительный кивок капитана и заметил, как мужчины обменялись взглядами. Они никогда бы не заговорили об этом при нем, если бы знали, что он может догадаться, о чем идет речь.

Но Годард все уже знал. Значит, эти тюки, как он и предполагал, находятся в трюме где-то на самом дне. И капитану известно, что его корабль горит. Это частично объясняло его хмурый вид.

Главный инженер ушел, а Стин кашлянул и сказал:

— Мистер Годард, мне нужно написать отчет об… об этой стрельбе. Вы, конечно, понимаете, что эта писанина займет много времени и сил. Показания свидетелей, отдельные высказывания и так далее…

Капитан долго ходил вокруг да около, хотя Гарри давно было ясно, что должно быть проведено следствие.

— Я хотел бы только уточнить у вас парочку… э… э… парочку деталей, — наконец проговорил Стин.

— С удовольствием помогу вам, если смогу, — ответил Годард.

— Ведь это вы помогли Линду отнести Майера в его каюту. Там уложили его на койку, а потом мистер Линд попросил вас, чтобы вы послали кого-нибудь за санитарным ящичком и стерилизатором. Так?

— Нет, он попросил меня принести все это, — уточнил Гарри. — До этого я однажды был в его каюте и поэтому знал, где их найти… — Да, Линд действовал очень осмотрительно. Он не забывал ни одной детали.

— Да, да, понимаю! И приблизительно минуты две мистер Линд находился один. Вы вернулись, а потом прошли еще какие-то две минуты, и вошел я. Вы заметили, что артериальная кровь слишком темная, а мистер Линд ответил, что она, возможно, вытекает из легочной артерии. Ну, мистер Линд изучал медицину и опытен в таких вещах. О них он, видимо, знает больше, чем кто-либо из нас, но поскольку я здесь капитан, то и ответственность за все ложится на меня. Поэтому я должен быть совершенно уверен, что мы сделали все, что в наших силах, чтобы спасти жизнь этому человеку.

Если пуля попала в одну из крупных артерий, то этот человек, разумеется, не имел никаких шансов выжить. Мистер Линд даже изрезал рубашку, чтобы обнажить грудь, но, поскольку я стоял почти в дверях, я плохо все это видел. А вы стояли у самой койки. Вы видели, как кровь текла из ран?

В мозгу Годарда опять прозвучал сигнал тревоги.

— Точно я сказать не могу, капитан, но хорошо видел — крови было очень много. При столь сильном кровотечении человека спасти не удается.

— Да, да, понятно. — Капитан нахмурил брови. — А сами раны вы видели?

Вот мы и подошли к критической точке, подумал Годард. Или он предполагает, что я не видел ран, или знает об этом наверняка. Но не хочет слышать моего подтверждения, только желает знать, что я думаю об этом.

— Точно вам сказать не могу, — повторил Гарри. — Там было много крови…

— Но ведь вы стояли рядом с раненым?..

— Послушайте, капитан, входное отверстие от пули очень маленькое — девять миллиметров, а грудь Майера была покрыта волосами, пропитанными кровью. В его теле могло быть несколько входных пулевых отверстий, и тем не менее я мог их не заметить. И потом не понимаю, почему это вдруг стало так важно? Мы все хорошо знаем, что в его грудь попали две пули и, что он умер приблизительно через пять минут. Я думаю, что любой врач вам сможет подтвердить, что спасти его было нельзя. Стин кивнул:

— Значит, вы не сомневаетесь в том, что все было именно так, как сказал мистер Линд?

— Абсолютно не сомневаюсь… — А про себя подумал: «Было бы хорошо, если бы капитан передал ему мои слова — ведь именно его, Линда, это и беспокоит».

Стин что-то записал в своем блокноте, но с его лица не сходило задумчивое выражение.

— Что ж, вот, кажется, и все. Большое вам спасибо, мистер Годард, за то, что заглянули ко мне.

Гарри отправился обратно на среднюю палубу, чувствуя себя довольно неуютно. Что за всем этим скрывается? Судя по всему, капитан тоже участвует в заговоре и выражает свои собственные сомнения, чтобы вырвать у него признание, что и он, Годард, сомневается во всем. Но чем тогда объяснить эти сомнения? И почему они появились только после смерти Красицки?

Ему показалось, что он погружается в сыпучие пески. Как только начинаешь думать, что обрел наконец твердую почву под ногами, так земля уходит у тебя из-под ног.

Так как корабль все еще неподвижно покачивался на волнах, запах горящего хлопка стал довольно явственным. А два раза он видел, как из люка показывалась тонкая струйка дыма. Если это увидят суеверные люди из команды, они наверняка обвинят его, Годарда, — ведь, по их мнению, именно он был виновен в смерти двух человек.

Несмотря на то что мысль эта была неприятной, все же она чем-то и притягивала, и одновременно забавляла. Против интеллекта первого помощника еще можно было бороться, но против людской глупости ты всегда будешь бессилен.

Боцман и четверо матросов драили металлические части передней палубы, и Гарри какое-то время смотрел на них. В жару эта работа была трудной и неприятной.

Один из матросов посмотрел на Годарда, что-то сказал, и остальные тоже уставились на него. Было ли в этих взглядах только презрение рабочих людей по отношению к праздно шатающемуся или же в них скрывалось нечто большее?

Из коридора появилась Мадлен Леннокс. На ней было минимум одежды — бикини и сандалии, но волосы были мокрыми от пота.

— Невыносимо что на палубе, что внутри. В моей каюте, как в настоящей сауне, — пожаловалась она.

— Как только корабль сдвинется с места, сразу станет не так душно, — отозвался Гарри.

Она осторожно огляделась и очень тихо сказала:

— Ты помнишь, о чем мы говорили этой ночью? Теперь я знаю, что меня беспокоит.

В нем сразу пробудился интерес, но выражение его лица осталось безучастным.

— Что именно? — спросил он.

— Майер… И кровь, которая показалась из его рта. В то время, когда Красицки появился в дверях, ты рассказывал какую-то смешную историю. Все рассмеялись, а Майер закашлялся. Причем он поднес салфетку ко рту и, мне кажется, сунул что-то в рот. Какую-нибудь капсулу, например, такую, которую он мог легко раздавить. Как ты думаешь, такое могло быть?

Мороз пробежал у него по коже при этих словах. В общем-то он уже знал ответ на вопрос, который только что ей задал:

— Надеюсь, ты ни с кем не делилась своими сомнениями?

— Нет, только с капитаном. За завтраком. Теперь, видимо, было уже слишком поздно, но попытку — хотя и безнадежную — он все-таки должен был сделать:

— И все же твоя теория имеет одну досадную ошибку, — сказал он несколько высокомерно. — Если ты считаешь, что это был всего лишь спектакль, то почему же, в таком случае, Красицки покончил с собой?

— А разве мы знаем, что он это сделал? Ведь это тоже могло быть спектаклем!

— Мне не очень хочется вносить поправки в твой сценарий, но Красицки мертв. Я сам помогал укладывать его труп на койку. Его тело было не только холодным, но и успело уже застыть.

— О, я полагаю, это кое-что объясняет. Да, теперь было уже слишком поздно. Даже если она и закроет свой рот на замок. И все же: предупредить ее или нет? Он вздохнул.

— Если это действительно так, как ты думаешь, — хотя я уверен на все сто процентов, что это не так, — то ты слишком далеко сунула свою голову. Я бы посоветовал тебе не подходить вечером близко к поручням, а запираться и сидеть в своей каюте.

— Но ведь я сказала об этом только капитану.

А капитан не станет марать свои руки в такой грязи, потому что слишком набожный человек, подумал он. Красицки был образованный польский еврей, а Линд высокий и сильный парень, понимающий юмор, особенно когда врачует людей…

Гарри извинился и прошел в свою каюту. Он считал, что сделал все, что мог. Кроме того, капитан Стин мог и не быть замешан в заговоре.

Если Мадлен догадалась, как могла появиться кровь изо рта Майера, то почему же она не сделала еще один шаг вперед и не пришла к выводу, ясно вытекающему из этого факта? А самое главное, почему она не смогла определить — кто есть кто? Кровь на рубашке, видимо, проступила из маленького баллончика, спрятанного на груди, который Майер проткнул своим крошечным шилом, когда во время второго выстрела драматически прижал руку к груди. Да, не повезло, что он уронил это шило в своей каюте. И это практически было единственной ошибкой во всей драме.

Годард случайно наступил на это шило, увидел его и оттолкнул ногой к переборке. А Линд, который в тот момент мыл руки в умывальнике, мог видеть это в зеркале. Вместе с замечаниями Годарда о темноватой крови эта мелочь и могла стать причиной смерти Красицки.

По меньшей мере полторы минуты Линд и Майер были в каюте одни, пока Годард бегал за санитарным ящиком. «Кровь» могла быть припрятана в каком-нибудь сосуде на кровати. Сделать это проблемы не составляло. А уж приборами и инструментами Линд был оснащен прекрасно.