Глава 4

Спидометр большого “родстера” показывал в момент, когда переваливали хребет холма Пяти миль, шестьдесят. Потом его стрелка доползла до шестидесяти пяти, потом — до семидесяти и наконец остановилась на семидесяти пяти. Ли сидел за рулем развалясь, в своем широком охотничьем пальто. Он поискал в кармане сигарету, щелкнул зажигалкой, и на мгновение маленькое пламя осветило его склоненное индейское лицо и гладко причесанные темные волосы. Он улыбнулся мне поверх сигареты:

— Мы перестреляем их всех, сынок.

Затем он начал напевать “Милашку из Сигма Чи”. Так же как и я, он не мог правильно напеть ни одной мелодии.

В холодном полусвете зари, с расширяющейся на востоке розовой полоской, “бьюик” казался единственным живым существом. Вокруг все было тихо, призрачно и морозно. Боковые стекла машины были подняты, но я все равно держал руки в карманах, чтобы они не мерзли. Когда мы пересекли маленький ручеек ниже владения Эйлеров, повсюду виднелись лоскутья тумана, низкого и похожего на пелену. Мы разрывали его, поднимая облака красной пыли.

В тихом утреннем воздухе под нашими шинами жалобно пощелкивали расшатанные доски очередного деревянного мостика. И вот уже мы бесшумно поднялись на холм, где я встретил Сэма Харли. Причем машина поедала мили глинистой и песчаной дороги, как краснохвостый снаряд.

Перед тем как отправиться в путь, у нас возник спор. Я хотел поехать на старую ферму Крейнов, чтобы поохотиться и одновременно взглянуть на постройки и на землю. Ферма была теперь моей, и я хотел выяснить, в каком она сейчас состоянии. Однако Ли настоял, чтобы мы выбрали именно этот путь. Не понимая почему, я все же уступил. Только позднее я понял, что его привлекало.

Майк сидел между нами, с интересом глядя сквозь лобовое стекло на мелькавшие за ним картины. Думаю, эта собака была бы сильно удивлена, если бы ей пришлось ехать с кем-нибудь другим и она обнаружила, что машины могут двигаться со скоростью тридцать или сорок миль в час. Он повернулся и лизнул Ли в лицо. Тот похлопал его по голове. В этот момент мы как раз совершали длинный объезд по крутой кривой и шины под нами жалобно завизжали.

— Ах ты, старый негодяй с холодным носом! Вот сейчас выброшу из машины и пойдешь пешком! — воскликнул он ласково.

На вершине холма Ли съехал с дороги и развернул машину. Я вылез на обочину, а старый Майк, выскочив, начал энергично рыскать вокруг.

— Давай ищи, Майк! — крикнул Ли и шутливо ткнул пса в ребра.

Майк посмотрел на него с явным обожанием и, перескочив через канаву возле дороги, исчез внизу среди стеблей кукурузы и сухих плетей гороха. Зарядив ружья, мы последовали за ним.

Солнце только-только поднималось над вершиной далекого гребня на востоке, но я чувствовал, как оно начинает пригревать мне спину. Оно осыпало бриллиантами замерзшие ветви кустарников. Его красно-золотые лучи падали на холм впереди нас, экстравагантно расцвечивая деревья кизила, гикори и красного дуба. В воздухе висела голубая октябрьская дымка, и ее особый незабываемый запах проникал в наши ноздри. Пар от нашего дыхания слегка шевелил совершенно неподвижный воздух.

— Он нашел птиц! — обрадовался Ли. И я увидел, что Майк замедлил бег и, крадучись, приближался к кромке поля. Поза его яснее всяких слов выражала: “Они здесь. И близко”. Затем он сделал стойку и замер.

Небольшая стайка вспорхнула из сплетенных стеблей гороха почти у нас из-под ног. Полдюжины или около того маленьких коричневых комочков разорвали тишину утра, как взрыв. Ли безо всяких усилий сбил одну, просто вскинув ружье. Но я оказался неловок и промахнулся из обоих стволов. Промахнулся грубо, не задев даже ни одного перышка, как, впрочем, всегда и бывает, когда промахиваешься.

— Я знал одного парня, — изрек Ли, когда Майк принес ему добычу и он засунул ее в ягдташ.

— Да? Ну и что?

— Он был, этот парень, настоящим охотником. И что он всегда делал? Он стрелял в птиц. Или, по крайней мере, в их направлении.

— Ну ладно, ладно, — усмехнулся я, — что делать, не попал в одну!

— В одну? — Он сгреб меня за воротник пальто и встряхнул. — Эх ты, большой швед! Ты не попадешь даже в задницу коровы!

И так продолжалось почти все утро. Майк находил птиц, мы их поднимали, Ли сбивал одну, а иногда и двух, а я каждый раз промазывал. Я никак не мог приноровиться, и Ли безжалостно надо мной подтрунивал.

К полудню в моем ягдташе было всего две птицы.

— Они полетели вон туда, мистер! — весело кричал Ли, указывая на улетающую стаю, когда я дважды промахнулся при ее взлете.

У всех охотников бывают такие дни с пустыми выстрелами, даже у исключительных стрелков. Вот и со мной случилось то же самое, поэтому я не очень огорчался. Стоял чудесный день, и мне было просто хорошо здесь, рядом с Ли, после двухлетней разлуки.

Ли пребывал в отличном настроении.

— Черт возьми. Боб, — сказал он, — я, право, рад, что ты вернулся. Нам тебя не хватало. Я не понимаю, почему ты не мог поступить в какую-нибудь школу рядом с домом? Их везде полно, таких, как твоя. И мне всегда хотелось, чтобы вы с Майором наконец нашли общий язык и договорились.

— Ну, это как раз одна из причин, почему я уехал.

— Мне кажется, что в прошлом году его это начало беспокоить. Я имею в виду то, как вы расстались. Он довольно часто спрашивал, знаю ли я что-нибудь о тебе.

— Неужели? — Я попытался изобразить хоть малейший интерес, но это у меня не очень-то получилось.

— Ты много потерял. Боб, — продолжал Ли. — Ты знаешь, как много денег он давал, когда я отправлялся в Райе! А вечеринки, которые мы устраивали в последние годы перед его смертью! Это было, уже когда я у него работал. Эта последняя, в Хьюстоне, Боже мой! Он занимал целый этаж в гостинице “Райе”, и я просто не знаю, сколько там было виски, настоящего виски “Мак-Кой”, не самогона! А у меня сохранились все телефоны с тех пор, как я ходил там в школу. И для человека старше пятидесяти он был для девчонок вполне подходящим. Немного вредным, особенно если малость перебирал. Иногда они не знали, как следует его воспринимать. Но все же он был вполне славным малым! Помнишь, как он, когда перекладывал, вспоминал про Францию, про инженерные войска? Он даже иногда разговаривал с девчонками по-французски, а они ни черта не понимали. А потом он пел песню военных инженеров, знаешь, эту: “О, инженеры с волосатыми ушами! Они живут в пещерах и ямах”. А когда он подходил к третьей строке, им это казалось слишком грубо, если только они не были тоже навеселе. Но если они начинали морщиться, он издавал рев и говорил: “Ли, забери этих чертовых девиц, привыкших к бивачному костру. Отправь их обратно в их общину. А сам сходи на Конгресс-авеню и приведи нам настоящих баб, с кишками!” Ну, тогда мне приходилось всех ублажать.

— Да, у тебя, похоже, было много дел! — произнес я рассеянно.

Я следил за Майком, который вертелся возле куста черной смородины.

— Я тебе об этом и говорю. И знаешь, если обсуждать вопрос о девчонках…

— Мы обсуждали этот вопрос? — удивился я. — Ну и что они собой представляют?

— Если говорить о девчонках, дурень, то я хочу в ближайшее время сводить тебя к Сэму, чтобы ты увидел Анджелину. Поверь мне, пока ты ее не видел, ты еще вообще не жил на свете!

— Осади, — поморщился я. — Забудь об этой Анджелине. Ты знаешь, что сделает Сэм Харли, если узнает, что ты крутишь с его девчонкой?

— Какой ты младенец! Если мне удастся что-нибудь там получить, не думаешь же ты, что я буду делать это на лужайке перед домом, раздав предварительно приглашения всем вокруг?

— Ради Христа, Ли, перестань говорить так! Я, кажется, скоро поверю, что ты это всерьез!

— Ладно, ладно, бабуся! Но когда ты увидишь ее, не говори, что я тебя не предупреждал. За обтягивающими панталончиками скрыто очень много приятного для парня, только бы это получить!

— Кстати, о спорте. Ты охотился когда-нибудь на перепелов? Там, откуда я приехал, это любимое развлечение. У тебя, видишь ли, есть собака и ружье. И эта собака отлично находит птиц…

— Ну хорошо, хорошо! Давай, пожалуй, лучше пойдем, а то я начну корчиться и лапать землю, думая о ней! Пошли!

Мы поохотились на поле и затем съехали на машине с дороги на хороший грунт и прошли по нему. К полудню мы были близко от места, где я накануне встретил Сэма Харли.

Мы пересекли пастбище возле дороги, направляясь к ручейку. Здесь можно было присесть и съесть сандвичи, прихваченные с собой. Майк обнаружил большую стаю перепелов в кустах смородины, что росли вдоль старой изгороди, и Ли снова поднялся. Выстрелив, я опять промахнулся.

— Знаешь что, начни-ка ты лучше играть в крокет. Хорошая игра, рекомендую, — сказал Ли, когда мы уселись под большим дубом у ручья. — Я знал одного человека, очень похожего на тебя. У него было одиннадцать пальцев и три левые ноги, и он был великолепным игроком. Может быть, лучшим в Америке.

— Ты, вероятно, знаешь очень много людей. А не знаком ли тебе кто-нибудь по имени Джо?

— Конечно знаю. Всех их. Джо — хорошее имя.

— У одного из них был здоровый синяк прямо под левым глазом.

— Нет, это не тот. У этого была тетка по имени Ирма. Она обычно танцевала на холостяцких вечеринках лосей.

Я покачал головой:

— Нет, это тоже не тот.

— Ты просто псих. Я рад, что ты вернулся, но ты псих.

Я бросил в него кусок гнилушки. Ли увернулся, и та упала в ручей. Брызги слегка обдали Майка. Пес недовольно смотрел на нас, сидевших на земле и хохочущих, как гиены, и нетерпеливо скулил. Потом выскочил из лощины и, бесшумно ступая, пошел по засохшим коричневым листьям, там, где растаяла изморозь. Всем своим видом он показывал, что ему надоело торчать в грязи и нам давно пора вернуться к неотложному делу — охоте на птиц.

Ли свистнул:

— Не надо так усиленно трудиться, Майк. Подожди. Настоящему делу свое время.

Ли лежал, растянувшись во весь рост на спине; чтобы не касаться головой сырой земли и листьев, он подложил под нее руку. Сквозь ветви деревьев прорывались теплые лучи осеннего солнца, и брат нежился в них, откусывая огромные куски сандвича.

— Вот это жизнь! — произнес он.

Действительно хорошо, молча согласился я. И я был счастлив, видя, что он так наслаждается. Хотя прекрасно знал, что ему все наскучит еще до того, как кончится день. Охота на перепелов не так захватывает, чтобы интерес к ней сохранился на целый день.

После завтрака мы спустились по дороге и остановились поохотиться на том поле, где я встретил Сэма. Ли больше не поддразнивал меня по поводу моих промахов. Сам он получал все меньше удовольствия от своих удачных выстрелов.

Молчание между нами затягивалось. Я заставлял его идти дальше, затевая разговор о наших знакомых, вспоминая смешные случаи, происходившие в прежнее время. Я пытался развлечь его, но это было бесполезно. Настроение у него окончательно испортилось, и он стал раздражительным.

К двум часам мы подошли к маленькому ручейку у края большого поля Эйлеров. Машина оказалась далеко позади, на расстоянии мили или даже больше. За ручьем лежали наваленные деревья и несколько песчаных полян, а дальше — открытые пастбища. Все это не подходило для птичьих гнездовий. Но Ли почему-то упорно продолжал идти в этом направлении.

— Нет смысла переходить через ручей. Вернемся к машине.

— Нет, пойдем дальше. Там наверху, возле дома Сэма Харли, есть птичьи поляны.

Я начал понимать, в чем дело, но последовал за ним. Ничего другого мне не оставалось, ведь ключи от машины были у него. А он уже переходил по бревну ручей и шел дальше по болотистой земле, не оглядываясь.

— Вот что. — Меня вдруг осенило. — Ты и Майк идите здесь вдоль лощины по направлению к шоссе, а я вернусь, возьму машину и вас встречу.

— Нет, — отрезал он. — Всего четверть мили до дома Сэма. Пойдем туда и выпьем. Потом он довезет нас до машины. Я хочу взять кварту.

Я пожал плечами:

— О'кей.

Теперь ясно, куда ведет дальше охотничья тропа.

Глава 5

Выйдя из соснового молодняка, мы увидели дом Сэма — тихий и явно безлюдный. Мимо дома шла песчаная дорожка, поворачивавшая налево за амбар. Она спускалась к большому полю за домом и вела к проволочным воротам. За ними находилось скошенное пастбище, окружавшее дом, и различные фермерские постройки.

Дом был выстроен по-старому: из необтесанных сосновых досок, серебристо-серых от времени и непогоды. Большая труба из глины и камня прочно прислонена к южной стене, а длинная “галерея” делала переднюю часть дома шире.

За домом находился хлев, в котором хранили ссыпанную кукурузу. Коров держали в загоне, отгороженном полосатыми досками из молодой сосны. Во дворе под навесом стоял фургон. И еще там находился покосившийся сарай, используемый как дровяной склад. А над колодцем красовался маленький домик из серых дубовых дощечек.

В доме, казалось, не было никаких признаков жизни. Дверь сарая закрыта, и не видно, стоит ли там машина.

Мы остановились у ворот и огляделись.

— Эй там, внутри! Эй, Сэм! — попробовал позвать Ли.

— Вероятно, они все в городе, — предположил я, — сегодня ведь суббота.

— Не похоже на Сэма. — Ли покачал головой. — Он редко ездит в город.

— Ладно, пойдем, — ответил я, — нет смысла болтаться здесь.

— Интересно, где он держит виски?

— Ну конечно не в доме. Это точно.

— Мы могли бы поискать, — предложил Ли.

— Ну да! Шериф пытается поймать его на этом деле уже в течение десяти лет, а мы так сразу и найдем!

Ли грязно выругался, и мы повернулись, чтобы уходить. Но тут я услышал, что открывается наружная дверь.

Стоя в дверях, Анджелина смотрела на нас. Я не знаю, как я догадался, что это она. Возможно, по выражению лица Ли, когда он обернулся. И я понял, что он шел сюда не ради Сэма.

Она вышла на крыльцо.

— Что вам нужно? — обратилась она к нам. В глазах ее не было ни дружелюбия, ни даже приветливости. Никаких тебе “здравствуйте”, лишь грубый вопрос.

Она глядела на Ли, и я сомневаюсь, заметила ли она меня вообще. Но я посчитал своим долгом ей ответить. Ответ Ли в любом случае был бы излишним. Она видела, чего он хочет, и, кажется, не возражала.

— Мы ищем Сэма, — сказал я, — он дома? Итак, это была Анджелина. Я помнил ее худенькой маленькой девочкой с широко раскрытыми пугливыми карими глазами, с тоненькими ручками и ножками и вечно расцарапанными коленками. Я почувствовал себя неловко и попытался отвести от нее глаза.

Нельзя сказать, что она очень выросла. Крупной ее никак не назвать. Просто казалось, что она получила по почте добавку в двадцать пять фунтов с инструкцией, как разместить их там, где это больше всего нужно.

На ней было легкое бумажное платье, из которого она во всех направлениях выросла. Окончательно утратив свою дешевую бесформенность, оно плотно облегало бедра и груди, послушно уступая их натиску. Было ясно, что под ним на ней практически ничего не надето, никакой стесняющей и требующей рабского подчинения нижней одежды. В ней она не нуждалась.

Волосы ее были светлыми, но не настолько, чтобы их можно было назвать золотыми. Они ниспадали на плечи. Прямые, шелковистые и слегка влажные. Она наверняка только что их вымыла и сушила на солнце на заднем дворе. На ее плечи было накинуто банное полотенце.

Оказывается, Сэм не разрешал ей постричься. Он был довольно строг в вопросах всяческих правил, за исключением, конечно, самогоноварения. В его “правилах” ничего не говорилось о том, что женщины могут стричься. Мне пришлось узнать это, как и многое другое об этой девушке, значительно позже.

Глаза у нее миндалевидной формы, карие. Но в них не было мягкости, обычно свойственной карим глазам. Напротив, в них виделся какой-то скрытый вызов. Глаза эти казались одновременно угрюмыми и застенчивыми. Лицо ее было несколько широким, а губы слишком полными и как бы надутыми, так что их трудно назвать красивыми. Кроме того, вся она была лишена живости, и поэтому ее нельзя было назвать очаровательной. Но она была чертовски хорошенькой, вернее, была бы, если бы ее взгляд выражал хоть что-нибудь, кроме “идите вы к черту!”.

Она ответила, продолжая глядеть на Ли:

— Нет, он заготавливает дрова. Но он должен скоро вернуться.

Странно, но Ли просто молча пожирал ее глазами. Хотя обычно сразу шел к цели, наступая, как кавалеры Стюарта. Но в ней было что-то, что сдерживало его. Лицо его покрылось испариной, и он никак не мог закрыть рот.

— Ты не будешь против, если мы его подождем? — спросил я.

— Ждите, если хотите.

Мы протиснулись через калитку и сели у порога, бок о бок, на ступеньках лестницы, спиной к четырем столбикам, поддерживавшим крышу крыльца.

— Ты не дашь нам по глотку воды? — снова заговорил я.

Мне почему-то хотелось ее разговорить. Я не мог понять ее, и потом, молчание втроем становилось утомительным, а откровенное разглядывание заставляло меня испытывать неловкость.

Но ее, по-видимому, совершенно не волновал мой слишком любопытный взгляд, хотя сам я смущался.

— Могу, — довольно нелюбезно ответила она. — Подождите, я принесу.

Когда она исчезла в доме, двигаясь с природной грацией. Ли взглянул на меня.

— Иисусе Христе, — прошептал он. — О Иисусе!

— Пойдем-ка отсюда. Ты можешь зайти к Сэму в другой раз!

Он не слышал меня.

Она появилась с деревянным ведерком, полным воды, и ковшом с длинной ручкой и поставила все это на крыльцо между нами. Затем повернулась и шагнула за порог, рассеянно и бесполезно одернув платье. Обутая в старые домашние шлепанцы, она была без чулок. Слишком короткое платье нисколько не прикрывало длинных, гладких и слегка загорелых ног. Я посмотрел в сторону пастбища, где Майк исследовал сусликовую нору. Мне больше не хотелось сидеть и глазеть на нее, уподобляясь лысым старикам в партере на бурлескном спектакле.

Вновь воцарилось молчание, и я сделал вид, что меня интересует исключительно собака. Но я чувствовал, что эти двое смотрят друг на друга. И мне это не нравилось. Не то чтобы мне было дело до того, как они друг на друга глядят и как себя ведут, но я кое-что знал о мужчинах из глуши, таких, как Сэм. Я знал, как они реагируют, если кто-то чужой начинает хороводиться с их женщинами. Да, Сэм разговаривал тихо и был немного застенчив в присутствии посторонних. Но я отлично помнил, как мальчишкой видел в суде (дед был присяжным) людей, говоривших очень тихо и выглядевших застенчивыми, но их судили за жестокие и зверские убийства.

Я помнил также и другое. Однажды ночью, давно, когда мы охотились на енотов и сидели с Сэмом у костра возле Черного ручья, он говорил, что Анджелина будет школьной учительницей. Она была неглупой девочкой и преуспела, занимаясь по своим учебникам. “Она чего-нибудь, да достигнет”, — сказал он своим спокойным тоном, боясь показаться хвастливым перед посторонними, но все же с плохо скрытой гордостью. Сэм был высокого мнения о своей старшей дочери и всякий, особенно женатый мужчина, пойманный им на ухаживании за ней, был бы очень быстро отправлен к чертям. У меня между лопатками пробежал холод. Хотелось, чтобы Сэм поскорее пришел, тогда бы, взяв виски, мы отсюда убрались.

Молчание на этот раз нарушила Анджелина:

— Зачем вам папа?

— Мы хотели спросить у него разрешения поохотиться здесь, — нашелся я.

— Да знаю, что вам нужно. Вы пришли за виски.

Я быстро оглянулся на нее. Я знал, Сэм всегда старался скрыть от семьи, что он гнал самогон. Однако она произнесла это открыто и невозмутимо. И в глазах ее читался скрытый вызов, будто она предлагала мне опровергнуть этот факт.

— С чего ты взяла?

— А все вы из города приходите сюда за этим. Все приходят сюда за виски.

— Откуда ты знаешь?

— О, я все об этом знаю. Он думает, что я не знаю, но я давно все узнала. Самогонщик!

В ее голосе прозвучали едкое презрение и гнев.

— Ну и что здесь особенного? — спросил я. — Очень многие занимаются этим. И мало кто — так хорошо, как твой отец.

— А твой занимался этим?

— Нет, — ответил я, — но он всегда пил гораздо больше, чем Сэм.

— Ну, думаю, есть небольшая разница.

— А я, право, никогда об этом не думал.

— Ты прекрасно знаешь, черт побери, что разница есть. Как бы тебе понравилось жить здесь, на этой ферме, в глухом лесу и никогда не ездить в город, потому что твой папа — самогонщик! И у тебя никогда не может быть друзей, потому что все знают об этом и шушукаются за твоей спиной!

Черт возьми, подумал я! Я начал немного уставать от Анджелины. Имея тело, способное вернуть к жизни даже мертвого, она разговаривала так, что вызывала лишь одно раздражение. Сама мысль, что с ее внешностью можно себя жалеть, казалась просто нелепой.

— Сколько тебе лет? — спросил я, просто чтобы переменить тему разговора.

— Восемнадцать.

Я был уверен, что она немного прибавляет себе, но ничего не сказал.

— А когда ты поступишь в учительский колледж?

— Не знаю. У меня еще недостаточно знаний, да и денег пока накоплено мало.

Она стала несколько менее угрюмой, словно учительский колледж действительно представлял для нее интерес.

Может быть, у нее есть и другие хобби, кроме того, чтобы вертеть перед глазами у мужчин этими своими “шасси” и ненавидеть отца, подумал я. Но она мне явно не нравилась.

Через минуту она спросила:

— Кто-нибудь из вас бывал когда-либо в учительском колледже? — Она немного поколебалась', не зная, следует ли продолжать. Потом уставилась в пол. — Мне просто хотелось узнать, как одеваются девушки, которые там учатся.

Я почувствовал обычную мужскую беспомощность перед таким вопросом. Но прежде чем я смог придумать, как ей ответить, она проскользнула, виляя бедрами, между нами в дом, сверкнув голыми ногами.

Она вернулась почти тотчас же, неся присланный по почте каталог какой-то компании, рекламирующей одежду. Она уселась между нами на ступеньках и сразу открыла его на нужных ей страницах. Каталог был смят и затерт, видно, его постоянно листали.

— Они выглядят вот так? — спросила она нерешительно.

Черт возьми, ее близость волновала меня. И я не решался открыть рот, боясь себя выдать.

Когда она нагнулась над каталогом, выбившиеся пряди ее светлых волос почти коснулись моего лица. Чтобы видеть картинки, которые она показывала, мне приходилось перегибаться. И тогда мой взгляд невольно падал на ее грудь, выпиравшую из платья.

Я попытался сосредоточиться на картинках. На них были изображены обычные манекены, стоявшие в стандартных позах, почему-то отставив в сторону одну ногу. И платья и костюмы на них, казалось мне, выглядели совершенно одинаково.

— Ну, — сказала она, — какие тебе нравятся? Какие носят девушки из колледжа?

Я пробормотал что-то нечленораздельное и сделал вид, что снова их рассматриваю. Я мог не думать о ней, когда она была угрюмой и позволяла рассматривать себя или когда жаловалась. Однако когда она была от меня так близко, бросая молчаливый вызов, она выглядела просто девочкой, просящей о помощи. Этим она, что называется, доставала меня и задевала глубоко. То, что она мне не нравилась, не помогало.

— Дай-ка мне взглянуть, — вдруг сказал Ли и слегка к ней придвинулся.

Она переложила каталог на его сторону и с надеждой посмотрела на него. Я же соскользнул со ступенек крыльца и вышел во двор, вынув и закурив сигарету. Пальцы мои дрожали. Черт бы ее побрал! — ругнулся я про себя.

Легкий ветерок, который дул во дворе, приятно освежал мне лицо. Я мог слышать за спиной голос Ли, усиливавший с каждым словом стремительность атаки и завоевывавший доверие.

— Ну, возьмем вот это, — говорил он, и казалось, что это говорит крупнейший специалист в вопросах девичьей одежды. — Это не твоего типа, эти линии не годятся. Это платье чересчур консервативно. Тебе нужно что-то более броское и живое.

Какой умелый подход к соблазну, думал я. Ну что ты понимаешь в женской одежде? При чем здесь эти проклятые броскость и живость?

Зачем так пугаться? Ведь ты хорошо знаешь Ли. Конечно, он старался произвести на нее впечатление. Казалось, к нему вернулась некоторая доля трезвости. Он не напоминал мне больше так сильно жеребца, готового разнести свой денник. Когда-нибудь он постарается ее завоевать, но может быть, у него хватит здравого смысла не доводить до того, чтобы его убили. Если только не напьется. И при этой мысли меня снова обдало холодом.

Наконец уладив, к общему удовольствию, вопрос о платьях, они продолжили разговор уже под навесом. Я же вновь вернулся на ступеньки. Больше пойти было некуда, а Ли совсем не собирался уходить.

— Тебя зовут Ли Крейн, да? — спросила она, взглянув на него искоса.

— Да. — Он кивнул. — Я знаю, как зовут тебя, но откуда ты меня знаешь?

— О, я много раз видела, как ты приходил сюда к папе. А одна моя знакомая девушка как-то сказала мне, как тебя зовут, когда я увидела тебя в городе. Ты сидел в большой машине.

— Жаль, что я не видел тебя. Я бы взял тебя прокатиться.

— Мне тоже жаль, — сказала она. — А он кто? — Она имела в виду меня.

Любезная маленькая кошелка, подумал я. Удивительно еще, что она не указала на меня и не спросила: “А это что такое?"

— Это мой родной братец Боб, — ответил Ли.

Когда он взглянул в мою сторону, я увидел в его глазах насмешливый блеск.

— Твой брат? Но он совершенно на тебя не похож!

То, как она это произнесла, не оставляло сомнений, что она подразумевала: как такой маловыразительный тип мог быть родным братом великолепного Ли Крейна? Да, мне нравилось, когда обо мне говорят так в третьем лице. Я видел, что мы с Аиджелиной можем стать большими друзьями.