Екатерина Николаевна Вильмонт

Секрет маленького отеля

Глава I

В ПАРИЖ!

– Ох, девчонки, кто же вас проводит? – волновалась тетя Липа.

– Олег! – заявила Мотька. – И проводит, и встретит. Я с ним уже договорилась!

– Олег? Вот хорошо! – обрадовалась тетя Липа. – И я с вами тоже в аэропорт поеду!

– Тетя Липочка, зачем? – спросила я. – Вы же там плакать будете!

– Я и тут буду!

– Но почему? Мы же не в Антарктиду летим, а в Париж, и не к чужим людям, а к моему родному деду.

– Все равно, – вздохнула тетя Липа. – Ты же там останешься, и когда я тебя еще увижу! Хорошо хоть Матильда вернется, все мне про ваше путешествие расскажет… Ты же не сподобишься письмо старухе написать…

– Никакая вы не старуха! – возмутилась я.

– По годам, и верно, не старуха еще, а вот как вы все разъедетесь. Мама твоя на гастроли, отец по морям плавает, про деда я и не говорю… Он как на Ниночке женился, сюда и дорогу забыл… Вот и коротаю дни с Лордом да с Мефистофелем…

– Тетя Липа, но ведь дед только десять дней как уехал! – попыталась я восстановить справедливость.

Но тетя Липа словно не слышала.

– …Вот я и говорю – с котом да с собакой поневоле себя старухой почувствуешь!

– Тетя Липа, но мама же скоро вернется! И потом… Знаете что, мы все снимем на видеокамеру и я передам вам кассеты с Матильдой! Так что вы как будто с нами будете путешествовать!

– Ты правду говоришь? – оживилась тетя Липа.

– Конечно! Мне дед обещал подарить камеру!

– А ты с ней хоть обращаться умеешь?

– Умею!

– И у меня тоже будет камера! – заявила вдруг Мотька. – Мне Олег обещал дать, сам предложил. Кайф, правда?

– Еще бы!

До отъезда оставалось три дня, и, поскольку предстояло еще много дел, мы переехали с дачи в город. Матильду уже трясло от нетерпения.

– Аська, я не доживу!

– Доживешь, доживешь, – успокаивала я подружку. Меня же терзали противоречивые чувства. С одной стороны мне, конечно, хотелось отправиться в путешествие с Мотькой, а с другой – было очень грустно расставаться с Москвой, с тетей Липой, с друзьями еще на целый год. А мама… Я так мало видела ее за эти два месяца. Папа обещал приехать в Париж, а мама даже не обещала. Она сейчас буквально нарасхват. Театр, концерты, съемки в кино, на телевидении…

Вечером, когда мы остались вдвоем с тетей Липой, она сказала:

– Асюта, не грусти. Езжай себе спокойно. Все будет хорошо! А потом… Прежнего все равно не вернешь…

– Почему?

– Потому что мальчишки ваши уже поступили в институты, они теперь студенты, и им не до вас…

Что-то похожее мне уже говорил Сережа, папин друг, еще до того, как меня первый раз отправили учиться в Париж. В самом деле, Митька поступил на юридический, Олег – на факультет журналистики, а Костя – в МГТУ. Они теперь совсем взрослые, наши мальчишки…

Утром мне позвонила Мотька. Она задыхалась от волнения.

– Аська, Аська, кошмар! Просто кошмар!

– Что? Что стряслось? – не на шутку перепугалась я. – Что-то с мамой?

– Да нет! Мне пришел вызов!

– Какой вызов? Откуда?

– Помнишь, я тебе говорила, что обратилась в актерское агентство, оставила там свои данные, и вообще…

– Ну и что?

– Как что? Как что? Говорю ж тебе – вызов пришел! Мне позвонили и просили зайти. Для меня есть работа!

– Слушай, Матильда…

– Аська, что делать? Как быть?

– Как быть? Пойти туда и узнать, что за работа!

– А вдруг хорошая? Что ж мне, отказаться?

– Почему?

– По кочану! Мы же уезжать собрались!

– А! Поняла! Ты же вроде так мечтала о путешествии?

– Я и мечтаю! Но тут такое дело…

– Сама решай. Я советов не даю!

– Нет, Аська, так нечестно. Подруга ты мне или нет?

– Я-то тебе подруга…

– Аська, миленькая, давай вместе туда сходим!

– Куда?

– В агентство! Куда ж еще! Ты все своими глазами увидишь, своими ушами услышишь… Ну, пожалуйста, Асечка, я тебя умоляю!

– Хорошо! Я пойду, но решать ты будешь сама!

– Сама, конечно, сама! Может, это вообще ерунда!

Мы встретились у моего подъезда.

– Это далеко? – спросила я.

– Да нет, не очень! На Смоленской. На троллейбусе доедем.

Мы пошли к Садовому кольцу.

– А как ты нашла это агентство?

– Случайно, совершенно случайно! Людка Кошелева сказала. У нее в этом доме кто-то из знакомых живет!

– А как оно называется?

– Называется роскошно – «Путь к славе»!

– Действительно роскошно! – засмеялась я. – А офис у них тоже роскошный?

– Не очень. Обычная двухкомнатная квартира на первом этаже. Но со всеми прибамбасами…

– Это ничего не значит! Вспомни историю с Иришей! Был офис да сплыл!

– Аська, прекрати! Если б он сплыл, они бы меня не вызывали!

Агентство «Путь к славе» никуда не сплыло. Мотька, дрожа от волнения, позвонила, нам открыл, по-видимому, охранник.

– Вам чего? – не слишком вежливо осведомился он.

– Меня вызвали! – охрипшим голосом сообщила Матильда.

– Фамилия?

– Корбут!

– Проходи!

– А это со мной! – указывая на меня, бросила Мотька.

– Ладно, и ты проходи!

В комнате за компьютером сидела молодая женщина. По двум стенам стояли скучные конторские шкафы, заклеенные развеселыми рекламными плакатами. Вентилятор гонял по комнате душный воздух. Вдоль третьей стены стояли стулья в ряд, на которых сидело человек семь. У всех были напряженные, усталые лица. Господи, неужто все они стремятся к славе? Матильда тоже присела на краешек стула. Женщина за компьютером, казалось, не обращала ни на кого ни малейшего внимания. От нечего делать я принялась разглядывать очередь. Пять женщин и двое мужчин. Один молодой, а второй уже здорово побитый жизнью. И он туда же, за славой? Женщины все не первой молодости. На их фоне Мотька выглядела просто цветком… В этот момент в комнату стремительно вошел мужчина лет сорока, модно одетый и очень наглый, как мне показалось. Женщина оторвалась от компьютера.

– Виктор Палыч!

– Привет, Валюша! Где обещанная девица? – Он окинул взглядом очередь и тут приметил Мотьку. – Это ты, что ли?

Мотька вскочила.

– Ты Корбут? – спросила Валюша.

– Я!

– Так-так, – продолжал разглядывать Матильду Виктор Павлович под завистливыми взорами очереди. – А повернись-ка, так… Что ж, типаж хороший, ничего не скажешь, а что умеешь? Петь? Танцевать? Впрочем, это неважно… А, кстати, сколько тебе лет?

– Пятнадцать! – чуть-чуть соврала Мотька, которой до пятнадцати не хватало двух месяцев.

– Что? – расхохотался он, как гиена. – Малолетка? Валюша, ты в своем уме? Что ты мне предлагаешь? Я в такие игры не играю. Все! Вали, девочка, отсюда! Рано тебе еще.

Он быстро прошел к двери, ведущей в следующую комнату. Валюша побежала за ним.

Все произошло так стремительно, что Мотька осталась стоять с открытым ртом.

– Кто это? – спросила я у очереди.

Потрепанный мужчина пожал плечами.

– Наверное, какой-то новый… режиссер или продюсер, их теперь развелось как собак нерезаных! Раньше, бывало, всех режиссеров в лицо знаешь, а нынче… – Он махнул рукой. – Вам, девушки, и впрямь лучше уйти отсюда. Кроме хамства, ничего не дождетесь. В вашем возрасте лучше подальше от хамов держаться.

Глаза Матильды были полны слез. Я схватила ее за руку.

– Идем отсюда! Дура!

Мотька покорно пошла за мной.

– Дура! – повторила я. – Да это же какая-то шарага! Невесть чем тут занимаются, а ты… Сама посуди, почему нельзя в кино или в спектакле малолетку занять? А? Хорошее, значит, кино!

– Ой, Аська, ты права. Мне еще Олег говорил, что это шарашкина контора… Но ты же видела, сколько там народу! И все надеются…

– Им уже только надежда и остается! А ты… Забыла, что тебе Лутовинов обещал? И вообще…

Тут вдруг Мотька вырвала руку, подпрыгнула и захлопала в ладоши.

– Ура! Аська, ура! Мы едем! Едем, понимаешь?

– А ты сомневалась?

– Ну, не то чтобы…

– Я ж говорю – дура!

И вот настал день отъезда. Накануне Мотька поехала к своей маме – прощаться. Александра Георгиевна ждала ребеночка и в аэропорт решила не ехать. Мотька взяла с собой Лику, которая шила для Александры Георгиевны два платья. Мотькина мама была до смерти рада, что дочка будет не одна. Лика за это время съездила домой, в Питер, привезла свои вещички и водворилась у Мотьки. А через два дня ей предстояло первое занятие с Лерой, известным модельером, а еще, как и обещал Лутовинов, Лика должна была начать работу над костюмами для какого-то малобюджетного фильма. Ей, правда, обещали за них заплатить. Так что Лика, можно считать, была устроена. И Мотька тоже радовалась. Без меня ей было бы очень тоскливо.

В аэропорт нас отвез Олег. Кроме него поехали еще тетя Липа и Костя с Митей.

Внезапно я почувствовала, что все, кончилась моя московская жизнь, и мне захотелось в Париж, жутко захотелось увидеть снова деда, Ниночку… Странно, еще вчера мне было так жаль покидать Москву… И тут же я поняла: мне страстно захотелось в Париж, потому что я не люблю прощаться!

Но ничего не попишешь. Тетя Липа всплакнула, Олег с Мотькой отошли в сторонку, а Митя вдруг сказал:

– Ася, мы вот с Костей говорили… Ты не думай, ничего не кончилось…

– Ты о чем?

– Оттого, что мы…. поступили, ничего не кончилось, так и знай!

– Да! – пылко подхватил Костя. – Мы столько вместе… испытали, что… Такое не забывается!

Ну вот, а взрослые говорили… Ничего они в дружбе не понимают!

– И ты всегда можешь на нас рассчитывать! – добавил Митька.

Я встала на цыпочки и поцеловала его в нос. А потом и Костю.

– Аська, Аська, наш рейс объявили! – завопила Матильда.

Вот и все! Пора!

Мы прошли таможню, сдали вещи в багаж, помахали на прощание провожающим и направились к паспортному контролю. Прошли его и очутились уже за границей. И вдруг я заметила, что Мотька несколько раз перекрестилась.

– Ты чего? Лететь боишься?

– Вообще-то не очень, но…

– Но что? – насторожилась я.

– Понимаешь, мне все не верится, что я действительно попаду в Париж… и в Италию! Это как чудо!

– Ладно тебе! Попадешь, еще как попадешь.

– А кто нас встречать будет?

– Ниночка, наверное. Деда сейчас нет в Париже.

– Ой, а сколько лету до Парижа?

– Часа три!

– Да? – удивилась Мотька. – Как до Тель-Авива. А я думала, Париж ближе!

И вот мы уже сидим в накопителе, разглядываем своих попутчиков. Напротив нас сидят две монахини в черном.

– Аська, а зачем монахиням в Париж ехать?

– Понятия не имею!

Я посмотрела на монахинь. И вдруг лицо одной из них показалось мне знакомым.

– Матильда, – прошептала я, – глянь, вон та монахиня, слева, что помоложе…

– Ну и что с ней?

– Мне почему-то знакомо ее лицо. Только не очень пялься на нее.

Матильда из-под ресниц глянула на монахиню.

– Тебе она, может, и знакома, а мне – нет! Скорее всего просто на кого-то похожа.

– Наверное, ты права.

Я постаралась не смотреть на монахиню, не думать о том, кого она напоминает, но мне это не удавалось. И вдруг я встретилась с ней взглядом, и, могу поклясться, в ее глазах мелькнуло смятение. И она поспешила отвернуться. Очень интересно.

– Аська, – шепнула Мотька, – а она, похоже, тебя знает!

– Мне тоже так показалось, – шепнула я в ответ и вновь глянула на нее. Но ее не было на месте. Куда ж она могла деваться из накопителя? Я огляделась и заметила, что она о чем-то говорит с женщиной, держащей на руках маленькую девочку. Но я видела сейчас только ее спину. Итак, она тоже узнала меня и чего-то испугалась.

– Интересно, откуда я ее знаю?

– А у тебя есть знакомые монахини?

– Конечно, нет!

– Может, кто-то из знакомых постригся в монахини? Сейчас это модно, даже среди артисток! Скорее всего какая-нибудь артистка из тети-Татиного театра…

– Но тогда чего ей пугаться при виде меня?

– А может, она не хочет, чтобы в театре про это узнали…

Пожалуй, это было единственное разумное объяснение. И все-таки я никак не могла успокоиться. Где же, где я видела это лицо? Может, я не могу вспомнить ее потому, что не вижу волос? Может, черный платок так меняет лицо? Конечно, меняет! Я сама когда-то оделась монахиней, чтобы меня не узнали, и именно черный платок сделал меня неузнаваемой…

– Моть, а ты уверена, что никогда ее не видела?

– Уверена. Ты же знаешь, какая у меня зрительная память! И чего ты, Аська, завелась? Подумаешь, какая-то монахиня! Какое тебе до нее дело?

– Да вообще-то никакого, но…

И тут объявили посадку, и я потеряла обеих монахинь из виду. В самолете, когда мы уже уселись на свои места, они прошли мимо нас по проходу. «Моя» монахиня шла, опустив голову. Но что же все-таки это значит?

– Аська, ущипни меня! – вдруг потребовала Матильда.

– Зачем?

– Затем! Неужели я лечу в Париж?

– Летишь, летишь, а щипать я тебя не стану! Это больно!

– А ты легонечко!

– Легонечко не имеет смысла! – засмеялась я. В самом деле – мы с Матильдой отправляемся в путешествие, о котором можно только мечтать, а я, как последняя дура, зациклилась на какой-то монахине.

Самолет уже начал взлетать. Мотька опять крестилась и держала меня за руку. Но вот надпись «Пристегнуть ремни» погасла, и она успокоилась.

– Аська, а мы сегодня успеем что-нибудь посмотреть?

– Конечно!

– А где у Игоря Васильича квартира?

– Я ж тебе говорила – на улице Виктора Гюго, в 16-м округе.

– А она красивая?

– Квартира?

– Улица!

– Мне нравится. А вообще – сама увидишь! Скоро уже! Скажи, а что тебе хочется увидеть в первую очередь?

– В первую очередь? – заволновалась Мотька. – Собор Парижской Богоматери!

– Почему?

– Потому что мы будем жить на улице Виктора Гюго.

Ай да Мотька!

– А по следам Жана Вальжана по парижской клоаке пройтись не желаешь?

– По клоаке? Нет, не желаю!

Мы с Мотькой года два назад с большим увлечением читали «Отверженные» и «Собор Парижской Богоматери».

– Бон матэн, бон жур, бон суар, бон нюи!

– Ты чего, Матильда?

– Повторяю, чтобы не забыть! Правильно?

– Правильно!

– А вот улица Гюго, она как называется – рю или авеню?

– Авеню!

– И там, ты говорила, недалеко Булонский лес?

– Точно!

– Тогда, может, мы сегодня там и погуляем?

– Посмотрим! Может, у Ниночки какие-то другие планы!

– Ничего! Другие планы – это тоже хорошо! – упоенно прошептала Мотька.

За всеми разговорами я совершенно забыла о монахинях. И увидела их, лишь когда решила наведаться в хвост самолета. Они сидели рядышком и спали. Но где же, где я видела это лицо? Когда я вернулась на свое место, Мотька с ходу определила, что я опять мучаюсь догадками.

– Ну чего? Опять монашка?

– Да, я теперь все время буду мучиться, пока не вспомню!

– А на фиг тебе мучиться? Пойди и спроси, откуда ты ее знаешь!

– Они спят.

– Ну и что? Проснутся же когда-нибудь. На кой тебе эти лишние сложности!

– Нет, Матильда, мне неудобно. Она же явно не хочет…

– Тогда плюнь и разотри! Скорее всего она просто кого-то тебе напоминает, вот и все. Ой, гляди! Мы уже подлетаем!

В самом деле, опять загорелись надписи «Пристегнуть ремни» и «Не курить». Мотька опять начала креститься. А у меня радостно екнуло сердце. И я поняла, что все-таки полюбила Париж!

Глава II

САМЫЙ СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ

В аэропорту Шарль де Голль вместо лестниц и эскалаторов всюду движущиеся дорожки. Становишься на нее и едешь. Дорожки разные, некоторые крыты стеклом. Матильда пришла в полный восторг. Но времени на восторги не было, багаж подали очень быстро, мы схватили свои вещи и поспешили к выходу. Я сразу заметила Ниночку.

– Ася! Матильда! Как я рада! – бросилась она к нам. – Как вы долетели?

– Отлично! – ответила я.

Матильда же пребывала в столбняке.

– Мотя, что с тобой?

– Это что, правда Париж?

– Нет, это еще не Париж! – засмеялась Ниночка. – До Парижа еще довольно далеко! Теперь, девочки, идемте, вы постойте вот тут, а я подгоню машину!

И она заспешила на стоянку. Я невольно озиралась, ища глазами монахинь, но с того момента, как мы вышли из самолета, я их больше не видела. Вскоре подкатила Ниночка, мы побросали вещи в машину и забрались на заднее сиденье.

Вырулив на шоссе, Ниночка сказала:

– Девочки, наши планы несколько изменились. То есть три дня в Париже вам обеспечены. Затем мы на два дня полетим на Лазурный берег, остановимся в Ницце, побываем в Монако, а оттуда полетим в Рим, где встретимся с Игорем Васильевичем! А уж там…

– Но почему? – спросила я.

– Видишь ли, твой дед не хочет, чтобы мы одни ехали на машине…

– Понятно, – вздохнула я.

У деда отношения с машинами довольно сложные. Он неплохо водит, но не любит машину и ездит сам за рулем только по необходимости. А вот Ниночка водит машину виртуозно, однако дед, видимо, счел, что такой путь для нее будет чересчур утомителен. Ну ничего, новый план тоже хорош. А Мотька, кажется, и не слышала нашего разговора. Она прилипла к окну, хотя мы еще не въехали в город.

– Ниночка, а что мы будем делать сегодня? У тебя есть какие-то планы?

– У меня? Нет. Я думала, ты сама решишь…

– Матильда прежде всего хочет увидеть собор Парижской Богоматери…

– Ну что ж, собор так собор! А вообще, по-моему, стоит сегодня устроить обзорную поездку, из окна машины, так сказать, а уж потом вы будете сами гулять по городу, без машины, это лучше, а то вечно не знаешь, куда ее припарковать…

– А это… уже Париж? – хриплым голосом спросила Мотька.

– Это уже Париж! – с улыбкой подтвердила Ниночка.

– Ой, ой, ой! – стонала Мотька.

– Ну что, сначала домой или немного прокатимся по городу? Вы не голодные?

– Нет! Мы в самолете ели! – ответила Мотька.

– Хорошо! Только можем попасть в пробку, – предупредила Ниночка, – но я постараюсь…

Мы больше двух часов катались по Парижу. Я тоже с восторгом узнавала свои любимые места.

– Ой! – вопила Мотька. – Эйфелева башня! Вон она! Ой, а это что, Елисейские Поля, да? А там Триумфальная арка? С ума сойти! Боже ты мой, а это Сена, да?

– Смотри-ка, а ты хорошо знаешь Париж! – радовалась Ниночка.

И вдруг Мотька как-то сникла.

– Ты устала? – спросила я.

– Да, – призналась Мотька, – я так волновалась…

– Все, едем домой! – сказала Ниночка.

Дом на авеню Виктора Гюго был четырехэтажным, в стиле модерн. Мы вылезли из машины, Ниночка открыла багажник, и тут же к нам подскочил молодой негр.

– Мадам, позвольте мне! – сказал он по-французски и выхватил у Ниночки наши сумки.

– Благодарю вас, Дидье, – ответила та.

– Аська, это кто? – прошептала Мотька, очумело глядя на Дидье.

– Это консьерж!

– Матерь божья!

Консьерж был новый, незнакомый. Он открыл дверь красного дерева, проворно внес вещи в просторный холл, поставил их в лифт и уехал. Через несколько мгновений он вернулся и, приветливо улыбаясь, пропустил нас в лифт. Лифт тоже был отделан красным деревом.

– Ух, красотища какая!

И дверь квартиры была из красного дерева. Ниночка открыла ее.

– Добро пожаловать, Матильда!

Квартира у деда большая – на целый этаж. Громадная гостиная, небольшая столовая, кабинет, спальня и две комнаты для гостей.

– Девочки, я подумала, что вам, наверное, захочется спать в одной комнате?

– Конечно!

– В таком случае Матильда будет спать на диване в твоей комнате!

Моей считалась одна из комнат для гостей, просторная, светлая.

– Ой, Аська, ты тут живешь?

– Да!

– Обалдеть можно! Выглянешь в окно, а там Париж!

– Девочки, устраивайтесь, приводите себя в порядок, а через полчаса будем обедать. Мадам Жюли приготовила все Аськино любимое.

И тут зазвонил телефон. Я сняла трубку. Звонил дед.

– Аська, родная, привет! Приехала?

– Только что вошли!

– Что, самолет задержался? Я уже звонил!

– Нет, мы покатались по городу!

– Как там наша Матильда?

– Балдеет!

– Ну и отлично! – засмеялся дед. – Аська, открой левый ящик своего стола, там найдешь два конверта. Это мой подарок вам с Матильдой! Все, солнышко, целую тебя, мне пора на репетицию!

– А Ниночку позвать?

– Нет, я уже опаздываю!

И дед положил трубку.

– Что он сказал? – спросила Ниночка.

– Сказал, что в столе какой-то сюрприз!

– А! – загадочно улыбнулась Ниночка. – Ну бегите к себе, а я займусь обедом.

Я кинулась к своему столу. В самом деле, в левом ящике лежали два умопомрачительно сиреневых конверта. На одном стояло «Анастасии», а на втором – «Матильде».

– На, держи! – отдала я Мотьке ее конверт и тут же открыла свой. Там лежало довольно много денег. И записка: «Аська, это тебе на непредусмотренные удовольствия! Твой любимый дед!»

– Ой, Аська! – простонала Мотька. – Гляди, сколько денег! Но зачем?.. У меня есть, мне мама дала…

– Хорошо, теперь будет больше!

– Но мне неудобно…

– Наоборот, это очень удобно, когда в чужом городе есть денежки! Это же подарок от деда! Он тебе что-нибудь написал?

– Да, вот… «Матильда, куклы тебе уже не по возрасту, посему прими от меня этот подарок и будь всегда такой, какая ты есть! Твой И.П.». Я всегда говорила, твой дед – самый лучший человек на свете! – прослезилась Мотька.

– Ну, вообще-то я тоже так считаю! – согласилась я.

Оставив Мотьку с ее восторгами, я пошла на кухню помочь Ниночке. И вдруг из моей комнаты донесся вопль:

– Аська! Аська!

Я кинулась туда. Матильда стояла на коленях над открытой сумкой.

– Что с тобой? Ты чего орешь?

– Аська, гляди!

– Что? На что глядеть?

– Аська, это не моя сумка!

– Как не твоя?

– Вот так – не моя! Такая же, но не моя!

На Мотькины вопли примчалась Ниночка.

– Что такое? Сумки перепутали? Ничего страшного…

– Как ничего страшного? Там мои вещи! А главное – огурчики!

– Какие огурчики? – опешила Ниночка.

– Мама Игорю Васильичу послала, она специально для него солила… – всхлипнула Мотька.

– Не волнуйся, Матильда! – твердо сказала Ниночка. – Я сейчас позвоню в авиакомпанию и выясню, не заявлял ли кто-то еще о подмене сумки. Успокойся, найдутся твои огурчики. Ну не реви, Матильда, все устроится, вот увидишь. Вытри слезы, и идем обедать. После обеда я позвоню, хотя тот, кто прихватил твою сумку, мог еще и не спохватиться!

– Ой, а как же… Я ведь замочек сломала! Она никак не открывалась…

– Ерунда! Это мы легко уладим.

Ниночка вернулась на кухню, а Мотька проговорила, шмыгая носом:

– Это, Аська, плохо! Примета плохая!

– Какая примета? Ты сдурела? Подумаешь! Такое часто бывает! Помнишь, у деда как раз тут, в Париже, пропал чемодан с фраком? А у него концерт должен был быть! Так ничего, нашелся, хоть и не сразу!

– Сравнила куцего и зайца! Кто твой дед, а кто я!

– Так ты в гостях у деда. А Ниночка – его жена. Хватит ныть, пошли обедать, я есть хочу!

На стол Ниночка накрыла в столовой, очень красиво и торжественно. Мотька мигом забыла о своих горестях.

– Как красиво! – восторгалась она, с любопытством оглядывая стол. – Это что, французская кухня?

– Только отчасти! – засмеялась Ниночка. – Ешьте, девочки!

После закусок, она принесла совсем маленькие чашки с протертым супом. Я уже привыкла к такому, а Мотька была поражена.

– Это что?

– Суп, протертые овощи на сливках! – объяснила Ниночка.

– Суп? А я думала… Вкусно!

– Тебя, вероятно, удивило количество? – рассмеялась Ниночка. – Но этого нельзя много съесть, тяжело для желудка.

– Я даже не представляла, что бывают такие супы… как крем! А вы меня научите такой варить?

– Матильда, я тебя знаю, ты наваришь здоровую бадью, и у всех будет болеть живот! – сказала я.

– Что ж я, дикая, что ли? Я просто, когда вернусь, сделаю французский обед и позову всех наших! Вообрази, как они удивятся!

Короче говоря, обед прошел весело и уютно. Ниночка искренне радовалась нам.

После обеда она заявила:

– Дорогие мои, у меня через полчаса деловая встреча, она займет часа два, а то и больше. Что вы будете делать? Отдыхать?

– Нет! – решительно заявила Матильда. – Отдыхать в Париже? Никогда и ни за что! Ой, а вы обещали позвонить насчет сумки…

– Да-да, конечно!

Она куда-то позвонила и быстро-быстро заговорила по-французски. Я почти ничего не понимала.

– Ну вот что, – сказала Ниночка, закончив разговор. – Пока заявлений о второй сумке не поступало, я оставила им наш телефон. Мотя, там было много твоих вещей?

– Да нет, не очень, куртка теплая, мама на всякий случай положила, огурчики для Игоря Васильича да полотенца пляжные, а еще всякая мелочь…

– Значит, ты пока обойдешься?

– Обойдусь! – вздохнула Мотька. – Могло быть хуже…

– Вот и отлично! Ася, если пойдете гулять, возвращайтесь не слишком поздно, чтобы я не волновалась!

– Хорошо, я тебе позвоню, если мы задержимся.

Ниночка переоделась и ушла. Мы остались одни.

– Ну что, Матильда, двинем?

– Куда?

– А ты куда хочешь – в собор Парижской Богоматери?

– Нет, это завтра! Сегодня хочу просто гулять по Парижу!

– Хорошо, гулять так гулять!

– Ась, как ты думаешь, сумка найдется?

– Думаю, да. А вот огурчики…

– Что огурчики? – испугалась Мотька.

– Боюсь, тот, кто их найдет, не удержится и слопает их! Уж больно они у твоей мамы вкусные!

– Да? – огорчилась Мотька. – Неужто банки вскроют?

– Я шучу!

– А если завтра никто не объявится с сумкой?

– Тогда мы сами поглядим, что тут, в этой сумке. Вдруг там какой-нибудь адрес найдется, или имя, фамилия… Но я думаю, что все будет в порядке!

– А если нет?

– Прекрати, Матильда! Тому человеку тоже его вещи понадобятся! Так мы идем гулять?

– Идем, конечно!

Мы вышли на улицу. Мотька вдруг закрыла глаза, втянула в себя воздух и громко выдохнула.

– Ты чего, Матильда?

– Дышу воздухом Парижа!

– Ну, воздух тут не самый лучший!

– Зато парижский!

Мы дошли до площади Виктора Гюго, потом по рю Коперник – до авеню Клебер и там сели в метро, которое страшно разочаровало Мотьку.

– Фу, ну и метро! Не сравнишь с Москвой!

– Я же тебя предупреждала!

– Мало ли что… Я не верила… Чтобы в Париже, и такое метро… Давай скорее вылезем!

– Давай, – согласилась я. – Чтобы пересадку не делать! Пересадки тут кошмарные!

Мы вылезли, дошли до бывшей площади Звезды, ныне Шарля де Голля, посмотрели на Триумфальную арку, а потом опять спустились в метро, проехали четыре остановки и вышли на площади Согласия… Погуляли вокруг обелиска, добрели до сада Тюильри.

– Ой, мамочки, неужели я все это вижу? Это же счастье какое, Асечка! Площадь Согласия, Тюильри, Триумфальная арка – да я же про все это столько читала… Знаешь, я сегодня такая счастливая… Вот что, Аська… Я… Нет, давай лучше помолчим…

– Давай! – согласилась я. Мне было понятно Мотькино состояние. Наверное, всякий, кто попадает впервые в Париж, испытывает что-то похожее… Все названия, знакомые с детства по многим и многим книгам, вдруг оживают, все виденные в кино и по телевизору достопримечательности обретают объем, и человек чувствует, хотя бы на несколько минут, что попал в сказку, в сбывшуюся мечту, пусть даже он никогда и не мечтал попасть в Париж… Интересно, а в Риме будет так же?

– А куда мы сейчас идем? – спросила Матильда немного погодя.

– На Елисейские Поля!

– Как жалко!

– Почему?

– Как жалко, что у нас только три дня…

– Мотька, перестань, ты же приедешь ко мне на пасхальные каникулы!

– Аська, я знаю… Я теперь всегда буду хотеть в Париж… Я его… люблю!

– Уже?

– Да! Это – с первого…

– Взгляда?

– Нет, с первого вдоха… А ты? Неужели ты его не любишь?

– Люблю, конечно, но… Пожила бы тут с мое, тоже по Москве соскучилась бы… Да еще походила бы в эту школу, черт бы ее побрал…

– Все, я решила! Я, как вернусь, пойду на курсы французского! И к пасхальным каникулам я уже смогу хоть немножко говорить… Мне это очень, очень нужно!

– Отличная мысль!

– И имя менять не стану!

Мотька постоянно твердила, что обязательно поменяет имя, ей смертельно надоело, что почти каждый, знакомясь с нею, поет: «Кто может сравниться с Матильдой моей!»

– Почему не будешь?

– Матильда… Это такое французское имя…

– Ты, Мотька, небось уже задумала покорить Париж?

– Да, – шепотом проговорила Мотька. – Я обязательно стану знаменитой артисткой и, когда приеду в Париж, буду говорить по-французски, как настоящая парижанка… Ой, чего это я несу? Я совсем уж спятила! – спохватилась Мотька.

– А что особенного? Мечтать не вредно! Между прочим, дед считает, что ты будешь выдающейся актрисой! Он говорил Ниночке, я сама слышала!

Мотька вдруг подпрыгнула на месте.

– Ты не врешь?

– Зачем мне врать? Я просто забыла… Он еще на даче это говорил, но тебя в тот момент не было, а потом я забыла.

– А почему, почему он это сказал? Какой был разговор? Асечка, умоляю, вспомни!

– Какой был разговор? Погоди, ах да, Ниночка сказала, что у тебя прелестное лицо…

– Так и сказала?

– Так и сказала, а дед сказал, что в тебе есть что-то такое, что отличает только действительно больших актрис и что он уверен в твоем блестящем будущем… и еще, что стоит тебе один раз появиться на экране, как тебя начнут приглашать сниматься снова и снова, но в этом самая большая для тебя опасность… Он считает, что любому таланту нужна хорошая школа…

– И как же ты могла такое забыть?

– Сама не знаю… Но вот вспомнила все же! – смутилась я. – Лучше поздно, чем никогда!

– Аська, я больше не могу… Пойдем, посидим вон в том кафе. Я тебя приглашаю! И не спорь! Даже не вздумай! Будем пить кофе с круассанами!

– Хорошо! – согласилась я. – Заказывать тоже ты будешь?

– Нет, закажешь ты.

Мы сели за столик в уличном кафе, я заказала два кофе со сливками и круассаны.

– Аська, – сказала Мотька, отпив глоток кофе, – у меня сегодня самый счастливый день в жизни. Самый-самый!

– Несмотря на чужую сумку?

– Несмотря ни на что!

Глава III

АЛЕН

Утром Ниночка заглянула к нам в комнату.

– Девочки, половина девятого. Пора вставать, а то жалко времени!