Глава шестнадцатая

Дельта Дуная, восточная Румыния.

Среда, 30 апреля.

Время: 10.35

И снова на горизонте земля.

Подходил к концу восьмой день пути, изнурительно тяжелый, как и все предыдущие. Рыжеволосый стоял на носу утлого судна, недавно выдержавшего бурю, и смотрел в сторону берега. Море теперь стало спокойным, и скорость хода была хорошей, но все равно недостаточной для человека, так безумно спешащего к своей цели.

Несколько раз им уже крупно везло: только за последние три часа мимо прошли два патрульных катера — один русский и один румынский. Если бы их задержали, все могло кончиться весьма плачевно.

Прямо по курсу лежала дельта Дуная, который множеством проток соединялся здесь с Черным морем. Берег казался болотистым и был покрыт густой зеленью, скрывающей десятки крошечных бухт. Причалить тут будет совсем нетрудно, другое дело — путешествовать по трясине. На это требовалась масса времени. А его-то как раз и не было!

Предстояло искать другой путь.

Рыжеволосый глянул через плечо на старого турка, владельца лодки, потом снова вперед — в сторону дельты. Рыбацкая плоскодонка не сильно погружалась в воду — ей хватало и четырех футов, чтобы плыть даже с грузом. Значит, на ней можно выйти по одной из мелких проток к Дунаю, а оттуда подняться, скажем, до плеса в восточных пригородах Галаца. Конечно, придется идти против течения, но все равно так будет быстрее, чем тащиться пешком по трясине.

Путешественник сунул руку в пояс с деньгами и достал две мексиканские монеты по пятьдесят песо золотом. Вместе они весили около двух с половиной унций. Показывая их владельцу лодки, он заговорил по-турецки:

— Камаль! Еще две монеты, если ты подбросишь меня вверх по течению!

Рыбак уставился на желтый металл и, закусив нижнюю губу, задумался. В карманах у него было уже столько золота, что он по праву мог считать себя самым богатым человеком в деревне. По крайней мере на какое-то время. Но ничто в этом мире не бывает вечным, и в один прекрасный день ему снова придется выйти в море с сетями. А две лишние монеты могли значительно отодвинуть этот срок. Кто знает, сколько дней еще потребуется провести ему в море, сколько новых шрамов появится на его руках и сколько пота придется пролить, разгружая улов на консервном заводе, чтобы заработать такую кучу денег.

Рыжеволосый молча наблюдал, как Камаль взвешивает в уме все за и против. Сам он тоже думал о предстоящем риске, ведь даже днем им придется плыть в румынских водах на турецкой лодке, причем совсем близко от берега, так как все притоки Дуная здесь очень узкие, а возле Рени, где прямо с севера впадает Прут, наверняка полно уже военных судов.

Нет, это было чистым безумием. Даже если им удастся спокойно добраться до Галаца, то по дороге назад Камаль наверняка наткнется на пограничный наряд. Его схватят и посадят в тюрьму, а лодку и золото конфискуют. Для самого же рыжеволосого риск значительно меньше: даже если их схватят вдвоем и доставят в ближайший порт, то он найдет способ выкрутиться и как-нибудь скроется. А вот Камалю это будет стоить лодки. А может быть, даже жизни.

Словом, игра не стоила свеч. И к тому же была нечестной. Рыжеволосый убрал монеты назад как раз в тот момент, когда турок хотел уже их принять.

— Впрочем, не надо, Камаль, — сказал он. — Наверное, будет лучше, если мы оставим нашу прежнюю договоренность. Высади меня где-нибудь здесь.

Старик кивнул, и на лице его отразилось скорее облегчение, чем разочарование от того, что предложение было взято назад. Вид двух золотых чуть не превратил его в полного идиота.

Лодка повернула к берегу. Рыжеволосый перекинул через плечо узелок из одеяла со своими пожитками и взял под мышку длинный узкий футляр. За фут или два до густых зарослей тростника и мшистых кочек, которые служили здесь берегом, Камаль выключил мотор, и рыжеволосый, перемахнув через борт, зашагал к суше.

Но, отойдя шагов пять, обернулся и последний раз посмотрел на старика. Тот помахал на прощанье рукой и начал отчаливать.

— Камаль! — закричал с берега пассажир. — Лови! — И одну за другой кинул обе монеты хозяину лодки. Тот ловко поймал их на лету смуглой мозолистой рукой.

Слова благодарности именем Магомета и всего прочего, что было свято в исламе, еще долго звенели в ушах рыжеволосого, когда он начал свой нелегкий путь по болотам. Тучи насекомых, ядовитые змеи, коварные плывуны ждали его впереди, а чуть дальше местность патрулировали солдаты Железной Гвардии. Конечно, остановить его они не могли, но из-за них он мог потерять драгоценное время.

Однако все это было просто ничтожным по сравнению с тем, что ждало его западнее, на расстоянии всего нескольких часов езды верхом через горы — на перевале Дину.

Глава семнадцатая

Застава.

Среда, 30 апреля.

Время: 16.47

Ворманн стоял у окна своей комнаты и наблюдал за солдатами во дворе. Если вчера все они ходили еще вперемешку и черные формы эсэсовцев мелькали среди серых гимнастерок пехоты, то уже сегодня между его бойцами и подчиненными Кэмпфера будто бы пролегла невидимая стена.

Вчера у них был один общий враг, который убивал всех подряд, независимо от цвета формы. Но прошлой ночью никого не убили, и наутро все стали чувствовать себя победителями, при этом каждая из сторон пыталась доказать свое превосходство. Это было естественное соперничество. Эсэсовцы считали себя «белой костью», элитой вермахта и непревзойденными специалистами в ведении особого рода военных действий. Их же соперники полагали, что именно они — истинные солдаты, и хотя они представляли себе, что значит черная форма СС и даже немного побаивались «Мертвую голову», в душе все считали их просто отборными полицейскими.

Начинался обед. Все шло нормально до тех пор, пока во двор не вышла та самая девушка, Магда. Вокруг столов тут же поднялась шутливая толкотня, каждый пытался уступить ей место, пока она шла мимо наполненных котелков, набирая еду отцу и себе. Но само ее появление еще сильнее раскололо солдат на два лагеря. Эсэсовцы, учитывая тот факт, что она еврейка, считали само собой разумеющимся, что имеют преимущественное право поступать с ней, как им заблагорассудится. Солдаты же регулярной армии в большинстве своем были уверены, что такого права не имеет никто. Она была красавицей, хоть и прятала свои роскошные волосы под старой косынкой, а тело закутывала в бесформенное тряпье. Все равно ее женственность оставалась при ней. И она излучала ее, как бы ни старалась не делать этого. Шарм и грация сквозили и в ее легкой походке, и в белизне гладкой кожи, и в нежном изгибе губ. Кто же мог равнодушно пройти мимо этого гордого стана и скромно опущенных лучезарных глаз?.. Магда была заветным желанием любого мужчины, но всякий настоящий солдат, конечно, считал делом чести заполучить ее первым.

Сейчас Ворманну уже трудно было разделить это стремление, но, вспоминая свои вчерашние впечатления от первой встречи с ней, он готов был понять чувства солдат.

Во время ужина опять началась возня между серыми и черными формами — и снова в тот момент, когда девушка пришла за едой. Из-за возникшей толчеи два солдата даже упали на землю, и Ворманн вынужден был послать сержанта, чтобы тот срочно навел порядок, пока не завязалась настоящая драка. К этому времени Магда уже взяла еды и шла назад в свою комнату.

Через какое-то время он увидел, что она опять ходит по двору, очевидно, разыскивая его. Она сказала, что отцу необходим нательный крест или распятие для расшифровки какой-то книги. И спросила, не одолжит ли ей крест капитан. Да, одолжит — с одного из убитых как раз сняли маленький серебряный крестик.

Сейчас солдаты, свободные от наряда, сидели во дворе, а остальные продолжали разбирать стены задней секции замка. Ворманн напряженно раздумывал, как избежать неприятностей во время дальнейших приемов пищи. Лучше всего поручить кому-нибудь из своих каждый раз относить еду старику и его дочери прямо в башню. Но только кому? Ведь остальные бойцы тут же начнут завидовать, считая это задание незаслуженной привилегией, а эсэсовцы не дадут бедняге прохода, объявив его еврейским прислужником. Посылать всех по очереди тоже не годится — чем меньше они будут видеть девушку, тем лучше.

И вдруг внимание его привлекло какое-то новое движение во дворе. Это опять была Магда, гордо шагающая с ведром в руке по направлению к подвалу. Солдаты молча следили за ней, а потом начали один за другим подниматься — их неодолимо тянуло к девушке, как мотыльков на свет.

Когда она вышла из подвала с полным ведром, они обступили ее тесным кругом и начали толкаться, чтобы пробиться ближе и как следует разглядеть. Одни пробовали подозвать ее, другие вертелись под ногами и не давали пройти. Наконец какой-то дюжий эсэсовец с наглым видом преградил ей путь, но солдат регулярной армии тут же оттолкнул его в сторону, выхватил из рук Магды ведро и с нарочитой галантностью понес его впереди, вызывая всеобщее веселье. Обиженный эсэсовец пнул ведро ногой и облил сапоги солдата.

Черные формы расхохотались. Лицо у пехотинца побагровело. Ворманн уже знал, чем все это кончится, но с третьего этажа воспрепятствовать стычке никак не мог. Он видел, как солдат в сером поднимает ведро, бьет им по голове расхамившегося эсэсовца, и тут же добрых два десятка человек начинают неистово махать кулаками. При виде этого капитан со всех ног бросился вниз по лестнице.

Пробегая первый этаж, он увидел захлопывающуюся дверь в комнату евреев и промелькнувший край юбки, а когда выскочил во двор, перед глазами его предстала самая настоящая свалка. Он два раза выстрелил в воздух чтобы привлечь к себе внимание дерущихся, и поклялся расстрелять на месте каждого, кто нанесет еще хоть один удар. Только после этого драка окончательно стихла.

Девушку надо срочно убирать отсюда.

Когда все угомонились, Ворманн оставил с солдатами Остера и заспешил на первый этаж к евреям. Пока Кэмпфер разбирался со своими подчиненными, надо было успеть, пользуясь случаем, поскорее убрать Магду из замка. Для этого требовалось отвести ее через мост в гостиницу, прежде чем Кэмпфер сообразит, что к чему. Это для всех сейчас было бы наилучшим выходом.

На сей раз капитан не стал даже стучать, а сразу толкнул дверь и громко позвал:

— Фрейлейн Куза!

Старик все так же сидел за столом, а девушки видно не было.

— Что вам от нее нужно?

Ворманн не ответил и снова позвал:

— Фрейлейн Куза!

— Да? — взволнованно откликнулась она, выходя из соседней комнаты.

— Быстро собирайте свои вещи. Вы переходите в гостиницу. У вас есть две минуты, и ни секунды больше.

— Но я не могу бросить отца одного!

— Две минуты — и вас здесь больше не будет. Мне все равно, с вещами или без вещей!

Он должен оставаться непреклонным в своем решении. Только бы не выдало выражение глаз... Ему было очень неприятно разлучать их — ведь профессору так нужна ее помощь, а она, видно, хорошо умела и привыкла ухаживать за ним. Но его солдаты первые затеяли эту драку, а Магда послужила тому причиной, невольно выступив в роли подстрекательницы. Поэтому отцу придется остаться в замке, а дочь будет жить в гостинице. И никаких возражений.

Ворманн видел, как умоляюще смотрит она на отца и ждет от него хоть каких-нибудь слов в свою защиту.

Но старик молчал. И тогда девушка тяжело вздохнула и отправилась в дальнюю комнату.

— У вас осталось уже полторы минуты, — предупредил Ворманн.

— Полторы минуты на что? — послышался за спиной резкий голос. Это был Кэмпфер.

Ворманн чуть не застонал от досады и собрал всю свою волю, чтобы дать достойный отпор эсэсовцу.

— Вы как всегда к месту, майор, — начал он. — Я только что велел фрейлейн Куза собрать свои вещи и отправляться в гостиницу.

Кэмпфер открыл было рот, но не успел произнести ни слова. Его прервал исступленный крик профессора:

— Я запрещаю! Я не позволю вам забирать мою дочь!

Глаза майора сузились от ярости, и он ледяным взглядом смерил профессора. Даже Ворманн не ожидал от старика такой вспышки гнева.

— Это ты МНЕ запрещаешь, старый жид? — прохрипел он, медленно приближаясь к инвалидному креслу. — ТЫ запрещаешь? Так вот что я тебе скажу, и запомни это как следует: ты здесь ничего запретить не можешь. Абсолютно ничего!

Старик медленно склонил голову в молчаливом повиновении.

Удовлетворенный результатом и немного остывший, Кэмпфер бодро обратился к Ворманну:

— Проследите за тем, чтобы ее сейчас же здесь не было! От нее одни неприятности!

Ворманн стоял ошеломленный, в то время как Кэмпфер проскочил мимо него к двери и исчез так же внезапно, как появился.

Капитан растерянно посмотрел на профессора. Тот снова поднял голову и, казалось, ничему уже не возражал.

— Почему же вы ничего не сказали мне, перед тем как пришел майор? — спросил Ворманн. — Я думал, вы сами хотите, чтобы она покинула замок.

— Возможно. Но теперь я передумал.

— Да, я успел это заметить... Причем передумали самым провокационным образом и не в самый подходящий момент. Вы так со всеми себя ведете?

— Дорогой мой капитан, — начал Куза, понизив голос. — Вам не хуже моего известно, что мало кто обращает серьезное внимание на калеку. Когда люди видят тело и понимают, что оно разрушено болезнью или несчастным случаем, они автоматически переносят это впечатление и на разум. Большинство считает примерно так: «Если он не может передвигаться, значит, ничего интересного и сообщить не способен». Поэтому люди, подобные мне, много думают, и к ним нередко приходят разные мысли, которые можно научиться передавать и другим, так что они начинают считать, будто сами дошли до этого. Это просто своеобразный метод убеждения.

Когда Магда появилась в дверях с чемоданом в руке, Ворманн к своему огромному удивлению осознал, что и его тоже смогли «убедить», и с тайным восхищением вынужден был отдать должное уму профессора. Теперь ему стало ясно, кто организовывал эти частые походы в подвал и столовую. Хотя это не особенно огорчало его. Он и сам не хуже профессора понимал, что женщине в этом замке не место.

— Я оставлю вас в гостинице без охраны, — объяснил он Магде. — Но вы, конечно, понимаете, что если вы убежите, то вашему отцу от этого лучше не станет. Так что я полагаюсь на вашу честь и преданность своему родителю.

Он не стал добавлять, что среди солдат начнется целый бунт, если придется решать, кто же именно должен ее охранять. Для каждого из них это было бы двойной привилегией — находиться вне замка, да еще рядом с такой красивой женщиной. Это могло бы лишь сильнее разжечь вражду, уже возникшую между двумя воинскими контингентами. Поэтому у него не было другого выхода, как только полностью довериться ей.

Отец и дочь переглянулись.

— Не бойтесь, капитан, — сказала Магда, не сводя глаз с отца. — У меня и в мыслях не было убегать и оставлять его здесь одного.

Ворманн заметил, как профессор гневно сжал кулаки.

— Возьми лучше вот это, — сказал Куза, подавая ей одну из книг, которую он называл «Аль Азиф». Просмотри ее на досуге, а завтра мы все обсудим.

Но Магда лишь грустно улыбнулась.

— Ты же знаешь, папа, я не читаю по-арабски. — Она подняла другую рукопись, значительно тоньше первой. — Мне кажется, лучше взять это.

И вновь они обменялись многозначительными взглядами. Создавалось впечатление, будто отец и дочь зашли в какой-то тупик, и Ворманну показалось, что он догадывается о причине их спора.

Неожиданно Магда обошла стол и поцеловала отца в щеку. Она погладила его по редким седым волосам, потом выпрямилась и посмотрела Ворманну прямо в глаза.

— Позаботьтесь о моем отце, капитан. Я очень прошу вас. Кроме него, у меня никого нет.

Ворманн не успел обдумать ответ. Слова сами сорвались с языка:

— Не беспокоитесь. Я обо всем позабочусь. Он тут же проклял себя. Не надо было так говорить. Это шло вразрез и с тем, чему его учили как офицера, и противоречило его прусскому воспитанию. Но что-то в ее взгляде заставляло его делать именно так, как она просила. У него не было собственной дочери, но если бы была, то как бы ему хотелось, чтобы и она так же трогательно ухаживала за ним, как эта девушка за своим отцом.

Нет. Нечего и волноваться, что она может сбежать. Но что касается ее отца, то это очень хитрая бестия. За ним стоит приглядывать. И Ворманн пообещал себе впредь внимательнее относиться ко всему, что связано с этой парочкой, а самому профессору не очень-то верить на слово.

Рыжеволосый заставлял своего коня мчаться во весь опор по подножиям крутых холмов, направляясь на юго-восток, к перевалу Дину. Красоты зеленеющих вокруг гор оставляли его безучастным из-за страшной спешки. Когда солнце стало клониться к западу, холмы сделались еще круче и обступили дорогу со всех сторон, оставляя лишь узкую тропу шириной футов в десять. Только бы проскочить это ущелье — и он окажется на широком плато возле самого перевала. А оттуда уже путь будет легким, даже в темноте. Он хорошо знал эту дорогу. Рыжеволосый хотел уже поздравить себя с тем, что удалось избежать встреч с военными и полицией, как вдруг заметил впереди двух солдат. Они держали наготове винтовки с примкнутыми штыками. Остановив коня, он быстро принял решение, как будет лучше себя вести. Ему не хотелось задержки и лишних неприятностей, и он решил прикинуться робким ягненком.

— Куда это ты так спешишь, пастух козлиный? — послышался сиплый голос.

Говорил тот, что старше. У него были густые закрученные усы и рябое лицо. Второй, помоложе, засмеялся при словах «пастух козлиный». Очевидно, в них было что-то унизительное.

— Наверх, к перевалу, в свою деревню. У меня там отец заболел. Пропустите меня, пожалуйста.

— Всему свое время. И докуда ты хочешь доехать?

— До старой башни.

— До какой еще башни? Никогда о ней раньше не слышал. Где это?

Это уже кое о чем говорило. Если бы замок имел отношение к военным действиям, то эти люди должны были хоть что-нибудь о нем знать.

— Почему вы меня задерживаете? — спросил он, делая испуганный вид. — Что-нибудь не так?

— Деревенские парни обычно не задают вопросов Железной Гвардии, — грозно нахмурился усатый. — Ну-ка, сойди с коня, мы на тебя посмотрим.

Значит, это не просто солдаты, а именно Железная Гвардия, и отделаться от них будет сложнее, чем он предполагал. Путешественник слез с коня и молча встал у седла, пока они по-хозяйски рассматривали его.

— Ты, похоже, нездешний, — подозрительно прищурился усатый. — Покажи-ка нам свои документы.

Это был тот самый вопрос, которого рыжеволосый ждал и боялся на протяжении всего пути.

— У меня их нет с собой, господин, — сказал он извиняющимся и почтительным тоном. — Я так торопился, что позабыл их взять. Но я могу вернуться, если вы пожелаете.

Солдаты переглянулись. Перед ними какой-то незнакомец, тем более без документов, да еще так упрям. Значит, они могут делать с ним все, что захотят.

— Стало быть, нет никаких документов? — ухмыльнулся усатый и приставил винтовку к его груди. Пока он говорил, ствол свободно ходил по ребрам рыжеволосого, царапая кожу и как бы подчеркивая решимость с легкостью убить его. — А откуда же мы узнаем, кто ты такой? Может, ты сюда оружие везешь партизанам.

Рыжеволосый моргнул и отступил, пытаясь изобразить, что ему очень больно. Если бы он мужественно перенес издевательство, то это вызвало бы только лишнюю ярость усатого.

«Все остается по-прежнему, — устало подумал он. — Неважно, в каком времени или месте ты оказываешься, кто и как пришел к власти; все равно основная сила — это бандиты».

Усатый отступил, передернул затвор и взял задержанного на мушку.

— Обыщи его! — приказал он своему напарнику. Тот послушно перекинул за спину свой карабин и начал торопливо обыскивать путешественника. И вдруг замер, нащупав пояс с деньгами. Проворным движением он расстегнул рубашку и сорвал пояс с талии. Увидев золото, солдаты еще раз переглянулись.

— Где ты это украл? — спросил усатый, снова тыча винтовкой в грудь задержанного.

— Это мое, — ответил тот. — Здесь все, что у меня есть. Но если вы отпустите меня, то можете оставить это себе. — Он и в самом деле мог себе такое позволить. Золото ему больше не пригодится.

— Да, уж это мы оставим себе, — усмехнулся усатый. — Но сначала проверим, что у тебя еще имеется. — Он указал стволом на длинный плоский футляр, привязанный к правой стороне седла. — Открой-ка! — обратился он к молодому.

Только теперь рыжеволосый понял, что позволил им зайти слишком далеко. Футляр нельзя было открывать.

— Не трогайте! — крикнул он.

Солдаты почувствовали в этом окрике угрозу и с удивлением уставились на него. Усатый злобно сжал губы, шагнул вперед и с силой ударил всадника прикладом в живот.