– Обалдеть!
      – Ах, Сашка, в этой жизни обалдевать приходится довольно часто. Ну и что от тебя хочет эта бабушка? Любви, что ли?
      – Ну вроде да…
      – А больше ничего?
      – А чего можно от меня хотеть? Что у меня есть? Блоха в кармане?
      – И Глеб на аркане! – захохотала Уля. – Между прочим, это может вскоре оказаться некоторой ценностью, Я вчера была в одном доме, так там две юницы просто подыхали от восторга по поводу господина Ордынцева. Он, дескать, самый красивый мужик в Москве и Московской области, едва не загубленный талант и безусловно восходящая звезда!
      – Правда? – обрадовалась я.
      – Чего ты ликуешь? Это ни к чему хорошему не приведет, – горестно покачала головой Ульяша. – Впрочем, черт с ним, расскажи лучше про бабку. Кстати, а Демшицкий сам побоялся приехать?
      – Он умер.
      – Ох ты господи, я не знала. А старушка решила найти внучку… Что ж, логично.
      – Она хочет, чтобы я поехала к ней, она там покажет меня врачам, чтобы я могла родить.
      – Опаньки! Круто берется. Между прочим, ты пока и нашим врачам не показывалась. Могла бы уж давно… Хотя что бы вы ели, если б ты не работала? Но сейчас, конечно, все меняется. Похоже, твой Глебчик и вправду в звезды выбивается… Ох, Сашка, тебе будет трудно.
      – А когда мне было легко? – пожала я плечами. – Даже если у Глебки голова закружится от успехов, я сумею ему все объяснить, он же умный и меня любит, ты ведь знаешь.
      – Знать-то я знаю, но… Впрочем, чего раньше времени каркать. Ты его с бабкой знакомить собираешься?
      – А как же!
      – Сашка, вот тут я не уверена…
      – Что ты хочешь сказать? – удивилась я.
      – Принимая во внимание характер твоей свекрови…
      – При чем тут свекровь?
      – Ведь она тоже узнает о бабке, правда?
      – Ну и что? Это не позор.
      – На твой взгляд. И на мой тоже, но за эту особу я не поручусь.
      – Да ей-то что за дело?
      – Ну, во-первых, она, по моим наблюдениям, не чужда антисемитизма, это раз, во-вторых, жуткая ханжа.
      – Уля, мне на нее наплевать с высокого дерева!
      – Что ж, наплевать так наплевать.
      – Как ты себе это представляешь? У меня появилась бабушка, совершенно очаровательная старушка, которой я нужна, и я скрою ее от мужа, так? На что это похоже?
      – Ты когда собираешься их знакомить?
      – В субботу! А в пятницу поведу ее на «Сирано». Слушай, ты тоже приходи к нам в субботу, обязательно! Я тебя с ней познакомлю!
      – Думаешь, это удобно?
      – А что ж тут неудобного? Она хочет познакомиться с моими близкими, а ты не близкая, что ли?
      – И Светика позовешь?
      – Ни за что! Не желаю ее постную рожу видеть. Она-то мне не близкий человек, правда? Да и Глеб не любит, когда она с гостями… вечно что-нибудь ляпнет… Так ты придешь?
      – Дурацкий вопрос, конечно, приду. Мне очень интересно. Только, Сашка, скажи, когда ты с ней теперь увидишься, с бабкой новоявленной?
      – Завтра, после работы.
      – Да, между прочим, я хотела сказать… Сашка, боюсь, тебе надо бросить работу.
      – И ты туда же! Сама меня устроила… Мне вчера и свекруха уже советовала бросить работу, а Глеб просто требует. Кстати, ему ведь предложили роль…
      Я рассказала Ульяше об открывшихся перспективах.
      – Сашка, немедленно ищи себе замену. Надо уходить с этой работы. Для жены знаменитости занятие недопустимое, еще почище проституции.
      – Ну ты даешь! – расхохоталась я.
      – Правда, правда! Сама попадешь в неловкое положение и всех тоже подведешь, и Миловановых, и Глеба… И еще, Сашка, тебе надо срочно заняться своей внешностью! Ты себя безбожно запустила!
      – Слушай, ты что, с моей свекровью сговорилась? Кажется, первый раз в жизни вы с ней дудите в одну дуду.
      – Опаньки! Это сильно меня компрометирует. Но, видимо, здесь наблюдается единство противоположностей.
 
      Домой я приплелась уже неживая. Глеба еще не было. Я приняла душ и без сил рухнула в постель.
      Утром я вскочила ни свет ни заря, приготовила Глебу горячий завтрак и пошла его будить, ему сегодня надо к одиннадцати на радио. Вчера я даже не слышала, когда он вернулся.
      – Санька, ты вчера так умаялась, что даже не шелохнулась, когда я пришел. Ты подала заявление?
      – Подала, – ответила я, иначе он раскричался бы. – Только меня просили поработать, пока не найдут замену, понимаешь?
      – Да сейчас таких бухгалтеров, как ты, пруд пруди, – засмеялся он. – Я вообще удивляюсь, как они тебя столько времени держали.
      – Глеб, я хочу завтра сходить в театр, на «Сирано».
      – Да? Иди, в чем проблема?
      – Нет, мне нужно два билета, и желательно на хорошие места.
      – С кем это ты собралась? – насторожился Глеб.
      – С одной знакомой. Она старенькая, хочет на тебя посмотреть поближе. Сделаешь?
      – Что за знакомая? – спросил он, взглянув на часы.
      Я поняла, что он спешит и ему сейчас не до моих дел. Ладно, расскажу вечером.
      – Дальняя родственница мамы. Она приехала в Москву и…
      – Понятно, провинциальная старушка? Ладно, будут тебе билеты. Все, Санька, я побежал!
      – Куда, тебе же к одиннадцати?
      – Здрасте! Мне к половине десятого на встречу с итальянцами, а потом на радио. Все, чао!
      Он унесся. Эк его закрутило! Но это же прекрасно!
      Как вспомню Глеба целыми днями валяющимся на старом диване, глядя в потолок… Нет уж, пусть лучше крутится с утра до ночи, ему это куда полезнее.
      Я быстренько оделась и выскочила из дома. И опять увидела красные буквы «Хочу бабу на роликах!». А может, мне ролики завести? Чтобы похудеть, а то я в старые юбки почти уже не влезаю. Я решила сегодня немного пораньше прийти на работу, чтобы застать хозяев. Но я могла не торопиться, Тамара Игоревна встретила меня с опухшим, покрасневшим носом и воспаленными глазами.
      – Саша, как хорошо, что вы пораньше пришли, не могли бы вы мне поставить горчичники на спину? А то Семен Иванович ни за что не соглашается, боится.
      – Горчичники поставить боится? – удивилась я.
      – Представьте себе, – она тоже усмехнулась, но невесело, – он вообще ненавидит любые медицинские процедуры. А вы, надеюсь, не боитесь?
      – Ну банки ставить я бы не взялась, а горчичники запросто.
      Когда я налепила хозяйке на спину горчичники, прикрыла их махровым полотенцем и укутала ее теплым одеялом, она попросила:
      – Саша, посидите со мной, а то скучно лежать, в такой позе – ни телевизор не посмотришь, ни книжку не почитаешь. Как у вас дела, Саша?
      Момент, конечно, не самый подходящий, но с другой стороны…
      – Тамара Игоревна, вы знаете, мне придется от вас уйти.
      – Что? – дернулась она. – Уйти?
      – Да. У меня так все складывается…
      – Я этого ждала, – вздохнула Тамара Игоревна. – Ваш муж пошел в гору…
      – Но разве вы знаете? – растерялась я.
      – Знаю, Сашенька. Просто я вам не говорила, не хотела вас смущать. Но Ульяна мне с самого начала сказала, кто вы. И не волнуйтесь, я не собираюсь сообщать прессе пикантные подробности семейной жизни будущей звезды, вас ведь это беспокоит?
      – Нет, но я… Вы тоже считаете, что Глеб – будущая звезда?
      – Несомненно. У меня на работе девушки уже обсуждают его. Восхищаются, млеют.
      – Но почему? Ведь сериал еще не вышел…
      – Они в театр бегают специально смотреть на Ордынцева.
      – Тамара Игоревна!
      – Нет, правда, правда, Саша. Он дождался своего звездного часа. И всем этим он, между прочим, обязан вам.
      – Нет, – засмеялась я, – ведь это он красивый и талантливый, а не я.
      – Я знаю, что вы скромная женщина. Но мой вам совет, Сашенька, будьте настороже, сейчас очень серьезный момент в вашей жизни наступает. И простите меня за некоторую бестактность, но вам надо заняться собой.
      – Да-да, я знаю, но ведь это требует больших денег, а их у нас пока еще нет. И тем более если я уйду с работы…
      – Саша, когда вы хотите уйти?
      – Я не знаю, наверное, надо кого-то подыскать на мое место, а до тех пор я поработаю, вы не думайте, Тамара Игоревна.
      – Я сегодня же позвоню одной знакомой, она говорила, что у нее есть на примете хорошая женщина. И если выгорит, то с понедельника считайте себя свободной.
      – Вы не обиделись?
      – Сашенька, помилуйте, какие обиды? Надеюсь, что за эти годы и я вас ничем не обидела.
      – Боже упаси!
      – Вот и чудесно. Кстати, Саша, если вам понадобится хорошая косметичка, я вам порекомендую…
      – Спасибо. Но пока мне это не по карману…
      – Надеюсь, скоро вам это будет по карману! Очень вам этого желаю.
      – Спасибо, спасибо за все.
      И я взялась за уборку. Настроение у меня было просто великолепное, что называется, душа пела.
      Все, буквально все твердят, что Глеб звезда! Я-то всегда это знала, но другие почему-то упорно не желали это признать, а вот теперь… Вероятно, он вошел в свой звездный возраст. И теперь есть спрос на красивых мужчин в кино и на телевидении, а Глеб ведь еще и очень талантлив. И мы любим друг друга, несмотря на четырнадцать трудных лет, а значит, все у нас будет прекрасно, просто замечательно, а теперь еще и бабушка у меня появилась… Почему же я все-таки ничего Глебу о ней не сказала? Он сегодня слишком спешил, о таких вещах нельзя говорить второпях.
      Я что есть сил надраивала плиту, когда в кухню пришла Тамара Игоревна:
      – Саша, вы опять без перчаток, сколько раз я вам говорила – работать нужно в перчатках!
      – Не могу, Тамара Игоревна, руки в перчатках устают, и еще мне кажется, вся грязь остается, если в перчатках…
      – Саша, хочу вам сказать, что вы можете уже завтра быть свободны. Я позвонила, и та женщина завтра придет. Пока я дома, введу ее в курс дела.
      – Вот здорово! – возликовала я. – Спасибо вам!
      – Это вам, Саша, спасибо. С тех пор как вы появились в нашем доме, я горя не знала. А руки вам все-таки надо беречь!
      – Начну беречь их с завтрашнего дня! – пообещала я.
      Вечером, прощаясь со мной, Тамара Игоревна расчувствовалась и кроме причитающихся мне денег подарила флакон французских духов «Поэма» и сказала:
      – Саша, а вот еще на счастье вам шарф от Армани. Очень шикарная фирма! Пусть он станет символом новой звездной жизни для вас!
      Мы расцеловались, у обеих глаза были на мокром месте. И я ушла. Шарфик лежал в роскошной фирменной коробке, духи были запечатаны, а мне не терпелось их понюхать и разглядеть шарфик. Но не заниматься же этим на улице. Ничего, у бабушки посмотрю, решила я. У бабушки! С ума сойти!
      Бабушка встретила меня сияющей улыбкой.
      – Саша, я соскучилась уже!
      – Я тоже!
      – А почему ты так сияешь?
      – По-моему, у меня началась светлая полоса!
      – Вот и чудно! А я испекла для тебя пирожок с яблоками, ты любишь?
      – Очень, спасибо!
      Мы пили чай, болтали, рассматривали подарки Тамары Игоревны, бабушка их очень одобрила, а потом сказала:
      – Саша, я тоже хочу тебе что-то подарить. У меня есть для тебя неплохой подарок, но его я отдам в последний день, а пока… Ты не обидишься, если мы завтра утречком пойдем в хороший магазин и купим тебе что-нибудь, а?
      – Что? – растерялась я. – Зачем, что вы!
      – Мне хочется. Я ведь не знала тебя, не могла привезти тебе ничего, я хотела колечко, но не знала даже, какой у тебя размер…
      – Да куда мне колечки, руки не те…
      – Вот! Я узнала специально, что в Москве тоже наращивают ногти, и, более того, уже связалась с одной милейшей девушкой, которая приходит на дом. У тебя сразу будут совсем другие руки. Правда, в Москве я опасаюсь покупать кольца, да и, честно говоря, ничего приличного я не видела, но ты приедешь ко мне в Израиль, и уж там-то мы выберем. Моя соседка по дому как раз торгует бриллиантами в отеле «Хайят» на Мертвом море. Мы к ней поедем, и ты выберешь сама, а она даст нам все мыслимые скидки, она очень милая женщина…
      Сказать по правде, меньше всего на свете меня волновали бриллианты. Никогда я о них не мечтала.
      Если мне и хотелось что-то из предметов роскоши, то только легкую, изящную шубку. Но не говорить же об этом бабушке, а то она, чего доброго, помчится мне ее покупать, а на дворе уже весна… Да и вообще.
      Я же не знаю, сколько у нее денег, я вовсе не хочу разорять старушку. Пусть помечтает о том, как будет покупать мне бриллианты на Мертвом море… У меня голова шла кругом от всего этого. И мне вдруг безумно захотелось поехать в Израиль, теперь это уже не представлялось несбыточным желанием…
      – Конечно, наш Арад – скучнейшее место, хотя он чистенький, цветов масса, зелени, и близко от Мертвого моря, но я там живу из-за астмы. Климат идеальный для астматиков. Но ты поездишь по всей стране, увидишь столько всего интересного. У меня чудесная квартира, двухэтажная, с громадным балконом, выходящим на пустыню. Тебе понравится, я уверена. И к тому же я завещаю эту квартиру тебе.
      – Что? – ошалела я.
      – Да-да, кому же еще? Захочешь, продашь, а может, сохранишь и будешь иногда приезжать вместе с мужем…
      Увидев мое совершенно обалдевшее лицо, она засмеялась:
      – Саша, девочка, теперь тебе станет жить легче, я буду помогать по мере сил, я вот смотрю на тебя и чувствую родственную душу… Я так счастлива, что на старости лет у меня появилась внучка. Значит, ты говоришь, завтра тебе уже не нужно на работу?
      – Да.
      – В таком случае я сейчас же позвоню Верочке.
      – Кто это – Верочка?
      – Маникюрша. Она приедет и приведет в порядок твои руки.
      И бабушка отправилась звонить Верочке.
      – В половине одиннадцатого она будет здесь. Эта процедура займет не меньше двух часов. А потом мы поедем в магазин и купим тебе красивое платье и туфли, чтобы ты пошла в театр очень элегантной. И не спорь, бабушку надо слушаться.
      Я смотрела на нее во все глаза и чувствовала себя героиней дурацких женских романов, которых начиталась однажды, лежа в больнице. Только мне казалось что в жизни такого быть не может, во всяком случае, в моей жизни. Нет, точно, не зря мне подмигнула белая кошка!
      – Сашенька, ты почему молчишь?
      – А я не знаю, что говорить.
      Она радостно засмеялась:
      – До чего же приятно на старости лет оказаться в роли доброй феи.
      – Наверное, – улыбнулась я. – Только вот Золушка уже престарелая.
      – Саша, не смей так говорить! Тебе только тридцать три, у тебя все впереди, поверь мне! У нас обеих есть повод радоваться жизни, а это великолепно!
      Я не могла с ней не согласиться.
 
      Вечером я включила телевизор и уселась на диван, поставив перед собой мисочку с теплой водой, куда выдавила пол-лимона, чтобы немного привести в божеский вид свои руки. Я и впрямь их безобразно запустила. У меня теперь будет другая жизнь, эта мысль возвращалась ко мне вновь и вновь, а я совсем не готова к новой жизни. Я абсолютно ничего не воспринимала из того, что видела на экране. И тут зазвонил телефон.
      – Сашка, немедленно включай телевизор, – раздался голос Глеба. – РТР! – И он бросил трубку.
      Я переключилась на второй канал. Там как раз заканчивались «Вести», и вдруг я увидела Глеба. Он стоял возле театра, а молоденькая корреспондентка спрашивала у него, правда ли, что он получил какой-то приз. От волнения я не разобрала даже, о чем речь.
      Он обворожительно улыбнулся и скромно ответил:
      «Да, получил». И добавил, что счастлив. Это очень почетный приз. И на этом все кончилось. Пошла реклама.
      И тут же опять зазвонил телефон. Ульяша.
      – Санька, поздравляю! Я так за тебя рада!
      – Уля, – взмолилась я, – что это было? Какой приз, я не поняла…
      – В Чехии Глеба назвали лучшим иностранным актером года.
      – В Чехии?
      – Ну он же был в Праге, ты сама говорила!
      – Ну да, с театром. Он там заменил Юльского в «Горе от ума»… Неожиданный ввод…
      И тут только до меня дошло. Премьер их театра Юльский чем-то отравился, и Глеб заменил его в роли Чацкого. Он говорил, что имел большой успех, так радовался, а потом, в Москве, ему больше не дали сыграть Чацкого, и вот теперь…
      – Уля, неужели это приз за Чацкого?
      – Я точно не знаю. А что он еще там играл?
      – Да ничего, только Репетилова в двух первых спектаклях, а потом Чацкого…
      – Ну вот! Чехи смогли оценить его диапазон! Сперва Репетилов, а потом Чацкий! Это действительно класс! Я помню, Чацкого когда-то дивно играл Никита Подгорный, а потом он же через много лет блистательно сыграл Репетилова. А твой Глеб умудрился за одну неделю все провернуть. Поздравляю, Сашка, это здорово! Но, боюсь, Юльский его со свету сживет!
      – Теперь уже не сживет! Теперь Глеб настоящая звезда! Улька, я так счастлива, так счастлива! Все, не могу больше телефон занимать, вдруг Глеб прозвонится, это он мне велел включить телевизор!
      Едва я положила трубку, как телефон снова зазвонил.
      – Сашенька, поздравляю! Страшно рада за вас с Глебом! – Это была Ангелина Семеновна, педагог Глеба по ГИТИСу. Она всегда его обожала, верила в его звезду, как она сама говорила. – Вот видите, Саша, мои пророчества сбылись. От всей души радуюсь за вас обоих. Долго пришлось ждать признания, но лучше поздно, чем никогда. Это и ваша заслуга!И обязательно передайте мои поздравления Светлане Георгиевне.
      Я похолодела. А вдруг она еще не в курсе? Это будет смертельная обида! К счастью, Ангелина Семеновна не стала долго болтать. Я сразу набрала номер свекрови, но у нее было глухо занято. Значит, кто-то ей уже звонит. Тогда я позвонила бабушке.
      Как же она радовалась за меня! Сама она не видела «Вестей», но сказала, что непременно посмотрит следующий выпуск. И тут же позвонили в дверь. Это была Лика, соседка со второго этажа.
      – Саша, ты видела? Класс! Молодец Глеб! Поздравляю! Он дома?
      – Нет, он мне позвонил в последний момент, велел включить телевизор, и все.
      – Сашка, ты что такая очумелая?
      – Сама не знаю, столько всего сразу свалилось хорошего, а я не привыкла…
      – Кончай эту фигню! Надо радоваться жизни, раз такое дело! Между прочим, у тебя выпивка есть?
      – Ты хочешь выпить? – удивилась я.
      – Дело не во мне, хотя есть повод, но я просто уверена, что Глеб притащит целую кодлу, чтобы обмыть радостное событие!
      – Он бы меня предупредил… – растерялась я.
      – Ладно, я сейчас Виктора сгоняю, он все купит!
      – Лика, у Глеба сегодня съемки, вряд ли он кого-то притащит…
      В дверь опять позвонили. Это явился Гена, школьный друг Глеба, живущий неподалеку.
      – Александра, Александра, – с порога запел он, – этот парень наш с тобою, ты вглядись в его лицо! Что бы ни было в начале, миновали все печали! Но гляди, не потеряй ты обручальное кольцо!
      – Ну ты даешь! – восхитилась Лика. – В своем репертуаре!
      Гена обожал переиначивать тексты известных песен. Иногда это получалось очень смешно, а иногда вполне топорно. Работал Гена менеджером в какой-то фармацевтической фирме, хотя в свое время окончил энергетический институт.
      – Сашка, у тебя выпить есть? По такому поводу грех не выпить!
      – Что я говорила! – с торжеством воскликнула Лика.
      – У меня есть початая бутылка! – вспомнила я.
      – Бутылка чего? – деловито осведомился Гена.
      – Водки.
      – Годится по рюмашке дернуть! А напиваться ни-ни! Только в субботу вечером можно напиться со спокойной совестью.
      – А в пятницу, что ли, нельзя? – удивилась Лика.
      – Мне – ни-ни! В субботу утром работаю, капиталисты чертовы эксплуатируют на полную катушку!
      – Саш, ну так что, Виктора гнать за водкой?
      – Не надо, Лика, у меня и денег нет, – соврала я. Мне вовсе не хотелось сегодня шумной попойки.
      Тем более у Глеба завтра спектакль. Я просто мечтала что он придет домой и мы вдвоем порадуемся успеху, поговорим… Я ведь еще не успела рассказать ему о бабушке. Но моей мечте не суждено было сбыться. Едва я выпроводила добряка Гену и веселую соседку, как в дверь опять позвонили – и на пороге возникла Светлана Георгиевна с букетом красных роз и огромным тортом:
      – Саша! Будем праздновать! Что я тебе на днях говорила? Вот оно! Наконец-то! Теперь Глеб им всем покажет! Этот Юльский небось лопнет от зависти или уже лопнул! А где Глеб?
      – Не знаю. На съемках, скорее всего, у него по плану съемки, но вообще уже скоро должен вернуться.
      – Саша, ты подала заявление об уходе?
      – Подала, более того, уже завтра не пойду на работу!
      – Вот и слава богу! Я верила, я всегда верила, что мой единственный сын… Саша, поставь цветы!
      Я покорно занялась розами. При ближайшем рассмотрении они оказались не очень свежими и вряд ли достоят до завтра, но я промолчала. Да это и неважно. Сама не знаю почему, но я опасалась, что свекровь сейчас спросит меня о том, кто такая Мария Львовна из Израиля, но она, видимо, забыла о ней.
      И отлично. Мне совершенно не улыбалось обсуждать с ней всю эту историю. Тем более что Глеб еще ничего не знает.
      – Саша, а ты знала об этой премии? – как бы мимоходом осведомилась Светлана Георгиевна.
      – Не имела ни малейшего понятия. Я просто вдруг увидела Глеба по телевизору.
      – Я тоже! Но почему Глеб нас не предупредил, мог бы хоть позвонить!
      – Наверное, ему было некогда!
      Мою свекровь нельзя назвать абсолютным монстром, нет, но она до такой степени обидчива и ревнива, что во избежание скандалов и истерик действительность все время приходится чуть-чуть подправлять, что меня просто угнетает. Я страшно устаю все время быть начеку.
      – Но мы ему это простим, да, Светлана Георгиевна?
      – Еще бы! Главное, что мы узнали!
      – А я вам кинулась звонить, но у вас было занято, – сказала я чистую правду.
      – Да, у меня сразу телефон перегрелся! – Она ликовала. – Саша, знаешь, я не очень-то поняла, что это за премия? – вдруг призналась свекровь, что было ей несвойственно. – У меня голова кругом пошла.
      – У меня тоже! Мне Ульяша объяснила.
      Ульяшу Светлана Георгиевна терпеть не может.
      Они друг другу противопоказаны. Но на сей раз Светлана Георгиевна промолчала. Слишком была рада.
      Телефон не умолкал. Похоже, вся Москва сегодня смотрела «Вести». И телевизор продолжал работать.
      Светлана Георгиевна пыталась на других каналах поймать вожделенную информацию, но удалось ей это лишь на канале «Культура». Там повторили тот же сюжет.
      – Может, нехорошо так говорить, но до чего же красив мой сын, – с гордостью сказала счастливая мать.
      – Не стану спорить, – улыбнулась я.
      – Саша, в квартире необходимо сделать ремонт!
      – Я знаю. Но у меня нет денег. Вот когда Глеб вернется из Италии, может, удастся…
      – Глеб едет в Италию? – нахмурила брови свекровь.
      Кажется, я дала маху. Он не удосужился сообщить об этом мамочке.
      – Да, это вчера выяснилось. Его пригласили сниматься в каком-то фильме, я и сама еще ничего толком не знаю… Он мне сказал об этом только сегодня утром, когда я уже убегала… – попыталась я выгородить мужа. – Он придет и все расскажет.
      – А ты почему мне не сообщила?
      – Но я просто не успела! Пришла с работы, а потом началась эта свистопляска.
      – Ты называешь свистопляской успех своего мужа?
      О господи, дай мне силы!
      – Светлана Георгиевна, я хотела сначала сама хоть что-то узнать подробнее, а потом непременно позвонила бы вам.
      – Да, кстати, а кто такая Мария Львовна из Израиля?
      Но в этот момент дверь распахнулась и в квартиру ввалился Глеб с охапкой желтых тюльпанов.
      – Сашка! – закричал он. – Живем! О, и мама тут!
      Я повисла у него на шее:
      – Глебка, поздравляю, я так счастлива!
      – Саша, ты сломаешь ему шею! Ты не такая уж пушинка!
      – Своя ноша не тянет! – рассмеялся Глеб. Он выглядел совершенно счастливым, глаза сверкали. – Уф, я еле отмотался от пьянки, завтра с самого утра встреча с корреспондентом «Вечерки», надо быть в форме. Но есть хочу смертельно! Сашка, откуда розы?
      – Это я принесла. Пусть первые цветы у тебя будут от мамы.
      – Спасибо, мамуля, ты у меня неподражаема!
      – Я еще и торт принесла, сейчас попьем чайку!
      – Торт? Ох нет, мне бы чего-нибудь посущественнее, сладкого не хочется.
      Светлана Георгиевна обиженно сдвинула брови.
      – А я вот с удовольствием тортика съем, – поспешила я ее успокоить. – Он, наверное, классный!
      – Ну тебе-то на ночь есть торт не очень полезно, – не удержалась свекровь. – Тебе не мешает похудеть.
      Глеб сделал мне большие глаза: мол, крепись, это надо пережить как стихийное бедствие.
      Я взяла себя в руки.
      – Ничего, начну худеть с завтрашнего дня, какая разница. Жалко, чтобы такой торт пропадал, вы ведь тоже от него не откажетесь, правда?
      – Ладно, попробую кусочек, мне его очень рекомендовали, сказали, что это самый лучший.
      Торт и вправду был вкусный, так что даже Глеб, умяв две куриные ноги с рисом, рискнул его отведать и пришел в восторг:
      – Мама, торт – мечта! Только он очень большой, ты возьми с собой, завтра утром кофе попьешь. Сашка, заверни маме торт, я ее отвезу, а то уже поздно.
      Светлана Георгиевна от неожиданности чуть не поперхнулась, но отказываться не стала. Хотя в душе наверняка затаила обиду – обожаемый сын недвусмысленно дал понять, что ей пора домой.
      Глеб вернулся очень быстро.
      – Здорово я маму сплавил, а то она, по-моему, собиралась у нас ночевать. Сашка, родная, неужели свершилось?
      – Кажется, да. Ох, Глеб, я чуть с ума не сошла от радости. А как ты узнал?
      – Мне сообщил наш главный, позвонил на студию, поздравил. Снизошел, как говорится. Я просто отпал! Ушам своим не поверил. Помчался в театр, а там меня уже телевидение отловило. Кто-то сообщил по Интернету, кажется, да какая разница! Ты подала заявление?
      – Уже завтра не пойду на работу! – ляпнула я и тут же сообразила, что завтра с утра должна быть у бабушки. – Вернее, завтра еще пойду передавать дела… – И почему я опять соврала?
      – Да? Значит, ты не такой уж ценный кадр! – засмеялся Глеб. – Я вообще не понимаю, какой из тебя бухгалтер…
      – Видно, не очень хороший, – радостно согласилась я. – Глеб, ты знаешь, я хотела тебе сказать…
      Но он меня не слушал.
      – Сашка, как ты считаешь, в чем мне завтра пойти на интервью?
      – В каком смысле?
      – В прямом, в каком же еще? Что надеть?
      – А это так важно?
      – Конечно, важно.
      – Тогда надень костюм с галстуком.
      – Утром? Глупо. Тем более этот костюм я уже не могу видеть…
      – Тогда надень голубой свитер, он так тебе идет…
      – М-да, выбор у новой звезды невелик, – засмеялся он, но в его смехе чувствовалась горечь.
      – У меня есть двести пятьдесят долларов, давай рано утром что-нибудь купим!
      – Что мы купим рано утром? Бред, Сашка. Ладно, не в этом счастье… А голубой свитер чистый?
      – Только вчера постирала.
      – Вот и отлично. А может, лучше серый пуловер с голубой рубашкой. Все-таки уже весна…
      – Можно и так. Подлецу все к лицу.
      И тут вдруг опять телефон словно с цепи сорвался.
      Актерская братия уже прознала. А ночное время для нее не помеха. В результате, когда мы наконец легли, я уже не стала ничего рассказывать Глебу. А просто решила привести бабушку к нему за кулисы и поставить перед свершившимся фактом. Если же не получится, расскажу завтра вечером, а в субботу она придет к нам в гости.
      Утром рано Глеб умчался на встречу с журналистом или журналисткой, не знаю. А я, прибравшись, вышла из дому, чтобы ехать к бабушке. По-прежнему красные буквы на гаражах вопили: «Хочу бабу на роликах!» И солнышко пригревало. Хорошо! Я блаженно зажмурилась. Весна! Новая жизнь!
      – Ой, женщина, извините, вы в этом доме живете? – спросила меня молоденькая девчушка в ярко-красной куртке, розовой юбке и розовых колготках.
      – Да, а что?
      – Вы не в курсе, говорят, в этом доме живет Ордынцев?
      – Кто? – поперхнулась я.
      – Ну, Глеб Ордынцев, артист!
      – Ах, Глеб Ордынцев… Да, живет.
      – А вы его знаете?
      – Ну так, немного…
      – А жену его знаете?
      – Жену? Видела пару раз…
      – Да? Говорят, она такая чувырла!
      – Чувырла? – задохнулась я. – Кто вам сказал?
      – Да не знаю, все говорят. В каком подъезде они живут?
      – А вам зачем? – поинтересовалась я.
      – Как – зачем? Я от него фанатею! Мне надо знать!
      – А я вот не фанатею и ничего не знаю!
      – Ну женщина, вы чего? Сами же сказали, что знаете. Ну хоть подскажите, в каком подъезде, вам жалко, что ли?
      – Да зачем тебе? Будешь под дверью торчать и мешать людям жить? – не на шутку разозлилась я.
      – Почему – мешать? Просто хочу посмотреть, как он живет… и все. Ну, может, смогу в магазин для него сгонять или еще что… А вы не хотите говорить, не надо. Я все равно узнаю!
      Девчонка дернула плечиком и пошла прочь.
      А у меня настроение испортилось безвозвратно. Я чувырла? Значит, обо мне уже судачат? Говоря, что я не пара красавцу Глебу Ордынцеву? Нет, ну надо же, какое мерзкое унизительное слово – чувырла!
      – Сашенька, что с тобой? – воскликнула бабушка, едва я переступила порог квартиры на улице Вахтангова. – Что-то стряслось?
      – Бабушка, мне сегодня сказали, что я чувырла.
      – Чувырла? – переспросила бабушка.
      – Да, именно.
      Бабушка вдруг как-то молодо рассмеялась. Я в недоумении на нее уставилась. Что же тут смешного?
      – Нет, Саша, ты совсем не чувырла, а разве что немножко лахудра, но в этом есть определенный шарм. И этим ты мне напоминаешь Веню.
      – Разве мужчина может быть лахудрой?
      – Наверное, про мужчин такого типа говорят как-то иначе, но главное, что ты меня поняла. Тебе просто надо чуточку заняться собой, да мы уже и встали на этот путь. Скоро явится Верочка. Кстати, я видела вчера твоего мужа. Он и вправду фантастически хорош. Эти глаза… Дивные волосы… Наверное, мягкие?
      – Как шелк, – вздохнула я.
      – У тебя тоже прекрасные волосы. У меня в юности были точно такие же и так же крупно вились. Вот ты приедешь ко мне, я покажу тебе свои фотографии в молодости. Ты очень похожа на меня, только у меня никогда не было таких огромных глаз. Вы с мужем оба очень глазастые, – засмеялась она. – И вообще, в вас много общего даже внешне, это значит, что вы – хорошая пара.