— Почему это вы не в школе? — подозрительно поинтересовалась она.
      — У нас физик заболел! — мгновенно нашлась Алка. — А на улице торчать холодно.
      — Не успела Матильда уехать, как у них сразу физик заболел! Это еще проверить надо!
      — Да ради бога, могу даже телефончик учительской дать! — с готовностью отозвалась Алка.
      Тетя Тася что-то проворчала, но телефончик не взяла.
      — Ну, так на чем мы остановились? — спросила Степанида.
      — На том, что эта дура собралась бриллиантовые сережки продавать! — напомнила Алка.
      — А что же мне делать? По крайней мере сережек мама еще не скоро хватится, а что картины нет, сразу заметит! И еще… Если картина найдется, я папе все расскажу, и он мне сережки купит…
      — Между прочим, папа твой тоже может заподозрить тебя! — хмыкнула Алка.
      — В чем это? — испуганно вскинула брови Наташа.
      — В том, что ты просто все наврала. Если картина будет на месте, как ты докажешь, что она вообще была украдена? — гнула свое Алка.
      — Ой, правда, — вконец растерялась Наташа. — Девчонки, что же мне делать? Хоть вешайся!
      — Еще чего, из-за картины вешаться, — возмутилась Степанида. — Нет, Натка, погоди, давай-ка все обдумаем…
      — Вот-вот, думать оно полезно, — кивнула Алка.
      — Нат, а больше у тебя ничего не пропало, кроме картинки? — поинтересовалась Степанида.
      — Нет, — покачала головой Натка, — ничего.
      — Ты уверена?
      — Ну, вроде…
      — Ладно, а замок в порядке был?
      — Да.
      — А у кого еще есть ключи от вашей квартиры?
      — Еще только у Юлии Арсеньевны. Больше ни у кого. Но она не могла.
      — Это и козе понятно…
      — Между прочим, козе, может, и понятно, а мне нет! — заявила вдруг Алка.
      — Что тебе непонятно? — удивилась Степанида.
      — Почему это ваша Юлия Арсеньевна не могла спереть картину?
      В ответ Натка и Степанида искренне расхохотались.
      — Чего ржете-то?
      — Ах, Алка, видела бы ты ее! — сказала Степанида.
      — Да мы же ее столько лет знаем! — поддержала ее Наташа.
      — Ничего это не значит! Я ж не говорю, что она сама украла! Но мало ли кто из ее знакомых мог знать про ключи и про картину? Даже и дочка ее, артистка эта, или кто-то еще…
      Степанида задумалась.
      — Натка, а про эту картину многие знали? — спросила она немного погодя.
      — Ну, откуда я-то знаю? — пожала плечами Наташа.
      — А у вас есть с Юлией Арсеньевной общие знакомые?
      Наташа непонимающе взглянула на Степаниду.
      — Я имею в виду, есть такие люди, которые и к вам ходят, и к ней?
      — По-моему, нет.
      — А мог кто-то из ее знакомых зачем-то попасть в вашу квартиру?
      — Мог, наверное.
      — Знаешь, Натка, мы попробуем… — задумчиво проговорила Степанида.
      — Что попробуете?
      — Найти твою картинку.
      — Как это? — разинула рот Наташа.
      — Ну, как, я еще не могу тебе сказать, но попробовать можно.
      — И что будет, если вы ее найдете?
      — Если найдем, то… Там поглядим.
      — И вы считаете, что есть надежда?
      — Надежда всегда есть, — улыбнулась Алка. — А у Степки голова очень приспособленная.
      — Приспособленная? Для чего приспособленная? — недоуменно осведомилась Наташа.
      — Для всяких детективных дел.
      — Погоди, Ал, я ничего не обещаю! Но попробовать надо. Только придется привлечь еще одного парня…
      — Валерочку? — не без ехидства поинтересовалась Алка.
      — Его. Вот у кого голова…
      — Девочки, миленькие, вы правда попробуете мне помочь?
      — Попробуем, — кивнула Степанида.
      — Ой, я даже не знаю… Если картина найдется… я вам так благодарна буду. Но как же вы искать ее собираетесь?
      — Ну, для начала отработаем версию с ключами Юлии Арсеньевны, — с важным видом заявила Степанида. — А там видно будет, может, что-нибудь еще откроется. А твоя мама долго в больнице пробудет?
      — Долго, — понурилась Наташа, — у нее сильный приступ был…
      — С одной стороны, это плохо, а с другой… С другой, нам это на руку! — сказала Алка. — Извини, конечно…
      — Да нет, я понимаю.
      — А папа твой, он в курсе, что мама заболела?
      — Нет, мама запретила ему сообщать, она говорит, эта экспедиция для него очень-очень важна… Он у нас археолог.
      — Понятно, сплошные тайны, — вздохнула Алка.
      — Да!
      — Натка, скажи мне такую вещь… Кто из твоих знакомых или родных знает, что папа в Чили, а мама в больнице? — деловито спросила Степанида.
      Наташа задумалась.
      — Ну, тетя Лиза в курсе, это мамина двоюродная сестра… И еще Маруся…
      — Кто такая Маруся?
      — Мамина подруга. А больше, кажется, никто.
      — А дочка Юлии Арсеньевны?
      — Я ей не говорила сама, но Юлия Арсеньевна могла сказать запросто… Ой, девочки, что же теперь, всех подозревать, да?
      — Такое наше дело, — воскликнула Алка.
      — Но это же ужасно, — сцепив руки замочком, проговорила Наташа.
      — Погоди ужасаться, Нат, а скажи лучше, кто-нибудь из класса про эту картину знал? — спросила Степанида.
      — Из класса? Нет! Мне мама с папой давно внушили, что про такие вещи никому лучше не рассказывать… Вы первые…
      — Понятно. Уже легче. Вообще-то, круг подозреваемых не такой уж широкий, — заметила Степанида. — Вот если бы дверь взломали, тогда это мог бы быть кто угодно, и мы вряд ли нашли бы преступника. Но он сделал глупость, вошел в квартиру, открыв замок ключом, и этим здорово облегчил нам задачу. Кстати, Натка, у вас ни у кого ключи в последнее время не пропадали, хоть ненадолго, а?
      — Нет, — уверенно ответила Наташа.
      — А где мамины ключи?
      — У меня.
      — Этот вор — придурочный! — заявила вдруг Алка.
      — Почему? — не поняла Наташа.
      — Потому что понятно даже ежу и козе — он пришел специально за картиной, ничего больше не тронул, значит, он промышляет именно картинами, и его несложно будет вычислить.
      — Натка, а может, все-таки заявишь в милицию? Они могут его мигом найти! — предложила Степанида.
      — Нет, — покачала головой Наташа. — Какой бы он придурочный ни был, этот вор, но должен понимать, что я сразу в милицию могу заявить. Значит, у него алиби заготовлено, он, наверное, ждет, что к нему милиция может нагрянуть, а вот если мы… вернее, вы…
      — Правильно! — закричала Алка. — У тебя котелок варит!
      — Да! Девчонки, я так на вас надеюсь. Я столько слышала про всякие подвиги твоей Матильды и Аськи Монаховой, и я в вас так поверила! Только вы не отказывайтесь!
      — Мы и не собираемся! — заверила ее Степанида. — Тем более я сегодня обещалась Юлию Арсеньевну навестить…
      — Слушай, а ты откуда ее знаешь? — заинтересовалась Натка.
      — Все просто, через маму Аськи Монаховой, — ответила без запинки Степанида. — Она же дружит с дочкой Юлии Арсеньевны.
      — Ну да, понятно, — кивнула Наташа. — Я про это забыла. Так ты что, хочешь у Юлии Арсеньевны все выспросить?
      — Все не все, а кое-что. Считай, Натка, что тебе здорово повезло.
      — Из-за того, что ты к ней ходишь?
      — Ясный перец! А то пришлось бы как-то внедряться к ней…
      — Послушайте, девчонки, вы там с этой Юлией Арсеньевной тусоваться будете, а я пока, может, кого-нибудь другого проверю, а? — предложила Алка.
      — Кого? — испуганно спросила Наташа.
      — Кого хочешь! Тетю Лизу, или твою Марусю, или эту Пивочку.
      — Нет, Алка, с этим надо обождать, — покачала головой Степанида. — Может, это и не понадобится.
      — Почему?
      — Потому что, может, Юлия Арсеньевна что-нибудь вспомнит, например, что кто-то, допустим, даже полгода назад, в расчете на ее склероз, брал ключи…
      — Но ведь может быть и так, что кто-то брал ключи, а к картине никакого отношения не имеет. Разве нет?
      — Конечно, Натка, в таких делах все бывает, любые совпадения. Или бывает, кто-то кого-то подставить хочет.
      — Ой, как же тут все сложно, — простонала Наташа.
      — Да, непростое дело… Жалко, Валерка сейчас в школе, — вспомнила про друга Степанида. — Ну, ничего, я ему вечерком позвоню. Нат, а ты Юлии Арсеньевне говорила, что картину украли?
      — Нет. Я пока никому… только вам.
      — Это хорошо. Хотя… Ты сыграть это сумеешь, если понадобится?
      — Что сыграть? Как? — растерялась Наташа.
      — Ну, прийти к соседке и в ужасе сообщить, что пропала картина?
      — Не знаю. А надо?
      — Говорю же — может понадобиться.
      — А когда?
      — Когда понадобится!
      — Слушай, Степка, — прервала их разговор Алка, — а на кой черт ей это говорить? Юлии вашей? А вдруг она все же как-то в этом замешана?
      — Да ну тебя, Алка, фигня это! — отмахнулась Степанида. — Ты ее просто не видела, вот и несешь незнамо что! А она такая…
      — Вот такие-то всегда и оказываются главарями банды!
      Степанида и Наташа расхохотались.
      — Это все чепуха, — отсмеявшись, заявила Степанида, — а раз уж мы из школы смылись, не будем время терять, а пойдем сейчас к Натке, и пусть она при нас все осмотрит. Вдруг пропало что-то еще, а ты просто вгорячах не заметила?
      — Пошли, — обрадовалась Наташа, — хотя я уверена, что больше ничего не взяли. Но раз вы такие… продвинутые, поглядите, может, там на замке какие-нибудь царапины остались или еще что…
      Девочки оделись и побежали к Садовому кольцу. По дороге Степанида вдруг вспомнила:
      — Натка, а у тебя ведь собака есть!
      — Есть, ну и что? Это ж не собака, а собачка, пекинес, от нее толку, как от козла молока…
      — А она не кусается?
      — Нет, не кусается. То есть, может, конечно, тяпнуть, если к ней очень уж приставать, но преступника она точно не испугает.
      — И все-таки это кто-то из своих! — решительно заявила Степанида.
      — Почему?
      — Потому что чужой человек вряд ли знает, что собачка безвредная.
      — И что?
      — А то, что он бы мог ее, к примеру, отравить! Для надежности и чтобы шум не поднимала.
      — Скажешь тоже! — возмутилась Алка, большая любительница собак. — Это ты всех собак боишься, а есть люди, которые их вовсе не боятся, даже больших, а уж такой шавки никто не испугается.
      — Правда, я в собаках не очень разбираюсь, — призналась Степанида.
      За разговором они и не заметили, как дошли до Наткиного дома. Войдя в квартиру, Степанида распорядилась:
      — Алка, мы с тобой на кухню, а ты, Натка, еще разок проверь все, не украли ли еще чего-нибудь.
      — А почему мы на кухне должны сидеть? — удивилась Алка.
      — Потому что нам совсем ни к чему знать, где у людей всякие ценные вещи лежат. Лишнее это.
      — Боишься, что не удержишься? — хмыкнула Алка.
      — Алка, схлопочешь! Я-то удержусь, не сомневайся, но просто… так будет лучше, а то кто знает, чем все это обернется. Вон, Натка же говорит, ее знакомого обвинили, что он собственную машину угнал…
      — Да ладно, ты чего распсиховалась? Мне и на кухне не кисло посидеть.
      Пока они препирались, Натка обошла квартиру.
      — Нет, девчонки, все на месте, — сообщила она через некоторое время.
      — Тогда давай, покажи, где эта картинка висела! — потребовала Степанида.
      Наташа повела их в гостиную, где на стене…
      — Ой, мамочки! — закричала вдруг она. — Картина! Что же это делается?
      — Ты что, Натка?
      — Это она! — прошептала обескураженная девочка. — Она не пропала!
      — Тогда чего ты нам голову морочила? — рассердилась Алка.
      — Я не морочила… Она… Ее правда не было!
      — Ага, она погулять сходила и к твоему приходу вернулась! — фыркнула Алка.
      — Это точно она? — полюбопытствовала Степанида.
      — Вроде да… — неуверенно проговорила Наташа.
      — Может, подделка? — предположила Степанида.
      Наташа очень осторожно сняла картину со стены.
      — Рамка точно наша, вот и подпись, и еще… На обратной стороне было пятно, маленькое совсем… Ага, вот оно! Тогда я ничего не понимаю!
      — Нат, а может, тебе просто померещилось, а? Ты расстроилась из-за мамы, тебе приснилось, что картину сперли, а ты с перепугу решила, что это наяву случилось? Такое вообще-то бывает! Матильде, к примеру, однажды приснилось, что она в театр опоздала, так она вскочила как полоумная, понеслась сломя голову, даже на часы не поглядела, прибегает, а там никого нет, — говорила Степанида, с недоумением разглядывая картинку. Картинка как картинка, даже сразу и не поймешь, что на ней нарисовано. Хотя Мотька ей внушала, что картины не рисуют, а пишут… — Натка, а она правда ценная?
      — Не то слово!
      — Почему? Чего в ней особенного?
      — Ее написал знаменитый художник Сислей, французский…
      — И сколько она стоит? — поинтересовалась Степанида.
      — Точно не знаю, но очень-очень дорого.
      — Миллион баксов? — спросила Алка.
      — Ну, на миллион, может, и не тянет… Но все равно…
      — Надо же, за такую чепуху такие бабки! — заметила Степанида.
      — Это не чепуха, Степка, это… Ты слыхала про импрессионистов?
      — Чего это?
      — Такое направление в живописи конца прошлого века было. Ну и начала этого… И Сислей был один из наиболее знаменитых… Теперь импрессионисты очень ценятся.
      — А откуда у вас такая картина? — полюбопытствовала Алка.
      — Папиному предку ее сам Сислей подарил в прошлом веке.
      — А этот предок тоже художником был?
      — Нет, он был музыкант…
      — Значит, это фамильная ценность? — уточнила Алка.
      — Да.
      — И у нас тоже есть фамильная ценность, — понизив голос, сообщила Алка. — И если бы не Мотька с Аськой, у нас бы ее уперли. Тогда один мужик даже притворился, будто он наш с Людкой родной отец…
      — А разве твой папа…
      — Папа у нас неродной. Но лучше всякого родного.
      — А какая у вас ценность? — спросила Наташа.
      — Яйцо Фаберже, с драгоценными камнями.
      — Ух ты! А как же девчонки его спасли?
      — Это долгая история. Они разгадали, что этот папаша — фальшивый, ну и…
      Степанида прекрасно знала эту историю по Мотькиным рассказам и пообещала Натке когда-нибудь рассказать, если Алке будет лень.
      — Ну что, можно считать, что все теперь нормально, да? — спросила Алка.
      — Наверное, — пожала плечами Степанида. — Но только в том случае, если у Натки были глюки.
      — Глюки? Какие глюки? — не поняла Ната.
      — Ну, что тебе померещилось, будто картина пропала.
      — Не могло мне это померещиться, что ты! Я же помню, я не сумасшедшая…
      — Натка, ты уверена? Может, это от нервов? — сказала Алка. — Ну кому на фиг нужно брать картину и потом возвращать обратно? Только если…
      — Договаривай! — потребовала Степанида.
      — Но это же элементарно, Ватсон! Только если ее подменили.
      — Подменили? — ахнула Наташа.
      — Ясное дело!
      — Не больно-то ясное, — скептически заметила Степанида.
      — Почему это? — оскорбилась Алка.
      — Если уж ее захотели бы подменить, никто бы ничего не заметил! Кто-то вошел в квартиру, подменил картинку на копию, и все дела! А на целые сутки взять картинку, а уж потом повесить копию… Глупость одна, и все!
      Алка с Наташей переглянулись. В словах Степаниды был резон.
      — Слышь, Степка, а если ее взяли, чтобы сделать эту самую копию? Чтобы повесить копию, ее еще надо иметь! — сообразила Алка.
      — Верно, — кивнула Степанида. — Я просто подумала, что, может, копия уже была…
      — Это вряд ли… — сказала Наташа. — Картина малоизвестная, папа не хотел, чтобы о ней знали… Так что ее вполне могли взять, чтобы сделать копию. Только это не копия, это наша картина.
      — Откуда ты знаешь?
      — Но там же пятнышко…
      — Пятнышко тоже можно подделать! Подумаешь, трудность!
      — Но я не знаю, можно ли так быстро сделать копию… За сутки? Вряд ли…
      — Знаете что, — сказала Алка, — мы тут можем рассуждать хоть до вечера, хоть до второго пришествия, все равно ни фига не поймем! Поэтому я предлагаю найти специалиста и показать ему картину. Пусть скажет, оригинал это или подделка.
      — Легко сказать! А где его возьмешь, такого специалиста? — огорчилась Степанида. — Да еще надежного, который картину сам не свистнет? У тебя такие знакомые есть, Натка?
      — Нет.
      — Это плохо. Может, Валерка что-нибудь придумает? У его отца каких только знакомых нет.
      — Слушай, Степка, а зачем, скажи на милость, вся эта канитель? — немного погодя задала вопрос Алка. — Картина висит на месте, мы даже вовсе не уверены, что она вообще пропадала, так с какой стати нам суетиться, а? Натка, хоть ты скажи!
      — Ну, вообще-то… — неуверенно подала голос Наташа. — Вообще-то я не знаю… А вдруг… Вдруг я… — у нее задрожали губы. — Вдруг я…
      — Что ты? Что ты? Говори! — потребовала Алка.
      — Вдруг я сумасшедшая? — еле выговорила Наташа.
      — А еще чего ты придумаешь? — возмутилась Степанида. — А вдруг ты слепая, глухонемая, безрукая и безногая?
      — Да ну тебя, Степка, — слабо улыбнулась Наташа. — Я же не шучу. У мамы бабушка была сумасшедшая. Вдруг мне это передалось, а картину и вправду никто не крал? Очень все это странно.
      — Вообще-то ты на психичку не похожа, — резонно заметила Степанида.
      — Я же не говорю, что я готовая клиентка для дурдома, но, может, у меня какие-то провалы в памяти начались?
      — И обязательно насчет жутко ценной картины? — хмыкнула Степанида. — Если б так, то тебе могло бы почудиться, что у тебя, к примеру, украли дуршлаг или мясорубку.
      Девочки рассмеялись.
      — Степка, а ты умная! — сказала Наташа.
      — Ну, это как раз ничего не доказывает, — заметила Алка. — Просто у Натки в подкорке сидит, что вот она одна в доме осталась, а главная ценность — картинка, и она за нее как бы в ответе…
      — То есть, ты хочешь сказать, что я таки сумасшедшая? — расстроилась Наташа.
      — Положим, насчет сумасшествия я ничего не говорила, это твоя идея. А вот что тебе могло что-то померещиться, так это запросто. Предлагаю на этом успокоиться. Картина на месте, все при ней — и рама, и пятнышко, и все приметы, значит, скорее всего, никто ее и не трогал. А то, если мы начнем суетиться, то можем только привлечь внимание к картине, что никому не нужно. Согласны?
      Степанида и Наташа вынуждены были признать Алкину правоту.
      — Все хорошо, что хорошо кончается, — подвела итог Алка.

Глава IV ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.