— Смотри, дальше смотри, что ты так долго? — раздраженно торопила меня Стаська.

— Отвяжись! И собери осколки. Пока не соберешь, я с тобой разговаривать не буду.

Она покорно взялась за веник, а я сгребла фотографии и ушла к себе.

Я видела за последние годы сотни подобных фотографий у друзей и знакомых, чьи родственники уехали за границу. Красивые, яркие картинки словно бы демонстрировали нам, оставшимся, как все здорово и роскошно у них там, какие они умные, что уехали и нисколько об этом не жалеют. А вы, убогие, смотрите и завидуйте. Может, мне это только кажется, не знаю. И тут был такой же набор — красивая женщина в красивых шмотках, красивый дом, красивая машина, красивая собачка на руках. И очень красивый мужчина, высокий, широкоплечий, молодой. Ариадна рядом с ним кажется совсем маленькой и хрупкой. А он так нежно ее обнимает. Она с годами стала еще красивее и почти не постарела. Но что-то в ней неуловимо изменилось. Выражение лица? Не пойму, но она кажется какой-то чужой… Боже мой, неужто я забыла родную дочь? Единственную, обожаемую.

— Ну как тебе эта физия? — раздался за спиной голос Стаськи.

— Не смей так…

— Лёка, ты со мной поедешь? Она обещает прислать бабки.

— Отстань, я хочу побыть одна.

— Да не мучайся ты, она просто сделала пластическую операцию.

— Что?

— Нос другой, не видишь, что ли?

Господи, так вот в чем дело! А я не сообразила. Но как Стаська-то заметила? Столько лет прошло, и, казалось бы, она и знать о матери не желает, а вот поди ж ты! Сердце заныло еще сильнее.

— Лёка, мы поедем?

— Что это вдруг тебе приспичило?

— А ты письмо еще не читала? Нас не просто так зовут, а на свадьбу! Интересно же! Девятого февраля у них свадьба.

— А как же школа? — машинально спросила я.

— Плевать! Всего на две недельки, Лёкочка!

— Но с чего вдруг такая перемена?

— А ты посмотри, как красиво…

Она ткнула пальцем в фотографию, на которой Ариадна, сидя на корточках, пересаживает какой-то экзотический цветок из одного горшка в другой, а за спиной у нее дивные зеленые холмы.

— Зеленые холмы Калифорнии, — задумчиво проговорила Стаська. — Я хочу это видеть своими глазами.

Я внимательно на нее посмотрела. Она выдержала мой взгляд.

— Лёка, пожалуйста!

— Послушай, но зачем ехать именно на свадьбу? Ей там не до нас будет.

— Ей всегда не до нас, но тут она так приглашает… Ты почитай письмо. Она пишет, что к ним в сад заходят еноты, а иногда олени.

— Сходи в зоопарк.

— Лёка, ну пожалуйста, я тебя просто умоляю.

— Езжай одна.

— Нет, одна я не поеду.

— Но нас вместе могут не впустить в Америку. Получить у американцев визу не так легко.

— Не пустят, тогда другое дело. А мы должны попробовать! Все-таки свадьба. И зеленые холмы Калифорнии. Знаешь, я думала, там одни пальмы. А здорово звучит — зеленые холмы Калифорнии, даже лучше, чем у Хемингуэя. «Зеленые холмы Африки». По-моему, у меня лучше — зеленые холмы Калифорнии.

Я только рот разинула. Она читала Хемингуэя? Людям моего поколения даже в ее возрасте стыдно было не читать Хемингуэя, но теперь…

— Так мы поедем, Лёкочка?

— А отпуск? Вдруг не дадут, на школу еще можно плюнуть, но на работу…

— Лёка, тебя же на работе ценят, а свадьба дочери стопудово уважительная причина.

— Возможно, ты и права, но скажи мне все-таки, почему ты посуду колошматила?

Она отвела глаза. Слегка покраснела.

— Это… из-за другого.

— Из-за чего конкретно?

— А можно я сейчас не буду говорить?

— Нельзя.

— Ну, я с Мишкой поругалась.

— Врешь.

— Лёка, честное слово. Понимаешь, он сказал, что я… совершенно не сексапильная. Что вообще-то я клевая, но не сексапильная. Ну я и психанула.

Я не поверила ни одному слову, но поняла, что сейчас настаивать бесполезно.

— Дело твое. Хочешь — молчи.

— А как ты считаешь, я сексапильная?

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.