Темнота в дальнем углу мало-помалу начала рассеиваться, и на глазах из черноты соткалась плотная фигура мужчины. Куза сразу же узнал лицо вчерашнего посетителя, и, наконец, стало видно все его тело. Взору профессора предстал настоящий великан: мужчина был не меньше шести с половиной футов ростом, широкоплечий, с огромными руками и гордой осанкой. Он с вызывающим видом остановился у стола, широко расставив ноги и положив обе руки на пояс. Одет он был в длинный - до пола - плащ, черный, в тон волосам и глазам у шеи плащ застегивался золотой пряжкой с камнями. Под плащом, насколько Куза смог разглядеть, была широкая красная рубаха, скорее всего из натурального шелка. Свободные черные штаны, похожие на те, что теперь носят для верховой езды, и высокие сапоги из грубой коричневой кожи дополняли его костюм.
Он стоял перед ним во весь свой богатырский рост - могучий, властный и беспощадный.
- Как случилось, что ты знаешь старый язык? - спросил низкий голос.
Куза почувствовал, что начинает запинаться.
- Я… я изучал его много лет. Очень долго. - Он с ужасом заметил, что мысли путаются и мозг окутывает сплошной туман. Все, что он так хотел сказать, все многократно повторенные про себя вопросы, - все это разом исчезло, провалившись в пустую, черную бездну. В отчаянии он произнес фразу, которая первой пришла на ум:
- А я был почти уверен, что вы появитесь в вечеряем костюме.
Густые, почти сросшиеся вместе брови еще сильнее сдвинулись, когда гость грозно нахмурился.
- Я не понимаю, что такое вечерний костюм.
Куза тут же мысленно проклял себя за это: ну надо же, всего полвека назад какой-то англичанин написал один-единственный роман и им перевернул даже в его голове все представления о настоящих румынских мифах!.. Профессор весь подался вперед.
- Кто вы?
- Я виконт Раду Моласар. Эта часть Валахии когда-то принадлежала мне.
Он объяснил, что был в свое время местным феодалом.
- Боярин?
- Да. Один из немногих, кто остался до конца с Владом - с тем самым, которого прозвали Тепеш, или "насаживающий на кол", - мы были вместе до самой его кончины под Бухарестом.
Даже если Куза и ожидал услышать что-либо подобное, он все равно был глубоко потрясен.
- Это же было в 1476 году! Почти пятьсот лет назад! Неужели вы живете с тех пор?
- Да, я был там…
- А где же вы находились с пятнадцатого века?
- Здесь.
- Но почему? - Постепенно страх профессора растворялся, и вместе с этим росло его возбуждение. От напряжения он чуть не сходил с ума. Ему хотелось знать все, и прямо сейчас!
- Меня преследовали.
- Турки?
Глаза Моласара сузились, остались видны лишь бездонные колодцы зрачков.
- Нет… Преследовали другие… Сумасшедшие, которые готовы были идти за мной на край света, лишь бы убить. Я знал, что вечно уходить от них невозможно. - Тут он улыбнулся, обнажая длинные желтоватые зубы. Сейчас они не казались уже такими заостренными, но все равно выглядели весьма внушительно. - Поэтому я и решил переждать. Я выстроил этот замок, позаботился о том, чтобы за ним следили, а сам спрятался.
- А вы… - Тут Куза вспомнил, о чем хотел спросить с самого начала, но все никак не решался. Теперь же у него просто не было сил себя сдерживать. - Вы принадлежите к нечистой силе?
Опять улыбка - холодная, почти насмешливая.
- Нечистая сила? Нежить? Возможно.
- Но как же вы…
Но Моласар нетерпеливо взмахнул рукой.
- Довольно! Хватит с меня этих глупых вопросов! Мне плевать на твою пустую любознательность! А на тебя самого мне не наплевать только потому, что ты с моей земли, а здесь в стране инородцы. Почему ты вместе с ними? Ты предал Валахию?
- Нет! - Куза почувствовал, как забытый в разговоре страх вновь начал заползать в его сердце, как только выражение лица Моласара опять сделалось гневным. - Они привезли меня сюда насильно!
- Зачем? - Слово как нож проткнуло воздух.
- Они считали, что я могу узнать, кто убивает их солдат. И мне кажется, теперь я знаю… Или нет?
- Да. Теперь ты знаешь. - У Моласара снова резко изменилось настроение, и он улыбнулся. - Они нужны мне для подкрепления после долгого отдыха. Причем нужны ВСЕ, чтобы я снова вошел в полную силу.
- Но вы не должны этого делать! - выпалил, не подумав, профессор.
Моласар рассвирепел.
- Никогда не говори мне в моем собственном доме, что я должен делать, а чего - нет! Тем более, когда его поганят захватчики! Я позаботился о том, чтобы ни один турок не сунулся в эти горы, а теперь меня будят, и я вижу, что мой дом набит паршивыми немцами!
Он бушевал, нервно расхаживая взад-вперед, и дико размахивал огромными кулаками, как бы подчеркивая этим весомость своих слов.
Куза воспользовался случаем и осторожно снял крышку с коробки, стоящей справа от него на столе. Оттуда он вынул осколок зеркала, который накануне раздобыла по его просьбе Магда. Пока боярин метался в гневе по комнате, он решил поймать в зеркале его отражение. Но это сделать не удалось. Наконец, повернувшись, Куза увидел, что Моласар неподвижно стоит у стола рядом с кипой книг. Однако в зеркале отразились одни лишь книги.
Он не отражается в зеркале!
Неожиданно тот выхватил осколок из рук профессора.
- Тебе все еще интересно? - Он поднес зеркало поближе к лицу и заглянул в него. - Да. Эти сказки - правда, я не отражаюсь в зеркале. Хотя когда-то был такой же, как все. - На секунду его глаза затуманились. - Но теперь уже нет… Что там еще у тебя в этой коробке?
- Чеснок. - Профессор сунул руку под крышку и достал половину чесночной головки. - Говорят, чеснок отпугивает нечистую силу.
Моласар протянул руку. На ладони у него росли волосы.
- Дай-ка сюда! - Когда Куза выполнил его просьбу, Моласар смело поднес чеснок ко рту и откусил сразу несколько зубчиков. Остальное он швырнул в угол. - Люблю чеснок!
- А серебро? - Профессор вынул серебряный медальон, который оставила ему Магда.
Моласар тут же взял его и с удовольствием потер между ладонями.
- Какой же я был бы боярин, если б серебра пугался! - Казалось, ему начинает нравиться эта игра.
- А вот это? - спросил Куза и полез за последним, что оставалось в его коробке. - Говорят, это самое сильное средство против вампиров. - И вынул крестик, который одолжил Магде капитан Ворманн.
Издав страшный звук - нечто среднее между хрипом и воем, - Моласар отпрянул и забился в угол.
- Убери это!!!
- Он действует на вас?! - Профессор был потрясен. Сердце его болезненно сжалось, когда он увидел, как Моласар весь съежился и дрожит от страха. - Но почему? Как же так?..
- Убери!.. - стонал закрывший лицо боярин.
Куза немедленно запихнул крестик назад в коробку и поплотнее надвинул крышку.
Оскалив зубы, Моласар чуть не бросился на него с кулаками.
- Я думал, что нашел в тебе союзника в борьбе с иноземцами, - яростно прошипел он. - Но вижу, что и ты такой же!
- Нет, я тоже хочу, чтобы они убрались отсюда! - испуганно затараторил профессор. - Ничуть не меньше чем вы.
- Если это так, ты никогда бы не принес эту мерзость в мои комнаты! И никогда не стал бы мне это показывать!
- Но я же не знал! Это могла быть просто очередная сказка, как чеснок или серебро! - Необходимо было срочно убедить Моласара.
Хозяин замка задумался.
- Да, пожалуй. - Он резко повернулся и зашагал в дальний угол, слегка уже успокоившись. - Но у меня все равно еще остаются сомнения на твой счет, калека.
- Прошу вас, не уходите! Останьтесь!
Моласар оглянулся, и темнота стала медленно обволакивать его тело. Он не отвечал.
- Я на вашей стороне, Моласар! - изо всех сил крикнул профессор. Он не мог сейчас просто так отпустить хозяина замка. Ведь ему столько еще нужно узнать от него. - Пожалуйста, поверьте мне!
Теперь уже в зловещем мраке оставались видны лишь блестящие глаза Моласара - все остальное окутала сплошная темень. И неожиданно из черноты вырос грозящий палец, указывающий прямо в лицо профессору.
- Я буду наблюдать за тобой, калека. И если ты убедишь меня в том, что тебе можно верить, мы еще встретимся и поговорим. Но, ежели ты предал наш народ, я жестоко казню тебя.
Сначала исчезла рука, потом растворились в темноте и глаза. Но слова как будто остались - в голове Кузы все еще громко и ясно звучало это страшное обещание. Но вот и мрак постепенно рассеялся, словно впитавшись в гранит стен, и вскоре комната стала такой же светлой, как прежде. Будто никого здесь и не было всего лишь несколько минут назад. И только надкушенная чесночная головка лежала в углу, напоминая о невероятной встрече с вампиром.
Долгое время Куза боялся пошевелиться. Потом ощутил сильную сухость во рту - язык просто не поворачивался. Привычно взяв со стола чашку с водой, он сделал несколько коротких глотков, а затем медленно повернулся к своей коробке. Минуты две он смотрел на нее, задумчиво водя пальцем по крышке, и наконец открыл. Профессор был в замешательстве: то, что он только что узнал, никак не соответствовало его теориям и догадкам. Он вынул из коробки крест и положил его перед собой.
Такая простая и небольшая вещица… Обычный серебряный крестик с чуть закругленными тупыми концами. Даже не распятие. Просто крест. Как символ бесчеловечной жестокости по отношению к человеку.
Всю свою сознательную жизнь Куза считал, что ношение крестов - просто признак дурного вкуса, и уж, конечно, никогда не причислял их владельцев к рангу людей, хорошо разбирающихся в вопросах религии. Так было всегда. Ведь христианство, если вдуматься, - всего лишь младшая ветвь иудаизма, полагал профессор. Но как же все-таки назвал крест сам Моласар?.. "Мерзость"… Нет, здесь их мнения расходились. Гротеск, символ издевательства - да. Но никак не мерзость. Впрочем, это неважно. Главное, что теперь все оказывается совсем по-другому… Все его былые представления о вере и религии расползались и рушились на глазах.
Куза внимательно всматривался в этот маленький нехитрый предмет, а стены комнаты будто бы сблизились и обступили его, плотно сжав своим гранитным кольцом. Кресты во всех видах использовали еще в древности, чтобы отваживать нечистую силу. Кроме крестов, было и множество других вещей, помогавших в борьбе со злом. Особенно у цыган в Восточной Европе, В том числе - иконы, чеснок и различные травы. И поэтому он положил этот крестик в свою коробочку наряду с Другими предметами, не особенно рассчитывая при этом на успех и, разумеется, не отдавая ему никакого предпочтения перед всеми остальными средствами для борьбы с нечистью.
Но оказалось, что Моласар испугался именно креста. Он не смог даже выдержать одного его вида!.. Традиционно считалось, что крест отпугивает вампиров и демонов, потому что представляет собой как бы символ конечной победы божественного добра над силами ада. Но Куза всегда был абсолютно уверен, что если нечистая сила и существует в реальности, то крест отпугивает ее лишь потому, что сам человек убежден в его магическом действии. И все дело тут именно в вере, а никак не в предмете, который человек в это время держит в руках.
И вот оказалось, что это совсем не так.
Моласар - чистое зло. Это надо принять как аксиому. Любая тварь, оставляющая за собой такое количество жертв, чтобы продлить или улучшить собственное существование, несомненно, является представителем темных сил. Когда Куза показал ему крест, Моласар в тот же миг чуть не сгинул от ужаса. Профессор никогда не верил в силу креста, но теперь доказательства представил ему настоящий вампир.
Значит, вся сила заключена именно в самом кресте, а не в том, кто им пользуется.
Руки профессора задрожали. При одной мысли о том, что это может означать, он искренне пожалел, что вообще родился на свет. Ведь это меняло не только его личные представления о религии и всей жизни…
Глава девятнадцатая
Застава.
Четверг, 1 мая.
Время: 06.40
Уже две ночи подряд смерть обходит перевал стороной! Поправляя начищенную до блеска пряжку своего ремня, Ворманн с удовольствием отметил, что настроение его повышается с каждой минутой. Не преждевременно ли?.. Хотя сегодня он впервые за десять дней как следует выспался и от этого по крайней мере выглядел теперь значительно лучше.
Однако сам замок не показался ему веселее и жизнерадостнее. В воздухе по-прежнему висело все то же тягостное предчувствие беды, ощущение близости чего-то зловещего. Нет, замок оставался прежним; перемены произошли в самом Ворманне. Ему почему-то стало казаться, что он все-таки уедет отсюда живым. Хотя в последнее время капитан начал уже сильно сомневаться в этом. Но после плотного завтрака и долгого здорового сна многие даже очень сомнительные вещи могут показаться вполне реальными. Например, то, что раз уж и сегодня никого не убили, то есть надежда, что скоро Кэмпфер уберется отсюда вместе со всем своим змеиным выводком.
И даже собственная картина перестала раздражать Ворманна. Правда, загадочная тень на холсте продолжала напоминать силуэт повешенного, но теперь это уже не имело большого значения. И он не смог сдержать улыбки, вспомнив, как расстроился в тот момент, когда майор заметил эту деталь.
Неторопливо спустившись на первый этаж, он чуть не столкнулся там с Кэмпфером, который с таким решительным видом спешил в комнату профессора, что капитану стало немного не по себе.
- Доброе утро, штурмбанфюрер! - улыбнулся он, чувствуя, что сегодня может и улыбаться, и терпеть возле себя этого эсэсовца, понимая, что скоро тот навсегда исчезнет из его жизни. Но все же капитан не удержался и с язвительной усмешкой добавил: - Вижу, у нас с вами все желания совпадают; прямо телепатия! Я ведь тоже иду поблагодарить профессора Кузу за спасение жизни немецких солдат.
- У вас нет никаких доказательств, что он хоть чем-то поспособствовал их безопасности! Мало ли, что он сам заявляет об этом!
Все благодушие Ворманна куда-то разом исчезло.
- И тем не менее я считаю, что прекращение убийств и его приезд сюда можно как-то разумно сопоставить и сделать вполне определенные предварительные выводы. Вы так не думаете?
- Совпадение, и ничего больше!
- А тогда почему же вы здесь?
Кэмпфер на секунду задумался, не зная, как лучше ответить.
- Разумеется, затем, чтобы выяснить, что ему стало известно из книг.
- А-а, понимаю.
Первым к профессору вошел Кэмпфер, капитан - следом за ним. Куза стоял на коленях на расстеленной возле камина шинели. Но он не молился, а пытался самостоятельно забраться в высокое инвалидное кресло. Молча взглянув на вошедших, он продолжил свое занятие с прежним рвением и упорством.
Первым же желанием Вормана было подскочить к несчастному калеке и помочь ему в этом нелегком деле - казалось, мышцы старика настолько слабы, что без посторонней помощи ему никогда не взгромоздиться в свою коляску. Но ведь он не просил их о помощи - ни вслух, ни даже глазами. Очевидно, дело тут было в гордости Кузы, который твердо решил, что не станет просить помощи ни у кого, кроме собственной дочери. "Кстати, - с сожалением подумал Ворманн, - кроме нее, у бедолаги не так уж много того, чем можно было бы всерьез гордиться". Поэтому он и не стал помогать профессору, чтобы чисто по-человечески не обидеть его.
Хотя, приглядевшись получше, капитан понял, что недооценивает возможности старика. Не обращая на вошедших никакого внимания, Куза продолжал отчаянно карабкаться к своей цели, прислонив спинку кресла к камину. Ворманну хорошо было видно, как искажается от боли лицо профессора, пока он всеми силами пытается одолеть подъем, с трудом заставляя сгибаться непослушные суставы. Но вот, наконец, ему это удалось, и, издав мучительный стон, старик опустился на клеенчатую подушку. По лицу его ползли крупные капли пота, он в изнеможении откинулся на высокую спинку кресла и тяжело задышал. И хотя ему удалось пока забраться лишь на самый край сиденья, а чтобы устроиться поудобней, пришлось затратить еще много сил, самая трудная часть пути была уже пройдена.
- Что вам от меня нужно? - спросил он, с трудом переводя дыхание.
От былой степенности профессора теперь уже не осталось и следа - он больше не обращался к ним так вежливо, как поначалу, когда все немцы были для него не иначе, как "господами". Сейчас старик испытывал нечеловеческие муки, и у него не было ни сил, ни желания изображать из себя сверхвежливого гостя.
- Так что ты, еврей, вычитал прошлой ночью? - с ходу приступил к делу Кэмпфер.
Куза слегка приподнялся на локтях и пододвинулся ближе к спинке. На секунду он стиснул зубы и закрыл глаза, но потом снова открыл их и, прищурившись, посмотрел на майора. Казалось, что без очков он почти ничего вокруг себя не видит.
- Пока не так уж много. Но у меня уже есть доказательства, что замок выстроен известным боярином пятнадцатого века, современником самого Влада Тепеша.
- И это все? Ты уже два дня сидишь над этими книжками!
- Один день, если быть более точным, - возразил Куза, и Ворманн понял, что этот гордый старик не даст так просто над собой издеваться. - Один день и две ночи. А это не слишком великий срок, если учесть, что все представленные вами книги написаны не на моем родном языке.
- Мне не нужны твои жидовские извинения! - взорвался эсэсовец. - Мне нужны результаты!
- А разве их у вас еще нет? - спросил профессор. Казалось, его очень интересует ответ майора.
Кэмпфер весь напрягся и сжал кулаки, прежде чем ответить этому дерзкому еврею:
- Да, две ночи на заставе не было происшествий, но я сильно сомневаюсь, что в этом есть твоя личная заслуга. - Он сделал полуоборот в сторону Ворманна и высокомерно добавил: - Как мне кажется, на этом моя миссия завершена. Но только ради закрепления результатов я, пожалуй, останусь здесь еще на одну ночь.
- Вот это да! Провести еще одну ночь, зная, что где-то рядом - еврей! - вполголоса буркнул капитан, чувствуя, что настроение его продолжает на глазах улучшаться. Теперь он мог запросто снести все спесивые выходки Кэмпфера и перетерпеть его еще одну ночь.
- Я думаю, вам уже нет необходимости задерживаться здесь, господин майор, даже на одну ночь, - возразил Куза, слегка просветлев. - Наверное, вы гораздо нужнее сейчас в других странах.
Но Кэмпфер только криво усмехнулся.
- Нет, еврей, тут ты как раз ошибаешься. Твою замечательную страну я оставлю не так скоро, как тебе хотелось бы. Отсюда я направляюсь непосредственно в Плоешти.
- В Плоешти? Почему именно в Плоешти?
- Об этом ты узнаешь в самом скором времени. - Майор повернулся к Ворманну: - Я убываю завтра в шесть тридцать.
- Ну, ради такого случая я встану пораньше и лично открою вам ворота.
Кэмпфер бросил на него недовольный взгляд, отвернулся и вышел из комнаты. Капитан с улыбкой наблюдал за ним. Он почти не сомневался, что убийства прекратились по никому не известной причине и могут возобновиться в любой момент. Просто кто-то дал им время для передышки, своего рода тайм-аут. Сами же они ничего так и не выяснили и ничего не сделали. Но он не стал делиться с Кэмпфером своими сомнениями. Ведь он не меньше самого майора мечтал о том, чтобы тот поскорее покинул чертову крепость. И ему очень не хотелось всякими лишними разговорами мешать отбытию Кэмпфера с заставы.
- Что он имел в виду, говоря о Плоешти? - спросил Куза, как только дверь за майором захлопнулась.
- Не надо бы вам знать об этом, - с грустью покачал головой Ворманн и перевел взгляд с лица профессора на стол. Там он сразу же заметил небольшой серебряный крест, который вчера одолжила у него Магда. Крест лежал среди книг рядом с профессорскими очками.
- Я прошу вас, капитан, скажите мне всю правду. Зачем этот человек едет в Плоешти?
Но Ворманн притворился, что не слышит его. У профессора и без того хватает сейчас проблем. Зачем ему знать еще и о том, что Гитлер готовит в Румынии для евреев второй Освенцим?
- Если хотите, можете проведать сегодня свою дочь. Но только сама она сюда не сможет прийти. Так что придется путешествовать вам. - Ворманн как бы невзначай подошел к столу и взял в руки маленький крестик. - Эта штучка не оказалась для вас полезной?
Куза быстро взглянул на крест и тут же отвел глаза в сторону.
- Нет. К сожалению, нет.
- Тогда можно я его заберу?
- Что? Нет, ни в коем случае! Может быть, он мне еще понадобится. Оставьте его, пожалуйста, на столе.
Неожиданное волнение профессора удивило Ворманна. Все-таки что-то изменилось в поведении старика. Казалось, он потерял свою прежнюю уверенность. Но так это было на самом деле или нет - капитан не мог сказать точно.
Он положил крестик назад и вышел из комнаты. Кроме профессора с его заботами, Ворманну хватало и своих собственных. Если Кэмпфер действительно уезжает из замка, то надо срочно решать, как быть в дальнейшем: оставаться в замке самому или искать новое место. Одно он знал наверняка: необходимо первым делом позаботиться об отправке трупов солдат в Германию. Они и так уже ждут слишком долго. И теперь, когда Кэмпфер перестанет раздражать его своим присутствием, он наконец-то сможет трезво и спокойно оценить обстановку.
И так, погруженный в эти невеселые размышления, Ворманн молча покинул профессора, не став даже прощаться. В последний момент, закрывая за собой дверь, он заметил, что Куза подкатил кресло ближе к столу, взял в руки крест и начал внимательно разглядывать его.
Слава Богу, что он остался жив! Магда с нетерпением ожидала, когда один из часовых, охранявших ворота крепости, привезет ей отца. Они и так заставили ее проволноваться больше часа, пока открывали ворота. С восходом солнца она бросилась к замку и начала стучаться, но никто не реагировал на ее стук. После бессонной ночи Магда чувствовала себя совершенно разбитой и подавленной. Но теперь она была спокойна: отец жив.
Девушка бегло осмотрела двор. Все, кажется, тихо. В глубине двора лежал небрежно разбросанный щебень, но вокруг никого не было. Видимо, в это время солдаты завтракали в своих казармах. Но почему же так долго задерживается часовой? И почему ей не разрешили самой войти в замок и вывезти сюда отца?..
И тут ее мысли помимо воли унесли Магду совсем в другую сторону. Она вспомнила Гленна. Этой ночью он спас ей жизнь. Если бы он не подоспел вовремя, ее наверняка застрелили бы немцы. К счастью, он оказался достаточно сильным, чтобы удерживать ее до тех пор, пока к ней не вернулся разум. Она прекрасно запомнила его большие сильные руки. Ни один мужчина еще не осмеливался подходить к ней так близко. Но ощущения в памяти всплывали только приятные. Что-то шевельнулось в ее душе и, породив неясную перемену, уже не хотело возвращаться на место, чтобы она снова стала той Магдой, какой была всю свою жизнь.
Она встряхнула головой, пытаясь вернуть мысли назад к замку и отцу и перестать, наконец, думать о Гленне.
…И все же он был ласков с ней, смог убедить ее вернуться домой и продолжать наблюдение из окна. Она все равно ничем не могла тогда помочь отцу, стоя у самой пропасти на краю глубокого рва. Но в тот момент она испытывала самое настоящее отчаяние, а Гленн сумел понять ее и помочь. И когда он проводил ее до двери комнаты, она еще раз взглянула ему в глаза и увидела там безысходную грусть и что-то еще… Вину?.. Но почему он должен чувствовать себя виноватым?
Наконец Магда заметила возле башни какое-то движение и шагнула вперед. Но, оказавшись на территории замка, сразу почувствовала, как свет и тепло утреннего солнца будто бы остались у нее за спиной. Так же чувствует себя человек, выходящий из теплого дома в морозную и ветреную снежную ночь. Магда невольно отшатнулась, но, выждав секунду, опять шагнула во двор и ощутила все тот же необычный холод, будто внутри крепости был свой климат и свои законы природы. Солдаты, очевидно, уже привыкли к этому холоду и просто не замечали его. Но им было не с чем сравнивать. А Магда пришла сюда из гостиницы и сразу почувствовала неладное.
И вот, наконец, появился профессор. Его вез один из часовых, по выражению лица которого было видно, что солдату очень неловко оттого, что он выполняет такое задание. Встретив тревожный взгляд отца, девушка поняла, что в замке снова что-то случилось.
Ей сразу же захотелось броситься ему навстречу, но Магда прекрасно понимала, что такого безрассудства здесь никто не допустит и не простит. Солдат подвез кресло к воротам и с силой оттолкнул от себя. Магда ловко перехватила его на мосту и почти бегом покатила к деревне. Но не проехали они и половину пути, как Магда почувствовала, что больше не может терпеть - ей нужно было узнать сейчас только одно. И поэтому, даже не поздоровавшись, она с волнением спросила:
- Папа, что там случилось?
- И все, и ничего.
- Он опять приходил?
- Подожди немного. Довези меня до гостиницы, и там я расскажу тебе все по порядку. Здесь нас могут подслушать.
Сгорая от любопытства, девушка ускорила шаг и через минуту вкатила кресло на задний дворик гостиницы. Солнышко пригревало землю и сверкало в каплях утренней росы на густой траве.
Магда повернула отца лицом на север, чтобы солнце не слепило ему глаза, а потом встала рядом на колени и аккуратно взяла его руки в свои. Сегодня профессор выглядел на редкость плохо, и от этого сердце Магды болезненно сжалось. Он должен быть сейчас дома, в Бухаресте! Он может не выдержать такого напряжения.
- Так что же случилось? Только расскажи мне все до конца. Он ведь приходил снова, да?
Когда отец заговорил, голос его стал каким-то чужим и далеким, а взгляд был устремлен на замок:
- Как здесь тепло! Тепло не только моему телу, но и душе. А у тех, кто долго остается там, внутри, душа может навсегда замерзнуть.
- Отец…
- Его имя - Моласар. Он утверждает, что был одним из соратников Влада Тепеша.
Магда ахнула.
- Так, значит, сейчас ему никак не меньше пятисот лет!
- Нет, я уверен, что он значительно старше, но он не позволяет мне спрашивать обо всем, о чем мне хочется. Наверное, у него есть какие-то свои интересы, но первое, чего он хочет, - так это избавить свой замок от незваных гостей.
- Но, значит, и от тебя тоже?
- Нет, дочка, это не совсем так. Он имеет в виду только иностранных захватчиков, а меня он считает своим земляком, румыном. Вернее, валахом, как он говорит; и как раз мое-то присутствие его не слишком смущает. Дело именно в немцах - на них он сейчас очень зол. Ты бы видела, как он гневается при одном даже упоминании о них!
- Так это его замок?
- Да. И он выстроил его, чтобы спрятаться здесь после того, как убили Влада.
Магда немного помолчала, а потом спросила, не скрывая сомнения:
- И он вампир?
- Да. Мне так по крайней мере начинает казаться. - Профессор многозначительно кивнул. - Во всяком случае, он - именно то создание, которое мы привыкли называть вампиром. Но при этом я думаю, что многие наши представления о вампирах, сложившиеся на основе старинных легенд и преданий, могут оказаться в корне неверными. И, скорее всего, нам придется называть его как-нибудь по-другому; причем я имею в виду не старые, уже известные нам слова, а именно новые, появление которых будет зависеть от того, что нам расскажет сам Моласар. - Профессор закрыл глаза. - Мне кажется, что теперь и на многие другие вещи мы будем смотреть совсем иначе.
Магда попыталась забыть обо всех отрицательных образах, возникших в ее голове при слове "вампир", и посмотреть на вещи более объективно.
- Значит, ты говоришь, боярин - приближенный Влада Тепеша? Я думаю, нам несложно будет навести о нем исторические справки.
Отец не сводил глаз с замка.
- Трудно сказать. Ты ведь знаешь, что Влад был трижды у власти, и каждый раз у него находилось много новых сподвижников. А это сотни имен… Но среди них были не только дружелюбно настроенные бояре, появлялось и множество недоброжелателей. И именно их - почти всех - Влад имел удовольствие посадить на кол. Ты же сама помнишь: о том периоде сохранилось слишком мало летописей, и большинство из них очень противоречиво. Ведь даже в те времена, когда турки оставляли Валахию в покое, обязательно находились какие-то новые враги. Так что даже если нам удастся подтвердить существование человека по имени Моласар, то что это докажет?
- Наверное, ничего. - Магда стала прикидывать, что бы она конкретно могла рассказать о таком человеке. Боярин, соратник Влада Тепеша…
Самой Магде Влад всегда казался позорным пятном в румынской истории.
Сын человека по имени Влад Дракул, что означало "дракон", князь Влад был известен как Влад Дракула, то есть "сын дракона". И кроме этого, носил прозвище Тепеш, что значит "насаживающий на кол". Его он получил из-за своего любимого способа умерщвлять пленных солдат, провинившихся подданных и предателей-бояр, а также всех, кто самому Владу не смог в чем-либо угодить. Магде вспомнились гравюры, иллюстрирующие его массовые убийства в городе Амлас, которые сам Влад назвал "Варфоломеевским днем": тридцать тысяч непокорных жителей этого города были посажены на длинные деревянные колья и оставлены на медленную я мучительную смерть под палящим солнцем.
Жертву связывали, клали на землю и пронзали колом от промежности до подбородка, причем считалось особым "искусством" сделать так, чтобы острие вышло изо рта несчастного. Затем кол поднимали и ставили вертикально в заранее выкопанную лунку. Чтобы тело не сползло до самой земли, на высоте двух-трех футов прибивалась небольшая поперечная перекладина, и со стороны могло показаться, что казненные сидят на окровавленных перевернутых крестах. Если человек сразу не умирал, его обливали холодной водой, чтобы, по возможности, привести в чувство, и оставляли агонизировать на глазах остальных приговоренных, ожидающих своей очереди. Такая участь ждала любого, кто вызывал у Влада хоть малейшее сомнение в полной преданности и послушании.
Хотя иногда это делалось и в чисто стратегических целях; в 1460 году вид двадцати тысяч пронзенных трупов военнопленных, гниющих на колах на высоком северном берегу Яломицы близ Тырговиште, вызвал панику среди турецкой армии, готовящейся к вторжению в Валахию, и турки на несколько лет прекратили свои агрессивные поползновения.