Никогда не забуду Майора, каким он был в тот день. Конечно, он не всегда бывал таким, но этот случай врезался в мою память навечно.
В тот день я вел себя не лучше, чем он, и хотел бы теперь об этом забыть, но, вероятно, никогда не смогу.
Он встретил меня в гостиной, когда я выходил из своей комнаты с чемоданом. Он брился и выглянул из ванной. На нем были серые твидовые брюки с болтающимися подтяжками. Щека под одним ухом оставалась намыленной. Лицо его потемнело, и я заметил, что правое веко нервно подергивается, что всегда выдавало его гнев.
— Куда это ты собрался? — спросил он требовательно.
— На ферму.
— Отнеси назад свой чемодан и распакуй. Этим летом ты не поедешь ни на какую ферму.
— Почему?
— Потому, что я так сказал. Ни один из моих сыновей не станет работать помощником на ферме всю жизнь. С этим покончено.
— Но ему ведь нужен кто-то.
— Но не ты. У него достаточно помощников. А если нужны еще, он может их нанять.
Или я найму их ему.
Мне было тогда восемнадцать, и я был крупнее его. Я почувствовал, что наша вечная ссора достигла высшей точки. Именно в таких случаях Ли всегда притворялся, что соглашается с ним, пускал в ход свое обаяние и, в конце концов, уговаривал его. Я никогда не мог поступать так. И тогда меня подвергали порке или осыпали грубой руганью за мое непокорное поведение. В результате мне приходилось делать то, что мне приказывали. Но сегодня, я знал, этому пришел конец.
— Я еду на ферму, — упрямо повторил я.
— Черт побери, ты что, не повинуешься мне?
Не отвечая, я повернулся и пошел.
— Остановись! — прорычал он. Он выскочил из ванной, держа в руке ремень, которым правил бритвы.
— Ты ударишь меня в последний раз!
— Посмотрим, молодой человек! — ответил он и злобно замахнулся.
Ремень полоснул меня по плечам. Я поймал его и вырвал из его руки. Я забросил его далеко в холл. Он отпрянул, будто хотел ударить меня правой рукой — его левую руку ампутировали во время войны.
— Не трогай меня, — сказал я. — Я убью тебя! Впредь тебе понадобятся две руки, чтобы со мной справиться!
Об этих словах я буду после жалеть всю свою жизнь, но я произнес их, и он остановился.
Теперь его голос прозвучал негромко, так, будто он задыхался. Его широкая грудь поднялась, словно он хотел задержать дыхание.
— Уходи и не возвращайся. Здесь с тобой покончено!
— Я не вернусь, — спокойно ответил я. Я взял чемодан и вышел за дверь. После этого я видел его всего один раз, очень недолго, в июле вечером, на похоронах моего деда. Но мы не разговаривали.
Когда дождь немного поутих, я прошел в амбар и осмотрел конюшню для мулов. Все постройки находились в хорошем состоянии. Затем я направился к домику арендатора. Он не использовался со времени смерти деда, так как человек, работавший на ферме, жил в большом доме. А домик арендатора одно время использовался для хранения сена. Однако он не очень пострадал. Его вполне легко привести в порядок, сделав небольшой ремонт и вставив с полдюжины разбитых оконных стекол.
Мне хотелось поскорее навести в нем надлежащий порядок. Теперь все здесь принадлежало мне. Я намеревался сделать все таким же, как было при деде. Меня всегда восхищало то, как он жил. Если меня спросить, почему я хочу стать фермером, я не смог бы объяснить. Здесь не предвиделся большой доход, и, конечно, быть фермером не считалось престижным, как, скажем, быть врачом, или хорошим адвокатом, или издателем газеты. Но мне нравилось находиться все время на воздухе и нравилась тяжелая физическая работа, сезонная смена труда и независимость. А главное — я буду одним из хороших людей, таких, как дед.
Следующий раз я приехал на ферму в ноябре. Я намечал это с тех пор, как уехал из Нью-Йорка после последнего унизительного поединка. Теперь я был рад еще и тому, что уехал из городского дома. Ли пил все больше и больше, и было невыносимо наблюдать, как это переживает Мэри, и ждать, что произойдет в результате с их семейной жизнью. Причем делать вид, что ничего не замечаешь.
В декабре они часто приезжали ко мне, привозя иногда жареное мясо или что-то другое, приготовленное Мэри и Роз. Они были убеждены, что я умру от голода или отравлюсь своей собственной стряпней. И не без основания. Я ненавидел все, что связано с готовкой. Позднее, когда мне придется по-настоящему заняться фермерством, у меня не будет времени даже попытаться приготовить себе что-то поесть.
В первый месяц они приезжали каждые несколько дней. Но после Нового года визиты их стали реже, а иногда Мэри приезжала одна в нанятом автомобиле. Она никогда не говорила, чем занимается Ли или почему он не приехал с ней, но я всегда сам знал причину — его просто не было дома. Иногда он исчезал на целую неделю. Он сделал некую попытку начать работать. На пару с кем-то он купил заправочную станцию. Но они не успели проработать и месяца, как однажды ночью, после закрытия, устроили там вечеринку и станция сгорела. Думаю, кто-то оставил там горящую сигарету.
В один прекрасный холодный день в январе Мэри, не найдя меня возле дома, пошла меня искать. Я работал на новой земле, выкорчевывая пни и сжигая сучья и ветки.
Я весело махал топором под мягким полуденным солнечным светом. Было прохладно, всего несколько градусов выше нуля, но моя рубашка лежала в стороне и на моих руках и спине блестел пот. Я забыл о сырости и о не слишком аппетитном холодном завтраке, который привез с собой из дома в это утро. Я испытывал удовольствие, занимаясь тяжелым физическим трудом. И вдруг я услышал у себя за спиной забавный смешок.
— Ты выглядишь, как Тор. Похоже, что у тебя совсем нет мозгов.
Я оглянулся и увидел Мэри, стоящую улыбаясь у горящих сучьев.
— Привет! Откуда ты взялась?
Она слегка поежилась, кутаясь в широкое пальто с поднятым воротником.
— Я из города. Это место, где живут интеллигентные люди, которые пользуются удобствами в доме и отоплением. Это все пришло на смену каменному веку, но ты, похоже, об этом не слышал.
Я перекатил кусок бревна и расстелил на нем свой пиджак, чтобы она могла сесть. Она вытянула свои длинные, одетые в шелковые чулки ноги, и мне подумалось, как нелепо они выглядят здесь. И как некстати тут острые каблучки ее туфель, застревающие в сырой земле.
— Ради Бога, надень рубашку, ты, идиот! — сказала она взволнованно.
Натянув рубашку, я подошел к ней, громко шлепая своими подошвами. Из принесенного с собой бумажного пакета она вынула термос, несколько сандвичей и большой кусок пирога.
— Я принесла тебе небольшой завтрак. Я хотела бы, чтобы ты женился. Тогда мне не надо было бы заботиться о том, как ты питаешься.
Она бросила на меня лукавый взгляд. Когда я откусил сандвич, она вдруг спросила:
— Кстати, а как Анджелина?
Для меня это оказалось полнейшей неожиданностью. Но мне кажется, я был совершенно спокоен и равнодушен, когда ответил:
— Анджелина? Думаю, хорошо. А что?
— Я просто интересуюсь, часто ли ты ее видишь? Она живет ведь прямо через ручей, вон там, да?
— Верно, — кивнул я, — это старая усадьба Эйлеров.
Я все еще не мог понять, к чему она клонит. Если она подозревала, что между Ли и дочерью Харли что-то происходит, она вряд ли была этому рада.
— Она умеет готовить?
— Не знаю. Откуда мне знать!
— Ну, тебе нужна девушка, которая умела бы готовить.
— Это так необходимо?
— Ну правда. Боб, ты серьезно к ней относишься? Ты поэтому здесь застрял?
— Нет, с чего ты это взяла?
— Пару недель назад Ли как-то упомянул ее имя. А когда я спросила, кто она, он ответил, что это старшая дочь Харли и что ты, похоже, увлечен ею.
—О! — воскликнул я. Он неплохо вывернулся на этот раз. — Он преувеличивает, Мэри. Ничего такого нет. Я просто помогал ей делать уроки.
— Помогал делать уроки? А что она изучает? Как ловить мужчин?
Вскоре Мэри уехала. А я упорно продолжал работать всю вторую половину дня, стараясь разрубить пополам старый орешник, чтобы его можно было бросить в костер. И я все думал о Ли. Он по-прежнему вспоминал эту девчонку, особенно когда выпивал. Мэри не сказала, что он был пьян, когда проговорился об Анджелине, но в этом не было нужды — все и так очевидно.
Глава 8
Первый раз я увидел Джейка в середине января дождливым холодным вечером. Было около семи часов. Я сидел перед камином в глубине спальни, строгая ножом черенок для мотыги. Мне было немного грустно и одиноко. В этот момент около дома остановилась машина.
— Эй! — раздался окрик со двора. Я прошел по темной прихожей, прислушиваясь, и выглянул наружу. Под голыми деревьями примостился старый туристский “форд”.
— Входи, — позвал я.
Он вошел и, улыбаясь, представился:
— Мое имя Хобард, Джейк Хобард, а вы — мистер Крейн.
— Да, мое имя Крейн, только я не мистер, а Боб Крейн.
Он рассмеялся, и я пододвинул ему стул, чтобы он мог сесть. Он был примерно моего возраста, может быть немного старше, но менее крупный, чем я. Движения его были быстрыми и решительными, и в глазах его читалась спокойная уверенность. За правой щекой он держал большой кусок жевательного табака. Усевшись на самый краешек стула, как птица, готовая взлететь, он протянул руки к огню и сплюнул коричневую слюну в золу.
Одет он был в новый комбинезон, старую кожаную куртку с заплатами на локтях и шапку с опускающимися ушами. Сейчас уши были опущены. В лице его была какая-то приятная простота, хотя у него был слишком большой нос и он давно, видно, не брился и зарос жесткой щетиной. У него были также длинные бачки, доходившие почти до ушей.
— Я слышал, ты собираешься заниматься здесь фермерством?
— Правильно.
— Здесь хорошая земля. На ней можно получать по полтора веса хлопка, по сравнению с тем, что посеешь.
Я, выжидая, кивнул. Я примерно догадывался, куда он клонит.
— Я заглядывал сюда пару раз, — продолжал он, потирая руки и снова протягивая их к огню.
— Ты живешь поблизости? — уточнил я.
Раньше я его никогда не видел.
— Нет, я из округа Грег. Просто навещал здесь знакомых — Харперсов, которые живут вон там, примерно в четырех милях от дороги.
Я закурил сигарету и терпеливо ждал. Он закурить отказался, указав, улыбаясь, на свою раздутую щеку.
— Я ищу землю, где бы я мог работать за половину урожая. Пару лет я, правда, не занимался обработкой земли. Я работал на коммунальной службе, главным образом на строительстве шоссе возле Минеолы. А потом крыл крышу на мельнице. Но это совсем не то, что снимать урожай. Я вижу, у тебя хороший дом для арендатора. Во всяком случае он будет хорошим, если его привести в порядок и вставить несколько оконных стекол. Кроме того, у тебя больше земли, чем ты в состоянии обработать один. Я подумал, что мы могли бы договориться.
Он замолчал и вопросительно посмотрел на меня.
— Мне нравится твоя идея. Арендатор мне нужен. Ты, наверное, занимался раньше сельским хозяйством?
— Всю свою жизнь, за исключением последних нескольких лет. Только дай мне пару хороших мулов. Никто не вспашет за один день больше земли, чем я.
— Думаю, мы можем заключить с тобой сделку.
— У тебя уже есть скотина? Какие у тебя мулы?
Я покачал головой;
— Еще не купил. Не было времени поискать. Да и не нужны они мне пока.
— Хорошо, — сказал он. — Если мы договоримся, я помогу тебе выбрать таких, каких нужно. Я знаю мулов, как самого себя. А нам понадобятся мулы с хорошими ослиными задатками. Ни один из них, мелких чертей, не перестает окончательно быть ослом.
— Хорошая мысль, — ответил я. Он резко поднялся:
— Я, пожалуй, двинусь. Вернусь завтра, и мы обо всем договоримся. А сейчас, пожалуй, лучше пойду, пока моя старуха там совсем не замерзла.
— Боже мой, у тебя там мать? Почему же ты не привел ее сюда?
— Нет, это моя жена, — рассмеялся он. — Я просто зову ее старушкой. Она постеснялась зайти, не зная тебя.
— Ну приведи ее сюда, я сварю кофе!
Он вышел, и я слышал, как он крикнул от двери:
— Эй, старушка, давай сюда!
Я принес из кухни кофейник и поставил его на тлевшие угли в очаге.
Она оказалась крупнее его. Крепкая женщина с черными вьющимися волосами и веселыми темными глазами. На ней было старое шерстяное платье и вязаные чулки. Сверху было надето пальто красноватого оттенка с меховым, потертым и потравленным молью, воротником. Можно было предположить, что со временем она располнеет, но ее это, по-видимому, не беспокоило. Ибо на ее лице было выражение доброты и покоя; в общем, это была здоровая женщина, которую любят. В ней чувствовалась также чистоплотность. Лицо ее порозовело от холода и, может быть, еще от смущения. Стоя в дверях, она смотрела то на меня, то на Джейка. И когда она переводила взгляд на мужа, я сгорал от зависти, таким был ее взгляд.
— Милая, это мистер Крейн. Мы, кажется, с ним сговоримся.
— Я очень рада познакомиться с вами, мистер Крейн, — проговорила она несколько смущенно, по-мужски протягивая мне руку.
— Мне очень жаль, что мы продержали вас столько времени на холоде.
— Ничего, — рассмеялась она успокоительно. — Я холода не очень боюсь. Да и входить я не хотела. Мужчины обычно, когда о чем-то договариваются, не любят присутствия женщин.
Я принес ей стул, налил кофе.
— Вы живете здесь совсем один, мистер Крейн? — Она села.
— Да. Кстати, меня зовут Боб. Давайте отбросим формальности.
Ее звали Хелен, однако муж никогда ее так не называл.
— Он просто зовет меня старушкой, — продолжила она, с гордостью улыбаясь Джейку. — А кто же вам готовит?
— Я сам, причем довольно плохо.
— Послушай, — вступил в разговор Джейк, — это тоже можно учесть при наших расчетах. Мужчине, когда он приходит вечером после работы, надо поесть хорошенько. Он слишком устает, чтобы заниматься готовкой.
— Да, я думал об этом, но пока не нашел решения. Но подожди, кажется, я придумал! Я передаю тебе половину земли, чтобы ты обрабатывал ее исполу, на обычных условиях. То есть я достаю орудия труда, семена, скот и так далее. А жить мы, все трое, будем в этом доме. Он достаточно большой. Здесь есть еще одна спальня. Хелен будет готовить на троих, и я буду оплачивать половину расходов на питание. Как вам это подходит? Она улыбнулась с энтузиазмом.
— Правда, неплохо звучит, и старушка умеет готовить. Вот погоди, увидишь! — сказал Джейк.
Но затем одна и та же мысль пришла им почти одновременно. Они слегка нахмурились и переглянулись.
— Право, я не знаю, — смущенно начал Джейк, — звучит эта идея прекрасно, но видишь ли…
— В чем же дело? — Я просто не мог представить себе, что на них нашло.
— Видишь ли, нам не очень хотелось бы жить с кем-нибудь в одном доме. Нет, мы не имеем ничего против тебя, Боб. Но мы вынуждены были жить первое время с родственниками, и нам это как-то не очень понравилось. Ты пойми, не в тебе дело! — Он посмотрел на меня очень серьезно.
Я начал понимать, что их беспокоит.
— Давно вы женаты?
— Около полугода, — сказала Хелен, покраснев.
— Ну, если хотите, мы можем уладить это следующим образом. Вы будете жить в доме напротив. А кухня и столовая будут у нас здесь. Это вам подходит?
Им это понравилось, и мы так и решили. Затем я нашел колоду карт, и мы играли в дурака до десяти часов вечера. Хелен сварила нам еще кофе. Это был первый по-настоящему хороший кофе, который я пил с тех пор, как поселился здесь.
На следующее утро они приехали рано, и мы сразу начали приводить в порядок дом через дорогу. Уже спустя два дня мы все сделали, и еще через неделю они переехали совсем.
На следующий день после их приезда я купил подержанную поперечную пилу, и мы с Джейком начали трудиться на земле. Мы работали с утра до позднего вечера. Когда же мы приходили в холодные сумерки домой, то вдыхали запах дыма — у Хелен уже был готов ужин.
Анджелину я встретил в феврале. Я отправился к Сэму с деталями плуга, чтобы попросить его наладить их для меня в своей кузнице. Я застал семью за разделкой свиной туши. Стоял ясный день с холодным северо-западным ветром. Сэм занимался разделкой туши на столе, за южной частью дома. Миссис Харли помогала ему, вырезая плоские полоски сала для того, чтобы растопить их. Рядом стояли две маленькие девочки с сопливыми носами, закутанные в тяжелые пальто. Когда я подошел, они отодвинулись и стали молча и испуганно меня разглядывать.
— Ты как раз вовремя. Здесь есть пара лишних ребер. Ты можешь их взять для своих.
Он уже видел Хобардов, к тому же Джейк оказался хорошим охотником на лис.
Я показал принесенные с собой детали плуга, и Сэм согласился их починить. Когда я собрался уходить, он подал мне ребра и сказал:
— Загляни в кухню. Там есть коричневая бумага, в которую их можно завернуть.
На кухне за столом сидела Анджелина и разрезала ножницами большой лист газеты. На ней было плотное синее шерстяное платье с длинными рукавами, большое и просторное, оно плохо на ней сидело. Но все равно, даже оно не могло скрыть ее фигуры. Ее светлые волосы были заплетены в две косы, завязанные на концах узенькими розовыми ленточками. На этот раз она не производила такого впечатления, что готова спровоцировать изнасилование. Но глаза ее были прежними. Она угрюмо посмотрела на меня и ничего не сказала.
— Привет, — произнес я.
— Привет.
— Сэм сказал, что здесь есть коричневая бумага.
— Вон там. — Она коротко кивнула на конец стола.
Я подошел и взял один лист. В кухне было тепло и чисто. Сосновые доски пола побелели от длительного мытья и скобления. Стоял запах варящейся в горшке на плите ботвы репы.
Слышалось тиканье часов в комнате и, время от времени, треск и шипение из очага. Я замешкался, довольный тем, что вошел сюда с холода.
И во мне вновь возникло необъяснимое желание заставить ее заговорить. Перед ней я почему-то терялся. А потом, она была девушкой. Когда тебе двадцать два года и ты четыре месяца живешь один, ее присутствие волнует, даже если она тебе не нравится.
Она совершенно игнорировала меня и продолжала работать ножницами.
— Что это ты вырезаешь?
Вряд ли это были просто полоски бумаги. Она резала по диагонали через столбцы, в разных направлениях.
— Не слишком ли ты взрослая, чтобы вырезать из бумаги кукол?
Подняв глаза, она взглянула на меня с ненавистью.
— Это выкройка.
— Выкройка чего?
— Блузки, которую я собираюсь сшить.
— А какого она будет цвета?
Меня очень мало интересовали платья и меньше всего — ее платья, но, странное дело, мне хотелось продолжать разговор.
— Не знаю.
— Ты научилась этому в школе?
— Чему научилась в школе? — спросила она, не глядя на меня.
— Как шить платья и все такое.
— Нет.
Я вышел и закрыл дверь. Разговорить ее было невозможно.
Глава 9
В апреле дни становились длиннее, еще длиннее — в мае, еще длиннее — в июне, но они никогда не бывают достаточно длинными. Дни начинаются с росы на траве и длинных теней во время восхода солнца и заканчиваются жалобными криками козодоев в долине и ласточками, которые кружатся и ныряют в воздухе в сумерках. И весь день в течение жарких, потных часов продолжается работа.
Я похудел и стал крепче. Но я чувствовал себя лучше, чем когда-либо, лучше, чем когда учился в колледже, лучше даже, чем когда играл в футбол и занимался боксом. Я начал снимать рубашку сначала на несколько минут, постепенно продлевая время, пока не загорел дочерна. Уже в детстве мне нравилось работать. Я любил уставать как собака и испытывать мирное чувство приятного изнурения в конце дня. Мысли становились спокойными, и, потягиваясь в темном коридоре и слушая, как Хелен и Джейк разговаривают на кухне, я испытывал ощущение абсолютного комфорта. А после того как они уходили в свой маленький домик, я шел к колодцу. Там, раздевшись, я наливал ведро холодной воды, смывал с себя пот и пыль. Прямо под открытым небом, в темноте июньской ночи. Потом я возвращался в дом, голый, в одних ботинках. Вытягиваясь на чистой простыне, решал вопрос, действительно ли я так хочу выкурить сигарету, что ради этого стоит вставать, или лучше заснуть? Иногда я думал о Ли и Мэри, о том, что будет с Ли дальше. Но это были короткие мысли, и посреди них я засыпал, даже не успев подумать об Анджелине. Это было чудесное чувство изнеможения.
Я снова встретил ее в июне. Я работал с культиватором, и, когда дошел до конца полосы и повернулся, она стояла на опушке леса. В шляпе с большими, защищавшими от солнца полями, она держала в руках бадейку, наполовину наполненную ежевикой. На ее голых загорелых ногах виднелись красные полоски царапин.
Я остановил мулов и вытер с лица пот.
— Привет, — сказал я.
Она взглянула на меня с отвращением. С непокрытой головой, я был голым по пояс, загоревшим до черноты и блестящим от пота. Мои руки посерели от толстого слоя пыли.
— Тебе, похоже, это нравится.
— Да, и что?
— Заниматься фермерством без особой на то нужды просто ненормально. Наверное, твои мозги спеклись на солнце. Если они только у тебя вообще когда-нибудь были.
— А тебе никто никогда не говорил, — спокойно спросил я, — что тебя стоит как следует отхлестать ремнем по хорошенькой заднице?
— А не пошел бы ты сам в задницу, — ответила она злобно. — Тебе подходит быть фермером.
— По-твоему, фермер — это вроде как преступник?
— Нет, скорее идиот. Ли прав, говоря, что ты зря потратил четыре года на учебу в колледже.
Тут она поняла, что сказала лишнее. Но было уже поздно.
Я оставил культиватор и направился к ней.
— Кто? Кто тебе это сказал? Где ты видела Ли?
Она отпрянула:
— Это не твое собачье дело!
— Как сказать! — возразил я. — Ты, проклятая маленькая телка! Ли женат. И он пока жив. Но если он будет с тобой валандаться, и то, и другое перестанет быть правдой.
Она выглядела как загнанная старая енотиха. Прислонившись к высокому ясеню и выставив вперед, как оружие, бадейку, она готова была ударить меня, если я подойду.
— Кто сказал, что я его видела? Может быть, я получила от него письмо!
— Да, как же! Ли в жизни не написал ни одного письма!
— Почему ты лезешь в мои дела?
— Маленькая шлюшка! Я оборву тебе уши! Она посмотрела на меня с открытой неприязнью и быстро скрылась в кустах.
За эти месяцы у меня составилось впечатление о Джейке Хобарде как о человеке цельном и к тому же двужильном. Для него дни никогда не были слишком длинными. Он вкалывал с рассвета до заката за парой резвых мулов. А потом на всю ночь, один или два раза в неделю, отправлялся на охоту на лис. Он обычно шагал за культиватором широкими шагами, напевая и разговаривая с большим Лу и Ледифингер с любезной фамильярностью: “Эй, черт побери, Лу, ты, большой мулоголовый тупой ублюдок! Если ты еще раз собьешься, я с тебя живого шкуру сдеру! У меня нет времени так прохлаждаться. Среди хлопка полно сорняков, а ты тащишься, как та старая чушка в загоне”.
Был июнь. Пахота закончилась, и я гонял культиватор по двенадцатиакровой полосе поля в долине. Солнце хоть уже и клонилось к западу, но палило так же, как в полдень. Легкий ветерок сдувал пыль, которую мы поднимали. Среди деревьев жужжала саранча, налетая со стороны холмов.
Я остановился в конце полосы и повернулся. Джейк к этому времени уже заканчивал десятую или одиннадцатую полосу.
— Давай пойдем попьем, Джейк! — крикнул я.
Мы замотали ремни вокруг ручек культиваторов и направились к небольшому ручейку на краю поля. Здесь была тень, и мне сразу стало зябко в мокрой от пота одежде. Напившись из маленького водоема, мы легли на песок. Джейк вытер лицо кусочком пакли. Ею он протирал коричневого мула. Через какое-то время он вдруг улыбнулся:
— Дела идут неплохо. Боб. Хлопок будет здесь хорошо расти. И он будет прекрасным и чистым.
— Поле хорошо выглядит, правда? — поддержал его я. — Мне кажется, мы с тобой справились.
Мы немного полежали молча, получая удовольствие от отдыха и прохлады. Один или два раза мне показалось, что Джейк хочет заговорить. Но, похоже, он не знал, с чего начать.
— Послушай, Боб, — наконец произнес он.
— Что, Джейк?
— Я привык всегда заниматься только своими делами. Хочу сказать, хоть у меня и длинный нос, я не привык совать его в чужие дела.
— Это очень лестно характеризует тебя, Джейк. Но все же, в чем дело?
— Я подумал, что, может быть, мне следует тебе сказать это. Но, конечно, это не мое дело, и, если что, я сразу заткнусь. Речь идет о твоем брате. Его ведь зовут Ли, не так ли?
— Верно.
— Понимаешь, я слыхал, что, когда речь идет о девчонках, он просто конь. Но я не об этом. Я всегда считал, что человек должен получать все, что он может получить, и там, где ему это удается. Это его дело, если только… — Здесь он посмотрел на меня, и глаза его внезапно стали серьезными. — Если только он не брат твоего хорошего друга и дело не идет к тому, что его могут убить. Тогда об этом следует предупредить.
Закурив, я помедлил:
— Ладно, Джейк, рассказывай.
— Ну, ты знаешь, прошлой ночью я охотился с Сэмом и ребятами Раккер. Это было за землей Сэма. Около полуночи парни Раккер отправились домой, а Сэм и я пошли вон по той дороге. Я шел немного впереди Сэма, пока мы не подошли к тропинке, которая ведет от его дома к большой дороге. Это там, на песчаном холме, среди сосен. Ну так вот, когда я дошел до дороги, я увидел машину с выключенными фарами. Примерно в ста футах от себя. Вдруг собака Сэма взвизгнула, и человек в машине меня заметил. Луна-то светила слабо. Он тут же включил мотор и рванул как бешеный по дороге. Когда машина уже исчезла за поворотом, я увидел, что Сэм бежит следом за мной. Он не видел, чья это машина, но я разглядел достаточно ясно. Это был большой род-стер марки “бьюик”. Машина твоего брата. Я не ошибаюсь. Но Сэму я сказал, что не знаю, что это за машина. Он вроде успокоился, и мы об этом больше не говорили.
— Подожди, Джейк, — заволновался я, — а из машины, прежде чем она тронулась, кто-нибудь выскочил?
— Ну, — продолжал он тихо, — я скажу тебе, потому что знаю, что дальше это не пойдет. Я не люблю сплетничать о девчонках и не люблю причинять им неприятности. Я бы и теперь не сказал ничего. Но считаю, тебе следует знать. Перед тем как в машине нажали на стартер, оттуда выскочила девушка. Она юркнула в чащу деревьев, как дикая свинья, и скрылась по другую сторону дорожки. Она исчезла до того, как подбежал Сэм.
— И далеко это было от дома Сэма?
— Меньше чем в одной четверти мили. Это была старшая дочь Сэма. Точно. На расстоянии двух миль отсюда нет другого дома. А если бы это была какая-нибудь городская девчонка, она бы не стала выскакивать. Кроме того, здесь в округе нет ни одной девушки с такой фигурой. Боже мой, она так мчалась через дорогу, держа в руках свои штанишки, что я возбудился. Дома пришлось сразу же будить свою старуху.
— Как думаешь, Сэм вернулся домой не раньше, чем она, и не поймал ее?
— Нет. Уверен, что нет. Я нарочно медленно шел остаток дороги, будто устал. Она, конечно, добежала раньше его. На этот раз.
На последних двух словах он сделал многозначительный нажим. Я понял, что Джейк сказал все, что хотел, сочтя свой долг выполненным.
Я докурил сигарету и встал:
— Спасибо, Джейк.
Вечером после ужина я поехал в город. Ли не оказалось дома. Мэри сказала, что не видела его с обеда. Наконец я нашел его в задней комнате кафе Билли Гордона. Он и Пиви Хайнс играли в кости. Ли пил пиво, но не был пьян.
— О, ты ли это, старая деревенщина? — улыбнулся мне Ли. — Хочешь бутылочку пива? Только учти, это вредно для твоих почек!
— Эй, вся Америка! — приветствовал меня Пиви и насмешливо улыбнулся.
Он учился в средней школе в одно время с Ли и никогда мне особенно не нравился. Он всегда усмехался так, будто видел что-то, подглядывая в замочную скважину, маленький человечек с дерзким взглядом.
— Прости, Пиви, мне нужно поговорить с Ли пару минут. Ты не против?
— Конечно нет. Давай говори. — Он отбросил кости, сел за один из столиков и положил на него ноги.
— Но это личный вопрос.
— А это — общественное место. Или, может быть, оно принадлежит тебе?
— Вон отсюда, ты, маленький сукин сын! — Я двинулся в его сторону, и он быстро выскочил за дверь.
Ли посмотрел на меня:
— Тебя когда-нибудь убьют, если ты будешь так разговаривать с людьми. Я сел:
— Ладно, если это когда-нибудь произойдет, то убьет меня не Пиви Хайнс. А если вообще говорить о том, что кого-то убьют, то, может быть, ты догадываешься, зачем я здесь?
— Не имею понятия. Неужели ты приехал, чтобы я мог вдохновиться твоим прекрасным лицом? Когда я играю с людьми в кости, мне не нравится, что их выгоняют. И как раз в тот момент, когда мне должны четыре доллара.
— Сэм Харли чуть не поймал тебя с Анджелиной прошлой ночью. Это говорит тебе о чем-нибудь?
— Нет, ни о чем, кроме того, что ты дурак. Я не видел эту вертушку с тех пор, как мы охотились с тобой в октябре.
— Не ври.
— Но это так.
— Ли, — настаивал я, — пошевели мозгами. Держись оттуда подальше. Неужели ты не понимаешь, что теперь он станет охотиться за тобой? Что, по-твоему, он сделает, если пой мает тебя? Напишет письмо своему конгрессмену?
— Послушай, Боб. Я не знаю, о чем ты говоришь. А если это то, о чем я думаю, то ты полностью обделался. И кроме того, почему ты не занимаешься своими делами?
— О'кей. — Я встал и направился к дверям. Сделав один шаг, я обернулся. Я попытался начать еще раз.
— Ради Христа, — сказал он, беря в руки бутылку, — почему бы тебе не научиться вязать?
Глава 10
Шла первая неделя июля, и мы почти закончили откладывать хлопок. Оставалось не более двух дней работы. Вспахать середину поля — и все с этим покончено вплоть до сбора урожая. Стояла жаркая летняя ночь. Джейк и Хелен ушли в свой домик примерно в половине девятого.