Но это была не тьма вечного забвения, а нечто другое…
      Сперва он никак не мог свыкнуться с тем, что продолжает осознавать все происходящее вокруг него. Он лежал на спине, глаза были открыты и неподвижно смотрели в темноту. Но он не мог определить, сколько времени пролежал таким образом. Время потеряло для него всякий смысл. Если не считать способности созерцать происходящее, в остальном он был как бы отделен от своего тела, будто теперь оно принадлежало кому-то другому. Ворманн ничего не чувствовал - ни каменистую почву под спиной, ни холодный воздух, обдувающий его лицо. И ничего не слышал. Он не дышал. И не мог пошевелиться - даже двинуть мизинцем. Когда по его лицу пробежала крыса и волосатым брюшком проползла прямо по глазам, он не смог даже моргнуть.
      Он был мертв. Но мертв как-то… не до конца.
      Навсегда исчезли боль и страх, и теперь у капитана оставалось лишь одно чувство - глубочайшее сожаление. Ведь он пришел сюда, чтобы вернуть себе доброе имя и утраченную офицерскую честь, а нашел здесь только нечеловеческий ужас и смерть. Свою собственную смерть.
      Неожиданно Ворманн осознал, что его куда-то перемещают. Хотя он по-прежнему ничего не чувствовал физически, ему удалось понять, что его грубо волокут по полу, ухватив за воротник кителя. Сначала через какие-то темные помещения, потом - на свет.
      Ворманн видел все с точки зрения своего обмякшего тела. Когда его тащили по коридору, он бесстрастно обозревал гранитные стены и очень скоро понял, что приблизился к тому самому месту, где на стене когда-то были написаны кровью таинственные слова на непонятном ему древнем языке. Стену с тех пор вымыли, но коричневатые разводы так и остались на камне.
      На этом месте его движение прекратилось. Прямо над собой капитан увидел широкий пролом в потолке - это была та самая часть замка, где солдаты производили разборку стен и перекрытий в поисках тайников и секретных проходов. Кроме этого отверстия он не замечал пока ничего - вокруг была глубокая темнота. Потом Ворманн увидел, как в воздух змеей взвилась веревка и обхватила одну из балок в разобранном перекрытии. Другой конец веревки, на котором была сделана петля, начал коварно приближаться к его лицу, и вот капитана опять потащили - на этот раз вверх.
      Очень скоро его ноги оторвались от пола, а безжизненное тело начало беспомощно раскачиваться из стороны в сторону, развеваемое легким потоком воздуха. Громадный силуэт появился в дверях, а затем исчез окончательно, оставив капитана болтаться в петле в полном одиночестве.
      Ему хотелось кричать и молить Бога о помиловании. Потому что теперь он наконец понял, что мрачный и суровый хозяин замка вел беспощадную войну не только против жизни людей, без спроса вторгшихся в его владения, но и против их разума и самих душ.
      С горечью и отчаянием осознал капитан, в какой роли использовал его этот страшный боярин: вместо доброго имени он уготовил ему позорную славу самоубийцы. Ведь теперь его солдаты будут полностью уверены в том, что их командир повесился добровольно! И это окончательно деморализует всех тех, кто еще сохранял в себе остатки бодрости духа. Кадровый офицер, человек, который столько раз вел их за собой под огнем и в которого они свято верили, - повесился. Это крайняя степень трусости; это хуже, чем дезертирство!
      Нет, этого нельзя допустить. Но он никак не мог изменить ход событий - он же мертв!..
      Может быть, таким образом он наказан за то, что слишком долго закрывал глаза на всю чудовищность этой войны? Но если так, то эта расплата чересчур уж несправедлива и жестока! Висеть здесь и видеть, как один за другим начнут подходить его солдаты и эсэсовцы, чтобы поглазеть на труп покончившего с собой капитана, - какой позор и бесчестье! Ведь здесь обязательно будет стоять и его злейший враг майор Кэмпфер - стоять и злорадно ухмыляться!
      Может быть, именно для этого его и оставили так болтаться на грани жизни и полного забытья, чтобы он стал свидетелем своего собственного унижения?
      Если бы он только мог хоть что-нибудь предпринять! Хотя бы самую малость, лишь бы вернуть себе коварно отнятую честь солдата и элементарное мужское достоинство - и больше в этой жизни он ничего не попросит! Только чтобы никто не усомнился в его мужестве и увидел хоть какой-то смысл в его смерти.
      Ну хоть что-нибудь!
      Но он продолжал лишь висеть, раскачиваясь от дуновения ветерка и, мертвый, ждал, когда его обнаружат.
 
      Как только скрежет камня о камень заполнил комнату, Куза поднял глаза. Медленно поворачивался гранитный люк потайного хода из основания башни. Когда все стихло, из темноты открывшейся ниши раздался голос Моласара:
      - Все готово!
      Ну, наконец-то! Ожиданию, казалось, не будет предела. Оно становилось уже просто невыносимым. Час проходил за часом, и Кузе даже стало казаться, что Моласар вообще уже не появится. Профессор и раньше-то не отличался большим терпением, а сегодня каждая минута ожидания превращалась для него в мучительную бесконечность. Он пытался как-то отвлечься и начал было думать о Магде, о том, как она теперь себя чувствует, ведь удар, нанесенный ей по голове немцем, был достаточна сильным… Но у профессора ничего не вышло. Мысль об уничтожении Гитлера сметала все остальные раздумья и не давала сосредоточиться ни на чем другом. Куза уже много раз исходил вдоль и поперек обе комнаты. Его просто бесило, что теперь он, полный сил и энергии, способный, наконец, стать полезным всему человечеству, вынужден так бесцельно мерить шагами комнаты в ожидании, когда появится Моласар я скажет ему, что именно он должен сделать.
      Но вот Моласар появился. Куза сразу же юркнул в открывшийся лаз, навсегда оставляя в комнате не нужное ему больше инвалидное кресло, и почувствовал, что
      Моласар вкладывает ему в ладонь какой-то прохладный металлический цилиндр.
      - Что это? - спросил профессор и увидел в своей руке фонарик.
      - Тебе это пригодится.
      Куза тут же включил фонарь. Такими пользовались немецкие офицеры. Стекло немного треснуло. Он задумался, кому бы мог принадлежать этот светильник, но Моласар прервал его размышления:
      - Следуй за мной.
      Уверенными размашистыми шагами боярин направился к винтовой лестнице. Казалось, ему не нужен был никакой свет - он прекрасно ориентировался в этой кромешной тьме, чего нельзя было сказать о профессоре, и поэтому тот старался не отставать от Моласара, тщательно освещая фонарем ступени. Но ему очень хотелось хоть на минуту остановиться и как следует оглядеться по сторонам. Куза давно уже мечтал исследовать это таинственное основание башни, ведь все, что он знал о нем, исходило только от Магды, которая много раз уже успела здесь побывать. Однако сейчас, видимо, было не до науки. "Когда все это закончится, - пообещал себе старик, - я обязательно вернусь сюда еще раз и внимательно все рассмотрю".
      Через некоторое время они подошли к узкому пролому в стене. Вслед за Моласаром Куза прошел через это отверстие, и они оказались в нижнем подвале. Боярин ускорил шаг, и старику пришлось почти бежать за ним, чтобы не отстать окончательно. Но он не жаловался на такой темп, потому что был счастлив уже оттого, что просто может теперь ходить без посторонней помощи, может подставлять руки холоду подвала, не опасаясь, что его подведет кровообращение и больные суставы несколько часов подряд не будут давать покоя. Да он сейчас просто великолепно себя чувствовал и радовался этому, как мог.
      Чуть правее они увидели слабый свет, проникающий сюда из коридора через пролом в полу верхнего подвала. Куза направил луч фонаря влево. Трупы солдат исчезли. Вероятно, немцы уже отправили их на родину. Странно только, что саваны они оставили здесь, небрежно свалив их в кучу.
      К звуку торопливых шагов профессора начал примешиваться другой, - будто рядом кто-то царапал ногтями землю. Следуя за Моласаром из большого центрального зала подземелья по более узким проходам, напоминающим городские туннели, Куза стал замечать, что этот звук постепенно усиливается. Он молча семенил за своим провожатым. После многочисленных поворотов хозяин замка круто свернул налево и сразу же остановился, жестом приглашая профессора подойти ближе. Скребущий звук достигал здесь наибольшей громкости и эхом разносился во все стороны по бесконечному лабиринту подземных галерей.
      - Приготовься, - с бесстрастным выражением на лице произнес Моласар. - Я тут некоторым образом использовал останки мертвых солдат, так что то, что ты увидишь сейчас, может даже показаться тебе каким-нибудь оскорблением или кощунством. Но благодаря этому я теперь смогу вручить тебе свой талисман. Конечно, можно было найти и другие способы, но этот показался мне наиболее удобным… и приятным.
      Куза сомневался, что Моласар и в самом деле сумел распорядиться с нацистами так, что это способно будет оскорбить его, но возражать не стал.
      Они прошли в большую полукруглую комнату с грязным полом и ледяным потолком, стены которой образовывали естественные шершавые глыбы горных пород. Кто-то изрядно потрудился здесь, выкопав в центре пола довольно глубокую яму. И все же царапающий звук не прекращался. "Кто же его производит?" - недоумевал Куза. Он осмотрелся, обведя вокруг себя фонарем, но увидел лишь блестящие кремнием стены и заиндевевший потолок помещения. В остальных местах слабый луч сразу же поглощала непроглядная темнота.
      Но вот возле своих ног он почувствовал какое-то движение, а потом заметил, что и по всему периметру ямы что-то тоже слабо шевелится. Приглядевшись, профессор испуганно вскрикнул. Крысы! Сотни крыс расселись вокруг ямы, теснясь и расталкивая друг друга в каком-то неестественном возбуждении. Они будто ждали чего-то…
      И вот на одной из стенок этого странного колодца, в котором, очевидно, производились какие-то раскопки, Куза заметил предмет, намного превосходящий размерами крысу. Он шагнул вперед и направил в яму луч фонаря. И тут же чуть не выронил фонарь из затрясшихся рук. Ему показалось, что он смотрит прямо в один из кругов Ада. Почувствовав внезапную слабость, профессор отпрянул назад и прислонился плечом к холодной блестящей стене, боясь потерять сознание. Он закрыл глаза и задышал, как загнанный пес в жаркий августовский день, одновременно пытаясь успокоиться, преодолеть нарастающую тошноту и свыкнуться с тем, что все, увиденное в этой яме, вполне реально и не является плодом его больного воображения.
      А увидел профессор десять мертвых солдат, некоторые из которых были в серых формах, другие в черных, и все они непрерывно двигались, причем один был даже без головы!
      Очень медленно Куза снова раскрыл глаза. В адском полумраке, царящем в этой страшной комнате, профессор увидел, как один из трупов будто клешней зачерпнул своей распухшей ладонью горсть земли и вышвырнул ее из ямы наружу, а потом сразу же спустился на самое дно за следующей порцией.
      С великим трудом Куза заставил себя отойти от стены и приблизиться к краю ямы, чтобы еще раз взглянуть на происходящее.
      Казалось, этим работникам не нужны были глаза, так как они не смотрели на то, что делают, и куда кидают землю, врываясь в нее голыми руками. Их мертвые суставы действовали медленно и неуклюже, будто сопротивляясь той силе, которая принуждала их трудиться. И тем не менее они работали без устали и толкотни, в полной тишине и порядке, организованно и удивительно быстро, несмотря на видимую затрудненность их неловких движений. Шарканье сапог, звуки скребущих по холодной земле ногтей - все это эхом разносилось по подвалу, а тем временем яма становилась все шире и глубже. Сопровождающие работу звуки казались особенно жуткими и нелепыми в этой пустой комнате со скользкими стенами и ледяным потолком, который только усиливал их.
      Неожиданно шум прекратился, будто его и вовсе никогда не было. Все мертвецы, как по команде, замерли. Никто из них больше не шевелился.
      За спиной Куза услышал голос Моласара:
      - Мой талисман зарыт здесь на самом дне. До него осталось всего несколько дюймов. Ты должен будешь извлечь его из земли.
      - А они разве не могут этого сделать? - боязливо спросил профессор. При одной мысли о том, что ему придется спуститься в яму с десятью трупами, его отчаянно затошнило.
      - Они слишком неуклюжи.
      Куза умоляюще посмотрел на Моласара и, заикаясь. спросил:
      - А в-вы сами н-не могли бы его отрыть? А я потом отнесу его в любое место, куда вы прикажете.
      Глаза Моласара гневно сверкнули.
      - Это часть твоей задачи! И довольно простая! У нас столько поставлено на карту, а ты гнушаешься испачкать себе руки?
      - Нет-нет! Дело не в этом, а просто… - Он снова обвел глазами застывшие трупы.
      Моласар проследил за его взглядом. Он не издал ни звука, не сделал ни единого жеста, но все мертвецы, как по команде, повернулись в затылок друг другу и, начав двигаться за направляющим, один за другим вылезли из ямы. Выбравшись оттуда, они смирно встали по периметру комнаты. Крысы тут же засуетились вокруг их неподвижных ног. Моласар вновь поглядел на Кузу.
      Не ожидая, пока его попросят дважды, профессор начал осторожно спускаться вниз и очень скоро очутился на самом дне глубокого котлована. Положив рядом зажженный фонарь, он стал усердно отгребать в сторону рыхлую землю в указанной Моласаром самой нижней точке ямы. Ни холод, ни грязь теперь не доставляли его пальцам никаких неудобств. Сначала ему было неприятно касаться той же земли, которую только что рыли покойники, но постепенно он пришел к мысли о том, что ему даже нравится вновь осознавать себя полноценным человеком, способным выполнять пусть даже такую простую и лакейскую работу. И все это только благодаря Моласару! Ему было бесконечно приятно, не испытывая боли, погружать пальцы в мягкую податливую почву и пригоршнями выгребать ее. Он приободрился и через несколько минут уже работал быстро, даже с некоторым вдохновением.
      Но вот его руки наткнулись на что-то более твердое, чем холодная сырая земля. Он потянул за край этого предмета и вытащил из грунта прямоугольный сверток около фута в длину и ширину и в несколько дюймов толщиной. Сверток оказался чрезвычайно тяжелым. Он содрал Внешний слой полусгнившей материи и обнаружил под ним вторую обертку - на этот раз из добротной мешковины.
      Внутри лежало что-то блестящее и довольно увесистое. У Кузы перехватило дыхание - с первого же взгляда ему показалось, что это крест. Но это оказалось не совсем так: предмет, лишь отдаленно напоминающий крест своими очертаниями, в точности повторял те эмблемы, которыми были увешаны все стены замка. И тем не менее, ни одна из них не могла сравниться вот с этим. Это был оригинал, образец, с которого впоследствии скопировали все остальные "кресты". Верхняя часть вертикальной планки толщиной около дюйма была слегка закругленной, почти приближаясь к цилиндрической форме, и имела на торце небольшую прорезь. А сделана эта планка была из цельного куска золота. Поперечную же перекладину, похоже, выковали из чистого серебра. Некоторое время профессор рассматривал этот необычный предмет, осветив его фонарем, но не смог обнаружить на нем ни каких-либо надписей, ни других древних символов.
      Талисман Моласара - ключ к его силе и могуществу. Куза смотрел на него с благоговейным трепетом. Да, эта вещь, несомненно, обладала магической силой, и профессор даже чувствовал, как с поверхности металла в его руки вливается свежая энергия. Наконец, он приподнял свою находку над головой, желая продемонстрировать ее Моласару, и вдруг ему показалось, что талисман вспыхнул голубоватым огнем, на мгновение осветив все вокруг. Хотя, может быть, это было просто отражение фонаря от влажной стены или чего-то еще.
      - Я нашел его! - радостно крикнул Куза. Но Моласара нигде поблизости не было. Зато профессор заметил, что трупы начали отступать, когда он поднял крестообразный предмет над собой.
      - Моласар! Вы меня слышите?
      - Да. - Голос звучал откуда-то издалека, будто из глубины туннеля. - Теперь вся моя сила полностью в твоих руках. Тщательно оберегай этот талисман! Смотри, чтобы он не попал в чужие руки, и спрячь его в надежное место!
      Куза в возбуждении прижал тяжелую ношу к своей груди.
      - Когда я должен спрятать его? И как мне выйти из замка?
      - Это произойдет меньше чем через час. За это время я управлюсь со всеми захватчиками. Теперь они сполна заплатят за то, что нарушили мой покой и пришли сюда без приглашения.
 
      В дверь сильно стучали и громко звали майора. Голос был, кажется, сержанта Остера, но звучал он как-то истерично. Однако Кэмпфер никому уже так просто не доверял. Поднявшись с постели, он первым делом схватился за свой "парабеллум".
      - Кто там? - с раздражением спросил он. За сегодняшнюю ночь его беспокоили уже второй раз! Первый раз - из-за нелепой вылазки на мост с этим несчастным евреем, и вот теперь снова. Майор посмотрел на часы: почти четыре утра, скоро уже светать начнет! Кому он мог понадобиться в такое время? Может быть, опять кто-то умер?
      - Это сержант Остер, господин майор.
      - Ну, и что у тебя на этот раз? - грозно спросил Кэмпфер, приоткрыв дверь.
      Одного взгляда на побледневшее лицо Остера было достаточно, чтобы майор понял: случилось что-то из ряда ион выходящее. Скорее всего, опять смерть, но теперь уж какая-нибудь совсем необычная.
      - Капитан, господин майор. Капитан Ворманн!..
      - Его убили? Ворманна? Офицера?!
      - Он сам покончил с собой, господин майор.
      Кэмпфер тупо уставился на сержанта и несколько секунд молчал, очень медленно приходя в себя и с трудом осознавая услышанное.
      - Жди здесь. - Кэмпфер закрыл дверь, наскоро надел брюки, сапоги, накинул поверх рубашки форменный китель, даже не удосужившись застегнуть его, а потом вышел к сержанту. - Где труп?
      Следуя за Остером по направлению к разобранной части замка, майор все лучше понимал, что самоубийство Ворманна беспокоит его куда сильнее, чем если бы ему просто сообщили, что капитан убит точно так же, как и все остальные. Это совсем не было похоже на Ворманна. Да, люди с годами меняются, но Кэмпфер не мог представить себе этого бесстрашного бойца, который в шестнадцать лет в одиночку обратил в бегство целую роту англичан, так внезапно кончающим жизнь самоубийством, несмотря ни на какие обстоятельства, о которых майор мог и не знать.
      И тем не менее, Ворманн мертв. Единственный человек, который с полной ответственностью мог указать на него пальцем и обвинить в трусости, теперь сам замолчал навеки. Конечно, Кэмпферу это только на руку - теперь ему будет намного легче. Слишком уж много оскорблений ему пришлось снести от капитана с тех пор, как он приехал сюда на помощь. И потому именно такая смерть Ворманна доставляла майору особое удовлетворение. В очередном рапорте ему ничего уже не придется скрывать: он с радостью доложит о том, что капитан Клаус Ворманн малодушно покончил с собой. Бесславная, унизительная, позорная смерть. Хуже дезертирства. Кэмпфер многое отдал бы, чтобы посмотреть на лица жены капитана и двух его сыновей, которыми он так гордился, когда они узнают об этом. Ведь сыновья, в свою очередь, тоже восхищались отцом, считая его героем и идеалом, достойным всяческого уважения и подражания. Вот так новость они скоро получат!
      Но вместо того, чтобы провести майора через двор в комнату Ворманна, сержант круто свернул направо, и они пошли по нескончаемым коридорам туда, где в первую ночь своего пребывания на заставе Кэмпфер заточил местных жителей. Последние несколько дней здесь усердно трудились солдаты, разбирая стены и перекрытия потолков. Еще один поворот - и перед ними предстал мертвый Ворманн.
      Он висел с затянутой на шее петлей, слегка покачиваясь, будто от легкого ветерка. Это казалось особенно странным, поскольку никакого сквозняка здесь не было. Вокруг стояла полная тишина. Веревка была перекинута через обнажившуюся потолочную балку и привязана к ней крепким узлом. Майор не заметил поблизости никакой подходящей подставки и удивился, как же Ворманну удалось повеситься. Вероятно, он залез на груду камней, а потом спрыгнул.
      И тут он обратил внимание на глаза капитана. Они почти вылезли из орбит, и вдруг Кэмпферу показалось, что зрачки чуть-чуть шевельнулись, когда он приблизился к трупу. Лишь усилием воли майор заставил себя поверить в то, что это была просто игра света и тени, обычный обман зрения, ведь коридор здесь освещался довольно скудно.
      Он остановился рядом с безвольно повисшим телом своего бывшего однополчанина. Пряжка ремня Ворманна была всего в нескольких дюймах от лица майора. Он посмотрел наверх, на его налитое кровью лицо, опухшее и побагровевшее, словно готовое вот-вот лопнуть.
      И снова Кэмпфера поразили эти выпученные мертвые глаза. Они будто бы наблюдали за ним с того света. Он отвернулся и увидел на стене тень, которую отбрасывало тело Ворманна, сразу же узнав в ней знакомый контур - именно такие очертания были у повешенного, изображенного капитаном на его незаконченной картине.
      Кэмпфера передернуло.
      Что это - предчувствие судьбы? Неужели Ворманн мог предвидеть, свою собственную смерть? Или, может быть, мысль о самоубийстве уже давно не давала ему покоя?
      И тут ликование штурмбанфюрера начало стремительно угасать. Только теперь он до конца осознал, что остался единственным офицером на заставе. И, значит, вся ответственность за происходящее ложится отныне исключительно на него. Кроме того, вполне возможно, что именно он намечен следующей жертвой невидимого убийцы. Что же ему теперь делать?..
      Внезапно со двора послышались выстрелы. Вздрогнув от неожиданности, Кэмпфер резко обернулся и увидел, как встревоженно посмотрел сержант в глубь коридора, а потом снова на него. Но недоумение на лице Остера превратилось в гримасу ужаса, когда он поднял глаза на какой-то предмет, находящийся над головой майора. Кэмпфер хотел уже оглянуться и лично посмотреть, что так сильно перепугало сержанта, как в ту же секунду ледяные пальцы крепко схватили его за горло и стали беспощадно душить.
      Майор попытался вырваться, начав отчаянно брыкаться ногами в надежде ударить и оттолкнуть того, кто мог стоять сейчас за его спиной, но все его выпады не достигали цели - ноги били только по воздуху. Тогда он широко раскрыл рот, чтобы закричать о помощи, но из горла вырвался лишь едва слышный хрип. Вцепившись в эти резиновые пальцы, по каплям выдавливающие из него жизнь, Кэмпфер начал раздирать их ногтями, но все было бесполезно. Однако он сумел все же повернуться, чтобы посмотреть, кто так дерзко нападает на него столь неожиданным образом. В каком-то дальнем уголке его помрачившегося сознания уже мелькала страшная догадка, и теперь ему оставалось лишь воочию убедиться в этом. Майор изо всех сил повернул шею и увидел серый форменный рукав убийцы, после чего стал медленно поднимать свои полные ужаса глаза вверх по этому рукаву: его душил Ворманн!
      Но он же умер!..
      В жутком отчаянии Кэмпфер извивался и царапался, пытаясь избавиться от рук удавленника, стиснувших его горло. Но ничего не помогало. Мертвый капитан начал медленно тащить его вверх, и вскоре Кэмпфер уже стоял на цыпочках, едва удерживаясь на земле. Наконец ноги его оторвались от пола. Он исступленно размахивал руками, беззвучно призывая на помощь Остера, но тот стоял, как соляной столп, не в силах пошевелиться. Лицо его превратилось в окаменевшую маску ужаса, а сам он будто влип в гранитную стену и, не сводя глаз с невероятной картины, начал бочком медленно отодвигаться в сторону, прочь от этого страшного места. Казалось, он даже не видит майора, - остановившийся взгляд сержанта был прикован к Ворманну, его недавнему непосредственному начальнику. Мертвому… и одновременно совершающему на его глазах убийство старшего офицера СС.
      Какие-то обрывочные воспоминания и смутные образы стали проноситься в мозгу Кэмпфера, звуки и яркие цветные пятна слились в невероятный коктейль, все в голове путалось и постепенно становилось бессмысленным с каждым следующим ударом его затихающего сердца.
      Со двора продолжала нестись беспорядочная стрельба вперемешку с криками боли и ужаса. Остер, как во сне, медленно брел по коридору, не замечая в нескольких шагах перед собой двух марширующих навстречу мертвецов, одним из которых был рядовой СС Флик, погибший в самую первую ночь своего пребывания на заставе. Слишком поздно увидел их Остер и не успел уже сообразить, в какую сторону ему надо бежать… А во дворе разразился уже настоящий ураган огня… и, ничего не понимая, Остер разрядил в мертвецов свой "шмайсер", разорвав длинной очередью тишину коридора. Поначалу пули отбросили ходячих покойников немного назад, повредив в нескольких местах их измазанную землей форму, но в целом их движения почти не замедлили.
      Подойдя к Остеру, трупы растянули его за обе руки и, не обращая внимания на пронзительные вопли сержанта, с размаху стукнули головой о каменную стену. Крик оборвался, раздался глухой удар, и голова Остера разлетелась вдребезги…
      Перед глазами майора все поплыло. Звуки смешались, теряя остаток смысла. В мозгу всплыла и тут же потухла последняя отчаянная мольба: "Господи! Прошу тебя, не дай мне умереть! Я сделаю все, что ты попросишь. Только оставь мне жизнь…"
      Раздался треск, и капитан с майором упали на пол: веревка не выдержала веса двух тел. Но пальцы Ворманна не разжались и продолжали давить с прежней силой. Сознание стало путаться. В гаснущем свете жизни майор успел разглядеть мертвого сержанта Остера с размозженной головой, который поднялся и, слегка пошатываясь, двинулся во двор вслед за своими убийцами. А уже в самом конце агонии Кэмпфер еще раз увидел искаженные черты мертвого лица Ворманна.
      Капитан улыбался.
 
      Во дворе царил полный хаос.
      Ожившие трупы бродили повсюду, убивая солдат прямо в постелях и на постах. Пули не причиняли им никакого вреда - они и так уже были мертвы. Их насмерть перепуганные товарищи, еще оставшиеся в живых, то и дело натыкались на все новых покойников, и казалось, этому не будет конца. Но что самое страшное - когда совершалось очередное убийство, свежий труп почти сразу же вскакивал на ноги и присоединялся к армии нападающих.
      Двое отчаявшихся солдат в черных формах сняли засов с главных ворот и хотели открыть их, но им не суждено было покинуть заставу - два мертвеца с ножами тут же напали на них сзади. А уже через несколько секунд только что убитые снова твердо стояли на ногах и вместе с другими трупами через открытые ворота строго следили за тем, чтобы на волю не проскочил ни один живой человек.
      Неожиданно во всем замке погас свет - кто-то дал очередь по генераторам.
      Один эсэсовский капрал забрался в офицерский "опель" и даже успел завести его, надеясь в машине протаранить себе путь на свободу, но он слишком быстро включил сцепление, и мотор, не успевший еще прогреться как следует, тут же заглох. А прежде чем он попробовал еще раз включить стартер, несколько мертвецов уже вытащили его из машины и совокупными усилиями отгрызли голову.
      Последний эсэсовец был задушен собственной шинелью, пока лежал на койке, содрогаясь от ужаса. Убил его безголовый солдат, который когда-то был рядовым Лютцем.
      Очень скоро стрельба начала понемногу стихать. Сплошной шквал огня распался на отдельные очереди, а потом и вовсе стали слышны лишь редкие одиночные выстрелы. Крики перешли в тоскливое завывание еще оставшихся в живых и запершихся в казармах солдат. Но вскоре смолкли и эти звуки. Наступила полная тишина. И в этой тишине по всему двору стояли неподвижные кадавры, будто ожидая от кого-то дальнейших приказов.
      Неожиданно и почти беззвучно все они, за исключением двух, одновременно упали на землю и замерли в самых нелепых позах. Оставшаяся пара, неуклюже загребая ногами, направилась прямым ходом к подвалу, оставляя в самом центре двора лишь одинокую темную фигуру - бесспорного хозяина замка, вернувшего себе свой дом.
      В открытые ворота клубами заструился туман, поднимаясь все выше по влажным стенам и затягивая густой пеленой неподвижные трупы солдат во дворе. Моласар повернулся и величественно зашагал в подземелье вслед за скрывшейся там последней парой живых мертвецов.
 

Глава двадцать восьмая